Текст книги "Исправленному верить (сборник)"

Автор книги: Ник Перумов

Соавторы: Вера Камша,Анастасия Парфенова,Владимир Свержин,Владимир Коваленко (Кузнецов),Вячеслав Шторм,Антон Тудаков,Татьяна Минина,Александра Сорокина,Алена Дашук,Татьяна Андрущенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 58 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Константин Хапилин
Как подполковник Каддз собирался расстрелять капрала Че Гевару

Подполковнику Каддзу было двадцать девять лет. Капралу Гарри Чхе, по прозвищу Че Гевара, тоже было двадцать девять лет. Им обоим было по двадцать девять лет, если кто не понял.

Подполковник Каддз происходил из весьма скромной аристократической семьи. В его роду были генерал-лейтенанты, генерал-полковники, полные генералы и маршалы, хотя, справедливости ради надо заметить, генералиссимусов не было ни одного. Милитаристская профориентация родного семейства не помешала молодому Каддзу почувствовать в себе разные творческие способности и неуклонно их развивать. Окончив Ной-Геттинген, он немного увлёкся акварелью, слегка музицировал, кое-что сочинял. Из него мог бы получиться отличный строгий, но справедливый критик эротических перформансов, но тут суровая Родина-Мать призвала его исполнять долг.

Как-то неожиданно выяснилось, что у Каддза к двадцати одному году уже имелся неплохой послужной список. Оказывается, в университете он прошёл «расширенную офицерскую подготовку», получил боевую и, пожалуй, даже героическую специальность «идеологического воспитателя». Мало того, он даже успел отметиться в боевых действиях. Часть, к которой он после четвёртого курса был прикомандирован на сборы, активно участвовала в резне на Строггосе, и отнюдь не вина, но беда младшего лейтенанта Каддза в том, что он неожиданно заболел редкой инфекцией и три дня до отлёта «Эйзенхауэра» и тринадцать дней после провёл в лазарете на родной планете. Гемолитическая лихорадка Сидельникова – страшная вещь, господа. Выявить возбудитель не удалось до сих пор. «Скорпионы» отличились и прославились, понеся при этом безвозвратными потерями до тридцати процентов личного состава. Находившийся в списках части Каддз получил статус участника боевых действий, правда, не заработал ни единой медали. Боевой медали, имеется в виду. Пара-тройка эстетически безупречных юбилейных медалей со временем украсили мундир, пошитый, кстати, самим Эженом, младшим, естественно.

Затем была служба в отделе оперативного планирования штаба Четвёртого флота; затем преподавательская работа в Академии Генерального Штаба – неожиданно подвернулась майорская должность; затем какой-то гнусный полигон на забытом Богом планетоиде, где днём с огнём не нашлось бы ни одной приличной балетной труппы, зато нашлась подполковничья должность. Год пришлось терпеть без балета. Что ж, устав учит военнослужащих стойко преодолевать тяготы и лишения воинской службы, и потомственный офицер Каддз не видел, почему бы это ради него было сделано исключение.

Он был строг к себе.

К тридцатилетнему рубежу давняя семейная традиция подразумевала полковничьи погоны. В сто сороковой гвардейской диверсионной бригаде (самоназвание – бригада «Только Свистни») неожиданно нашлась полковничья должность, и всё бы неплохо… Глупые формальности – раз, традиции диверсионной бригады – два. Два этих нелепых обстоятельства требовали частого и непосредственного участия кандидата на должность в боевых действиях.

В принципе можно было сделать кое-что и переговорить кое с кем, кроме того, лазареты и редкие инфекционные заболевания никто не отменял. Взять хотя бы гемолитическую лихорадку Сидельникова. Однако в семье полководцев и стратегов умели дальновидно просчитывать ходы. Реальная войнушка раз в жизни военной карьере никак не помешает.

Тем более что существуют боевые операции, при которых устав не требует гнать под пули целого подполковника.

Так, на борту станции «Злыдень-2М» в один прекрасный день одновременно оказались двадцатидевятилетний подполковник Каддз и двадцатидевятилетний капрал Че Гевара.

И первый второго приказал расстрелять.

Чхе, Гарри, 29, мужчина, белый, 5 футов 3 дюйма, 136 фунтов, капрал, командир отделения, ветеран боевых действий, имеет правительственные награды, ранее не судимый. Вырос в детдоме. Корейскую фамилию рыжему месячному пацанёнку определили на третий день при оформлении документов, ткнув пальцем в телефонную книгу. Никого это не удивляло и вообще не колыхало – были чернокожие Иванищенки и желтокожие Кацманы, и ничего. Непосредственно от этого никто не сдох. От чего другого, правда, случалось. На корейца Чхе был похож, как мы с вами, дорогой читатель, на интеллектуалов. И ему, и этническим корейцам на это дело было глубоко плевать.

Из детдома Чхе вышел с девятью классами образования, вторым разрядом по боксу и с серьёзными взглядами на жизнь. Служба в пехотном полку приятно порадовала вкусной обильной едой, общей упорядоченностью и безоблачными отношениями с соседями – драться приходилось не больше двух-трёх раз в неделю, да и то первое время, а затем и вообще едва ли не раз в месяц.

Предложение командования остаться на сверхсрочную нашло моментальный отклик. Тяга к службе, хорошая реакция и боксёрские навыки не остались незамеченными – после получения специальности радиста Чхе направили в школу диверсантов специального назначения. Затем были Мьянма-12 (нашивка за ранение, медаль), ГУЛАГ (нашивка за контузию, внеочередное звание «капрал»), Строггос (нашивки за два ранения, две медали), MCZF9jR5 (нашивка за тяжёлое ранение, представление к медали, снятие с представления за пьянки, драки и дебош), Нуова-Сицилия (орден).

Иными словами, среди диверсантов Гарри «Че Гевара» Чхе ничем таким особенным не выделялся. Разве что умел работать с бета-связью, но, скажем, рядовой Слухов («Лось»), его подчинённый, в этом деле тоже был не промах.

Итак, два сверстника, у одного из которых на погонах две больших звезды, у другого – две узких лычки, одновременно оказались на борту орбитальной станции «Злыдень-2М», и один приказал другого расстрелять. Пока не вполне ясно – за что?

Планетоид с длинным номером населявшие его не то контрабандисты с пиратскими замашками, не то пираты с замашками контрабандистскими называли как-то по-своему, командование тоже по-своему, газетчики – кто во что горазд. Личный состав геройской бригады «Только Свистни», призванной навести порядок и зачистить внутренности планетоида, не уничтожая его при этом как класс, после вдумчивого тридцатисекундного изучения дал ему немеркнущее название «Шакал Ядовитый», что в общем и в целом характеризует данное космическое тело, согласитесь, не самым лучшим образом.

В один прекрасный день станция «Злыдень-2М» зависла на орбите «Шакала Ядовитого», и с неё выдвинулись и деловито направились к экваториальной горной цепи, пиратской, так сказать, штаб-квартире, три десантных бота. Система противокосмической обороны планетоида открыла огонь и вела его крайне активно в течение почти трёх секунд. В течение которых и была выявлена. А в течение ещё трёх секунд была сожжена орбитальным лазерным комплексом «Шутник».

Развитое чувство юмора «Шутника» пираты оценили по достоинству, продолжать стрельбу подручными средствами не стали, а, напротив, укрылись в разветвлённой сети подземелий. Как естественного, так и искусственного происхождения. Что говорит о том, что пираты были не глупы.

Технология уничтожения противника в подземельях без своих потерь давным-давно отработана и отшлифована. Если в двух словах, она сводится к фразе: «Бум – и всё!» Есть, однако, нюанс. Данную конкретную сеть данного конкретного планетоида требовалось сохранить неразрушенной во что бы то ни стало. Поэтому крыс не стали ни взрывать, ни удушать. К ним послали матёрых крысобоев, и, может статься, если бы крысы знали, что их ждёт, многие из них бы проголосовали за «Бум». Однако они не знали, да если бы и знали, их никто не спрашивал.

Это и была замечательная операция, как нельзя более кстати подходившая славному подполковнику Каддзу. Подполковник командовал орбитальной станцией в частности, да и операцией вообще.

Оцените. Десантирование из космоса и штурм подземелий. Бойни в штреках и штольнях. Резня. Кровь. Подробности. Кто это сделал, лорды? Это головорезы Каддза. И в дальнейшем, во всей карьере: «Это который, Каддз?» – «Как же! Это тот, что зачищал подземелья на Шакале!»

А как потрясающе это будет действовать на дам! «Понимаете, мисс, реальная война – жестокая вещь. Перед тем боем я сказал своим ребятам: «Парни! Пленных не брать. Они не щадят нас – почему мы должны щадить их?»

Война – тяжёлое испытание; воевать в подземельях, сидя на орбитальной станции в трёхстах километрах над поверхностью и разглядывая процесс с огромных чётких красочных экранов, было, конечно, тяжко, но как старому бойцу даже где-то приятно. Кресла, кофе. Деловитые распоряжения. Исполнительные грамотные подчинённые. В принципе та же компьютерная игра, только персонажи все живые. Реальное время. Нет, неплохо.

Высадка десанта прошла успешно, что было прекрасно видно на экранах. Разглядывая жестокие сцены огневых и рукопашных контактов, спускавшихся ярус за ярусом на всё большую глубину, Каддз всё больше убеждался в том, что оказался здесь не зря. Работа шла как по маслу. Его (его!) люди знали своё дело и делали его хорошо и слаженно, и со стороны непрофессионалу – а Каддз и был непрофессионалом, только не понимал этого, – казалось, что делается всё легко и просто и что так может сработать любой, была бы охота. Уж он бы точно сработал не хуже этого здоровенного сержанта, распластавшего одним ударом кованого палаша какого-то пулемётчика, даже не подозревавшего, что его огневую точку можно так легко обойти. На лице у сержанта красовался невероятный шрам, даровавший невероятный шарм, если можно так сказать.

К слову: чтобы научиться так легко разрубать неосторожных пулемётчиков, штаб-сержанту (которого полковые друзья, ценившие его за доброту, любя называли Цепнем) пришлось в своё время попортить себе немало крови.

Да и пролить немало. Как своей, так и чужой.

Тем не менее шрам был очень фотогеничен. После некоторого размышления Каддз твёрдо решил, что в хорошем, но не известном в свете салоне, и обязательно инкогнито, нужно будет сделать небольшой красивый шрам на лице. С асептикой и анестезией, естественно. И с консультацией хорошего визажиста.

Где война, там и шрамы. Ему ли, боевому офицеру, их избегать?

Сидящий слева начальник штаба, сорокадвухлетний майор Юджин Зайцев (в народе – «Заруба»), хорошо знающий этот типаж, с первого дня мигом уяснил для себя биографию нового командира, оценил его с нескольких фраз, научился читать практически все мысли, проявляющиеся на высоком породистом лбу, и пылкою любовию к начальству не пылал.

«Сука холёная, – думал он, спокойно глядя на экран. – Подстроил бы я тебе козу, хрен бы кто придрался. Пацанов жалко».

Грустно, однако схожие мысли посещали не одного Зарубу. Нечто в этом роде трюмный машинист Штырь в лаконичной, но недвусмысленной форме озвучил своему приятелю комендору Ряхе. Они курили в гальюне, и немногословный Ряха, вжимая окурок в кадку с искусственным ананасом, ответил, дословно, «это чмо хитрожопое хочет на чужом горбу в рай въехать», конец цитаты.

Коварные пиратские ловушки являлись таковыми разве что для каких-нибудь горных егерей. После суровых будней Строггоса эти детские игрушки (фугасы, мины, растяжки, провалы в полу, осыпи, газ в вентиляции и тому подобное) для диверсантов были наивны, а порою даже умилительны. «Детский сад», – бурчал штаб-сержант Цепень, замкомвзвод-три, перемкнув реле на незамаскированном щитке-распределителе, после чего установка залпового огня, дилетантски спрятанная в косом штреке, вместо того чтобы поразить команду гостей, развернулась, проехала на гусеницах метров двести и душевно разрядилась в боковой туннель, уничтожив засаду хозяев поля. «Не бухти, Цепура, – хмуро посоветовал начальник штаба, не стремящийся к преждевременным выводам, – на камбузе будешь хвастаться».

Потом на минус-седьмом уровне известный лодырь прапорщик Удав со своими душегубами нарыл трансформаторную подстанцию, заложил в неё немерено взрывчатки и с чистой совестью подорвал, паразит, оставив местное пиратско-контрабандистское население практически полностью без электропитания. «Чего с ними, блин, валандаться, – объяснял он с экрана с самым угрюмым видом. – Стар я уже за всякой шпаной по норам бегать. Нехай сами наверьх вылазют». – «Тебе, Удав, лишь бы не работать», – мудро подметил начштаба Заруба. «Да скока можно, тыщ майор, – возразил ленивый Удав. – На той неделе – подземелья. На этой неделе – подземелья. В мене от них вже голова болыть».

После обесточивания у пиратов ярко и выпукло проявились отдельные недостатки в работе вентиляции, в результате чего моральный дух оказался слегка подорван, и некоторая часть юных бойцов из подземных войск на поверхность дышать поскакала. Чем и не преминули воспользоваться гвардейцы-диверсанты, тот же Удав, к примеру. Поскольку пираты не принадлежали к великому и могучему строггскому народу, а являли собой разновидность, хотя и скверную, обычной человеческой расы, то сдававшихся не убивали, а, напротив, оставляли в более или менее живых, даже проводили иной раз беседы о вреде антиобщественного поведения и о пользе дисциплины. Было замечено, что общему повышению сознательности весьма содействует прикладная психология; в данном случае психология ударов прикладом по разным частям не вполне сознательных организмов. «Та я ж их сильно не буцкаю, – говорил Удав. – Я только, может, раз-другой, так, для профилактики кариеса». Это была чистая правда – бить кого-либо без крайней надобности Удаву было влом. А от кариеса он избавлял сразу с зубами, но, в конце концов, нельзя же требовать от Удава серьёзной стоматологической подготовки. «Нехай их Цепень бьёт, глядишь, и от него какая-никакая польза будет». В общей сложности обезоружили, забили в наручники и сдали под охрану порядка трёхсот человек, то есть, считая с достоверно уничтоженными, более девяноста процентов личного состава всех подземных супостатов.

Подполковник Каддз наблюдал за происходящим с нарастающим восторгом. Всё шло по плану. То, что этот план был разработан не им и осуществлён не им, в случае успеха операции не имело никакого значения. «Диверсанты Каддза» – и всё тут.

Кое-какие автономные источники питания у местных ребят всё же, видимо, сохранились. Об этом доложил командир разведгруппы, которого Заруба уважительно называл в переговорах Утей. «Куда ты, говоришь, Утя, они делись? На минус-девять? Блин! А что, есть такой? Ну, шуруй».

– «Утя», значит, «утёнок»? – спросил Каддз, знавший, что обычно клички диверсантами даются не в бровь, а в глаз, и теперь всерьёз поразившийся тому, как выглядит упомянутый Утя – здоровенный широкоплечий и узкобёдрый детина, чуть ли не треугольный снизу вверх. Ничего менее похожего на утёнка невозможно было себе представить.

– Наверное, – с чистой совестью соврал Заруба, в глубине души порадовавшийся новой возможности поприкалываться над Утюгом. «Утёнок»! Охренеть.

Своих легкораненых и всех выявленных супостатов – холодных и тёплых – эвакуировали. Клык и Злобарь со своими взводами проводили контрольную зачистку местности с нуля до минус-семь, а Утюг с приданной ему группой Циклопа, всего семнадцать штыков, потопал на минус-девять. В дороге маленько, конечно, постреляли, не без этого. Каких-то, видимо, не вполне хороших парней взяли да и застрелили пулями насмерть. Но картинка была замечательная.

Минус-восемь Утя с приятелями очистили, тем временем уже и Клык, и Злобарь закончили свои весёлые и полезные похождения, и Каддз не успел рта раскрыть, Заруба велел им возвращаться: «Бегом, вашу мать!» Коротко, ясно и, главное, вежливо.

Они вернулись без проблем. Утюг добрался до минус-девять и уже кого-то там энергично утюжил.

Всё шло очень хорошо и замечательно, и вдруг пропала связь. Полностью – и изображение, и звук.

Бета-связь, если говорить строго по-научному, это такая хрень, как бы и радио, а как бы и не радио. Непонятно? Ну, вот, что такое радио – понятно? Вот, если радио в эфире это как бы альфа-слой, то бета-связь это как бы в эфире бета-слой. Есть преимущества – там, где экранируется радиосвязь, бета-связь радует своей красотой и звучанием. Есть недостатки – причины, по которым бета-связь то появляется, то пропадает, неизвестны и неисправимы. Ещё недостаток. В новых технологиях важно что? Правильно – недоступность к ним вероятного противника. Мы хотим, чтобы у нас была бета-связь, а у плохих злых людей или нелюдей чтобы её вовсе даже не было. Отсюда – крайняя секретность данной связи. От секретности – крайне ограниченный круг людей, имеющих к ней доступ. Живой пример: вся станция «Злыдень-2М» – это больше двухсот человек вместе с десантом. Все – люди проверенные-перепроверенные. Мытые-перемытые. У каждого – допуск к всевозможным секретам, поскольку тот же двигатель нуль-перехода или, скажем, «Шутник» – это, самое малое, шестой уровень секретности. Или даже седьмой.

А у Че Гевары и Лося – девятый. И кроме них двоих, сукиных детей, никто: а) не имеет права подходить к аппаратуре бета-связи, бэ) всё равно ни бельмеса в этой аппаратуре не понимает.

Из всех этих нюансов Каддз знал только то, что бета-связь суть превосходная связь (так гласила теория, и это секунду назад блестяще подтверждала практика) и что она – весьма секретна.

Кто занимается данной связью, какие у неё тактико-технические характеристики, каков правовой статус связистов – эти практические вопросы, кстати, написанные дословно и вполне доступные командиру орбитальной станции, как-то выпали из поля зрения героического подполковника Каддза.

– Что со связью? – спросил подполковник Каддз, холодно глядя на майора Зарубу.

– Нет связи, – ответил Заруба, глядя на свой планшет с цифрами, которые теперь замелькали чаще и гуще. Любому человеку, мало-мальски знавшему майора Зарубу, было бы ясно, что он сейчас встревожен за судьбу группы Утюга. Жизнь приучила майора Зарубу прятать в деле свои эмоции, однако знающему человеку озабоченность была бы видна.

Подполковнику Каддзу, который, пока всё шло хорошо, обращал на эмоции своего начштаба внимания не больше, чем на эмоции собственного сапога, показалось, что майор равнодушен и отстранён.

«Это же не его операция! – озарила подполковника Каддза светлая мысль. – Ему наплевать на успех! Он равнодушен. Может быть, он даже обрадован – ведь срывается мой триумф!»

Следующие мысли органично вытекали из первой и были по-своему вполне логичны. Беда в том, что посетившая породистую голову подполковника Каддза мысль была в корне неверной. Заруба сейчас слегка встревожился тем, что бета-связь, как неоднократно бывало раньше, вдруг взяла и пропала, что Утюг не спешит восстановить иные виды связи и это может быть связано со множеством самых разных причин, среди которых он, начальник штаба, не может сбрасывать со счетов самую неприятную.

Он размышлял об этом, работая с планшетом, не обращая внимания на совершенно бесполезного в данной ситуации и, по сути, постороннего офицера, волею судеб оказавшегося сейчас его формальным командиром. Майор Заруба был военным профессионалом и сейчас напряжённо занимался поиском выхода из непонятной ситуации.

«Эти пешки он уже сдал, – размышлял тем временем Каддз, имея в виду Утюга и его группу. – Да, да. Я столкнулся с завистником-неудачником. Старый майор завидует молодому перспективному подполковнику, вставляет ему палки в колёса. Знакомая, знакомая ситуация! Мелкую неполадку – отсутствие связи – умелый интриган раздует в полный провал всей операции. А сам останется в стороне».

– Да, связи нет, – пробормотал Заруба, поднимая взгляд на экран и снова склоняясь к планшету. Может, Утюг попробует литосферную связь – Заруба по планшету отдал команду бортовому акустику и получил сообщение: «Приказ понял, настраиваюсь на активный поиск».

«Издевается!» – подумал Каддз. Картины, одна другой тяжелей, рисовались ему. Его на семейном совете выставляют неудачником. «Сколько сил мы тратим на прикрытие твоего ничтожества!» Как не хочется услышать эти слова. Они сами затащили его, по сути, человека искусства, в эту их дурацкую армию! Что за глупость – руководить какими-то грязными головорезами, шныряющими по подземельям и воюющими с другими головорезами, по сути, такими же грубыми подонками. Как он далёк от этого! Его душа ранима – и она должна терпеть все эти переживания за чуждых ему людей, получающих извращённое удовольствие в убийстве себе подобных! И ведь совсем малость оставалась до блестящего триумфа. Если бы только не оборвалась эта бездарная связь… Связь? Связь! Надо немедленно обеспечить связь.

Эта мысль взбодрила Каддза. Он вспомнил, что он как-никак командир всей этой… этой мерзкой станции. Что он военный начальник, к тому же – в ходе военных действий. И что он заставит, заставит любого повиноваться ему. Ему нужна связь? Прекрасно. Где этот тупой малограмотный саботажник-связист, который своей неумелой работой губит его, Каддза, триумф?

– Э… – Он откашлялся: – Майор!

Заруба услышал, что к нему обращаются, отметил, что акустик выуживает какие-то слабенькие и неопределённые, но всё же дискретные сигналы по литосферной связи и поднял голову:

– Да, командир?

– Кто у нас обеспечивает бета-связь? – Каддз постарался, чтобы голос был спокойным и холодным.

– Че Гевара, – ответил Заруба.

– Я приказываю ему обеспечить связь с группой Утёнка.

Какого Утёнка? – не сообразил начштаба. Потом сообразил. Тьфу, блин, мне бы твои заботы. «Приказываю обеспечить связь! Приказываю солнцу взойти!» Хорошо.

Он врубил корабельную связь:

– Гевара!

– Я.

– Что за херня там у тебя?

– Нет прохождения, товарищ майор. Все настройки по двадцать раз отладил – жду.

Разговор был исчерпан. Если Че Гевара говорил, что связи нет, но настройки проверены и он ждёт, это означало только то, что связи нет, что настройки в полном порядке, потому что Че Гевара их проверил и что всем остаётся только ждать появления бета-связи. А пока рыть другие каналы, что уже и было сделано.

Однако приказ есть приказ.

– Капрал Чхе, – сказал Заруба, или в данной ситуации правильнее будет выразиться, майор Зайцев, кашлянув. – Приказываю вам обеспечить связь с группой старшего прапорщика Брехта. С Утюгом, – добавил он на всякий случай, решив, что Гевара может сразу и не сообразить, что это за зверь такой, старший прапорщик Брехт. А уж Утюга ни с кем не спутаешь.

– Есть, – без малейшего удивления отозвался Че Гевара.

– Давай, – кивнул Заруба и отключился.

Теперь можно было заняться планшетом, тем более что, похоже, литосферный сигнал начал потихоньку проясняться, но не тут-то было.

– Послушайте, майор, – раздался голос Каддза. – Вы, кажется, не понимаете серьёзности положения.

Опа! – подумал Заруба.

– Я ясно и недвусмысленно дал понять – мне сию минуту нужна связь с группой…

– …Утюга, – сказал начштаба, решив, что не всем можно именовать Утюга утёнком.

Секунду или две Каддз молчал. Он сообразил, какую глупость сморозил с «утями». Однако отступать не собирался:

– С группой старшего прапорщика Брехта.

– Бета-связи сейчас нет. Наладим…

Он не успел договорить «литосферную связь», как рука нового командира с размаху стукнула по столу.

«Твою мать! – расстроился Заруба. – Эта гордость модельера ещё и истерик!»

Среди диверсантов, имеющих возможности для проявлений любых видов и форм насилия практически в любое время и в избытке, необходимости сбрасывать эмоции на соседей или подручные предметы не было в принципе. В боевой обстановке никто кулаками по столу не бил.

Подавленное тяжёлое молчание своего начштаба Каддз расценил как испуг вперемешку с подготовкой новых каверз.

Напугать Зарубу было бы не под силу и двадцати каддзам. Что до новых каверз, то Заруба был практиком всевозможных каверз, а значит, никогда не устраивал их на пустом месте. Для хорошей каверзы нужна зацепка. Хорошую каверзу противник подготовит себе сам, твоё дело – грамотно подтолкнуть. Каддз шёл к яме, но покуда Заруба не видел никаких способов его туда подтолкнуть, потому и не строил никаких каверз.

Если бы он знал, о чём подумал Каддз, что Каддз подозревает его, Зарубу, в том, что он нарочно подставил своих людей только ради того, чтобы насолить Каддзу… Да, тогда бы Заруба освирепел.

– Я даю этому саботажнику три минуты, – сказал Каддз, обнадёженный молчанием майора. – Если через три минуты у меня не будет связи с… у меня не будет бета-связи – я поступлю с ним по законам военного времени.

– Это как? – поднял глаза Заруба.

«Я вам покажу. Вы у меня узнаете, что такое мой порядок».

– Я отдам приказ его расстрелять.

– Понятно, – отозвался Заруба и снова замолчал.

Он молчал почти минуту, потом склонился над своим планшетом и принялся за работу. На чёрном экране вспыхивали и гасли всевозможные символы, в основном зелёные буквы и цифры, иногда оранжевые значки. Каддзу было недосуг разбираться во всей этой тактической ерунде.

Между тем это была не ерунда. Акустик докладывал, что Утюг вышел на связь по литосферному каналу. Связь была энергоёмкая и некачественная, общались условными сигналами. Утюг докладывал, что всё в порядке, ситуация штатная, зачистка успешно завершена, потерь нет, все возвращаются на поверхность. Они сейчас на минус-восемь, а уже на минус-пять проявится обычная связь.

Теперь Заруба был спокоен. Поверхность Шакала Ядовитого контролировалась с орбиты. На верхних уровнях Клык и Злобарь порезвились так, что теперь туда можно было водить на экскурсии хоть детский сад – ничего опасного там уже не было в природе. Утюг и его компания были всё же слегка посерьёзней, чем детский сад. Если из глубинных недр планетоида не вылезет вдруг сам Вельзевул, то всё остальное этой тёплой компании не угрожает в принципе.

Что ж, успокоившись, можно вернуться и к нашему барану.

Баран не стал дожидаться возвращения и проявился сам.

– Прошло три с половиной минуты, – объявил он. – Есть бета-связь?

– Никак нет, – доложил Заруба, смутно ощущая, что вот сейчас это уже не так уж и плохо. Он пока ещё не понимал как, но ему казалось, что Каддз всё ближе подбирается к заветной ямке.

Подполковник Каддз набрал воздуха в грудь и почти торжественно произнёс:

– Приказываю за невыполнение приказа и саботаж расстрелять связиста, капрала… мне нужны его данные.

– Капрал Гарри Чхе, – спокойно сказал Заруба. «Не бзди, Че Гевара, никто тебя не расстреляет», – подумал он, безмятежно глядя на Каддза.

Безмятежность взгляда майора Каддз оценил по-своему. «Радуется, – подумал он, – доволен, что нашёлся крайний и этот крайний – кто-то другой. Погоди, майор, ты у меня поплачешь».

– Письменный приказ, – спокойно сказал начальник штаба.

Что ж, такие мелочи не могли остановить подполковника Каддза, Каддза, закусившего удила. Нервно подрагивая рукой, на командирском приказном бланке он выписал приказ, а начальник штаба спокойно и задумчиво наблюдал за этим.

Закончив писать, Каддз заколебался, положить ли бумагу просто на стол или протянуть её майору. Протянешь – а вдруг не возьмёт? Заруба, однако, избавил подполковника от колебаний – спокойно протянул руку и взял заполненный бланк.

Майор внимательно и сосредоточенно прочёл приказ три раза и не нашёл ни малейшего повода придраться. Как ни торопился, как ни волновался Каддз, все формальности, надо отдать должное, были соблюдены. Это хорошо, подумал Заруба. Он разгладил приказ и, словно только вспомнив, поднял голову:

– Господин подполковник! (Устав предусматривал обе формы обращения, называть сейчас командира товарищем Зарубе не хотелось.) Получено сообщение по литосферной связи. Группа старшего прапорщика Брехта возвращается в полном порядке.

– Прекрасно, – сказал Каддз, так и не сообразивший, хорошо это в данной ситуации или нет. – Тем не менее моего приказа это обстоятельство не отменяет.

– Я понял, – кивнул Заруба. – Так я вношу его в книгу приказов?

– А разве не ясно? – огрызнулся Каддз. – Вот что. Боевая задача выполнена. Моя операция завершилась полным успехом. Я отправляюсь отдыхать. Поручаю вам встретить возвращающуюся группу, принять пленных, позаботиться о раненых с обеих сторон и…

– И расстрелять капрала Чхе, – закончил майор, кивая.

Каддз на минуту застыл в проходе. Потом оглядел майора с головы до ног и вышел, не сказав больше ни слова.

После его ухода Заруба на долгое время – на две с половиной минуты – задумался.

Вот оно как, значит!

Холёный маменькин сукин сын, успешно делающий карьеру на их крови, в ближайшее время доложит в штаб флота об успешном выполнении операции. «Моя операция завершилась полным успехом».

Это будет важный, знаковый момент в его гнусной карьере – завершённая боевая операция, в полном объёме, в краткие сроки, без потерь и без чрезвычайных происшествий. Всякие второстепенные моменты – неполадки со связью и тому подобное – всерьёз разбираться и учитываться в штабе флота уже не будут. Конечно, никто Че Гевару не расстреляет, однако и ему, и Зарубе (а за связь отвечает начальник штаба) придётся пережить неприятные моменты дисциплинарных разборок типа служебного расследования. Получат нахлобучки, измотанные нервы, отметки в личных делах…

Один Каддз выйдет сухим из воды.

Это если на ближайшем сеансе бета-связи через полчаса после окончания ужина Каддз, как положено, доложит в штаб флота об успешном выполнении задания.

Стоп! На ближайшем сеансе бета-связи? Так-так.

Своё задушевное прозвище Диверсант Юджин Зайцев получил в молодые годы благодаря красивому техничному владению сапёрной лопаткой в рукопашных схватках.

Спустя годы, став начальником штаба диверсионной бригады, Заруба отнюдь не утратил полезных в повседневной жизни навыков обращения с колюще-режущими и рубящими предметами, при этом приобрёл немалый опыт в задумке, организации и проведении всевозможных каверз и подлянок. В конце концов, что такое толковая разведывательно-диверсионная операция в тылу врага, как не одна большая и красивая подлянка?

Немалый профессионал в своём деле, Заруба решил, что раз в жизни не грех воспользоваться профессиональными навыками для маленького личного пользования. Тем более граждане, польза от этого применения будет не только и не столько ему одному, Зарубе, сколько всему дружному и бесхитростному коллективу злодеев-диверсантов.

План сложился в голове майора Зарубы быстро и легко. Для плана требовалась помощь одной личности. Заруба склонился над планшетом, выбрал нужный канал, буркнул: «Зайди-ка, покурим, что ли», затем включил громкую связь и принялся отдавать распоряжения и принимать доклады.

Отправляться встречать вернувшихся «с прогулки» он и не подумал. Не дети маленькие. Все мероприятия по встрече вернувшихся бойцов были давным-давно отлажены, и за это дело можно было как раз не переживать.