Текст книги "Этика для нового тысячелетия"

Автор книги: Нгагва́нг Ловза́нг Тэнцзи́н Гьямцхо́

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Часть II
ЭТИКА И ЛИЧНОСТЬ
Глава 6
ЭТИКА ВОЗДЕРЖИВАНИЯ

Я думаю, что взращивание сострадания, от которого зависит счастье, требует двоякого подхода. С одной стороны, нам необходимо ограничивать те факторы, которые препятствуют состраданию. С другой – мы должны взращивать то, что способствует ему. Как мы уже видели, состраданию содействуют любовь, терпение, терпимость, прощение, скромность и тому подобное. Что мешает состраданию, так это отсутствие внутренних ограничений, и такое отсутствие мы определили как источник всех неэтичных поступков. Мы обнаруживаем, что благодаря изменению наших привычек и склонностей мы начинаем улучшать общее состояние наших сердца и ума (kun long), – того, что служит источником всех наших поступков.

Следовательно, первое, что нам необходимо – поскольку духовные качества, способствующие состраданию, влекут за собой правильное в этическом смысле поведение – так это воспитывать привычку самодисциплины. Я не спорю, что это дело трудное, но мы, по крайней мере, уже знакомы с его основами. Например, зная опасность подобного занятия, мы запрещаем и себе, и своим детям употреблять наркотики. Однако тут важно понять, что сдерживать свою реакцию на отрицательные мысли и чувства не значит просто подавлять их: самое главное тут – понять их разрушительную природу. Простое повторение того, что зависть – очень сильное и разрушительное чувство – весьма вредна, не даст нам настоящей защиты против нее. Если мы в своей жизни направлены на внешнее и при этом игнорируем внутреннее измерение, мы с неизбежностью обнаружим, что сомнения, тревожность и прочие беды все растут, а счастье ускользает от нас. Поэтому, в отличие от физической тренировки, подлинная внутренняя – или духовная – дисциплина не может возникнуть под нажимом со стороны, а появится лишь благодаря добровольным и направленным усилиям. Другими словами, этичное поведение представляет собой нечто большее, чем простое повиновение законам и правилам.

Недисциплинированный ум похож на слона. Если его оставить без присмотра, он может учинить настоящий погром. Но вред и страдания, с которыми мы сталкиваемся в результате неспособности сдержать отрицательные порывы ума, приносят разрушения куда худшие тех, что может причинить разбушевавшийся слон. Такие порывы не только могут привести к уничтожению вещей, они также могут надолго стать причиной боли и для других, и для нас самих тоже. Но я не имею здесь в виду, что ум (lo) обладает прирожденной склонностью к разрушению. Да, когда ум находится под влиянием резко отрицательных мыслей или чувств, то может показаться, что он характеризуется лишь каким-то одним качеством. Но, если бы, например, склонность к ненависти была неизменной характеристикой сознания, тогда сознание должно было бы всегда ненавидеть. Ясно, что это не так. Тут необходимо научиться видеть разницу между сознанием как таковым и мыслями и чувствами, которые оно испытывает.

Хотя в момент сильных переживаний чувства могут переполнять нас, тем не менее, позже, обдумывая их, мы остаемся безразличными. Когда я был совсем юным, я всегда сильно волновался, когда старый год подходил к концу, поскольку думал о Монлам Ченмо – Большом Молебствии . Это был большой религиозный праздник, которым отмечалось начало тибетского Нового года. Будучи Далай-ламой, я играл в нем важную роль, и прежде всего это значило для меня то, что я перебирался из Поталы в помещения в храме Чжокханг, одной из величайших святынь Тибета. С приближением этого дня я тратил все больше и больше времени на грезы и планы, отчасти страшась, отчасти радуясь предстоящему, и все меньше и меньше занимался учебой. Боялся я того, что во время главной церемонии мне придется читать на память длинный текст, а радовался тому, что увижу огромные толпы паломников и торговцев, заполнивших рыночную площадь перед храмовым комплексом. Но, хотя и перевозбуждение, и неприязнь, которые я тогда испытывал, были вполне основательными, сейчас, вспоминая это, я, конечно, могу только посмеяться. Теперь я уже вполне привык к большим толпам людей. А после многих лет тренировок чтение наизусть длинных текстов меня ничуть не беспокоит.

Мы можем понять природу ума, сравнив его с водами озера. Когда налетает шторм, вода волнуется, и грязь поднимается со дна, замутняя ее. Но грязь не является природной составляющей воды. Когда шторм утихает, грязь оседает, и вода снова становится чистой. Так же и здесь: хотя мы можем предполагать, что в широком смысле ум, или сознание, обладает неизменной сущностью, когда мы всматриваемся в него глубже, мы видим, что он состоит из полного спектра состояний и ощущений. Сюда входит и наше чувственное восприятие, которое непосредственно имеет дело с предметами, а также и наши мысли и переживания, выражаемые посредством слов и понятий. Ум подвижен: посредством намеренного воздействия мы можем изменить наше умственное и эмоциональное состояние. Мы знаем, например, что отдых и утешения могут помочь развеять страх. А советы, которые ведут к большему осознанию и любви, могут помочь избавиться от депрессии.

Тот факт, что чувства и сознание не являются одним и тем же, говорит нам, что мы не должны поддаваться эмоциям. Каждый наш поступок есть отклик на некое умственное или эмоциональное состояние, на которое мы реагируем более или менее свободно, – хотя, конечно, нечего и говорить о том, что, пока мы не научились держать свой ум в узде, нам трудно будет осуществить эту свободу. И снова в целом именно то, как мы откликаемся на эти состояния и переживания, и определяет моральное содержание наших действий. Проще говоря, это значит, что, если наш отклик положителен и интересы других мы ставим впереди наших собственных интересов, то и наши поступки будут положительными. Если мы откликаемся отрицательно, пренебрегая другими, то и наши поступки будут негативными и неэтичными.

В соответствии с этим пониманием, мы можем представить ум, или сознание, как очень честного, очень искреннего президента или монарха. При таком взгляде наши мысли и чувства похожи на кабинет министров. Некоторые из них дают хорошие советы, некоторые – плохие. Некоторые в своей деятельности заботятся о благе других, некоторые преследуют только собственные узкие интересы. И в обязанности главного сознания – лидера – входит определить, кто из его подчиненных дает хороший совет, а кто – плохой, на кого из них можно положиться, а на кого – нет, и действовать в соответствии с хорошими советами, отбрасывая плохие.

Умственные и эмоциональные состояния, дающие плохие в этическом смысле советы, сами по себе могут быть описаны как некая форма страдания. Действительно, мы обнаруживаем, что, когда им позволяют разрастись до определенной степени, ум оказывается захлестнутым эмоциями, и мы ощущаем нечто вроде внутреннего вихря. Он обладает и физической размерностью. Например, в момент гнева мы чувствуем сильное нарушение нашего обычного равновесия, и это часто ощущается другими людьми. Всем нам хорошо известно, как портится атмосфера во всем доме, если один из членов семьи пребывает в дурном настроении. Когда мы приходим в ярость, и люди, и животные всячески избегают нас. Иногда эти внутренние вихри настолько сильны, что нам очень трудно их сдерживать. Из-за этого мы набрасываемся на других, и таким образом наши внутренние состояния реализуются внешне.

Но это не значит, что все чувства и эмоции, причиняющие нам беспокойство, обязательно отрицательные. Первым признаком, отличающим обычные эмоции от тех, что разрушают внутренний покой, является негативный познавательный компонент. Момент сожаления не превратится в невыносимое горе, если мы не станем слишком концентрироваться на нем и добавлять к нему отрицательные мысли и фантазии. Тогда, когда я излишне волновался при мысли о толпах паломников и торговцев и боялся долгих чтений вслух, я добавлял к основному ощущению познавательный компонент. Благодаря прямо-таки навязчивым фантазиям мое воображение многое прибавляло к реальной ситуации. И я выдумывал истории о предстоящем развитии событий, разрушавшие мою обычную безмятежность.

Но далеко не все страхи являются столь детскими, как описанные мною. Бывает, что мы ощущаем и более обоснованный страх. Он далек от того, чтобы быть негативным, и может принести реальную пользу. Он может усилить осознание ситуации и придать необходимую для самозащиты энергию. В первую ночь после моего бегства из Лхасы в 1959 году, когда я покинул дом, переодевшись солдатом, я ощущал именно такой страх. Но, поскольку у меня не было ни времени, ни желания думать о нем, он не слишком вывел меня из строя. Я стал от него лишь проворнее. Можно сказать, что это пример страха одновременно и оправданного, и полезного.

Страх, который мы испытываем относительно ситуации весьма деликатной или критической, тоже может быть оправдан. Я сейчас думаю о том, что мы чувствуем, когда нам приходится принимать решение, которое, как нам известно, может во многом повлиять на чужие жизни. Такой страх может привести нас в замешательство. Но самый опасный и негативный – это совершенно безрассудный страх, который может полностью захватить и парализовать нас.

В Тибете мы называем такие негативные эмоциональные состояния «nyong mong», что буквально означает «то, что причиняет боль изнутри», или, в распространённом переводе этого термина, «болезненные эмоции»[1]1
  Его Святейшество имеет в виду англоязычный перевод этого термина: afflictive emotions. В русскоязычной буддийской и буддологической литературе этот термин часто переводится как «аффекты», «омрачения», «скверны» или оставляется в своём санскритском звучании: «клеши». – Прим. ред.


[Закрыть]. С этой точки зрения, вообще все мысли, чувства и умственные состояния, отражающие негативное или несострадательное состояние ума (kun long), неизбежно разрушают наш внутренний покой. Все негативные мысли и чувства – такие, как ненависть, гнев, гордыня, вожделение, жадность, зависть и тому подобное – должны рассматриваться как болезненные эмоции. Мы обнаруживаем, что эти болезненные эмоции настолько сильны, что мы не в состоянии противостоять им; и хотя нет такого человека, который не ценил бы свою жизнь, эти эмоции могут довести нас до безумия и даже до самоубийства. Но, поскольку такие крайние состояния редки, мы склонны рассматривать болезненные эмоции как составную часть нашего ума, с которой мы вряд ли можем что-то поделать. Однако, не осознавая их разрушительных возможностей, мы не видим и необходимости бороться с ними. Более того, мы, сами того не желая, питаем и усиливаем их. И это дает им почву для роста. Но, как мы увидим, их сущность всецело разрушительна. Именно они – источник неэтичного поведения. Они также являются основой для тревожности, подавленности, замешательства и стресса, ставших теперь такими привычными в нашей жизни.

Отрицательные мысли и чувства – это то, что препятствует осуществлению нашего главного желания: быть счастливыми и избежать страданий. Когда мы действуем под их влиянием, мы не обращаем внимания на то, как наши поступки отразятся на других людях; таким образом, они являются причиной нашего деструктивного поведения и относительно других, и относительно самих себя. Убийство, скандал и обман – все это происходит из болезненных эмоций . Именно поэтому я утверждаю, что недисциплинированный ум – то есть ум, поддающийся влиянию гнева, ненависти, жадности, гордыни, эгоизма и так далее – и есть источник всех тех наших трудностей, которые не попадают в разряд неизбежных страданий (болезнь, старость, смерть и тому подобное). Наша неспособность сдержать собственный отклик на болезненные эмоции открывает дверь страданию – и нашему собственному, и страданию других.

То утверждение, что мы, причиняя страдания другим, страдаем и сами, не ведет, разумеется, к логическому выводу о том, что каждый раз, когда я, например, ударю кого-то, я тоже буду побит. Мое утверждение носит куда более общий характер. Я скорее выдвигаю мысль, что след от каждого нашего поступка – и хорошего, и плохого – запечатлевается у нас глубоко внутри. И если верно то, что в определенной мере все мы обладаем способностью к сопереживанию, то отсюда следует: для того, чтобы один человек причинил вред другому, эта потенциальная способность должна быть каким-то образом подавлена. Возьмем в качестве примера людей, жестоко мучающих других. Их ум (lo) должен быть на грубом, или рассудочном, уровне полностью захвачен некой вредоносной мыслью или идеологией, заставляющей их верить, что жертва заслуживает подобного обращения. Такая уверенность (а она должна быть избрана в определенной мере сознательно) и есть то, что дает возможность жестокой личности подавлять свои чувства. Тем не менее, в глубине ума обязательно возникает некое последствие. И более чем вероятно, что со временем мучитель начнет ощущать беспокойство. Рассмотрим в этом контексте пример, который уже приводился раньше, – безжалостных диктаторов вроде Гитлера и Сталина. Похоже, что к концу жизни они становились все более одинокими, беспокойными, преисполнились страхом и подозрительностью, – как вороны, пугающиеся собственной тени.

Разумеется, количество людей, доходящих до подобных крайностей, чрезвычайно мало. И влияние незначительных отрицательных поступков также куда более слабое, чем очень крупных негативных действий. А потому давайте в качестве примера менее масштабных негативных действий, причиняющих вред и самому человеку, и другим людям, рассмотрим ребенка, отправившегося поиграть и подравшегося с другим ребенком. Сразу же после драки победивший малыш может испытывать чувство удовлетворения. Но к тому времени, когда он возвращается домой, его волнение уже утихает, и проявляется более тонкое состояние ума. И в этот момент возникают беспокойство и неуверенность. Можно приблизительно описать такое чувство как самоотчуждение: он не чувствует, что был «совершенно прав». Если же ребенок, отправившийся играть с приятелем, весело провел день со своим товарищем по играм, то у него не только возникнет сиюминутное чувство удовлетворения, но и позже, когда ум ребенка успокоится и возбуждение схлынет, придет ощущение благополучия и покоя.

Еще один пример того, как отрицательные поступки вредят тому, кто их совершает, можно рассмотреть в связи с добрым именем человека. Похоже, что в целом все мы, люди (но в этом и животные похожи на нас), питаем отвращение к подлости, агрессивности, лживости и тому подобному. Для меня из этого следует предположение, что, если мы действуем так, что причиняем вред другим, то, хотя таким образом мы и можем достичь временного удовлетворения, тем не менее, в какой-то момент люди начинают смотреть на нас с неодобрением. Они начинают опасаться нас из-за нашей плохой репутации, нервничать и относиться к нам подозрительно. Со временем мы начнём терять друзей. И поскольку доброе имя – источник счастья, потеряв его, мы, таким образом, причиняем вред самим себе.

И действительно, мы видим, что, быть может за немногими исключениями, те люди, которые ведут полностью эгоистичный образ жизни, не заботясь о благополучии других, постепенно становятся чрезвычайно одинокими и несчастными. Хотя их могут окружать люди, являющиеся друзьями их богатства или положения, – когда эгоистичный или агрессивный человек сталкивается с бедой, эти так называемые друзья не просто исчезают, они могут даже втихомолку порадоваться его несчастью. А если такой человек еще и весьма зловреден, то вряд ли кто-нибудь пожалеет даже и о его смерти. Скорее люди обрадуются, – как заключенные нацистских лагерей смерти должны были радоваться, когда казнили тех, кто подвергал их мучениям. И, наоборот, мы видим, что, когда люди активно заботятся о других, они становятся весьма уважаемыми, перед ними даже благоговеют. Когда умирают такие люди, многие оплакивают их кончину. Давайте вспомним о Махатме Ганди. Несмотря на полученное им западное образование и несмотря на то, что у него были возможности устроить свою жизнь с полным комфортом, он сделал свой выбор, исходя из беспокойства о других людях, и жил в Индии почти как нищий, посвятив себя избранной им жизненной задаче. Хотя сейчас его имя – лишь воспоминание, тем не менее миллионы людей обретают душевный покой и вдохновение благодаря посеянным им благородным семенам.

В том, что касается причин, порождающих болезненные эмоции, мы можем указать множество разных факторов. В их число входит и наша привычка думать сначала о себе, а уж потом о других. Мы можем также упомянуть нашу склонность наделять вещи и события чертами, не имеющими ничего общего с реальностью, – как в примере со свернутой веревкой, по ошибке принятой за змею. Но, кроме того, поскольку негативные мысли и эмоции не существуют независимо от других явлений, каждый предмет и событие, с которыми мы сталкиваемся, начинают играть некую роль в формировании наших реакций. Поэтому нет ничего, что не могло бы привести их в действие. Что угодно может стать источником болезненных эмоций, – не только наши противники, но и наши друзья, и самые дорогие нам вещи, и даже мы сами.

Это заставляет предположить, что в качестве первого шага к тому, чтобы на деле справиться с нашими отрицательными мыслями и чувствами, следует избегать тех ситуаций и действий, которые обычно их пробуждают. Если, например, мы обнаруживаем, что гневаемся при встрече с некими определенными людьми, то лучше всего избегать таких людей, пока мы не разовьем в должной мере свои внутренние возможности. Второй шаг – избегать тех ситуаций, которые вызывают эти сильные мысли и эмоции. Однако здесь есть предварительное условие: мы должны научиться узнавать болезненные эмоции в момент их возникновения в нашем уме. А это не всегда легко. Хотя ненависть в развитом виде – очень сильное чувство, она начинается с неприязни, которую мы ощущаем в отношении определенного предмета или события, и может быть едва уловимой. И даже в наивысшей стадии развития болезненные эмоции не всегда проявляются наглядно. Убийца может быть относительно спокоен в момент, когда нажимает на курок.

Ради этой цели мы должны со вниманием осознавать своё тело и его действия, свой голос и то, что мы говорим, свои ум и сердце – и то, что мы думаем и чувствуем. Мы должны быть на страже, замечая малейшие проявления неправильного, и постоянно задавать себе вопросы вроде такого: «Когда я счастливее – когда мои мысли и чувства негативны и разрушительны или когда они благотворны?»; «Какова природа сознания? Существует ли оно в себе и для себя, или оно существует в зависимости от других факторов?» Мы должны думать, думать, думать. Нам следует уподобиться ученому, собирающему факты, анализирующему их и делающему соответствующие выводы. Проникновение в суть нашей собственной негативности – это пожизненная работа, и совершенствование в этом плане может быть почти бесконечным. Но, пока мы не примемся за это дело, мы не сумеем понять, что именно необходимо изменить в нашей жизни.

Если мы потратим даже малую часть тех времени и усилий, которые тратим на пустые занятия – вроде бесцельной болтовни и прочего в этом роде, – на то, чтобы заглянуть в себя и понять истинную природу наших болезненных эмоций, – я уверен, это окажет огромное влияние на качество нашей жизни. И личность, и общество выиграют от этого. Прежде всего мы поймем, насколько разрушительны эти болезненные эмоции. И чем лучше будет наше понимание их гибельной природы, тем менее мы будем склонны потворствовать им. Уже одно только это значительно изменит жизнь.

Примем во внимание и то, что негативные мысли и чувства разрушают не только наше чувство покоя, они подрывают и наше здоровье. В системе тибетской медицины гнев выступает первоисточником многих заболеваний, включая те, которые связаны с повышенным кровяным давлением, бессонницей и дегенеративными расстройствами, – и этот взгляд, похоже, все более принимает аллопатическая медицина.

Еще одно детское воспоминание иллюстрирует, как именно болезненные эмоции вредят нам. Когда я был подростком, одним из моих любимых развлечений были попытки починить старые автомобили, которые были подарены моему предшественнику, тринадцатому Далай-ламе, незадолго до его смерти в 1933 году. Автомобилей было четыре – два малолитражных «остина» британского производства и «додж» с «джипом» американского происхождения. Все вместе они представляли едва ли не весь автомобильный парк Тибета. В глазах юного Далай-ламы эти грязные реликты обладали невыразимой притягательностью, и я страстно желал заставить их снова двигаться.

Но вообще-то моей тайной мечтой было научиться водить машину. Однако лишь после бесконечных моих приставаний к различным чиновникам нашелся наконец человек, кое-что понимавший в автомобилях. Это был Лхакпа Церинг, приехавший из Калимпонга, города, расположенного у границы с Индией. Я помню, как однажды он копался в моторе одной из машин и, уронив гаечный ключ, громко выругался и попытался резко выпрямиться. К сожалению, он забыл об открытом капоте машины, нависшем над ним, и с ужасным грохотом ударился о него головой. Но потом, к огромному моему удивлению, он, вместо того, чтобы осторожно выбраться из-под капота, еще сильнее разозлился и снова выпрямил спину – и во второй раз стукнулся головой, еще крепче! На мгновение я изумленно застыл, видя подобную нелепость. Но тут же понял, что не могу удержаться от хохота.

Вспышка Лхакпа Церинга привела лишь к тому, что он получил два роскошных синяка. Для него это была просто неудача. Но мы можем видеть и то, как болезненные эмоции разрушают одно из самых драгоценных наших качеств, а именно нашу способность к различающему осознаванию. Лишенные возможности отличать хорошее от дурного, возможности оценить, где долговременная, а где лишь краткосрочная польза для нас самих и для других, предвидеть наиболее возможные последствия наших поступков, – мы становимся не лучше животных. Неудивительно, что под влиянием болезненных эмоций мы совершаем то, что при других обстоятельствах нам и в голову не пришло бы.

Подобное уничтожение наших аналитических способностей демонстрирует нам еще одну отрицательную характеристику подобных умственных и эмоциональных состояний. Болезненные эмоции вводят нас в заблуждение. Они, как кажется, предлагают удовлетворение. Но они его не дают. На деле, хотя подобные эмоции являются к нам под личиной защитника, придавая нам дерзость и силу, – мы обнаруживаем, что это слепая сила. Решения, принятые под воздействием болезненных эмоций, зачастую становятся причиной сожалений. И на самом деле гораздо чаще гнев свидетельствует о слабости, нежели о силе. Большинство из нас сталкивались с тем, как в споре один из его участников переходит к брани, – а это очевидный признак слабости его позиции. Более того, мы вообще не нуждаемся в гневе, чтобы обрести храбрость и уверенность. Как мы увидим, они возникают благодаря другим средствам.

Болезненные эмоции еще и нерациональны. Они подталкивают нас к предположению, что видимость и реальность однозначно совпадают. Когда мы гневаемся или чувствуем ненависть, мы склонны относиться к другим так, словно их качества неизменны. Некая личность кажется нам неприятной с головы до пят. Мы забываем, что и она, точно так же, как мы сами, всего лишь страдающее человеческое существо, с таким же желанием найти счастье и избавиться от страданий. И лишь здравый смысл подсказывает нам, что, когда утихнет наш гнев, тот же самый человек, пожалуй, будет выглядеть в наших глазах немного привлекательнее. То же самое, только наоборот, происходит, когда человек теряет голову от страсти. Предмет влюбленности выглядит безмерно желанным, – до того момента, когда хватка болезненной эмоции немного ослабеет; тогда уже объект страсти кажется не вполне совершенным. В действительности, когда наша страсть бушует, есть серьезная опасность впасть в противоположную крайность. Тот, кого обожествляли, вдруг начинает казаться презренным и ненавистным, – хотя, разумеется, это во всех отношениях тот же самый человек.

Болезненные эмоции к тому же ещё и бесполезны. Чем больше мы им уступаем, тем меньше места в нашем уме остается для положительных свойств – для доброты и сострадания, – и тем менее мы способны решить собственные проблемы. И в самом деле, нет такого случая, когда бы разрушительные мысли и чувства помогли то ли нам самим, то ли кому-то другому. Чем сильнее мы гневаемся, тем более сторонятся нас люди. Чем более мы подозрительны, тем более отрываемся от окружающих и таким образом становимся все более одинокими. Чем более мы похотливы, тем менее мы способны наладить хорошие взаимоотношения с людьми и опять же оказываемся в одиночестве. Подумайте о человеке, чья деятельность в основном направляется болезненными эмоциями, или, говоря иначе, грубыми привязанностями и антипатиями: алчностью, высокомерием и тому подобным. Такая личность может стать очень могущественной и очень знаменитой. Ее имя может даже войти в историю. Но после смерти такого человека могущество исчезнет, а слава превратится в пустой звук. Так чего же он достиг на самом деле?

Нет более очевидного примера бесполезности болезненных эмоций, чем случай гнева. Когда мы гневаемся, мы уже не в состоянии быть сострадательными, любящими, щедрыми, прощающими, терпимыми и терпеливыми. Таким образом, мы лишаем себя всего, из чего состоит счастье. Гнев не только мгновенно уничтожает наши критические способности, он ведет к ярости, злобности, ненависти и злонамеренности, – и каждое из этих чувств всегда негативно, потому что прямо направлено на причинение вреда другим людям. Гнев приносит страдания. И в конечном итоге он приводит к боли стыда. Например, мне всегда нравилось чинить наручные часы. Но я могу припомнить несколько случаев, когда, будучи мальчишкой, я совершенно терял терпение, ковыряясь в их крохотных деталях, а потому хватал механизм и брякал его об стол. Конечно, позже я очень сожалел об этом и стыдился своего поведения, – особенно однажды, когда мне пришлось вернуть часы их владельцу в состоянии куда худшем, чем они попали ко мне в руки.

Эта история, сама по себе незначительная, также напоминает о том, что, хотя мы можем обладать материальным изобилием – хорошей пищей, красивой мебелью, отличным телевизором, – все же, когда мы гневаемся, внутренний покой мы теряем. Мы не можем наслаждаться даже завтраком. А если гнев становится привычным состоянием, какими бы образованными, богатыми или могущественными мы ни были, – люди все равно начнут просто-напросто избегать нас. Они скажут: «О, да, он очень умен, но у него, знаете ли, уж очень плохой характер», – и будут держаться от нас подальше. Или они скажут: «Да, она невероятно талантлива, но уж очень легко выходит из себя. Вам бы лучше поостеречься». Точно так же, как мы с опаской смотрим на собаку, которая постоянно рычит и скалит зубы, мы держимся осторожно с теми, чьи сердца постоянно кипят гневом. Мы лучше обойдемся без них, чем станем рисковать и нарываться на очередную вспышку.

Я не отрицаю того, что при страхе тоже вспыхивает некий «первичный» гнев, который мы ощущаем скорее как прилив энергии, чем как усиленное рассудком чувство. Предполагается, что такой вид гнева может привести к положительным последствиям. Нетрудно представить гнев при виде несправедливости, который заставляет кого-то действовать из альтруистических побуждений. Тот гнев, что заставляет нас спешить на помощь человеку, на которого напали на улице, можно оценить положительно. Но, если гнев простирается далее столкновения с несправедливостью, если он становится личным и превращается в мстительность или злонамеренность, тогда появляется опасность. Когда мы совершаем нечто неправильное, мы способны осознать различие между собой и негативным действием. Но мы зачастую не способны отделить поступок от деятеля, если это касается других. А это показывает нам, как ненадёжен даже по видимости справедливый гнев.

Может показаться, что это уж слишком – утверждать, что гнев совершенно бесполезная эмоция; но мы можем спросить себя – утверждал ли кто-нибудь когда-нибудь, что гнев может приносить счастье? Такого не случалось. Какой врач пропишет вам гнев в качестве лекарства от болезни? Никакой. Гнев может лишь повредить нам. В нем нет ничего полезного. Пусть читатель или читательница спросят себя: чувствую ли я себя счастливым, когда гневаюсь? Разве мой ум становится от этого спокойнее, или, может быть, расслабляется мое тело? Или же наоборот – при гневе мы ощущаем напряженность всех мышц и беспокойство ума?

Если мы хотим сохранить мир и покой в нашем уме, а тем самым и счастье, то мы, соответственно, наряду с более рассудительным и беспристрастным взглядом на собственные негативные мысли и чувства, должны воспитывать в себе твердую привычку сдерживать их. Отрицательные мысли и эмоции – это то, что подталкивает нас к неэтичным поступкам. Более того, болезненные эмоции являются также источником и нашего собственного внутреннего страдания – поскольку являются основой для разочарования, волнения, чувства незащищенности, тревожности и даже полной потери чувства собственного достоинства, без которого нет и уверенности в себе, – и неспособность сдерживать их означает, что мы так и будем пребывать в состоянии постоянного умственного и эмоционального дискомфорта. Внутренний покой станет недостижим. Вместо счастья появится ощущение беззащитности. А отсюда недалеко и до беспричинных страхов и депрессии.

Некоторые полагают, что, хотя, быть может, и правильно – обуздывать чувство сильной ненависти, которое может довести нас до жестокости и даже до убийства, – все же нам грозит опасность утратить собственную независимость, если мы будем сдерживать эмоции и тренировать ум. На деле все наоборот. Подобно противоположной паре, любви и состраданию, гнев и болезненные эмоции никогда не могут быть израсходованы до конца. Скорее им свойственно разбухание, как реке, которая разливается летом, когда в горах тают снега, – и наш ум, вместо того, чтобы освободиться от них, попадает в рабство и становится беспомощен перед ними. Если мы даем волю своим негативным мыслям и чувствам, то неизбежно привыкаем к ним. А в результате мы постепенно становимся все более склонны к ним и все более подпадаем под их влияние. И постоянно взрываемся при любых неприятных нам обстоятельствах.

Внутренний покой, являющийся основной характеристикой счастья, и гнев не могут сосуществовать, они взаимно разрушают друг друга. Ведь негативные мысли и эмоции разрушают сами причины мира и счастья. Фактически, если рассуждать правильно, то совершенно нелогично искать счастья, если мы не делаем ничего для обуздания гнева, недоброжелательных и злобных мыслей и чувств. Подумайте о том, что в момент гнева мы часто произносим грубые слова. Грубые слова разрушают дружеские отношения. Но, поскольку счастье возникает в зависимости от наших взаимоотношений с другими людьми, то, если мы разрушаем дружбу, мы уничтожаем одно из основных условий собственно счастья.