Текст книги "Они сошлись, как лёд и пламень... (СИ)"

Автор книги: Нея Юртаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Катон замолчал, отдыхая после своего монолога, и накрыл своей ладонью мои кисти, сцепленные в замок у него на животе. Уильямсу явно стало легче после своего рассказа. Этот страшный шаг нужно было совершить, чтобы отпустить, хотя бы частично прошлое. Катон уже успокоился и не дрожал в моих руках. Мы продолжали сидеть в полной тишине, прижимаясь друг к другу и слушать, как барабанит за окном дождь.

Я всегда считала, что хуже детства, чем моё – не найти. Со смертью папы мне в одиннадцать лет пришлось взять роль кормильца семьи на себя. Как же я ошибалась, думая, что непрекращающиеся поиски пропитания – самое тяжёлое, что может выпасть на долю подростка. Когда Габи рассказывала, как устроены Академии для подготовки профи, я, если честно, думала, что она просто приукрашает. Но увидев следы на спине Катона, которые не смогли убрать даже хирурги Капитолия, а затем реакцию парня на безобидные действия с моей стороны, я поняла, как не сладко жилось Линфорд, Уильямсу и сотням других детей в Академиях.

Интересно, а каким бы он был, если бы не Академия и Игры? Оставался бы таким же замкнутым и вспыльчивым или, наоборот, общительным и лёгким на подъём парнем?

– Чего задумалась? – спрашивает Катон, мягко освобождаясь из моих объятий.

Уильямс развернулся и прижался лбом к моему, не отрывая взгляда от меня. Его голубые глаза, словно океан, манили и утягивали в пучину вод. Была у Катона странная привычка, всматриваться в глаза и вытягивать всё то, что ему интересно.

В такие моменты мне всегда кажется, что Уильямса заменяет опытный гипнотизёр, преследующий свои цели. Он играет, испытывает, дразнит. Вот и сейчас, Катон хитро щурится и едва заметно ухмыляется, заставляя погрузиться меня в омут с головой. Он затеял игру, в которой до последнего момента непонятно, кто победит.

И я не выдерживаю, и прекращаю эти «гляделки». Не знаю, откуда у меня взялось столько уверенности и решительности, но сейчас понимаю, что он – мой человек, и уж если этому случиться, то только с ним, только ему я доверяю…

Примкнув к губам парня, перебираюсь к нему на колени. Что-что, а целоваться Уильямс умел, с ним уже можно было составлять книгу о поцелуях: заботливые и нежные, медленные и ленивые, страстные и горячие. Он, словно художник с палитрой в руках, мог подобрать нужный оттенок ласки под каждый случай.

Катона повело: он полностью погрузился в накрывшее нас обоих желание, вмиг углубляя поцелуй и сплетая наши языки. Низ живота приятно затянуло, и я разорвала поцелуй и толкнула Уильямса в грудь, заставляя приземлиться на подушки. Я нависла над ним, опираясь руками на его плечи, и наклонилась за поцелуем, но Катон увернулся, из-за чего мои губы соприкоснулись с гладковыбритой щекой.

– Достаточно, Китнисс, – сказал Катон, прикрыв глаза и продолжая прерывисто дышать.

В этот момент у меня в голове пронеслась тысяча мыслей, а к горлу подошёл неприятный ком.

– Я сделала что-то не то? – спрашиваю дрожащим голосом и с волнением жду реакции парня, чувствуя, как покрываются румянцем щёки.

– Не сейчас, – тихо ответил Катон, мягко взяв меня за подбородок, тем самым заставив смотреть прямо в глаза.

– Ты не хочешь? – растерянно произношу, пытаясь понять свою ошибку.

– Даже не представляешь, как давно я этого хочу, – Катон аккуратно уложил меня себе на грудь, приобнимая за талию, – Но сейчас не время…

– Я сделала тебе больно? – говорю беспокойно и резко приподнимаю голову, но Уильямс снова настойчиво и крепко прижимает к себе, заставляя уткнуться щекой в эластичный бинт.

– Дело не в рёбрах, Китнисс, дело в тебе, – вдумчиво рассуждает Катон, свободной рукой гладя меня по голове, как это делаю обычно я с ним, – Ты не готова, и я это вижу…

– Но…

– Что «но»? Это наваждение, и я не хочу, чтобы на следующее утро или даже раньше ты пожалела об этом, – успокаивал Катон, – Пойми же, ты лучшее, что случилось в моей жизни, и я боюсь тебя потерять.

Сейчас он был как никогда искренен, пытаясь достучаться до моего сознания. Не представляю, какую выдержку надо иметь, чтобы вот так с лёгкостью отказаться от своего давнего желания.

– Я дождусь того момента, когда ты будешь готова, – тихо шепчет мне на ухо Уильямс, продолжая перебирать между пальцами мои волосы, – У нас с тобой впереди предостаточно времени, моя будущая жена, – Катон усмехается, да и я вместе с ним, – И это не Капитолий, я сам так решил.

========== Да я тебя одной левой сделаю! ==========

– Прим, что это у тебя? – спрашиваю я у сестры, вошедшей на кухню.

В помещении стояла невероятная духота, но высовываться на улицу было не самой лучшей идеей. Итак не понятно, как мы с Катоном отважились пойти в гости к моей семье, а не предпочли проваляться весь день в гостиной под кондиционером.

– О, так это же космеи, – отвечает за утёнка Катон, лениво обмахиваясь какой-то газетой.

– Да, они самые, – восторженно подтверждает Прим, присаживаясь на диван между нами, и начинает перебирать в руках цветы, – А ты откуда знаешь?

– У моего деда у крыльца всегда росли эти цветы, в память врезалось, – пожал плечами Уильямс, – Да и вообще, он заядлым ботаником был.

У сестры загорелись глаза от осознания того, что хоть кто-то её понимает с этими безделушками, ибо со мной натему садоводства разговаривать было бессмысленно. Я вытянула из букетика один цветок и начала рассматривать растение. Восемь лепестков нежно розового цвета, маленькая ярко желтая сердцевина и длинный стебель, вместе с лёгким шоколадным запахом придавали цветку гармоничность.

– Красивые. Откуда они у тебя? – спрашиваю я, переводя взгляд с бутона на Прим, – Никогда их раньше не видела.

– Ты же сама мне зимой из тура семена привезла, – улыбается сестренка, – А не видела ты их, потому что космеи растут только в Капитолии и Дистрикте-2. Боялась, что не приживутся у нас.

Да, я действительно отдавала семена сестрёнке, но в суматохе, быстро забыв о подарке мэра второго Дистрикта, вспомнила о цветах лишь пару минут назад.

– Странно, что уже сейчас распустились, обычно к началу лета только цвести начинают, – заметил Катон, не переставая обмахиваться бумажкой.

– Ты тоже увлекаешься ботаникой? – с нескрываемым любопытством спрашивает Прим у него.

– Ну, как увлекаюсь… Знаю просто кое-что, – растерявшись отвечает Уильямс.

– Это тебя дедушка научил? – не унималась Прим, а я представить не могла насколько хватит терпения у Катона.

– Нет, я был маленьким и мало что помню. Чему в Академии научили – то и знаю, – поддерживал беседу Уильямс.

– Китнисс, а ты показывала ему мамину книгу? Вдруг Катон знает ещё что-то, – обращается сестра ко мне, а я ловлю полный непонимания взгляд парня.

– Нет, не показывала, потом вместе за неё сядем, – говорю и пытаюсь вспомнить, где лежит пыльный справочник.

Может быть Катон действительно знает ещё растения, которые неизвестны жителю Дистрикта-12, да и к тому же, на Играх я узнала про несколько новых видов трав, которые больше полугода не могу внести в книжку.

***

Когда мы вернулись домой, небо окрасилось в багряный цвет, провожающего последние лучи уходящего на ночь Солнца. Если и завтра будет также палить, то я, не задумываясь, пойду с Катоном на озеро. Не была там с прошлого лета, а Уильямс ещё даже не догадывается о существовании такого места. Пора исправлять эту небольшую недосказанность. Думаю, ему там понравится, также как нравится этот водоём мне.

Но сейчас, мы отдыхали в гостиной, смотря какой-то сопливый фильм про запретную любовь миротворца к разукрашенной капитолийке. И если я хотя бы пыталась разобраться в запутанном сюжете, лёжа у Катона на коленях, то он в открытую игнорировал телевизор, сконцентрировав всё внимание на моих волосах, которые не переставая перебирал и гладил.

Порой, я не понимала эту странную манию, но это необычное пристрастие доставляло Катону невероятное удовольствие. Его воля, и он бы сидел так сутки напролёт, но я частенько отключалась от этой ласки, а если нет, то моего терпения хватало не больше чем на полтора часа.

Во всяком случае, в такой позе я лежала уже более тридцати минут, отчего у меня затекла шея. И когда я попыталась устроиться поудобнее, то даже не поняла, что толком произошло. В какой-то момент Катон просто судорожно и шумно вздохнул, прекратив развлекаться с моими волосами, и вмиг вскочил с дивана, почти бегом отправляясь к лестнице.

Я, ничего не понимая, медленно последовала за ним на второй этаж. Сначала заглянула в спальню, но быстро убедилась, что его там нет, и пошла в ванную. Дверь была открыта, а свет горел. Я застала сидящего на полу и облокотившегося спиной к холодному кафелю Катона, который нервно сжимал и разжимал кулаки, как это бывало с ним в приступах гнева.

Поняв, что он не один, Уильямс резко встал, возвышаясь надо мной на добрую голову. Парень до сих пор шумно дышит, лицо облито водой, из-за чего по щекам стекают крупные капли, приземляясь на футболку. На мгновение даже померещилось, что мои любимые льдисто голубые глаза потемнели сразу на несколько оттенков и сейчас были похожи на пару сапфиров, жадно всматривающихся в меня.

Катона, казалось, захлестнуло. Он мгновенно прижал меня к стене и впился в губы требовательным поцелуем, сминая мои уста, стараясь насытиться. Уильямс изучал верхний ряд зубов, то и дело сталкиваясь с моим языком. Достаточно скоро, он переместился на лицо, покрывая непрекращающимися поцелуями лоб, глаза, щёки, нос, уши.

– К чёрту всё! – прорычал Катон, мне в шею, потеряв тот зыбкий контроль над собой.

Парень провёл ледяными ладонями по моим бёдрам, заставив кожу покрыться мурашками, и в этот же момент с лёгкостью подхватил на руки, будто бы вместо меня была пушинка, отчего моё сердце пропустило пару ударов. Я крепко держала его за шею, зарываясь пальцами в светлые волосы на затылке, а ноги скрестила у него за спиной, уже догадываясь о том, что за этим последует.

Катон отнёс меня в нашу спальню и бережно опустил на кровать, нависая надо мной, остановившись.

– Зачем дразнишь, Эвердин? – лихорадочно прошептал Уильямс, щекоча дыханием ухо, – Я же не железный, по тонкому льду ходишь.

Я, не найдя, что ответить, отвела взгляд сторону, пытаясь совладать с собой.

– Нет, на меня смотри, – ласково сказал Катон, взяв рукой за подбородок, – Хочу видеть твои глаза.

Освещения было недостаточно, чтобы увидеть, но я чувствовала, как в голубых глазах сейчас пляшут бесы. Немного сгибаю ногу в колене, стараясь поудобнее лечь, и чувствую, как возбуждён Уильямс, и поражаюсь его самоконтролю. Впрочем, это действие послужило спусковым крючком, и шаткое самообладание Катона рассыпалось на мелкие крупицы.

Руками он пробрался под мою футболку, кружа ладонями над животом, считая рёбра и выводя одному ему понятные узоры на теле, тем самым заставив меня в исступлении прикусить нижнюю губу. Мне оставалось только доверчиво подставлять лицо и шею для нескончаемых поцелуев.

Вскоре Катону надоело ограничивать себя только открытыми участками кожи, и потянувшись к кромке белой футболки начал задирать её вверх. Я чуть-чуть приподнялась с кровати, стремясь обвить руками шею парня, и в этот же момент он окончательно стащил вещь и уверенным движением руки расстегнул бюстгальтер, отчего с моих губ сорвался судорожный вздох.

Катон поспешил стянуть футболку и с себя, отправляя предмет гардероба к моим вещам, валяющимся на полу. Я неосознанно попыталась прикрыть обнажённую грудь, но Уильямс, усмехнувшись, мягко взял меня за запястья и отвёл руки в стороны.

– Не закрывайся, – попросил Катон, прежде чем начать покрывать ключицы влажными поцелуями.

Чувствую, как к щекам прилила кровь, но хорошо, что в спальне выключен свет, и парень не может увидеть мою робость перед неизвестными доселе ощущениями. Он всё продолжал покрывать моё тело пьянящими поцелуями и доводил дурманящими прикосновениями до беспамятства.

От низа живота волнами расходилось приятное тепло, но, когда Катон, проложив дорожку из поцелуев от груди и до пупка, потянулся к кромке джинсовых шорт, я непроизвольно дёрнулась, а Уильямс сразу же прекратил свои ласки. Не знаю, смог бы он действительно остановиться, как сделал пару недель назад, но сейчас уже я не хотела прекращать начатое. Слишком уж велико было искушение перейти на новый уровень отношений и познать не только платоническую любовь.

Я приподнимаю таз, призывая Катона продолжить свои действия, и он решительно стаскивает шорты вместе с бельём, оставляя меня полностью обнажённой, а затем отстраняется и избавляет себя от оставшейся одежды.

Уильямс снова наклонился ко мне, продолжив ледяными пальцами рисовать узоры, нарочно задевая чувствительные места, спускаясь ниже и ниже. Огладив тазовые косточки, он уже перешёл на клитор, намереваясь подготовить меня к соитию.

– Нет, давай сразу, – говорю я, перехватив его руку.

– Китнисс, ты понимаешь, что иначе… – умоляюще начал Катон, положив холодную ладонь мне на щёку.

– Да, я уверена и готова, – перебиваю его, решительным голосом.

Катон заправил выбившуюся прядь за ухо, оставил кроткий поцелуй на губах, и, осторожно раздвинув мои ноги, устроился между ними. Я содрогнулась, занервничав, и прикусила щёку изнутри.

– Не бойся, я постараюсь аккуратно, – шепчет Катон, успокаивая, – Обними меня и расслабься.

Я послушно сомкнула руки у него за шеей, трепетно ожидая дальнейшее действие. Наконец Уильямс медленно и не на много толкнулся в меня, и остановился, выжидая долгую паузу и давая мне привыкнуть к новым ощущениям.

Я крепко вцепилась в широкие плечи, свыкаясь с непривычной заполненностью. Нет, мне не больно. Неприятно – возможно, но вполне терпимо. Киваю Катону, разрешая продолжить, а взамен получаю кроткий поцелуй в висок. С небольшими остановками, Уильямс вошёл в меня на всю длину и попытался на пробу толкнуться. Меня же переполняло развратное любопытство, заставлявшее желать большего.

С уст сорвался первый стон наслаждения, когда парень начал задавать медленный ритм.

Я полностью растворилась в моменте, сейчас существуем только мы вдвоём, как единое целое. Казалось, я сгораю от переполняющих чувств, от близости, в ожидании которой меня бросало в сладостную дрожь.

Удовольствие захватило весь организм, когда по телу будто бы прошёлся электрический импульс, заставивший меня судорожно сжаться, да так, что перед глазами появились звёздочки.

Дальше всё как в тумане. И, выбравшись из волшебной дымки, вижу Катона, который лёжа на спине пытается отдышаться, как будто бы пробежал марафон. А когда ему это удаётся, он поворачивается ко мне и кладёт прохладную руку мне на щёку, спрашивая:

– Ты как?

– Хорошо, – на большее меня не хватает, лишь доверчиво утыкаюсь носом в ладонь, прикрывая глаза.

Матрац прогибается, от того, что Катон сел на кровати. Убрав руку от лица, он неожиданно подхватил моё расслабленное тело на руки, и встал с постели, крепко прижимая меня к себе.

– Куда мы? –устало спрашиваю, но всё же не сопротивляюсь и обвиваю руками его шею.

– В душ, а то я тебя чуть-чуть испачкал, – спокойно отвечает Катон, шагая в ванную комнату.

Он бережно сажает меня в ванную, а я стыдливо подтягиваю колени к груди, стараясь скрыть свою наготу.

– Ты серьёзно? – Уильямс улыбается, глядя на меня, – Мы с тобой только что спали в переносном смысле этого слова.

– Мы были в темноте, – замечаю я, пока парень настраивает температуру воды в душе.

– Ой, да чего я там не видел! – язвит Катон, но всё же заботливо начинает одной рукой омывать тело, а другой держать волосы, стараясь их не намочить.

Тёплая вода и нежные прикосновения, окончательно разморили меня, поэтому внутренне радуюсь, когда шум воды прекращается, а Катон заворачивает меня в махровое белое полотенце, как младенца и опять берёт на руки. Но, к моему удивлению, несёт не в нашу спальню, а в свою бывшую комнату. Я вопросительно смотрю на него, и он, поняв меня, отвечает:

– Там погром, завтра уберём.

Эта спальня выдержана в тёмных тонах, хотя по размерам ничем не отличается от нашей. Я так ни разу и не ночевала здесь, но всё бывает впервые…

Катон аккуратно сажает меня на холодную заправленную постель и встаёт с кровати, а я слабо хватаю его за запястье обеими руками, не желая отпускать.

– Да я только тебе за вещами схожу, – успокаивает Уильямс, но не пытается вырваться из хватки, – Ладно, два шага то можно до комода сделать?

Я улыбаюсь и нехотя отпускаю ледяную руку. Несмотря на то, что Катон «переехал» в мою спальню, свои вещи он продолжал хранить в прежней комнате.

Пока парень надел на себя бельё, я успела скинуть на пол тёмно-синий плед и расправить кровать. Он вернулся с вещью в руках и, попросив поднять руки, одел меня в свою футболку, успев шутливо чмокнуть в кончик носа.

Уильямс лёг в постель и притянул меня к себе, устраивая мою голову на груди, и накрыл нас одеялом. Крепко прижимаясь к парню, я начинаю проваливаться в сон, и последнее, что чувствую – нежный поцелуй в макушку.

Я прекрасно знаю, что Катону не очень удобно лежать на спине, и терпит он это только ради меня, зная, что я люблю засыпать у него на груди, под размеренный стук сердца. Уильямс всегда дожидается того момента, когда я окончательно засну, осторожно перекладывает мою голову на подушку и переворачивается на живот, но всё также продолжает обнимать одной рукой, крепко прижимая к себе. Так будет и сегодня ночью…

***

– Просыпайся, соня. Уже десять часов, а ты ещё дрыхнешь, – вырывает меня из сна звонкий голос Уильямса.

Яркий солнечный свет ударил по глазам, как только с меня стащили одеяло. Я потянулась ото сна, громко зевая, и села на кровати.

– Доброе утро, что ли, – усмехается Катон глядя на меня.

– Ты чего такой кипишной? –спрашиваю, потирая кулаком глаза, – Нет, чтобы ещё поваляться.

– Так я и так валялся с тобой час, потом пошёл убирать вчерашний бардак, ну и готовить тебе завтрак, я с восьми утра на ногах, – в шуточной манере отрапортовал он, – Всё, прекращай бока пролёживать, спускайся на кухню.

С этими словами он оставил долгий поцелуй на лбу, успев ласково потрепать и без того взъерошенные ото сна волосы и удалился из комнаты.

Через пять минут мне удалось привести себе в более-менее божеский вид, и я поспешила спуститься к позднему завтраку. Зайдя на кухню, в нос ударил запах кофе, стоящего на столе в двух чашках, в тарелках лежали сырники, политые малиновым вареньем – всё как я люблю. К странностям Уильямса добавлялась ещё одна – он мог приготовить невероятно вкусный завтрак любой сложности, но никогда не принимался готовить обед или ужин, ссылаясь на своё неумение. Похоже, Катон просто хитрит…

– Ну и жара… – сказал парень, стоя ко мне спиной, смотря на улицу в окно, – Похоже, сегодня ещё жарче, чем вчера будет.

– Ну, хочешь, на озеро сходим, – невзначай предлагаю я, отпивая горький напиток.

– А что сразу в четвёртый Дистрикт на море не рванём? – иронизирует Катон, пока садится за трапезу, – Здесь же нет водоёмов.

– Здесь нет, а в лесу есть, – говорю, принимаясь за сырники.

– Да? И где же? Мы зимой весь лес облазили, не было никакого озера, – отстаивал свою точку зрения парень.

– Поверь, оно там есть, только туда идти сквозь бурелом около часа. Если соберёмся сейчас, то всё равно придётся там заночевать.

– На открытом воздухе? – спрашивает Катон.

– Ну, если очень сильно захочешь помёрзнуть на земле ночью – не буду мешать. Там домик есть, ветхий, но всё же заночевать там можно, но только спальники и пледы взять, – сказала я, проглотив сырник.

– И пойдём нагруженные, как ослы тогда.

– У озера непуганой дичи – сколько душа желает, плюс в доме есть удочки, снасти, сети и всё остальное для рыбалки. Ещё от папы осталось. Я этим не пользуюсь – не умею.

– Зато я умею, – сказал Катон, встав из-за стола, и принялся собирать грязную посуду, – давай тогда поторопимся, чтобы хотя бы к часу туда прийти.

– Ты плавать-то хоть умеешь? А то история может быть такая же, как и с лазанием по деревьям? – дразню Уильямса я, хотя прекрасно знаю, что после трибутов из четвёртого, Вторые самые сильные соперники в воде.

– Представь себе – да, – немедленно отвечает Катон, – Да я тебя одной левой сделаю!

Ну, что ж, Катон, вызов принят. Сам напросился.

========== Эпилог ==========

Арена. Опять она. Опять это страшное место. Из всех трибутов, я под куполом одна. Но планолёт не спешит вытащить меня из ада, более того, за мной гонятся пара десятков волкообразных тварей. Как и тогда, на Семьдесят четвёртых, только сейчас я не вижу поблизости Рога изобилия, на котором можно было бы укрыться. Более того, вместо лужайки, покрытой мягкой травой, непролазные болота. Трясина утягивает вниз, и мне остается только из последних сил еле-еле перебирать ноги.

В какой-то момент, я запинаюсь и падаю лицом в мутную воду. Пытаюсь перевернуться и вынырнуть, но меня всем весом придавливает мохнатая туша. Я даже без оружия, но отбиваться нет смысла. Это неравный бой между стаей переродков и мной одной. С горем пополам у меня получается вытащить голову на поверхность и судорожно вздохнуть.

В нескольких сантиметрах от моего лица морда чёрной твари, которая человеческими, но покрытыми шерстью лапами прижимает меня к илу. Похоже переродки хотят порезвиться, прежде чем прикончить свою жертву, если до сих пор не убили меня. У чёрной твари, такие же чёрные и неестественно стеклянные глаза, широко открытая пасть, демонстрирующая ряд острых как ножи зубов. Переродок противно рычит, и его подхватывают сородичи, но начать терзать меня чудовищу мешает вой. Более того, эти звуки пугают тварь и стаю, и переродки, поджав хвосты, убегают прочь.

Сразу же болото, в котором я чуть не утонула, превращается в лужу. Но на душе как-то не легче. Возле меня нечто, что так испугало стаю монстров. Что может быть хлеще этих псин? Сквозь утреннюю дымку, вижу движущегося на меня зверя.

Волк. Но не похож на прежних переродков. Хотя, возможно, что и является творением Капитолия. Для обычного хищника, он очень крупный. Шерсть, словно первый выпавший снег, белая, но глаза… Голубые, словно бескрайнее небо. Таких не может быть у обычного волка, точно – переродок. Но зверь, кажется, не собирается нападать, а подойдя вплотную ко мне начинает жалобно скулить и тыкаться вытянутой мордой мне в лицо, подобно домашнему преданному псу.

***

– Вставай! Проснись!

Вмиг Арена рассыпается, а вместо холодной лужи оказывается тёплая постель. Образ волка меняется на человека, что отчаянно тормошил меня. От зверя остаются только ледяные глаза, что продолжают с беспокойством смотреть на меня.

– Катон, – говорю хриплым ото сна голосом и сев на кровати прижимаюсь к парню, соединяя свои руки у него за спиной.

– Успокойся, я здесь. Это просто кошмар, всё хорошо. Игр больше не существует, – тихим голосом успокаивает Уильямс, крепко прижав меня к себе, и, поудобнее перехватив, начинает раскачиваться, баюкая словно плачущего ребёнка. Я в ответ, утыкаюсь ему в ключицу, стараясь привести в норму участившееся дыхание.

Сердце продолжает бешено стучать, но сейчас я точно знаю, что я в безопасности. Со мной рядом Катон, мы в нашей спальне, в нашем доме, наша малышка мирно спит в соседней комнате в своей колыбельке. Игр действительно больше не существует…

Мы с тревогой и страхом ждали Семьдесят пятые Голодные игры. Но никто не ожидал, чем обернётся Третья квартальная бойня. Первые устроители прописали все Квартальные бойни наперёд, но как же вытянулось лицо у президента Сноу, когда он зачитал карточку из шкатулки.

С первых слов Сноу выяснилось, что эти Игры станут последними. Первые распорядители посчитали, что семьдесят пять лет – достаточный срок для наказания Дистриктов за восстание. На этом сюрпризы не закончились. От каждого Дистрикта в тот год избиралось всего по одному трибуту от двенадцати до восемнадцати лет. «Счастливчика» вытягивали не из двух, а из одной общей корзины с именами и мальчишек, и девчонок.

В Третьей квартальной бойне было обычное количество участников – двадцать четыре. Вот только оставшиеся двенадцать трибутов были избраны из числа детей капитолийцев. Шесть девочек и шесть мальчиков от столицы. Стоит ли говорить, что их всех трибуты от Дистриктов перебили за четыре дня. В том сезоне мы с Катоном были менторами. Моей подопечной стала одноклассница Прим – Джесси. И я попыталась сделать всё возможное, чтобы она прожила как можно дольше.

В Семьдесят пятые Игры было всего двое добровольцев и по совместительству профи. Как всегда, Первый и Второй Дистрикты. Катон стал ментором для своего знакомого по Академии. Тит – был на год младше Уильямса.

Впервые за всю историю Игр профи не стали заключать альянс, понимая его бессмысленность. Зато как я удивилась, когда Тит начал опекать Джесси, а не убил её при первой встрече. Это был единственный союз за Третью квартальную бойню. Как выяснилось, это всё задумал Катон, понимая, что у девочки совсем нет шансов.

Все, глядя на них, вспоминали наш сезон, говоря, что уже второй год подряд Второй оберегает Двенадцатую. Это стало бы отличным пиар-ходом, вот только в этом сезоне была полностью исключена спонсорская помощь.

Джесси через две недели после начала убил парень из Первого, и тогда под куполом остались только двое профи. Мне было так плохо, что хотелось напиться, теперь я понимала Хеймитча, который говорил, что не стоит привязываться к трибутам.

Решающий поединок прошёл на замёрзшем озере, по среди пихтового леса. Тит смог убить Первого и стал победителем. Катон побил рекорд Габи, его подопечный выиграл с первого раза. Вот только посмертно…

Тит был так ранен, что Клавдий Темплсмит не успел даже объявить его последним победителем Игр. Тит истёк кровью быстрее, чем пришла помощь. Впервые у Игр не было победителя. Так что получилось семьдесят пять Игр и семьдесят пять победителей.

После финала последних Игр президента Сноу нашли отравленным в своём кабинете. Какая ирония: змею отравили. Это положило начало становления нового устройства страны.

После смерти диктатора, Панем стал правовым государством, а президент теперь избирался всем населением страны, а не только узким кругом влиятельных капитолийцев. Деньги, которые ежегодно вкладывались в Голодные игры, пошли на развитие Дистриктов, люди смогли спокойно перемещаться по стране. Все Арены уничтожили и на их местах поставили мемориалы.

Космея, как ребёнок двоих победителей, а тем более одного сезона, стала бы лакомым куском для телевизионщиков. Раньше такое уже случалось, и не раз. Результаты жатвы подтасовывали, вытягивая имя наследника одного или двоих победителей.

Сейчас я верю, что моя дочь будет жить в развитом и передовом государстве, а о страшном шоу знать только по учебникам. Так в девятнадцатом параграфе истории Голодных игр она узнает про своего прадеда, и гораздо позже, к концу книжки в предпоследней части прочтёт про то, как папа спасал маму. Ни одна живая душа, кроме меня и Катона, не знает реальности Семьдесят четвёртых, а мы постарались забыть.

– Успокоилась? – вытягивает из мыслей ласковый голос мужа, который продолжал качать меня на руках, как обычно качает свою маленькую Косми.

Я в ответ киваю, но продолжаю сидеть у Катона на коленях и обнимать его. Три месяца назад в нашей жизни появился маленький ангел – Космея. Не знаю, к счастью или нет, но малышка полная копия папы. У девочки светлые волосики и точно такие же глаза ледяного оттенка. Кажется, от меня она вообще ничего не захотела брать, да и моей компании всегда предпочитала папу. Он души в ней не чает. Всегда сам встаёт ночью к дочери, не будя меня. Бывает, я застаю Уильямса, гуляющего поздно ночью по всему дому с ребёнком на руках, ну или же сидящим у камина и убаюкивающим Космею.

«Надеюсь, девочка возьмёт характер Китнисс, а не твой. Иначе, мир не выдержит ещё одного упрямого барашка», – шутила Габи, впервые увидев малышку.

– Если хочешь, завтра сходим к озеру, отдохнём, развеемся, – предлагает Катон, укладывая меня обратно на подушки.

– А Косми? – беспокоясь спрашиваю я.

– Ничего страшного с ней не произойдёт, денёк побудет у твоей мамы, – начал уговаривать меня Катон, устраиваясь поудобнее возле меня.

– Она маленькая ещё, – говорю я в ответ.

– Всего на несколько часиков, – Катон притянул меня к себе и поцеловал в висок, – Признайся, ты тоже этого хочешь.

На самом деле мне очень хотелось отдохнуть в нашем потаённом логове. Я там не была с рождения ребёнка, а вот Катон месяц назад ходил туда, проверить, как домик пережил зимовку. Люди теперь могли спокойно собирать грибы и ягоды или получив лицензию охотиться, но далеко от Дистрикта всё равно не уходили.

Озеро стало нашим излюбленным местом, из-за своей отдалённости от Дистрикта его так никто и не находил. Домик Катон починил: заменил крышу, вставил окна. Я его немного обустроила, так что летом там можно было спокойно ночевать. Обычно мы уходили туда дня на три-четыре и наслаждались обществом друг друга. Шли всегда с пустыми сумками, непуганой дичи там – сколько душе угодно. В общем, голодными мы никогда не оставались. С раннего утра обычно охотились, а позже весь день как дети плескались в чистой воде или валялись на тёплом песке. К вечеру холодало и мы сидели у костра в обнимку под одним пледом, греясь, и там же готовили добычу на следующие сутки.

– Уговорил, но только на несколько часов, – сдалась я, пристроив голову у него на груди.

Затылком чую, как Уильямс сейчас победно ухмыляется, но только обнимает меня в ответ.

– Ты просто чудо, – сквозь дрёму доносится до меня голос Катона и прежде, чем окончательно провалиться в сон чувствую нежный поцелуй на своей щеке.