Текст книги "Они сошлись, как лёд и пламень... (СИ)"

Автор книги: Нея Юртаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– В следующий раз не прибегай сюда, а постарайся его отвлечь.

– И как же мне это сделать? Я не смогу дать ему по морде, – начала объяснять утёнку её неправоту.

– Вот и твоя ошибка. Вместо того, чтобы по морде дать, лучше бы успокоила его, а потом приласкала. Глядишь, и сближаться начали бы…

– Да, что ты такое говоришь? – не понимала я сестру и уже начинала злиться.

– А ты представь, как ему сейчас тяжело: он далеко от семьи, и как любой человек хочет спокойствия и тепла…

***

Не думала, что сестра сможет подать хорошую идею. В конце концов, она права: Катон тоже обычный человек. Вот только я не думала, что её теорию придётся проверять прямо этим же вечером…

Зайдя в дом, я увидела в гостиной Катона, который быстрыми шагами направился в мою сторону. У него было покрасневшее лицо, на лбу вздулась венка, а его самого просто трясло. Я уже выучила это состояние, и по-хорошему, нужно было срочно делать ноги.

– Уйди, Китнисс. Я за себя… Сейчас… Не ручаюсь… – пугающим шёпотом и с паузами сказал Катон.

Стараясь не выдавать свой страх, чтобы не сделать ещё хуже, я протянула свою руку к лицу. Катон непонимающе посмотрел, когда я начала поглаживать его щёку, но не пытался отстраниться.

– Что ты делаешь? – громко дыша выговорил Катон, по-прежнему не отталкивая меня.

– Отвлекаю тебя, – спокойно произнесла я, прежде чем взяла парня за руку и подвела к дивану.

Я села, облокотившись на спинку, и выпрямила ноги, а Катон прилёг, опустив свою голову мне на колени, всё также продолжая шумно и быстро дышать. Не зная, что делать дальше, я одной рукой взяла его ледяную руку, переплетая с ним пальцы, а другой рукой начала поглаживать его по голове, перебирая между пальцами светлые прядки. Минут через десять он перестал так шумно дышать, а ещё через десять мягко отстранился от меня и, чуть сжав мою ладонь, отпустил её и молча ушёл к себе в комнату.

Так и повелось. Теперь, если у Катона случались приступы гнева, то я не убегала из дома, оставляя его одного всё крушить, а оставалась рядом с ним, укладывая парня либо на диван, либо на кровать, прижимала к себе и молча гладила по голове. Как выяснилось, это наиболее безобидный и эффективный способ успокоить его.

Вот и сейчас, Уильямса что-то разозлило, я уже даже перестала спрашивать причины такого поведения, понимая, что этим сделаю всё хуже. Я стояла в коридоре, когда он вышел ко мне из гостиной, на лбу, как всегда набухшая венка, и неконтролируемо дёргающаяся в нервном тике нижняя губа. Но глаза… В них нет ярости. Голубые льдинки сейчас отражают только отчаяние и умоляюще на меня смотрят. Я без колебаний, подхожу к парню, привычно беру за руку, чтобы отвести к кровати, но Уильямс, облокотившись об стену, просто оседает на пол, а я за ним. Ещё никогда мне не доводилось видеть его в таком состоянии. Похоже, Катона вывел из себя телефонный звонок. Вот только что нужно было сказать такого собеседнику, что некогда безжалостный соперник, сейчас лежит у меня на ногах безвольной куклой, то сжимая, то разжимая кулаки.

Вот так и получилось, что сейчас я сидела и держала его голову прямо на полу. Катону не лучше, он почти весь на нём лежит. Обычно ему хватало от десяти до тридцати минут успокоиться, потом он благодарно кивал и обнимал меня, и молча уходил к себе в комнату.

Его дыхание уже давно стало тихим, но проходит тридцать, сорок, пятьдесят минут, а он всё не уходит. Находись мы сейчас на диване или кровати, я бы осторожно подложила ему под голову подушку, а потом, накрыв пледом, оставила бы одного. Но, сидя на полу, я не смогу встать, не разбудив Катона. Сейчас я не понимаю, чего боюсь больше: разбудить Уильямса и снова натолкнуться на гнев или того, что нам возможно придётся провести всю ночь на полу? Надеюсь, в какой-то момент Катону надоест так валяться, и он уйдёт, предварительно накрыв меня пледом. Это будет лучшем выходом из данной ситуации.

***

К своему удивлению, на следующее утро я просыпаюсь не на полу, а в своей кровати, укрытая аж двумя одеялами. Получается Катон меня перенёс ночью? И сегодня в первые мне не снились кошмары. Удивительно. Спешу спуститься вниз на кухню, он как всегда уже разливает кофе по двум чашкам, а заметив меня улыбается и говорит:

– Доброе утро, – за пять месяцев это первая фраза, которую я слышала с утра.

– Доброе… – не веря своим ушам, я недоверчиво прошла на своё место.

Катон поставил на стол две чашки кофе и две тарелки с яичницей, а затем и сам присел. Это наш первый совместный приём пищи. Завтрак всегда был на нём, а вот обед и ужин, готовила я. Уильямсу нужно было лишь разогреть.

– Это ты меня вчера перенёс на кровать? – аккуратно я начала спрашивать.

– А кому ещё это сделать было? – отпивая кофе спокойно ответил Катон, – кстати, ты так замёрзла, что пришлось тебе ещё одно одеяло доставать.

– Спасибо, – прошептала я.

– Ты же сегодня пойдёшь на охоту? – я недоверчиво посмотрела на него и кивнула, – Возьмёшь меня с собой?

========== Пожалуйста, не уходи ==========

– Пойдём домой, уже темнеет, а сумка набита, – слышу позади себя голос Уильямса, – Тебе ещё не хватило сугробов?

– Последний заяц и пойдём, – выговорила я, отходя от протоптанной нами тропы в сторону к глубокому снегу.

– Здесь кроме нас уже никого нет, – недовольно сказал Катон.

– Говори тише. Пять-семь метров левее, присмотрись. Сейчас с дерева сниму, – я начала залазить на дуб, но быстро поняла, что это будет нелёгкой задачей. Кора обледенела, и я не могла нормально ухватиться.

– Свалишься, – равнодушно подытожил парень, когда я уже почти добралась до нужной ветки.

Но когда осталось только перекинуть руку через ветвь и подтянуться, нога соскользнула со ствола, и я стремительно начала падать. На моё счастье в лесу выпало много снега и уже из глубокого сугроба до меня донёсся громкий смех Уильямса.

– А попытаться поймать меня не судьба? – процеживаю сквозь зубы, стараясь достать из-за шиворота папиной куртки противный снег, а когда это удаётся, то этим же комком запускаю в Катона, но он уворачивается.

– Я бы всё равно не успел, – нараспев произнёс блондин.

Он начал подходить ко мне, стараясь не нагрести снега в ботинки, и когда нас разделяло расстояние в полтора метра протянул мне руку. Я, недолго думая, ухватилась за неё обеими конечностями, и Катон в два счёта вытащил меня из сугроба. Смотрю на место своего приземления, но, на счастье, все стрелы остались в колчане.

– Ничего не болит? – интересуется парень, я отрицательно мотаю головой, – Ну, и хорошо, а то я не собираюсь весь тур Победителей тебя на руках таскать.

– Точно… За нами же завтра приедут? – Уильямс кивает и берёт меня под левую руку, и мы направляемся в сторону забора.

– Домой придём, и первым делом в ванной будешь отмокать, – серьёзным голосом произнёс Катон, поправляя на плече сумку с трофеями.

– Только заскочим ко мне домой, оставим дичь, а то нам много будет.

***

Когда мы пришли к дому в Шлаке то, кроме полной темноты и противного кота, никого больше не увидели. Это перепугало меня не на шутку, потому что Прим должна была уже давно вернуться из школы, а мама сегодня никуда не планировала уходить.

– Эй, спокойно! Они скорее всего у нас, помнишь, что твоя мама хотела проверить, как мы навели порядок перед приездом телевизионщиков, – Уильямс пытался достучаться до моего сознания, взяв меня за оба плеча.

– Ты, наверное, прав, сейчас только добычу выложу и пойдём.

Уже заходя в деревню Победителей, было видно, что в гостиной нашего дома горит свет, а из трубы валит дым, так что камин был разожжён, и я наконец спокойно выдохнула.

Дверь оказалась открытой, хотя вспоминаю, что перед уходом мы её закрывали. Первой зашла я и увидела такую картину: мама и Прим спокойно сидят на диване, а вот Хеймитч стоит почти у двери, смиряя нас гневным взглядом, потом смотрит на сумку у Катона и обманчиво добрым голосом произносит:

– Ну, что за чудо-детки, ещё и за выпивкой для меня сходили, – с этими словами он протискивается между мной и Уильямсом и стаскивает у него с плеча охотничью сумку, – Потом заскочите ко мне за вещичкой.

– Да от тебя же перегаром за километр несёт. Опять нажрался? А завтра вообще-то тур Победителей начинается, – говорю я, недовольно сморщив нос.

И вообще, что это такое? Сначала мама с Прим меня до смерти перепугали, теперь Эбернети чего-то к нам припёрся, так и ещё сумку забрал. Что такого могло произойти за семь часов нашего отсутствия?

– Только попробуйте мне что-нибудь учудить, – строгим шёпотом проинформировал нас ментор, так чтоб услышали только мы двое и вышел из дома.

Теперь, когда я уже не знала, что тут такое творится, к нам подошли мама и Прим.

– Хорошо погуляли? – спросила мама, явно пыталась скрыть своё волнение.

– Погуляли? Мы вообще-то… – начала было отвечать я, стягивая сапоги, но меня вовремя остановила Прим:

– У нас гости.

Сначала я подумала, что Цинна и стилист Катона приехали пораньше, но когда за спиной мамы я увидела мужчину в идеально сшитом костюме, с подправленными ножом хирурга чертами лица, то поняла, что ничего хорошего нас сейчас не ждёт.

– Мисс Эвердин, мистер Уильямс, сюда, пожалуйста, – обращается к нам капитолиец, махнув рукой в сторону кабинета, который почти всегда пустует.

Неприятно, когда в своём же доме начинают указывать, что делать, но мне хватает ума промолчать. Остаётся только надеяться, что Катон сейчас не заведётся, этого ещё для полного счастья хватать не будет.

– Наверное наставления перед туром, – стараюсь подбодрить маму и Прим перед уходом.

В последнее время нас завалили всевозможными сведениями о маршруте и расписании. Но у меня в голове даже нет предположений, кто в кабинете и, что ему нужно? Зайдя в кабинет, я вижу, что за столом сидит седовласый старик. И тут уже стало дурно, моим неожиданным гостем стал президент Сноу. Мне и прошлый разговор с ним в кошмарах снится. Что на этот раз? Хорошо, что почти всю добычу, мы оставили в прежнем доме, а остальное унёс Хеймитч.

– Полагаю, нам всем будет проще, если мы договоримся не лгать друг другу, – Сноу сказал это так, будто бы это мы неожиданно ворвались к нему в дом, а не наоборот, – Что скажите, молодые люди?

Я? Я ничего не скажу. У меня язык прилип к нёбу.

– Это сэкономит нам кучу времени, – отвечает за меня Катон.

– Вы знаете, когда Сенека Крейн сказал, что хочет оставить двоих победителей, я думал, что это неудачная шутка. И я оказался частично прав. То впечатление, что вы произвели на Капитолий, не сработало в отношении Дистриктов.

– Может быть тогда распорядителям нужно было лучше продумать картинку финала, а то как-то неправдоподобно вышло, – сквозь зубы цежу я.

– Распорядители здесь ни при чём. Они дали вам трамплин, а вы уже полгода не можете подняться на нём ввысь. В вашу любовь не верят, – закончил Сноу.

Это хорошо, что он ещё не видел, каково было в первое время, сейчас мы очень даже прогрессировали. Стоп. Какую любовь? Порой мне докучала этим Прим, теперь ещё и президент в ту степь полез. Что я чувствую к Катону? На этот вопрос я и сама не могла ответить. Чувство дружбы? Наверное, хоть друг из меня неважный. Привязанность? Да, определённо. Но любовь – слишком громкое слово.

Мои хаотичные мысли перебил Катон:

– Они поверят. Как раз тур победителей, мы сможем всё исправить, – но в ответ на это президент лишь усмехнулся.

– Я вам не верю. Вы сами в это не верите, если по прошествии шести месяцев до сих пор спите в разных кроватях, – Кориолан Сноу замолчал, и я уже надеялась, что пытка окончена, но нет, – Смею напомнить, что у вас свадьба через год, кстати, с прошедшим, мисс Эвердин. Семнадцать лет – это прекрасный возраст. Мой вам подарок.

Президент достаёт из лацкана своего пиджака белую розу, от которой исходит едкий запах. Бурчу что-то вроде «спасибо», а затем смотрю как Сноу включает проектор, на котором транслируется финал прошлого сезона. Только не та фальшивая подтасовка, при просмотре которой все капитолийцы слезами обливались, а настоящая хроника, где Катон держит у моего горла нож.

– И вы считаете, что после этого я поверю, что между вами любовь? – президент начал ждать от нас ответа.

– Мы всё исправим, не сомневайтесь, – проговорил отрешённым голосом Уильямс.

– Уж постарайтесь, – на этих словах президент Сноу вышел из кабинета, оставив нас наедине.

– Вставай, – Катон спокойным голосом выдернул меня из мыслей и, мягко взяв мою руку, повёл к маме и Прим. Я боялась, что он не выдержит и вспылит, но похоже парень просто вымотался за этот день и ни на какие бурные эмоции не был способен.

– Как я и говорила, просто наставления перед туром, – оживлённо начала говорить маме и Прим.

– Мы вас под этой стражей уже пять часов ждём, меня даже с уроков сорвали, – обратилась ко мне сестрёнка.

Катон, достав полотенце из шкафа, всучил его мне с коротким приказом, не терпящим возражений:

– В ванну, не я сегодня в сугробе купался, заболеть ещё не хватало.

– А мама и утёнок? – на самом деле, сейчас я действительно хотела только согреться, но и по темноте отпустить семью, не позволяла совесть.

– Не волнуйся, я провожу их, а потом зайду к Хеймитчу за сумкой.

Уже глубокой ночью, сидя на своей кровати и расчёсывая волосы, я увидела, что ко мне в комнату вошёл Катон. Я не понимала, что ему от меня понадобилось, но парень решительным шагом приблизился к кровати, потом присел рядом со мной. Я ожидала чего угодно: начиная от описания состояния Эбернети и заканчивая обсуждением разговора с президентом. Но все предположения разбились, когда Катон протянул к моему лицу руку, осторожно заправил выбившуюся прядь за ухо, заставив моё сердце биться в бешеном ритме. Он наклонился к моему лицу и остановился, всматриваясь мне в глаза, будто что-то пытался в них прочесть. А потом прикрыл веки и поддался вперёд, нежно примыкая своими обветренными губами к моим.

Не могу сказать, что я испытала отвращение, но и радости тоже не было. Я так опешила, что даже не пыталась оттолкнуть Уильямса, а когда он отстранился, то почувствовала, как пылают щёки. Хорошо, что в спальне горел только ночник, и Катон не мог видеть, как смутил меня своим неожиданным поступком. Нет. Я не злилась на него, просто не понимала.

– Если тебя на это надоумила Прим, то…

– Она ни при чём, – перебил меня Катон, – Просто помни: мы «безумно влюблены» друг в друга. Честно, думал, что сейчас врежешь. Я не мог знать, как ты отреагируешь на это перед камерами и на сцене. Поэтому, уж лучше бы ты сейчас перебесилась, а к туру уже привыкла. И Габи, и Хеймитч уже пару дней твердят, что придётся неоднократно показывать свои чувства на публике. Считай это своеобразной тренировкой, – Уильямс закончил.

Его монолог был более чем рационален. На людях я бы точно не сдержалась и оттолкнула бы парня, если бы не отвесила пощёчину. В конце концов, нам нужно будет заставить поверить Дистрикты в нашу «любовь», так что пора переводить отношения на новый уровень.

– А теперь спать. Завтра с самого раннего утра к нам нагрянет вся процессия, – Катон наклонился ко мне ещё раз, но просто чмокнул в щёку, – Не обижайся на меня. По крайней мере, во время тура целоваться придётся, и не раз. Спокойной ночи.

– Спокойной… – произнесла отрешённо я, уже в спину Катона, когда он выходил из моей комнаты.

***

Мой беспокойный сон нагло прервали громкими визгами, доносившимися с первого этажа. Я с трудом приняла сидячее положение и, потирая глаза, посмотрела на часы, которые показывали шесть утра. Делать нечего, пришлось спускаться в гостиную к источнику шума.

– Китнисс, ты что ещё спишь? – вместо приветствия на меня набросилась Эффи.

– А что мне ещё делать в шесть утра? – яркий свет резал глаза, но я отчётливо видела, что сейчас в комнате около десяти людей. Заметив среди гостей Цинну, я попыталась двинуться к нему, но мне этого не удалось.

– Китнисс, мы так скучали! – а вот и троица, они время вообще видели? Откуда в них столько энергии? Но потом посыпалось с трёх сторон:

– Ты так себя запустила.

– Да мне не меньше двух часов тут с ногтями возиться.

– Подумаешь, вот что мне делать с бровями?

– Спасибо, что не стригла волосы.

И вот сейчас посмотрев на стилиста Уильямса и всего на одну ассистентку, мне стало завидно. Меня будут мучать часа три-четыре, а с парнем за час с лихвой управятся.

Кстати, сейчас Катон, с мило растрепавшимися после сна волосами, усердно пытался обратно не заснуть, пока ему что-то объясняла Габи.

Что ж, не я одна уже ненавидела этот тур.

Через пару часов мой образ был готов. Цинна заплёл косу маминым способом, а троица привела в порядок ногти и лицо, сделав макияж, скрывающий не выспавшееся состояние.

А вот с Уильямсом заморачиваться не стали, он уже вышел ко мне в верхней одежде. Его только приодели и уложили волосы. Как только его стилист и ассистентка отвлеклись, переговариваясь с Цинной и троицей, Уильямс долго не раздумывая, запустил пятерню в светлые волосы и взъерошил их так как было нужно ему, а не капитолийцам.

– Потом на ветер спущу, – сказал Катон, и я невольно улыбнулась его непосредственности.

***

Как же сильно я ошибалась, что наведение красоты перед выступлением – самая неприятная часть. Выйдя из дома вдвоём за ручку, мы сразу оказались в прямом эфире на весь Панем. Где-то минут десять нас интервьюировал Цезарь прямо через камеру, а мы с фальшивыми улыбками отвечали и даже пытались шутить. Но перед окончанием интервью, Катон притянул меня к себе и поцеловал, а я поддержала его игру, положив руку ему на затылок. Судя по визгам в студии у Цезаря Фликермана, мы произвели настоящий фурор.

Через час после этого я, Катон, Хеймитч, Габи и Эффи уже стояли в доме Правосудия, готовясь выступать со сцены перед всем Дистриктом. Менторы молчали, а вот Эффи вручила нам карточки с текстом, заставила их прочитать вслух и только потом выпустила на сцену.

Выйдя к толпе людей, первым, что я увидела два экрана. Один из них пустовал, а вот с другого на меня смотрел Пит. Перед глазами пронеслось, как он поскальзывается на Роге и летит вниз. Вне силы это больше смотреть, я нашла в первом ряду маму и Прим, начала зачитывать карточку, стараясь придать тексту эмоциональную выразительность.

***

Жизнь стала напоминать день сурка. Подъём, завтрак, получение от Эффи карточки, одевание, интервью в прямом эфире с обязательными элементами нежности к Катону, выступление, ужин в доме Правосудия, нотация от Хеймитча за мою неискренность и отбой.

Десять дней я живу по этому расписанию, десять Дистриктов позади. Остались три пункта нашего тура: Дистрикт-1, Капитолий, и завершает весь этот ужас Дистрикт-2.

Тур Победителя устраивают в межсезонье, чтобы напомнить людям об их беззащитности, а заодно и самим победителям. Каждый день видя изображения погибших трибутов, я потом вижу их и ночью во снах. Если раньше я просто просыпалась от кошмаров, то теперь я стала метаться во сне и кричать. От этих криков из соседнего купе прибегает Катон.

– Прости, опять разбудила. Кошмар, – начинаю оправдываться я, пока он подходит ко мне.

– Ничего страшного, – я отодвигаюсь к стенке, чуть-чуть освобождая места, и он присаживается на кровать, беря меня за руку.

В первую же ночь тура выяснилось, что теперь у меня проблемы со сном. Парень все девять ночей приходил ко мне, садился и ждал пока я снова усну, держа за руку.

– Катон, пожалуйста, не уходи. Побудь со мной, – прошу я, и боюсь, что откажет.

– Конечно, – мягко отвечает он, укладываясь на кровати, и накрывая нас одеялом.

Кровать узкая, рассчитана на одного человека, так что сейчас я спиной прижимаюсь к груди парня, а он обнимает меня за талию, согревая, и охраняет мой сон. Наконец-то у меня появилось чувство защищённости и тепла. Хорошо и спокойно. Сейчас всё правильно, так и должно быть всегда. Катон шепчет мне на ухо что-то нелепо успокаивающее, но это срабатывает, отчего я начинаю проваливаться в сон…

========== Не беспокойся за меня ==========

– Панем сегодня, Панем завтра, Панем всегда! – только мне стоит дочитать карточку Эффи и поднять наши с Катоном сплетённые руки вверх, как до сцены начинают доноситься фальшивые аплодисменты толпы.

Несмотря ни на что я понимаю, что этой репликой заканчивается проклятый тур. Осталось мелочь – просидеть на ужине у мэра. Сейчас мы во втором Дистрикте и это – последняя точка тура. Уже ночью я буду ехать домой на поезде.

Обычно финальным аккордом тура Победителя становился Капитолий. Но организаторы в этом году решили, что к исключительным Играм нужен и необычный тур. Поэтому всё началось в Дистрикте одного победителя и всё должно закончиться на Родине у второго. Все празднества и мероприятия в столице отгремели ещё вчера.

Вместо выхода в ежедневный прямой эфир для интервью Цезаря, нас с утра пораньше привели в студию Фликермана, набитую битком разукрашенных как попугаев капитолийцев. Цинна опять превратил меня в Огненную Китнисс, а то публика успела заскучать по моему образу. Наряд Уильямса тоже сочетался с моим платьем, так что вместе мы очень даже гармонично смотрелись.

Весь тур нам приходилось играть «безумно влюблённых» и мы старались как могли. Но, что может быть проще, чем просто сидеть в обнимку с Катоном, порой бросая друг на друга псевдовлюблённые взгляды, мило перешёптываться, подставляя губы и щёки под нежные чмоки, а потом оправдываться мол – не удержались. Пытаться отвечать на глупые или провокационные вопросы Цезаря и делиться навязанными планами на будущее, и всё это под одобрительный рокот аудитории. Уверена, Прим сейчас до потолка прыгает.

Нам приказали заставить поверить весь Панем, а не только столицу, что между победителями Семьдесят четвёртых игр закрутился роман. И мы это сделали. Сноу опасался возможных мятежей, но нам удалось успокоить людей и, возможно, кто-то и поверил в ложь распорядителей Игр. По крайней мере, ни в одном Дистрикте, во время нашего выступления никто в открытую не показывал своего недовольства. Смотреть в тысячи глаз, которые излучают только молчаливую ненависть у меня не было сил, поэтому я всегда пряталась за карточками или если приходил черёд читать Катону, то мне приходилось находить какую-нибудь точку поверх голов и ждать, когда это всё закончится.

Несмотря ни на что мы справились со своей миссией. Вчера на торжестве в Президентском дворце Сноу сказал про нас речь, теперь уже на весь Панем объявив «наше желание» поскорее сыграть свадьбу. Но только тогда, когда все присутствующие следили за фейерверком мы смогли спокойно выдохнуть. Президент одобрительно качал головой и улыбался двум Победителям. У нас получилось. Мы заставили поверить Дистрикты в нашу любовь.

***

– Советую поторопиться, у нас поезд через полтора часа, – пытаюсь напомнить расписание Катону, который, кажется, даже и не думал начать шевелиться.

– Нет, – вполне себе апатичный и спокойный ответ от парня, который лениво надевал серую толстовку.

– Что «нет»? Заметь, что мы сейчас стоим в прихожей дома мэра, без Эффи и наших менторов.

Как так получилось, что мы остались без всей свиты за пару часов? Если честно, то я и сама не совсем поняла. Сначала после выступления перед жителями Дистрикта-2 Эффи сообщила нам, что ей срочно нужно уехать домой к семье, оставив нас на попечение Габи и Хеймитча. Но если честно, из моего ментора вышла плохая нянька. Он и так был не в самом трезвом виде с утра, так ещё и нажрался на ужине, вот Линфорд и пришлось его выпроваживать.

– Я поменял нам билеты. Уедем завтра днём. Мне нужно решить кое-какие дела, – я с недоверием посмотрела на Уильямса, прежде чем выйти с ним под руку на улицу, – Не беспокойся, Габи и Хеймитч нас прикроют.

– Насчёт Габи – не сомневаюсь, а вот с Эбернети у меня возникают вопросы, – даже не пытаюсь удивляться или попытаться выяснить, что это за дела – себе дороже выйдет.

– Он уже нас прикрывает, Хеймитч уедет сегодня, а мы – завтра, – зачем-то повторяет Уильямс, продолжая вести меня в ему одному понятном направлении.

Пройдя быстрым шагом в полной тишине ещё минут десять, Катон вдруг остановился и начал снимать с себя толстовку, под моим непонимающим взглядом.

– Ты что творишь? – пытаюсь спросить я, но Уильямс уже одел меня в свою тёплую вещь, которая была мне, мягко сказать, на несколько размеров больше. Я в ней просто утонула, – Замёрзнешь!

– Не нужно чтобы тебя здесь видели, – усмехается Катон и натягивает капюшон кофты мне до носа, – Пойдём.

Так мы прошли ещё минут пять, пока не дошли до арки с надписью «Деревня Победителей». Я, привыкшая к тому, что в моём Дистрикте занято всего два дома, заворожённо наблюдаю, как почти в каждом здании горит свет и процветает жизнь. Катон в свою очередь ускорил шаг почти до бега, продолжая тащить меня за собой. Через четыре дома мы поднялись на крыльцо, и парень нажал на звонок. Достаточно быстро дверь открылась и оттуда показалась Габи, которая быстро затащила нас к себе в дом и закрыла дверь. Похоже, её жилище было полной копией нашего, что ж, у архитекторов Капитолия совсем нет фантазии.

– Быстро вы. Думала не раньше, чем через час ждать, – проговорила девушка, – Раздевайтесь и проходите.

Я, ничего не понимая, разулась и сняла толстовку, протянув её обратно Катону. Но он быстро натянул кофту на себя и даже не думал зайти к своему ментору в дом.

– Меня не ждите, ложитесь спать. Вернусь под утро, – Габиния на это понимающе кивнула и удалилась в сторону кухни, оставляя нас наедине.

Я не понимала, что они задумали и, что за многоходовку устроили? То Уильямс решает задержаться в своём Дистрикте, то ведёт меня к Линфорд, а теперь вообще куда-то собрался на ночь глядя. Я посмотрела на Катона, желая добиться хоть каких-то объяснений.

– Слушай внимательно, сейчас я уйду по делам, а ты за ночь попытаешься не натворить глупостей. Поняла? – парень взял меня за плечи, продолжая смотреть в глаза, ища в них ответ.

– Да, – не скрывая грусти ответила я.

Катон притянул меня к себе и сгрёб в крепкие объятия. Кажется, так мы простояли около минуты, пока он не отстранился и не направился к двери. Я уже приготовилась закрыть за Уильямсом, но он как будто передумал и остановился у выхода. Потом развернулся, снимая со своей шеи цепочку с кулоном, и вложил свой талисман мне в ладонь, сказав:

– Пусть побудет у тебя, для сохранности.

И, не спрашивая моего разрешения, притянул к себе и примкнул к моим губам. Мы целовались уже и не раз, но что-то в этом поцелуе было особенно. В нём впервые не было примеси хотя бы капли фальши или принуждения. Впервые, я целовала Катона, не потому что «так надо», а потому что сама этого хотела.

Парень быстро отстранился и вышел из дома, оставляя меня стоять одну в коридоре. Я закрыла дверь на замок и наконец обратила внимание на украшение, которое сжимала в ладони.

– Вау, Катон отдал тебе свою игрушку. Что ты с ним сделала, Огненная Китнисс? Ещё никто не удостаивался такой чести, даже я! – незаметно подобралась ко мне Габи и потянула в зал к разожжённому камину, где она уже обустроила два кресла и столик между ними.

Как только я уселась в мягком пуфе, Линфорд протянула мне чашку чая, и я благодарно кивнула.

– Куда это он пошёл? Ты в курсе? – спрашиваю, смотря на домашнюю Габи без косметики, с простым пучком на голове, без всяких золотых украшений.

– Ты не хуже меня осведомлена, какой он упёртый баран. Поверь, меня в свои планы он тоже не посвящает. Могу лишь предположить, что к своей семье. Больше некуда. Друзей у него нет, – отпив чая, начала говорить Линфорд, – Ты изменила его в лучшую сторону. Как тебе это удалось?

– Ну, я и сама не знаю. Может быть, просто посмотрела на него, как на человека, а не как на машину для убийств, – не зная точный ответ, пожала плечами.

– А с его психами что делаешь? Держу пари, ты уже под домом безопасный бункер отгрохала, – усмехаясь, поинтересовалась Габи.

– Наоборот, перестала убегать и теперь остаюсь с ним, меньше чем за полчаса успокаивается, – Габи выпучив свои карие глаза, удивлённо посмотрела на меня, – Да и к тому же, если в самом начале он вспыхивал пару раз за неделю, то теперь это случается нечасто. В последний раз почти месяц назад было.

– Ну надо же, честно, думала, что вы ещё до тура друг друга поубиваете… – удивилась Габи, – Не думала, что можно будет изменить сознание человека после Академии.

– Но ты вполне нормальная, это же вроде как школа, с усиленной физкультурой? – спрашиваю я, именно так нам и говорили на уроках, объясняя этим количество побед профи.

– Да уж… Хорошая школа… Она мне до сих пор в кошмарах снится, не Игры, не тур, а Академия, – Габи запинается, но продолжает:

– Ты знаешь, как происходят тренировки там? Я тебе отвечу. Сначала набирают шестилетних деток в группы, отлучая от родителей. А потом в первый же день избивают в кровавую кашу, причём так, чтобы доставить только боль, не травмировав кости. Дают день на оклематься и по новой. Это делается, чтобы на арене все чувства притуплялись, я уже молчу про физические нагрузки на грани человеческих возможностей, унижение, пытки и спартанские условия. Очень многие ломаются, а те, кто выдерживает двенадцать лет выходят с покалеченной психикой. Знаешь, сколько проблем профи доставляют в случае победы хирургам Капитолия? Хеймитч говорил, что тебе регенерацию делали пять часов. Мне её делали четырнадцать часов, а Катону вообще двадцать один. На нём места живого не было ещё до начала Игр… – Габи только закончила, как раздался телефонный звонок, к которому она и подошла.

Только сейчас до моего сознания дошло, какие ужасы творятся в Академии. Эта организация просто ломает детей. Что ж, теперь я не удивлена, почему Уильямс такой вспыльчивый. Понятно, почему он сразу на корню обрывал мои попытки узнать, что из себя представляет Академия. Катон просто снова не хотел погружаться в те ужасы. Интересно, а как Габи адаптировалась к жизни после этого чудовищного места?

Но сейчас Габиния стояла у телефона, кажется, уже успокоясь. За весь разговор она только слушала, а когда положила трубку и подошла ко мне, то я увидела, что на девушке нет лица.

– Габи?

– Я сейчас уеду в Капитолий, дверь никому кроме Катона не открывай, а то мало ли соседи нагрянут, – с грустью в голосе произнесла Линфорд.

– Мы вчера там были, это Эффи? – Габи отрицательно помотала головой.

– Все победители Игр невольны, только у вас двоих ещё не самая страшная учесть, – девушка начала собираться.

– Давай хоть до вокзала провожу, куда ты по темноте одна пойдёшь, – попыталась начать я, но Габи меня резко перебивает.

– Поверь, Китнисс, я могу за себя постоять. Не высовывайся даже в деревню, про город я уже молчу. Ложись спать и не беспокойся за меня.