Текст книги "Письма С (СИ)"

Автор книги: Нестор Черных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

На самом деле нет. Не знает.

Не мастак вещать истины. И истории со смыслом тоже.

Есть просто истории, правдивые и не очень. А смысла в них не особо.

В принципе, падение можно назвать важным, выдающимся событием.

Шёл меж стеллажей, ставя в планшете галочки. И когда поворачивал к новому ряду, где лежали на полках аккуратно состыкованные стопки картонных коробок с картриджами для раритетных струйных принтеров, это и случилось. В глазах потемнело на миг, я лишь успел подумать коротко:

– Кажется, падаю.

И упал. Очнулся уже на ногах. Картинка вернулась так же быстро, как и пропала, только теперь на полу была размазана кровь. Брызги разбивались о глянцевую краску и расползались симпатичными кляксами, соединяясь с отпечатком ладони.

Оглядываюсь на дверь, прислушиваюсь – но кроме хруста эмали на зубах и тихого гуденья кондиционера – ничего. Прикрыв ладонью разбитый нос, выглянул в коридор и, наклонив пониже голову, скользнул вправо, в раздевалку. Намеревался, но не вышло. Тонкий голос, неприятно растягивающий гласные, окликнул со спины:

– Закончил?

Алексей Владимирович. Светоч всего отдела. Я застыл с приподнятой ногой. Выпрямился, убирая от носа руку, и с широкой улыбкой развернулся.

– Чёрт, какого...?

Наставник...

– Упал.

– Ничего не разбил?

...радетель, Отец...

– Нос, как видите.

– Я про товар!

...дай Создатель каждому.

– Нет.

– Умывайся и заканчивай поскорее.

Кровь долго не останавливалась. Я набирал в ладонь ледяную воду и опускал в неё нос. Добавилась тупая, тянущая боль, утяжелившая голову, проявились маскировочные круги на глазах. Упёрся руками в раковину, посмотрел в зеркало.

– Разве о такой жизни ты мечтал?

Иногда нужно остановиться, подумать о том, куда ведёт жизненный путь. Это даёт видимость превосходства...

– Чего над чем?!

В трубах мирно журчит вода, за стеной кто-то разговаривает. Но это там, далеко. В принципе, голоса всегда далеко, даже если звучат на высоких частотах у самого уха. Внутренний монолог всегда на первом фоне.

Отражение угрюмо смотрит в ответ, словно пытаясь сказать, что не оно устраивалось на эту работу, не оно провалило экзамены в универе, не оно торчит у компа выходные напролёт, и не оно теряет сознание – не в первый, кстати, раз. А расплачиваются, почему-то, оба.

– Ладно-ладно, не смотри ты так.

Отражение не перестало. Отворачиваюсь. Краем глаза уловил... статичность. ОН в зеркале нарушил синхронность, лишь с едва заметным опозданием повторив моё движение.

– Опять ты за своё.

Ну и как умываться, когда ОН смотрит? А может, ну его, умывание это? Беру из аптечки новый бинт, не разматывая рулон, прикладываю к носу. Шумно и медленно иду мимо двери начальника на кухоньку и обратно. Тот выглянул.

– Долго, долго!

Перемены грядут, они случаются каждый миг. Вот только этого дня оказалось всё же недостаточно.

Хотя кто знает! Всё же ещё впереди. Надежда умирает последней! В отличие от двух других своих сестёр.

Хотя бы погода радовала. Вообще мне нравится тепло поздней весны, но это искусственное лето, вышедшее на сцену после заморозков и впадения в спячку комаров... тоже неплохо. Сладкие ароматы духов от разодевшихся в лёгкие платья девушек. Облака клубятся над городом, перекатываясь гигантскими комками теста. Нагоняют аппетит.

Мысли снова вернулись к поиску пути. Что же такого сделать, чтобы на душе стало лучше? С чего начать? Это только на словах человек готов на всё. Дай ему день серой реальности, и он будет в такт с остальными шаркать ногами в очереди к эскалатору метро.

Разговаривать с самим собой как-то тупо. Пробовал, не понравилось. Одно дело, когда голос просто звучит у тебя в голове, и всё меняется, когда ты пытаешься это озвучить самому себе. Зачем? Теряется скорость мысли, появляется неловкость. Собственно, от осознания глупости ситуации.

Может, питомца завести... цветок хотя бы. Вспомнились два прошлых опыта: кактус замёрз на окне, а крапивка засохла на третий день покупки. Снова колючку купить? Или нечто более живое. И выносливое. Кактус в мире животных. Держать верблюда в квартире проблематично...

Но это могло бы помочь. Легче жить, когда заботишься о ком-то. Но и обрекать кого-то или что-то на существование рядом с собой не очень хочется.

Подозреваю, что всё закончится, стоит только вернуться домой. Сяду у компьютера, расслаблюсь. Всё покажется не таким уж плохим: хватает денег на жильё, интернет и еду – что ещё-то надо?

Красивые облака. Слегка оттенённые закатным солнцем. Не такие серые, как обычно бывает в этом неприятном городе.

По ушам резанул козлиный смех. Отрываю взгляд от неба. Тройка распивающих пиво гопников. Стараясь не слишком торопиться, поправил капюшон и сунул руки в карманы толстовки.

Не обратил внимание на оклик, не обратил внимания на пролетевшую мимо бутылку. Она разбилась вдребезги о тротуар немного впереди. Держа неспешный шаг, прошёл по стеклу. Этого не существует. Всё и так тлен, ни к чему обращать внимание.

И они особого внимания не обратили, остались сидеть на парапете подвальной лестницы.

***

Кайрат. Первый клиент

Горошина, что лишь слегка давила на висок, растянулась в раскалённый кинжал и теперь медленно прорастает вглубь черепной коробки.

– Ну сколько можно?

Кайрат ещё ниже опустил спинку кресла, со стоном закинул руку за голову и попытался представить, что лежит на пляже. Кондиционер – лёгкий бриз. Солнце, припекающее темя через сломанную тонировку окна – обязательно тропическое. Попытка не удалась. Воздух из кондёра вонял чем-то неуловимым, техническим, а солнце грело вполсилы, тело бил лёгкий озноб. Новый приступ боли откликнулся в плече и докатился до самого запястья. Кайрат чуть не взвыл, но даже ручку кресла сжать не смог – правая рука совершенно не хотела слушаться. За шумом в голове не сразу расслышал трель вызывной панели. Предчувствуя новую волну приступа, всё же приоткрыл один глаз и скосился на экран. У двери стояла какая-то деваха. И не жарко ей шляться по городу...

Собрав волю в кулак, сел. Нажал на кнопку, впуская посетителя. «Лишь бы не завыть, лишь бы не завыть...»

Посетительница уверенно прошла через всю комнату и заняла стул.

– Вы ведь работаете?

Кайрат аккуратно утвердительно моргнул.

– Точно? У вас вид какой-то нездоровый.

На этот раз зубы скрипнули не столько от боли, сколь от раздражения. «Ну чего медлит? Дура. В такую жарень припёрлась на окраину города и теперь тупые вопросы задаёт».

Девушка заёрзала на стуле. Кайрат даже не постарался убрать с лица раздражение. Плевать, что первый клиента за две недели, плевать. Пусть неженка катится куда подальше, а он отлежится, выпьет порошков или чаю заварит. Ромашку с мятой. Натуральных.

Но посетительница не собиралась никуда уходить. Достала из сумочки листок бумаги, развернула и положила на захламленный стол. Кайрат приподнял бровь, на что девушка ответила:

– Вот, его надо найти.

Вдохнул, выдохнул. Надо же, как далеко положила. Стараясь не делать резких движений, осторожно потянулся за бумагой.

– Пожалуйста, найдите его, очень прошу! – девушка, вдруг вскочив, схватила сыщика за руку.

Кайрат поморщился и чуть не выматерился. Но прикосновение чужой жаркой ладошки быстро перестало казаться противным. По телу пробежал приятный холодок, боль слегка отступила. Клиентка селя обратно, поправила платье. Лучезарная улыбка растворила остатки горячего штыря в голове, успокоила разнывшиеся нервы.

Наконец удалось оторвать взгляд от посетительницы и переключить внимание на принесённый ею листок. Мало того, что информация была не на цифровом носителе, как обычно, так девушка умудрилась вместо фотографии принести портрет. Хороший, правда, ничего не скажешь. Мужчина лет тридцати, не очень длинные волосы зачёсаны назад, татуировок, пирсинга или других особых примет нет. Брат, наверное. Старший. Такие же тонкие черты лица, брови вроде похожи.

– Я понимаю, что информации мало, но единственное, что я знаю – он перемещается по городу на метро. У вас ведь есть доступ?

– Да...

– Вот задаток, – девушка положила на одну из папок конверт, – внутри мой номер. Я не хочу давить, но мне пришлось посетить ещё нескольких частных сыщиков. Ну, я пойду?

Не дожидаясь утвердительного кивка, девушка встала, ещё раз улыбнулась и вышла. Кайрат закинул ноги на стол, разбросав пыльные папки и шкатулки с носителями. Повертел портрет. Обычный карандаш. Обычная бумага. Никаких подписей.

– И кто же ты такой? Да и не важно, – бросил листок на кипу бумаг, оттолкнулся от стола и закружился в кресле, откинув голову набок.

Почему-то не смущала сумбурность сделки, как не смущало и отсутствие фото, имени разыскиваемого и даже договорённости об оплате. Найти так найти. Ах, какая приятная особа, эта девушка! Ради новой встречи стоит попыхтеть и перелопатить все архивы города. Наведаться к Блохе, пусть матрицу с портрета снимет для начала.

Глава 3

Гуль. Мареевка

Город встретил холодным гостеприимством пустых окон и вынесенных дверей. Пришлось пройти несколько кварталов, чтобы оказаться, наверное, на единственной приличной и более-менее уцелевшей улице. Но и она особой оживлённостью похвастать не могла: на паре крылец под поскрипывающими на ветре вывесками расположились в тени козырьков хозяева лавок; потёртые двери столовой были открыты нараспашку и подпёрты отполированным ладонями до маслянистого блеска поленом. На узком крыльце клевал носом сильно заросший мужичок в облезлой каракулевой шапке, разило от него на несколько аршин сивухой и густым дымом камень-травы.

Чтобы особо не мозолить глаза, гуль зашёл в пустующую столовку и сел в углу.

Создатель Всемилостивый, святой Атом и ржавая батарейка! Быть ограбленным спасёнными пленниками... Остаться без снаряжения, с парой крышек, что завалялись в кармане, да стареньким стилетом в сапоге. И то хорошо, что побрезговали одежду отжать. Тогда бы увидели под рукавом браслет, попытались бы снять, а то и вовсе руку отрубили.

Эх, ладно. Как говорится, всяко бывает. Главное – жив. А вещи приходят и уходят.

– Эй ты, – крикнула из раздаточного окна хозяйка, – покупать будешь что? Если просто от солнца спрятаться – две крышки, и сиди хоть до посинения, только спать на столе или под столом не вздумай.

– Самогон возьму.

– Десятка. Пятнадцать, если нет своего меха. Ну, чего расселся? Я тебе не подавальщица.

И правда, для официантки хозяйка была слишком почтенного возраста. Гуль бы даже не особо удивился, если бы они оказались ровесниками. Тем не менее, на дряблых щеках старухи краснели два ярких круга румян, а отвисающая нижняя губа была выкрашена какой-то дикой фиолетовой помадой. Несколько раз перебрав на ладони деньги, она сунула гулю в руки бурдюк, но прежде чем отпустить, окинула высокомерным взглядом и недовольно проворчала:

– В полдень приходят за молоком ошейники, так что лучше тебе тут не засиживаться.

– У вас ферма?

– Работники не нужны! Топал бы ты лучше отсюда подобру-поздорову.

– Карга... – уже выйдя на улицу, фыркнул гуль.

Красный зенит давил, хотелось тени.

– Ещё какая! Добрых людей под нещадное солнце гонит! – подхватил пьяница, до этого дремавший. Со второй попытки встал на ноги, – честь имею, Севастьян Дождик, поэт. А вас...

Гуль пожал руку, но не спешил представляться. Огляделся по сторонам:

– Вы тут живёте?

– Нет, нет! Я – гражданин мира! В данный момент остановился здесь, но вскоре вновь двинусь в путь, чтобы нести радость просвещения людям! Как долгожданная влага облегчает землю, так же и моё творчество смягчает души людей, – прикипев взглядом к бурдюку, пьяница облизался и пригладил бороду, – да-а-а... в сей жестокий век люди забывают о прекрасном. Несомненно, возвращение плодородных земель, охота и выпас браминов – дела первостепенной важности. Но не стоит забывать и об искусстве. Оно отличает нас от дикарей и животных.

Заметив, что гуль собирается уходить, Севастьян пошёл в наглое наступление:

– Дражайший, не дадите глоток воды бедному страждущему? А я поделюсь своим творчеством.

– Но это не вода, это цуйка.

– Не страшно, не страшно, – замахал тот руками, – давайте найдём место в тени. Пройдёмте немного дальше по улице, как видите, здесь множество заброшенных домов.

Гуль немного помедлил и степенно кивнув, будто у него на уме изначально было не то же самое.

Солнце уже прошло зенит и медленно двигалось к горизонту, тени начали удлиняться. Главная дорога, как ни странно, шла почти по окраине, наверняка её выбрали потому, что она была достаточно широка и строения в этой части города сохранились лучше, чем в фактическом центре.

Севастьян приобнял своего нового знакомого за локоть, стараясь говорить как можно выразительнее и размахивая руками, не дождался прибытия на место и начал декламировать стихи:

– Жарко, душно, гнусно, мерзко

Ветер, пыль, песок, отрава

Шумно, мусор, прах и пепел

Камни, соль, преддверье ада

Мухи, блохи, тараканы

Птицы, крысы, чайки, вопли

Визги, крики, запах гари

Масло, жареное трижды

Люди, гомон, смех и топот

Проткнут мозг, расплавлен гвалтом

Бьёт прибоем реп с ламбадой

Сахар с распаленным жиром

Рыба, что вчера сгорела

Солнце душит плотным жаром

Нервы, стёртые до крошек

Плющит равнодушным шаром

В иглах острого зенита

Все живое вязко липнет

Сонно бьется рваной каплей

Засыхая, кровь густеет

На дыбе распята пляжа

Усыхает под давленьем

Тонет в просолёном поте.

Тонет мысль, умирает

Стих ползет речитативом

Чтобы тоже вяло сдохнуть

Запятые околели

Не успев совсем родиться

Точки ссыпались под пандус.

И слова иссякли тоже

Поросли сухой травою

Закопались в дроби камня.

Тут Эйлат конец сезона(*)

Пьяница возвёл сжатый кулак к небу и зажмурился, слегка мотая головой.

Дорога резко свернула вправо, последним на углу расположился оружейный магазин со стандартным названием «Егерь». У входа мужичок с пышными бакенами что-то выслушивал от бритоголового щупляка в зелёной кожаной броне с двумя чёрными нашивками на плече. Последний смотрел снизу вверх, одну руку держал в кармане, во второй сжимал толстый дымящийся окурок и активно жестикулировал, часто затягиваясь и пуская дым мужичку в лицо. Тот морщился, но не отходил, не возражал, лишь изредка кивал. Гулю всегда казалось немного странным, что разбойники и работорговцы враждуют меж собой, ведь обе фракции ведут себя одинаково мерзко, у них одинаково скудный словарный запас, их все одинаково ненавидят. Даже меж собой бандитские группировки чаще язык находят. Но в отличие от разбойников, ошейники могут себе позволить вот так селиться в нейтральном городе и собирать «налог» с некоторых. Гуль с сочувствием посмотрел на торговца. Возможно, однажды дружинники выбьют отсюда всю эту шваль, но пока ничего поделать нельзя.

– Что-то не очень весёлые стихи, – с лёгким сомнением заметил он и отвернулся, пока ошейник не обратил внимания на прохожих.

– Как и наша жизнь, дражайший! – Севастьян дружески сжал локоть гуля, бросил очередной жадный взгляд на бурдюк и со вздохом замолк.

Нежилой квартал отличался от торговой улицы лишь отсутствием людей, пожалуй. Дома тут такие же облезлые, с трещинами в стенах и провалами в кровле. Тут так же не было заборов, вместо стёкол в окнах куски фанеры, или просто закрытые ставни. Гуль скосился на вагончик, к верхнему углу которого много лет назад была прикреплена стандартная реклама. Теперь от неё остались ржавые проволочные кольца да куски трухлявой резины. Хорошее местечко. Было когда-то. Когда пионер находит город, такие вот объекты вскрываются в первую очередь, довоенные инструменты везде на вес золота, а производство новых почти целиком спрятано в бункерах Дружины. Ну и какие-то крохи можно найти лишь предавшись методичной прочёске домов, гаражей и подобных мастерских.

Кирпичные и каменные дома проявили наибольшее упорство. Облицовка начисто осыпалась, от крыш редко оставался хотя бы остов, стены пошли сетью трещин, и всё же эти старички держались.

– Вот этот выглядит прилично, – Дождик указал рукой на полувываливщуюся вместе с рамой стальную дверь, начисто обгоревшую под солнцем.

– Да, можно и тут.

Внутри было так же душно, но хотя бы не жарило солнце. Гуль не стал пытать пьяницу, протянул ему бурдюк, а сам стал присматривать место, куда можно бы сесть.

Севастьян отлип от горлышка и мотнул головой, сводя разъехавшиеся в стороны глаза:

– Ядрёная, – протянул зеленокожему, – нет? Ну ладно, ещё немножечко...

Он сделал ещё несколько небольших глотков, выдохнул и тоже сел у стены.

– Скипидаром разбавляют, что ли...

Язык у него уже слегка заплетался, гуль отобрал пойло.

– Ну так, какие порядки в городе?

– Порядки? А нет порядков! Из-за работорговцев все стараются отсюда съехать. Три с половиной горожанина, и тех трясут нещадно. Путников через одного в плен тащат, спасу нет никакого.

– Что-то занятное в этих краях есть?

– Та не, всё как обычно. В Большом Степном иногда видны в небе сполохи. Как радуга, только ночью.

– Это далеко?

– Да, полторы сотни вёрст, не боле.

– На запад ходят караваны?

Дождик покачал головой.

– Чего там искать? Нет там жизни.

– Где-то да есть... – сказал гуль, больше самому себе, – что же, тут других городов нет?

– Больше деревни, но это в сторону северных делянок, там не так солнце лютует, и земля плодородная попадается.

– На карте покажешь?

Закатив правый рукав, гуль открыл на браслете карту и вывел голографическое изображение на стену. Пройденный путь светился сиротливым червяком на сетке довоенной карты. Увеличив изображение, указал на один из квадратов.

– Мы в этом квартале примерно, это главная улица.

– Мудрёно...

Севастьян долго разглядывал стену, наконец уверенно ткнул пальцем:

– Вот по этой дороге, ниже – Малый, затем Большой Степной. А наверх – к делянкам. А вот тут свернуть – гильдия ошейников

– Обозников они тоже грабят?

– Нет, их не трогают, только цены заставляют сбивать. О, на днях заходил обоз, охранник один такое рассказал, я уж думал дурмана обкурился или грибов каких съел – ну бред бредом! А потом шрамы показал – я прям онемел, поверил!

– О чём речь? – гуль протянул бурдюк и отобрал после пары глотков.

– А история следующая, – начал Севастьян, вытирая усы, – отряд охотников напал на след когтя, шёл без передыху полдня, в основном по пустынной местности. По пустынной, понял? Это же коготь! Так вот, гнались бы за ним и дольше, но когтю не повезло перебежать дорогу обозу, в буквальном смысле. Хотя, ещё спорный вопрос, кому не повезло. Короче, пробежал под самым носом у обозников, не обратил даже на них внимания. Охранники оцепенели, но у кого-то сдали нервы, и он пальнул уже в спину, когда коготь немного отдалился. Мутант такой обиды не стерпел, вернулся и стал потрошить всех, кто держал оружие. Скотинку не тронул. Охотники подоспели как раз к шапочному разбору, когда у караванщиков было намного меньше конечностей, чем полагается здоровому человеку. Отряд из шести человек, все хорошо вооружены и экипированы, все закалены боями, как против людей, так и против всевозможных тварей, и все они также были разобраны на запчасти.

Вот этот-то выживший, после того, как дошёл до города, сменил портки, подлечился и примкнул к другому каравану. Говорит, повезло прикинуться мёртвым. Бочина вся исполосована, шрамы свежие, так что поверил я ему, поверил!

– Далеко это было?

– А чёрт его знает, недели две пути на запад.

– Держи.

Сунув пойло в жадные руки, гуль встал и направился к двери.

– Уходишь? Ну... спасибо, дружище. Удачи в пути, и не попадайся ошейникам!

Пиная в задумчивости камни, гуль побрёл по улице, бормоча под нос:

– Рядом... Или не тот? Мало ли когтей по пустоши бродит. А что, если не совпадение? Нет, это должно быть совпадением. Пожалуйста, пусть это будет совпадением! Но как, как?! Так мало времени...

Остановился. Осмотрелся. Вдохнул пустой воздух сухого города. А стоит ли вообще убегать?

(*) Стихотворение Марики Становой

***

Ноль. У куратора

Раскинул руки на спинке дивана.

– Воды? Довольно жарко.

Я кивнул и взял стакан.

– Что думаете насчёт этого?

– Насчёт бабьего лета? Ждал столичный гриль.

Анна вопросительно приподняла бровь.

– Ну, знаете – сначала тайгу сожгли, потом озеро в Казахстане стеклянное выплавили. По логике событий...

– Почему же не уехали?

– А мог?

– Вас же никто не держит.

Выдержала паузу. Улыбнулась. Она сидит в похожем кожаном кресле, положив сплетённые пальцы на колени. От неё очень приятно пахнет букетом каких-то трав, из которых я смог узнать только ваниль. Действительно обезоруживающе. А говорит: не держит.

Немного жарковато в куртке и толстой рубашке – «лето» круто взяло обороты – и я уже начал жалеть, что не накинул кожанку на одну лишь футболку.

– Что теперь? Попросите меня прилечь, задёрнете шторы и сядете у изголовья?

– А вам так будет удобно?

– Нет... попытался пошутить. Просто вспомнился дер. Зигмунд.

– Вас беспокоят некоторые аспекты сексуальной жизни?

– Меня беспокоят международные отношения и расширение списка ядерных стран.

Так искренне улыбается, почти верю.

– Как прошла ваша неделя?

Вздохнул, прикидывая, с чего начать. Она с терпеливой полуулыбкой наблюдала мои вздохи, потом решила прийти на помощь:

– Напомните мне свой обычный день.

– Ну... я просыпаюсь, умываюсь, завтракаю и еду на работу. Работаю. Вечером еду домой, по дороге от метро до дома любуюсь звёздами. То есть иногда представляю, что звёзды и правда видны.

– Так...

– Галлюцинации были последний раз три дня назад, а вчера столкнулся с хулиганами. Опять. Пожалуй, это давно стало неотъемлемым аспектом моей жизни.

– Как вы разрешили ситуацию? – и заговорщически добавила, – я никому не расскажу.

– Я думал, у вас отчётность.

Подловил. Но виду она не подала, улыбнулась и проигнорировала моё замечание:

– Помните, на первой нашей встрече вы дали честное слово говорить только правду, и абсолютно всё, даже незначительные мелочи.

Примерно это же, но в более официальной и расширенной форме оговаривалось в контракте. Но не шантажировать же постоянно контрактом! Вот и сажают в кресло напротив миловидную особу с выразительными глазами, мягким голосом и дурманящим парфюмом.

Что она могла подумать об исходе такой встречи?

– Шрам свежий?

Ну вот, верно всё поняла и почти угадала. Потёр переносицу.

– Нет, с работы.

– Как именно?

– Слегка закружилась голова, не успел ни за что схватиться. Упал, разбил лицо и наушник. Особенно жалко гарнитуру.

– Догадываетесь о причине помутнения?

– Конечно.

Анна слегка наклонила голову и укоризненно:

– Вы же знаете, что нам интересны любые данные, но не стоит себя подвергать опасности.

Ну да. Не стоит играть дольше шести часов. Нельзя вообще засыпать во время синхронизации. Последствия, бла-бла-бла. Я пожал плечами – виноват, но не исправлюсь.

Снова пауза перед следующим вопросом.

– Сколько их было? Хулиганов.

– Трое.

– Что именно произошло?

– Покричали ругательств, потом бросили бутылку. Промазали. Я пошёл дальше.

– Как бы вы поступили, если бы у вас было с собой оружие?

– Никак.

Я оттянул борт куртки и приподнял за рукоятку нож.

– Угу... не жалеете, что не использовали?

– Честно говоря, не знаю, помог бы мне он. И я не уверен, что смог бы кого-то ранить.

Не знаю, как ей это удаётся. Я не стал себя больше уважать, но стеснение за открытие перед ней моментально улетучилось. Но что это, как? Она же ничего даже не сказала, но есть что-то в её глазах...

Одобрительно кивнула:

– Это хорошо.

– Правда?

– Разумеется. Несмотря на побочные зрительные эффекты от долгой синхронизации, ваша эмоциональная сфера по-прежнему остаётся без видимых изменений, и учитывая специфику игр в вашем наборе... – Анна сама себе кивнула и продолжила, – как вам играется?

– Всю неделю был в разных играх, не менее двух часов, но... вчера что-то случилось с очками, после синхронизации я проснулся уже утром, с болью во всём теле. Но после красочных галлюцинаций боль как рукой сняло.

– Что именно вы видели?

– Фрагмент из GF.

– В этой игре вы проводите больше всего времени...

– Да.

Выжидающий взгляд.

– Вы же сказали, что последний случай визуальных галлюцинаций был у вас три дня назад.

– Да?.. – растерянно заулыбался, – наврал, стало быть.

– Попытайтесь вспомнить точнее.

Задумался. Я точно помню, как три дня назад, в утро четверга, в свой двадцать пятый день рождения, увидел в ванной отражение в зеркале, и это был мой перс из GF. В отличие от тех случаев, когда я сразу различаю глюк, этот раз меня немного напугал. После этого я к шлему не притрагивался, и тем не менее, сейчас у меня сорвалось признание в том, чего не было.

– Три дня назад – это точно. А вчера... возможно, это был сон.

– Подобные сны более нормальны, нежели галлюцинации. Чтож... – посмотрела на голографический экран, – наши техники разберутся с проблемой, если она есть, и вы вновь сможете насладиться играми. Что ещё в свободное время вы делаете в сети?

– Всё так же смотрю сериалы, но со своей знакомой почти не переписываюсь. Знаете, я пишу ей, когда мне совсем уж одиноко... но чем дольше я играю, тем меньше мне нужно это общение. Но я и в игре не особо в чате болтаю, вот что для меня странно.

На мониторе замелькали строки, Анна пробежалась взглядом и лёгким движением руки смахнула рамку обратно в столик.

– Вы не пробовали пригласить её на свидание?

О-о-о, дамочка, вы ступили на святую землю. То бишь, тут я как рыбка в океане. И вы не можете это не знать.

– Нет.

– По статистике люди, нацеленные на успех, чаще добиваются желаемого, нежели нацеленные на избегание неудачи. Что вас останавливает?

Сама знаешь.

– Я ведь говорил, что не знаю, в каком городе она живёт, сколько ей лет, как её зовут. И нет, узнавать не собираюсь. Мне и так хорошо.

– А вы не думали, что это также часть избегания? Специально не интересуетесь её реальной жизнью, чтобы не было желания познакомиться лучше?

– Именно так и думаю.

Мы ещё немного потрепались ни о чём, она была не против. Наши разговоры давно вышли за рамки делового опроса. Я словно получил бесплатного терапевта. Вот только не очень-то поддаюсь я терапии. Стоит гордиться или волноваться? А, пофиг.

У стойки предложили привезти мне шлем позднее, курьером. Ну и ладно, не придётся тащиться через весь город с коробкой в обнимку.

***

Олег. Экскурсия

Владение другими может быть тонким искусством. Если заморачиваешься эстетикой. Заомрочки всяческие Олег вообще не принимал, поэтому всё сводилось к простому правилу: будь сильным, большим, и к тебе потянутся. Увеличить и уплотнить собственное пространство, так сильно, чтобы прохожих аж отшатывало. Гравитация, она.

Прохладный ветер заставлял новичка кутаться в лёгкую ветровку и бросать недовольные взгляды на медленно розовеющий восток. Олег упорно игнорировал вопросы о том, куда они идут. Монаха Андрей даже не спрашивал, это вызывало лёгкую зависть – Алексея, выходит, боятся сильней. В принципе оно понятно. Никто никогда не спрашивает Монаха. Лицо у него вовсе не кирпичом, скорее наоборот – острое. Или бывают острые кирпичи?

Пустые улицы областного городка умиротворяли. Никакой суеты, чадящих машин. Ещё бы скорей воздух прогрелся, да пару дымков затянуть – для пущих красок окружения. Олегу нравилась обкатка новичков. В основном потому, что проводил её не он, а Монах или Катя, а сам спокойно наблюдал за реакцией молодняка.

Андрея молодняком можно назвать лишь с огромным таким натягом. Сорокалетний дядя суетливо бегал глазами по лицу своих новых знакомых, постоянно оглядывался, разминал пальцы. И послушно выполнял всё, что ему говорили. Олег не очень удивился бы, если в конце дядя не выдержит и спросит, когда его примут в секту. Конечно же он думает, что это секта, все так думают.

Обошли ряд голых каркасов под торговые палатки и пошли вдоль высокого церковного забора. Монах остановился у закрытого ларька, осмотрелся и зашёл за будку. Без лишних слов полез через кованый забор, спрыгнул на той стороне и пригнувшись добежал до туевых зарослей. Олег недовольно посмотрел ему в спину и сцепил руки на колене, помогая Андрею забраться на ограду.

– Надеюсь, вы позвали меня не для того, чтоб грабить церковь, – возбуждённо прошептал Андрей, уже оказавшись в укрытии, и нервно хохотнул, пытаясь придать шутке юмора.

Монах проворчал что-то едко-неразборчивое и молодняк-дядя стушевался. Перебежками добрались до складской пристройки, затем обошли церквушку, остановились под готическими окнами апсиды. Теперь уже Алексей сцепил руки, прислонился спиной к стене и прошептал:

– Давай, только тихо.

Придерживаясь за стену и плечи парней, Андрей дотянулся до решётки на окне и подтянулся. Десяток секунд повисел, глянул вниз – Монах уже подставил ладони для опоры – и слез. На его лице гуляла яркая краска, а губы растянулись в непонятной улыбке.

Вернулись тем же путём, прошли немного вдоль дороги и свернули во дворы. Солнце уже показалось из-за крыш домов, стали попадаться прохожие с пакетами продуктов – запасаются соками и энергетиками, пока не раскалились улицы. За спиной переливчато запели колокола. В воздухе начал растекаться запах нагревающегося асфальта и бетона. Трава, поддавшись обману искусственного лета, робко пробивалась сквозь покров прелых листьев и разнокалиберного мусора.

На площадке за сетчатым забором лениво и молча кидали друг другу пробитый мяч двое ребят. Завидев прохожих, переглянулись и бросились наперегонки к забору.

– Дяденьки, не найдётся мелочи?

Олег пошарил для вида и покачал головой: в кармане была лишь соцкарта и пачка сигарет.

– Хотя бы сигаретой угостите?

– Держи, – Монах протянул пачку, позволяя брать сколько угодно.

Шкеты взяли по несколько папирос и, расплываясь в довольных улыбках, побежали за барак с прислонёнными к нему спинками сборных кроватей, обрезками труб и прочим бытовым хламом.

– Дети – наше будущее, да? – Олег насмешливо посмотрел на профиль с горбатым носом, но лицо Монаха осталось восковым, даже не исказилось привычной недо-улыбкой.

– Даже больше, чем ты себе можешь представить, – ответил он лишь через пару минут, пройдя по узенькой дорожке и миновав шлагбаум.

Андрей вовсе съёжился, будто стал свидетелем родительской ссоры. И наверняка не знает, как вообще воспринимать эти две последние реплики.

Будка охранника пустовала. Кирпичные одноэтажные постройки, выстроившиеся по левую руку, щедро посыпали землю красной крошкой. Повсюду валялись пустые бутылки, целлофановые пакеты и целые посевы сигаретных окурков. У одной из дверей седая женщина в белом халате и чёрном резиновом переднике сидела на ободраном стуле и щурилась на солнце. Она как-то странно посмотрела на гостей: не то подозрительно-опасливо, не то брезгливо-недоумевающе. Однако на приветствие ответила кивком, открыла дверь и пропустила вперёд. В нос тут же ударил сладковато-приторный запах, прохлада сперва приятно пробежалась по коже, но вскоре стало зябко. Кафель пошатывался и хрустел под ногами старым раскрошившимся клеем. Монах уверенно прошёл по коридору до последней двери, толкнул плечом, не вынимая рук из карманов.