Текст книги "Тайны острова Плам"

Автор книги: Нельсон Демилль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Когда я был ребенком, научился узнавать звук сирены воздушной тревоги. Но это был другой звук. Не было это ни пожарной тревогой, ни сигналом "скорой помощи" или полицейского патруля. Это не был и сигнал радиационной опасности, который я однажды слышал в полицейском учебном фильме. Итак, частично методом исключения, а частично благодаря собственной башке пришел к выводу, что это звук биологической тревоги, хотя я никогда его и не слышал. Боже!..

Электроэнергия перестала поступать с материка, запасной генератор вблизи главного здания мог выйти из строя из-за погоды, насосы перестали создавать отрицательное давление в лаборатории, полетели электронные воздушные фильтры...

Мощная сирена, работающая от батарей, сообщала очень плохую весть. Все, кто нес на острове штормовую вахту, должны были надеть биозащитные костюмы. У меня такого костюма не было, не говоря уже о том, что на мне не было даже трусов. Аминь!

Сильный ветер дул с юга на север. Так ли? Шторм уходил на север, но ветер закручивал против часовой стрелки. Так что все, поднятое в воздух у главной лаборатории к западу от меня, может быть принесено ветром сюда, на восточную оконечность острова. "Черт побери!"

Я понимал, что, если генераторы вышли из строя, все содержимое лаборатории вырвется наружу. "Я знал это! Я знал, что это случится!" Но почему сегодня? Почему это произошло уже во второй день моего пребывания на этом идиотском острове, на котором я никогда не бывал прежде?

Сирена продолжала выть. С пригорка, на котором я находился, неожиданно заметил вспышку света, скорее всего – луч. Луч промелькнул по горизонту справа от меня и исчез.

Я осмотрел обочину дороги и увидел узкую дорожку, вымощенную кирпичом и уходящую в заросли. Было заметно, что по ней кто-то недавно прошел. Я пробрался через заросли и сломанные ветки и наконец очутился перед осевшим в землю двориком, окруженным бетонными стенами. В стенах были железные двери, ведущие в подземные арсеналы. На окружающих холмах расположились бетонные артиллерийские позиции. Я понял, что во время предыдущего визита на остров стоял у этих позиций и видел внизу этот дворик.

Прячась в кустах, я оглядел открытое пространство, заваленное битым бетоном. Не заметил никаких движений. Не было и очередной вспышки света.

Вытащил револьвер и стал осторожно осматривать дворик. Двигался по периметру против часовой стрелки, спиной к бетонной стене, поросшей лишайником.

Я подошел к первой большой стальной двери в бетоне. Она была закрыта. По петлям понял, что дверь открывается наружу. По обломкам и мусору перед дверью догадался, что недавно ее не открывали.

Я продолжал двигаться по периметру дворика. Для любого, наблюдающего за мной с парапета, на этом открытом пространстве я был подсадной, мертвой и жареной уткой. Подойдя ко второй двери, я обнаружил то же самое: старые, ржавые стальные двери не открывались, похоже, десятилетия.

У третьей, южной стены дворика одна из двойных дверей оказалась чуть-чуть приоткрытой. Мусор на земле был слегка сдвинут – след того, что дверь недавно распахивали. Я заглянул в щель шириной дюйма в четыре, но ничего не увидел и не услышал.

Я приоткрыл дверь еще на несколько дюймов, громко заскрипели петли. Черт возьми! Я застыл и прислушался. Был слышен лишь вой ветра и шум дождя. Да еще звук сирены, извещающий каждого, что случилось невообразимое.

Я сделал глубокий вдох и проскользнул вовнутрь. Застыл на целую минуту, пытаясь оценить, куда же попал.

Было сыро и пахло сыростью. Похоже, сюда не проникал солнечный свет. Никогда.

Осторожно я сделал два широких шага влево и уперся в стену. Почувствовал, что она бетонная и сводчатая. Сделал четыре шага в обратном направлении и опять натолкнулся на такую же стену. Догадался, что это туннель, такой же, как мы видели во время первой поездки на остров.

Так не сюда ли отправился Тобин? И если да, то в поиске ли сокровищ? Или он заметил меня и заманивает в ловушку? Зачем бы он здесь ни был, главное, чтобы он был здесь.

Ни проблеска впереди, абсолютная темнота, такая бывает только в подземельях. Никакие глаза не привыкнут к такой темноте. И если Тобин был здесь, то навести на меня оружие он мог бы лишь с помощью фонарика. И если бы он включил фонарик, то моя пуля пошла бы точно по лучу. В таких ситуациях второй выстрел не нужен.

Мой дождевик и резиновые сапоги издавали скрип. Я снял дождевик, сапоги и заодно спасательный жилет. Теперь на мне была модная кожаная кобура, джинсы, не было трусов, но за поясом торчал разделочный нож, а на ногах были носки убитого человека. Я начал продвигаться в абсолютную темноту, высоко поднимая ноги – опасался осколков или еще чего неприятного. Думал о крысах, летучих мышах, насекомых и змеях. Постарался выбросить эти мысли: крысы и прочее – не мои проблемы. Мои проблемы – сибирская язва позади и психопат с оружием где-то впереди.

Правая нога наступила на что-то скользкое, и я с трудом устоял. Опустился на колени и стал ощупывать поверхность у ног. Прикоснулся к холодному металлическому предмету. Попытался сдвинуть его, не получается. Протянул руку подальше и понял, что внизу лежит рельс, замурованный в бетон. Вспомнил, что Стивенс рассказывал об узкоколейке, по которой боеприпасы доставлялись с кораблей на артиллерийские батареи. Это точно был туннель с рельсами, ведущий в арсенал.

Нащупывая ногой рельс, я продолжал двигаться вперед. Через несколько минут почувствовал, что рельс загибается вправо. Затем наткнулся на что-то массивное. Наклонился и ощупал. Это была разводная стрелка, и рельсы расходились вправо и влево. Стоя на коленях, уставился в темноту. Ничего не увидел и не услышал. Если бы Тобин был уверен, что он один, то включил бы свой фонарик, подумал я. Или, по крайней мере, издавал какой-то шум при передвижении. Я не видел и не слышал его, значит, он знал, что он здесь не один. Или просто был далеко впереди меня. Или его здесь просто не было...

Что-то послышалось справа. Будто кусочек бетона или камешек ударился об пол. Я прислушался: кажется, журчит вода. Может быть, этот туннель имеет пещеры, заливаемые в такой дождь?

Я встал и, следуя вдоль рельса, двинулся вправо. Шум падающей воды усилился, воздух стал свежее.

Через несколько минут почувствовал, что туннель закончился и я очутился в более просторном месте: склад боеприпасов. Поднял глаза вверх и увидел маленький клочок темного неба. На пол через дыру падали капли дождя. К дыре подымались какие-то подмостки. Я понял, что это подъемник для боеприпасов, подаваемых наверх к орудиям. Это был конец путей. И я знал, что Тобин здесь. И что он поджидает меня.

Глава 36

Кажется, Тобин не спешил обнаруживать свое присутствие. Выжидал и я, вслушиваясь в дождь. На какое-то мгновение мне показалось, что я один. Но все же почувствовал, что это не так. Рядом был дьявол, я не шучу.

Очень медленно вынул левой рукой разделочный нож.

Конечно, он знал, что я здесь. И я знал, что он здесь и что он завел меня в это место, намереваясь превратить его в мою могилу.

Он также знал, что если сделает хоть движение, издаст звук или зажжет фонарик, то я выстрелю. Он понимал, что его первый выстрел в темноту должен быть точным. Потому что этот выстрел будет и последним. Поэтому мы оба застыли, играя в кошки-мышки, раздумывая, кто же из нас кошка.

Маленький говнюк имел железные нервы, должен это признать. Если надо, я готов был стоять здесь неделю, но к этому был готов и он. Я прислушивался к дождю и ветру, но боялся глядеть в дыру в потолке: глаза не должны отвыкать от темноты.

Я стоял в сырой яме, холод пронизывал ноги, голые руки, грудь и спину. Приходилось подавлять кашель.

Прошло минут пять, может быть, меньше, но не больше. Теперь Тобин, наверное, размышлял, не отступил ли я потихоньку. Я находился где-то между ним и входом в туннель, так что он не мог бы миновать меня в случае, если ему откажут нервы и он решит двинуться на выход.

Наконец Тобин дрогнул, он что-то бросил в дальнюю стенку, похоже – осколок бетона. В огромном артиллерийском складе прогремело эхо. Я был напуган, но не настолько, чтобы немедленно выстрелить. "Глупая уловка, Фредди".

Мы продолжали стоять в темноте. Я всматривался, старался услышать его дыхание, уловить его страх. В отраженном свете из отверстия в крыше мне показалось, что я заметил блеск его глаз или блеск стали. Сверкнуло где-то слева от меня, но определить расстояние в темноте я не мог.

Я догадался, что мой нож тоже может блеснуть в отраженном свете, и постарался прижать его поближе к телу.

Слева от меня больше не было никаких отблесков. Я подумал, что если еще раз блеснет, то брошусь с ножом и постараюсь все решить с его помощью. Продолжал выжидать.

От напряжения стали подводить глаза. Поплыли фосфоресцирующие круги, из которых стало формироваться что-то, похожее на оскалившийся череп. Вот тебе и сила воображения.

Мое дыхание было тяжелым, и если бы не шум ветра и воды, Тобин наверняка услышал меня. Впрочем, как и я его. С трудом справился с очередным приступом кашля.

Мы выжидали. Полагаю, он знал, что я здесь один и что у меня как минимум один пистолет. Я был уверен, что у него револьвер, но не сорок пятого калибра, из которого он убил Тома и Джуди. Если бы у него было ружье, то он попытался бы убить меня с безопасной для него дистанции. В любом случае в данной ситуации пистолет был не хуже ружья. О чем я не мог подумать, так это о дробовике.

Выстрел дробовика в закрытом пространстве был оглушающим. Как только понял, что не ранен, и увидел, откуда грянул выстрел, я выпустил свою единственную пулю, стараясь поразить Тобина, пока он не сменил позицию.

Бросив револьвер и размахивая ножом, я ринулся вперед. Там была пустота. Через какие-то секунды мой нож зацарапал по стене, и я застыл.

– Думаю, у тебя остался один патрон, – раздался голос откуда-то из-за спины.

Я, конечно, промолчал.

– Отвечай! – снова раздался голос.

Я медленно повернулся на голос Фредрика Тобина.

– Я слышал, как упала на пол твоя пушка, – сказал он.

Каждый раз, произнося новую фразу, Тобин менял позицию. Сообразителен.

– Ты освещен из отверстия над твоей головой, – сказал он.

Действительно, бросок на вспышку выстрела из дробовика приблизил меня к тому месту, куда падал слабый свет.

– Ну что ж, если ты так устал от страха, то я убью тебя, – голос звучал уже из другого места.

Я не понимал, почему он не посылал очередную пулю. Вероятно, у него была какая-то задумка. Выигрывая время, я отошел от стены и крикнул:

– В гробу я тебя видал, Фредди!

Неожиданно позади меня вспыхнул свет. Он сумел зайти мне в спину и осветить лучом фонарика.

– Стой! Или я стреляю! Стой! – скомандовал Тобин.

Я стоял спиной к нему, меня освещал луч фонарика, а в зад глядело оружие неизвестного калибра. Нож я прижимал поближе к телу. Но тут он приказал:

– Руки за голову!

Я сумел быстро сунуть нож за пояс, положил руки за голову, все еще стоя спиной к нему.

– Хочу, чтобы ты ответил на некоторые вопросы, – сказал он.

– И тогда ты оставишь меня живым. Так?

– Нет, мистер Кори. Ты умрешь. Но все равно ответишь на мои вопросы, – ответил он со смехом.

– Будь ты проклят!

– Не любишь проигрывать? Не так ли?

– Не люблю. Особенно когда речь идет о моей жизни.

Он снова рассмеялся.

– Ты тоже не любишь проигрывать. Но все проиграл в казино. Ты глупый и азартный игрок, – продолжал я.

– Заткнись!

– Хочу повернуться, увидеть твои вставные зубы и паричок.

Держа руки за головой и поворачиваясь, я сделал вдох и движение животом: нож соскользнул в плотно обтягивающие джинсы. Не лучшее место для ножа, но так он был незаметен.

Теперь мы стояли лицом друг к другу на расстоянии футов десяти. Он направлял луч на грудь, а не в лицо, потому я сумел рассмотреть в его правой руке автоматический пистолет. Дробовика было не видно.

Галогеновый фонарик давал узкий луч, таким пользуются для подачи сигналов на большие расстояния. Луч не давал никакого рассеивания, поэтому помещение оставалось в темноте.

Тобин осветил меня с головы до ног и прокомментировал:

– Как вижу, ты потерял кое-что из одежды.

– Пошел к дьяволу!

Луч остановился на наплечной кобуре:

– Где твой револьвер?

– Не знаю. Давай поищем.

– Заткнись!

– Тогда не задавай вопросов.

– Не раздражай меня, Кори. А то следующая пуля попадет тебе прямо в яйца.

Я не хотел такой потери, но и не знал, что делать, чтобы не раздражать Тобина. Спросил:

– А где твой дробовик?

– Я взвел курок и швырнул дробовик о стену. Слава Богу, в меня ничего не попало. Но ты клюнул на наживку. Ты – глупец.

– И ты десять минут стоял в темноте и ковырялся в заднице, чтобы додуматься до этого? Так кто же из нас глупец?

– Мне надоел твой сарказм.

– Тогда стреляй. Смог же пристрелить спящих пожарных.

Он не ответил.

– Разве я не прав? А с какого расстояния ты стрелял в Тома и Джуди? Их даже опалило порохом. Или ты хочешь проломить мне голову, как чете Мэрфи и Эмме?

– Хотел бы. Но может, я тебя сначала подстрелю, а потом проломлю голову дробовиком.

– Давай. Попробуй ранить. Ты успеешь сделать всего один выстрел, а потом я наброшусь на тебя как коршун на цыплят. Попробуй.

Он не стал стрелять и не ответил. Но он явно хотел что-то выведать и спросил:

– Кто еще знает о том, что ты сказал?

– Все.

– Ты врешь. Где твоя подруга?

– Прямо за твоей спиной.

– Если собираешься шутить со мной, мистер Кори, то умрешь еще скорее, да еще и помучаешься.

– Тебя зажарят на электрическом стуле. Твоя плоть обгорит, ярким светом над головой вспыхнет паричок, задымится бородка, а контактные линзы расплавятся в глазницах. А уже мертвым ты отправишься в ад, где тебя опять будут жарить.

На это ответа у Тобина не нашлось.

Мы продолжали стоять. Мои руки за головой. В его левой руке – фонарик, в правой – пистолет. Несомненно, преимущество было на его стороне. Я не мог рассмотреть его лица, но оно, конечно, выглядело дьявольским и самодовольным.

Наконец Тобин спросил меня:

– Ты что-нибудь выведал о сокровище?

– Почему ты убил Эмму?

– Отвечай на мой вопрос.

– Прежде ответь на мой.

Он подумал несколько секунд и сказал:

– Она слишком много знала и слишком много говорила. Но главное – таким способом я хотел выразить свое крайнее неудовольствие твоим сарказмом и вмешательством в мои дела.

– Какое же ты бессердечное дерьмо!

– Большинство людей считают меня очаровательным. Так считала и Эмма. И Гордоны. Теперь отвечай на мой вопрос. Ты знаешь о сокровище?

– Да. О сокровище капитана Кидда. Спрятанном здесь, на Пламе. Оно должно быть перенесено в другое место и заново открыто. Я знаю о Маргарет Уили, об историческом обществе Пеконика и так далее. Ты не настолько умен, как думаешь.

– Ты тоже не блещешь умом. Ты просто везунчик. Но твоему везению пришел конец.

– Может быть. Но у меня нет лысины и искусственных зубов.

– Ты достаешь меня.

– И я выше тебя ростом. И Эмма говорила, что мой инструмент длиннее и толще твоего.

Мистер Тобин предпочел не отвечать на мои выпады. Но перед тем как пустить в меня пулю, он явно хотел побеседовать.

Я продолжал в прежнем духе:

– У тебя было несчастливое детство? Над тобой довлела мама, а папа не обращал внимания? Тебя в школе обзывали неженкой и смеялись над вязаными носками? Расскажи мне об этом. Я хочу разделить твои горести.

Как мне показалось, мистер Тобин замолчал на долгое время. Фонарик и пистолет дрожали в его руках. Когда ты под прицелом, то есть две теории, как себя вести. Первая теория: прикинуться кротким и расположить к себе нападающего. Вторая: вести себя вызывающе, обзывать нападающего, попытаться вывести его из терпения и тем самым заставить сделать ошибку. В настоящее время полиция все чаще действует по первой теории. Вторая признается опасной и даже безумной. Естественно, я предпочитал действовать по второму варианту.

– Что ты так дрожишь? – спросил я Тобина.

Он поднял фонарик и пистолет. Стало ясно: он прицеливается. Надо начинать действовать по первой теории.

Мы продолжали смотреть друг на друга, он явно прикидывал, нажимать ли на спусковой крючок.

Наконец он опустил фонарик и пистолет.

– Ты не разозлишь меня, – сказал Тобин.

– Тебе повезло.

– Где Пенроуз? – спросил он опять.

– Утонула.

– Нет, это не так. Где она?

– Может быть, она направилась за подкреплением к главной лаборатории. Тебе конец. Сдай оружие, дружок.

Он задумался.

Пока он раздумывал, я продолжал:

– Кстати, в твоем подвале под коробками с вином я обнаружил ящик с костями и прочим. Вызвал полицию.

Тобин не ответил. Его надежда на то, что моя смерть сохранит его тайну, исчезла. В любую секунду я ждал пули. Но Тобин, истинный делец, предложил:

– Хочешь половину?

– Половину? Гордоны хотели половину, и что ты с ними сделал?

– Они получили то, чего заслуживали.

– Как это понимать?

– В них заговорила совесть. Непростительно. Они захотели передать сокровища государству.

– Сокровища и принадлежат государству.

– Неважно, кому они принадлежат, важно, кто их нашел, важно, в чьих они руках.

– Значит, кто имеет золото, тот и правит? Это и есть золотое правило Фредрика Тобина?

Он захихикал. Порой я выводил его из себя, порой смешил. Мне приходилось исполнять две роли: хорошего полицейского и плохого. Так можно было доконать кого угодно.

Тобин заговорил:

– Гордоны спросили меня, не соглашусь ли я на сделку с государством. В таком случае как открыватели мы получаем хорошую долю. А остальное пойдет на великолепно оборудованную лабораторию. Останется и на оздоровительный комплекс на острове, и на ясли на материке для детей сотрудников, на защиту природы, реставрацию исторических памятников и на другие полезные проекты на Пламе. И все будет законно, а мы прослывем героями и филантропами. – Тобин помолчал и продолжал: – Я сказал им, что это отличная идея. Но с того момента их можно было считать мертвецами.

Бедные Том и Джуди! С кем же они пытались заключить союз.

– Итак, идея создания Городка имени Фредрика Тобина никак не привлекала тебя? – спросил я его.

– Нисколько.

– О Фредди, ты просто хочешь казаться таким суровым. Могу поспорить, у тебя душа младенца. А эту душу ты держишь в кувшине на полке своего камина.

Он опять хихикнул. Самое время изменить его настроение и заинтересовать в продолжении разговора.

– Шторм уничтожил твой виноградник и лодочный ангар. Я порушил твой винный погреб и квартиру. Хочу, чтобы ты знал об этом.

– Спасибо, что доложил. Ты не слишком дипломатичен.

– Дипломатия – это когда с собакой говорят ласково до тех пор, пока не найдут камень.

Он рассмеялся:

– У тебя нет камня, мистер Кори, и ты об этом знаешь.

– Чего ты хочешь, Тобин?

– Хочу знать, где сокровища.

Такой ответ удивил меня, и я сказал:

– Думал, они здесь.

– Так думал и я. Когда в августе Гордоны приглашали меня на остров вести археологические изыскания, сокровища были здесь. Именно в этом помещении они были спрятаны под старыми алюминиевыми ящиками. Но теперь сокровищ нет. Оставлена только записка.

– Записка? Какая еще к черту записка?

– От Гордонов. Они написали, что перепрятали сокровища. И что если они неожиданно погибнут, то никому не удастся найти новое место захоронения клада.

– Итак, ты сам себя...

– Не могу поверить, что они не раскрыли своего секрета кому-нибудь из верных им людей.

– Не исключено.

– Например, тебе. Поэтому ты и знал, что биологическое оружие здесь ни при чем? Поэтому ты и знал о сокровище капитана Кидда? Поэтому ты и знал, что здесь замешан я? Отвечай мне, Кори.

– Я сам все вычислил.

– Так тогда и скажи, где теперь находятся сокровища.

– Никаких догадок.

– Очень плохо.

Он снова поднял пистолет.

– Хорошо, у меня есть одна или две догадки, слабые.

– Они что, послали тебе письмо с того света?

Они сделали несколько намеков, которые мне ничего не говорят. Но может быть, эти намеки что-то значат для тебя.

– Например?

– И сколько это может стоить?

– Стоить для тебя? Или стоить всего?

– Всего. Если я помогу тебе найти сокровища, то десять процентов будут моими.

Он направил фонарик мне на грудь, немного пониже подбородка и спросил:

– Ты играешь со мной, мистер Кори?

– Я не играю.

Тобин примолк, разрываясь между жгучим желанием пришить меня и слабой надеждой получить сведения о сокровищах. Он знал, что цепляется за соломинку. Но не мог смириться с мыслью, что рушатся все планы. Он был не только разорен, но исчез и клад. Годы труда – коту под хвост. Велика вероятность пойти под суд за убийство, быть осужденным и быть зажаренным на электрическом стуле.

Наконец он заговорил:

– Это просто невероятно. Здесь были не только золотые монеты, но и драгоценные камни... камни Великого Могола Индии... рубины и сапфиры, жемчужный гарнитур в изысканнейшей золотой оправе... мешки, мешки других драгоценностей. ...Стоимость всего этого – десять, а то и двадцать миллионов долларов, может быть, больше... – Он сделал вздох и продолжал: – Думаю, ты знаешь обо всем. Вероятно, Гордоны тебе все рассказали или оставили письмо.

Хотелось бы. Но Гордоны не сделали ни того ни другого, хотя, может быть, и намеревались. Однако, как я и предполагал, Гордоны намекнули Тобину, что полицейский Джон Кори из Нью-Йорка кое-что знал. Это, по их мнению, должно было спасти им жизнь, но не спасло. Пока это спасало мою жизнь, хотя и ненадолго.

– Ты знал, кто я такой, когда я пришел к тебе на виноградник? – спросил я Тобина.

– Конечно. Думаешь, ты единственный в мире сообразительный парень?

– Пока я единственный сообразительный парень в этом помещении.

– Тогда почему же ты стоишь с руками за головой, а пистолет только у меня?

– Хорошее замечание.

– Ты отнимаешь у меня время. Так знаешь ли ты, где сокровища?

– И да и нет.

– Хватит! У тебя остается пять секунд. Раз!

– Какая тебе разница, где сокровища? Тебе их не заполучить. И не отвертеться от возмездия за убийства.

– Мой катер так оборудован, что я смогу добраться хоть до Южной Америки. Два...

– Взгляни на вещи трезво, Фредди. Забудь о туземках, кормящих тебя манго. Отдай свой пистолет, и я постараюсь спасти тебя от электрического стула. Клянусь Богом, тебя не поджарят.

"Я сам тебя убью", – подумал я.

– Если ты что-то знаешь, то должен мне сказать. Три...

– Полагаю, Стивенс кое-что разнюхал. Как думаешь?

– Возможно. Полагаешь, сокровища у него? Четыре...

– Фредди, забудь о гребаных сокровищах. Если поднимешься наверх, то услышишь сирену биологической тревоги. Произошла утечка. Мы все должны поспешить в госпиталь, а не то погибнем.

– Ты врешь.

– Нет, не вру. Ты слышал сирену?

– Так или иначе, все равно конец, – произнес он после долгого раздумья.

– Правильно. Хочешь сделку?

– Какую?

– Ты отдаешь мне пистолет. Пробираемся к твоему катеру и быстро отправляемся в госпиталь. Затем заявляем окружному прокурору о твоей добровольной сдаче, и тебя отпускают под залог. А через год в суде каждый будет врать как сможет. О'кей?

Тобин примолк.

Конечно, при обвинении в нескольких убийствах шанс выйти под залог был нулевым. Но я не произнес таких страшных слов, как арест или тюрьма. Я продолжал:

– Пойду тебе на выручку, если ты мне сдашься добровольно. Поверь, клянусь.

Он задумался над предложением. Момент был очень сложный: ему предстояло выбирать между сдачей и бесконечной борьбой. Мой расчет был на то, что Тобин плохой стратег в крупной игре. Проигрывая, он не пойдет ва-банк.

Он сказал:

– Мне пришло в голову, что ты действуешь не как полицейский. Для тебя это личное дело. Ты просто хочешь сделать со мной то, что я сделал с Томом, Джуди, супругами Мэрфи и Эммой...

Конечно, он был чертовски прав, и это приговаривало меня к смерти. Поэтому я вынырнул из луча фонарика влево, упал на пол и покатился через плечо. Тобин взмахнул фонариком и выстрелил. Но я был уже гораздо дальше от того места, куда он целил. Более того, пока эхо выстрела заглушало мои движения, я немного перекатился в обратном направлении. Вынул нож из штанин, пока он не лишил меня их содержания.

Узкий луч света метался по комнате. Он стрелял наугад, пули рикошетили о бетонные стены, грохотало эхо выстрелов.

Луч фонарика прошел прямо надо мной, но пока Тобин понял, что это я, и попытался меня осветить, я перекатился в другое место. Играть в прятки с лучом фонарика и пулями – удовольствие невеликое. Дело, правда, облегчалось тем, что я действовал на просторной территории и ничто не мешалось под ногами.

Я искал дробовик, но все никак не мог на него наткнуться. Несмотря на то что у меня не было огнестрельного оружия, преимущество перешло на мою сторону. До тех пор, пока этот идиот держал фонарик включенным и стрелял, я знал, где он находится. Тобин явно потерял хладнокровие.

И до того, как он осознал, что следует выключить фонарик, я кинулся на него, как защитник в американском футболе набрасывается на нападающего с мячом. Он услышал мое движение в последнюю секунду и попытался направить на меня фонарик и пистолет. Но я уже врезался в него.

Он издал звук лопнувшего шарика и рухнул, как кегль. Силы были явно неравные. Я вырвал у него пистолет, а затем и фонарик. Коленями придавил его грудь, одной рукой направил в лицо луч, другой приставил разделочный нож к горлу.

Ему было тяжело дышать, но он смог промолвить:

– Хорошо... Хорошо... Ты победил...

Рукояткой ножа я перебил ему переносицу. Услышал хруст кости, из ноздрей хлынула кровь, он закричал. Крик перешел в хныканье, глаза были широко открыты и он простонал:

– Не надо... пожалуйста... хватит...

– Нет, нет, не хватит! Не хватит!

Мой второй удар рукояткой раздробил вставные зубы.

Я повернул нож острием и надрезал кожу у корней волос, выдрал клочок кожи вмести с волосами. Он опять застонал, но, находясь почти в шоке, слабо реагировал на мои измывательства... Я кричал в темноте:

– Ты проломил ей голову! Ты изнасиловал ее! Ты – проклятый ублюдок!

Он продолжал стонать...

Я понимал, что надо остановиться. Но образы убитых звали к мести, во мне бушевали темные силы. После ужаса морской гонки, после преследования на Пламе, после угрозы страшного заболевания, после свиста пуль в темноте Джон Кори делал то, что можно делать только в темноте. Я дважды ударил рукояткой ножа в лоб, но черепа не проломил.

Тобин издал протяжный вой...

Хотелось вскочить и убежать, пока не совершил чего-то ужасного. Но темные силы, которые таятся во всех нас, проснулись и взяли верх.

Разделочный нож прошел через брюки Тобина в нижней части живота. Глубокий горизонтальный надрез рассек ткани и мышцы, внутренности вывалились наружу.

Тобин вскрикнул, потом как-то странно замолчал, оставался неподвижным, будто соображал, что же с ним случилось. Он, наверное, ощущал кровь, но ничего более. И может быть, благодарил Бога, что жив. Надо было кончать.

Я протянул правую руку и, взяв полную пригоршню теплых кишок, бросил внутренности ему в лицо. В свете фонарика наши глаза встретились, он смотрел на меня почти насмешливо. Он не понимал, что такое дымящееся лежит у него на лице.

– Твои кишки, – объяснил я.

Он начал издавать вопли и молотить руками по лицу.

Я встал, вытер руки о брюки и ушел. В очень холодной комнате эхом разносились вопли и крики Тобина.