Текст книги "Утро в сосновом лесу (СИ)"
Автор книги: Нелли Снежнова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Annotation
Милая и домашняя Эля из-за предательства любимого мужчины оказывается без крыши над головой и средств к существованию. Неожиданно помощь приходит... но сможет ли женщина справиться со своими страхами, чтобы вновь обрести счастье? Эта история – новогодний подарок всем, кто живет мечтами о простом женском счастье. А особенно – тем, кто переживает сейчас не лучшие времена. Вы только не унывайте, и все обязательно наладится! С Новым годом!
Снежнова Нелли
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Снежнова Нелли
Утро в сосновом лесу
Утро в сосновом лесу
Глава 1
Сжав кулаки, я с трудом сдерживаю судорожно прорывающиеся рыдания. Хотя зачем сдерживать? Никого тут нет, кроме меня, идиотки. С пологого берега хорошо видно узкую темную полынью посреди реки, в которой отражается красноватый диск уходящего солнца. Чуть покачиваясь из стороны в сторону, я безудержно рыдаю прямо на холодном, безжизненно белом снегу.
Господи, ну как так? Почему со мной?! Вся моя жизнь рухнула в пропасть сегодня вечером, а я до сих пор не могу осознать, что происходит здесь и сейчас. Горькие, обидные, горячие слёзы все текут и текут по щекам, попадая в рот, и оставляют тёмные пятна на куртке. Так и сижу, невидящим взглядом уставившись в белое безмолвие заснеженных осин на берегу напротив. Все прокручиваю в голове последние дни, месяцы, годы, пытаясь понять, что привело к тому, что я оказалась здесь.
Тихая, спокойная красота зимнего леса и реки немного успокаивает, давая призрачное ощущение одиночества и отстраненности. Солнце садится, и последними, щедрыми золотом лучами, заливает все вокруг. От леса за спиной уже ползёт ночная прохлада, но я дрожу не только от холода. Вдруг слышу далёкий нарастающий шум мотора. Морщусь. Нужно было зайти подальше. Господи, зима ведь. Ну кому сейчас к речке понадобилось? Разве что парочка неприкаянная в машине собралась развлечься... Вот и он наверное, тоже не раз так делал. В нашей машине. В сердце что-то глухо закололо, я попыталась вдохнуть поглубже, но не получилось. Звук затих – не далеко от меня, но и не так уж близко. Можно пока сидеть дальше.
Боль немного отпускает, и я смахиваю с ресниц новые слёзы. Мороз не очень сильный, но мокрые пальцы я уже почти не чувствую. Хотя, мне плевать на все, кроме своих горьких мыслей. Вдруг совсем рядом раздаётся звонкий лай. Из кустов, больше похожих на сугробы, выныривает пятнистая, вроде как охотничья собака, и восторженно виляя куцым обрубком хвоста, тут же подбегает и начинает ко мне ласкаться. Я поднимаю руку и машинально треплю ее по ушам. Хорошая. Все-таки умные они, чувствующие. Девочка, почти щенок ещё. Она внимательно смотрит на меня и лижет горячим шершавым языком мою мокрую щеку. И вдруг ложится рядом, прямо на снег, положив морду мне на колени. От этой неожиданной ласки чужого, незнакомого существа, мне становится вновь пронзительно жаль себя, и слезы льются с новой силой. Откуда-то из-за пригорка слышу зычный мужской голос:
– Линда, ко мне!
Собака вздрагивает всем телом, порываясь вскочить, но почему-то передумывает. Опять кладёт голову мне на колени и тихонько скулит.
И снова, уже с едва заметной ноткой раздражения, хозяин зовет ее:
– Линда, ко мне, я сказал!
И вновь она не слушается. Не ученая ещё, наверное. А может, просто не хочет. Может у неё быть своё мнение? И желания, и стремления? Я-то знаю, каково это, отдаться добровольно во власть такого "хозяина", и счастливо ловить каждую крупицу внимания, любую мимолетную ласку и нежное слово, думая, что так будет всегда. Вот только ее вряд ли ожидает предательство.
Погрузившись в свои невеселые мысли, я вздрагиваю от неожиданности, когда скрип снега под тяжелыми шагами раздается прямо у меня за спиной.
– Ах вот ты где, негодница! А ну быстро ко мне, учить буду. – голос низкий, чуть хрипловатый.
Собака снова тоненько скулит, но не двигается с места.
– Что, виновата, непослушная?
Я бросаю взгляд из-за плеча назад, и сквозь пелену слез вижу тёмные очертания высокой мужской фигуры.
– Добрый вечер! – это он мне уже, похоже. – Извините, маленькая ещё, пристает ко всем.
Я пытаюсь скосить глаза, не поворачивая лица (наверняка красное, опухшее, стыдно ведь показывать), и рассматриваю высокие чёрные ботинки и пестрые зеленые штаны прямо у своего плеча.
Мужчина наклоняется, и хватает собаку за шкирку. Она тихо взвизгивает.
А мне становится ее жалко. Ну не послушалась, подумаешь! Маленькая же. И вообще, она просто меня пожалела.
– Не наказывайте ее, очень прошу. – всхлипываю, уставившись под ноги и вжимаю голову в плечи. – Пожалуйста. Она умная девочка.
А слезы льются и льются, проклятые.
Мужчина молчит несколько секунд, и неуверенно интересуется:
– С вами все в порядке?
Конечно, все зашибись. Так, решила всплакнуть вечерком на безлюдном берегу реки. Зимой. В тонких лосинах, кроссовках и легкой осенней курточке.
– Нет, – честно вздыхаю я. – Но помощь мне не нужна.
И, чуть помедлив, еле слышно добавляю:
– Но спасибо.
Мужчина пристегивает собаку к поводку, немного топчется рядом и спрашивает:
– Не вижу машины. И рядом никого. Может, вас подвезти?
– Интересно, куда же? – усмехаюсь с горечью.
– В смысле? – он обходит меня, и теперь стоит спереди. Поднимаю голову и вижу, как вытянулось его лицо. Да, видок у меня сейчас, наверное, тот ещё. Ничего такой мужик, но особо симпатичным не назовёшь, хотя высокий и в плечах широкий. Лицо такое... типично мужское какое-то, неулыбчивое, даже немного угрюмое. Почти по самые глаза зарос густой темной бородой, из-за чего возраст определить сложно, да и вид диковатый. Ну, за тридцать пять точно. Карие глаза смотрят серьёзно и уверенно.
– Не берите в голову. – пытаюсь изобразить вежливую улыбку. – Я еще... погуляю.
– Погуляете? – явно сомневается. – Мороз же, и темно уже. – чуть наклоняется и тянет носом – думает, пьяная, что ли? Ах, если б... Хоть согрелась бы. Мир не без добрых людей, вот, какой-то чужой мужик помочь хочет. Почему же мне в мужья урод такой достался?
– Да. – я опять непроизвольно всхлипываю, и тут же от стыда прячу красное лицо в ладонях. – Спасибо, что спросили, и до свидания.
Он недолго стоит, переминаясь с ноги на ногу, а потом я слышу медленно удаляющиеся шаги.
Как хорошо. Снова одна.
Солнце почти село, и стало действительно холодно. Жаль, я не подумала потеплее одеться. Вся одежда осталась дома, а туда я больше не пойду. И теперь это место домом уже не назову.
Самое обидное, что ни денег, ни телефона я тоже не взяла, убегая сломя голову. Да и кому б я сейчас звонила? Можно было бы сдать в ломбард обручальное кольцо (другого золота на мне в тот момент не оказалось), но я, дура, только что закинула его в реку. Еще и радовалась, когда первым же метким движением попала в самый центр полыньи. Могла бы попросить денег у мамы, и поехать к ней, но для этого придётся пойти к кому-то из знакомых. А этого я сейчас точно не хочу, тем более, что все они – друзья Ромы. Мои же подруги остались там, в родном городе, а здесь близких я так и не завела. Как, ну как я, взрослый, образованный человек умудрилась очутиться в такой ситуации?!
Поразмыслив ещё, я немного успокаиваюсь. Ну посижу ночь на берегу, подумаю о жизни. Подумаешь, побегаю-поприседаю, если замёрзну. Не минус двадцать же. А утром решу, куда идти. Все равно сейчас уже не соображаю ничего.
Нахожу место, где на снегу проступают очертания толстого бревна (видно летом шашлычники к берегу прикатили), устраиваюсь поудобнее. Натянув посильнее рукава и обхватив руками колени, уже закрываю глаза, чтобы снова погрузиться в свои невеселые мысли. Вдруг слышу, что опять подъезжает машина. На этот раз она останавливается совсем рядом, и мотор сразу глохнет. Вот не зря я блондинка. Сижу тут совсем одна в темноте, ещё б на дороге села. Стало немного не по себе. Вдруг пьяные... Слезы-слезами, а надо было хоть об этом подумать. Хотя, грабить меня, например, смысле вообще нет, так как с собой у меня абсолютно ничего. Кроме остатков растоптанного достоинства.
Сажусь прямее, пытаясь вытереть щеки заледеневшим рукавом, и с некоторым облегчением вижу, как из большой чёрной машины выходит уже знакомый мужчина.
– Вставайте, подвезу домой. Совесть не позволяет вас тут бросить, – говорит он, протягивая мне руку. – Замерзнете совсем, а я потом виноватым чувствовать себя буду.
Я тяжело вздыхаю:
– Я очень благодарна вам за беспокойство, только... Понимаете, мне сейчас некуда поехать.
– Как это некуда? – он удивленно окидывает меня взглядом. На бомжа, видимо, пока не похожа.
– А вот так – совсем некуда.
– Так не бывает. Где-то же вы живете.
– Живу... жила, конечно. Но вернуться туда... не могу. Это... В общем, как-то так.
– А чуть подробнее? – он вдруг опускается на бревно рядом, выжидающе глядя на меня, и мне не становится немного не по себе.
Дура, как есть дура. Вечно выкладываю все как на духу. Вот если в чем Рома и прав был, так это что от моей патологической честности в жизни одни проблемы. Надо было говорить, что муж за мной сейчас приедет. А теперь, как поймёт, что одна совсем, мало ли что в голову придёт. Потом всматриваюсь в его лицо, насколько позволяет скупой вечерний свет, и не вижу ничего тревожного. Пожимаю плечами:
– У вас наверняка есть дела поинтереснее.
Он криво улыбается:
– А я не тороплюсь. Тоже гуляю. – коротко свистит, и из темноты снова выскакивает собака. Ложится брюхом вверх рядом с хозяином, и млеет от ласки, смешно подёргивая лапами, пока он ее почесывает.
– Ну... если в двух словах: домой сейчас нельзя, а больше пойти некуда – родители и все остальные в другом городе.
– А знакомые?
Качаю головой.
– Ну так и едьте к родителям. Или в гостинице комнату снимите.
Непрошеные слезы снова тяжело капают с ресниц, растапливая снег под ногами.
– У меня совсем денег нет. – виновато опускаю голову.
– Ну-ну. Не плачьте. Я одолжу вам.
Я недоверчиво вскидываю взгляд.
– Хотя, знаете, лучше не так. Уже поздно. Поедем ко мне, тут недалеко, переночуете. А завтра утром съездите домой за вещами, купите билет или что там ещё захотите делать. Меня, кстати, Егор зовут.
– Эля. – острожно киваю я, – а ваши... родные не будут против?
Что ты несёшь, дура? Отказывайся. Ты же его первый раз видишь. Мало ли, что за маньяк тут сам по ночам разъезжает? Ну и что, что выглядит добрым. Куда тебе в людях разбираться, если даже мужа за восемь лет не рассмотрела.
– Я сам живу, – усмехается он. – А Линда совсем не против, правда? – и собака, будто соглашаясь, радостно виляет хвостиком. – Вы ей сразу понравились.
Он встает, и я тоже пытаюсь подняться. Ох и высокий мужик, думаю, задирая голову вверх. То ли от холода, то ли от стресса, у меня начинает кружиться голова, и я, не удержавшись, оступаюсь, и падаю назад. Мужчина машинально подхватывает меня за локоть. Перед глазами темнеет, и я слышу, как кровь шумит в ушах.
Вцепляюсь в крепкую мужскую руку, и, в последней попытке оправдать свою беспечность, поднимаю умоляющий взгляд к его лицу. И тихо, почти жалобно шепчу:
– Не обидишь?
– Не бойся. Не обижу. – уверенно отвечает он, и ведёт меня к машине.
Усаживает на переднее сиденье, острожно пристегивает, и даже зачем-то укрывает своей курткой. А-а, похоже меня сильно трясёт от холода, да и руки как ледышки. Почувствовал, наверное, когда вцепилась.
Урчит двигатель, и мы трогаемся. Гудит печка, и руки начинают больно оттаивать. И от этого приятного обволакивающего тепла меня вдруг начинает резко клонить в сон. Как хорошо было бы забыться хоть ненадолго...
– Далеко еще? – шепчу с закрывающимися глазами.
– Минут пятнадцать, – поправляет на мне куртку. – Просто я не в поселке живу.
– Спасибо... – бормочу я и уплываю в тревожный сон под мерное покачивание салона.
Просыпаюсь, когда уже, по-видимому, совсем поздно. Лежу на широкой кровати в огромной комнате с несколькими окнами, за которыми чернеет ночь. Слабый свет бра надо мной освещает незнакомую обстановку – повсюду дерево, мебели почти нет, только шкаф и кровать с тумбой. На стенах висят головы и чучела разных лесных животных. Долго не могу сообразить, где же я, потом вспоминаю.
Пронзительная боль снова когтями впивается в сердце. Откидывая одеяло, чтобы встать, я задеваю какую-то фигурку на прикроватной тумбочке. Она с громким стуком катится по лакированному деревянному полу, и тормозит на пушистом коричневом коврике. С удивлением обнаруживаю у себя на ногах чудовищно огромные вязаные шерстяные носки.
Через несколько секунд тихо скрипит дверь, и в проеме появляется голова Егора.
– Простите, если разбудила. – я прочищаю горло (ох и першит, все-таки промёрзла), и смущенно тереблю кончик одеяла, не зная, что говорить дальше.
– Ничего. – он зевает, и трёт широкой ладонью ёжик коротких темных волос на затылке. – И давай на ты.
– Ладно, – пытаюсь улыбнуться помягче. Подозреваю, получается грустное зрелище.
– Я и не спал особо. – и добавил чуть тише. – Ты кричала и плакала во сне.
– О-о, извините... извини, пожалуйста. – я опускаю голову, и, чтобы не смотреть ему в лицо, рассматриваю полосатую тельняшку и широкие чёрные штаны. – Спасибо большое, что возишься со мной. Даже не знаю, как и чем отблагодарить тебя. – бояться я его почему-то перестала, и поэтому без задней мысли произнесла такую двусмысленную фразу. – Не помню, как здесь оказалась. Заснула?
– Да! – усмехается Егор. – Крепко. Замёрзла сильно. Разбудить не смог. Не заболела?
Я краснею:
– Прости, пожалуйста. Думаю, здорова, только горло немного...
– Да перестань ты уже извиняться! Разное в жизни бывает. – уголок его рта поднимается в полуулыбке.
Неслышно ступая, он поднимает с пола фигурку, и садится на противоположный угол кровати.
– Песчаная змейка, – протягивает мне. – Вырезал, когда служил еще.
– Красиво получилось, – верчу в руках искусно вырезанную до мельчайших деталей безделушку.
– Так расскажешь, что у тебя стряслось? – Егор вопросительно поднимает брови.
Ну зачем, зачем он напомнил? Грудь сдавливает, и у меня вырывается судорожного вдох. Первая слеза капает на одеяло. А вот... почему бы и нет?! Возьму и расскажу. Говорят, полегчает, когда с кем-то поделишься.
– Расскажу – улыбаюсь сквозь слезы, – если чаю горячего заваришь. Горло всё-таки болит.
– Пошли на кухню. Уже почти утро. – он ожесточенно чешет бороду и выходит.
Я встаю, и, шлепая спадающими носками, топаю за ним.
Пока идем, отстраненно рассматриваю широкую мужскую спину впереди. Шагает спокойно, уверенно – видно, что хозяин в своем доме. На жилистом предплечье левой руки из-под футболки выглядывает какая-то татуировка. Рост его я вчера даже немного недооценила – сейчас кажется, что, наверное, метр девяносто, не меньше.
Похоже, что мы в одноэтажном доме. Кухня кажется мне большой и просторной, даже в неярком свете настольной лампы. Стены ее тоже обшиты деревом. Кроме самой кухни и бытовой техники, в углу у окна стоит большой рабочий стол с ноутбуком, заваленный бумагами, а рядом потертое мягкое кресло. Видно, что любимое. У противоположной стены маленький диванчик, на нем подушка и одеяло. Здесь, похоже, и спал сегодня хозяин.
Я снова смущаюсь:
– Я заняла единственную кровать. Извини.
Егор только качает головой и снова улыбается:
– Сам виноват. Давно пора большую комнату на две поделить, да только все руки не доходят.
Пока закипал чайник и заваривался чай, я, немного продрогнув, подцепила плед. Завернувшись в него, устраиваюсь на диване. Получаю в руки обжигающе горячую чашку, вкусно пахнущую малиной, и чувствую на себе выжидающий взгляд Егора. Вздыхаю.
– Да нет ничего особенного в моей истории. Все как у всех, – горько улыбаюсь и чувствую что вот-вот сейчас опять прорвёт. – Замужем восемь лет. Жили нормально. Любила. А вчера вот узнала, что у него давно уже любовница есть, и со мной он больше жить не хочет. Банально...
Егор хмурится.
– Ну и дурак. Такая женщина... что ещё может быть нужно?
Я удивленно смотрю на него:
– Да я не о том, что я какая-то особенная! Обычная. Просто я была верна ему, и... старалась делать все, чтобы он был счастлив. Домом занималась, создавала уют. Думала просто, что заслуживаю хотя бы немного честности по отношению к себе. – слезы снова текут по щекам, а беззвучные рыдания сотрясают плечи.
Хватит, ну хватит же! Возьми себя в руки. Но уже не могу остановиться.
– Когда-то же он любил меня! Я точно знаю. А когда хотеть перестал, надо было просто сказать. Я бы поняла. Не простила бы, может, но поняла. А так... – я роняю голову на руки, отставив кипяток от греха подальше. – Да, конечно, я чувствовала, что у нас не все в порядке, очень старалась, чтобы стало как раньше, но даже не подозревала, что он... вот так может со мной поступить. Ну почему, почему нельзя говорить все как есть?! Господи, я просто слепая идиотка!
– Вовсе нет.
– Ещё какая. Ты просто меня не знаешь. Я теперь не только одна осталась, но и без ничего. Совсем, понимаешь? Деньги он зарабатывал. Все имущество на нем. О, это теперь я понимаю, как хитро он все устроил. Не зря же юрист. Детей тоже не хотел, говорил надо еще подождать, пока созреем. Мне же теперь остаётся только к маме вернуться, поджав хвост, словно побитая собака, пока не найду работу. Только что я теперь вспомню, столько лет не работала...
Егор придвигается чуть ближе, и, поколебавшись, осторожно гладит мои спутанные волосы.– Не плачь так сильно. Он оказался недостойным мужиком. Значит, и слез твоих не стоит.
– Теперь-то я это вижу, – грустно всхлипываю, – но восемь лет... Восемь лет моей жизни, восемь лет молодости, понимаешь?! Все коту под хвост...
Он вдруг хмыкает:
– Я-то, поверь, как раз понимаю. Думаешь, просто так в сорок лет в лесу один сижу? Только я ещё и единственного сына потерял.
Я удивленно оглядываюсь, пытаясь пригладить воронье гнездо на голове:
– В лесу?
А потом, чуть тише:
– Тебя тоже... предали?
На секунду прикрывает глаза.
– Не знаю, может и моя вина в том была. Просто меня дома никогда не было, все служба эта, командировки... Хотел как лучше, обеспечить их всем, чтоб не нуждались ни в чем. Она ждала, ждала, а потом в один прекрасный день полюбила того, кто рядом всегда был. Ну и ушла, с маленьким сыном вместе.
– Мне жаль. Правда. – я легонько, неуверенно пожимаю его напряженный кулак.
Он встряхивается, будто отгоняя прочь воспоминания:
– Да что уж там. Сколько лет прошло. А вообще, – вдруг тянет он меня за плед, – иди-ка умойся водичкой холодной. Сразу полегчает.
Я послушно бреду в ванную, дверь в которую ведёт прямо из кухни. Несколько раз плещу ледяной водой в лицо, вглядываясь в своё унылое отражение. Расчески нигде не вижу (да и зачем она хозяину с такой стрижкой), и стараюсь прочесать свои светлые волосы пальцами. Хорошо, что не длинные. Круги под глазами и красные пятна на щеках, конечно, никуда не делись, но вид стал немного более приличный. Губы бледные, а серые глаза блестят как-то нездорово, если не совсем безумно. Где же та милая и ухоженная девушка, которая красилась и делала укладку рано утром, чтобы предстать перед мужем во всей красе? Похоже, вчера ее не стало. Она оказалась никому не нужна.
Вернувшись на кухню, вижу, что уже начало светать. За большим окном начинают проступать очертания заснеженных деревьев, а небо над ними окрашивается в легкие розоватые оттенки.
Егор сидит, уставившись в окно и сжав кулаки на коленях. Теперь стала видна легкая седина у него на висках, и мелкие морщинки у внимательных карих глаз. Видимо, моя история разбудила его собственные неприятные воспоминания, которые он предпочёл бы и дальше хранить где-нибудь на задворках памяти.
Неуверенно мнусь у двери:
– Я и так заняла у тебя много времени. Думаю, мне пора уходить.
– Куда тебя отвезти?
Пожимаю плечами:
– Ну подкинь на автостанцию, пожалуйста, а там решу уже.
– Ну нет, так не пойдёт. Сейчас решай. А то будешь там в кресле сегодня ночевать, небось.
Тяжело опускаюсь на табуретку у стола.
– Честно, не могу я сейчас ничего решить. Но и тебя напрягать больше не хочу. Как-никак взрослая, разберусь.
Он хмыкает:
– Да уж, видел вчера, какая взрослая. Чуть до смерти не заморозилась в тряпочках своих летних.
Я чуть обиженно передергиваю плечами:
– Тебе-то что?
– А то.
Он резко встаёт, и с наслаждением потягивается, разминая внушительные мышцы.
– А знаешь... У меня идея! Рано ведь еще куда-то ехать. Так поехали пока погуляем. Я тебе покажу кое-что красивое!
Надо бы отказаться. Но я не чувствую ничего, кроме странного облечения. Так сильно хочется ещё хоть немного отложить весь этот кошмар, и не думать ни о чем прямо сейчас. Удивительно, но с совершенно незнакомым Егором я чувствую себя спокойно. Но все же у меня просыпается совесть:
– Я не хочу тебя отвлекать, ведь наверняка ты должен работать. Да и зачем тебе это? Из меня сейчас товарищ по прогулкам сам видишь какой.
– Товарищ? – улыбается. – Смешная ты. Зачем? Это уж мое дело, – хитро усмехается. – А работа... так я и есть на работе. Лесник я!
– Да-а? Ничего себе. Никогда не видела живого лесника.
Он хохочет, и на этот раз улыбка сразу достигает тёплых карих глаз, совершенно преображая лицо.
– Да увидишь нас тут. Лазишь-лазишь по лесу круглый год... леший уже, а не лесник. А вообще, мастер леса, если что.
– Уверен? – боюсь поднять глаза, и увидеть на лице Егора раздражение или дежурную холодную вежливость. Но улыбается он действительно искренне и тепло, да так, что у меня опять щемит сердце.
– Пошли одеваться!
Надо же, вдруг подумалось, а я уже не плачу.
Глава 2
Егор одевает меня в тёплые стеганые штаны, которые пришлось подвернуть едва ли не вдвое, такую же куртку, и смешную шапку-ушанку. Увидев, как я скривилась, оглядывая свою несуразную в этой одежде фигуру, он смеётся:
– Это лес, деточка! Тут не помодничаешь, иначе задница на раз отмерзнет.
А я, невольно подхватив его улыбчивое настроение, делаю реверанс, чуть не запутавшись в огромных бурках:
– Благодарю вас, прекрасный сэр.
Кухня ведёт в сени-прихожую, где нас радостным повизгиванием встречает Линда. У неё там шикарная лежанка из старой шубы и подушек. Да уж, с такой короткой шерсткой на морозе не поспишь. Она вьётся вокруг хозяина, заискивающе заглядывает ему в глаза, и смешно подпрыгивает.
Выйдя наружу, мы оказываемся на большой открытой веранде. Слева стоит большой деревянный стол, по бокам от него скамейки со спинками, а ступеньки по центру спускаются во двор. Передо мной – большое, расчищенное от снега пространство. Первое, что бросается в глаза – огромный дровяной склад слева. Перед крыльцом стоит большой чёрный пикап Егора, на котором мы вчера приехали. Присматриваюсь к значку спереди, но я в них не особенно разбираюсь.
– УАЗик, – улыбается хозяин. – Я без него, как без рук. Рабочая-то одна на все лесничество, и та – древняя рухлядь, – брезгливо морщится.
Я раньше все удивлялась, кто же такие машины покупает – с таким-то огромным кузовом. Но глядя на Егора, очевидно, что ему такая очень подходит. Они даже чем-то немного похожи.
Под навесом чуть дальше стоит старенький трактор с громадными колёсами, а за ним – какие-то хозяйственные постройки. Все это обнесено высоченным сплошным деревянным забором, прямо за которым со всех сторон начинается густой сосновый лес. И ничего больше вокруг, кроме сказочно огромных заснеженных сосен.
– Обалдеть! – восхищенно выдыхаю я.
– А то! – хмыкает хозяин.
Дом тоже прекрасен. Сложенный из мощных цельных брёвен, небольшой и складный. Толстая снежная подушка на покатой двускатной крыше и уютный дымок, вьющийся из трубы. Прямо сошёл с новогодней иллюстрации, изображающей домашний уют и лесное уединение. Я такими в своё время долго любовалась, пока свой дом не появился. По крайней мере, я так раньше думала, что он мой.
Возле ворот вижу большой железный вольер и огромную будку. Заслышав нас, из неё лениво вылезает громадный лохматый пес. Среднеазиатская овчарка, которую все обычно зовут алабаем. Рома предлагал завести такого, но я пришла в ужас от вида этих угрюмых монстров, и уговорила мужа поставить сигнализацию и кнопку госохраны.
Пес не лает, не бежит к Егору зайцем, как восторженная Линда, а неспеша, вперевалочку, шествует к нам через весь двор. Я испуганно прячусь за Егора.
– Медведя не бойся, он умный. Сейчас познакомлю.
Подходящее имечко!
– Может, не стоит? – с сомнением смотрю на красные насупленные глаза, массивные когтистые лапы и слюну, капающую с длинных клыков.
– Ещё как стоит! А то он сейчас думает, что ты чужая. – берет меня за руку и ведёт к этому чудищу.
– Сидеть, Медведь. – пёс на удивление послушно тяжело плюхается на задние лапы.
Егор берет мою руку и подносит к его морде:
– Нюхай.
Холодный мокрый нос осторожно щекочет мою ладонь.
– Это Эля. Она своя. Своя, понял?
Потом разрешает псу обнюхать меня целиком. Смущённо пытаюсь отстраниться, когда он старательно что-то вынюхивает у меня между ног.
– Фу, Медведь. Разве можно так с дамой? – ласково отпихивает его Егор, и чешет за ухом. – Не обращай внимания, это у них нормально.
Вдруг слышится шум мотора, и за воротами кто-то начинает настойчиво сигналить. Егор хмурится, закрывает великана в вольере, и идёт к калитке. Хлопают двери авто, и заговаривает сразу несколько чужих мужских голосов. Егор что-то отвечает, но слов не разобрать. Тут в калитку вдруг вваливается приземистый пожилой мужчина, тоже в камуфляже, и, покряхтывая, тащит к дому что-то тяжелое. Похоже, что это завернутая в целлофан часть чьей-то окровавленной туши. Сбросив ее на пол веранды, он заковыристо матерится и потирает спину. Оборачивается, и тут уже замечает меня. Присвистывает.
– Ох, Егорушка, ох и тихушник! – расплывается в странной ухмылке. – Ну-ка, познакомь с барышней! – кричит в сторону ворот.
Учитывая, как я выгляжу в этом облачении, не знаю, как он вообще рассмотрел во мне барышню. Но немного смущаюсь, представляя, что именно он подумал о моем присутствии здесь рано утром.
– Здравствуйте, – все же стараюсь быть приветливой.
– Здравствуй-здравствуй, девица! Ну что старика смущаешься! А у нас тут посиделки намечаются, будешь с нами?
Тут за его спиной возникает Егор, и хмуро отрезает:
– Михалыч, отстань. Это Эля, э-э... знакомая моя. В гости вот приехала. – и ободряюще улыбается в мою сторону.
– Ага, вы смотрю, уж успели познакомиться! – ржёт мужик. Лицо у него грубоватое, и, судя по всему, он выпить любит крепко, но глаза добрые. – Мля, а че это ты так скалишься?
– Не ругайся при девушке! – рявкает Егор. – И вообще... У меня, типа, отпуск, если никто не забыл. Летом зашиваюсь, зимы вот еле, наконец, дождался, так могу от вас хоть иногда отдохнуть?
– Дык мы ж это.. Кабана такого знатного увалили – грех не обмыть!
– Да у вас все грех не обмыть... За мясо, мужики, большое спасибо, но вот поляну сами как-нибудь. И вообще, у меня дела сегодня.
– Вижу дела твои! – ржёт Михалыч, сигналя мне седыми кустистыми бровями. – Ну бывай! Если что, знаешь, где искать.
Когда он уезжает, Егор относит мясо в дом, выпускает Медведя, и галантно помогает мне сесть в машину. Линда привычно устраивается сзади, где для неё постелено плотное непромокающее покрывало.
– Извини за Михалыча. – усмехается Егор. – Это егеря местные. Совсем мужики в лесу одичали, забыли, как с дамами обращаться.
– Да не за что извиняться. Тем более что на даму я сейчас не особенно похожа. – грустно приподнимаю уголок рта. – Куда едем?
– Скоро увидишь. – загадочно улыбается.
– А почему у тебя зимой отпуск? У всех летом обычно, – интересуюсь, пытаясь ослабить завязки огромной шапки, от которой ужасно чешется голова.
– Так летом никак. Летом сухо, и погода хорошая, основные рубки как раз идут. Еще постоянно патрулировать надо – ну, следить, не начинается ли где пожар, а то вдоль реки же костры постоянно. Смотреть, не рубят ли где лес без разрешения. Весной саженцы в грунт садим. А вот зимой, в принципе, только за ёлками следить. Ну так Новый год прошёл уже, теперь они не нужны никому. Ну на дрова еще рубят, конечно, но это круглый год. По зверю много браконьеров, но это егеря следят. Так что, вот решил взять отпуск, в первый раз за два года. И не зря, похоже, – бросает на меня загадочный взгляд.
Я отворачиваюсь к окну. Дорога медленно петляет по волшебному зимнему лесу. Прижавшись к стеклу, я зачарованно любуюсь разлапистыми старыми соснами. На громадных ветках искрятся, словно драгоценности, пушистые россыпи снега, а утреннее солнце окрашивает их во все цвета радуги. На глаза снова наворачиваются слезы, но уже не от боли, а от этой щемящей первозданной красоты. И я истово благодарю Бога за то, что могу быть здесь и сейчас, ведь так непреодолимо нуждаюсь в исцеляющей силе прекрасного.
Егор, похоже, неверно истолковывает мое выражение лица, потому что легонько встряхивает за плечо и говорит:
– Так, отставить. Потом думу печальную про козла этого думать будешь.
– Есть, товарищ капитан. – вздыхая, отворачиваюсь от окна.
– Ну, если уж на то пошло, то товарищ майор.
Даже так.
– Прошу простить мое невежество, товарищ майор.
– Прощаю, прелестный солдат. – хмыкает он.
– А кстати, ты как на пляже том как оказалась? Я Линду осенью туда на уток возил натаскивать, по привычке и заехал вчера, чтоб набегалась. А тут ты.
– Пешком. – пожимаю плечами. – Живу же почти на краю поселка. То есть жила. – добавляю с досадой, прикрыв глаза. – Как же жаль... Я всегда хотела быть поближе к реке, и чтоб лес рядом. Господи, просто не представляю, как теперь в город возвращаться.
– Да-а? – удивляется Егор. – Странно это слышать от молодой девушки. Обычно все наоборот, только туда и стремятся. Идут по головам, можно сказать.
– Молодой девушки? – удивляюсь я.
– А что? – он даже немного растерялся. – Сколько лет тебе?
– Ну знаешь, вопросы такие дамам... – по привычке кокетливо хлопаю ресницами. А потом думаю, к чему эти ужимки? Человеку просто интересно. Это Рома все говорил, что мне должно быть всегда двадцать. Но женское любопытство пересиливает:
– А сколько дашь?
– Ну, думал, что где-то двадцать пять тебе, но ты говоришь – восемь лет замужем. Не в семнадцать же вышла?
– Почти угадал, – улыбаюсь я. – Тридцать два.
– Да ла-адно.. – он смотрит с таким искренним сомнением, что мне становится действительно лестно.
– Да ну тебя. – отмахиваюсь, чуть покраснев, но чувствую себя уже немного увереннее.
Дорога вдруг резко ныряет вниз белым серпантином, и мы снова оказываемся у реки. От небольшой ровной площадки начинается широкий бетонный мост с железными перилами.
– Ну, вот и приехали.
Здесь я точно раньше не бывала. Хотя, с тех пор, как мы переехали, я вообще мало где бывала. Права-то мне Рома купил, но вот ездить как следует я так и не научилась. У меня какая-то боязнь дороги. Совсем не чувствую машину, других шарахаюсь, а в плотном движении вообще теряюсь полностью. В посёлке все в пешей доступности, а в город по надобности ездила с Ромой или на такси.
