Текст книги "Заклятье луны"

Автор книги: Нелли Макфазер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Глава 20

Человек, которого только что бросили в соседнюю с Джереми камеру, ругался на чем свет стоит и клялся, что ни одна тюрьма не сможет долго удержать моряка. Джереми дождался, дока он успокоится, и обратился к нему:

– Да перестаньте, дружище. И без ваших воплей тошно. За что вас посадили?

Хриплым шепотом, чтобы никто не услышал, человек рассказал:

– Я был капитаном на судне, направлявшемся в Америку. Когда корабль затонул, меня подобрали пираты. Эти ублюдки передали меня на один из наших кораблей и сказали, что я сам позволил им атаковать мое судно за долю в награбленном добре.

Джереми засмеялся. Хороша воровская честь!

– Это правда?

Человек проклинал грабителей, пока не пришел охранник.

– Проклятый горлопан! Мы поместим тебя в карцер. Можешь орать там, пока язык не отсохнет, но никто тебя не услышит.

Бывшего капитана английского судна «Фьюджитив», мистера Поллака, а это был именно он, заковали в кандалы и отвели в карцер, где содержались самые опасные преступники. Он даже не догадывался, что в соседней камере ждал своей участи Тримейн Шеффилд, то есть Фалькон.

Эннабел стояла у тюремных ворот, ожидая решения Фенморов. Если ее план провалится, она больше никогда не увидит живого Фалькона.

За воротами послышался какой-то шорох, но это был всего лишь охранник, сдающий смену. Из учебников английской истории Эннабел знала, что на протяжении шести веков Ньюгейт был долговой тюрьмой. Его перестроили полностью в 1782 году. Когда строительство закончилось, автор проекта сказал, что Ньюгейт – самая надежная тюрьма в мире.

В камерах не было окон. С болью в сердце девушка думала о том, что ее возлюбленный даже не видит синего неба, где он всегда гордо парил.

Эннабел услышала голоса, один из них показался ей знакомым.

Она ожидала увидеть, Фенморов, но из ворот тюрьмы вышел другой человек. Эннабел крепко вцепилась в руку Греймалкин, но не отступила ни на шаг, когда Дерек Лансфорд подошел к ней так близко, что девушка почувствовала его запах, который воскресил в ее памяти неприятные образы.

– Итак, вы хотите навестить своего осужденного любовника и его брата? Разумеется, вы уже заключили сделку с моими лже-друзьями Фенморами, иначе они не пришли бы просить за вас. Этого оказалось достаточно, чтобы встретиться со мной, но свидание с заключенным стоит дороже. Я хочу предложить другую сделку, но только для вас. Старуха в ней участвовать не будет. Ей я ничего не обещаю. Я почти не сомневаюсь в том, что она играла не последнюю роль в том спектакле, который вы со своим любовником устроили бедняге Сэведжу.

– О какой сделке вы говорите? У меня нет денег.

Эннабел не отступила под взглядом Лансфорда, который скользил по ее телу медленно, продуманно и вызывающе.

– О, мне кажется, вы можете предложить не только это.

– Если вы допускаете мысль, что я отдамся, значит, вы сошли с ума. Я никогда не подошла бы к своему возлюбленному, пропитанная вашим зловонием.

Ноздри Лансфорда затрепетали от злости, но он улыбнулся, и Эннабел вспомнила, какое этот мерзавец получал удовольствие, издеваясь над ней.

– Моя дорогая Изабелла, я допускаю и другие варианты… Например, мы можем встретиться с вами после того, как вашего Фалькона… когда ничто не будет напоминать вам о вашей страсти к нему.

– Что же вы предлагаете, лорд Лансфорд?

Прежде чем ответить, Дерек досконально изучил каждый ноготь.

– Одна ночь со мной в обмен на последнюю ночь с вашим бесценным узником, – он хихикнул над удачным каламбуром, – перед его последним полетом.

Эннабел чувствовала дрожь отвращения во всем теле, глядя на отталкивающее лицо единственного человека, который мог устроить ей свидание с возлюбленным. Она знала, что у нее нет другого выбора. Да и зачем ей ее тело после того, как человек, разбудивший его, умрет?

– А если я откажусь?

– Тогда вашего дорогого Фалькона тайно повесят сегодня ночью вместо официальной казни, назначенной на завтра. Я обладаю достаточной властью, чтобы изменить и время, и место. Для этого нужно только сказать, что сторонники Фалькона хотят выкрасть его из Ньюгейта.

– Это ложь. Нас только двое – Греймалкин и я. Вы знаете об этом.

Лансфорд улыбнулся:

– А если считать Фалькона, то уже трое. А ведь именно так и было в прошлый раз.

– Хорошо. Одна ночь, но только одна, и в том месте, которое я выберу сама.

– Меня не волнует, сколько времени вы хотите провести со мной. Уже после первой ночи мне не придется больше торговаться с вами. Но я могу дать обещание при условии, что вам самой будет позволено нарушить его.

Эннабел заставила себя не обращать внимания на его невыносимое чванство.

– А второе условие, что наша встреча произойдет в выбранном мною месте?

– Только если это не скошенный луг и не то сорочье гнездо, где вы занимались этим с вашим любовником.

– Я выбрала башню Джереми. По крайней мере, там я смогу отвлечь себя приятными воспоминаниями, когда мне станет совсем противно смотреть на ваше мерзкое жабье лицо.

Дерек ущипнул Эннабел за подбородок.

– Ну, ну, не надо называть своего благодетеля и будущего любовника такими плохими прозвищами. – Он наклонился к ней и бесстыдно прошептал. – Я обещаю, что вы увидите не только мое лицо.

Подошедшему охраннику Лансфорд сказал:

– Клег, у этой женщины есть разрешение суда провести ночь с приговоренным к казни.

– С каким, ваша светлость? Их двое.

Стон Греймалкин раздался, казалось, из самого сердца.

– С Фальконом. Убедитесь, что у нее нет оружия.

– Хотите, чтобы я обыскал ее, ваша светлость?

– Нет, Клег. – Лорд Лансфорд облизал губы. – Это привилегия твоего начальника. Оставь нас одних.

– Я должна поговорить с Изабеллой, прежде чем она уйдет, – сказала Греймалкин.

– Зачем, старуха? Неужели ты думаешь, что тебе удастся насыпать снотворное, как ты делала это прежде?

– Пожалуйста, позвольте нам поговорить, Дерек. – Выдавив из себя это имя, Эннабел почувствовала привкус желчи на языке.

Лансфорд позволил, им отойти на несколько шагов.

– Ты встретишься с этим исчадием ада в башне Джереми, – сказала Греймалкин. – Ты знаешь потайной ход, если он понадобится. Но я должна рассказать тебе еще один секрет. – И старуха поведала Эннабел о тайнике под камнем в комнате Джереми.

Эннабел кивнула и достаточно громко, чтобы услышал Лансфорд, произнесла:

– Я позабочусь о вещах Джереми.

– В тайнике я оставила для тебя подарок – мой талисман. Он достался мне от моей бабушки, а она получила его от своей. Теперь твоя очередь. Он перейдет к тебе и останется навсегда.

– Что это за подарок? Кинжал, которым я должна пронзить сердце нового любовника? – Улыбка Эннабел была горькой.

Такая мысль уже возникала в ее голове.

– Я ничего не скажу тебе больше, но ты поймешь, когда придет время, и воспользуешься им. Мы больше не увидимся, Изабелла. Со смертью моего внука закончится и моя жизнь.

– Но ты не должна лишать себя жизни, – Эннабел крепко обняла старуху.

– Мне и не придется делать этого. На этом свете меня удерживало только одно. Моя жизнь закончилась очень давно, а жизнь этого высохшего сгорбленного тела поддерживалась не дыханием, а дымом от моей трубки. Прощай, девочка. Не пытайся сражаться с судьбой. И не пытайся изменить судьбы тех, кого любишь. Это приведет к еще более страшной трагедии.

– Прощай, Греймалкин.

Слезы застлали глаза Эннабел. Ей казалось, что небо тоже плачет, затуманивая слезами серую улицу, по которой уходила Греймалкин. Ее маленькая фигурка скоро исчезла. Где-то вдалеке раздался скорбный крик какой-то птицы, похожий на плач.

– Итак, ваша соучастница решила не устраивать своих колдовских штучек. И правильно палач переломил бы ее старую тощую шею, как щепку.

– Пожалуйста, позвольте мне увидеться с Джереми перед тем, как я встречусь с Фальконом Я хочу попрощаться с ним.

– Сделка заключена, а прощание с вашим изменником-кузеном не было оговорено. Пойдемте со мной, пока я не передумал и не взял назад свое обещание.

В холодной темной комнате Эннабел неподвижно стояла, пока Лансфорд с похотливой медлительностью шарил руками по ее телу, задерживаясь на груди и поглаживая трепетную щель между бедер. Его дыхание стало хриплым и громким. Эннабел мрачно думала о том, не забудет ли он о своем обещании. Вдруг он сейчас набросится на нее, а потом оставит здесь до тех пор, пока на рассвете не повесят Фалькона?

Ее спас стук в дверь. Лансфорд быстро привел в порядок одежду Эннабел и собственную и высокомерным тоном начальника обратился к вошедшему тюремщику:

– Эй, на что это ты косишься?

– Прошу прощения, ваша милость, но пришла ночная стража. Они хотят получить специальные инструкции. – Он кивнул головой в сторону Эннабел, пытаясь не смотреть на ее полуобнаженную грудь.

– Специальные инструкции? – задумчиво спросил Лансфорд, адресуя вопрос тюремщику, но продолжая смотреть на Эннабел. – Охраняйте тюрьму этой ночью так, словно в подземелье содержится убийца короля. Если кто-нибудь заснет или уйдет со своего поста, то завтра на рассвете на виселице будет болтаться еще одна петля.

– Мы должны ночью наблюдать за ней? – кивок в сторону Эннабел.

– Нет, это не обязательно. Пусть Фалькон в последний раз насладится своей птичкой. И вот что: шампанское, которое я принес, должно быть доставлено в ту же камеру. Я не хочу, чтобы она думала, что Англия не имеет сострадания к своим вероломным подданным.

Эннабел приподняла край юбки и прошла мимо Лансфорда, не обращая внимания на его ехидную ухмылку, с которой он попросил:

– Передайте от меня привет лорду Шеффилду и скажите, что я не жду его на обед, который мы устраиваем завтра вечером в его честь.

– Я не скажу ему о вас ни слова, – ответила Эннабел, бросив на него испепеляющий взгляд.

Когда она вышла, Лансфорд позвал другого тюремщика, охранявшего комнату, полную завсегдатаев – карманников, мелких воришек и проституток, и сказал ему:

– Я видел, как ты привел блондинку, отведи ее в вашу «гостевую комнату», где ты и твои друзья собираете дань с проституток, которых выпускаете раньше. – Дерек поднял руку, пресекая таким образом невнятные оправдания тюремщика. – Не заставляй меня слушать твое добродетельное опровержение. Я знаю, что здесь происходит, с тех пор, как занимаюсь политикой и стал членом королевского комитета, который ведает делами Ньюгейта. Приведи девчонку и заставь ее вымыться, да не болтай лишнего.

Пока Изабелла в последний раз будет услаждать своего любовника, он развлечет себя занятием, которое и ему доставит небольшое удовольствие.

Как только Эннабел ступила на лестницу, ведущую в карцер, она совершенно забыла о Лансфорде и обо всем остальном. Девушка думала только о том, что скоро увидит Фалькона. Перед тем, как тюремщик открыл ворота в подземелье, Эннабел вытащила письмо:

– Пожалуйста, возьмите. Если вы тайно передадите его мистеру Джереми, я уверена, он отблагодарит вас.

Тюремщик подозрительно посмотрел на листок.

– Если его светлость узнает об этом, меня живым прибьют к стене.

Затем пробормотал:

– Может, передам, а может, нет, – и сунул письмо в карман. – А теперь пойдемте. Я получил приказ. Вы не должны болтаться здесь.

Когда Эннабел проходила мимо первой камеры, ее обитатель, глаза которого, в отличие от ее глаз, уже привыкли к темноте, смотрел на нее, как на привидение. Он подошел к двери своей камеры, его губы беззвучно двигались. Этого не может быть! Это была девушка, которая утонула в море, он видел это собственными глазами!

Он попытался позвать тюремщика, но не смог издать ни звука. Охваченный ужасом, капитан Поллак отполз в угол камеры. Он весь сжался и, обхватив руками колени, сидел, раскачиваясь из стороны в сторону. Это была она, та, которую он убил. Она пришла сюда, чтобы отомстить ему. Стены надвигались на него. Вцепившись руками в лицо, он пытался выцарапать из глаз явившееся ему видение. Так он и сидел, раскачиваясь и дрожа от страха, в ожидании мести от мертвой женщины, которая нашла его даже в Ньюгейте.

Высокий и прямой, в той же белой рубашке, черных брюках и сапогах, которые Эннабел видела на нем в тот день, когда он уезжал на свое последнее задание, Тримейн Шеффилд стоял в своей камере. Он смотрел на потолок своей жалкой клетки, словно пытался сквозь заплесневевшие камни увидеть небо. Услышав ее шепот, он медленно повернулся, не веря, что это происходит на самом деле, и его лицо осветилось невероятным счастьем.

– Изабелла! Изабелла, неужели это ты? – Тримейн сделал несколько шагов вперед, все еще не веря своим глазам, и вдруг остановился, увидев тюремщика, открывающего дверь его камеры. – Это какой-то обман! Не подходи ко мне, любимая, они придумали этот трюк, чтобы обвинить тебя!

– Назад, Шеффилд, отойди от двери! Начальник прислал тебе шампанское, только не спрашивай меня, почему. Я знаю, что он был первым среди тех, кто хотел, чтобы ты оказался здесь.

Тюремщик оставил бутылку у двери и, не спуская глаз с заключенного, быстро выскользнул в коридор и трясущимися от волнения руками вставил ключ в замок.

– Видишь, они все еще боятся, что я выпорхну из этой ловушки. – Тримейн обвел взглядом свою убогую камеру. – Хотя я никак не могу понять, почему они думают, что я хочу оставить такие великолепные апартаменты.

– Трей, – прошептала Эннабел, ее голос срывался при мысли о том, как скоро ему предстоит навсегда покинуть это место, – у нас осталось мало времени. Забудь обо всем, забудь о Лансфорде. Думай только о нас с тобой, о том, как сильно мы любим друг друга.

Его глаза засверкали.

– Я не могу думать ни о чем другом. Бог свидетель, только мысль о тебе удержала меня в этой чертовой дыре, я не мог рисковать тобой.

– Обними меня скорее!

Они медленно пошли навстречу друг другу, как две марионетки, ведомые рукой судьбы. Вдруг Фалькон остановился, его руки безжизненно повисли.

– Постой Лансфорд никогда бы не позволил впустить тебя ко мне! Если ты здесь, значит, он заставил тебя пойти на какую-нибудь отвратительную сделку, чтобы оплатить это свидание!

Эннабел мечтала о его любви, чтобы в ее объятиях забыть о завтрашнем дне. Она думала о сегодняшней ночи, которую они проведут вдвоем.

– Трей, ты должен знать, что для меня важны только те бесценные часы, которые остались у нас с тобой.

– Я не могу согласиться на это. Не могу допустить, чтобы ты принесла себя в жертву этому грязному ублюдку. – Тримейн подошел к решетке и, вцепившись в нее, закричал:

– Тюремщик! Подойди сюда! Леди хочет уйти!

Когда мужчина вошел в камеру, он с сожалением посмотрел на Эннабел:

– Кажется, этот человек не хочет вас.

– Ты, болван, я хочу ее больше собственной жизни. Но я не могу допустить, чтобы она провела в этой отвратительной камере еще хоть одну минуту.

– Нет! – резко ответила Эннабел, глядя в лицо Тримейну. – Я не уйду! Если ты заставишь меня, то я признаюсь во всех преступлениях, которые были совершены в Лондоне за последние десять лет, и меня посадят в такую же камеру, может быть, и похуже.

– Изабелла, ну почему ты такая упрямая? – Трей провел рукой по волосам, и на его губах появилась еле заметная улыбка.

Теперь Эннабел видела перед собой прежнего Тримейна Шеффилда, настоящего Фалькона. Он крикнул тюремщику:

– Убирайся отсюда! Уверен, ты хочешь выспаться, чтобы завтра насладиться моей казнью.

Эннабел задрожала и бросилась в его объятия.

– Да, я всегда была такая упрямая. Как ты мог подумать, что я оставлю тебя сейчас? О, дорогой, я так скучала по тебе!

– Я тоже очень тосковал. – Фалькон так сильно прижал ее к своей груди, что она слышала биение его сердца. – Прошло совсем мало времени с тех пор, как мы расстались, но, клянусь, мне показалось, что прошла целая вечность.

– Мне тоже. Я мечтала о том, как снова буду с тобой, и о многом другом.

– Ты не рассказала мне о сделке с Лансфордом. Что ты обещала ему в обмен на эти несколько часов?

Эннабел коснулась рукой его груди в том месте, где черные волосы выглядывали из-под рубашки.

– Неважно. Я уже кое-что придумала. Я буду за пределами страны, когда Лансфорд поймет, что его обманули, – солгала Эннабел.

Трей прижал девушку к себе и вздохнул, зарываясь лицом в ее волосы.

– Пожалуйста, обещай мне, что Лансфорд никогда не будет с тобой.

– Обещаю, – прошептала Эннабел. – А теперь ты тоже должен пообещать мне кое-что. Забудь о том, что это тюремная камера. Мы проведем нашу последнюю ночь вместе…

– Мы только что поженились, и это наш медовый месяц, – подыгрывая Эннабел, продолжал Тримейн.

Он взял ее на руки и, осыпая поцелуями, закружил по комнате.

– Играет музыка. Ты помнишь, какая музыка звучала той ночью на балу?

– Бетховен. Мне кажется, это слишком серьезная музыка для медового месяца. Я бы предпочла Шопена.

– Кого?

– Извини…

Шопену тогда исполнилось только восемь лет. Он уже выступал с концертами, но в Англии о нем еще не слышали.

– О, я забыла. Когда я в твоих объятиях, мне все равно, какая играет музыка. Я таю от радости и счастья.

– Когда мы танцевали с тобой в первый раз, ты говорила не так. – Тримейн заглянул в глаза любимой.

При воспоминании об их первой встрече его лицо осветилось радостью.

– Маленькая взбалмошная янки.

– Южанка, пожалуйста! Вы, англичане, называете всех американцев «янки», а это слово очень оскорбляет выходцев из Джорджии.

– Хорошо. Этой ночью я буду называть тебя по-другому. Думаю, эти слова тебе понравятся больше. Дорогая, не пора ли нам в спальню? Вот и музыка закончилась.

– Давай закажем шампанское в номер. Для молодоженов его оплачивает хозяин гостиницы.

Тримейн подал ей руку, и Эннабел грациозно оперлась на нее. Новобрачные прошествовали по грязному полу к соломенному матрацу в углу.

– Знаешь, мне очень нравится эта гостиница. Она какая-то особенная. Здесь останавливаются только высокородные крысы.

– Да, но самое лучшее в ней – это предоставляемые услуги, – усмехнулась Эннабел.

Девушка протянула шампанское Тримейну и ждала, пока он откроет бутылку. Когда вылетела пробка, она захлопала в ладоши.

Они опустились на матрац, который, словно по мановению волшебной палочки, превратился в белое пушистое облако. Когда их губы соединились в поцелуе, Эннабел почувствовала, как медленно и завораживающе закружилась комната, словно волшебная карусель. Обняв возлюбленного и еще ближе наклонившись к нему, Эннабел прошептала:

– Когда-нибудь мы придем сюда снова.

Тримейн поднял голову.

– Так какие услуги здесь предоставляют?

Девушка тихонько вздохнула:

– Скоро узнаешь, но я говорю не о шампанском.

Этой ночью Эннабел испытывала сладостно-горькие чувства. Их физическая потребность друг в друге была так сильна, что Эннабел с трудом переносила ее. Чем ближе были их тела, тем Эннабел сильнее желала этого мужчину, в эти моменты она чувствовала себя бездонным сосудом, который невозможно наполнить.

Тримейн испытывал те же чувства.

– Моя дорогая, – шептал он, лаская каждый дюйм ее кожи, – я чувствую себя варваром, но не могу удовлетворить потребность в тебе. Я целую твою грудь, губы, твои изящные бедра и не могу до конца насладиться ими. – Он перебирал ее волосы и смотрел в ее загадочные глаза. – Бросив тебя на этот проклятый соломенный…

– Роскошное ложе, – с улыбкой поправила его Эннабел. – Мы остановились в лучшем отеле, ты помнишь?

– Даже твоя привычка странно выражаться не может охладить мой любовный пыл. Изабелла, ты будешь всегда любить меня так же, как я тебя?

– Всегда, любимый, – прошептала девушка.

После долгого поцелуя она коснулась пальцами шрама Тримейна и нежно погладила его.

– Я не могу поверить в роковую неизбежность. О, Трей, я все еще надеюсь, что вижу страшный сон, от которого скоро проснусь в своей кровати в… – Она замолчала, потрясенная тем, что не знает, где ее кровать.

– Это совсем другое, – сказал Тримейн, не замечая ее замешательства. – Я не хочу, чтобы ты видела, как нас казнят. Пообещай мне, Изабелла, что уйдешь отсюда сразу, как только за тобой придут, и не останешься до… конца.

– Как ты можешь! Не проси меня оставить тебя один на один с виселицей.

– Но я прошу тебя об этом. Ни тебе, ни мне не станет лучше. Мы прощаемся сейчас. Я хочу, чтобы ты запомнила меня таким, какой я бываю, когда ласкаю и целую мою любимую Изабеллу. – Его поцелуй был таким горячим, что разбудил в девушке еще более сильное желание.

Эннабел почувствовала, как ее возлюбленный поднимается над ней, и подумала, что ее собственное желание зарождается в ней только для того, чтобы удовлетворить желание мужчины, которого она так сильно любит.

– Иди к реке, смотри на лебедей и думай обо мне. Когда увидишь, как первая звезда вспыхнет на небе, загадай желание, чтобы мы снова были вместе. Смотри на закат, окрашивающий землю в волшебные цвета, и знай, что настанет день, когда мы вместе будем любоваться им.

Эннабел хотелось плакать, но она сдержалась. В этот момент она уловила какое-то движение в коридоре и поняла, что у них осталось всего несколько минут.

– Но как я узнаю тебя, Трей? Мы обязательно встретимся снова где-нибудь, когда-нибудь, но как я узнаю тебя?

Он гладил ее лицо, вытирая неудержимые слезы.

– Узнаешь. Тебе будет знак. Поверь мне, ты узнаешь.

Влюбленные все еще сжимали друг друга в объятиях, но Эннабел услышала зловещий колокол, предвещающий наступление нового дня.

За ней пришла стража. Тюремщики вели девушку по коридору, навсегда разлучая с Тримейном и Фальконом.

Камера, где по дороге сюда Эннабел слышала душераздирающий вой, была пуста.

Капитан Поллак сошел с ума. Безумного заключенного доставили в Бедлам.