Текст книги "История Авиации 2005 04"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– подумал старлей. – Ничего, куплю с выручки две-три бутылки водки и всё наладится.

На рынке «шурави» с огромным баулом произвёл на торговцев такое же впечатление, как раненая газель на стаю гиен. Его мигом окружили, стали хватать за руки, за одежду и каждый пытался тащить к своему дукану. Но поскольку общая результирующая была равна нулю, то, разрываемый, на части, в буквальном смысле слова, старлей оставался стоять на месте. Он уже подумал, не дать ли очередь из автомата в воздух, как вдруг один из торговцев издал грозный крик. Нет, на самом деле это зарычал лев, и «хищники» поменьше, тут же послушно оставили свою жертву, отступив на пару шагов назад, но не уходили, в надежде, а вдруг и им что-нибудь, да обломиться…

Спаситель старлея действительно походил на льва. Высокий, упитанный торговец с роскошной чёрной бородой, он улыбнулся русскому офицеру почти как другу и широким жестом радушного хозяина пригласил «шурави» в свой дукан…

Несказанно обрадованный старлей, тут же воспользовался приглашением, выставил на прилавок и распахнул сумку.

Это была его вторая ошибка…

По тому, как алчно сверкнули глаза торговца, старлей понял, что либо он сдаст здесь весь свой товар, либо живым отсюда не уйдёт. Завистливый скулёж торговцев помельче рангом, похожий на плач гиен, был тому подтверждением. Он вздохнул, внутренне собрался и приготовился к жестокой схватке под названием торг, без которого на Востоке не проводится ни одна сделка…

…Старлей торговался с яростью и обречённостью бойца, защищавшего плацдарм на берегу моря. Он бился за каждую афгани буквально до последнего. В ход шли всевозможные аргументы от расхваливания на все лады качества товара, до гарантий возможности будущих поставок по эксклюзивным ценам… И всё же ему явно недоставало в этих делах опыта и он медленно, но верно сдавал позиции. Примерно через двадцать минут, когда «шурави» был прижат к «последнему рубежу» и уже подумывал отказаться от сделки, хитрый торговец неожиданно сделал «тактическое отступление», и они ударили по рукам. Правда, доля старлея уменьшилась примерно в шесть раз по сравнению с тем, что он планировал. Но общая сумма всё равно была огромной, и старлей с ужасом думал, как не ошибиться в подсчёте. Ведь торгашу ничего не стоило вывалить ему кучу денег мелкими купюрами, которые и пачками замучаешься считать, а уж по одной просто невозможно, и придётся полагаться только на известную восточную честность.

Как не удивительно, но дуканщик рассчитался крупными купюрами и только незначительную часть добавил мелочью. Старлей рассовал деньги по карманам, на мелочь тут же купил первые понравившиеся джинсы и покинул дукан.

Весь обратный путь с рынка, полёт на базу, капитан А., не разговаривал со старлеем, тот тоже хранил молчание. И только вечером, когда старлей, как и планировал, купил водки и были выпиты первые рюмки капитан А., решил начать разговор.

– Ты это в честь чего? – полюбопытствовал он причиной внезапно организованного старлеем пиршества.

– Да вот, друзья товар сдать попросили, а я ещё и наварился немного, – уже ничего не скрывал старлей.

Известие о том, что его лётчик-оператор не был собственником товара, пролилось бальзамом на душу капитана А. Он сразу оживился и уже заинтересованно спросил.

– А почём сдал?

Старлей назвал цифру.

– Ты чего, с ума сошёл?!.. Так дёшево!.. – возмутился капитан. – Надо было меня позвать, мы бы сейчас… – и капитан сделал жест в сторону стола давая понять, что пиршество могло бы быть значительно богаче.

– Мы бы сейчас ещё и должны остались… – в тон ему ответил старлей. – Забыл, как прошлый раз продавал свою шапку и портупею?..

Это был очень мощный аргумент и одновременно одно из самых неприятных воспоминаний для капитана А., который, молча, признавая правоту старлея, только грустно крякнул и предпочёл снова наполнить стаканы.

– Ну, будем! – предложил тост старлей. – Нормально же всё прошло, вон, джинсы купил и на пару бутылок ещё хватило.

– Всё равно, в следующий раз бери меня, – примирительно сказал капитан.

– Договорились, – не стал возражать старлей.

Через пару дней, выручка была вручена однокашникам.

– Знаешь, пока ничего не будет, нас на перевозку топлива сажают, – в голосе старлея Б. звучало разочарование. – Может через месяц, другой, что поменяется.

Но не через месяц, ни через другой, ни через два, ни через три, ни до самой замены старлея его однокашники так ничего больше и не привезли на реализацию. В принципе, он был этому несказанно рад, поскольку уже по горло был сыт коммерцией.

Перед самой заменой старлей ещё раз подержал в руках афгани. Он поменял некоторое количество чеков и купил кучу безделушек в подарок родственникам.

Дождь

Он идёт уже несколько дней подряд. Из затянутого серой пеленой неба непрерывным потоком падают, словно из гигантского душа, упругие струи воды. Барабанят о крышу модуля. От этого в комнате стоит негромкий гул, изредка разбавленный звуками капели. Эти плоские крыши, как не ремонтируй, а всё равно течь будут.

Вынужденное безделье порядком надоело. Уже давно по несколько раз перечитаны книги из скудного запаса, телевизор не работает, маломощный ретранслятор не способен пробить пелену дождя, а одно только упоминание о нардах или шахматах, вызывает оскомину. Спать почему-то тоже не хочется. Тоска…

Можно выйти на крыльцо и посмотреть на этот самый дождь, на бесконечный поток воды. Поскольку разглядеть что-либо другое за сплошной пеленой дождя почти не возможно. Вот смутно просматривается командно-диспетчерский пункт, а около него мокнущий под дождём КамАЗ из соседнего полка. Каждый день он приезжает в надежде на чудо, вдруг изменится погода и взлетят беспомощные сейчас вертушки, раскидают вне всяких сомнений очень срочные грузы по точкам. Но увы, дождь с шумом продолжает падать на уже неспособную впитывать влагу землю. А КамАЗ продолжает стоять немым укором нам, авиации, которую в парадных речах давно называют всепогодной.

Каждое утро, надев такие нелётные резиновые сапоги и плащнакидки, мы топаем по лужам к стоянке. Осматриваем вертолёты, запускаем двигатели, опробуем системы. Вдруг действительно распогодится. А дождь и не думает заканчиваться, а потому мы одеваем набухший от воды чехол на вертолёт и возвращаемся в модуль. Да, мы действительно всепогодная авиация, можем хоть сейчас взлететь, пробить эти чёртовы облака туда, где восхитительно синеет небо, где светит солнце, где большой горизонт и сверкающие вершины Гиндукуша. После чего нырнуть обратно в белую, клубящуюся массу и следуя указаниям умных стрелок выполнить заход на посадку, на родимый аэродром. Только вот надо садиться совсем не сюда, а на одну из множества ничем не примечательных горных вершин, у которой и имени-то нет, только номер. Собственно номер не у вершины, а у поста который на ней. И к которому вот уже который день не может вылететь «восьмёрка». Но вершина в плену у облаков, окутали они её непроглядным «молоком», в котором бесполезны шашки оранжевого дыма.

Там, на посту, это понимают, хотя в душе всё же надеются, что уж сегодня-то вертолёт точно сможет прилететь.

Сегодняшнее утро не принесло никаких перемен. Мы с борттехником только что зачехлили вертолёт и шлёпаем по лужам в сторону модуля. Глина раскисла насколько, что даже не липнет на сапоги. Чуть слышно, как там позади шумит, вспухшая от притока воды Кокча.

У модуля по лужам восторженно носится Рекс. Ему дождь совершенно не почём. Нашёл себе забаву, из арыка для отвода дождевой воды вылавливает речную гальку и складывает её на берегу. Пока мы гоняли движки, он умудрился наловить их несколько десятков.

– Ну что, разогнали облака? – кто-то из наземного персонала, встречает нас на пороге модуля дежурной шуткой.

– Да ну тебя, – нам не до веселья, мы мокрые и злые.

В комнате снимаю себя изрядно промокший комбинезон и развешиваю его сушиться перед самодельным обогревателем. Любопытно, предполагал ли конструктор так называемой «Липы», как будет использоваться его изделие? По замыслу, оно должно служить защитой от самонаводящихся ракет «Стрела», или «Рэд Ай», но сейчас у духов уже появились «Стингеры», а по слухам, против них «Липа» даёт обратный эффект. Потому её в полёте давно уже не включаем, но в качестве бытового калорифера она является весьма ценным устройством – одной такой «стекляшки» достаточно, чтобы обогреть комнату. В холодное время года это дефицит и, по совместительству, настоящее бедствие для начальников дизель-генераторных установок. Потребление тока возрастает в разы, словно это не жилой городок, а заводские корпуса. Что поделать, там «наверху» не подумали, что зимой в Афганистане может быть холодно. Но, с другой стороны, и не возражают, когда вместо «почивших в бозе» дизель-генераторов заказывают новые в разы мощнее.

Любопытно, как просто порою человеку поднять настроение, достаточно дать ему возможность переодеться в сухое.

Пытаюсь представить, как сейчас на точках. Там же одни окопы, да несколько землянок. И даже нет возможности развести костёр. В здешних горах это просто невозможно, местное население с тщательностью Муравьёв выбирает всё, что может гореть. Что говорить, если дрова на рынке продают на вес, это роскошь доступная только обеспеченным (по афганским меркам) людям. Когда я впервые увидел продажу дров, то начал понимать, почему в Бадагшане такая нетипичная высотная поясность, почему пояс лесов отсутствует как класс.

Впрочем, доступное в горах топливо (колючка и кизяк) сейчас не разожжешь, всё промокло, пропиталось водой. Есть ещё, конечно, керосин, которым делятся вертолётчики, но его берегут на крайний случай.

– Как не крути, а хреново в пехоте служить, – делает вывод старлей С. и укладывается на кровать. Ещё один нелётный день начался. Нет абсолютно никаких мыслей, чем его занять он не знает и некоторое время просто тупо смотрит в потолок. В углу уже образовалось тёмное пятно. Ещё день, и будет капать прямо на голову.

Хлопнула дверь, в комнату зашёл Валерка, «правак» с «восьмёрок».

– Слышь, может, плёнки проявим? – предложил он без всякого «энтузазизма» в голосе.

– Да ну, сыро. Это сколько же они сохнуть будут? – нашёл повод отказаться я. Проклятая погода давила на корню все желания что-либо делать.

Валерка тут же соглашается – настроение у него нисколько не лучше, чем у меня.

– Тогда… Может чаю сообразим?!..

Это завсегда можно. Хотя за эти дни я выдул, наверное, уже месячную норму.

1*Этот мерзкий, по своей сущности случай, действительно имел место в реальной жизни, летом 1987 г. когда командир вертолётного полка, базировавшегося в Кундузе, полковник В.А.Белов, «ревностно» действуя в строгом соответствии с «генеральной линии КПСС» и «задачами текущего момента» (антиалкогольный указ М.С.Горбачёва), порвал наградные листы пилотов, убывающих по замене.

Некоторое время уходит у нас на поиски свободной и относительно чистой трёхлитровой банки, кипятильника, заварки, сахара. Когда вода вскипела, прямо в банке завариваем. Как всегда переборщили, чай получился ароматным, насыщенным и горьким. Но ничего, мы к такому уже привыкли. Прихлёбывая обжигающий чай, мы заводим разговор о своём, наболевшем. Из всей нашей немногочисленной файзабадской лётной братии, только мы с Валеркой по-прежнему ходим в лейтенантах. Вернее перехаживаем уже полгода, не иначе, как про нас полковые штабисты в Кундузе забыли.

Незаметно наша скромная компания стала больше. Уже вызрело мнение, что ну её, эту воду… Не сбегать ли в ближайший дукан при афганском аэропорту' Там всегда можно раздобыть вполне приличную «Столичную». Противников такой идеи не оказалось, как, впрочем, и добровольцев тащится туда под дождём. Тут же началось бурное выяснение «чья сейчас очередь» и «кто последний раз бегал». При этом «слегка принять на грудь» были не проитв почти все… Как вдруг кто-то заметил, что дождь-то, похоже, кончился…

Все замолчали, прислушались. За окном действительно стояла тишина и на улице заметно посветлело.

Не сговариваясь, мы бросились к выходу.

По небу, гонимые ветерком, плыли облака, но это была уже не свинцово-серое месиво, я стая юрких белых корабликов, сквозь которую без труда пробивались лучи солнца. Привычно бросаю взгляд на ближайший хребет, чтобы оценить высоту облаков и только сейчас замечаю что там, в горах вместо дождя шёл снег, вершины совсем побелели.

Фыркнув мотором и, урча как довольный кот, КамАЗ пополз на стоянку.

– Дежурной паре взлёт по готовности, – прозвучала команда.

Пару минут на то, чтобы собраться, прихватить шлемофон, планшет, сунуть в карман пистолет, проверить запасные обоймы, закинуть на плечо автомат и бегом к вертолёту. В ближайшие дни мы будем не просто много летать, а очень много! А вечерами, едва наши головы будут касаться подушек, мы будем засыпать быстро и без сновидений…

Попомним мы ещё это вынужденное дождевое безделье…

Плюшкин

Так звали гладкошёрстного, рыжего, довольно крупного кобеля местной породы. Пока мы, ошалевшие от перелёта, восторженной встречи «стариками» и крохотности фаизабадского гарнизона, брели к единственному модулю, пёс равнодушно дремал. Даже когда проходили около него, Плюшкин только слегка поднял голову, понюхал в воздух и снова впал в полудрёму. Как мне объяснили потом, этот пёс безошибочно определял советского летчика, или техника. Не авиационный люд, не признавал, хотя и особой враждебности не проявлял. Но вот афганцам, лучше было не попадаться ему на глаза.

Весь день Плюшкин дремал на своём импровизированном посту. Для этого он облюбовал пожарную песочницу. В неё же он зарывал свои припасы. За эту страсть к закапыванию впрок, он и получил свою кличку. Ел Плюшкин на удивление мало для такого крупного пса, впрочем, чему тут удивляться, только в голодном Афгане могла в процессе естественной селекции появиться такая «экономичная» порода. Плюшкин не носился заведённой юлой, как годовалая овчарка Рекс. Несмотря на полусонный вид, он всё замечал, что твориться вокруг. И стоило только потенциальной жертве оказаться в зоне досягаемости его цепи, как тут же следовал молниеносный бросок. Впрочем, такое случалось нечасто, местные бойцы из роты охраны прекрасно знали нрав Плюшкина, как и длину его цепи. В семь вечера, хоть часы сверяй, он заканчивал своё «дежурство» на посту и приступал к «патрулированию» окрестностей нашего небольшого гарнизона. При этом ошейник Плюшкин снимал самостоятельно без чьей либо помощи. В пять утра, когда я выходил на опробование двигателей вертолёта, Плюшкин с самым смиренным видом сидел в песочнице и терпеливо ждал, когда на него наденут ошейник. Любопытно было то, что солдаты из роты охраны, которых он никогда не упускал возможности шугануть, если те оказывались в опасной зоне, могли совершенно свободно в этот момент ходить мимо него. Условности Плюшкин соблюдал строго, нет ошейника, нет службы. Излишне говорить, что это был самый надёжный охранник в ночное время. Часовой мог и закемарить на посту, Плюшкин – никогда.

Но были и у него свои слабости. Плюшкин любил сгущённое молоко. Всех, кто не забывал вынести ему со столовой банку с остатками сгущёнки, он заносил в список своих лучших друзей. Когда вожделенная банка оказывалась у него, он зажимал её в лапах и медленно, растягивая удовольствие, полировал её языком. И в этот момент, ему было совершенно без разницы, что вечно голодный Рекс уже прокрался в его «кладовую» и роется в поисках припасов. Впрочем, если бы не Рекс, то вполне возможно, что через месяц на месте песочницы вырос бы террикон припасов Плюшкина. А так «система» находилась в равновесии, Плюшкин закапывал, а Рекс выкапывал.

Но ни к кому конкретно, как это свойственно псам, Плюшкин не привязывался. Наверное потому, что он уже успел пережить несколько смен.

Спустя год, когда прибыла наша замена, и мы шли к вертолёту, чтобы навсегда покинуть Файзабад, Плюшкин всё также равнодушно лежал в своей песочнице.

Замена

Старлей Л. проснулся от резкого приступа головной боли. К горлу подступила тошнота. В голове не было никаких мылей за исключением одной:

– Где я? – открыл глаза старлей.

Тусклый свет рассвета с трудом проникал через маленькое окошко под потолком. Сам потолок был мазанный. Это явно не модуль…

– Попал в плен! – догадался старлей. Вот почему так болит голова, видать по ней хорошо треснули. Он закрыл глаза, вдруг за ним наблюдают, не нужно, чтобы враги знали, что он пришёл в себя. Продолжая лежать неподвижно, как будто без сознания, старлей Л., пытался разобраться в обстановке.

– Как же это я, – пытался понять он. Но память о событиях, имевших место накануне, как ни странно, была пуста, что старлей списал на удар по голове.

– Ладно, вспоминать потом буду, а сейчас нужно подумать, что делать, – решил старлей.

Первым делом, сосредоточился на себе. Он лежал на спине, одетым, на чём-то, напоминающим армейский матрац. Хорошей новостью было то, что он не связан, плохой, то, что в кармане не ощущалось обычной тяжести пистолета. Старлей чуть приоткрыл глаза. Увы, он опять увидел только крошечное окошко и потолок. Решив рискнуть, внутренне собравшись, он начал потихоньку, как бы во сне, поворачиваться набок. Внутри него как бы сжалась пружина. Старлей был готов, в любую минуту бросится на врага. Он не питал иллюзий, что удастся выбраться без оружия. Зная, какая участь ожидает пленного вертолётчика, старлей рассчитывал только на быструю смерть. Броситься на часового, или кто там его охраняет, тот выстрелит и конец всем мученьям.

– Неужели это всё, уж лучше бы в полёте «Стингер»…, – мелькнула, было, мысль, но старлей отогнал её. Не время сейчас жалеть себя, сейчас главное определить, где часовой?

Где-то за головой раздался храп. Блеснул лучик надежды, часовой спит! Может, удастся завладеть оружием. Теперь главное не разбудить! Старлей Л. продолжал тихонько поворачиваться на кровати. Вот он уже осторожно опустил одну ногу на пол и вдруг предательски заскрипели пружины. Храп тут же стих и раздался ответный скрип. Старлей застыл.

– Всё, провал! – обожгло сознание, – теперь только бросок, выстрел…

– Похмеляться будем? – нарушил тишину знакомый голос.

Старлей сдулся как пробитое колесо. Это был голос его земляка и друга, начальника роты охраны аэродрома. Словно после щёлчка выключателя врубилась память.

Как же это выскочило у него из головы, ведь вчера к ним прибыла замена!

Они загодя готовились к этому событию, запасались спиртным, деликатесами, каждый день, возвращаясь с задания, набирали над точкой высоту и запрашивали базу.

– Прилетели, или нет?

И, наконец, получив долгожданную весть, прошли парадным строем над аэродромом, для красоты включив отстрел тепловых ловушек зенитных ракет. После этого взмыленный расчет пожарной машины носился по аэродрому, заливая очаги возгорания сухой травы. Чудом уцелел склад горюче-смазочных материалов. С каким восторгом, они бежали к вертолётам, которые привезли заменщиков к ним с базы на аэродром Ф. Так, наверное, бегут потерпевшие кораблекрушение обитатели необитаемого острова навстречу шлюпкам приставшего к острову корабля. Так же как в прошлом году ему, старлей JI. сам нёс вещи своего заменщика. Затем праздничные посиделки в столовой до глубокой ночи, после чего старлей отвёл заменщика в модуль.

– Вот, дорогой, теперь эта кровать твоя, бельё чистое! – а сам ушёл ночевать к другу…

– Чего молчишь?.. Похмеляться будем?.. – повторил вопрос друг.

– Конечно! – ответил старлей, при этом, непонятно зачем ощупал голову, – шишек и ссадин нет!

Земляки сели за небольшой столик, друг достал из крошечного холодильника выпивку, закуску, и через пару рюмок старлей окончательно вернулся в реальность, а его самочувствие значительно улучшилось.

– Знаешь, а я думал, что в плен попал, – сказал он.

– Да?.. – удивился земляк, – а я думал, что тебя похмелье придавило, уж больно медленно ты с кровати слезал.

На этом вопрос плена был исчерпан и друзья перешли к более насущным вопросам, в частности, к святому делу навестить родителей земляка.

Посидев ещё некоторое время, пока не опустела бутылка, старлей отправился к своим. Вдруг там ищут?

Щас!.. Размечтался!.. Никто и не заметил его отсутствия, всё звено было озабочено процессом опохмелки.

– Блин! Вот так точно в плен бы попал и никто не хватится! – подумал старлей. Правда, ни злости, ни обиды у него не было. Мысленно он уже был не здесь, не в Афгане.

Вон стоят две «вертушки», на одной из которых он улетит в Кабул, а затем самолётом в Союз.

Но, увы, вылет задерживался, над афганской столицей прошла пыльная буря, и аэродром был закрыт. Потянулись томительные минуты ожидания. Наконец, о чудо, добро на вылет! Фото на память, и через полтора часа старлей Л. был уже на аэродроме К.

Дальнейшее старлей помнит смутно, только и осталось в памяти, что беготня по различным кабинетам и складам с обходным листом, куда надо было собрать массу штампиков и росписей от лиц, многим из которых, по большому счёту, было плевать на эту процедуру…

Построение на перроне. На старлее зелёная форма, нет, не эксперименталка, или мабута, как говорили там. На нём обычная повседневная форма, на его товарищах, кстати, тоже, но она делает старлея чужим, в этом мире солнца, пыли и гор. Командир полка, говорит благодарственную речь, но старлей не улавливает слов. Он как завороженный смотрит на два красавца Ан-26, которые увезут его отсюда. В его голове уже крутится мысль, а будут ли на смене в ресторане ташкентского аэропорта те две красавицы официантки, с которыми он познакомился, возвращаясь из краткосрочного отпуска.

– По самолётам! – звучит команда. Старлей Л. подхватил свои сумки и поспешил занять своё, согласно списка, место. Запуск двигателей… разбег,, взлёт. Старлей не мог поверить, неужели всё, он улетает отсюда. Минут через тридцать раздался сигнал зуммера, самолёт пересёк государственную границу СССР. Разразилось троекратное ура. Откуда-то появилась водка, стаканы. Старлей Л. выпил свой залпом и, не закусывая, отвернулся к иллюминатору. Там, далеко в синей дымке, плыли горы, но это были уже наши горы. Старлей машинально достал из сумки свой неразлучный «Зенит» и, так же вроде бы не задумываясь ни о чём, сделал несколько снимков.

Что-то случилось с его глазами, он не мог понять, то ли пыль, то ли высота тому виной, но откуда эта влага?.. Эти слёзы…

…Эх, старлей! Он думал, что улетал от войны. Радовался, что жив, что не ранен, что не болен, наконец. Вот с последним, как показало время, ты старлей ошибался. В твою кровь, уже проник вирус. Вирус войны. И отныне, он будет управлять твоими помыслами и поступками. Чем иначе объяснить, что когда «вертушки» взлетали с аэродрома Ф., ты приник к иллюминатору. И всё снимал и снимал тающии в дымке аэродром. Почему, покидая модуль, ты на пороге, воровато озираясь, поднял небольшой камешек и спрятал его в карман рубашки. Пройдёт время и тебе почти повезёт излечиться от этого вируса, ты станешь нормальным человеком. Но, увы, на твоём пути случится другая война, бессмысленная и беспощадная. И от этого, старлей, тебе не излечиться уже никогда. Тебя перестанут понимать родные, в ужасе будет шарахаться от тебя жена, когда, увидев по телевизору какую-нибудь несправедливость, у тебя вдруг вспыхнут ненавистью глаза, сожмутся кулаки. Просто твои нервы, с которых вирус войны сожрал защитный слой, будут болезненно на всё реагировать. На всё, что ты считаешь неправильным…

Но всё это будет потом, а пока старлей просто смотрел на проплывающие внизу горы…