Текст книги "Брат Третьей Степени
(Эзотерический роман)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Глава 8. ИОЛА

Прошел год. Я посетил пятьдесят два урока. Каждую неделю под предлогом бала-маскарада мы собирались для углубленного обучения и совершенствования. Камилла и я по-прежнему были друзьями – братом и сестрой; возрастала близость между мной и сестрой-пастушкой, которая, хотя и надевала различные костюмы, неизменно скрывала лицо. Мои попытки разузнать о ней что-либо все еще были тщетны.

– Камилла, кто она? – спросил я однажды.

– Ты должен знать правило: те, кто носит маски, обязаны оставаться инкогнито.

Дама под вуалью, никогда не надевавшая ничего, кроме черного, и теперь оставалась для меня загадкой, даже большей, чем сестра-пастушка. Та, хотя и скрывала, кто она, стала моей лучшей приятельницей. Однако, незнакомка в черном изредка предоставляла мне возможность беседовать с нею, и когда это случалось, я чувствовал себя счастливейшим из людей. После первого вечера я стал членом группы учеников, а пастушка – моей соученицей.

Я быстро продвигался, поскольку, как сказал мой наставник, прошел подготовительное обучение, о каком только можно мечтать; заполнялись пробелы и провалы в материалистической науке, а ее поверхностность и гадательность становились с каждым днем все более очевидными. Но мои возрастающие познания лишь выявляли определенные недостающие звенья, над которыми я тщетно бился и размышлял. Открывая каждую сессию, ведущий наставник, беседовавший со мной в первый вечер, читал лекцию. Эти лекции были полны многозначительных намеков, но он отказывался отвечать на некоторые вопросы, касающиеся их, предлагая нам обдумать и проработать все самостоятельно. Когда же однажды я продемонстрировал признаки досады по этому поводу, он строго сказал: – Знание не может передаваться, но может развиваться. Знание приходит не извне, но изнутри. Изучение вами книг и явлений должно лишь обеспечить вспомогательные условия, при которых Знающий совершит прорыв наружу и проявится вовне.

Чувствуя, что сказанное очень важно, я принял решение остановиться и поразмышлять об этом Знающем. Результат был удивительный: я начал получать знание неведомым прежде образом, словно ниоткуда, и часто говорил так мудро, что это удивляло меня самого.

Теперь, по истечении года учебы стало очевидно, что я был пока только в полуэзотерической, внешней группе. После такого заключения у меня созрела решимость продвинуться, и на первую встречу второго года я шел с этим намерением. Вспомнилось, как председатель, когда я подписывал свои обязательства, сказал, что продвижение будет зависеть только от моего роста и пригодности к учению, что просить об этом нет смысла. Потому я решил применить немного дипломатии: средством к достижению цели могло послужить определенное знание, полученное мною в так называемых сновидениях.

В упомянутый вечер после обычно открывающего бал танца я вошел в учебный зал и, подойдя к главному наставнику, прошептал ему на ухо кое-что.

– Откуда вы об этом узнали? – торопливо спросил он, подняв на меня глаза. На лице его было написано изумление.

– Ниоткуда, просто знаю, – серьезно ответил я.

– Хорошо. Но ни с кем не говорите об этом здесь, – предупредил он, затем достал из кармана книжку и, вынув карточку, написал на ней несколько таинственных знаков. Вручив ее мне, наставник сказал:

– В следующий раз подайте эту карточку внутреннему стражу, сидящему по правую руку, а сейчас продолжайте свои занятия и никому ничего не говорите.

На пятьдесят четвертый вечер я вошел в приемную и вручил карточку даме под вуалью, что сидела справа. Она взяла ее, прочла и передала старцу, сидевшему слева. После тщательного исследования он одобрительно кивнул, и тогда женщина сказала:

– Пройдите направо и ждите нас.

Прежде отсюда я всегда проходил налево, но, когда она произнесла эти слова, рядом с ней открылась дверь. Я прошел в небольшую комнату, отделанную в светлых тонах, присел на белый диван и некоторое время ждал старца и даму.

– Брат, – обратилась она, когда оба вошли и сели напротив меня – сейчас от вас требуется полная откровенность. Эзотерический экзаменатор сообщил нам, что вы обладаете информацией, которая открыта только членам шестого уровня. Как вы получили ее?

– Путем размышлений и внутренней концентрации на Духе, – ответил я, даже не подумав, и сам удивился своему ответу. Они переглянулись, и старец придвинулся ближе.

– Знаете ли вы, что подобные практики опасны для неподготовленных? – спросил он самым серьезным тоном.

– Мне кажется, что я подготовлен, ибо мое стремление к знанию бескорыстно.

– Чиста ли ваша жизнь, свободна ли от пороков? Свободны ли вы даже от тени корыстных амбиций? – снова спросил он.

– Жизнь моя чиста, с самого детства она была такой.

– Почему вы ищете знаний?

– Потому что этот поиск – истинная природа души, – сказал я.

– А не будете ли вы использовать свое знание для достижения порочных и эгоистических целей?

– Нет. Эго умерло во мне. – Когда я произносил это, то сам поразился силе своего ответа. Мои собеседники переглянулись, и мужчина продолжил:

– Если это знание принесет вам власть, как вы используете ее?

– На благо ближних и истины.

– И не иначе? Не судите ли вы опрометчиво?

– Только на благо и с уверенностью в правоте, никак иначе.

– Знаете вы свои силы? У вас есть самообладание?

– Надеюсь, что есть, – ответил я, вспомнив о даме в черном.

– Ваши слова выдают сомнение. Где кроется ваша слабость?

– Я не могу быть совершенно уверен. Возможно, я могу потерять контроль над сердцем, какие бы старания ни прилагал. – Будто прочитав мои мысли, женщина спросила:

– Любили ли вы когда-нибудь?

– Как дитя родителей – да; как брат сестру – да; как… – и я смешался.

– Но не как влюбленный, – подсказала женщина.

– Я в сомнениях. Это слово для меня имеет пока неопределенное значение, но, должен признаться, что одна из сестер оказывает на меня сильное и странное влияние.

– Кто она?

– Не знаю. Она всегда носит черное и никогда не снимает маску. Они переглянулись, и старец резко переменил тему разговора.

– Как вам стало известно, что человек – это семь минус два?

– Однажды я провел весь день в глубоких раздумьях об удивительном устройстве человека и был так погружен, в свои мысли, что пропустил время ужина. Заснув в кресле, я внезапно взлетел в пространство, понесся над океаном и, не обремененный тяжелой формой, перенесся быстрым движением мысли на Восток. В небесной синеве я увидел снежные пики, возвышающиеся над облаками. Затем каким-то чудом превратился в ученика, склонившегося над книгой в незнакомом одиноком скиту. Там я читал о разных чудесах, о необыкновенных вещах, словом, долго учился и многое постиг. А затем – провал… О, что бы я дал за возвращение этого знания! Но утром в памяти остался только этот факт и воспоминание о сне.

Та удивительная сокровенная энергия, которая на протяжении всей жизни с некоторыми интервалами открывалась во мне, сейчас пробудилась снова, и слова мои звучали вдохновенно. Собеседники, внимательно наблюдавшие за мной, заговорили сразу оба:

– Мы приветствуем тебя, ибо отныне ты – член шестого уровня! И она станет твоим учителем!

Я хотел спросить, кто это – «она», но старец приложил палец к губам, призывая к молчанию.

– Два пути берут начало в шестом уровне, – сказал он. – Оба они ведут к седьмому. Ты теперь должен носить маску, пока не изберешь один из них. Пусть никто не видит твоего лица, откроешь его, когда будет дано разрешение. А сейчас иди. Друг ждет тебя.

Когда патриарх закончил говорить, дверь отворилась, и по его знаку я вышел в зал. Звучал вальс, и я – на этот раз в маске и одетый рыцарем – уже собирался выбрать партнершу, когда монахиня под белым покрывалом и в белом же платье положила прекрасную руку мне на плечо. Знакомое волнующее чувство охватило меня, сердце сильно забилось при звуках ее голоса:

– Во имя мира и любви, сэр рыцарь, отбросьте оружие. Надеюсь, вы не вынашиваете замыслов жестокой войны, а ваши доспехи скрывают человека благородного сердца, человека чести?

– Прекрасная монахиня, – ответил я, – если бы все женщины обладали такой властью, какой обладает ваш нежный голос, на Земле воцарился бы мир, а все воины покорились бы любви. Но разве вы против рыцарей и кавалеров, которые сражаются за добродетель и любовь?

– Ах, моя память говорит, что не всегда дело обстояло так. Я хорошо помню, как в прежние времена рыцари, забыв о чести, умыкали бедных монахинь.

– Как вы можете помнить это, прелестная монахиня? Что значат ваши слова?

– Возраст тела это не возраст души. И вы, и я жили на Земле не однажды.

Что за странное чувство закралось в мое сердце? Откуда этот восторг в Душе? Я не мог променять эту беседу на танец, ведь она затронула величайший вопрос жизни и самые затаенные мои мысли. С никогда прежде не испытанной радостью я задал ей следующий вопрос:

– Если мы жили прежде, и вы помните это, отчего же не помню я? Возможно, я – тот рыцарь из былого, который вас умыкнул. Но если и так, это было ради любви. А если я любил вас тогда, то и сейчас люблю вас, ибо я тот, кто любит лишь один раз.

– Не будь таким самоуверенным, о, воин, вооруженный и покрытый кольчугой. Возможно, ты, неведомо для самого себя, говоришь правду, хотя бы отчасти. Но если тебя действительно интересует этот предмет, пойдем туда, где мы будем одни.

– С удовольствием, – ответил я, и монахиня, взяв меня за руку, повела к правой стене зала. «Она – настоящий ангел любви, – думал я. – Она должна была сменить черное на белое. У нее тот же необыкновенный, волнующий голос, какой я слышал, когда ехал к мадам Петровой! Но он совсем не похож на голос женщины в черном, встреченной в зале. Неужели та и эта – одно лицо?.. Если да, то что означает такая внезапная перемена?»

Меж тем мы вошли в комнату, убранную в белых тонах с золотом. Монахиня закрыла дверь и указала мне на диван, а сама, садясь рядом, отбросила покрывало и спросила:

– Не снимет ли рыцарь маску?

На миг я просто онемел, ибо ее удивительная красота превосходила все, виденное мною когда-либо. В то же время у меня возникло странное чувство, будто я уже видел это лицо прежде. Но где и когда?.. Огромные сияющие карие глаза были зеркалом поистине прекрасной души. Я залюбовался длинными ресницами, красиво очерченными бровями и ртом изящной формы. Но более всего прочего совершенным отображением божественной красоты ее делало выражение жемчужно-белого лица со здоровым нежным румянцем на щеках. Ничего удивительного в том, что она носила маску, избегая излишнего внимания; никто не мог бы увидеть это лицо и не остановиться.

Не опуская своих чудных глаз и, по всей видимости, не сознавая моего восхищения, она повторила свою просьбу. Всего несколько минут назад я дал обет не открывать лица и, вспомнив о нем, неуверенно произнес:

– Я обещал не снимать маски.

– Мы же одни, – сказала красавица.

После секундного колебания, совершенно очарованный ее улыбкой, я уже готов был подчиниться, но она со вздохом опустила вуаль и знаком остановила меня. И тогда я понял: это было испытание, и она заметила мою слабость. Мне говорили о друге и учителе, но не об искусителе.

– Господин рыцарь, – проговорила монахиня, – мы беседовали о прошлых жизнях, и вы спросили, почему о них не помните. Дело в том, что память мозга переменчива и ненадежна. Она регистрирует опыт только этой жизни, а прошедшие жизни записаны в душе. Тренировка пробуждает сознание души, в котором сохранены все воспоминания. А теперь, если вы будете любезны выслушать меня, я расскажу вам одну историю. Пожалуйста, позвольте своей душе пробудиться. – Она снова отбросила вуаль и, заняв место напротив, пристально посмотрев мне в глаза, продолжала своим тихим музыкальным голосом:

– Ясное весеннее утро. Легкий ветерок несет золотистые облака в небесной синеве. Фруктовые деревья покрыты бутонами и уже пышно распустившимися цветами. Воздух напоен их ароматом, и радостные птицы повсюду разливают свои трели. С одной стороны горизонт, окаймленный горами, с другой серебристые ручейки, бегущие по зеленым полям к ровному зеркалу моря, говорят, что мы находимся в древней Греции. Двое идут по тропинке, вьющейся у подножия холмов: молодой человек во всей славе силы и красоты, такие черты лица и формы редко встречались с тех пор, как закатилась звезда Греции; обок с ним красивая женщина-гречанка, – такую бы Фидий выбрал в натурщицы. Они направляются на игры – Олимпийские игры. Он, полностью уверенный в своих способностях и умении, она, счастливая от предвкушения его верной победы. Взявшись за руки, они весело шагают своей дорогой. Собирая цветы, она сплетает венок и возлагает на его кудри, а он в знак признательности останавливается, чтобы обнять ее и поцеловать розовые щеки. Так идут они, радостно распевая песни, им кажется, что боги, природа и люди объединились в любви и мире.

Но вот их настигает гонец, и они слышат его голос: «Ксеркс идет! Нужны люди для охраны тропы. Все истинные греки присоединяются к Леониду у Фермопил. Исполни свой долг!» Гонец понесся дальше. Ускорив шаги, юная чета подходит к толпе, собравшейся на игры. Поговаривают, что играми нельзя пренебрегать, даже когда близко враг, но среди этой толпы они находят группу людей, которые собираются немедленно выступить на защиту горного прохода. Юноша решает присоединиться к ним. Прелестная спутница, едва сдерживая слезы, убирает его волосы особым образом, как пристало тем, кто идет на смертный бой, и, целуя его на прощание, говорит: «Ради свободы Греции отпускаю тебя».

Его звали Клеомед, и той ночью его тело уже лежало там, где и тело Леонида, – на тропе, что вилась по горе Эет. В эту ночь Иола – подруга Клеомеда ищет останки своего возлюбленного на поле битвы. И находит. Лицо его, теперь холодное и белое, тем не менее, прекрасно и торжественно спокойно. Она хочет срезать один золотистый локон с его благородной головы, дабы вечно хранить память об их любви. В этот момент солдат восточной орды, отставший от своих, видит ее и бросается к ней, желая учинить насилие. Иола борется. В ярости враг наносит удар, и она падает, обливаясь кровью, на тело своего возлюбленного. Кровь их смешалась, и она умирает, а ночная тьма скрывает эту сцену.

Рассказчица умолкла. Я был зачарован, словно здесь свершалось волшебство. Каждое ее слово рождало в моем мозгу картины, и все они были мне странно знакомы. После недолгой паузы она продолжила:

– Миновало более тысячи лет, и произошли огромные перемены. Владычество Рима пришло и ушло, настала ночь цивилизации. Теперь сцена в Галлии. Юный монах, неизменно прилежный в делах милосердия и любви, склоняется над искалеченными телами, которыми полны поля Пуатье. Ночь. Бледная луна, выглядывая из-за облаков, кажется, создает фантомы, кружащие над этим ужасным, залитым кровью местом. Монах продолжает свой труд, забыв обо всем, он перевязывает раненых, не различая мавров и галлов. Утро застает его продолжающим бодрствовать и оказывать помощь страждущим. Не рассуждая, язычники они или нет, он трудится просто для людей.

Затем монах снова продолжает свое путешествие и приходит в женский монастырь в Пиренеях. Усталый и разбитый переходом, он останавливается отдохнуть. Юная аббатиса встречает его и приветливо принимает. Он остается. Аббатиса глубоко увлечена оккультными науками, монах тоже; он и теперь тайно направляется в Севилью, чтобы пройти обучение у мавританских алхимиков. Их души необъяснимо привлекают друг друга. Они полюбили и, наперекор своим обетам, живут как муж и жена, связанные крепкими узами. Некоторое время все идет хорошо, они счастливы вместе. Но кто в то время мог укрыться от шпионов Рима? Их союз обнаружен. Он брошен в застенок и много тягостных лет влачит жалкое существование, пока смерть – добрый друг не освобождает его. Она, бедная монахиня, преследуемая теми, кто не ведает о чести, ищет освобождения и бежит. Но рыцари ловят ее, и она умирает в подземелье, рядом со своим возлюбленным.

Красавица закончила. Ее белые руки, словно подчиняясь магнетическому влечению, оказались в моих и дрожали. Ее взгляд, проникающий в душу, был прикован ко мне, а я лишился дара речи. Какой-то неведомой силой настоящее соединилось с прошлым. Забытое и впрямь сейчас наполнило душу, смысл рассказанного ею предстал предо мной как откровение. Меня охватило желание обнять ее и снова заявить права на мою давно утраченную любовь, но другая мысль возобладала, и с дрожью в голосе я выдохнул:

– Бог мой! Это – история наших прошлых жизней? Неужели любовь, вечная любовь, свела нас снова?

Она ответила с удивительным самообладанием:

– Мой рыцарь-брат, успокойся. Чистая любовь поистине вечна. Что говорит тебе твоя душа?

– Моя душа затянута облаками, духовное зрение затуманено, оно пока не в силах пробиться через оболочку плоти. Я вижу, но не ясно.

– Что ж, дорогой брат, – она сжала мою руку, – все станет ясным лишь на следующей ступени. Тогда прошлое откроется тебе сполна.

– А ты уже принадлежишь к той ступени? – спросил я, приходя в себя.

– По праву – да, но по своему выбору – я здесь, – сказала она. И тут, не успев подумать, я предложил:

– Давай объединим наши усилия и пробьемся вместе! Посмотрев мне в глаза, она пожала мои руки и спросила очень серьезно:

– Ты уверен, что у тебя хватит сил?

– Да, любовь моя, душа моя! Если мы будем вместе, я все смогу. – Мои чувства искали выхода, и я говорил, повинуясь мгновенному наитию. Все еще держа мою руку, с необычайной нежностью в голосе она спросила:

– Ты знаешь первое условие?

– Нет, но если ты будешь со мною, я его выполню.

Она выпустила мои руки и спокойным серьезным голосом сказала:

– Что ж, брат, посмотрим. Но сначала ты должен пройти шестой уровень. От тебя потребуется многое, и я предстану в качестве твоего учителя при следующей встрече. Нам пора идти. Сейчас уже поздно, а ты еще должен встретиться с другими братьями и сестрами своей степени.

Говоря это, она поднялась. Надо признаться, впервые я ощутил укол эго: она называла меня, как и других, просто братом; мне же думалось, что наши прошлые взаимоотношения позволяли ей называть меня более нежным именем, и я желал этого. Мы вернулись в зал. Часы обучения закончились некоторое время назад, и здесь, как бывало всегда, царило оживление. Автоматически, по привычке я осмотрелся, отыскивая свою приятельницу-крестьянку.

– Кого ты ищешь? – поинтересовалась моя монахиня, заметив этот взгляд.

– Сестру-пастушку, которая была так добра ко мне, – ответил я.

– Пастушка стала монахиней, – произнес знакомый голос, к которому я так привык за минувший год. В изумлении я посмотрел на нее.

– Позволь, ты и она – одно?

– Одно, да не одно и то же. Я играла роль и, по-видимому, не без успеха, – призналась она.

– А кто же дама в черном? – спросил я, желая узнать, не играла ли она и эту роль.

– Черный – цвет уныния и имеет отношение к земле. Эта женщина, должно быть, носила траур. Надеюсь, она не печалится более, – сказала монахиня мягко и, как мне показалось, значительно.

– Разве и здесь есть место печали и скорби?

– Да, брат мой. На Земле нет места, куда бы скорбь не разыскала дороги. Все, что привязано к Земле, скорбит в большей или меньшей степени; и есть те, кто по праву выше земного, но задержался здесь ради медлительного брата. Однако, ты узнал сегодня вечером уже достаточно. Поскольку я должна быть твоим учителем, у нас будет много времени для бесед. Так что теперь давай познакомимся с друзьями.

Удивительно, но моя спутница и моя маска, казалось, сближали меня с остальными, которые также были в масках и вследствие этого должны были бы представляться далекими.

– Здесь все принимают новые имена, – сказала моя спутница, когда мы проходили по залу меж группами братьев и сестер. – Меня зовут Иола, а тебе я предлагаю взять имя Клеомед. Ты согласен?

– С той поры, как я услышал твой рассказ, никакие другие имена не могут быть более желанны для меня, дорогая сестра. Я с радостью буду звать тебя Иолой, а мое имя всегда станет напоминать мне сцену в древней Греции, о которой ты поведала. – Я нежно сжал ее руку, и она вернула пожатие. В этот момент мое внимание привлекла цыганка, опиравшаяся на руку мужчины в костюме турка.

– Позвольте, мой рыцарь, представить вам подданного султана, – сказала Иола, когда они подошли к нам. – Эль-Араб, это Клеомед, – обратилась она к турку, который поклонился и произнес восточное приветствие. – А это Рагула, Клеомед. – Я взял руку цыганки, нехарактерно белую для представителей ее племени, и вдруг ощутил странный трепет, одновременно заметив, что и она взволнована. Молча поклонившись мне, девушка плотнее закуталась в шаль. Ее необычное поведение удивило меня, и, вероятно потому, что я более пристально, нежели принято, стал смотреть на нее, Иола поспешно отозвала меня к другой группе…

Так проходил вечер, пока не настала пора прощания.

– Не позволит ли сестра рыцарю проводить ее в монастырскую обитель? – спросил я, когда мы направлялись к выходу.

– Верю, господин рыцарь, что вы – человек чести, и принимаю ваше предложение с удовольствием. Но вы должны воспользоваться моим экипажем, ибо никаким другим не дозволен въезд в монастырские владения, – предупредила моя спутница.

– Похоже, здесь всем распоряжаются женщины. И если вы настаиваете, мне придется подчиниться, – согласился я.

Карета быстро покатила по аллее. Я сидел рядом с красавицей Иолой, но какая-то сдерживающая сила обуздывала мое горячее желание проявить свои чувства. Мне было довольно одного ее присутствия, и в течение некоторого времени мы не проронили ни слова. Я был счастлив, тихая радость наполняла сердце. В нем жила надежда, что и она испытывает то же. Когда экипаж остановился, я выглянул в окно и увидел арку ворот, увенчанных фигурами тигра и держащего его на цепи купидона. Со времени первого визита сюда, когда дама под вуалью забрала такую власть надо мной, я пытался встретить ее, но не смог даже найти это место. И сейчас, чтобы окончательно развеять свои сомнения, спросил прямо:

– Иола, та женщина в черном – это ты?

– Она самая, господин рыцарь. А вы – тот святой отец, которого я отказалась признать.

– Зачем же нужна была такая жестокость?

– Тогда ты еще не принадлежал к моему уровню и потому не имел права свести со мной знакомство. Наши правила столь же строги, как и кастовые, с тою лишь разницей, что каждый, кто достоин, может быть принят. Ты узнаешь о них больше по мере продвижения. А сейчас мы расстанемся, мой экипаж отвезет тебя домой.

Я было собрался помочь ей выйти, но она знаком остановила меня, вышла сама и, пожимая руку на прощанье, сказала:

– Мы встретимся снова вечером следующего четверга. Нас ждет более серьезная работа. До того времени займись науками и учись искусству самоконтроля, ибо ты можешь подвергнуться суровому испытанию. Помни, что я говорила тебе во время нашей первой встречи: славен, кто умеет управлять телом, еще более славен тот, кто контролирует ум, но выше всех тот, кто контролирует сердце. – Она повернулась и ушла, махнув на прощание рукой. Экипаж развернулся и повез меня к особняку Дюранов.

«О Боже! Чтобы владеть своим сердцем, требуется поистине нечеловеческое усилие! – думал я, оставшись один. – И почему я должен контролировать его? Я люблю чистейшей любовью. Кто же вправе требовать, чтобы я подавил ее?» После многих лет идеалистических мечтаний любовь, таившаяся в моем сердце, сейчас рвалась на свободу. Она готова была излиться лавиной! Если бы не странная власть, которую эта девушка имела надо мной и которую я ощущал в ее присутствии, мои чувства могли бы превратиться в страсть и найти более неистовое выражение. Но ее воля, превосходящая мою, смирила бурю и обратила мою страсть в покой – покой высшей любви.

В ту ночь я мечтал об Иоле, да и всю последующую неделю мои мысли были полны лишь ею. Какие уж тут науки, какой самоконтроль! Я спрашивал себя снова и снова: «Почему я должен подавлять в себе любовь, такую чистую, такую сильную?» И не найдя ответа, решил, прежде чем предпринимать что-либо, узнать причину.