Текст книги "Кольцо из Камелота"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Завидев вошедших, со стула молча поднялась крепко сбитая женщина средних лет в черном, кивнула головой и выскользнула из комнаты, а Джессика сделала четыре шага вперед и остановилась, опустив первый и последний взгляд на лицо отца своего отца.

Твердые фамильные черты, которые из двух его детей унаследовала только дочь, казалось, еще больше затвердели от прожитых лет; иссохший и пожелтевший после смерти, старик со своим широким загнутым носом, выступающей челюстью и массивным лбом, с которого были тщательно зачесаны назад седые пряди, напоминал хищную птицу.

Она смотрела на него и ждала, что вздрогнет или что-то почувствует, и ничего не чувствовала. Совсем ничего, даже обиды на зло, которое он причинил не ей и которое она никогда не сможет ни осудить, ни оправдать; даже нежности к родной крови, которая без любви ничего не значит. Все, может быть, ждут, что она дотронется до него или поцелует в лоб, но она решила, что не сделает этого ни за что на свете. Джесс отступила назад, твердо выдержав взгляд тетки, и на лице женщины выразилось некое подобие уважения.

– Здесь принято сидеть рядом с покойниками. Я не думаю, что у вас есть такое желание.

– Нет, у меня его нет, – сказала Джесс и снова заметила странный уважительный проблеск.

– Тогда доброй ночи, – сказала ее тетка.

Кузен Джон метнулся следом за Джесс и Дэвидом.

– Дурацкие старые обычаи, – зашипел он, как только за ними закрылась дверь. – Ничего не поделаешь, лучше со всем соглашаться и увиливать, насколько удается. Ну вот ваша комната, Джесси, если хотите, могу пошарить под кроватью в поисках привидений.

Пока она пыталась найти подходящий и остроумный ответ, Джон послал стрелу в Дэвида:

– Да, старина, это дедушкино кольцо...

– Что?

– Вы к нему когда-нибудь внимательно приглядывались? С действительно близкого расстояния?

– Нет. А зачем?

– С ним тоже связана одна старая семейная традиция, – задумчиво произнес кузен Джон. – Может быть, ерунда, но поскольку завтра будут читать завещание...

– Мистер Трегарт завещал кольцо вам? Вы на это намекаете?

– Я ни на что не намекаю, дорогой мой. – Глаза кузена Джона расширились, впечатление от глубоких глазниц, горящих изнутри в пламени свечи, которую он держал на уровне своей груди, решительно нервировало. – Я понятия не имею, что дедушка собирался сделать с кольцом. Но я знаю, что он просил Джесси привезти его, правда, кузина? Поэтому и предполагаю, что он что-то задумал.

Джесс стало жалко Дэвида; она чувствовала, как лихорадочно трудится его мозг, пытаясь распутать нить за нитью новые козни кузена Джона. Она, как и Дэвид, не знала, что он задумал, но, как и Дэвид, была уверена, что что-то готовится. После короткой паузы Дэвид сказал:

– А что это за семейная традиция?

– Просто старый глупый стишок.

– Какой стишок? – настаивал Дэвид.

– Детский. Как там, сейчас... по-моему, примерно так:

Высокие рыцари, светлые девы,

Прекрасные королевы —

Три и три;

Что они прячут у моря в горах,

Говори!

Длинный меч, и корону, и короля,

И сынка для меня.

Двое мужчин глядели друг на друга через пламя свечи, словно друиды, собравшиеся у костра. В другое время Джесс позабавилась бы над их физиономиями, выражающими смесь подозрительности и двуличности.

– Весьма туманно, – заключил Дэвид. – Ладно. Завтра все узнаем, не так ли?

– Так, так, так. Спокойной ночи, Джесси. Вы со мной, Дэйв?

Джесс проследила, как они уходят по коридору бок о бок, изящная тень кузена Джона рядом с внушительной фигурой Дэвида. Повернули за угол, скрылись из виду, пламя свечи отбросило причудливые тени, потом исчезло, коридор погрузился во тьму, и Джесс лихорадочно зашарила по стене в поисках выключателя.

Только начав раздеваться, она осознала очевидный факт – при башенной комнате не было ванной. Зато стояла ширма, прелестная в прошлом вещь – японский рисунок на некогда блестящем, а нынче запятнанном и порванном шелке. За ней обнаружилось несколько предметов, которые Джесс распознала сперва с удивлением, а потом со смехом. В кувшине даже плескалась вода, что страшно ее обрадовало, ибо она даже ради чистки зубов не собиралась сегодня вечером бродить по темному коридору.

Из дорожной сумки на свет явилась чрезвычайно экзотическая ночная рубашка. Джесс недоумевала, что за тайное побуждение толкнуло ее на приобретение такой вещицы – на юбку пошли ярды материала, тогда как верха практически не было, а то, что было, просвечивало насквозь. Она до сих пор не отваживалась ее надевать, но сегодня моральный дух нуждался во всемерном подкреплении.

Зеркало в комнате отсутствовало, но Джесс оглядела видимые части своего тела с удовлетворением. Стук в дверь застал ее врасплох, халат же, естественно, под руку не подворачивался. Дверь открылась прежде, чем она успела нашарить его или вымолвить слово, и Джесс застыла посреди комнаты, обхватив плечи руками, а Дэвид скользнул внутрь и закрыл за собой дверь. Он повернулся, приложил палец к губам и замер в этой позе, тараща глаза.

– Ну? – сказала через какое-то время Джесс.

– Потрясающе, в самом деле, – ответил Дэвид и направился к ней.

Джесс отскочила, приметила на полу у кровати халат и завернулась в него.

– Немедленно прекрати, – велела она, изворачиваясь. – Сейчас не время для... для этого.

– Любое время годится для этого.

– Рядом, буквально в соседней комнате, лежит мертвый старик...

– Ради Бога, не будь викторианкой!

– Зачем ты пришел?

– Забыл, – сказал Дэвид, шагнув вперед.

– Нет, Дэвид... Я хотела сказать... я хотела...

Следующие несколько минут протекали без слов, хотя и не в полном молчании. Как только губы Джесс освободились на время, за которое можно было что-то сказать, она высказалась по поводу света, а Дэвид ответил невнятно, но убежденно, что по поводу света у него нет никаких замечаний. Свет горящей на потолке лампы едва просачивался сквозь закрытые веки Джесс, почти неразличимый в дрожащей полутьме, и вдруг что-то тяжело грохнуло в свинцовые переплеты окна, расположенного на высоте в шестьдесят футов над землей, и потусторонний писклявый крик потряс Джессику до глубины души. Она вскочила, эхом вскрикнув в ответ, больно ударилась обо что-то головой и очнулась, дрожа, стоя посреди комнаты.

Дэвид сидел на краешке кровати и смотрел на нее сквозь пальцы, зажав рукой нос и рот. Глаза его были огромными и блестящими, словно полными слез.

– Дэвид... в чем дело?

Дэвид отнял руку, осторожнейшим образом дотронулся двумя пальцами до кончика носа, ощупал его, и из глаз его в самом деле брызнули слезы и потекли по щекам.

– О! Что с тобой, Дэвид? Что это был за кошмар?

– Это, – сказал он с чрезвычайным самообладанием, – сова.

– Не может быть! О... А тогда почему ты плачешь?

– Ты никогда не получала удара прямо в кончик носа? У тебя самая тупоумная голова, какую я когда-либо встречал.

– Мне... мне очень жаль.

– И мне тоже. – Дэвид метнулся к окну, распахнул его и высунулся подышать. Когда он втащил голову обратно, лицо его обрело прежний цвет.

– Вот, так лучше. Хотя, если ты не наденешь чего-нибудь на себя...

Джесс схватила отброшенный халат, и Дэвид, успокоившись, подошел поближе.

– Я смотрю, обстановочка в этом месте не способствует... э-э-э... «этому», как ты выразилась. В следующий раз между нами протянется рука скелета. Собственно, я пришел за кольцом. Дай его мне.

– Дэвид, ты думал про этот стишок? – Джесс потянулась за сумочкой. – Как по-твоему, в нем заложен какой-то смысл?

– В стишке? Он его сам сочинил, может быть, прямо на месте.

– Что? Откуда ты знаешь?

– Неужто же я, – произнес Дэвид в пустоту, – помолвлен с невеждой? Я думал, в Америке полным-полно поклонников Толкиена.

– Что? Поклонников чего?

– Пожалуйста, перестань говорить «что» и «чего». Джон Рональд Руэл Толкиен – автор «Хоббита» и «Властелина колец», литературных шедевров нашего века. Я снабжу тебя книжкой, и, если она не произведет впечатления, я, возможно, в конечном счете на тебе не женюсь. Стишок кузена Джона вдохновлен одним из стихотворений трилогии о кольце. Сдается мне, его натолкнуло на это кольцо – кольцо, понимаешь?

– О... нет.

– О... сейчас поймешь. Оригинал звучит так:

Высокие корабли и высокие короли —

Трижды три;

Что несут они из открытой за морем земли,

Говори!

Семь звезд, семь камней

И деревце, снега белей.

Параллель совершенно очевидна.

– О, черт возьми! – Джесс плюхнулась на кровать. – Ну и зачем тебе нужно это кольцо?

– Да оно мне не так уж и нужно. Я просто хочу знать наверняка, что его нет при тебе, или, точней говоря, наверняка знать, что кузен Джон наверняка знает, что при тебе его нет. Его двусмысленные реплики кое-что означают; если в я не был так хорошо с ним знаком, я бы подумал, что он пытается предупредить нас. Дай подумать. Чтобы все время опережать на шаг этого трюкача, требуется немало усилий...

– Но ты уже сказал ему, что кольцо у тебя.

– Помню, помню. Возможно, он мне не поверил. Возможно, ему удобнее выкрасть его у меня, чем у тебя. Возможно, он хочет избавиться от хлопот, связанных с поисками. Постой-ка минутку...

– По твоему визиту сюда он догадается... – Джесс вздрогнула.

– Что кольцо до сих пор было у тебя. Но зачем же тогда... Боже милосердный, Джесс, это действительно предупреждение! Завтра будут читать завещание. Если, как предполагает твой забавник кузен, старик оставил его кому-то или велел передать какому-то учреждению, злодеи знают, что я, как простой добропорядочный гражданин, покорно выдам его адвокату. Послезавтра кольцо будет в сейфе, в банке или еще где-то, откуда его не так легко достать.

– О Господи! Они попытаются выкрасть его сегодня ночью!

– Я бы на их месте именно так и сделал. – Дэвид прошелся, разминая ноги. – Зачем он предупредил нас? И правда ли предупредил? Чем больше я об этом думаю, тем меньше мне это нравится. Давай же кольцо!

Она с трусливой поспешностью протянула ему кольцо, и, когда он внимательно посмотрел на нее, скорчившуюся на краешке кровати, с растрепанными вьющимися волосами и вытаращенными в тревоге глазами, его озабоченный взгляд смягчился и он улыбнулся.

– Иди сюда и дай его мне, – сказал он. – Если я подойду, мне, может быть, не удастся уйти.

Она стремительно бросилась к Дэвиду, оказалась в его объятиях, и, пока он покачивал ее, прижав к себе, она слышала, как он посмеивается, касаясь губами ее волос.

– Мы просто созданы друг для друга, – нежно сказал Дэвид. – Сумасшедшие оба, безумные, словно Шляпники[48]48
  Безумный Шляпник – персонаж сказки Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес»; считалось, что от ртути, применявшейся для обработки фетра, шляпники лишались рассудка.


[Закрыть]. Дорогая моя, я собираюсь уйти через три минуты со всеми мыслимыми предосторожностями. Кузен Джон, несомненно, подсматривает в замочную скважину, и мы должны убедиться, что он видит то, что мы хотим ему показать...

– А что будет в эти три минуты?

На самом деле прошло десять минут до того, как Дэвид с силой распахнул дверь и затопал по коридору. Джесс была в таком же дурашливом настроении. Стоя в дверях, она с трудом сдерживала смех. На углу он оглянулся, посылая ей воздушный поцелуй, отвесил поклон, уронил что-то, ударившееся об пол с мелодичным звоном, и исчез за поворотом, явственно бормоча проклятия. Звон и проклятия раздавались все время, пока он шел по другому коридору – мимо дверей кузена Джона. Джесс захихикала и, не имея сил удержаться, прошлепала до угла своего коридора.

Сначала она не увидела ничего, кроме темноты, и не услышала ничего, кроме шагов Дэвида; он все еще с упоением разыгрывал театральное представление. Потом Джесс отпрянула: на стену коридора перед ней лег тонкий лучик желтого света.

Дверь открывалась изнутри, и ей не было видно, кто там стоит. Но скоро лучик превратился в желтый квадрат, и в нем вырисовались аристократические черты кузена Джона, черно-белые, как на силуэтном изображении.

Хлопок был совсем не таким громким, как показалось, он просто прозвучал в молчаливом доме, словно взрыв атомной бомбы: что-то тяжелое шлепнулось на что-то твердое, и прозвучал резкий оборвавшийся крик.

Не столько испуг, сколько неожиданность парализовала Джесс на несколько первых важных секунд. Она все еще видела профиль кузена, вытянутый и настороженный, и не понимала, почему он стоит на месте, когда Дэвид... Дэвид! Она вдруг побежала, шлепая босыми ногами по деревянному полу, и, ничего не сознавая, влетела прямо в расставленные руки кузена. Он сжал ее покрепче, когда она попыталась вырваться, и Джесс услышала, что он тихонько смеется.

– Пустите! – выдохнула она.

– Но вы расшибетесь, бегая в темноте, – резонно заметил он. – Успокойтесь, и мы вместе спустимся посмотреть, что произошло. Не подумайте, что я не испытываю удовольствия...

Эти слова моментально привели ее в чувство, и он сразу же отпустил ее, смерил с головы до ног оценивающим взглядом, и Джесс, стоя в пробивавшейся из его дверей полосе света, сообразила, залившись краской, что забыла надеть халат.

Завершив осмотр, кузен Джон прижал руку к сердцу и грациозно поклонился.

– Впервые я склонен пожалеть о законах по поводу кровосмешения, – вымолвил он. – Ну а теперь, кузина, давайте посмотрим, на что налетел ваш неловкий жених. Я надеялся, что он будет поосторожней. По общему признанию, моральные устои нынче существенно ослабли, однако репутация леди...

– Заткнитесь, – с прискорбной грубостью бросила Джесс и пронеслась мимо. Но он оказался прав – бежать было нельзя. Выскочив из полосы света, она ровно ничего не увидела. Сзади слышались его размеренные шаги, а потом, когда она споткнулась обо что-то, лежащее на полу, его руки схватили ее за плечи и поддержали.

– Здесь где-то есть свет, – небрежно заметил он. – Стойте спокойно, дурочка, не то свернете себе шею.

Свет загорелся, на мгновение ослепив Джесс, а через мгновение она, вскрикнув, рухнула на колени рядом с распростертым телом Дэвида.

Глава 9

– И вернется прах в землю, ибо прах есть земля; и отлетит дух к Господу, вдохнувшему его.

Стоя между теткой и кузеном в тесном, отгороженном для семейства в церкви месте, Джесс вспоминала последнюю службу, на которой присутствовала в Англии. Контраст был разительным. Никаких ангельских голосов, парящих в широких каменных сводах, только слабое бубнящее бормотанье священника, читающего без особой убедительности древнюю службу по усопшим.

Темная, маленькая, приземистая приходская церковь Святого Айвса – одного из тысяч неприметных святых девственников – обладала суровой красотой. Ажурные старые окна были великолепны, хотя новые стекла напоминали о загородных пансионатах двадцатых годов; а верные женщины-прихожанки отличались истинным талантом в искусстве цветочной аранжировки. Джесс сомневалась, что о цветах позаботился кто-то из родственников; сама она, разумеется, не потрудилась. Так что белые и пурпурные гроздья, переполнявшие вазы у алтаря, должно быть, по обычаю сменялись еженедельно. Все это выглядело еще милее потому, что букеты составляли простые сезонные садовые цветы, большей частью сирень всевозможных сортов и соответствующих оттенков.

Но подлинным украшением церкви, которое оправдало бы и более безобразное архитектурное сооружение, чем крепкая постройка пятнадцатого века из песчаника, был сводчатый потолок с резными красочными балками и златовласыми ангелами.

В течение долгого дня с его угнетающими церемониями Джесс все время возвращалась мыслями к этим ангелам. Они превратились в какое-то средоточие, постоянно оказывающееся в фокусе ее неутомимого взволнованного воображения и посылающее некое успокоение и утешение. На самом деле это были некрасивые ангелы, неуклюжие и застывшие, неискусно вырезанные и недавно выкрашенные в первоначальные яркие цвета – вишнево-красный и ярко-золотой. Что же искупало грубость ремесленной работы и делало их прекрасными? Ибо ангелы в то же время были прекрасны. Прекрасны не мастерским исполнением, а верой, которая руководила ремесленниками. Вера выливалась в их творения, вера в Бога, и в ад, и в конкретного дьявола с рогами и хвостом, и конкретных ангелов с золотыми волосами – не желтыми, не соломенными, не белокурыми, а золотыми.

Джесс не предполагала, что подобная вера руководит хоть одним членом их компании. Тетя Гвиневра в своем неизменном черном одеянии, с резкими, крупными чертами лица, скрытого под вуалью, смахивала на монашку. Кузен Джон, как обычно, служил образцом приличия. На нем был официальный похоронный костюм, и его светлая голова сострадательно склонилась над закутанной головой матери, когда он сопровождал ее под руку из церкви. Однако один раз во время службы, когда священник описывал достоинства покойника как мужа и отца, он встретился взглядом с Джесс и позволил себе откровенно подмигнуть ей правым глазом.

Джесс буквально не знала, что ей надеть. У нее имелось одно черное платье с открытой спиной и на три дюйма выше колен, которое было бы неуместным, даже если бы лежало здесь, в чемодане, а не в комоде за три тысячи миль к западу. Заимствование или покупка одежды были бы поступком ханжеским и непрактичным, так что она в конце концов остановилась на белом, простого покроя платье-рубашке, у которого по крайней мере имелись рукава, и белом кружевном шарфе, который она приобрела прошлым летом, имея самое общее представление о правилах поведения в католических церквях. Рассматривая себя в волнистом зеркале в гостиной, она взглянула в собственные глаза с нанесенными на веки тенями, казавшиеся огромными под легкими складками кружев, и стыдливо стерла яркую губную помаду. Еще раз подумала и накрасилась снова. Она не питала особых чувств к старику, который лежал наверху мертвый, не испытывала ни горя, ни вины за то, что его не испытывает. Пускай местные жители глазеют и называют ее равнодушной бессердечной иностранкой.

Однако их взгляды и быстро брошенные приветствия оказались доброжелательными. Скорбящих собралось много, большинство из них составляли ровесники ее тетки; из друзей старика, должно быть, мало кто оставался в живых. Среди множества незнакомых лиц выделялось одно – лицо мистера Саймона Пенденниса, похожее на сморщенную сливу. У него было длинное старое тело, прямое, как палка, и пара острых, живых черных глаз. Запоминающаяся личность, но Джесс обратила на него внимание главным образом потому, что его представили как семейного адвоката.

Когда они знакомились, встретившись возле церкви, мистер Пенденнис сжал ей руку так, что она вздрогнула. Она едва успела представить Дэвида, прежде чем они вошли внутрь, и взгляд мистера Пенденниса ясно дал понять, что он о Дэвиде не очень высокого мнения. Джесс вынуждена была признать, что «жених» ее выглядит не располагающе. Черная повязка на рукаве нисколько не затушевывала цвет его ярко-голубого костюма. Джесс уже замечала, что умение элегантно одеваться не относится к особым достоинствам Дэвида. Внешность его не выигрывала от бледнеющих и желтеющих синяков, полученных во время прежних стычек с кузеном Джоном и его дружком, а криво налепленный над бровью пластырь, который она в спешке неумело прилаживала собственными руками, дополнял образ уличного хулигана.

Когда после похорон они расселись в библиотеке, глаза мистера Пенденниса остановились на Дэвиде с откровенным неодобрением. Сидя за массивным столом, он достал из нагрудного кармана документ, шлепнул его на столешницу красного дерева и объявил, что читать завещание не намерен.

– Я изложу вам его в общем виде, чтобы всем было понятно, – заявил он, глядя на них с типичным адвокатским жалостливым презрением к непосвященным. Джесс слыхала о кустистых бровях, но видела их в первый раз. Ей было трудно сосредоточиться на завещании, так заинтересовали ее густые седые пучки волос над глазами адвоката.

Никто не стал возражать, и юрист продолжал.

– Завещается слугам, – провозгласил он, – пятьдесят фунтов. Не так уж много осталось слуг, а? Должны быть уплачены все долги и прочее... Остальное довольно просто. Может быть, слишком просто. Не знаю, насколько вы осведомлены о положении вашего дедушки, мисс Трегарт...

– Мне о нем ничего не известно, – сказала Джесс, – и меня это не интересует.

Мистер Пенденнис переплел пальцы.

– Оригинальнейшее замечание, – грубовато заметил он. – Что заставило вас его сделать?

Джесс посмотрела на тетку, ответившую ей холодным взглядом, на кузена, улыбка которого была коварнее, чем всегда, на Дэвида, помятого и униженного, бледнее обычного, но все равно великолепного.

– Он мне теперь ничего не должен, – твердо сказала она. – Люди должны кое-что детям – всем прочим людям тоже, но особенно своим детям. Они должны любить их, если дети не доказали, что не заслуживают любви. Но только не деньги. Только не это. Я была бы рада, если бы у меня был дед. Отец моей матери умер до моего рождения. Я вообще не питаю недобрых чувств. Но мне не нужны его деньги. Простите, я даже не знаю, как это сказать...

Ответ неожиданно пришел от старого адвоката, и, хотя его каменное лицо выражения не изменило, черные глаза чуть смягчились.

– Я вас вполне понял. И, позвольте сказать, уважаю ваши чувства.

Джесс была так поражена и благодарна, что на глаза ее навернулись слезы. Это стало первым теплым чувством, испытанным ею в тот день, и она была благодарна юристу, который помог ей его испытать.

– Артур Трегарт был человеком суровым, – продолжал адвокат. – Он был моим старым другом и старым врагом, и никто не назвал бы его сентиментальным. А ваш отец, моя дорогая, был дурачком, пылким и жалким. Не стоит воскрешать в памяти эту давнюю ссору, но она не делает чести обоим участникам. Ваш дед презирал своего сына, но сожалел, что не знает своей внучки. Вот почему, насколько я знаю и догадываюсь, он вам написал. Только чтобы повидаться с вами – и ничего больше. Он и не мог бы сделать распоряжения на ваш счет, даже если бы захотел. Я понятно выражаюсь?

– Вы хотите сказать, что денег он мне не оставил, – сказала Джесс. Ей начинал нравиться мистер Пенденнис, называющий вещи своими именами.

– Совершенно верно, – спокойно подтвердил адвокат. – Он завещал вам небольшие капиталовложения, составлявшие единственный источник его дохода, за исключением ежегодной ренты, которая прекратилась с его смертью. Они приносят не более двухсот фунтов в год. Вся прочая собственность отходит вашему кузену, который является наследником имущества, оставшегося после уплаты долгов и налогов. Это означает...

– Я знаю. Это означает, что он получает все, кроме того, что особо завещано другим людям.

– Если выражаться неюридическим языком, примерно так.

Краткое молчание прервал кузен Джон, поднявшийся с места с присущей ему грацией:

– Благодарю вас, мистер Пенденнис. Можно предложить вам на прощанье бокал шерри?

Адвокат хрюкнул.

– По крайней мере, вы унаследовали неплохие запасы благородных вин, – заметил он, поднимая тонкий бокал и разглядывая его на свет.

– Шерри осталось четыре бутылки, – сухо сообщил кузен Джон. – Старик – упокой Господи его душу – точно рассчитал время своей кончины.

– Успел сам все выпить? – Мистер Пенденнис издал резкий лающий звук, долженствующий, очевидно, означать смех. – Вполне в его духе.

Кузен улыбнулся и, поймав взгляд Джесс, проговорил:

– Шокированы, дорогая кузина, нашими непочтительными замечаниями? Хотя вы, американцы, настоящие реалисты. К чему лукавить, милая Джесс? Наш с вами предок был транжирой. Когда он вступал в права наследства, поместье процветало. Он продал большую часть земель и пустил капитал на разгульную жизнь. Верно, мистер Пенденнис?

– Вполне, – спокойно подтвердил старый юрист.

– И все это означает, – продолжал Джон, – что ничего не осталось. Возможно, мне даже не удастся сохранить дом.

Дэвид встрепенулся:

– Вы продадите его, чтобы заплатить посмертные долги?

– Нет, – вмешался юрист. – Мистер Трегарт позаботился о покрытии долгов. Но больше буквально ничего нет. Я бы сам посоветовал Джону продать дом, если он сможет найти покупателя; поместье требует ремонта, а земли, которая могла бы давать доход, мало.

– Никому не нужна эта груда развалин, – равнодушно сказал Джон.

– Ну, может быть, не частное лицо, но тут вполне мог бы расположиться отель или какое-нибудь заведение в том же роде.

Это оптимистическое предположение, казалось, расстроило кузена Джона. Он нахмурился, и Джесс, решив, что видит еще одно проявление семейных чувств, которые он скрывает в душе, мягко заметила:

– Мне кажется, здесь возникла бы популярная зона отдыха. Возможно, вы сами превратили бы дом в отель и содержали его...

Говорить этого не следовало. Кузен Джон перенес на Джесс свое раздражение и отрезал:

– На финансирование такого дела нужна куча денег. Даже если предположить, что я пожелаю осквернить этот дом.

Джесс поймала взгляд старого адвоката и увидела в нем проблеск холодного любопытства, что заставило ее воздержаться от дальнейших замечаний. Она вдруг ощутила не опасение, а глубокую неприязнь. Темная пыльная библиотека и невысказанное недоброжелательство родственников угнетали ее. Она почувствовала, что ей необходим солнечный свет и свежий воздух.

– Ну, кажется, с делами покончено, – сказал мистер Пенденнис. – Джон, я только прихвачу с собой ту коробку, если вы отнесете ее в мою машину.

– Коробку? – простодушно спросил кузен Джон.

– Коробку с коллекцией. Дед наверняка вам о ней рассказывал. Он много лет назад говорил, что оставляет ее мне.

– А, ну да! Предметы, которые он нашел в раскопках...

– Эта коробка специально упомянута в завещании, – холодно сообщил мистер Пенденнис.

– Конечно, сэр. Дайте вспомнить... Мама, куда мы дели эту коробку?

Ни слова не говоря, тетя Гвиневра кивнула, и Джон направился к книжным полкам в другом конце комнаты.

Полки занимали три стены библиотеки из четырех, оставляя место для дверей и пустого камина. В одной секции стояли не книги, а собрание разнообразных каменных и керамических предметов. Кузен Джон вытащил с самой нижней полки длинный ящик из тусклого металла. Он был двух футов в длину и около фута в ширину, и по тому, как кузен Джон его нес, можно было судить о его тяжести.

Он поставил коробку на стол перед адвокатом, который поднялся на ноги и склонился над ней с неприкрытым и жадным любопытством.

– Взгляните, сэр, – веско сказал кузен Джон. – Убедитесь, что ничего не пропало.

Старый адвокат покосился на него.

– Я бы сказал, что тут нечему пропадать, – буркнул он. – Артур всегда был хвастуном. Жемчужины коллекции! Подумаешь, в самом деле... Ну, разумеется, можно и взглянуть.

Коробка была не заперта, и крышка отскочила от первого прикосновения руки старика. Рука эта явственно дрожала, вынимая первый предмет и осторожно ставя его на стол; Джесс сочла волнение старого адвоката сильно преувеличенным.

Предметы, появлявшиеся на свет из коробки, не заслуживали столь пристального внимания. Несколько осколков битых гончарных изделий, большой кусок ржавого почерневшего металла, три зеленоватых комка, коллекция костей и бронзовый наконечник стрелы.

Когда Джесс с некоторым отвращением отвела взгляд от коллекции, она с удивлением обнаружила, что мистер Пенденнис бледнеет. Она встала и обошла вокруг стола. При более близком рассмотрении разношерстная коллекция выглядела еще омерзительнее, но застывший юрист смотрел на нее словно пораженный громом.

– Так вот что он отыскал, – пробормотал он. – Не может быть! Все эти годы... Но где?

– Что это? – спросила Джесс. – Что это за пред-, меты?

Пенденнис лишь изумленно качал головой. Подошедший к ним Дэвид взял один из кусочков металла, который был поярче других.

– Похоже на золото.

– Да. – Адвокат отвечал равнодушно, но его длинные искривленные пальцы дрогнули, будто он собирался выхватить осколок у Дэвида. – Обломок, и ничего больше. Ничего не стоит... А... вы разбираетесь в археологии, мистер... гм...

– Нисколько, – беспечно ответил Дэвид. – Но у меня есть приятель, который читает в Кардиффе лекции по ранней истории Британии.

– Я так понимаю, что это все результаты дедушкиных раскопок, – настаивала Джесс. – Должна сказать, выглядят они не очень-то впечатляюще. Они что, имеют какую-то ценность?

– Абсолютно никакой, – твердо заявил юрист. – Хотя в некотором смысле они стоят больших денег, тысяч фунтов, которые могли бы быть вашим наследством, мисс Трегарт.

– Тысячи фунтов! Я и не знала, что выкопанный хлам может цениться так дорого.

– Вы демонстрируете неосведомленность, типичную для непрофессионалов, – заметил Пенденнис. – Видите ли, нельзя просто взять лопату и идти копать. Сегодня для этого требуется множество разнообразных технических средств, не только для того, чтобы непосредственно вскрывать почву, но и для того, чтобы обеспечить надлежащее обращение и сохранность найденного и вести подготовительную работу к дальнейшим раскопкам. Поэтому Артур, в частности, в прошлом году купил детектор для обнаружения подземных аномалий, инструмент, с помощью которого можно найти металлические предметы, помещения под землей или пустоты. Он один стоил...

– Две тысячи пятьсот фунтов, – доложил кузен Джон. – Не знаете никого, кто хотел бы купить подержанный детектор?

Он говорил беззаботно, но не сводил глаз с мистера Пенденниса, и Джесс уловила в глазах старого адвоката осторожно притушенную искорку.

– Не вините меня в безумствах своего деда, мой мальчик. Я всеми силами пытался отговорить его.

– Но у меня создалось впечатление, что вы тоже интересуетесь археологией, – сказал Дэвид. – Почему вы старались его отговорить?

Пенденнис хмыкнул:

– Потому что он относился к своим изысканиям неразумно. Да, он нашел какой-то любопытный материал – разбитые фрагменты. Римское оружие, средневековые поделки. Но его не интересовала научная археология. Он страстно предавался своей... м-м-м... страсти. Вы только подумайте, мистер... э-э-э... старик считал, что вот-вот обнаружит место, где стоял Камелот!

– Как глупо! – покачал головой Дэвид. – Даже я знаю, что настоящий Камелот находится в Сомерсете. Об этом недавно сообщали в новостях. Как называется это место? Похоже на шоколадку – Кадбери.

– Чепуха! – воскликнул мистер Пенденнис. – Неужели вы верите каждой сенсации? Существует вполне убедительная традиция, согласно которой Камелот размещается в Корнуолле. Нет, мой дорогой, у меня есть гораздо более веские основания полагать, что Артур никогда не смог бы найти здесь Камелот. Видите ли, дело в том, что Камелот стоит на моем собственном участке.

* * *

Дэвид взял поворот на скорости в шестьдесят миль, и Джесс подсунула руки под себя, чтобы не перехватить у него руль.

– Я разделяю твое желание поскорее убраться из этого места, – прокричала она сквозь вой ветра, – но давай попробуем остаться при этом в живых, ладно?

Дэвид снял ногу с акселератора, и автомобиль сбросил скорость до более соответствующей узкой дороге и слабой видимости. Наступило опаснейшее для езды время дня, когда уже почти стемнело и над корнуольскими пастбищами сгущался туман. Или они уже покинули Корнуолл? Джесс попыталась разглядеть какой-нибудь указатель, но на этой уединенной трассе никаких дорожных знаков не наблюдалось.