Текст книги "Солдат удачи"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Часть III
Лиловые Долины

Глава 12

Камень окружал Дарта сверху, снизу и со всех четырех сторон. Вернее, с трех: темница, в которую его ввергли, была треугольной, и это порождало странную иллюзию: куда бы он ни посмотрел, стены сбегались, словно загоняя его в тупик.

Смотреть, собственно, было не на что. Стены, пол и потолок – из отшлифованного розоватого гранита, цельные, без швов, не вырубленные, а скорее выплавленные в каменной толще; посередине – цилиндрический выступ, тоже каменный, невысокий и застеленный шкурами, на котором он мог улечься хоть вдоль, хоть поперек; рядом выступ поменьше, изображавший стол. В одном углу – груда поглощающего отходы мха, в другом – овальный наклонный желоб, выходивший из круглого отверстия-люка, заткнутого сейчас деревянной крышкой – спилом дерева внушительной толщины. Шкуры, устилавшие ложе, также были древесного происхождения – не шкуры вовсе, а кора с длинным серым мягким мехом, ободранная со стволов и аккуратно нарезанная большими полотнищами. Освещали камеру сплетенные из лишайника венки – три больших кольца на трех стенах, сиявшие голубоватым люминесцентным светом. В камере было тепло и сухо, на выступе-столе располагался поднос с горой плодов, шкур для постели тоже не пожалели. Вполне комфортабельная темница, но все же – темница…

Дарт решил, что тут когда-то была опочивальня Темных, оформленная со спартанским вкусом. Лежа на шкурах и вертя головой, он пытался представить, как странное существо размером с барана скатывается вниз по желобу, спешит по нужде в уголок, потом забирается к нему на ложе, разевает пасть и начинает чавкать фруктами. Он наделял эту тварь то щупальцами, то руками и ногами, то хоботом или языком – одним языком, зато упругим, длинным, позволявшим твари перемещаться скачками и ловко хватать фрукты с подноса. Так он развлекался с красного времени до синего и с синего до красного. Ракушка-джелфейр была при нем, а также комбинезон и башмаки, но все остальное испарилось. Видно, местные власти изучали его снаряжение и решали, что делать с самим владельцем: пустить ли на садовое удобрение или, расчленив, скормить водившимся в озере мохнатым жабам. Отсидев в узилище полный цикл, Дарт был согласен на любой предложенный вариант. Его энергичная натура не выносила бездействия.

Все начиналось гораздо лучше, чем кончилось.

В устье речки – той, что текла из озера в большую реку, – их поджидал корабль, парусная баржа с резными перилами, с бортами из досок харири, изукрашенных перламутром, с роскошным шатром на корме, где были приготовлены столы и мягкие постели, и с трюмом, набитым одеждой и коврами, устрицами и копченой рыбой, сладкими соками и фруктами, соленьями и кувшинами с медовым шербетом, который не слишком пьянил, но был чрезвычайно кстати, когда подавали острые и пряные блюда. Поглядев на это великолепие, отведав деликатесов, заметив, как почтительно приседают перед Нерис и перед ним, Дважды Рожденным маргаром, воины и мореходы, а также хорошенькие служанки, которых насчитывалось не менее дюжины, Дарт разнежился и подумал, что миновать Лиловые Долины никак нельзя. Там, вероятно, понимали в жизни толк, и к тому же, как его уверял предводитель встречавших Ренхо, выбранный Дартом маршрут в предгорьях хоть и был короче, зато тяжелее, чем дорога от озера. Там пришлось бы идти вдоль каменистых осыпей, блуждать в ущельях, продираться сквозь колючий кустарник, форсировать овраги, заполненные грязью после ночных дождей, и там не росли плодовые деревья. Последнее не тревожило Дарта – его контейнер с пищевыми капсулами еще не опустел, однако путь и вправду был нелегок. И в результате, решив, что выигрыш в расстоянии не компенсирует потерю времени, он согласился плыть в Лиловые Долины.

Он сам себя уговорил и знал об этом так же, как об истинной причине своего решения. Корабль и семь или восемь десятков людей, не волосатых криби и не хвостатых даннитов: женщин, с которыми можно пофлиртовать, мужчин, готовых посидеть за столом, потолковать и выпить – пусть не вина, так хоть медового напитка. Он не хотел расставаться с ними и, разумеется, с Нерис; он жаждал общения и компании – множества новых лиц, голосов, историй, песен. Возможно, эти рами, имевшие излишек ребер и сердце с правой стороны, были все-таки ближе ему, чем метаморфы, способные во всех подробностях копировать землян. Хотя бы по тем причинам, что у них существовала цель и занимались они понятным Дарту делом: готовили пищу, правили судном, командовали, служили и охраняли. А впереди его ждал цветущий город, полный тайн, будивших любопытство, и приветливых жителей – уже не десятки, а тысячи новых лиц и встреч, что было для него, за четыре последних века, изрядной роскошью. Альтернатива всем этим радостям казалась мрачной: блуждания в одиночку в диких горах.

Левиафана опутали сетью и привязали за кормой баржи; затем они тронулись в путь. Речка, ведущая к озеру, оказалась прямым как стрела каналом, по берегам которого тянулись пологие холмы с жилыми пещерами и росли деревья хидж, не очень высокие, но с пышной листвой и мощными длинными ветвями, затенявшими воды. С большой реки дул легкий ветерок, и судно двигалось в голубоватом тоннеле, словно пронизывая толщу льда; плыли днем и ночью, так как в период дождей течение в канале почти не убыстрялось. Эту магистраль, думал Дарт, несомненно искусственную, не разглядишь с высоты – как, вероятно, и другие сооружения, сохранившиеся с древних времен. Теперь он понимал, отчего Марианна не обнаружила здесь ни городов, ни дорог, ни иных признаков цивилизации: все построенное и возведенное Темными было слито с холмами, горами, лесами и становилось, в сущности, частью природного ландшафта.

Город был вершиной этого искусного и ненавязчивого слияния. Впрочем, в понятиях Дарта, Лиловые Долины выглядели не городом, а обширной местностью вокруг полноводного озера; ручьи и реки, впадавшие в него со всех сторон, формировали улицы-долины, холмы и живописные нагромождения скал являлись водоразделами и в то же время жилищами – под ними таился лабиринт искусственных пещер, чьи входы открывались на террасы. Самые нижние из них служили берегами рек, а те, что повыше, расположенные в пять, шесть или семь ярусов, тонули в синих и голубых деревьях, в кустах с серебристой листвой, в травах и пепельно-серых лишайниках, светившихся по ночам. Их сияние и блеск, а также вечерняя мгла, клубившаяся над озером, меняли палитру цветов: синее превращалось в изумрудное, голубое – в зеленоватое, серое и серебристое принимали оттенок нефрита, и все вместе казалось лиловым, нереальным и сказочным, будто в стране эльфов и фей.

Из осторожных расспросов Дарт выяснил, что все поселения на Диске были такими же, а если и различались, то немного, с учетом физиологии и эстетических запросов разных рас. Несомненно, их возводили не для нынешних обитателей; Темные, Дети Элейхо, строили для себя и жили тут, а затем ушли, оставив своим наследникам подземные дворцы на берегах озер и рек, плодовые сады, деревья, дававшие кожу, ткань, клей, древесину и все остальное – вплоть до систем экологической очистки. В Лиловых Долинах этим занимались обитающие в озере существа, похожие на шерстистых жаб – всеядные, но, в отличие от водяных червей, претендовавшие только на отходы.

Жизнь в пещерных городах была удобна и привычна, и потому идея строительства жилищ казалась здесь нелепицей – точно такой же, как мысль об обработке почвы, посеве, жатве и сохранении урожая. Деревья росли и приносили плоды, не требуя забот; равным образом пещеры существовали всегда, издревле, и места в них хватало каждому. Их украшали тканями и меховыми коврами, меняли освещение и обстановку, приспосабливали под мастерские, лавки, жилища и кабачки – вот и все, не более и не менее. Что же касается строительства, то для обитателей планетоида этот термин означал иное; можно было построить корабль или плот, склеить пирогу или тачку для перевозки плодов, сложить печь для обжига глиняной посуды или приготовления яств.

Все это Дарт узнал в течение трех циклов, что заняла дорога к озеру. Главным образом, от Ренхо, сына почтенного Оити, местного старейшины. Ренхо был разговорчивым малым и, в силу родства со старейшиной, командовал одним из отрядов пограничной стражи. Полное его имя было, как это и положено у рами, слишком длинным и трудным для запоминания, так что Дарт окрестил его лейтенантом. На капитана Ренхо не тянул ввиду молодого возраста, а для сержанта казался слишком важной птицей, ибо, начальствуя над полусотней воинов, носил на шлеме три ярких пера. Шлем из витой раковины выглядел очень красивым, и столь же изящными были его синий кильт, украшенные перламутром сандалии и перевязь, а также сплетенная из серых перьев накидка. Этот наряд дополняли костяной кинжал и сумка с метательными снарядами – плоскими раковинами с остро заточенным краем. Люди Ренхо были экипированы поскромней, но их вооружение оказалось таким же – плюс деревянные наплечники, копья и увесистые палки с торчавшим на конце шипом харири, напоминавшие видом кирку.

Вскоре Дарт обнаружил, что медовый напиток делает Ренхо еще разговорчивей – особенно если им запивать будившие жажду блюда из рыбы, моллюсков и маринованных корнеплодов. Ближе к вечеру они уселись с этими яствами на баке, у резного форштевня, изображавшего похожего на Броката зверька, только раз в десять побольше и с пышным хвостом на месте задних лап. Моллюски, напоминавшие устриц, были превосходны, свежекопченая рыба таяла во рту, и все это, вместе с напитком, располагало к содержательной мужской беседе – к примеру, о нравах местных девушек и дам, которые – хвала Элейхо! – не отличались строгостью. Впрочем, Дарт хотел поговорить и на иные темы – о дорогах от озера к предгорьям, о городских порядках и пограничной страже, о власти старейшин и о том, проведена ли в Лиловых Долинах мобилизация ввиду предполагаемых схваток с тьяни.

Но не успел опустеть первый кувшин, как из шатра на корме выплыла Нерис – не в прежней скромной тунике, а в белых, роскошных, ниспадающих до палубы одеждах. Над ней, вероятно, потрудились служанки: волосы были расчесаны и перевиты жемчужными нитями, глаза подведены, над правой грудью голубел цветок, а за плечами колыхался палантин из серебристых перьев. Завидев ее, воины грохнули палками о наплечники, а Ренхо поспешно вскочил и тут же присел, раскинув в стороны руки.

Нерис поманила Дарта пальцем.

– Ты ослепительна, ма белле донна! – Он тоже поднялся и отвесил поклон. – Чего желает моя госпожа?

– Синее время, маргар!

Дарт почесал кончик носа. Идти в шатер ему совсем не улыбалось.

– Кстати о маргарах, светозарная… Как раз об этом мы толкуем с Ренхо. Важный разговор! Я поделюсь с ним опытом, и он, глядишь, захочет стать маргаром. Ты ведь сама говорила – где появляется один, там будет и другой, и третий.

– Я не достоин этой чести! Клянусь Предвечным, не достоин! – Ренхо присел еще ниже. – Кроме того, в Лиловых Долинах уже есть маргары, целых три – Глинт, Птоз и Джеб. – Тут он блеснул глазками в сторону Дарта. – Ты, Дважды Рожденный, будешь четвертым и, не сомневаюсь, самым искусным из всех.

– Чем больше маргаров, тем лучше, – заметил Дарт, похлопал его по спине, сел и протянул руку к кувшину.

– Уверяю тебя, четырех маргаров вполне достаточно, – взволновался Ренхо. – Пять – это уже слишком… Глинт, Птоз и Джеб могут подумать, что я покушаюсь на их наследственные права!

Одарив Ренхо ледяной улыбкой, Нерис взглянула на Дарта.

– Когда вы решите этот вопрос, ты можешь вернуться в шатер, Дважды Рожденный. Но не удивляйся, если я буду спать.

Она величественно повернулась, колыхнув серебристыми перьями, и исчезла.

– О женщины!.. – пробормотал Дарт. – Varium et mutabile semper femina![2]2
  Varium et mutabile semper femina – женщина всегда изменчива и непостоянна (лат.).


[Закрыть] Но все-таки мы обожаем эти прекрасные цветы Мироздания… Мы молимся на них, а они ревнуют нас к друзьям и пиву.

– Мы дарим им жизнь, а нашу они делают то сладкой, как плод ханифы, то горькой, как корень хрза, – поддержал его Ренхо. – Но, доблестный маргар, шира – не обычная женщина. Если б она избрала меня своим защитником и дарителем жизни… – Он облизнулся и разлил по кружкам медовый напиток. Впрочем, готовили его не из меда, а из сахаристой древесной смолки, напоминавшей цветом янтарь.

– Ты молод, и у тебя все впереди, – ободрил его Дарт. – А пока… Что ты там толковал про Глинта, Птоза и Джеба? И об их наследственных правах?

Но этот вопрос так и остался невыясненным – Ренхо хотелось послушать про великую битву между даннитами и тьяни, про сражение на берегу и в речных водах, про пылающие суда, блеск секир, полет копий, пролитую кровь – и, конечно, про подвиги доблестного маргара. Дарт принялся рассказывать, черпая вдохновение в новых и новых кувшинах, и не заметил, как их окружила толпа стражей границы и мореходов. Они ловили каждое его слово, взирали с восторгом на шпагу и кинжал, а в наиболее волнующих местах стучали палками о наплечники. Под этот дробный стук он и уснул, не завершив рассказа, и, не в пример другим ночам, сладко проспал до самого красного времени. А когда проснулся, рядом уже стояли кувшины и громоздились на подносах плоды.

Пиршество тянулось все три цикла с редкими перерывами, чтобы отбить атаки Нерис, и под конец, когда баржа плыла в вечерних лиловых сумерках по озерным водам, Дарту уже начало казаться, что моллюски в пряном соусе оживают и шевелятся в его животе, что мясные плоды блеют, как бараны, а сладкие ягоды норовят проскользнуть мимо губ и попадают то в глаз, то в ухо. Медовый же напиток в последнем кувшине определенно горчил, и, отведав его, Дарт погрузился в скорое беспамятство. В себя он пришел на мягком ложе в темнице с тремя стенами.

Существовал ли естественный повод к этой внезапной сонливости? Или тут расстарался Ренхо, сын почтенного Оити?.. Второе представлялось Дарту более реальным. Сон его, даже глубокий и долгий, обычно был чуток; он просыпался от прикосновений и теней, скользнувших по лицу, от подозрительных звуков и запахов. Конечно, пребывая в трезвости… Однако в любом варианте не мог он дремать, когда его сгружали с корабля и волокли по коридорам в эту келью! Никак не мог!

А если мог – то, спрашивается, куда глядела Нерис? Куда?! Оберегать задремавшего рыцаря – приятнейший долг благородной дамы… А долг есть долг, тысяча чертей! Даже если он заснул на палубе, сраженный медом, то пробудиться полагалось не в темнице, а в ее постели… или поблизости от нее… во всяком случае, не у дурацкого люка, забитого пробкой!

Бросив хмурый взгляд на деревянную затычку и желоб под ней, он в сотый раз попробовал представить тварь, что лазала в эту дыру. Потом плюнул, лег на древесные шкуры и принялся размышлять о женском коварстве и неблагодарности.

* * *

Послышался протяжный скрип, и закрывавший отверстие щит немного отъехал в сторону. Повернув голову, Дарт уставился на него с такой надеждой, будто хотел пробуравить насквозь. Алый цвет джелфейра уже сменялся золотистым, а легкость в членах подсказывала, что близится условный полдень.

В щель просунулась голова стража – не в шлеме из раковины, а в походившем на берет уборе. Берет был серым, и над ним трепетало одно перо – выходит, не простой воин, сержант.

– Эй, маргар! Ты спишь?

Никакой почтительности, отметил Дарт и, скрипнув для усиления эффекта зубами, отозвался:

– Маргар проснулся и жаждет крови!

Голова исчезла, в коридоре зашептались, застучали палками, потом снова раздался голос сержанта:

– Старейшины ждут тебя, маргар! Выходи!

Просить вторично не пришлось – птицей взлетев по желобу, Дарт протиснулся в щель. Почетный эскорт, ожидавший его, состоял из десяти серых беретов под командой оперенного сержанта. Туники у них тоже оказались серыми, и вооружение было другим, чем у людей Ренхо, – лишь костяные кинжалы на перевязях да короткие толстые палки, обтянутые кожей. И глядели они на доблестного маргара совсем не так, как пограничники, – без всяких восторгов, а даже скорее с оттенком пренебрежения.

– Шевелись! – Палка сержанта ткнула его пониже спины.

Дарт двинул оскорбителя под дых и, когда тот согнулся, цепляясь за стену, вырвал палку и опустил ее на сержантский загривок. Стражи проворно отскочили, взяв их в полукольцо; в движениях их чувствовались немалая сноровка и опыт коридорных драк. Затем трое, поигрывая палками, шагнули к Дарту, и тот уже начал прикидывать, кого ошеломит в висок, а кому своротит челюсть и выбьет колено. Но сержант, покачиваясь на нетвердых ногах, вдруг прохрипел:

– Не бить, черви безмозглые! Бить не велено, чтоб вас криб сожрал! Ни Айдом, ни почтенным Оити!

Серые береты замерли – видно, с дисциплиной у них был порядок. Дарт поддержал сержанта, обхватив за талию, сунул ему палку и усмехнулся:

– Значит, бить не велено? Всего лишь? – Он обвел охранников грозным взглядом и неожиданно рявкнул: – Как стоите, потомки тухлого яйца? Приседать и кланяться! Кланяться и приседать! Почет Дважды Рожденному маргару, защитнику просветленной ширы из Трехградья! Да приседайте пониже и помните: шира глазом моргнет, и я спущу вас в озеро к мохнатым жабам!

– Маргар… – зашелестело в коридоре, – настоящий маргар… истинный, неподдельный…

Стражи присели, грохнули палками о деревянный пол и торопливо выстроились в две шеренги. Сержант, отдышавшись, встал впереди, и Дарт, похлопав его по плечу, распорядился:

– Тебе приседать не надо. Ты, мон петит, уже и кланялся, и приседал.

Когда процессия тронулась – не с неприличной поспешностью, а четко печатая шаг, – Дарт дернул сержанта за тунику.

– Что-то здесь неприветливы к гостям, почтенный. Люди Ренхо были повежливей… С чего бы, а?

– Они – из порубежной стражи, а мы – из городской, – буркнул сержант. – Их служба в лесах, и на маргаров они глядят раз в сотню циклов. Ну а мы-то нагляделись… Нам от них одни хлопоты… – Он мрачно потер рубец на шее и замолчал.

«Выходит, Глинт, Птоз и Джеб – не слишком популярные фигуры, – мелькнуло у Дарта в голове. – А почему? Надо бы познакомиться, а заодно и выяснить кое-какие нюансы…» Он до сих пор не ведал ни своих маргарских функций, ни даже смысла этого термина. На миг перед ним мелькнула жаркая пасть, когти, огромные клыки, глаза, пылающие, как расплавленный янтарь… Нерис сказала: они – умные и осторожные, быстрые и смертоносные… Но что это значит применительно к человеку?

Коридор, по которому его вели, петлял налево и направо, был широк, просторен, но выглядел удивительно – треугольного сечения, без потолка, с каменными стенами, сходившимися вверху под острым углом. Пол, однако, оказался деревянным, настланным из плоских стволов харири, и под ним ощущалась гулкая пустота – возможно, там тянулся желоб, подходивший к камере. И не только к той, куда сажали подозрительных маргаров – по дороге здесь и там открывались ниши с круглыми отверстиями, арки и проходы, ведущие к другим камерам и залам. Большей частью пустым, но одно помещение, вытянутое, как гигантская труба, было завалено огромными орехами – теми, какими торговали тири, но с расписанной сложным узором скорлупой. Кладбище? – подумал Дарт, невольно перекрестившись и замедлив шаг, но странный склеп уже исчез за поворотом коридора. Бросая по сторонам любопытные взгляды, он пришел к мнению, что этот лабиринт, все эти залы, кельи и тоннели не предназначены для двуногих существ, которые перемещаются вертикально. Часть из них являла собой тетраэдры или поваленные набок треугольные призмы, в других пол пересекали желоба, а кое-где он словно бугрился, выдавливая вверх из каменных недр цилиндры и полусферы с разнообразными вмятинами. Возможно, они служили Темным мебелью? Лабораторными столами? Подставками неведомых приборов? Креслами для отдыха?

Затем помещения стали иными, явно приспособленными для людей, – с ровным деревянным полом, с коврами из меховой древесной коры, с изящными жирандолями на стенах, в которых светились пучки лишайника, со столами и табуретами на резных ножках и неким подобием открытых шкафов – их полки были завалены свитками и кипами материала, явно предназначенного для письма. Лоб Дарта пересекли морщины. Что он видел? Книгохранилище? Общедоступную библиотеку? Или канцелярию с рескриптами местной власти?

Они свернули в очередной тоннель и очутились в помещении с широким входным проемом, через который открывался чарующий вид на озеро. Яркий солнечный свет, а не сияние лишайников заливал комнату; просторная и почти пустая, она выходила к террасе, где шелестели деревья и что-то журчало и плескало, словно фонтан или миниатюрный водопад. Потолок был невысоким, сводчатым, и на уровне поднятой руки его обегал каменный фриз из переплетенных кругов, овалов и волнистых линий. В торце, слева от проема, высилась странная конструкция – нечто вроде решетчатого шкафа с кожаными стаканами, в которых размещались свитки. Справа находился низкий, изогнутый полумесяцем стол с аккуратно разложенным снаряжением Дарта. Над его перламутровой столешницей вспыхивали и гасли крохотные радуги, и в их сиянии оружие, шлем и развернутый во всю длину скафандр казались предметами неуместными и даже нелепыми.

У стола, расположившись прямо на меховых коврах, сидели и полулежали четверо: одноглазый старец с обширной плешью и венчиком седых волос, тощий монсеньор в годах, важный, как сенешаль королевского замка, бравый мужчина помоложе с мрачным решительным лицом и рослая полногрудая дама в синей тунике, перепоясанной ремнями, и с рубцом над бровью. Она показалась Дарту настоящей амазонкой лет тридцати пяти, но что-то в ее глазах и манерах намекало на более солидный возраст. Пятой в собрании была Нерис, сидевшая чуть поодаль, на невысоком помосте, застеленном циновками, – видимо, на почетном месте.

Подойдя к столу, Дарт демонстративно повернулся к ней спиной, взял оружейный пояс, лежавший поверх скафандра, и затянул на талии. Привычная тяжесть шпаги успокоила его; он даже слегка согнул колени и поклонился в знак приветствия.

– Шустрый! – произнес старик, насмешливо прищурив глаз. – Повадка и впрямь как у маргара – первым делом хватает свои колючие игрушки.

– Дважды Рожденный – великий маргар, посланный нам Элейхо, – раздалось с циновки, где сидела Нерис. – Клянусь Предвечным! Таких маргаров в Лиловых Долинах никогда не видели!

Она хотела добавить что-то еще, но мрачный с сомнением хмыкнул, а важный господин, похожий на сенешаля, некстати повел рукой, отпуская охрану. Амазонка, оглядев Дарта с ног до головы, поковыряла в ухе и усмехнулась.

– На вид он в самом деле ничего, чтоб мне подавиться жабьим яйцом! Но так ли хорош, как говорит просветленная шира? – Она откинулась назад, колыхнув внушительной грудью, и добавила: – Велик мужчина или мал, познается в синий период. Женщиной и только женщиной!

– Это можно проверить, моя госпожа, – с изящным поклоном молвил Дарт под возмущенное шипение Нерис. – Хоть в синий период, хоть в желтый или зеленый. Сидя в темнице, я так соскучился по дамскому обществу!

Мрачный снова хмыкнул, на сей раз – одобрительно, а сенешаль, коснувшись висевшего на шее джелфейра, произнес:

– Ты не в темнице сидел, Дважды Рожденный, а отдыхал в священных покоях, куда наведываюсь и я, дабы пообщаться с Предвечным Элейхо. Надеюсь, ты оценил их тишину и уединение. А теперь, коль ты соскучился по обществу, мы потолкуем о разных вещах, не забывая… гмм… о том уединенном месте, которое ты назвал темницей.

Из дальнейших речей сенешаля выяснилось, что сам он – старейший Оити, отец лейтенанта Ренхо, и что за столом сидят другие старейшие – доблестные Аланна и Айд, а также почтенный шир-до Нарата. Он, по словам Нерис, считался хранителем дерева туи и драгоценных зерен, но звание «шир-до», что значило на рами «предок ширы», являлось новостью. Был ли он предком конкретной ширы или носил всего лишь титул, какой присваивают магам и жрецам? Ответа на сей вопрос у Дарта пока что не имелось. С остальными было проще: угрюмый Айд числился в воеводах, начальствовал над городской стражей, молодцами при палках и серых беретах, а дородная амазонка Аланна тоже занимала капитанский пост, командуя воинами, которые стерегли границы. Судя по шраму и солдатской непринужденности манер, она была вполне на месте.

Запомнив имена кавалеров и благородной дамы и перед каждым склонив голову, Дарт сел, соображая, что подобрался странный комитет по встрече. Наверняка в Лиловых Долинах имелись и другие старейшие, но половина присутствовавших здесь была военачальниками, а это наводило на раздумья. Видно, разговор предполагался серьезный и деловой.

Оити, собрав на лбу морщины, промолвил:

– Ты был защитником просветленной ширы и спас ее от многих бед, свершив при том немало подвигов. Мы благодарны тебе, Дважды Рожденный.

– Отчего же был? – не согласился Дарт. – Я и сейчас ее защитник, во все времена, а особенно – в синее. Самое важное, как утверждает прекрасная дама. – Он поклонился Аланне, затем впервые бросил взгляд на просветленную ширу, отметив, что щеки ее зарумянились.

– Пустая маргарская похвальба, чтоб меня черви сгрызли! – Амазонка, хлопнув по колену, всем корпусом развернулась к Оити. – Что до подвигов и бед, то хорошо бы послушать об этом из уст просветленной ширы. Ты с ней беседовал, почтенный, ты и хранитель бхо, а нам не выпало такого счастья. – Она подтолкнула локтем начальника стражи, и тот, кивнув, выдавил нечто среднее между хмыканьем и хрипом. Видимо, Айд был человеком неразговорчивым.

Переглянувшись с Наратой и будто испросив его согласия, Оити важно приосанился и пробормотал:

– Ну что ж, разумная просьба! Речи маргара – одно, а слово ширы – совсем другое, этому слову и доверия больше… ширы, как известно, не лгут.

Затем последовал кивок одноглазому шир-до, и тот, слегка приподнявшись, произнес:

– Говори, дочь моя. Поведай нашим воинам о том, что было рассказано мне и почтенному Оити. И пусть – во имя Предвечного! – твое свидетельство будет правдивым!

Дарт мог поклясться, что в этот миг Нарата подмигнул – то ли ему, то ли просветленной шире, то ли шкафу и свиткам в дальнем конце комнаты. Это его не слишком удивило. Он уже сообразил, что четверка старейших Лиловых Долин олицетворяет три ветви власти, гражданскую, военную и духовную, с присущими им пируэтами, которые исполнялись столь же точно, как па в марлизонском балете. Почтенный Оити держался с сановной важностью, военачальники были резки или немногословны, но, разумеется, исполнены решимости; а что до Нараты, то он, как и положено адептам потусторонних сил, шаманам и жрецам, был, вероятно, лукавей сатаны.

Слушая речь своей маленькой ширы, Дарт все больше склонялся к мнению, что и ее Предвечный не обделил лукавством. Ни слова лжи, одна лишь правда, зато не в жалком рубище, а в пышных одеяниях – вернее, в рыцарских доспехах, сиявших златом и червленных кровью. Кровь в ее рассказе лилась потоком, но все совершенные подвиги были вполне достоверны: и поединок с червями, и одоление маргара, и битва на острове волосатых, и смерть вождя тиан со всем его чешуйчатым отродьем, равно как и другое побоище, в котором Дважды Рожденный чуть не победил – и победил бы непременно, если бы у Кордоо, сына двадцати отцов, ум оказался столь же долог, как его хвост и рыжая шерсть на загривке. Сага об этом великом сражении вышла особенно удачной; бой на рухнувших тентах, гибель тианских секироносцев, схватка с метателями дротиков, тела врагов, поверженных ударом шпаги, атака галер, ливень огня, пылающие даннитские плоты – все излагалось с большим пафосом и чувством, нежели сам Дарт способен был передать в историях, поведанных воинам Ренхо. Конечно, Нерис не забыла о посланном Предвечным сне, о сотне ран, полученных маргаром, и о его исцелении, а также о его клинках, дисперсоре, одежде и удивительном искусстве выходить живым из всяких передряг.

В этом месте Нарата многозначительно поднял палец и промолвил:

– Удачлив! Очень удачлив, клянусь своим глазом, выбитым в схватке с тьяни! А что такое маргар без удачи? Незрелый плод, пустой орех и дым без очага…

Трое старейших согласно кивнули. Амазонка почесала живот и выразилась определенней:

– Без удачи маргар – не маргар, а куча жабьего помета. Брюхо с пьяным пойлом да жирная задница! Но этот, кажется, не таков… Этот, если верить шире, подойдет. Ты как считаешь, Айд?

Начальник стражи буркнул что-то неразборчивое, но одобрительное; видно, подвиги Дважды Рожденного его впечатлили.

– Подойдет – для чего? – полюбопытствовал Дарт. – Чтоб снова засадить в темницу? В благодарность за спасение ширы?

– Твой договор с ней завершен – ты выполнил его, доставив просветленную в Лиловые Долины, – сказал Нарата, оглаживая плешь. – Теперь мы предлагаем тебе нечто иное, на самых выгодных условиях: двадцать зерен бхо – твои, и шира проверит, чтоб зерна попались стоящие, не какие-нибудь носильщики, копатели или сны-наяву. Что выберешь, то и будет твоим.

– А если я откажусь?

– Случается, маргары буйствуют, – заметил Оити, – и тогда их держат в уединенном тихом месте вроде священных покоев, где ты провел минувший цикл. Нам показалось, что тебе не вредно в них отдохнуть… – Он уставился на Дарта холодным взглядом и закончил: – Отдохнуть до этой беседы, а не после.

«Нигде не уговаривают так убедительно, как в Бастилии», – подумал Дарт. Бастилия была еще одним осколком прошлой жизни, вдруг всплывшим из забвения – мрачная серая цитадель, гораздо более страшная, чем лабиринты Темных. Правда, помнилось ему, что камеры там были не треугольными, а квадратными.

Он почесал горбинку носа, взглянул с укором на Нерис и признался:

– Ваши доводы убедительны, мсье. Значит, двадцать зерен бхо, проверенных руками ширы… Щедрое предложение, просто великолепное! Бьен! Я его оценил, и я уже почти согласен. Хотелось бы лишь поподробней узнать о ваших планах – не из пустого любопытства, монсеньоры, а от того, что планы связаны со мной, а значит, с нашим соглашением. Как человек чести, я не могу заключить договор, который не в силах исполнить.

– Это разумно, – согласился Оити. – Ну, к делу… Доблестная Аланна пояснит тебе наши намерения.

Речь амазонки была энергичной и краткой; в ней многократно упоминались тухлые яйца, жабьи потроха, слизь червей, а также помет различных неизвестных Дарту животных. Но главное он уловил. В общем и целом план не отличался от стратегической доктрины покойного Рууна: объединиться с даннитами и рами с Жемчужной Отмели, Прочного Камня и других поселений и двинуть в предгорья, к дыре, откуда били молнии, – а там и джолты подойдут, да не одни, а с клеймсами да керагитами. И будет у дыры так много смелых и свирепых воинов, что не пробиться к ней бесхвостым жабам! Ну а коль попробуют – драться и стоять насмерть.