Текст книги "Любовный дурман"
Автор книги: Автор Неизвестен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
«В неволе сердце, но свободно глаз течет,
С ним не сравниться облаку текучему.
Я плачу, по ночам не сплю, тоскую я.
Рыдаю я, горюю о возлюбленных.
О пламя, о печаль моя, о страсть моя —
Теперь числом их восемь набралось всего,
За ними следом пять и пять еще идет.
Постойте же, послушайте слова мои!
То память, мысль, и вздох, и изнурение,
Страдание, и изгнание, и любовь моя,
И горе, и веселье, как видишь ты.
Терпения и стойкости уж нет в любви,
Ушло терпение, и конец приходит мне.
Велики в сердце муки от любви моем,
О вопрошающий, каков огонь в душе!
Зачем пылает так в душе слеза моя?
То пламя в сердце пышет непрестанное.
В потоке слез я утопаю льющихся,
Но жаром страсти в пропасть
ввергнут адскую».
Утаив от дочери визиря волнение, Мариам отошла от окна. «Клянусь Мессией и истинной верой, я не думала, что тебе ведомо о стеснении моей груди!» – сказала она и направилась в свои покои. Дочь визиря тоже вернулась к своим занятиям. Выждав некоторое время, царевна вернулась к окну и снова стала жадно вглядываться в своего господина, наслаждаясь его красотой, тонкостью и нежностью. Он же был печален и, вспоминая со слезами былое, читал такие стихи:
«Я питал надежду на близость с милой, и нет ее,
Но близость к жизни горечью досталась мне.
Моих слез потоки напомнят море течением,
Но когда я вижу хулителей, я скрываю их.
Ах, сгинул бы призвавший день
разлуки к нам,
Разорвал бы я язык его, попадись он мне!
Упрека нет на днях за то, что сделали, —
Напиток мой они смешали с горечью.
К кому пойду, когда не к вам направлюсь я?
Ведь сердце в ваших я садах оставил вам.
Кто защитник мой
от обидчика самовластного?
Все злее он, когда я власть даю ему.
Ему я дух мой отдал, чтоб хранил он дар,
Но меня сгубил он и то сгубил, что я дал ему.
Я истратил жизнь, чтоб любить его.
О, если бы мне близость дали взамен того,
что истратил я!
О газеленок, в сердце пребывающий,
Достаточно разлуки я испробовал!
Ты тот, чей лик красоты все собрал в себе,
Но все терпение на него растратил я.
Поселил я в сердце его моем – поселилось там
Испытание, но доволен я поселившимся.
Течет слеза, как море полноводное,
Если б знал дорогу, поистине, я бы шел по ней.
И боялся я, и страшился я, что умру в тоске
И все уйдет, на что имел надежду я».
Мариам услышая слова тоскующего влюбленного, прослезилась и произнесла такое двустишие:
«Стремилась к любимым я, но лишь увидала их,
Смутилась я, потеряв над сердцем
и взором власть.
Упреки готовила я целыми свитками,
Когда же мы встретились, ни звука я не нашла».
Нур-ад-дин, услышав эти слова, воскликнул: «Клянусь Аллахом, это голос Ситт-Мариам-кушачницы – без сомнения и колебания и метания камней в неведомое. Знать бы, верно ли мое предположение, действительно ли это она или кто-то другой!». Опечалился юноша сильнее прежнего и, вздохнув, произнес:
«Увидел раз хуливший за страсть меня,
Что встретил на просторе я милую
И не сказал ни слова упрека ей:
Упреки ведь – лечение тоскующих.
И молвил он: “Молчишь почему, скажи,
И верного не можешь ответа дать?”
И молвил я: “О ты, что не ведаешь
Чувств любящих, а в них сомневаешься!
Влюбленных признак, страсти примета их —
Молчание при встрече с любимыми”».
Ситт-Мариам принесла чернильницу и бумагу и написала в ней после священных слов: «А затем – привет на тебе Аллаха и милость его и благословение! Сообщаю тебе, что невольница Мариам тебя приветствует и что велика по тебе ее тоска, и вот ее послание к тебе. Исполни все, о чем прошу. Когда пройдет первая треть ночи (а этот час – самое счастливое время), оседлай обоих коней и выведи за городскую стену. Если спросят: куда идешь? Отвечай, что прогуливаешь жеребцов. Если скажешь так, тебя не задержит никто: жители этого города уверены, что ворота заперты».
Ситт-Мариам завернула бумажку в шелковый платок и бросила ее Нур-ад-дину из окна, и юноша поднял ее, прочитал, узнал почерк возлюбленной. Он поцеловал записку и приложил ее ко лбу между глаз, вспомнил былую приятную близость и, прослезившись, произнес:
«Пришло к нам послание от вас
в ночном сумраке,
Тоску взволновав по вас во мне, изнурив меня.
И жизнь мне напомнила,
прошедшую в близости.
Хвала же владыке, мне разлуку пославшему!»
Ближе к ночи купеческий сын, по обыкновению, начал вычищать коней. Выждав, пока прошла первая треть ночи, взял два лучших седла, оседлал жеребцов, вывел их за городские ворота и стал ждать Ситт-Мариам.
Вот то, что было с Нур-ад-дином. Что же касается царевны Мариам, то она, вернувшись в свои покои, увидела там кривого визиря, который сидел, опершись на подушку, набитую перьями страуса (а он совестился протянуть к Ситт-Мариам руку или заговорить с нею). Увидав его, царевна обратилась в сердце к своему господину: «О Боже, не дай ему достигнуть со мною желаемого и не суди мне стать нечистой после чистоты!». Потом подошла к визирю, села подле него, приласкала и сказала: «О господин мой, что это ты отворачиваешься? Высокомерие ли это с твоей стороны и надменность ли? Но люди говорят: “Когда приветствие не имеет сбыта, приветствуют сидящие стоящих”. И если ты, о господин мой, не подходишь ко мне и не заговариваешь, тогда я подойду к тебе и заговорю». – «Милость и благодеяние – от тебя, о владеющая землею и вдоль и поперек, и разве я не один из твоих слуг и ничтожнейших твоих прислужников?» – ответил визирь. – Мне только совестно посягнуть на возвышенную беседу с тобой, о жемчужина бесподобная». – «Оставь эти слова и принеси нам еду и напитки», – сказала девушка.
Визирь кликнул невольниц и евнухов и велел им принести скатерть, на которой было то, что ходит, и летает, и плавает в морях: перепелки, птенцы голубей, молочные ягнята и жирные гуси, и были там подрумяненные куры и кушанья всех видов. Ситт-Мариам стала есть и класть визирю в рот куски и целовать его в губы. Когда они насытились, а потом вымыли руки, евнухи убрали скатерть с кушаньем и принесли скатерть с вином. Мариам стала наливать, выпивать и поить визиря. Она служила как подобает, и он млел от радости. Когда же разум хромого окончательно затуманился, царевна вынула из-за пазухи кусок крепкого маграбинского банджа – такого, что если бы почуял малейший его запах слон, он бы проспал год. (Мариам приготовила его для подобного часа.) Затем она отвлекла внимание визиря, растерла бандж в кубке и, наполнив кубок вином, подала мужу. Тот взял кубок и выпил, и едва утвердилось вино у него в желудке, как он тотчас же упал на землю, поверженный.
Мариам же, не медля, поднялась, наполнила два больших мешка тем, что легко весом и дорого стоит, из драгоценных камней, яхонтов и всевозможных дорогих металлов, уложила немного съестного и напитков, надела доспехи, вооружилась и прихватила роскошные одежды и оружие для Нур-ад-дина. Подняла мешки на плечи (а она обладала силой и отвагой) и вышла из дворца навстречу любимому.
Вот то, что было с Мариам. Что же касается Нур-ад-дина, влюбленного, несчастного, то он сидел у ворот города, ожидая Мариам, и поводья коней были у него в руке, и Аллах (велик он и славен!) наслал на него сон, юноша заснул – слава тому, кто не спит! А цари островов в то время не жалели денег за кражу хотя бы одного из жеребцов царя Афранджи. Больше всего украсть лошадей хотел один черный раб, воспитавшийся на островах, ему за эту кражу обещан был остров и многие дары. Этот раб долго выслеживал добычу. Как раз в эту ночь он вознамерился увести жеребцов из конюшни хромого визиря. И надо же было такому случиться, что именно на его дороге оказался спящий Нур-ад-дин, удерживающий на привязи желанную добычу. Вор освободил коней от поводий и сел на одного из них. В это время появилась Мариам. Решив, что это ее возлюбленный, девушка, не теряя времени, молча подала наезднику мешок с добром. Он молча уложил поклажу. Другой мешок был уложен на второго жеребца, царевна устроилась в седле, и они поскакали подальше от города. Через некоторое время Мариам спросила молчаливого спутника: «О господин мой Нур-ад-дин, отчего ты молчишь?». Тот обернулся и сердито сказал: «Что ты говоришь, девушка?». Мариам, услышав незнакомый голос, увидев, что спутник чернокож и ноздри у него, как кувшины, едва не лишилась сознания. «Кто ты, о шейх сыновей Хама, и как твое имя?» – спросила она. – «О дочь скверных, – сказал раб, – мое имя – Масуд, что крадет коней, когда люди спят».
Царевна молча выхватила меч и рубанула наотмашь. Поверженный вор упал на землю, и поспешил Аллах послать его душу в огонь (а скверное это обиталище!).
Ситт-Мариам повернула коней и поскакала к условленному месту, чтобы разыскать Нур-ад-дина. Найдя его там спящим мертвым сном с поводьями в руках, девушка спрыгнула на землю и толкнула молодого человека рукой. Тот пробудился и испуганно воскликнул: «О госпожа, слава Аллаху, что ты пришла благополучно!» – «Вставай, садись на этого коня и молчи!» – сказала ему Мариам. Вскочив в седла, они поскакали от города. Через некоторое время царевна обернулась к Нур-ад-дину и сказала: «Разве не говорила я тебе: не спи! Ведь не преуспевает тот, кто спит». – «О госпожа, – воскликнул юноша, – я заснул только потому, что прохладилась моя душа, ожидая свидания с тобой! А что случилось, о госпожа?». И Мариам рассказала ему историю с рабом. Купеческий сын воскликнул: «Слава Аллаху за благополучие!»
Когда путешественники добрались до места, где лежало в пыли тело чернокожего раба, подобного ифриту, Мариам велела спутнику снять с него одежду и забрать оружие. Нур-ад-дин же, изумившись отваге девушки, ответил, что не станет раздевать и брать оружие у мертвого раба.
Они отправились дальше, ехали жестоким ходом остаток ночи, а когда наступило утро, и засияло светом, и заблистало, и распространилось солнце над холмами, влюбленные достигли обширного луга, где паслись газели, и края его зеленели, и плоды на нем всюду поспели. Цветы там были, как брюхо змеи, укрывались на лугу птицы, ручьи текли на нем, разнообразные видом, как сказал поэт:
Долина вас от зноя защитила,
Сама защищена деревьев гущей.
Мы сели под кустами, и склонились
Над нами они, как мать над своим младенцем.
И дал поток нам, жаждущим, напиться
Водой, что слаще вин для пьющих вместе.
Деревья гонят солнце, как ни взглянет,
Вход запретив ему, позволив ветру.
Путают камни жемчугом убранных,
И щупают они края жемчужин.
Или, как сказал другой:
И когда щебечет поток его и хор птиц его,
К нему влечет влюбленного с зарею,
И раю он подобен – под крылом его
Плоды и тень и струи вод текучих.
Путники остановились на отдых в этой долине.
Они пустили коней пастись, сами поели ее плодов и напились из ее ручьев. И Нур-ад-дин с Мариам сели и начали беседовать и вспоминать свое дело. Потом влюбленные стали рассказывать друг другу о злоключениях в разлуке. Вдруг поднялась пыль, застилая края неба, послышалось ржание коней и бряцание оружия.
Оказалось, что отец Мариам поутру решил навестить дочь и ее мужа. Придя в покои дочери в новом дворце визиря, он увидел того лежащим на постели в беспамятстве.
Не найдя во дворце Мариам, правитель разгневался, велел принести горячей воды, крепкого уксуса и ладана и дать понюхать эту смесь визирю, чтобы привести его в чувства. Когда же тот пришел в себя, правитель спросил о том, что произошло и где Мариам.
«О царь величайший, я ничего не знаю, кроме того, что Мариам своей рукой дала мне выпить кубок вина, и после того я пришел в сознание только сейчас и не знаю, что с ней случилось», – ответил визирь.
Помрачнел царь, в гневе выхватил меч и зарубил визиря. Потом послал за конюхами, и когда те явились, потребовал двух своих коней. Конюхи ответили: «О царь, кони пропали сегодня ночью, и наш старший тоже пропал вместе с ними. Утром мы нашли все двери отпертыми». – «Клянусь моей верой, – воскликнул царь, – коней взял не кто иной, как моя дочь, – она и тот пленный, что прислуживал в церкви! Он похитил мою дочь в первый раз, я узнал его, и избавил мальчишку от смерти кривой визирь, которому уже воздано за поступок!».
Призвал правитель Афранджи трех сыновей – а это были доблестные богатыри, каждый из которых стоил тысячи всадников в пылу битвы, – и велел седлать коней. Вместе с сыновьями и несколькими приближенными отец Мариам отправился в погоню за беглецами и настиг их в той долине.
Когда Мариам увидела погоню, она вскочила в седло и, обнажив меч, спросила Нур-ад-дина, готов ли он к сражению.
«Я устойчив в стычке, как устойчив кол в отрубях», – вздохнул юноша и промолвил:
«О Марьям, брось корить меня так больно.
И смерти не ищи мне с долгой пыткой.
Откуда мне, скажи, воякой сделаться,
Когда пугаюсь я карканья вороны?
А когда увижу внезапно мышь, так пугаюсь я,
Что лью со страху я себе в одежду.
Люблю бои я только в одиночестве,
И знает кусс весь пыл и ярость зебба.
Вот это – правильное мнение! Всякое
Другое мнение правильным не будет».
Царевна рассмеялась и ответила: «О господин мой Нур-ад-дин, я избавлю тебя от их зла, хотя бы их было числом столько, сколько песчинок. Садись на коня и будь за моей спиной, а если мы побежим, старайся не упасть, ибо твоего коня не настигнет настигающий». Девушка выпустила из рук конец поводьев, и конь понесся, точно дующий ветер или вода, когда она изливается из узкой трубы. Мариам была из храбрейших людей своего времени, бесподобная в ее век и столетие, ибо отец научил ее еще малолеткой верховой езде и погружению в море боя темной ночью. Царь узнал дочь и сказал старшему сыну: «Бартут, о прозванный Рас-аль-Каллут! Это твоя сестра Мариам. Она несется на нас, готовая к битве. Сразись же с нею, и если одолеешь, не убивай сразу, а предложи христианскую веру. Если она вернется к древней вере, приведи пленницей, а если нет, то убей ее и того проклятого, который с нею». Бартут ответил: «Внимание и повиновение!».
Он поскакал навстречу сестре. Когда они сошлись, Бартут сказал: «Мариам, разве недостаточно того, что из-за тебя случилось, когда ты оставила веру отцов и дедов и последовала вере бродящих по землям? (Он подразумевал веру ислама.) Клянусь Мессией и истинной верой, если ты не вернешься к вере царей, твоих отцов и дедов, я убью тебя!» Мариам засмеялась в ответ и воскликнула: «Не бывать, чтобы вернулось минувшее или ожил умерший! Нет, я заставлю тебя проглотить сильнейшую печаль! Клянусь Аллахом, я не отступлю от веры Мухаммеда, сына Абд-Аллаха, чье наставление всеобъемлюще, ибо это есть истинная вера, и не оставлю правого пути, хотя бы пришлось мне испить чашу смерти».
И начался бой между ними. Погрузились они в долины, широкие и длинные, и терпели страдания, и устремились на них взоры. Гарцевали всадники долго и долго сражались. Всякий раз как открывал Бартут против Мариам какой-нибудь способ боя, она превосходно отражала атаки. Воительница вымотала поединщика, ослабел он, пропала решимость и разрушилась твердость. Тогда Мариам изловчилась и зарубила соперника мечом, и поспешил Аллах послать его душу в огонь (а скверное это обиталище!).
Победительница стала требовать поединка, выкрикивая: «Есть ли боец, есть ли противник? Пусть же не выходит ко мне ленивый или слабый! Пусть выходят ко мне только богатыри врагов веры, чтобы напоила я их из чаши позорной пытки! О поклонники идолов, обладатели нечестия и непокорства, сегодня день, когда побелеют лица людей веры и почернеют лица тех, кто не верит во всемилостивого». Увидел царь, что старший сын убит, стал бить себя по лицу, разорвал на себе одежду и, кликнув своего среднего сына, сказал ему: «Бартус, прозванный Хар-ас-Сус, выезжай, дитя мое, скорее на бой с Мариам! Отомсти за брата и приведи ее ко мне пленницей, посрамленной, униженной». И Бартус отвечал: «О батюшка, слушаю и повинуюсь!»
Выступил он против своей сестры и понесся на нее. Началось сражение сильнее первого. Понял брат, что он слаб, и захотелось ему убежать, но не мог он удрать из-за сильной ярости противника. Всякий раз, как хотел Бартус положиться на бегство, Мариам приближалась к нему и теснила. А потом отправила его вслед за старшим братом и проскакала по полю боя, выкрикивая: «Где витязи и храбрецы, где кривой и хромой витязь, обладатель искривленной веры?». Еще сильнее зарыдал отец, видя гибель второго сына: «Она убила моего среднего сына, клянусь Мессией и истинной верой! О Фасьян, младший мой сын, прозванный Сельхас-Сыбьян, выходи на бой с сестрой и отомсти за братьев!».
Выступил против Мариам ее меньшой брат и понесся на нее, и Мариам смело понеслась ему навстречу со знанием боя и доблестью, крича: «О проклятый, о враг Аллаха и враг мусульман, я отправлю тебя вслед твоим братьям, а плох приют нечестивых!». Ударила она брата, перерубив ему шею и руки, и отправился он вслед братьям, и поспешил Аллах послать его душу в огонь (а скверное это обиталище!).
Когда свита царя Афранджи увидела, как расправилась Мариам с третьим поединщиком, отступили они в страхе с поля боя. Сгорели их сердца от гнева, они повернули спину и положились на бегство.
Царь же, оторопев, сказал себе: «Поистине, Ситт-Мариам нас уничтожила, и если я подвергну себя опасности и выступлю к ней один, она, может быть, меня одолеет, ибо не осталось у нас надежды, и нечего нам желать ее возвращения. И, по-моему, надлежит мне сберечь мою честь и вернуться в город».
Отпустил он поводья коня и вернулся в свой город, созвал вельмож, рассказал им о случившемся и спросил совета. Подданные посоветовали написать письмо преемнику Аллаха на земле его, повелителю правоверных Харуну ар-Рашиду, и уведомить его об этом деле. Правитель Афранджи написал ар-Рашиду письмо такого содержания: «После привета повелителю правоверных: у нас есть дочь по имени Мариам-кушачница, настроил ее против нас пленник из мусульман по имени Нур-ад-дин Али, сын купца Тадж-ад-дина, каирца. Похитил ее ночью, вышел с нею в сторону своей земли. И я прошу милости владыки, повелителя правоверных, чтобы он написал во все мусульманские земли приказ отыскать ее и прислать к нам с верным посланцем».
И между прочим в письме заключалось: «А за помощь нам в этом деле мы назначим вам половину города Румы великой, чтобы вы строили там мечети для мусульман, и будет вам доставляться его подать».
Запечатав письмо царской печатью, сказал правитель новому визирю: «Если ты приведешь ее, тебе будет от меня надел двух эмиров, и я награжу тебя одеждой с двумя нашивками». Отдал он визирю письмо и приказал отправиться в Багдад, Обитель Мира, и вручить письмо повелителю правоверных из рук в руки.
Посланец направился с письмом в Багдад, добравшись, визирь три дня отдыхал и устраивался в городе, потом, испросив аудиенцию, отправился во дворец повелителя правоверных Харуна ар-Рашида. Халиф принял письмо и диковинные подарки от царя Афранджи. Прочтя послание, он тотчас велел визирям разослать с гонцами наместникам во все мусульманские страны письма, описав Мариам и Нур-ад-дина и упомянув, что они беглецы. Всякому, кто их увидит, предписано было немедля схватить и отправить к повелителю правоверных. Вот что было с этими правителями и их подчиненными. Что же касается Нур-ад-дина каирского и Мариам-кушачницы, то после бегства царя и его войска они тотчас сели на коней и направились в страны Сирии, и покрыл их покрывающий, и они достигли города Дамаск. Объявление о розыске, которое прислал халиф, опередило их в Дамаске на один день. Как только беглецы прибыли в город, их заметили соглядатаи и расспросили обо всем. Молодые люди, не таясь, назвались и рассказали свою историю. Их немедля схватили, и эмир отправил беглецов к халифу Багдадскому.
Посланцы Дамасского эмира привели пленников к повелителю правоверных. Когда подвели к Харуну ар-Рашиду Мариам, он увидел, что девушка высока, стройна, красавица среди людей своего времени, единственная в свой век и столетие, к тому же у нее твердый дух и сильное сердце. Беглянка поцеловала землю у ног повелителя, пожелала ему вечной славы, счастья, прекращения бед и напастей. Правителю приглянулась ее красота, нежность речи, и он спросил ее: «Ты ли – Мариам-кушачница, дочь царя Афранджи?» – «Да, о повелитель правоверных и имам единобожников, охранитель в боях веры и сын дяди господина посланных», – ответила девушка. Тогда халиф обратил свое внимание на Али Нур-ад-дина, увидел, что юноша красив, хорошо сложен, подобен полной луне. Повелитель спросил его: «Ты – Нур-ад-дин, пленник, сын купца Тадж-ад-дина каирского?» – «Да, о повелитель правоверных и опора всех к нему направляющихся», – ответил молодой человек. – «Как ты похитил эту женщину из царства ее отца и убежал с нею?» – спросил халиф. Нур-ад-дин рассказал ему свою историю от начала и до конца. Услышанное удивило и восхитило Харуна ар-Рашида, и он воскликнул: «Сколь много приходится терпеть мужам!».
Потом обратился к Ситт-Мариам: «О Мариам, знай, что твой отец, царь Афранджи, написал нам о тебе. Что ты скажешь?» – «О преемник Аллаха на земле его, поддерживающий установления его пророка и предписания его! – ответила девушка. – Да увековечит Аллах над тобою счастье и да защитит тебя от бед и напастей! Ты – преемник Аллаха на земле его! Я вступила в вашу веру, ибо она есть вера твердо стоящая, истинная, и оставила религию нечестивых, которые говорят ложь о Мессии. Я стала верующей в Аллаха великодушного, и считаю правдой то, с чем пришел его милосердый посланник. Я поклоняюсь Аллаху (слава и величие ему!), объявляю его единым богом, падаю перед ним ниц в смирении и прославляю его, и я говорю, стоя меж руками халифа: “Свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха, и свидетельствую, что Мухаммед – посол Аллаха; послал он его с наставлением на правый путь и верою истинной, чтобы поставил он ее превыше всякой веры, хотя бы было это отвратительно многобожникам”. И разве можешь ты, о повелитель правоверных, внять письму царя еретиков и отослать меня в страну нечестивых, которые предают товарищей владыке всезнающему и возвеличивают крест, поклоняются идолам и веруют в божественность Исы, хотя он сотворен? И если ты сделаешь со мной это, о преемник Аллаха, я уцеплюсь за твою полу в день смотра перед Аллахом и пожалуюсь на тебя сыну твоего дяди, посланнику Аллаха (да благословит его Аллах и да приветствует!) в тот день, когда не поможет ни имущество, ни сыновья никому, кроме тех, кто пришел к Аллаху с сердцем здравым».
Халиф же молвил в ответ: «О Мариам, сохрани Аллах, чтобы я когда-нибудь это сделал! Как возвращу я женщину-мусульманку, объявляющую единым Аллаха и посланника его». Девушка воскликнула: «Свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха, и свидетельствую, что Мухаммед – посол Аллаха!». И повелитель правоверных сказал: «О Мариам, да благословит тебя Аллах и да умножит руководство тобой на пути к исламу! Раз ты стала мусульманкой, объявляющей Аллаха единым, у нас появился перед тобой обязательный долг, и заключается он в том, что я не допущу никогда крайности, хотя бы мне дали за тебя полную землю драгоценностей и золота. Успокойся же душою и прохлади глаза, и пусть твоя грудь расправится и твое сердце будет спокойно. Согласна ли ты, чтобы этот юноша, Али-каирец, был тебе мужем, а ты ему женой?» – «О повелитель правоверных, – сказала Мариам, – как мне не согласиться, чтобы он был мне мужем, когда он купил меня и был милостив ко мне крайней милостью? И в довершение милости ко мне, он из-за меня подвергал свою душу опасности много раз».
Выдал тогда владыка наш, повелитель правоверных Мариам замуж за Нур-ад-дина, обеспечил ей приданое, призвал кади и вельмож в свидетели в день замужества при внесении записи.
Затем халиф обратился к визирю царя румов и спросил его: «Слышал ли ты ее слова? Как я отошлю ее к нечестивому отцу, когда она – мусульманка, единобожница? Ведь, может быть, он причинит ей зло и будет груб с нею, тем более что она убила его сыновей, а я понесу ее грех в день воскресения. А сказал ведь Аллах Великий: “И не установил Аллах нечестивым против мусульман пути”. Возвращайся же к твоему царю и скажи ему: “Отступись от этого дела”.
Визирь был глуп и ответил владыке: «О повелитель правоверных, клянусь Мессией и истинной верой, мне нельзя возвращаться без Мариам, хотя бы и была она мусульманкой, поскольку отец ее убьет меня». Разгневался халиф и приказал казнить визиря. «Награда вот перечащим, Тем, кто выше их, непокорным мне!» – сказал он.
Но Мариам опередила слуг халифа. «О повелитель правоверных, – сказала девушка, – не марай меча кровью этого проклятого!». Она обнажила свой меч и одним ударом отделила голову визиря от тела, и пошел он в обитель гибели, и приют ему – геенна. (А скверное это обиталище!) Правитель удивился твердости руки и силе духа Мариам, он пожаловал Нур-ад-дину роскошные одежды, отвел молодоженам покои во дворце, назначил им жалованье и велел слугам принимать молодых людей как дорогих гостей. Молодые провели в Багдаде некоторое время, живя сладостной и приятнейшей жизнью, а потом Нур-ад-дин затосковал по отцу и матери, рассказал об этом халифу и попросил позволения отправиться в свою страну навестить близких. Владыка отпустил юношу и его жену, наделив их подарками и редкостями. Кроме того, велел направить эмирам Каира Охраняемого и местным вельможам, чтобы они заботились о Нур-ад-дине, его родителях и женщине и оказывали им крайнее уважение.
Когда весть о возвращении Нур-ад-дина дошла до Каира, родители его очень обрадовались. Молодых людей встречали знатные люди, эмиры и вельможи правления. И был это день многолюдный, прекрасный и дивный, когда встретился любящий с любимым и соединился ищущий с искомым, и начались пиршества – каждый день у одного из эмиров.
Родители Нур-ад-дина хорошо приняли Ситт-Мариам, оказали ей крайнее уважение. Стали прибывать к ним в дом подарки и редкости от всех эмиров и больших купцов, и испытывали они каждый день новое наслаждение и радость большую, чем радость в праздник.
Жили они в постоянной радости, наслаждении, обильном и веселящем благоденствии, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний, опустошающая дома и дворцы и населяющая утробы могил. И были они перенесены из дольней жизни к смерти и оказались в числе умерших. Да будет же слава живому, который не умирает и в чьей руке ключи видимого и невидимого царства!
Рассказ о царевиче и семи визирях
Жил в древние времена царь из царей времени. Была в его руках власть, богатство, было многочисленное войско и телохранители. Правил он долго, но не было у царя наследника. Взмолился правитель, прося Аллаха ради сана пророков, друзей и мучеников из приближенных рабов Аллаха послать ему сына, чтобы унаследовал он власть и был прохладою его глаз. Затем послал за дочерью своего дяди и сблизился с нею, женщина по изволению Великого Аллаха забеременела и в положенный срок родила прекрасного мальчика. До пяти лет ребенок воспитывался в доме отца, потом царь отправил наследника обучаться к мудрецу из мудрецов по имени ас-Синдибад. К десяти годам наследник так преуспел в науках, что не было ему равных. Тогда отец призвал множество витязей арабов, чтобы обучили они мальчика воинской доблести. И в этой науке наследник превзошел людей своего времени.
Однажды царские звездочеты предсказали юноше, что если тот проживет семь дней и произнесет одно слово, то в слове этом будет для него гибель. Мудрецы посоветовали правителю отправить сына на это время в место развлечения, где постоянно слушают увеселяющие инструменты.
Призвал царь прекраснейшую из приближенных невольниц, передал ей наследника и приказал не выпускать из покоев семь дней. Женщина привела мальчика в утопающий в садах дворец, в котором было сорок комнат, в каждой из комнат десять рабынь, а у каждой рабыни был какой-нибудь увеселяющий инструмент, и если одна начинала играть, дворец плясал от этих звуков.
Женщина, заботам которой правитель поручил сына, вгляделась в красоту юноши и воспылала к нему любовью. Она не могла сдержать чувств и кинулась к молодому человеку. Но он отверг ее со словами: «Если захочет Аллах Великий, я выйду к отцу, расскажу ему об этом, и он убьет тебя!»
Хитрая рабыня немедля бросилась к царю, повалилась ему в ноги и, рыдая, поведала о том, что наследник пытался соблазнить ее, а когда был отвергнут, угрожал расправой. Разгневался правитель и велел казнить сына. Но визири стали шептаться о том, повелитель, несомненно, раскается в скоропалительном решении и станет винить их за то, что не удержали от опрометчивого поступка. Надумали они помешать царю осуществить задуманное. Один из них сказал: «Я избавлю вас от царского гнева на сегодняшний день».
Подойдя к царю и попросив разрешения говорить, он промолвил: «Царь, если бы тебе было суждено иметь тысячу сыновей, все же не слушайся твоей души, убивая одного из них из-за слов невольницы. Может быть, это ее козни против твоего сына». – «А разве дошло до тебя что-нибудь о кознях женщины?» – спросил царь. «Да», – ответил визирь.
Рассказ первого визиря
Дошло до меня, повелитель, что один царь из царей времени очень любил женщин. Однажды он разглядел на крыше одного из домой прекраснейшую из жен и воспылал к ней любовью. Когда же узнал он, что это дом одного из визирей, тут же отправил его в дальнюю провинцию с ревизией. Как только хозяин дома отбыл, правитель тайком направился в дом, где его встретила желанная женщина. Она узнала царя, оказала ему всяческие почести и спросила, что привело владыку в ее дом. Когда же царь ответил, что пришел, влекомый любовным томлением, женщина молвила: «О владыка наш, я не гожусь даже в служанки кому-то из твоих слуг. Чем заслужила я такую честь?». В ответ царь протянул к ней руки, но она сказала: «Это дело от нас не уйдет, потерпи, повелитель, останься у меня на весь день, я приготовлю что-нибудь поесть».
Царь сел на ложе визиря, женщина принесла ему книгу наставлений, а сама отправилась готовить кушанья. Правитель, листая книгу, нашел множество изречений, сломивших его решимость свершить грех прелюбодеяния. А женщина приготовила множество кушаний и выставила угощения перед гостем. Он начал пробовать из каждого блюда по ложке, но вкус был один. Правитель крайне удивился и молвил: «Девушка, я вижу, что сортов много, а вкус их один». Женщина ответила: «Да осчастливит Аллах царя! Это – сравнение, которое я предложила в назидание тебе. Да исправит Аллах обстоятельства владыки нашего царя! В твоем дворце девяносто наложниц разного цвета, а вкус их – один».
Устыдился царь, тут же поднялся и вышел, но от смущения позабыл перстень под подушкой на ложе хозяина дома.
Визирь, вернувшись из поездки и отчитавшись перед повелителем, пришел домой, лег отдохнуть и обнаружил у себя под подушкой перстень царя. Он спрятал кольцо и целый год не разговаривал с женой. Бедная женщина не могла понять причину немилости супруга и пожаловалась отцу. Тот однажды в присутствии царя завел такой разговор:
