Текст книги "Мир в красном. Книга Первая "

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

В поисках крови

 СЭДИ

– Эксперты исследовали каждый дюйм этой квартиры, – говорит Куинн. – Просто скажи мне, что ты ищешь.

Невидимый луч ультрафиолета скользит по стенам, сканируя и повторяя мои движения.

– Узнаю, когда увижу, – говорю я ему.

Я одолжила оборудование у Барри – отличный техник и достаточно любезный парень. Однако Куинна, мои методы не впечатлили. Если бы я не была в таком ажиотаже, можно было бы предложить ему психологический поверхностный анализ его слишком навязчивых вопросов.

Некоторые правила существуют просто для того чтобы их нарушать, это клише. Но это правда. Как Куинн и говорит, время поджимает и у нас его недостаточно, чтобы делать звонки и оформлять все по правилам. Мы уже просмотрели все стены в спальне, а также во второй спальне и прихожей, и сейчас осматривались в гостиной. Я была почти уверена, что мы найдем что-то в спальне, ведь именно там преступник сосредоточил свое внимание. Но…ничего.

– Черт, – выдыхаю я, проводя рукой по лбу.

Подойдя ко мне совсем близко, Куинн протягивает руку, чтобы забрать фонарик.

Я передаю прибор в его раскрытую ладонь.

– Позволь мне, Бондс, – говорит он, в грубое звучание его голоса вложен другой, более глубокий смысл.

Вздохнув полной грудью, я киваю:

– Ок, – и, развернувшись к нему лицом, заглядываю в его карие глаза.

– «Ее стены говорят». Знаю, это может значить очень много для нашего субъекта… хотя может, он сделал это, чтобы сбить нас с толку. Но не думаю, что это так. Все, что он делал, так продуманно… выглядит хаотично, но это рассчитанный хаос.

Куинн останавливает меня взмахом руки.

– Тебе не нужно убеждать меня. Просто скажи это.

Облизывая губы, я подготавливаюсь. Я не уверена, что хочу сказать это вслух.

– Я думаю, что наш неизвестный – поклонник средневекового серийного убийцы. Кровавой графини.

И вот оно, сомнение, разливается в воздухе. Я чувствую это каждой своей клеточкой, вижу на лице Куинна. Мое предположение слишком… невероятно. Надеюсь, это ошибочная теория, но я не могу утверждать обратное. Я провела так много часов, исследуя Элизабет Батори, что стала почти экспертом в этом чертовом деле. И вот теперь, я так близко. Конечно, я пытаюсь соединить все части и связать их вместе. Мое видение меня подводит. Мне нужно мнение со стороны, и Куинн отлично подойдет на эту роль.

– Объясни, – говорит он просто.

И я озвучиваю свою теорию, начиная с моей первоначальной догадки прямо здесь на месте первого преступления, я видела это в каждом методе пытки – иголки под ногти, свечи, чтобы прижигать плоть, острые предметы, чтобы писать кровью. Это почерк Батори и ее сообщников, которые наслаждались такими страданиями своих жертв.

Леди Батори имела собственную странную подпись: пытки. Благодаря своим исследованиям, я смогла точно понять только одно об этой печально известной леди – у нее не было предпочтений. Ее обвиняли в пытках молодых девушек разными способами… так, словно у нее не было четкого метода подтверждения своей подписи.

Когда я изучала методологию, то поняла, что все садисты зациклены на усовершенствование своего подчерка, на своем специализированном методе вызывания страданий через пытки. Такая простая концепция, но такое глубокое откровение.

– Что еще? – спрашивает Куинн, продолжая исследовать стену взглядом охотника. – Что еще связывает ее с этими случаями, чем они отличаются от других?

Пожимая плечами, я отвечаю:

– Смоляная пакля, например. Это то, что Батори применяла, пытаясь скрыть тела. Информацию об этом я нашла только в закрытых материалах ее судебного разбирательства. Преступнику нужно было серьезно потрудиться, чтобы узнать об этом факте. И я не могу точно утверждать, что он взял это от Батори.

Куинн кивает.

– Ладно. Но многие строители используют паклю для уплотнения…, – он неопределенно проводит рукой в воздухе, будто в попытке ухватить какую-то мысль, – труб, стен. Что если наш подозреваемый – сантехник? Это возможно. Ты говоришь, что очень активно изучала Батори, может твой ум просто хочет видеть совпадения.

Я отрицательно качаю головой.

– Я тоже так думала поначалу. Поверь мне, Куинн. Это было моей первой мыслью. Я знаю такого рода обманки, ты же в курсе. – Я смогла встретить и удержать его взгляд. – Там так же есть и само сообщение. После того, как против Батори было возбужденно уголовное дело и ее признали виновной… но это уже совсем другая история, – добавляю я. – У меня есть своя собственная теория о том, как ее дело было отработанно, но мы будем придерживаться известных нам исторических фактов. Во всяком случае, точно известно, что, согласно вынесенного ей приговора, она была замурована в комнате ее собственного дома. Было задокументировано, что графиня провела последние два года своей жизни там, исписывая стены. Когда она исписала все клочки бумаги, которые смогла найти, то начала писать на стенах. И это так похоже… эти сообщения, способы пыток – ожоги, побои, веревки…

Я обрываю себя на полуслове, когда мой разум подкидывает мне очередное доказательство.

– Что? – говорит Куинн, загораживая собой свет.

Я достаю телефон, прокручиваю список контактов до номера Эйвери и набираю ее. Она отвечает сразу.

– Надеюсь, ты звонишь пригласить меня выпить, – говорит она.

– Когда мы поймаем этого парня, я куплю тебе целый чан выпивки, – отвечаю я.

Она коротко и печально вздыхает:

– Ловлю тебя на слове. Ладно, говори, зачем звонишь?

Взглянув на Куинна, я киваю.

– Я знаю, мы просили тебя о невозможном, и ты, наверное, уже сутки не спала, но может быть у тебя было время на проверку веревки? – я прикусываю губу.

– Ты сказала, что это может быть ручная работа, Эйвери. Ты уже можешь подтвердить или опровергнуть этот факт?

– У меня есть и другие дела, Сэди, и этот субъект слишком быстро плодит новые жертвы.

Я слышала, что она сердится, но все же ответила мне, – Ты мне очень нравишься Сэди. Не говори Куинну, но он не из числа моих любимчиков.

Я ухмыляюсь на это.

– Все в порядке. Дай мне двадцать минут, и я принесу тебе новые факты. Ах, да, я только что завершила рисовать эскиз орудия убийства, сейчас сделаю копию и передам его вам.

– Ты самая лучшая, Эйвери.

– Я знаю, знаю. Просто поймайте этого парня и избавьте меня от дополнительной работы.

Как только я вешаю трубку, эскиз Эйвери всплывает на моем экране. Я увеличиваю изображение, затем отправляю его на свою электронную почту.

– Мне нужно взять планшет, и мы сможем увеличить рисунок… но, Куинн, я думаю, что мы наконец-то двигаемся в правильном направлении.

Я поворачиваю телефон так, чтобы он мог видеть изображение.

– Ты, мать твою, издеваешься надо мной?

Проведя рукой по волосам, он говорит:

 – Меч? Серьезно? Как человек может ходить по городу с мечом и не выделяться из толпы?

Повернув экран, я изучаю эскиз.

– Не просто меч, а фламберг (двуручный меч с извилистым лезвием).

– И что тебе известно о нем?

– Он был популярен в средневековье. В то же время, в котором жила Батори, – я пожимаю плечами.

– Конечно, – говорит Куинн.

– Только, – говорю я, всматриваясь в экран. – Пропорции не соблюдены. В смысле, я знаю Эйвери, она очень дотошная в своей работе, но фламберг – это огромный меч. Тяжелый, длинный… и, как ты сказал, будет чрезвычайно сложно передвигаться по городу и пробираться в дома своих жертв незамеченным. Может он прятал их там? Но чертеж Эйвери изображает меч, размер которого в два раза меньше оригинала. Я никогда не видела ничего подобного.

Куинн прекратил идти и остановился в паре футов передо мной.

– Но ты видела его ранее, не так ли?

Я смотрю вверх.

– Не в оригинале. Рисунки, картины. Встречала несколько раз в Интернете в ходе своих исследований. Этот меч, возможно, был сделан на заказ.

Куинн уже опять идет впереди меня.

Он поворачивает свой телефон и быстро прокручивает веб-страницу, прежде чем я заканчиваю свою мысль…

– Три оружейных магазина в центре города.

Он смотрит на меня.

– Мы можем начать отсюда.

– Ок.

Как мне упорядочить свои мысли, когда меня не покидает ощущение, что этот новый поиск не принесет особой пользы. Я знаю, мы должны отработать все версии, такова наша работа. Но это слишком просто для нашего субъекта. Слишком… наивно. Он планировал все… тщательная постановка… просто быть пойманным за такой необдуманный поступок?

Я останавливаюсь, чтобы убрать реагенты, мои руки держат бутылку люминола. Он хочет, чтобы мы нашли его сообщение.

Мы не заметили первое сообщение, поэтому он сделал второе более очевидным. Чтобы даже глупые детективы не пропустили. Часть его выказывала разочарование, второе преступление – это гнев, направленный на нас, не увидевших весь его прекрасный замысел. Но абсолютно очевидное упущение, которое беспокоит меня больше всего: если этот убийца действительно копирует стиль Батори, то где же кровь?

Печально известная леди, первая документально зарегистрированная женщина-убийца, обессмертила себя тем несметным количеством крови, которую она пролила. Бесчисленные легенды создавались вокруг этого кровавого следа, истории про вампиров, например. Это ее наследие. Ее подпись, окрашенная в красный цвет.

Погрузившись в свои мысли я опять возвращаюсь в спальню, и, встав посреди комнаты, закрываю глаза. В свой первый приход сюда я была сосредоточенна на жертве, сейчас концентрируюсь на том, что не могу видеть. Негативное пространство.

Я создатель, художник. Каждый кусочек головоломки должен занять свое место в моей голове. Я ничего не оставлю незамеченным, буду контролировать все, даже мельчайшие частички.

Ты понимаешь, что я хочу тебя видеть. И я упорно трудилась, чтобы у меня была возможность понять тебя. Глубокий вдох, медленный выдох, я пробую воздух на вкус. Приглушенный свист заставляет мои уши кровоточить. Я чувствую ткань платья… мягкая, дразнящая. Пора.

Я провожу мечом поперек ее горла и прижимаю ее к себе, так что ей нечем дышать. Открывая глаза, я вижу, как она медленно оседает на пол и истекает кровью, но я далеко отсюда. Ее молчание – это просто один из факторов, убийство. Все остальные кусочки паззла должны быть связаны, чтобы завершить головоломку. Нет никого выше меня… я ее Бог, стоящий над ней, осуждающий ее. Это моя игровая доска, и все остальные лишь мои игровые пешки, когда я обращаю внимание на них… Я смотрю вверх. Там.

– Куинн!

Его шаги отдаются эхом в коридоре, и он заглядывает в комнату.

– Что случилось? Нам нужно выдвигаться, если собираемся побывать во всех трех магазинах до вечера.

Мое лицо все еще поднято к потолку, и я говорю:

– Он знал, что делал, когда перерезал ей сонную артерию именно в этой комнате.

Он хотел, чтобы брызги были на потолке. Не большое пятно, лишь намек.

– Эксперты исследовали его. Это есть в докладе.

Я обхожу пятно и встаю прямо в центре яркого света, льющегося с потолка.

– Да, я читала. И уверена, они все проверили, но могли и кое-что упустить.

Оглядываюсь по сторонам.

– Принеси мне что-нибудь, чтобы я могла встать.

Куинн не сдерживает смех.

– Что-то типа лестницы? Бондс, ты слишком мелкая. – Я бросаю на него гневный взгляд. – Это просто факт, а не оскорбление.

– Хорошо, – говорю я, осматриваясь и не найдя ничего подходящего, опираюсь на его плечи. – Подсади меня.

В ретроспективе, это было не лучшей идеей.

– Держись устойчивее, – говорю я, сквозь стиснутые зубы, изо всех сил стараясь сохранить равновесие. – Для такого крупного парня, у тебя, знаешь ли, слишком костлявые плечи.

Он хрюкает. В одной руке я держу бутылку с люминолом, в то время как другой рукой в пластиковой перчатке изучаю светильник. Тот начинает раскачиваться, грозясь ударить меня по голове.

– Ок. Поднеси меня ближе.

Он выглядит чистым. Слишком чистым, для вещи, на которую обычно редко обращают внимание. Никакой жуткой паутины или пыли. Я подношу руку с реагентом и резко опускаю ее вниз.

Куинн подает мне фонарик. Выругавшись, я смотрю на пластик в ультрафиолетовом свете.

– Это что-то хорошее, или плохое?

Но я не успеваю ответить, у Куинна звонит телефон. Он говорит «не дергайся» и обнимает мои ноги, чтобы я не соскользнула вниз.

Мой взгляд продолжает изучать высветившиеся под ультрафиолетом слова, в то время как Куинн отвечает на вызов.

– Скоро буду, – он испускает долгий вздох и выключает телефон.

– Еще одно тело? – спрашиваю я, а перед моими глазами прыгают светящиеся кровавые буквы.

Преступник проявил максимум терпения, чтобы скрыть их, может быть даже слишком. Но нам было суждено их найти. Мне было суждено их найти. Это то, чего он хотел.

– Два, – наконец отвечает Куинн.

В моей голове что-то щелкает. Свет падает на его лицо под углом, как будто помогая мне лучше различать эмоции. Куинн поднимает глаза вверх и читает сообщение, словно угадывая отголоски моего настроение.

– Нам нужно сейчас же отправляться на новое место преступления. Нас ждут.

Чувствую, как мой желудок сжимается, когда делаю фото надписи. Я не уверена в своих ощущениях. Что это? Ужас. Волнение. Гнев… Я определенно чувствую гнев. Это неправильно, это не должно стать личным. Но у меня есть глубокая уверенность, что преступник хочет сделать это личным. Не так как некоторые серийные убийцы играют с полицейскими, делая себя частью расследования. Оставляют специальные зацепки, подсказки для детективов, работающих над их случаями. Нет. У этого есть очень конкретная мишень. Я.

Только, я не могу это подтвердить … это просто сообщение. Для всех остальных.

Это ничего не будет значить. Просто случайная бессмыслица, выбранная беспокойным умом.

«Она прекрасна как ночь».

Написано кровью, затем затерто. Кровь. Всегда кровь.

Сердце

 КОЛТОН

Поворот и петля. Поворот и петля. Пальцы деликатно обхватывают джутовые веревки, ловко переплетая их. Я глажу светлые нити, приручаю их, вкладываю себя в каждую плотно затянутую петлю.

У меня много веревок. Любых размеров, цветов, ширины. И я забочусь о своей коллекции. Но сегодня ни одна из них не кажется подходящей. Для Сэди... для этого долгожданного момента... я должен создать идеальный инструмент.

Моя грудь наполнилась теплом, как только я представил светло-коричневую веревку на ее жемчужной коже. Такой потрясающий контраст. Темное и светлое. Я практически опьянен. Возбуждение пробегает по мне в смеси с потоком адреналина. Я словно ребенок, играющий со своей любимой игрушкой. Игрушкой, которую от него очень долго прятали.

Кропотливо завязав еще одну петлю, я медленно перекручиваю веревку, умирая от желания увидеть след, который останется после нее на мягкой коже Сэди. Опьяняюще.

– Готовишь что-то особенное на сегодня?

Низкий тембр Джулиана вытягивает меня из транса, и я замечаю его, облокотившегося на угол барной стойки, с руками, засунутыми в карманы черного пиджака. С тех пор как он открыл свой собственный клуб, я не видел его в джинсах. Теперь он весь в делах. Думаю, мне не стоит осуждать его, ведь я тоже погружен в работу. Отсоединив ведущую веревку от бара, где я расположился, я начинаю сматывать ее.

– Просто нужен новый материал.

Он оглядывает пустой клуб и вновь оборачивается ко мне.

– Есть так называемые магазины. Я знаю, что ты любишь ритуал, – его голос понижается, – но не мешало бы иногда идти и простым путем.

– Видишь, именно этого ты и не понимаешь, Джулиан. – Я запихиваю только что сплетенную веревку в сумку вместе с остальными вещами. Затем встаю со стула, и, глядя в ясные голубые глаза Джулиана, произношу, – Ритуал – это все.

Его взгляд становится напряженнее, серьезнее. Он выпрямляется, и в его голосе появляется издевка.

– У меня кое-что есть.

– И что же это?

Мрачное предчувствие заглушает мое радужное настроение. Месяцы напролет после согласия на работу в клубе Джулиана, я чувствовал себя так, словно топчусь на одном месте. Ходя по тонкой грани, той что еще позволяет нам быть открытыми друг другу. Эта грань очень тонкая.

– Я понимаю, для тебя это самое долгое пребывание на одном месте. Во всяком случае, с тех пор...

– Не продолжай.

Эти простые, беспощадные слова останавливают его. Его резкий выдох – единственный звук между нами. Пристально смотря на меня, он продолжает.

– Я думал, что спустя все эти годы, я, наконец, верну своего брата. И если не буду вмешиваться и позволю тебе самому разобраться, ты восстановишься. Но...

Он встряхивает головой, разрывая зрительный контакт, и направляет свой взгляд в пол.

– Она сломала тебя.

В моей груди вспыхивает злость.

– Я просил не упоминать о ней.

– Колт, послушай.

Но я уже отворачиваюсь и иду в комнату с веревками. Неожиданно, мне на плечо опускается рука, останавливая. Призывая на помощь весь свой контроль, я резко разворачиваюсь с искаженным яростью лицом. Джулиан убирает руку и делает шаг назад.

– Я не хочу снова тебя отталкивать.

– Тогда не делай этого, – рявкаю я.

Джулиан в защищающемся жесте скрещивает на груди руки. Хорошо. Чем дольше я держу его на расстоянии, тем скорее он отступит.

– Ладно. Не буду. Мы не обязаны об этом говорить. Занимайся своим Шибари. Развлекайся. Возбуждайся... или что ты там получаешь от представлений. Но будь осторожен.

Он сжимает губы, лицо напряжено.

– Я видел, что с тобой происходит, когда ты слишком... увлечен, Колт. Одержимость ведет тебя в темноту. Я не хочу тебя там потерять. Еще раз.

Я не могу вынести этого от него. Что за чушь?! Расхохотавшись, я разворачиваюсь и ухожу.

– Просто знай, что я тоже ее любил.

Его слова останавливают меня. Но когда я не реагирую, стойко управляя своими эмоциями, он говорит:

– Просто хотел озвучить это. Чтобы, наконец, высказаться.

Боже. Мне действительно не нужно это. Сейчас не нужно. Я провожу рукой по волосам, пытаясь стереть его признание из головы. Наконец, я поворачиваюсь к брату.

– Любовь? Ты так это называешь? – спрашиваю я грубым, наполненным презрением голосом. – Тогда ты выбрал ужасный способ ее показать.

Он открывает рот, чтобы сказать что-то еще, но я поднимаю руку. Я уже достаточно услышал.

– Ладно, Джулиан. Что я получаю с этого – это ты пытаешься узнать? Почему я не такой как ты? Не сижу в офисе, закрывшись от всего мира, не отказываюсь от участия в сценах?

Я делаю шаг вперед и смотрю ему прямо в глаза.

– Контроль. Я хочу быть уверен, что моя жизнь больше никогда не выйдет из-под контроля. Называй это одержимостью. Называй, как тебе вздумается, но, по крайней мере, мне хватило мужества остаться до конца в отличие от такого труса, как ты. Я стоял лицом к лицу... с этой темнотой... и я выстоял. И, черт возьми, я уверен, что она оставила на мне отпечаток. Я заплатил высокую цену за то, чтобы обладать этой прекрасной, но мимолетной красотой. Поэтому, я буду делать все, что вздумается. Я заслужил это.

Он мотает головой.

– Не смею этого отрицать. Я был трусом.

Руки скрещены на груди, спина и плечи напряжены, я ожидаю продолжение его речи. Жду, сможет ли он все это принять. Черт, а мы ведь так хорошо ладили. С чего это вообще все началось?

– Послушай, – говорит он, моя защитная стена поднимается.

Началось.

– Ты нашел способ разобраться во всем. Идеально и аккуратно. Ты профессионал в раскладывании всего по полочкам. Но я присматривался к тебе, – говорит он, прищурившись. – Не хочу, чтобы образ Марни омрачал всю твою оставшуюся жизнь.

Я фыркаю от беззвучного смеха. Придурок.

– Серьезно. Ты заслуживаешь чего-то хорошего. Это все забавно... этот образ жизни, да, но он не заменит настоящих отношений. Я делаю это, потому что...

– Потому что теперь ты платишь по счетам, – перебиваю я.

Брат пожимает плечами, он абсолютно спокоен.

– Да. И потому что ей это нравилось. Впоследствии мне пришлось пройти через самое худшее, но я не теряю себя. Больше не теряю. Я завязываю.

Напряжение пульсирует между нами, и я прислоняюсь спиной к стене. Так вот из-за чего весь этот разговор. Он всегда придерживается плана.

– А клуб?

Его плечи снова приподнимаются.

– Я хотел передать бразды правления младшему брату. Но не в том случае, если мне в итоге придется наблюдать за его саморазрушением.

Его взгляд блуждает по моему лицу.

– Мне нравится идея, что ты будешь поблизости. Находясь здесь... со мной. Но мы должны прийти к взаимопониманию.

Мои губы растягиваются в улыбке, переходящей в ухмылку.

– Ты говоришь об ультиматуме.

– Называй, как хочешь. Единственно о чем я прошу, – не смешивать личную жизнь с делами клуба.

И тут на меня снисходит озарение. Я опускаю руки и выпрямляюсь.

– Ты наблюдал за мной вчера.

На его лице вспыхивает стыд.

– Мое имя останется в договоре на аренду, Колт. Все будет связано со мной...

Он замолкает.

– Если ты хочешь проводить свои личные "сессии"…

Он снова ставит в воздухе кавычки, и в груди растекается жар.

– Прекрати. Просто скажи, что ты имеешь в виду, Джулиан.

Он шумно выдыхает.

– Я не смогу выставить тебе претензии, если ты снова слетишь с катушек. Понятно?

Сукин сын.

– А знаешь что? Пошел ты.

– Черт, это грубо, Колт.

Он встряхивает головой, и смотрит вниз на кафельный пол.

– У тебя не было никаких прав подслушивать меня. Все, что я делаю в свободное время – личное или по делам, внутри клуба или вне его – тебя абсолютно не касается. –

Я смотрю на него, пытаясь заглянуть ему в глаза. – Передай клуб кому-то другому.

Он поднимает голову.

– Я больше никому не доверяю.

– Чушь собачья.

Я делаю шаг назад, заканчивая этот разговор.

– Это твой способ следить за мной. Продолжая свое дело, но при этом, не выполняя грязную работу. – Прыскаю я от смеха. – Но я не мальчик на побегушках, и ты не указ мне.

– Все совсем не так. Послушай, у меня всегда были небольшие терки с копами, – говорит он, наконец, глядя на меня. – Я привык, но и не могу пустить все на самотек. У меня должен быть кто-то, кто знает, как держать все…под контролем.

Интересно, что бы он сказал, узнав, что женщина, которую я вчера отвел в комнату, была не только копом, но и криминалистом, составляющим портрет преступника. И все, что его волнует – не узнала ли она чего лишнего. Только я подозреваю, что она наверняка давно все раскопала. Меня можно назвать кем угодно, но лжецом – никогда. Сэди приходила сюда не ради работы. Во всяком случае, это правда, которую я знал до этого момента. Я ни разу не усомнился, что у нее не было скрытых мотивов. Да и зачем, когда она чертовски идеальна для меня.

Теперь же Джулиан посеял зерно сомнения, и я ненавижу это. Я уже чувствую, как оно разрастается. Но нет. Я запрещаю своему брату отравлять мое сознание. Я достаточно долго за ней наблюдал, пробовал ее на вкус. Ее аромат все еще со мной. Я смотрел в эти бездонные изумрудные глаза и видел красоту в их бездне.

Я посмотрел на Джулиана.

– Почему ты завязываешь?

Его внутренняя борьба за невозмутимость под моим жестким взглядом была очевидна.

– Я женюсь на Бетани.

Твою мать.

– Поздравляю. – Это слово слишком приторное для меня. И я продолжаю. – Я подумаю об этом, – прежде чем он успевает что-то сказать, вызвав у меня еще больше отвращения.

Удовлетворившись моим ответом, Джулиан кивает несколько раз и говорит:

– Спасибо.

Затем он оставляет меня наедине с моими спутанными мыслями.

Засунув руку в карман, я прикасаюсь к веревке, которую всегда ношу с собой. Моя связь. Мой центр. Мне нужна Сэди прямо сейчас. Я не могу ждать вечера.