355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Автор Неизвестен » Техника и вооружение 2011 06 » Текст книги (страница 6)
Техника и вооружение 2011 06
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 11:31

Текст книги "Техника и вооружение 2011 06"


Автор книги: Автор Неизвестен



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

2. Лаврентьев В. Б., Алексеев А. И., Иванов В. Г. Акт по результатам совместных (заводско-полигонных) испытаний этапа «/I» изд. 29061: Технический отчет. Ч.Н. Приложения. – М.: ЗИЛ, 1979. – 172с.

3. Алексеев А.И., Иванов В.Г., Столяров В.А. и др. Зимние климатические испытания изделия 29061. Этап «А» совместных испытаний: Технический отчет. Ч. II. Приложения. – М.: ЗИЛ, 1980. – 196с.

4. Алексеев А. И., Нестеров А. И., Соловьев В.П. и др. Зимние специальные испытания изделия 29061-84 «Воркута-85»: Технический отчет. – М.: ЗИЛ, 1985. -19 с.

5. Нестеров А.И., Селезнев А.П. Технический отчет об испытаниях изделия 29061 – РПД с режущим аппаратом навесной ротационной косилки КРН-2,1А. – М.: ЗИЛ, 1990. -21 с.






Вертолетная война
Вертолеты Ми-8

Виктор Марковский

Продолжение.

Начало см. в «ТиВ» № 3,4/2011 г.

Вверху: на площадке, где с трудом садился вертолет и гуляли постоянные ветры, экипаж не глушил двигатели, удерживая их на «малом газу» в готовности подняться в воздух.

Носовая и кормовая установки практически без изменений прошли всю войну, хотя и обладали рядом недостатков. Так, при стрельбе из носового ПКТ пороховые газы и дым от обгоравшей смазки заполняли кабину, которую приходилось проветривать, приоткрывая блистеры (несущественный, казалось бы, момент был способен повлечь большие неприятности – пороховой дым со сладковатым привкусом токсически воздействовал на организм, вплоть до отравления и потери сознания). Но это были мелочи по сравнению с теми хлопотами, которые доставляла кормовая огневая точка, располагавшаяся в аварийном люке. Последний по своему назначению открывался «раз и навсегда», особенно на Ми-8Т, где он при откидывании просто улетал наружу. Потеряв не одну крышку, их стали снимать, оставляя на земле перед вылетом, но на рулении через метровый проем люка пыль и мусор засасывало, словно пылесосом, и в кабине было не продохнуть.

В конце концов, на «эмтешках» люк стал «многоразовым» и сбрасывался внутрь, хотя поставить его на место в полете все равно было невозможно. Многие предпочитали летать вообще без люка, прикрывая отверстие куском фанеры или дюраля; встречались и более хитроумные решения местных умельцев, делавших люк открывающимся на петлях от снарядных ящиков с уплотнением из резиновой трубки и дверными ручками.

Еще раньше «с неба на землю» вернули АТС-17, который с изменением тактической обстановки все чаще стал обнаруживать «профнепригодность». В первую очередь, сказывались специфические условия службы авиационного вооружения, общими требованиями к которому оставались высокая скорострельность, позволяющая попасть в цель в считанные мгновения контакта при больших скоростях, как можно большая масса секундного залпа, делающая поражение надежным, и высокая начальная скорость пули или снаряда по условиям точности и дальности стрельбы. По всем этим параметрам АГС далеко отставал от авиапушек. Так, при равном с ним калибре 30 мм, стоявшее на вертолетах Ми-24П орудие ГШ-2-30К имело впятеро более высокий темп стрельбы и обладало на порядок более «тяжелым» секундным залпом (17,3 кг против 1,7 кг) при вдвое большей прицельной дальности. Прицельный огонь из гранатомета сам по себе был проблематичным: на вертолете его ставили вообще без какого-либо прицела, бесполезного в воздухе, ведь поле зрения штатной оптики было слишком мало для стрельбы в движении и заметить цель было почти невозможно, а никаких угловых сеток для поправки на скорость он не имел. В частях пробовали ставить самодельный целик с мушкой, но эффекта они не давали, и огонь приходилось вести на глаз с поправкой по первому разрыву.

Короткоствольный гранатомет посылал «тупорылую» гранату с небольшой скоростью (ее можно было видеть в полете), и она летела к цели несколько секунд. Начальная скорость при выстреле была сопоставима со скоростью самого вертолета, из-за чего при стрельбе вбок требовалось брать очень большое упреждение, в том числе и по высоте, ведь траектория полета гранаты была «минометной». Стрельбу «навскидку» усугубляла установка АГС в узкой двери, причем громоздкая тренога смогла разместиться только в глубине кабины, что вызвало смещение оружия на полметра от проема и еще больше сузило обзор и сектор обстрела. В результате заметивший цель стрелок имел очень мало времени для наводки и, чтобы накрыть противника, требовалось «поправлять» очередь, следя за разрывами (как при стрельбе из пулемета), но этому мешала внушительная отдача и та же невысокая начальная скорость. Для гарантированного поражения требовалось выпустить 10–15 гранат, а за это время вертолет уходил вперед на 100–200 м, и очередь нужно было оканчивать уже назад по полету. Стрелок мог подключиться к щитку СПУ рядом с дверью (другой такой же щиток был смонтирован у заднего люка), чтобы летчик, отстрелявшись, мог «передать» ему цель, но такое взаимодействие было хорошо в теории и не снимало проблем с прицеливанием.

Наилучшие условия для стрельбы предоставлялись с крута, когда вертолет описывал вираж постоянного радиуса, в центре которого оставалась цель – «центр вращения», куда постоянно было направлено оружие, бившее в одну точку. Однако такой маневр был затруднен в горных теснинах и небезопасен над враждебными кишлаками, ведь вертолет подставлял брюхо под очереди из-за соседних дувалов. Наиболее практичным оставался быстрый удар с пологого пикирования с выходом из атаки крутым боевым разворотом с набором высоты, а стрельбу вдогон предупреждал огонь из двери или заднего люка, однако для такого приема гранатомет подходил мало.

Позднее, когда появилось специальное исполнение гранатомета АГ-17А (216П-А) для подвесной вертолетной гондолы ГУВ, малая скорострельность и «окопная» баллистика продолжали оставаться его ахиллесовой пятой: при стрельбе на прицельную дальность 700–800 м из-за навесной траектории приходилось задирать нос вертолета, теряя скорость, а израсходовать полный боекомплект в 300 патронов не удавалось и в пяти-шести заходах. Сделать это можно было разве что с висения, правда, такая возможность встречается все больше в популярной литературе и приключенческих фильмах, живописующих действия вертолетов из засад: препятствием являлась сама динамика вертолета, способного висеть только с изрядным утлом тангажа, задрав нос, что препятствует прицеливанию. Свое влияние оказывала отдача, способствующая потере высоты и развороту, а если учесть естественное стремление летчика использовать в бою преимущества маневра и скорости, не выглядя неподвижной мишенью, то очевидной становилась предпочтительность и сама возможность стрельбы, в том числе из стрелкового оружия и НАР, практически исключительно с «нормального» полета, реализуя известную с военного времени формулу «скорость-маневр-огонь».

Проблем в использовании АГС добавляли небезопасные в обращении боеприпасы: взрыватель мгновенного действия ВМГ-А не обладал предусмотренными для авиационных средств степенями предохранения, что вынуждало вести стрельбу с оглядкой на погоду. Запрещалось использовать АГС в дождь и снег, когда граната с чрезмерно чувствительным взрывателем могла разорваться в воздухе сразу после выстрела. Другим недостатком был чисто осколочный характер поражения, эффективного лишь на открытом месте и не подходящего против даже легких укрытий (впрочем, граната создавалась именно для борьбы с живой силой и в этой роли была вполне удачна). Хотя рядом с АГС вешалась сумка для пары сменных магазинов, с собой редко брали второй боекомплект, ведь заменить пудовый барабан в одиночку в уходящей из-под ног кабине было достаточно трудно.


Ми-8МТ с парой блоков УБ-32-24. Кассеты тепловых ловушек вместо хвостовой балки установлены по бокам фюзеляжа, где их действие было более эффективным.


Установка бронирования у блистера штурмана. За сиденьем на стенке закреплен бомбардировочный прицел ОПБ-1Р в чехле.


Пульт управления бомбардировочным вооружением у рабочего места летчика– штурмана. Стоит обратить внимание также на пол в кабине, по старинке, деревянный.

Установка в дверном проеме затрудняла вход и выход летчикам и перевозимым бойцам. Протиснуться рядом с АГС при висящем барабане, чтобы попасть в кабину (или выйти из нее), можно было только боком. Демонтаж всего АГС со станком занимал в лучшем случае 5–6 мин, и в аварийных случаях, когда на спасение оставались секунды, экипажу приходилось надеяться лишь на сдвижные блистеры кабины. Загромождавший дверь АГС делал невозможной высадку десантников, чему мешал еще и всевозможный скарб, которым те были навьючены при выходе на операцию – от оружия и боеприпасов до продовольствия и спальных мешков. Между тем десантирование, наряду с перевозками, оставалось важнейшей задачей «восьмерок» (на них приходилось более половины всех вылетов). Как бы ни была привлекательна огневая поддержка десанта, снимать и вновь ставить трехпудовую махину в полете не представлялось возможным.

Надо сказать, что в этом проявлялась и другая особенность Ми-8 – единственная посадочная дверь, остававшаяся буквально узким местом машины. Задними створками пользовались редко, ведь их открытие и закрытие вручную занимали до 10 мин, причем для этого требовалось покинуть вертолет и находиться у хвоста машины снаружи – недопустимо долго под огнем, часто встречавшим десант. Вопрос иногда решали, вообще снимая створки и настежь открывая грузовую кабину, проем которой прикрывала лишь страховочная сетка. Только в 1996 г., на тридцатом году эксплуатации вертолета, завод смог ввести еще одну дверь справа и заменить створки откидной рампой.

Высокую плотность огня, казалось бы, могли обеспечить стрелки-десантники, использующие собственное и бортовое оружие. Однако на вертолетах они оказывались далеко не всегда, да и задачи на штурмовку и десантирование часто не совпадали. К примеру, в ходе проведения операции по уничтожению базового района противника в провинции Фариаб на севере страны в январе 1982 г. к высадке десанта численностью 1200 человек привлекались полсотни вертолетов (30 советских и 12 афганских Ми-8Т, а также восемь Ми-6). Несмотря на обеспечение десантной операции солидными воздушными силами, которые должны были расчистить зону десантирования, противник сохранил там огневые средства, и две «восьмерки» были сбиты прямо на площадках высадки.

В ноябрьской операции 1985 г. в провинции Кандагар вертолеты совершили высадку 19 тактических десантов общей численностью 2190 человек, выполнив 508 вылетов, и провели за то же время 127 авиаударов. Из общего числа вылетов 31 % занимала огневая поддержка, а 69 % – десантирование и обеспечение войск, для которых главной задачей было отнюдь не усиление стрелкового вооружения «борта». Риск при этом был слишком велик, ведь в подбитом вертолете могло погибнуть вместе с экипажем все отделение десантников. Сама «восьмерка» использовалась далеко не лучшим образом, и подавление противника отводилось более эффективным средствам – боевым вертолетам, штурмовикам и артиллерии. В ходе высадки десантов на одной из площадок 23 ноября были сбиты вертолеты Ми-8МТ капитанов Капитонова и Домрачева (вертолеты сгорели, экипажи успели покинуть машины). Командир 280-го ОВП полковник Ю.В. Филюшин после неудачного начала принял решение лично возглавить высадку, но его Ми-8МТ попал под огонь и взорвался в воздухе, в нем погибли все находившиеся на борту. Потери, как отмечалось при разборе операции, стали следствием плохой организованности действий, неподготовленности руководства и неумения распределить силы при встрече с зенитным противодействием. Еще одним недостатком называлась неподготовленность десанта к ведению огня с борта вертолетов при поддержке высадки.

Для сколько-нибудь эффективной стрельбы с воздуха находящимся на борту стрелкам нужны были определенные навыки, поскольку стрельба с воздуха имела ряд особенностей: попасть в цель с несущегося вертолета, вибрирующего и раскачивающегося, становилось нелегким делом, требовавшим известного опыта и мастерства (как говорили, «проще попасть, крутясь на карусели»). Кто и как должен был обучать пехоту и десантников, оставалось нерешаемой задачей – для этого предстояло перекраивать план полетов и назначать специальные вылеты, организуя подъем бойцов в воздух и тренировки в ведении огня, о чем в курсе боевой подготовки и слова не говорилось. Для «рядового и необученного», не привыкшего учитывать скорость и маневр машины, поправки на ветер и снос потоком от винта, попадание было делом случайным.

Например, штурман А. Багодяж из 239-й ОВЭ так описывал свой первый опыт: «В патруле под Газни заметили за склоном группу «духов». Я открыл блистер и стал поливать их из автомата. С ведомого Ми-8 тоже стрелял «правок». Палили так, что земля внизу аж кипела от фонтанов. Расстрелял я тогда три «рожка», а когда спецназ выскочил и взял «духов», оказалось – только у одного плечо прострелено».

Зато пальба через блистеры, не имевшие ограничителей секторов, не раз оборачивалась прострелами элементов конструкции собственной машины. В частности, в Файзабаде уже к августу 1980 г. почти все Ми-8Т имели дыры от своих пуль, причем у одного из них штурман ухитрился очередью снести ПВД, а другой летчик, попав в защищавшую его же броню, едва не был задет рикошетом брызнувшей обратно очереди. 17 мая 1982 г. был отмечен случай, когда очередью из своего же пулемета ПКТ прошили лопасти винта, к счастью, размочалив лишь соты концевого отсека (это произошло в начале известной Панджшерской операции, для которой привлекли недюжинные силы, однако и потери оказались чувствительными – в первый же день наступательных действий вертолеты с боевыми повреждениями той или иной тяжести считали десятками).


Ракетный залп снарядами С-8 с вертолета Ми-8МТ (борт 52). 335-й ОБВП. Окрестности Джелалабада, 1987 г.


Ми-8МТ из состава 205-й ОВЭ на месте высадки досмотровой группы в пустыне. Вертолет несет два блока УБ-32А – вариант вооружения, предписанный при ведении разведывательно-досмотровых действий.

Учить же стрелков было некому и некогда: наставления попросту не предусматривали такой возможности. После первых месяцев, когда многие не прочь были «подлетнуть» в роли стрелка, попробовав ощущений «настоящего боя», война вошла в колею, став для вертолетчиков каждодневной, будничной и изнурительной работой. Набрать бортстрелков «из своих» не было возможности – дел на аэродроме хватало, а немилосердная жара и пыль до предела изматывали людей (к концу первого года войны только из летного состава медкомиссии списали с летной работы почти пятую часть, в том числе 43 % – из-за расстройств нервной системы). Все более очевидным становилось, что быть бортстрелком – это работа, для которой необходим профессионал.

Несколько раньше с теми же проблемами столкнулись американцы во время вьетнамской войны. Занявшись усилением вооружения вертолетов, «янки» шли тем же путем, увеличивая количество «стволов» на борту, но с существенными поправками. Прежде всего, это обуславливалось конструктивными особенностями их машин, грузовые кабины которых изначально оборудовались внушительных размеров дверями, а их проемы с обеих сторон нараспашку открывали почти всю кабину – достаточно вспомнить наиболее распространенный UH-1 «Ирокез». Вдобавок сами пулеметные турели вывешивались на выносных кронштейнах снаружи, обеспечивая почти 200-градусные зоны обстрела по бортам от носа до хвоста. В арсенале вертолетчиков находился широкий ассортимент вооружения, включавшего пулеметы, гранатометы и авиапушки в различных установках. Пулеметы, в том числе и наружные на подвесках, имели ленточное питание из кабины, куда можно было загрузить нужное количество патронных ящиков.

Не менее чем тактике и ландшафтным особенностям, вооружение ощетинившихся стволами американских «ганшипов» отвечало самому духу «джи-ай», не привыкших отказывать себе в лишней сотне вылетов и тоннах сброшенных бомб. Вертолетная группировка США во Вьетнаме на порядок превосходила ВВС 40-й армии, достигая 3000 винтокрылых машин самых разных типов против максимум 300 советских «вертушек» к 1988 г. Соответственными были средства и размах борьбы с неуловимыми партизанами – огневой вал, косивший джунгли. Знаменитым стал ответ бортового стрелка журналисту, поинтересовавшемуся, куда тот направляет огонь в непроглядных зарослях внизу: «Сейчас, сэр, я стреляю туда, куда до этого еще не стрелял!»

Оценив роль бортстрелков, американцы подошли к вопросу деловито и продуманно, организовав обучение новой армейской специальности, название которой по-английски звучало с исчерпывающей точностью, указывающей и на рабочее место – Aerial Door Gunner, т. е. воздушный дверной стрелок. К кандидату предъявлялось множество требований, включая 111 пунктов только по физической форме, с особым упором на зрение, цветовое – приятие и слух. Курс тренировок включал навыки обращения со стрелковым оружием всевозможных калибров и систем – от пистолета и пехотной винтовки со штыком до гранатомета, а также изучение тонкостей прицеливания, всякой оптики и приборов ночного видения, освоение работы на разных типах вертолетов, умение наблюдать и искать цели с воздуха. На должность отбирались люди с инициативой и командными склонностями, ведь в их обязанности входило руководство десантниками на борту и прикрытие высадки, для чего бортстрелок обучался основам тактики наступательного и оборонительного боя. Учебный курс предусматривал и обязательное натаскивание на выживание в джунглях, включая навыки ориентирования на местности, отнюдь не лишние в том самом «крайнем случае».

В предложениях такого рода не было недостатка и у нас, однако появление на вертолетах «пулеметных дел мастеров» затормозила чисто отечественная проблематика. Введение новой должности на борту, требовавшее постановки стрелков на летное довольствие, обеспечения их обмундированием, а также неизбежных перемен в документации с учетом налета и пересчетом выслуги, безнадежно увязло в штабных кабинетах. С появлением еще одного члена экипажа понадобилось бы и на треть большее количество комбинезонов, шлемофонов, парашютов и прочего имущества, хоть и имевшегося на складах в изобилии, но с неохотой отпускавшегося снабженцами (до самого конца войны в Афганистане действовали те же нормативы носки одежды, что и в «придворных» частях союзных округов, из-за чего возвращавшиеся выглядели натуральными оборванцами в кое– как подшитых комбинезонах и заплатанных ботинках). В итоге приставить к оружию на борту оказалось некого, и эту работу продолжал выполнять незаменимый борттехник.

В значительной мере перечисленные проблемы обесценивали даже имевшееся на Ми-8 оружие: борттехнику хватало своих обязанностей, внушительный перечень которых включал, помимо подготовки вертолета, снаряжение его боеприпасами, контроль работы наземных специалистов по техническим службам, загрузку и выгрузку при перевозках и десантных операциях, наблюдение в воздухе, присмотр за десантниками и их высадкой. При штурмовке борттехник вел огонь из носового пулемета, ему же приходилось управляться с АГС. Часто оказавшийся в роли «слуги двух господ» член экипажа не успевал перебежать к кормовому пулемету, прикрывая машину на выходе из атаки. Обязанности приходилось перераспределять: курсовое оружие брали на себя летчик и штурман, а борттехник следил за боковыми ракурсами и хвостовой полусферой, по обстоятельствам занимая место у двери или заднего люка.

Свою роль играла и изрядная неповоротливость всей военной машины, продолжавшей готовиться к «Третьей мировой», но не способной решить множество более мелких проблем. Боевая учеба из года в год сводилась к работе с одними и теми же считанными типами боеприпасов. В результате, «командированные на войну» летчики и техники, только попав в Афганистан, впервые встречались со множеством новых, подчас накопленных в немалых количествах на складах моделей, хлынувших на снабжение ВВС 40-й армии.

Большинство незнакомых бомб и реактивных снарядов обладали особенностями, требовавшими навыков и знания «маленьких хитростей» при снаряжении и даже подвеске, не оговоренных ни в какой документации. Впрочем, руководства то и дело не доходили до оружейников, оседая в штабах, а потому оставалось полагаться на советы сменяемых и собственную смекалку. Особенно важным было наличие последней, так как «передача дел» иной раз занимала лишь пару часов…

Не раз такая организация приводила к курьезам: вертолетчики кундузского отдельного отряда в одном из первых вылетов «отбомбились» блоками ракет из-за путаницы при подвеске – УБ оказались на «бомбовых» замках, а бомбы – на «ракетных».

Оружейник В.Паевский так вспоминал о своих заботах: «Однажды к нам на нескольких Ми-6 привезли разовые бомбовые кассеты РБК-250-275 АО-1сч, снаряжаемые мелкими килограммовыми бомбочками, которых я прежде и в глаза не видел. Цинк с пороховыми петардами для вышивания «начинки» куда-то засунули вместе с обычными взрывателями. При сбросах РБК рваться не хотели, и мы стали экспериментировать в окрестностях аэродрома, кидая по одной. После нескольких неудачных попыток мне в голову стукнуло осмотреть остатки бомботары, и на торце обнаружился жирный трафарет – «ВЛОЖИ ПЕТАРДУ!» Таким же методом проб и ошибок мы научились готовить осветительные САБы, никакие желавшие разгораться, а инструкций к ним, как всегда, не было. Снабженцы тоже могли начудить: как-то доставили два десятка бомб ОФАБ– 100, и все без ушка для подвески, хоть веревкой привязывай. Откуда такие взялись – непонятно, так они и валялись без толку».

Сплошь и рядом многие ограничения не соблюдались, поскольку считались не такими уж важными. Так, мало кто обращал внимание на сочетание НАР разных типов и партий выпуска в одном блоке, хотя во многих случаях те обладали довольно яркой «индивидуальностью» и разной баллистикой. Встречались и просроченные боеприпасы, которые без разбора шли в общий вал средств поражения. Патроны перед зарядкой некогда было протирать, а набитые ленты грудами лежали на земле, хотя это грозило отказами оружия в самый неподходящий момент. В том же Файзабаде складом боепитания вообще служили вырытые танком объемистые траншеи, куда сваливались привезенные боеприпасы. Небрежного отношения не прощали чуткие взрыватели и ракеты с пороховым зарядом, при всей своей надежности требовавшие грамотного и уважительного обращения. Один из таких случаев произошел в мае 1982 г., когда механик группы вооружения прапорщик М. Манько в Ваграме погиб при снаряжении реактивных снарядов.

Избавиться от подобных ошибок и недостатков, остававшихся такими же неустранимыми спутниками боевой работы, как жара и пыль вокруг, не удавалось до последних дней. Весной 1988 г. оружейники Кандагара случайно отыскали среди полковых запасов специальный визир для пристрелки пулемета, сделав, как они не без юмора сообщали, «громадный шаг по пути прогресса», ведь в течение всей афганской эпопеи для этой цели исправно служила направленная вдоль ствола отвертка!

С качественным усилением ПВО моджахедов вертолетам пришлось уйти на высоту, где бортовое стрелковое оружие потеряло значение. По возможности рекомендовалось избегать пролета зон, насыщенных зенитными средствами, но многие боевые задачи не позволяли избежать открытой встречи с ними. Так, при вылете на десантирование зачастую требовалось преодолевать эшелонированную оборону, огневые позиции которой рассредоточивались по высоте и тщательно маскировались. ПВО часто включала посты раннего обнаружения и кочующие установки на машинах, которые могли встречать авиацию где угодно.


Ми-8МТ уходит с высокогорной площадки. Для покидания горных «пятачков», где невозможен был обычный взлет, использовалась методика срыва, позволявшая разогнаться на снижении и перейти в нормальный полет.

Со счетов нельзя было сбрасывать засады и огонь снайперов, стремившихся в первую очередь поразить летчиков. 48–50 % всех повреждений Ми-8 получали в местах высадки десанта, из которых, в свою очередь, 40–42 % пробоин конструкции приходилось на остекление кабины и 10–12 % – на ее содержимое (сиденья, пульты и приборные доски). «Бур» с мощным патроном и точным боем сохранял убойную силу на высоте до 2000 м. Рассматривая как-то трофейную винтовку Ли-Энфильда дедовского возраста, обнаружили, что насечки на ее целике соответствуют дистанции прицельной стрельбы в 2800 ярдов, т. е. 2550 м!

Приобретя сноровку, душманские зенитчики старались сосредоточить огонь на кабине вертолета. Если «пустой» корпус и корму вертолета пули обычно прошивали без особого вреда, то попадания в кабину с поражением экипажа зачастую имели губительные последствия. Из общего числа потерь вертолетов Ми-8 по боевым причинам от огня стрелкового оружия 39–41 % приходились на гибель или ранение летчиков, 28–30 % происходили из-за последующего пожара и взрыва и 29–31 % – в результате потери управляемости. При встрече с организованной ПВО установленная на «восьмерках» броня не всегда могла защитить летчиков. Так, 22 августа 1981 г. вертолет вернулся из полета с дырой в днище кабины и пробоиной в нижней бронеплите. Выбив кусок брони прямо под рабочим местом борттехника, автоматная пуля прошла насквозь и засела в его сиденье.


Ми-8МТ над пещерным городом Бамиана. Пролетая поближе к достопримечательностям, летчик-штурман держит блистер открытым в готовности ответить из своего автомата в случае обстрела.

В октябре 1981 г. пограничники проводили операцию в Куфабском ущелье против группировки местного «авторитета» Абдуллы Вахоба, действовавшей рядом с советской границей. Авиации пришлось работать в высокогорье, десантируя отряды на высотах под 3500 м. Первый же день 17 октября принес большие потери: при высадке десантной группы на площадке Сайдан вертолеты попали под огонь ДШК из засады. Прошедшая по кабине очередь смертельно ранила в грудь командира экипажа старшего лейтенанта А.Н. Скрипкина. Штурман капитан В.П. Романов принял управление и сумел посадить подбитый вертолет, сохранив жизнь остальным находившимся на борту, однако уже на земле «вертушка» была добита плотным огнем и сгорела. Всего тогда в ходе десантной операции погибли 19 человек, многие вертолеты пострадали от огня противника (в одном насчитали более трех десятков пробоин).

14 февраля 1982 г. очередь ДШК «прошила» Ми-8, шедший на километровой высоте. Обошлось без потерь, однако не повезло и машине, и ее вооружению: рваные дыры зияли по всему левому борту и хвостовой балке, вспорот был подвесной бак, пробиты топливная и маслосистема, лонжерон несущего винта, пули кусками вырвали пол грузовой кабины. Пробоины получил один из блоков УБ-16-57, досталось даже стоявшему в кабине АГС-17, «захромавшему» на перебитых пулями станинах. Через пару дней на соседнем вертолете душманский стрелок выстрелами из «бура» ухитрился пробить три ствола блока УБ-32.

15 апреля 1982 г. пара вертолетов джелалабадского 335-го полка, вылетевших забирать раненых десантников в Гардез, попала под огонь снайперов при заходе на посадку. Первая же пуля «бура», пробив лобовое стекло, попала прямо в лицо командиру экипажа. Старший лейтенант С.А. Минин, имевший к этому времени более 350 боевых вылетов, умер в воздухе, однако его штурман успел перехватить управление и увел машину на аэродром. Второй Ми-8 капитана Александрова перевернулся тут же на посадке, однако обошлось без жертв.

В ходе высадки десанта в Панджшерской операции 17 мая 1982 г. пришлось иметь дело с мощным огневым противодействием. Шедшие головными две «восьмерки» комэска майора Ю. Грудинкина и замполита эскадрильи капитана А. Садохина были сбиты огнем крупнокалиберных пулеметов уже в начале высадки. Причиной потери вертолета комэска стали множественные попадания в двигатели, редуктор и кабину летчиков. На машине замкомэска после попадания зажигательных пуль начался пожар, а сам летчик был убит в воздухе. Повреждения от зенитного огня за первые три дня операции получил 21 вертолет Ми-8, погибли шесть летчиков и десантники. Ведомый комэска капитан Шипунов, попав под огонь ДШК, вернулся на издырявленном вертолете: пули вспороли топливные баки, размочалили электропроводку, тяги управления и задели кабину. Пробитой оказалась боковая бронеплита, осколками которой ранило правого летчика и борттехника. У самого командира медики извлекли из лица и рук 72 мелких осколка. Могло быть и хуже: напоследок, уже на излете, еще одна массивная пуля вонзилась в сиденье летчика, вырвала кусок чашки и осталась в парашюте.

Выручала прочность и надежность конструкции «восьмерки», позволявшая летчикам рассчитывать на выносливую машину даже при повреждениях буквально катастрофического характера. Иной раз вертолеты возвращались избитыми до такой степени, что невероятным казалось само спасение экипажа.

9 марта 1987 г. пограничники Пянджского отряда проводили операцию по предотвращению обстрелов приграничных таджикских селений на советской стороне. Вертолет капитана Н.В. Калиты высаживал десантников, которые должны были перекрыть тропу отхода душманов. На месте высадки вертолеты атаковала конная группа противника, обстрелявшая их из гранатометов. Одна из гранат разорвалась прямо в кабине вертолета, где ранены были все летчики. На выручку пришел его ведомый капитан А.В. Пашковский. Забрав тяжело раненого Калиту на свой борт, он решил не бросать машину командира и улететь на ней, доверив управление своим вертолетом штурману. Противник продолжал наседать, и при взлете пострадавший Ми-8 получил еще две гранаты, одна из которых разорвалась в фюзеляже в районе редукторного отсека и повредила гидросистему вертолета, а третья, не взорвавшись, засела в створках грузовой кабины. Пашковский при этом тоже получил осколочные ранения, однако сумел довести избитый вертолет до аэродрома Пяндж. Дома на его машине насчитали больше полусотни пулевых и осколочных пробоин.

Годом спустя, 10 февраля 1988 г., в ходе высадки десанта на контролируемой противником территории Ми-8 заместителя командира эскадрильи пограничной авиации майора С.И.

Болгова получил три прямых попадания из ручного гранатомета. Попадания гранат пришлись в правый двигатель и борт вертолета, изрешетив грузовую и пилотскую кабины. Сам летчик был контужен разрывами, однако сумел на одном работающем двигателе увести изувеченный вертолет и посадить его в стороне. На беду, место там оказалось тоже кишащим душманами: подсевший на помощь вертолет ведомого капитана Петрова тут же попал под огонь, получив два десятка пробоин и поражение левого двигателя. Тем не менее он сумел забрать пострадавшихлетчиков, взлететь и уйти на базу на одном двигателе.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю