Текст книги "Сказки о животных и волшебные сказки. Том 1"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

55. Бедняк и Юха-оборотень

Было время, жил один бедняк на свете, давно было то время. Совсем бедно жил джигит, всего и добра, что ведро непарное. Одинок был опять-таки. Пошёл он как-то ночью к проруби за водою, пошёл да видит: стоит возле проруби девушка, да красивая такая. Глянула на него девица, с улыбкой и говорит:

– Отчего ты, абый, с непарным ведром по воду ходишь?

Не захотелось джигиту в своей нищете признаваться. Говорит он ей:

– Торопился шибко, вот и взял одно ведро впопыхах.

Девица говорит:

– Дай ведро, абый, я сама тебе зачерпну.

Ладно. Хороша девка, и фигура у неё аккуратная. Очень понравилась она джигиту. Известное дело: коли сойдутся джигит с девушкой, всё одно, что огонь к вате поднесть. Положил глаз джигит на эту девицу.

– Ты как это в нашем ауле оказалась? – спрашивает он.

А девица вопросом отвечает на вопрос:

– Ты женат, абый, или нет ещё?

Тот говорит:

– Нет, холостой пока. Жениться времени пока нету.

Опять он спрашивает:

– А ты здесь откуда взялась?

Девица и говорит:

– Не следовало бы тебе рассказывать, да скажу: ни отца у меня, ни матери.

Джигит говорит ей:

– Ты вроде меня, значит, сирота. У меня тоже родители померли.

Девица говорит:

– Тут меня один замуж звал, решилась я, да заплутала здесь, дороги что-то не найду и куда идти не знаю.

– Брось ты эту затею, лучше выходи за меня, и дело с концом, – говорит джигит.

Девица говорит:

– Ладно, пойду, коли возьмёшь, только чур: не попрекать потом, что безродная.

Джигит говорит:

– Я и сам одинок.

Много они там слов сказали друг дружке. Пошла девица за джигитом и ведро с водою сама донесла до дому. Вот пришли они домой. Джигит и говорит:

– Надо муллу позвать, чтоб всё по закону было: никах и прочие штуки. Иначе интересу нет.

– Ладно, – отвечает девица.

Засучила она рукава и вмиг полы вымыла, печку побелила и самовар раздула. Когда уж она привела избу в порядок, джигит к мулле отправился. Вошёл он, поздоровался, чин по чину. О здоровье учтиво справился.

Ухмыльнулся мулла, говорит:

– Как делишки?

– Потихоньку, мулла-абзый, – отвечает джигит. – Тут привёл я кой-кого в дом, пришёл бы, никах прочитал, чтоб всё по закону, а?

– Ладно, ладно, – соглашается мулла.

Обрадовался, конечно, думает – дадут ему чего за молитву, а как же, положено давать. Натянул мулла чапан, чалму парадную нацепил, огромадную. На палку суковатую опёрся, в коей длины два его роста с половинкой. Говорит он жене своей:

– Ты, старуха, самовар пока разогрей, там, чую, угощенья не приготовили. Я мигом обернусь.

Жена говорит:

– Рубаху, может, сменишь?

Мулла говорит:

– Там жирного не подадут, не накапаю.

Вот у джигита чай приготовили. Муллу теперь ждут. Идёт мулла крупными шагами в больших башмаках. Добрался. Вышли встречать его. Зашёл мулла, всех поприветствовал. В красном углу для муллы подушка с соломой приготовлена: мягко будет мулле, позаботились. Засиял мулла. Говорит хозяину:

– Ты, братец, я вижу, расстарался, похвально, похвально!

Тот говорит:

– Уж не обессудь, мулла-абзый, чем богаты, тем и рады, ты наше положение знаешь.

Двух соседей привёл: как свидетелей. Сели. Вынул мулла метрику из-за пазухи, всё как надо, по форме собирается.

– Отца как звали, не знаю, – отвечает невеста на вопрос муллы. – Ни отца у меня, ни матери, с детских лет сирота.

– Из какой деревни-то будешь? – продолжает мулла свой расспрос.

Не может сказать невеста и ляпнула, что на ум пришло:

– Из деревни Темнота.

Остолбенел мулла: что за деревня такая?

Ладно, прочитал мулла никах, честь по чести, расписаться их попросил. Свидетели тоже к бумаге приложились. В этот миг у жениха зачесался живот, и он сунул руку за пазуху, почёсывает слегка. Мулла подумал: сейчас, мол, дадут ему, что причитается, глаз отвести не может. Вытащил джигит руку – пустая. А только видит он, что мулла заскучал, ждёт мулла.

– Мулла-абзый, в долгу не останусь, – утешает джигит.

Мулла говорит:

– Да уж надо бы чего ни то сыскать, а то как же…

Объясняет джигит:

– Вот, лаптей две пары имею. Как продам, занесу тотчас.

Мулла говорит:

– И лаптями годится, я их работнику своему отдам.

Забрал у джигита последние лапти.

Вот ушёл мулла. И свидетели вышли. Стали молодые чай пить с прибаутками. Теперь молодка – законная жена джигиту. День живут, два живут, целую неделю прожили. Баба-то цветёт, за домом смотрит. У джигита плохи дела: день ото дня всё сохнет да желтеет, будто хворый смертельно. Не утерпел он, соседям пожаловался. Говорит:

– Что такое со мной содеялось? С каждым днём всё слабею, будто кровь из меня тянут.

Соседи ему говорят:

– Ты проверь-ка жену свою: уж не Юха ли оборотень? Ежели пупок у ней отсутствует, значит, точно Юха. Тогда, ежели она без пупка, ты на ночь всю воду из дому убери и двери запри. Притворись, будто спишь, а сам поглядывай за ней.

Пошёл джигит домой и углядел, что у жены заместо пупка гладкое место. Тогда вылил он, перед тем как спать ложиться, всю воду, двери запер накрепко, сам захрапел понарошку. Полночь настала. Спрыгнула жена его с сэке, по дому пометалась и опять легла. Сама лежит, а языком стёкла оконные лижет: во каков язык у жены. Джигит, конечно, всё это ясно видел, однако смолчал.

На другую ночь опять он спящим притворился. Время за полночь – опять жена его принялась стёкла лизать.

Встали поутру, джигит ей говорит:

– Ты не пара мне вовсе, неподходящая.

Жена ему говорит:

– Как это так: неподходящая? Такая же, как ты: дочь бедного человека. Чего скажешь – выполняю, работы никакой не чураюсь, ты чего?

Джигит говорит:

– Выполнять-то выполняешь, а чего сегодня ночью делала?

Жена говорит:

– Как чего? Спать легла, спала до утра.

– Нет, ты не спала, – попрекает джигит, – а стёкла оконные лизала. И меня потихоньку изводишь. А намедни то же самое проделывала, своими глазами видел.

Жена говорит:

– С этого дня чтоб не смел мне эдакое в глаза говорить.

Обхватила она его и сдавила так, что тот чуть из кожи не вылез.

Взмолился джигит, говорит ей:

– Ежели в живых оставишь, никогда больше и слова не скажу.

Жена ему говорит:

– Чтоб я больше от тебя эдакого никогда не слышала.

– Клянусь, не услышишь, – обещает джигит.

Спасся он от смерти, отпустила его жена.

Ладно. Отпустила она его всё-таки. Жизнь идёт себе потихоньку. У джигита в городе родственник жил, дядя по матери. Пишет он дяде письмо: «В такой, мол, переплёт попал, подскажи, чего мне такое сделать, как быть?»

Дошло письмо куда следует. Вскрыл дядя письмо, читает: плохи дела племянничка. Направился дядя на завод, где котлы пароходные делают, материалу набрал чугунного, велел баню выстроить. Вот баня готова, а дядя племянничку письмо отправляет: так, мол, и так, жду вас с молодой супружницей в гости. Получил джигит письмо. Отношения у них с женой теперь отменные. Доверяют друг другу. Письмо это жене прочёл, жена радуется: в город поедут, шутка ли! Дядя заботливый, даже денег на дорогу выслал. Купили они билеты и в город поехали.

Добрались до города. Дядя с женой встретили родственников хорошо, душевно встретили. Племянника-то едва узнали, так с лица изменился: пожелтел, высох. Заплакали дядя с женой, на племянника глядючи. Обновок надарили – и племяннику, и жене его – переоделись они в обновки. Теперь так дело пошло: поели все, попили, дядя и говорит племяннику:

– Ступайте-ка вы, милые, в баньку. Баня у нас своя, хорошая баня.

Пошли они в баню. Пришли, а баня-то не простая: вся как есть из металла железного. Стоит дверь закрыть, как захлопывается с треском, будто замочек секретный в портмоне. Джигит и говорит жене:

– Ступай вперёд, погляди там, воды хватит ли, веничек покамест попарь.

Та одна идти не решается. Муж опять ей говорит:

– Ступай, чего ты мнёшься, голову пока намочи. Я только бельишко скину и приду, ступай пока!

Пошла жена в баню, оглядывается. Только она порог переступила, тресь! – парень дверью и захлопнул её в бане. Она всё ж таки успела его околдовать: орёт джигит благим матом, жалеет её.

Тут и дядя подоспел. На раскалённый металл льют теперь сверху воду. Внутри, конечно, жар неизъяснимый. И воды там не приготовлено, конечно. Теперь туда, в баню-то раскалённую, жара ещё припустили. Визг оттуда несётся, вой да рёв – не приведи Аллах. Джигита увели оттуда, через три часа пошли, проверили. Язык у неё трижды вокруг дверной ручки обвился, а сама, говорят, в змею обратилась, да спеклась там дочиста.

Джигит с того дня на поправку пошёл и душой постепенно успокоился. И жил себе припеваючи до конца дней своих…

56. Волшебный прут

У некоего человека были дочь и сын. Перед смертью отец сказал сыну:

– Пока сам не женишься, старшую сестру замуж не отдавай!

Джигит не послушался слов отца, выдал сестру за одноглазого человека. В доме джигит остался один. Как-то раз, гуляя в лесу, джигит встретил возле моста очень красивую девушку. Познакомились они, поговорили. Джигит привёл её домой в жёны.

Однажды к ним в гости пришла его старшая сестра. Сноха сестре очень понравилась. Сама очень красивая, умеет, оказывается, хорошо готовить. Одно только не понравилось – сама с ними за еду не садится. Сноху брат с сестрой сильно уговаривали. Нет, она не села.

– Ладно, я поем, найду время, – сказала.

Сестра этому очень удивилась. «Почему же она такая» – думает. Ночью притворилась спящей, сама стала наблюдать из-под одеяла. Глядит, красивая жена поднялась с мужниной постели, белую щепку сунула в щель матицы и вышла в трубу.

Сестра наблюдала в окно. Сноха превратилась в собаку и вместе с другими собаками помчалась на кладбище поглощать мертвечину. Она попыталась будить джигита, тот никак не просыпается. На рассвете женщина вернулась, вынула белую щепку из матицы и, как ни в чём не бывало, снова легла к мужу.

Наступило утро, сноха приготовила еду. Но сама за стол не садится.

Когда сноха вышла, сестра сказала брату:

– Брат мой, твоя жена, оказывается, очень испорченная. – Потом она рассказала всё, что видела.

Брат очень оскорбился:

– Ты, говорит, несёшь несусветное, завидуешь красоте моей жены, злишься, что я тебя выдал за слепца, – говорит.

Сестра ему снова сказала:

– Потерпи, родной, вот увидишь своими глазами.

Они снова легли спать, сноха снова, сунув белую щепку в белую матицу, вышла и на улице обернулась собакой.

– Вот видишь теперь, – говорит сестра, – вон, жёлтая твоя жена.

На рассвете женщина вернулась и снова легла к мужу. Сестра, попрощавшись, ушла.

Наступило время еды, и муж сказал жене:

– Садись, покушай рядом со мной! – говорит.

Сноха и тут не садится:

– Ладно, сяду ещё, поем.

Джигит не выдержал, разозлился.

– Ты бы поела со мной, да ведь насытилась ночью вместе с собаками, – вырвалось у него. Жена сказала:

– Ага, ты слишком много стал знать, – и ударила мужа волшебным прутиком. Муж тут же превратился в собаку. И вот бродит муж собакой по улицам. Ни от кого ему нет милости. Мальчишки бросают камнями, натравливают собак, и собаки его треплют. Так он бродил, побился и совсем ушёл из деревни. Шёл-шёл и дошёл до пастуха соседней деревни. Пастуху крайне нужна была собака. Он её подзывает: «На-на, иди ко мне, хлеба дам». Собака к нему подошла. Сказал: «Ложись» – легла, сказал: «Встань» – встала. Когда дал хлеба, повиляла хвостом, как бы благодарила. Пастух поразился её понятливости. «Будет мне хорошим товарищем», – сказал и приучил его к себе.

Они стали пасти стадо. Собака овец не теряет, не даёт отделяться им от стада. Так прошло семь лет. Тем временем на свет пошла молва о понятливости собаки. «Знает то, чего не знает человек, пропавший скот отыскивает», – говорят и лишнего прибавляют, всегда же так бывает в таких случаях.

У падишаха, оказывается, уже при родах дети пропадали. До падишаха дошли слухи, что у какого-то пастуха есть умелая собака. Падишах заплатил большие деньги, уломал пастуха и забрал собаку.

Подошло время, когда должен был родиться двенадцатый ребёнок падишаха. Собаку содержали в комнате падишаховой жены. В один из дней, когда должен был родиться ребёнок, из дымохода спустился некто и, завернув новорождённого в белую тряпицу, побежал к дымоходу. Жена падишаха этого и не чувствует, и не видит. Только собрался тот ускользнуть, как собака «гам!» и бросилась на него и в драке ребёнка вырвала.

Начала она лаять, выть, никак не может падишаха разбудить. Так помаялась, всё же разбудила его. Взял он ребёнка из печи, очень уж обрадовался, что цел и невредим. Ещё одного-двух детей жены падишаха спасла она. Теперь собаку очень любили, холили. Со временем падишах, записав все заслуги собаки на золотом ожерелье, отпустил её на волю.

За много лет он соскучился по родине, дому, вернулся в деревню. Жена знала все его дела, все почести, возданные ему.

Только он подошёл к крыльцу, снова ударила его волшебным прутом. Собака наша превратилась в воробья. Туда села, сюда села, ищет корм, но не находит. Поискала она, поискала и улетела из деревни, залетела в лес. Долго летела и долетела до одиннадцати парней, молотящих зерно. Он спустился к ним на ток и стал подбирать зерно. В это время из дома вышел старик и, взяв в руки прут, начал его прогонять:

– Не показывайся мне на глаза, я убью тебя! – говорит.

Одиннадцать джигитов, бросив цепы, подбежали к старику.

– Дедушка, не убивай этого воробья, он нам товарищем будет, – говорят.

Вгляделся старик получше и поразился.

– Глянь-ка, это ведь тот, кто спас вашего двенадцатого, – говорит.

Те джигиты очень удивились этому.

– Дедушка, а его можно сделать человеком? – говорят.

– Почему же нет, можно, – отвечает старик.

– Если можно, ты его сделай человеком, нас будет тринадцать родных, – говорят.

Дед ударил волшебным прутом, наш воробей теперь вновь стал человеком. Став человеком, он стал следить, куда дед положил волшебный прут. Взял с потайного места, куда старик спрятал и ударил, старик тут же стал лошадью. Тем джигитам он объяснил, в чём дело.

– Вы дети падишаха, вас этот старик путём колдовства унёс ещё в детстве, вам нужно вернуться к отцу, – говорит.

Запрягли ту лошадь, с ним запрягли ещё много коней, нагрузили много добра и двинулись в обратный путь. Передав одиннадцать джигитов падишаху, погостив как следует, и, получив много подарков, наш джигит вернулся к себе домой.

Та красивая женщина вышла его встречать.

– О душа моя, где пропадал, очень соскучилась, проходи, добро пожаловать, домой заходи, – говорит она.

Джигит сказал:

– В этом доме ты хозяйка, вперёд ты ступай, – говорит.

Только шагнула женщина к двери, вытянул её по спине волшебным прутом. Женщина тут же превратилась в сивую кобылу. Джигит запряг кобылу и начал лес возить. Деревья грузил с сучьями да с ветками, целиком и ударами заставлял тянуть. Так, промучившись, от жажды кобыла запряженная кинулась в глубокое озеро и затонула.

Джигит хорошо поживал. А в эти дни я не бывал, не знаю, как ему живётся-можется.

57. Рыбак и Ифрит

В прежние времена жил один человек – Рыбак. Рыбу ловил, продавал её, тем и содержал свою многодетную семью.

Как-то раз, отправившись на рыбную ловлю, закинул он крючок, и попалось на этот крючок что-то страшно тяжёлое. Настолько увесистое, что едва он вытянул это на берег. Вытянул и оказалось, что это нечто – чугунный сундук. На крышке сундука надпись выдавлена. Ни замка, ни запора на крышке. Сама крышка, однако, весьма плотно подогнана. Подумал Рыбак, надпись прочёл. Лежал сундук с такого-то года на дне, довольно-таки долго на дне пролежал.

Открыл он сундук. Пошёл дым из сундука, вроде небольшой такой тучки, а из дыму объявился ифрит. И сказал тотчас:

– Человек, вот я тебя съем.

Взмолился Рыбак:

– Детишек у меня уйма, если ты меня съешь, кто их воспитывать будет?

Ифрит говорит:

– Я там лежал, ожидал, что к такому-то времени меня из сундука выпустят. Не выпустили меня к такому-то времени. Оттого поклялся я, что любого, кто меня из сундука выпустит – сожру тотчас.

Сильно Рыбак опечалился. И тогда пришла Рыбаку в голову одна мысль: «Не удастся ли его обратно в сундук запихнуть».

После чего говорит ифриту:

– Ты здесь толкуешь, будто бы из сундука объявился, да сильно здоров ты, брат, телом. Навряд ли ты из сундука вылез, я, видать, проглядел из-за дыму-то. Не иначе, ты сбоку подлез. Тебе, брат, в сундучке этом ни в жизнь не уместиться.

Тот отвечает:

– Я точно из сундука вылез.

Рыбак говорит:

– А ну-ка попробуй обратно влезть, уместишься ли? Вот тогда я поверю.

Ладно. Тот говорит:

– Коли не веришь, вот сейчас влезу.

Сильно ифрит уменьшился и обратно в сундук полез. Влез он туда, и Рыбак за ним крышку захлопнул. Заорал ифрит изнутри:

– Эй, брат, выпускай меня отсюда!

Тот говорит:

– Не выпущу. Коли выпущу, ты жрать меня начнёшь, оттого и не выпущу. Я тебя выпустил, а ты меня слопать собрался. Вот теперь уж не выпущу. Я на твоём сундуке сейчас ещё одну надпись сделаю: «Кто, мол, откроет, того и сожрут тотчас».

Ифрит тут заныл, заобещался всяко:

– Я своему слову хозяин. Выпусти, я тут долго сидел, не могу более. Коли выпустишь, я тебе четыре озера укажу. Будешь в них рыбу ловить, рыба та страшно дорогая. Тебе, мол, того занятия на всю жизнь хватит.

Ладно. Выпустил Рыбак ифрита. Поначалу дым из сундука пошёл, потом и ифрит объявился. Показал Рыбаку четыре озера, вот, мол, из этих самых озёр. Говорит:

– Рыбу из этих озёр только падишахи кушают.

Такие там рыбы водились дорогостоящие. Показал ифрит озёра, распрощался и был таков.

Пошёл этот человек на озеро, ифритом указанное, рыбы наловил. Эту рыбу купил у него сын падишаха. Кучу денег ему отвалил. Рыбу передал поварам. Повар её очистил и всё, что надо, сделал. Уложил на сковороду и на плиту поставил. В этот миг появился на кухне старик некий при чалме и в чапане и сказал:

– Эй, рыбы, клятву свою забыли?

Рыбы тут встрепенулись, головы свои приподняли и сказали:

– Мы клятве своей верны, и обратились в чёрный уголь.

Сильно повара опечалились. Нельзя такое блюдо к падишаху нести. Кинулись они Рыбака искать. Попросили его:

– Принеси нам быстрее рыбин таких же.

Продал им Рыбак таких же рыбин и ушёл восвояси. Пришли четверо поваров, очистили рыбу, на сковороду уложили. Говорят:

– Теперь уж не сгорит.

Ну, вчетвером присматривают. И опять объявился некий при чалме и в чапане. Сказал:

– Эй, неверные рыбы, клятву свою держите.

Рыбы головы свои приподняли и сказали:

– Клятву мы сдержим, – и опять углём обернулись.

Повара так и замерли: что, мол, за диво такое?

Опять Рыбака отыскали. Только уложили рыбу на сковороду, опять объявился старик в чалме и в чапане. Крикнул издали:

– Эй, неверные!

Ответили рыбы:

– Мы клятву помним, – и опять превратились в уголь.

Тогда позвали падишахова сына. Говорят ему повара:

– Что за странные рыбы, никак их зажарить невозможно, горят и в уголь превращаются. Три раза уже сгорели, пропади они пропадом.

Ладно. Рыбака позвали. Спрашивает у него падишахов сын:

– Ты, брат, в какой воде эту рыбу ловишь?

– В таком-то месте на ваших землях есть одно озеро, – отвечает Рыбак, – потом дальше второе озеро и потом дальше ещё два озера – всего четыре озера имеются.

Послушал падишахов сын иговорит:

– Что ж они мне не встречались? Для чего и на свете жить, коли этих озёр не знаешь!

И пошёл падишахов сын эти озёра искать. Вот он пошёл. Искал-искал, не сумел найти. Не сумел найти и бросил в своих краях искать, а пошёл в степь широкую. Шёл-шёл и дошёл до некоего сада. В саду соловьи поют, цветы разные, яблони растут – такое приятное место. Чайхана даже имеется, только людей не видно. Нету в саду ни единой души. Тогда крикнул он громким голосом:

– Есть у этого сада хозяин, есть тут кто живой или нету?

В ответ донёсся едва слышимый голос:

– Есть живой человек, только я ходить не могу, ты сам ко мне подойди.

Ладно. Пошёл он на голос. К толстому дереву подошёл. На толстом дереве гнездо какое-то заметил. И кто-то есть в гнезде: половина тела – камень, другая – человеческая.

Говорит падишахов сын:

– Ты чего такой половинчатый?

Тот говорит:

– Жена меня заколдовала. Да-да, – говорит, – к тому же каждый день сорок плетей мне всыпает. Исхлещет до крови и солью посыпает – такое, мол, дело.

Падишахов сын говорит:

– Где это твоя жена шляется?

Тот говорит:

– Есть у неё тут одно чудовище, ифрит больной. Вот она возле него околачивается.

– А где, – спрашивает, – они расположились?

– Здесь, – говорит, – неподалёку. Я их голоса-то отчётливо слышу, да только сам пойти туда не могу.

Двинулся падишахов сын в ту сторону. Увидел: лежит некое тело непотребное. Глазами увидел и рядом за дерево спрятался. Женщины нету, лежит пока этот болезный один-одинёшенек. Вот прибежала она к этому ифриту. Говорит:

– Ах, душа моя, свет очей моих. – Заливается женщина, – Что ж ты и слова мне ласкового не вымолвишь? – Ноги целует этому чудищу непотребному. Обнимает, целует его. После этого и кушать села. Тот лягушек, мышей нажарил. Ест она да нахваливает:

– Я, – говорит, – у того мужа никогда так вкусно не ела. – Поцеловала она ифрита и убежала, мол, я сбегаю кой-куда и вернусь сразу.

Пошёл падишахов сын к ифриту, сел на грудь ему и говорит:

– Вот чем ты занимаешься.

Посидел-посидел, вынул свой нож алмазный и прикончил ифрита. После чего оттащил его далеко в сторону и бросил. Надел на себя платье ифритово и лёг на его место.

Женщина тут прибежала, обняла его, приголубила. Говорит:

– Ах, ты, родненький мой, как же мне тебя вылечить, как же мне тебя на ноги поднять?

Тот говорит:

– Я бы выздоровел, да ты сама хворая, оттого и я не могу на ноги встать.

– Свет очей моих, – говорит она, – отчего ты не можешь на ноги встать?

Тот говорит:

– Вон ты мужа своего заколдовала, пойди расколдуй. Потом, – говорит, – город заколдовала, в озеро превратила глубокое. Расколдуй, – говорит, – тогда и я окончательно на ноги встану.

Пошла теперь женщина и мужа своего расколдовала: спрыгнул тот и своими ногами пошёл. И город встал на месте глубокого озера. Она, конечно, падишахова сына всё за ифрита своего принимает. Говорит:

– Всё я, душенька, сделала, как ты просил. Ну, выздоравливай же скорее.

Вскочил падишахов сын и прирезал ту злую женщину. После чего надел он платье своё и пошёл того половинчатого разыскивать.

Нашёл того человека и взял его падишахов сын с собою. Идут теперь, разговаривают между собою. Привёл его падишахов сын и определил на хорошее место. Тот человек Рыбаком оказался, у которого падишахов сын рыбу покупал. Перехитрил его тот ифрит из сундука, околдовал, так как оказалось, ифрит тот с его женой шашни завёл.