355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Автор Неизвестен » Газета День Литературы # 169 (2010 9) » Текст книги (страница 1)
Газета День Литературы # 169 (2010 9)
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 01:07

Текст книги "Газета День Литературы # 169 (2010 9)"


Автор книги: Автор Неизвестен


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Владимир БОНДАРЕНКО ДОМ СЕРЖАНТА ПАВЛОВА


В Сталинграде немцы застряли у дома сержанта Павлова – никак не могли его взять. Попались отчаянные русские ребята во главе с отчаянным сержантом, к тому же умеющим воевать, и всей немецкой громаде пришлось задержаться. В нынешней критике тоже многие наши заклятые друзья спотыкаются на русском критическом доме Павлова. К тому же и по литературному рангу он такой же отчаянный сержант, не годится в штабные литературные генералы. Но воевать умеет. И команду себе подобрал толковую.

Вроде бы уже почти всех непокорных критиков усмирили, почти покончили с национальной русской литературой, как говорится – «вошли в европейский контекст». Объявили о том, что закончилась гражданская война в литературе, а на самом деле, либералы окончательно забрали под себя всё литературное пространство России.

И тут, назло всем, вылезает из какого-то Армавира никому доселе не известный Юрий Павлов, моложавый доктор наук, профессор, и без страха в глазах продолжает русское дело, вослед за Юрием Селезнёвым, Вадимом Кожиновым, Михаилом Лобановым, будто бы не было перестройки, будто бы и не объявляли наши президенты один за другим, что мы со своей культурой входим в европейский дом и, следовательно, будем вести себя со всей своей культурой предельно толерантно и забудем о своей исконной русскости. Как Наина Ельцина наивно спросила Илью Глазунова: «Что вы всё говорите о русском, мы же россияне?..»

Вот и Юрий Павлов будто бы не догадывается, что мы – россияне, и пишет в прежних традициях именно русской словесности. В Москве уже таких почти не найти. Может, и на самом деле Россия спасётся провинцией? К тому же Юрий Павлов имеет наглость обрастать надёжной и талантливой командой, формировать целую школу южнорусской критики.

Недавно вышедшая книга Юрия Павлова называется довольно скучно «Критика ХХ – ХХI веков», но мало похожа на привычные литературоведческие обзоры. Может, и пробовал критик прикрыться под почти ничего не значащим общим названием, чтобы подольше враги не заметили боевого накала книги, но это ему явно не удалось. Заметили не только боевитость, но и явную чужеродность господствующей литературной стае. Это – пламя и огонь, поиск и атака, штурм и победа. Такие книги сегодня редки в нашей литературе. Вот её и пробуют замолчать.

Мне нравится, что при этом Юрий Павлов не хнычет и не печалится, как многие наши патриоты. Его книга полна надежды на будущее русской литературы. Да он и утверждает сегодняшнюю живучесть современной словесности. Все кричат: литературы нет, литература кончилась, а Юрий Павлов спокойно отделяет ненужное ему чужебесие, и находит зерна нового литературного урожая. Но не похож он и на угрюмого шовиниста, презирающего всё нерусское. Как писал русский гений Александр Блок: «Нам внятно всё, и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений…» Уже наш современник, земляк Юрия Павлова, последний русский гений ХХ века Юрий Кузнецов продолжил ту же мысль: «И чужие священные камни кроме нас не оценит никто». Ценит чужие священные камни и Юрий Павлов. Но сейчас не до них.

Конечно же, прежде всего русского критика Юрия Павлова волнует судьба современной русской словесности. Он всегда остро современен. Даже когда погружается в наше прошлое.

Блестящий анализ мастеров прошлого, дотошное изучение своих литературных героев, от Василия Розанова до Михаила Лобанова, и при этом постоянная параллель с нашим настоящим, с нашей политической повседневностью. Хоть он и оспаривает вполне заслуженно многие либерально-демократические взгляды Белинского, но по характеру своему он похож на знаменитого разночинца. Подобно Розанову, или Страхову, или Аполлону Григорьеву, он ведёт нынче бой чуть ли не по всем направлениям, занимая круговую оборону, надеясь на то, что рано или поздно – русские придут!

Как и положено истинному критику, он идёт и от жизни, и от текста, мало смущаясь былыми авторитетами. Что с того, что патриотика деликатно замалчивает либеральный, по сути, антирусский курс оттепельного Александра Твардовского с его «Новым миром», воспитавшим всех наших диссидентов, Юрий Павлов последовательно отделяет все мифы о Твардовском от грустной реальности. При этом не унижая достоинство русского поэта, автора бессмертного «Василия Тёркина». Разрушитель Ельцин тоже, погубив Россию, говорил: «Берегите Россию!» Может, русские патриоты и Ельцина начнут защищать?

И мы не видим при этом оголтелого националиста, безудержно размахивающего русским флагом. Он внимательно отслеживает, к примеру, путь критика Владимира Лакшина, и признаёт его поздний поворот к национальным русским идеям. Он видит сложный, неоднозначный путь Игоря Дедкова от провалов к победе, от капитулянтства к жёсткости традиционного русского выбора. Его критические биографии Вадима Кожинова, Михаила Лобанова, Игоря Золотусско– го, Владимира Лакшина, Юрия Селезнёва и других – это портреты критиков на фоне эпохи. Готовая серия передач по русскому телевидению, хоть сего– дня запускай в программу. Но где ж его взять – русское телевидение? Разве что в Израиле, в котором переехавшие из России евреи уже навсегда остаются русскими… В самой же России русских нынче нэма…

Юрий Павлов как бы возвращает нас в далёкие семидесятые-восьмидесятые годы, когда живое критическое перо часто и определяло развитие литературы. Когда набирали силу имена писателей и поэтов Валентина Распутина, Василия Белова, Николая Рубцова, Глеба Горбовского, Юрия Казакова, Георгия Семенова, Дмитрия Балашова, и во многом известность к нашим славным писателям пришла благодаря славной когорте критиков – Вадима Кожинова, Михаила Лобанова, Юрия Селезнёва, Анатолия Ланщикова и других. Конечно, эти писатели и сами по себе достойны высшей оценки. Время проявляет любой талант. Но как часто время запаздывает…

Я уверен, что и сейчас есть русские писатели и поэты не хуже славной когорты минувших лет, но без критической поддержки их имена пока пропадают втуне. Кто ярко и образно напишет о новых романах Александра Проханова, Юрия Козлова, Петра Краснова, Олега Павлова, о молодых Марине Струковой, Михаиле Тарковском, Илье Бояшове? А то и вовсе о неизвестных провинциалах?

Вот почему я так рад был появлению Юрия Павлова. Не просто яркого критика, но и яркого организатора, лидера южнорусской школы критики, представленной именами Вячеслава Шульженко, Алексея Татаринова, Николая Крижановского, Ирины Гречаник и других. Именно на них уже сейчас явно опирается отдел критики «Нашего современника». Хотя не мешало бы главному русскому журналу создавать и свою критическую поросль.

Он пишет много и охотно. В своей книге «Критика ХХ-ХХI веков», вышедшей в 2010 году в издательстве «Литературная Россия», Юрий Павлов отдаёт должное прошедшей эпохе, создаёт галерею портретов лучших русских критиков Вадима Кожинова, Михаила Лобанова, Юрия Селезнёва, Игоря Золотусского, Александра Казинцева, Сергея Куняева… Детально разбирает творчество Владимира Лакшина и Игоря Дедкова, без всякого снисхождения показывает мелкотемье и суетливость Бенедикта Сарнова и Дмитрия Быкова. Дискутирует о мифе «Нового мира» и о анекдотичности рассказов В.Пьецуха, о серости А.Разумихина и удачной неудаче М.Голубкова. Конечно, каких-то портретов явно недостаёт, и справа и слева, на энциклопедичность не тянет. Но это и не входило в задачу Павлова, ведь это живая книга о живой критике ХХ века. А ещё шире, опираясь на критику, разговор в книге идёт обо всей современной русской литературе.

Уже писали и Ирина Гречаник, и Юрий Архипов о целостности всего русского литературного пласта, анализируемого Павловым, о некоей «русской матрице» в литературе, без которой никак не обойдёшься при откровенном и сокровенном разговоре, и, одновременно, о живости рассказа, о яркости и полемичности впечатлений. Думаю, у каждого читателя найдётся свой список вопросов и претензий к автору, но даже его лютым оппонентам, уровня Дмитрия Быкова, будет интереснее читать жёсткий павловский критический разбор полётов, нежели какое-нибудь скучнейшее перечисление их мнимых достоинств.

Юрий Павлов явно не из числа холодноватых аналитиков и занудно-академических хроникёров. Хотя и не стреляет никогда холостыми зарядами. «Забил заряд я в пушку туго…» – вот так по-лермонтовски и забивает критик свои заряды точнейшими доказательствами художественной пустоты, вопиющих неточностей, разнузданных русофобских фантазий третьестепенных либеральствующих литераторов, заполонивших ныне все прилавки наших книжных магазинов. Он и на самом деле внимательно читает книги и своих друзей, и своих врагов. Образец внимательного чтения.

Он не боится выстраивать свою целостную картину русской словесности конца ХХ и начала ХХI веков. Вослед за книгой о русской критике, знаю, готовится и книга о русской прозе. Но я бы не стал отделять одно от другого. И говоря о критике и конкретных критиках, Юрий Павлов постоянно оглядывается на весь объём прочитанной русской литературы, разбирая критиков, заодно разбирает и анализируемых ими писателей. Среди его героев появляются Владимир Маканин и Татьяна Глушкова, Юрий Трифонов и Станислав Куняев, Александр Проханов и Виктор Астафьев, Александр Солженицын и Леонид Бородин… Говоря о прозе и поэзии, переходит на разбор критики. Всё едино и неделимо, как наша держава.

Я уже не говорю об опоре на классиков, от Федора Достоевского до Сергея Есенина, от Василия Розанова до Михаила Шолохова.

Это естественный разговор о живой русской литературе. Но сегодня такой естественный разговор – это непрерывная круговая защита дома сержанта Павлова от уничтожающих нашу родину врагов. Говорить о русскости, о русском характере, о русском гении – сегодня почти равнозначно обороне Брестской крепости в 1941 году.

Юрий Павлов, при всей объективности своих аргументов, не скрывает своей открытой идеологичности. Он – правый русский критик в классическом определении этого слова. Правый – в защите русских духовных национальных интересов, в защите нашей государственности и нашей имперскости. Он – явный противник плюрализма, либерализма, глобализма. Он – русский знаменосец, подхвативший наше русское литературное знамя из ослабевших рук стареющих единомышленников. Но мне кажет– ся, что даже оппоненты в целом рады появлению нового воинственного и талантливого критика – в нынешнем толерантном амбивалентном плюралистическом болоте им самим крайне неинтересно плескаться, разбрызгивая вокруг себя одну грязь. И им хочется чистоты. Может быть, и они были бы рады выдвинуть молодого, такого же воинствующего литературного либерала, но на что им опираться? На похабных Быкова и Пьецуха? На скучнейших постмодернистов?

Живая критика всегда опирается на живую литературу. Читая книгу Юрия Павлова, я лишний раз убедился, что живая русская литература у нас – есть...

Владимир БОНДАРЕНКО ЯСНАЯ ПОЛЯНА 2010


С 8 по 13 сентября в Ясной Поляне состоялись традиционные, уже пятнадцатые по счёту, международные яснополянские писательские встречи.

Время их проведения почти совпало со столетием ухода великого русского писателя Льва Николаевича Толстого сначала из Ясной Поляны в ночь с 27 на 28 октября, а спустя неделю – из жизни, 7 ноября 1910 года. Поэтому, естественно, пятнадцатые писательские встречи были посвящены теме ухода Льва Толстого, обсуждению его завершающей книги «Путь жизни». Этой книге, написанной незадолго до смерти и венчающей всё его творчество, были посвящены выступления Людмилы Сараскиной, питерского писателя Валерия Попова, московского писателя Евгения Попова и орловского – Владимира Ермакова.

Я бы хотел обратить внимание на само название книги «Путь жизни». И как тут не вспомнить ещё одного великого старца Лао-Цзы с его книгой «Дао дэ цзин» – книгой о пути и жизни, о пути и благодати. А заодно вспомнить и предсмертный уход Лао-Цзы из круга близких и друзей, от имперского признания и уюта в своё последнее странствие на Cеверо-Запад. Лао-Цзы шёл на Северо-Запад, Лев Толстой собирался отправиться на Юго-Восток. Эти прямые явно пересекаются. Где-то в небесах их пути соединялись…

Проблему пути и дороги разбирали итальянский литературовед из Болоньи Габриелла Импости и московский прозаик Владимир Березин.

О смерти Льва Толстого, как бы завершающей путь классической русской литературы девятнадцатого века, говорили Игорь Волгин и Евгения Брешковская, Андрей Танцырев и Тибор Фишер. О причинах ухода великого старца из Ясной Поляны спорили Владимир Бондаренко и Павел Басинский, Равиль Бухараев и Пётр Краснов. Обсуждалась и недавно вышедшая книга Павла Басинского «Лев Толстой. Бегство из рая».

Литературе как высшему преодолению жизни, как её духовному познанию и проявлению, как иной реальности бытия посвятили свои выступления Александр Иличевский, Владимир Карпов, Илья Бояшов, Тимур Зульфикаров.

Яснополянские писательские встречи давно уже стали одним из центров писательского единения. Одним из центров реальной современной литературы. Здесь встречались и встречаются писатели разных поколений, разных направлений, смиряя себя перед ликом великого Льва Толстого.

За эти годы здесь побывали Владимир Маканин и Валентин Распутин, Юрий Мамлеев и Андрей Битов, Анатолий Ким и Леонид Бородин, более молодые – Олег Павлов и Алексей Варламов, Владислав Отрошенко и Юрий Петкевич; критики Игорь Золотусский и Лев Аннинский, Валентин Курбатов и Рене Герра… Вот и на этот раз я встретил своего однокурсника по Литинституту, с которым не виделся лет двадцать, талантливого прозаика из Красноярска Эдуарда Русакова, нашего певца русского казачества, нежного лирика Виктора Лихоносова, петербуржца Михаила Кураева, оренбуржца Петра Краснова.

Приехали мы в Ясную Поляну вместе с моим другом Владимиром Личутиным, но на беду свою в первый же день, сразу после приезда, Личутин, неловко повернувшись, упал и, ударившись о мрамор, сломал три ребра. Отвезли мы его в хорошо знакомую яснополянскую больницу, где приходилось и мне не только лежать, но и делать операцию, больницу, когда-то открытую младшей дочерью Толстого Александрой Львовной. Прекрасные врачи, прекрасное оборудование. Слегка отлежавшись, Личутин перебрался в номер гостиницы, поближе к нашей писательской кутерьме, к спорам и посиделкам. Память о Ясной Поляне у Личутина останется на всю жизнь. Тем более, что буквально перед приездом в яснополянском издательстве вышла у него новая книга «Река любви». Пополнилась замечательная серия книг лауреатов яснополянской премии: Василия Белова, Виктора Лихоносова, Леонида Бородина, Тимура Зульфикарова, Анатолия Кима, Петра Краснова, Людмилы Сараскиной, и более молодых – Захара Прилепина, Василия Голованова, Александра Яковлева, Владимира Отрошенко…

Доволен я и тем, что всё больше тон в яснополянских встречах задают молодые. Пожалуй, добрая треть финалистов самых громких литературных премий обычно присутствует на наших писательских яснополянских встречах. На этот раз членам жюри Яснополянской литературной премии пришлось выбирать короткий список шести номинантов из более сорока изданных недавно книг. Порадовала корейская компания «Самсунг», финансирующая яснополянскую литературную премию. Несмотря на кризис, она увеличила первую премию, условно говоря, современных классиков, – до миллиона рублей. Также выросла и премия за лучшую книгу года. Решено выдавать вознаграждение и всем шестерым финалистам. В шорт-лист после долгих споров были отобраны: Олег Павлов, Михаил Тарковский, Александр Иличевский, Елена Тахо-Годи, Максим Осипов и Борис Климычев. Кто из них победит, и кто будет удостоен премии за современную классику, определится поздней осенью. Желаю всем удачи. Но я бы лично предпочёл или Олега Павлова с его романом «Асистолия», или Михаила Тарковского с его повествованием «Замороженное время». А премию «современный классик» отдал бы Александру Проханову – вполне заслуженно.


Валентин ПРУССАКОВ НУЛЕВАЯ ОТМЕТКА


Когда ещё в девятнадцатом веке Фридрих Ницше кощунственно объявил: «Бог умер», он тем самым не убил Единственного Создателя, а лишь констатировал положение дел в так называемом христианском обществе.

За последнее столетие влияние религии на ежедневную жизнь и политику Запада ещё больше снизилось и почти приблизилось к нулевой отметке, о чём, между прочим, свидетельствует и популярность в двадцатом веке различных безбожных идеологий, в том числе и таких вроде бы противоположных, как либерализм и нацизм, являющихся, очевидно, наиболее яркими проявлениями отрицания Творца.

Однако лучшие представители Запада и в наши дни продолжают вести поиск веры, гарантирующей спокойную и счастливую жизнь, уверенность в себе и свободу от унизитель– ной суеты и бессмысленных треволнений.

Многие из них обратились к исламу. Среди тех, кто остановил свой выбор на последней религии Откровения, столь разные люди, как, например, бывший главный идеолог французской компартии Роже Гароди, знаменитый рок-музыкант Кэт Стивенс /Юсуф Ислам/, видный немецкий дипломат Мурад Гофман и проживающий последние годы в Иране американский философ Мухаммад Легенгаузен. Его весьма любопытная во многих отношениях книга «Современные вопросы исламской мысли» недавно была издана в Москве.

Она представляет собой сборник статей, об интересном и разнообразном содержании которых можно судить в какой-то степени даже по их заголовкам: «Человеческое мышление, божественная мудрость и исламская философия», «Эмпиризм и философия ислама», «Исламский закон и мусульманская жизнь», «Исламское исправление прав человека», «Кто может стать участником диалога цивилизаций?», «Ислам против феминизма», «Понимание дао в исламе»…

Легенгаузен стал мусульманином, когда преподавал философию в Южно-Техасском университете /ЮТУ/. О своем пути в ислам он, хоть и довольно скупо, рассказывает в предисловии к русскому изданию:

"Я родился в Квинсе, Нью-Йорке, в 1953 году и получил католическое воспитание. Закончил католическую начальную и среднюю школу. Несмотря на полученное религиозное образование, я скептически относился к некоторым положениям веры. В частности, ко времени окончания средней школы я скептически относился к доктринам Троицы и воплощения, хотя и продолжал считать себя католиком…

По мере того как я ближе знакомился с мусульманскими студентами, я вернулся к религиозным вопросам, лучшим ответом на которые мне раньше казалось простое неверие. Я стал изучать исламскую философию и читать работы разных мусульманских мыслителей… Постепенно почувствовал влечение к исламу. В ЮТУ я читал курс по философии религии с целью не только познакомить студентов с кругом соответствующих проблем, но и чтобы самому повторно рассмотреть доводы в пользу религиозной веры и против нее. В это же время я готовил свою докторскую диссертацию по аналитической метафизике, посвящённую категории субстанции. К моменту завершения работы над диссертацией в 1983 году я уже принял ислам, произнеся оба свидетельства перед группой афро-американских мусульман в паркинге перед местным исламским центром".

Несмотря на то, что современный мусульманский мир далёк от совершенства и сильно страдает от различных недостатков и пороков, Мухаммад Легенгаузен твёрдо верит, что ислам и есть то самое чудодейственное средство, в каковом столь остро нуждается человечество для выхода из духовного тупика и обретения жизненной гармонии. В заключительной статье своего сборника, называющейся «Воспитание сердца», он пишет:

"Сегодняшние люди несчастны. Там, где богатство, там процветает бездумное потребление, а там, где его нет – зависть. И то, и другое подогревается телевидением. Религиозное решение, предлагаемое в контексте либерального капитализма, состоит в потреблении предназначенной для масс духовности. Здесь на самом деле неважно, что это – христианство, нью-эйдж или даже суфизм!.. Религия предлагает утешение. Она успокаивает. Бог любит тебя. Ты спасён, если только веруешь всем сердцем. Бездумное потребление и зависть продолжаются. Телевизор по-прежнему включён…

Так как же может помочь ислам?

Во-первых, следует понять, что принятие ислама отдельным человеком или обществом недостаточно для спасения от психологического модернизма. Тем не менее, на ислам есть причины возлагать надежды, хотя бы потому, что он не исходит из современных представлений, приведших к острейшим заболеваниям общества.

Конечно, то же можно сказать и о христианстве, но христианская мысль сама претерпела свою собственную модернизацию, которая затрудняет эффективное противостояние напору модернизма.

Возложение надежд на ислам даёт нам ещё один шанс. Возможно, ислам – это последний шанс для человечества отбросить свои предрассудки и тщеславие, для обретения социальной гармонии и внутренней духовной опоры в смирении перед Богом. Это правда, что ислам возник и обращался к обществу, сильно отличному от современного мира, но есть соблазнительный призрак надежды, что в процессе поисков универсального послания ислама и применения этого послания к текущим ситуациям мы, по меньшей мере, сможем избежать тех ловушек, в которые попала современная христианская мысль. Религиозная привязка не столь важна, но практическое применение религиозных идей в обществе может порождать позитивные изменения.

Например, если мусульманские общества процветают, их СМИ не используют секс для маркетинга, законодательная система не поощряет разрыва семейных уз, прочные семейные узы способствуют вступлению в брак членов общества, которые находят в своей вере нравствен– ные силы оставаться верными своим супругам.

Огромные проблемы мусульманского мира сегодня – это вовсе не причина отчаиваться в его способности справиться с модернизмом, поскольку надежда, которую мы возлагаем на ислам, требует применения божественного руководства, а не просто формального принятия и применения внешних предписаний.

Сегодняшний мир нуждается в силе, которая встанет в оппозицию доминирующему мировому принципу потребления и ценностям рыночного капитализма.

Только ислам представляется способным сыграть эту роль".


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю