Текст книги "Газета День Литературы # 169 (2010 9)"
Автор книги: Автор Неизвестен
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Татьяна ЛЕСТЕВА КОРОНОВАННЫЙ...
Трудно согласиться с названием подборки стихов Владимира Шемшученко, опубликованной в одном из недавних номеров ЛГ (№, 23, 2010). Перемены несомненны, и они не в том, что «плюнуть некуда – гении сплошь и пророки». Здесь с иронией автора должно согласиться – графомания стала неотъемлемой чертой литературы современной России как в её виртуальных, так и в печатных произведениях. «Поэтом можешь ты не быть», но книги издавать обязан. Это, пожалуй, девиз любого писательского объединения наряду с пересудами, раздорами, судами и пирушками, тупым воровством бездарных строк. Но и только. А перемены…
Перемены не только есть, но и весьма значительные. И главная перемена – это то, что в центральной прессе вдруг неожиданно стали появляться стихи петербургских поэтов. Речь не идёт о Кушнере, Сосноре, Фонякове и иже с ними, поэтов, группирующихся вокруг Союза писателей Санкт-Петербурга, журнала «Звезда» и т.п. Но появление на газетных полосах стихов членов Союза писателей России радует. И в первую очередь хочется отметить публикации подборок стихов Владимира Шемшученко, появившихся сначала в «Литературной России» и в «Литературной газете».
Владимир Шемшученко – поэт, как говорится, с именем. Но, что греха таить, в наше беспросветное рыночное время даже выход книг не даёт возможность читателю познакомиться с творчеством автора во всех его аспектах: тираж последней его книги «...и рука превратится в крыло» (СПб.: Всерусский соборъ. 2008) всего 500 экз., что сегодня считается уже почти большим тиражом, всё-таки это не многотысячные тиражи ЛГ, которые к тому же распространяются и за рубежом, хотя и их нельзя сравнить с многомиллионными когда-то тиражами газеты «Правда», в которой был опубликован, например, «Василий Тёркин» Твардовского. Но, тем не менее, публикация стихов в ЛГ – это уже событие, это выход к широкой читательской аудитории. Автора можно с этим только поздравить.
Рефлексирующий лирический герой Шемшученко ждёт «своего приговора на сатанинском пиру», но не теряет надежды на спасение: «Я с ним. Я русский. Я внезапно смертен. Он милостив. И Он меня спасёт». Последняя книга стихов пронизана грустью, неуверенностью, болью одиночества, тоски и безнадёжным стремлением вырваться оттуда:
В этом городе улицы в храм не приводят.
Да и храмов самих в этом городе нет.
Или:
Скрипит на ветру одинокая ель
И гнётся и помощи просит.
Заносит меня в Петербурге метель,
Заносит, заносит, заносит.
Такие стихи не могут оставить читателя равнодушным, они глубоко проникают в душу, до самого сердца, и к ним в полной мере можно отнести слова Ирины Одоевцевой о Георгии Иванове «всё значительное в лирической поэзии пронизано лучами вековой грусти, грусти-тревоги или грусти-покоя – всё равно. „Весёленьких“ великих лирических произведений не бывало. (…) И разве может быть иначе, если самое имя этой божественной грусти – лиризм».
А за окном такая жизнь,
Что впору изойти стихами!
А по-иному всё сложись,
Тогда хоть под трамвай ложись,
Себя узнав в грядущем Хаме.
Нет, что-что, а автору этих лирических стихов не грозит узнать себя в «грядущем Хаме», хотя отнюдь не всегда поэт предаётся божественному лиризму, его острый взгляд видит и обличает иное: «Вокруг Гоморра и Содом», и возмущается: «Удача рядышком прошла – Не укусила, сволочь сытая».
Но во всех житейских коллизиях поэт всегда остаётся поэтом. И, пожалуй, программным стихотворением сборника следует назвать «Мысль превращается в слова».
Мысль превращается в слова,
Когда, безумием объятый,
Ты слышишь, как растёт трава
Из глаз единственного брата.
...................................................
Мысль превращается в слова,
Когда лишь пыль в пустой котомке,
Когда идёшь по самой кромке,
Мысль превращается в слова.
Можно, а с моей точки зрения, и нужно, не соглашаться с богоискательскими стихами Владимира Шемшученко, иногда вспоминая всё-таки, что мы живём не в средневековье, а в космическом XXI веке:
Молись и себя не жалей –
От безбожных отцов
Не рождаются русские дети.
Не могу согласиться с поэтом: рождались, рождаются и, надеясь, будут рождаться, неся народу просвещение, а не мракобесие.
Можно, читая этот сборник, выискивать какие-то аналогии, то с Есениным, то порой даже с поэтами почвенниками, а в где-то и с великим Маяковским. Этим пусть займутся литературоведы. Для меня ипостась Владимира Шемшученко – это тонкий, трепещущий лиризм, это сомнения, непрерывное самокопание в глубинах души в поисках своего я, вплоть до самоедства. И вряд ли Шемшученко может претендовать на «почётный титул» «Короля поэтов», хотя признали-таки его на Всероссийском турнире в Литературном музее Игоря Северянина – «Королём поэтов».
Вадим КОВДА САТАНИНСКАЯ СУШЬ
САТАНИНСКАЯ СУШЬ
– 1 –
Что это? Что это с нами?!
Пытка для тел и для душ!
Нам не вулкан, не цунами –
нам сатанинская сушь.
Вдруг полстраны полыхнуло.
Вдруг задымили торфы.
Словно войною дохнуло
горькое небо Москвы.
Мы на горе всем буржуям
мировой пожар раздуем!
Завели себе буржуев –
и пожар раздулся, х...в.
Блеск и шипенье пожара...
Знаем, за что эта кара.
Зарево. Сдавленный крик…
Хуже ночного кошмара
чёрный, сгоревший старик.
Здесь, в дебрях третьего Рима,
будем расчётливо тлеть…
Вспыхнуть нам неотвратимо
иль до конца прогореть?
Всё как в Священном Писанье,
так вот пронять до крови,
может, под силу восстанью,
или великой любви…
– 2 –
Слёзы глаза оросили.
И замечаешь верней:
вот он паралич России,
Родины милой моей.
Вот она, наша погибель,
пытка для тел и для душ –
пламени алая кипень,
и сатанинская сушь.
Сколько душили, грозили
пьянство, мздоимство и ложь…
Что ж ты, старуха-Россия,
всё на коленях ползёшь.
Плат, расписной и узорный,
сорван, отброшен, истлел…
Взор твой, прямой, непокорный,
выцвел, увял, закосел...
Чей это замысел в силе?
Кто это рвётся опять
смять и прикончить Россию,
выжечь её и разъять?
Смрад. Задыхается город…
Господи! Не угрожай!
Вновь подбирается голод,
засуха, неурожай.
Путин болтает натужно.
Гарь, клочья пламени, дым...
Нам провианта не нужно.
Мы здесь друг друга едим.
СМЫЧКА ПОКОЛЕНИЙ
Ящик врёт и поёт,
и острит и хохочет бессонно.
Время катит вперёд.
Вот уж Басков противней Кобзона!
Златокудрый такой,
как Есенин, красивый и стройный,
стал русак молодой,
как жопастый гусак бронебойный.
Так же к славе привык
и к деньжищам… А станет лысее –
вынет светлый парик.
И опять не уступит еврею.
Умудрён, закалён…
В меру пошл, и корыстен, и ветрен…
Но дублёный Кобзон
криминален, а этот – припедрен?
***
Остался жизни малый срок,
остался стыд, остался шок,
когда признал оцепенело,
что делал очень хорошо
то, что вообще не надо делать.
ПО ДОРОГЕ
Леса, озёра, сизые стога
да редкие в тумане полустанки…
А если встанем, слышатся тогда
распевшиеся птицы спозаранку.
Я долго и бессмысленно смотрю
на ниву, луг и медленную реку…
Мне хорошо!.. Спасибо сентябрю
и моему болезненному веку.
Всё ж дали мне увидеть, ощутить
не только ложь, да ужас вездесущий.
Ешё не прервалась живая нить.
Ещё не всё нам удалось убить.
Посмотрим, что оставит век грядущий.
***
Да! – Не Христос я...
Но и не Иуда!...
Когда я весь когда-нибудь умру,
меня, конечно, скоро позабудут...
И ладно! И не нужен мне никто...
Пускай друзья – пропойцы, бедолаги,
возьмут пиджак, ботинки и пальто...
Глупцы! Куда ценней мои бумаги!
***
Нет надежд ни на фарт, ни на Бога... Так и так – перекрыты пути.
СМЕРТЬ моя, ну помедли немного!
И немного меня потерпи.
И ты, ЖИЗНЬ, ну не надо так круто. Успокойся, не мсти, улыбнись...
И ты, светлая девочка Люда,
вновь в зрачках у меня отразись...
ОДНОМУ СТИХОТВОРЦУ
Средь утех магазинных и брачных,
средь туристских и прочих утех
ты не понял, что ты неудачник,
хоть в избытке почёт и успех.
При купеческой шубе шикарной,
при коттедже и юной жене,
ты не видишь, какой ты бездарный
и что ты уж давно не в цене.
ЧИТАЯ ПИСЬМА ПУШКИНА К БЕНКЕНДОРФУ
Всё простится – народ не отринет...
Только, всё ж, при его кураже!
При его африканской гордыне,
при его прозорливой душе!
Эти письма мной читаны с болью.
Дьявол в них говорливей, чем Бог.
Замечаю с печальной любовью,
что вот Лермонтов так бы не смог...
Не с того ль его так закрутило?
Злость и ревность, надсада и хрип...
Не с того ли жена разлюбила?
Не с того ль так нелепо погиб?
Эта гибель – темна и бесславна.
Письма жалки, корыстны, грешны...
Гончарова Наталь Николавна
все читала их из-за спины.
И страдала во тьме нездоровой...
От судеб нам спасения нет.
Без любви Натали Гончаровой
чужд и чёрен стал весь белый свет.
НАШ ВЕК
Наш век не знаменит
Чего уж хвастать, право?
Жестокий, как бандит,
бессмысленный, как право…
Нагадил, наследил.
И сам себя карает.
И от избытка сил
всё жжёт и прогорает…
ИСХОД
И возопили люди Моисея:
– Куда мы прёмся до краёв земли?
Там, в рабстве, и спокойней и сытнее!
Какого чёрта мы сюда пришли?
Лицо перекосилось Моисея:
– Какой вы богоизбранный народ?!
Вы жалкий сброд, деляги, фарисеи…
Для вас жратва важнее всех свобод!!
Гремел надрывный голос Моисея:
– Забыли вы, кто вождь ваш? Кто отец?
Хочу, чтоб вы повымерли скорее!!
Пускай родятся новые евреи…
Еврей! – не значит трус или подлец!
И горлом кровь пошла у Моисея.
Хрипел он, не подъемля головы:
– Вдруг новые окажутся мерзее,
корыстней и наглей, чем даже вы?
Не это ль вижу в мареве Москвы?..
Анатолий САВИН ПО РОЗЕ ВЕТРОВ
***
Вычертит над лесом солнце полукруг
Я зарёй вечерней убегу на луг
Где реки равнинной дальний лёг изгиб
Не спеша разденусь под лягуший всхлип
Камыши не дрогнут зыбь не поспешит
Словно я не первый заплутал в глуши
Словно кто-то раньше в розовый закат
Вошёл так же в реку не приплыл назад
Будет зря кукушка счёт вести вдали
Спустятся на отдых шумно журавли
И над водной гладью где туман поник
Медленно растает журавлиный крик
В ивняке дремучем скрипнет коростель
Застелит тропинка из цветов постель
Но уже обратно по тропинке той
Я с луной игривой не вернусь домой
***
Удивила меня, огорошила,
Лаской-сказкой своей оплела,
Дорогая моя, хорошая,
Лебедь белая в два крыла.
Одарила меня, онежила,
А взамен ничего не взяла,
Ненаглядная, нежная,
Птица кроткая в два крыла.
Опоила меня, неверного,
Брагой-негой колдовских чар.
Я милее тебя, наверное,
Никого ещё не встречал.
Как бинтами, больное прошлое
Былью-небылью обвила,
Пухом белым – лебяжьей парошею –
Замела мою боль, замела.
Может, ласка твоя приворотная
Не меня одного обожгла.
Всё равно, обнимай, залётная,
Лебедь белая в два крыла.
***
Ты ещё совсем маленькая.
Сколько тебе? Пятнадцать?
Ты уже очень миленькая,
Не нужно только стараться
Взрослой казаться.
Ты ещё очень маленькая.
Мы в лодке с тобой одни –
Берег на расстоянии.
Я замираю от счастья,
И только Волга принимает участие
В нашем молчании.
Я думаю – ужели кому-нибудь снятся
Косы твои и грация,
Ужели кому-нибудь очень
Рисуется оно ночью,
Незрелое ещё, твоё озорное плечо.
Ведь ты ещё совсем маленькая
Пятнадцать! – и то тебе дашь, храня.
Нет, не целуй меня,
Дай мне налюбоваться
Издали, сердце пьяня,
Отсветом молодого огня,
Только начавшего разгораться.
***
Я хочу быть облаком белым-белым
И в небе лазурном парить над землёй.
Я хочу быть шорохом лесным, несмелым
И тайной дремать под мохнатой сосной.
Я хочу быть тропкой ранней, узкой,
И красные зори водить к ключу
Я хочу быть ветвистой рябиной русской
И солнце, как щепу, дробить по лучу.
Я хочу быть ночью ясной, росной
И тихо бродить у речной воды,
Чтоб месяц скуластый, мой звёздный крёстный,
В траве находил бы мои следы.
Я хочу быть лугом зелёным, ярким
С травой некошеной, с васильками,
Чтоб ветер вольный мне слал подарки
Тёплыми грибными дождями.
Я хочу быть спелым пшеничным хлебом
И в поле стоять – к колоску колосок.
Я хочу быть грозовым июльским небом
И громом валиться у ливневых ног.
И пусть мне осталось меньше, чем пройдено,
Уйду, как пришёл я, по розе ветров.
Я только хочу, чтобы моя Родина –
Была и сияла во веки веков!
ОСЕНЬ
Утро прозрачное, чистое –
Скоро наступит ноябрь.
Падают красные листья,
В лужах рисуя рябь.
Прячется иней в оборках
Старой, пожухлой травы.
Солнце встаёт на задворках
Выстуженной синевы.
Падают красные листья,
Лес осветлился насквозь.
Крепкий, с рогами ветвистыми
Вышел из чащи лось.
Запах осеннего тлена
Расшевелил ему нюх,
Свежесть июньского сена
Снится лесному коню.
Рыжая снится лосиха,
В сладкой истоме до пят,
В чаще, тенистой и тихой,
Лижущая лосят.
Выросли скоро лоси
И по лесам разбрелись.
Часто ли ветер доносит
Их молодую жизнь?
Падают красные листья,
Солнце уныло блестит.
Недвижно под дубом смолистым
Лось одинокий стоит.
Падают красные листья…
СОБАКЕ
В лесу, где вырыл я руками
Ложбинку памятного места,
Стоит большой тяжёлый камень,
Дощечки деревянной вместо.
Влечёт тропа вперёд неодолимо,
Снуют весь день по лесу грибники,
Но всякий раз, как прохожу я мимо,
Касаюсь камня краешком щеки.
Всего версту он не дошёл до дома,
Упал внезапно, лапы заплелись,
Где каждый шорох был ему знакомый,
Где прожил он собачию, но жизнь.
Недалеко есть небольшой домишко,
Затерянный средь дачного удела,
Сюда и шёл он, как старик, с отдышкой
Неся почти безжизненное тело.
А ведь когда-то сереньким комочком
Влетел в наш дом, улёгся на порог.
Спина и уши, что чернее ночи,
Пушистый хвост, что чистый уголёк...
Он быстро рос, как все собачьи дети,
Хотя от волка много было в нём.
Из всех чудес, что видывал на свете,
Любил он лес, хозяина и дом.
Ещё любил нутром нечеловечьим
Хозяйку, дочь и малого сынка –
Немалые получите увечья,
Коснись их вдруг недобрая рука.
В любом бою выносливей любого –
Бойцовский дух, недюжинная стать.
Он был своим среди зверья чужого,
Но волком слыл среди собачьих стай.
В лесу, где вырыл я руками
Ложбину памятного места,
Стоит большой тяжёлый камень –
Дощечки деревянной вместо...
Валентин ОРЛОВ ПРОВОДЫ В ВЕЧНОСТЬ
ГДЕ ЛЕС ТУМАННЫЙ И ГРИБНОЙ
Мне часто снится этот город
И в парке звон гитарных струн.
Он, как и я, совсем не молод,
Далёкой юности Карсун.
Рассвет встречает по-над речкой,
У тихой омутной воды...
И провожает в тёплый вечер
Дома и старые сады.
Ряды торговые всё те же,
Прижавшись к школьному двору,
Благоухая краской свежей,
Стоят безмолвно на ветру...
Пройдёшь по улицам зелёным
Среди акаций, лип, дубов,
И сединою убелённой
Вдруг встретишь первую любовь.
И грусть в глазах её заметишь –
Щемящий отблеск давних лет –
И в них укор безмолвный встретишь,
И затаившийся ответ...
Я не забуду город вечный,
Где пахнет юной стариной,
Где по лугам туман заречный,
В лесу – клубящийся, грибной.
НОЧНОЕ
Край родной – босое время,
Деревенька, отчий дом...
Здесь под вечер – ногу в стремя,
Да в ночное с рысаком!
Там, в ночи, и страх, и сказки,
С каждым шорохом испуг.
Шум ручья – в нём нет опаски,
Но коней тревожит звук.
Вот вожак насторожится,
Перестанет воду пить,
С лёгким всхрапом убедится:
Жеребятам, кобылицам
Ничего здесь не грозит.
...У костра, прижавшись к бате,
Под сухих полешков треск,
Слушали, как в медсанбате
Он очнулся на кровати...
В городе с названьем Брест.
Оклемался, попросился
На передний, огневой...
И в Берлине завершился
Путь героя фронтовой.
А теперь в деревне батя
И пастух, и председатель...
И для баб – один на всех.
Первым он учил нас, кстати,
Как же выжить всем без Бати,
Различать добро и грех.
Спали вместе, словно братья,
Согревались кто как мог,
Телогрейкою на вате
Прикрывали ступни ног.
Не нуждались мы в кровати,
Рядом теплил огонёк...
Кабы мне да ногу в стремя,
Сбросив лет седое бремя,
Унестись на миг туда –
Где под батин сказ не спится,
Где ребят лучатся лица
И журчит в ночи вода!
ПОТЁРТЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК
В моих руках потёртый треугольник –
Письмо комбата о моём отце.
В сороковые я, ещё не школьник,
Понять пытался, сидя на крыльце:
Ну почему отец теперь покойник,
А на распухшем мамином лице
Всё время слёзы...
Что могло случиться?..
Я по слогам читал письмо тайком:
«Своим отцом вы можете гордиться» –
Так батальонный написал о нём.
Ни с кем в тот вечер я не стал делиться,
В нечаянном прозрении своём...
А утро было тихое, густое,
Дышала влагой чистая река.
Троих мальчишек в детство непростое
Будила нежно мамина рука.
Запомнилась лицо её худое,
И глаз неуходящая тоска...
С последней весточкой потёртый треугольник
Ношу под сердцем, в самой глубине...
Читаю каждый раз, когда мне больно,
Когда беда стучится в дверь ко мне...
...Лежат в земле погибшие,
Безмолвно
Живых предупреждая о войне...
ПРОЩАНИЕ
Воинам России
Сбились в кучку мужики,
К небу лиц не подымая,
У кладбищенской реки...
Ни конца ей нет, ни края.
Вот ещё один годок –
Друг, сердечный и надёжный,
Уходил за тот порог,
Где свиданья невозможны.
Нервно комкали фуражки,
Провожая в вечность друга,
Не смиряясь с этой тяжкой,
Неизбежною разлукой.
Залп короткий и сухой...
Только память возвращала
К той године огневой,
Где судьба их повенчала...
К тем дорогам фронтовым
Войн вне русского предела...
К тем приказам боевым –
Так им Родина велела...
Боль солдатских давних ран
Душу бередит и тело,
То Вьетнам... – а то – Афган...
Не срослось, не отболело...
И не надо глотки драть
Вам, безродные иваны,
Никогда вам не понять
Русский смысл на поле бранном,
Не постичь исток корней
Русской доблести и славы:
Защищали мы друзей –
В этом суть и мощь Державы!
***
Не могу смотреть без боли
На родимое село,
Где в глазах не видно воли –
Будто в омут завело.
Покосились предков избы,
Загнивают на корню,
Как «триумф либерализма»
Доживают жизнь свою.
И не слышно суетливых
Баб, что мелют языком,
И ни песен здесь красивых,
И ни пляски с огоньком...
Лишь из окон обветшалых
Светят грустные глаза...
И скользит на полушалок
Мамы горькая слеза.
Ночью темень – страшно, жутко.
Лай некормленых собак.
Наш пастух, алкаш Васютка,
Жрёт сивуху натощак.
Всё равно работы нету,
Денег нет у стариков –
За чекушку с чёрным хлебом
На лужок он гонит летом
Пять оставшихся коров...
Не могу смотреть без боли
На родимое село...
Так по чьей же злобной воле
В эту бездну завело?
***
С Богом, с верою – за Русь
Умирают патриоты.
И уходят в вечность роты,
Я молюсь за них, молюсь...
Этот ратный труд войны
На плечах несут солдаты.
Тяжела страны утрата –
Гибнут лучшие сыны!
И терпимости дивлюсь
Матерей страны родимой.
Волей их непобедимой
Я горжусь, горжусь, горжусь...
И с молитвой спать ложусь,
Вспоминая павших. Близких.
А очнусь – хоронят русских.
Плачу я. И не стыжусь.
Но я верю, что дождусь —
Прекратятся в семьях слёзы,
Стихнут горестные грозы...
И залечит раны Русь.
Анатолий КОЛПАЧЁВ ОХРАННАЯ ГРАМОТА
***
...и каждый час уносит
частичку бытия..
А.С. Пушкин
Отыскать бы прядильщицу века,
Чтоб из времени нити нетленные,
Из секунд и часов человека
Пряла пряжу пространства во времени.
Выпряди, прядильщица, эпоху!
Ткань всемирного братания людей.
Если человеку станет плохо,
Тронь струной звучащей нити о труде.
Улыбнётся – грусть растворится,
Будут в мире сплошные фанфары...
Прядильщица! Времени птица
И пространства мудрёный подарок!
Отыскать бы прядильщицу эту,
Чтобы времени нити нетленные
Из секунд и часов незаметно
Пряжу мира пряли столетие!
АФИШИ
Во многом Михаил Булгаков прав!
Слезам не верует Москва... А зря!
У нации ужасный нрав.
Умён и мудр Прутков, корчуя корень зла, –
И не куда-нибудь, а в корень зря...
Вот грянул, таланта гранулой искря.
Отменный юбилей огромного масштаба!
Но нездоров наш отмечаемый...
У консерватории снуёт, необычайно суетясь,
Поклонников, нарядами пестря,
Печальная и разношерстная толпа...
Суть суеты – в расценках на концерт:
Примерно полтораста баксов...
По меркам Запада – немного,
А у толпы в очах – тревога!
Я, как сторонний наблюдатель,
Взирал на бестолковость суеты
И угнетённый, мой читатель,
Пришёл к неутешительному выводу:
"Какой толпе, терзающей мой взгляд обновами,
Такой Великий музыкант служил?!"
ЛЮБИМОЙ, КОТОРАЯ ПОКА НЕ МОЯ...
Вдруг!
Лязг и стук!
И – скрип! И скрежет...
Режут душу мою! Без ножа – режут!!!
На площадке стою, безголосо пою...
Беспомощно я хриплю...
И воплю: «Я – люблю!»
Но вот: виденье! Оно пришло мгновенно.
Под стук и лязг, и грохот, и набаты:
«Ты молода, красива! И – моя!»
Но мне пора идти в солдаты!
Верни любовь обратно...
«Они твои – мои года!»
Ты в мыслях вечно молода!
МОЁ НЕДОУМЕНИЕ ПРИ ВИДЕНИИ АВТОМАТА В РУКАХ ТАКОГО ЧЕЛОВЕКА
Не помню я, в каком году оказия курьёзная случилась!
И окружающие тоже были хороши, позволившие это...
У человека эйфория на душе! Глаза от счастия лучились!
Картину всю испортило наличье никчемушного предмета.
Не балалайкой ж услаждать их показушную браваду
– В руках же Ваших автомат для этого? Совсем не надо!
ОХРАННАЯ ГРАМОТА БУНИНСКИМ ОЗЕРКАМ
Июль бездонен небесами...
Запах лип отцветших
И приторен, и странен.
Аллеям в тополях!
Ведь их копить снега сажали,
Чтоб воды вешние в моря не убежали.
Просыпаться утром ранним
Мне приходилось.
В тех местах осилю ль я,
Длиннющих подъёмов
Завораживающую простоту...
Просторов огромность!
Небес голубых беспредельность...
И вроде бы красот не счесть в России,
Но только нет нигде на свете
Им подобных мест...
Нет! Не было... И – нет!
Объезди целый свет.
М.И. ЦВЕТАЕВОЙ
И, обладая прекрасною душой
Своей возвышенной, советы все презрев,
Любовь вручила ангелоподобному еврею.
И в маяте по странам разным
На бреющем по жизни рея,
Себя к обрыву привела...
Стихи твои мощны, прекрасны!
Но стать заложницей опасно!
И как на фоне ужасов житейских
Прикажете его мне называть?!
За ложь перед тобой и дочерью
И прочие грехи – колесовать!
И не важна какая власть –
Сквозит и чернотой, и горечью
На фоне всего прочего.
ПРОГУЛКА ПО ДАЧНЫМ ВЛАДЕНИЯМ
Сегодня, коттедж отгрохав,
Идём смотреть, как люд живёт.
Аллея охраняема не слабо...
Прошли рубеж сей без затей –
Охранника знакома была мама,
И сам охранник не злодей.
Красоты открываются с порога,
Я главное сумел тут уяснить:
Сортов травы на свете много...
И микроклимат, и частота,
И качество, конечно, стрижки
Влияют на суть газона.
А у иных в разгар сезона
Вдруг пожелтеет красавец...
Как следствие отрыжки...
Переедания подкормки,
Старательно вносимой по весне.
Внимание моё один привлёк участок –
Немного он был под уклон,
Но был какой газон!
И какова трава была!!
Сама хозяйка не спала
И рассказала, что труда немало
Вложила в «золотую жилу» –
Муж одобряет милой кругозор!
Она рабыней на пленэре
Торчит безвизовой трудягой...
Полгода не бывая в Бронницах...
Куда уж там! В Москве.
В заботах, как в страданьях,
Почти пятнадцать лет газону...
Любви чуть больше...
Но не грустит она:
Здесь чище
Воздух, люду меньше...
Зимою – нет совсем.
Деревня мой сосед!
Н. С. ГУМИЛЁВУ
И стрелялись, и вешались,
а тебе – не пришлось...
В.Корнилов
Чёрное в душе созрело чувство,
Без надлома и всякой нечисти.
Оправданьем шло искусство
С примесью чёрной мести.
Не замешана честь на двуличьях –
Не бывает – и вашим и нашим!
Искры сыпались, бегали лучики –
Слава достойно павшим!
Вера присяге и вера долгу!
Вот два кита. Остальное всё караси...
Палачи не целятся долго!
Но – презираемы на Руси.
О ЧЁМ МОЛЧУ?
С любимой о многом молчу...
А главное – о любви!
Словами опошлить любовь не хочу –
Она у меня в крови!
В биотоках мозга,
Стуках сердца,
В каждом повороте головы
Звучит пронзительно и дерзко
Любви возвышенный
И пламенный мотив!
ЭКЗЕРСИС МЫСЛИ
Начертанное – выношено!
Заморочив до одури мозг,
Копирую луг выкошенный
Иль висячий маниловский мост...
Потребы рыбацкая роба –
Твоя Незнакомка в накидке!
Пера высочайшая проба
Вечный дарует напиток..
