Текст книги "Татарские сказки"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Мальчик-богатырь

Жили когда-то старик и старуха. Долго они жили, а детей у них не было. Горевали они, думали, что так бездетными и умрут. И вдруг родился у них сын. Прожил он один день и стал как годовалый ребёнок. Прожил два дня – стал как двухгодовалый. Прожил двенадцать дней – стал будто двенадцатилетний. Пришёл он к отцу и говорит:

– Чую я, во мне двенадцать богатырских сил! Сделай ты мне, отец, лук и стрелы. Каждую стрелу весом в полпуда, а каждый лук весом в три пуда.

Послушался отец. Принёс сыну лук и стрелы.

После этого сын говорит:

– Ну, отец и мать, теперь я гулять пойду! Вышел на улицу, а там ребята играют. Подошёл он к ним и запел:

Малые и большие ребята, Позвольте мне поиграть с вами!

Ребята говорят:

– Пусти стрелу в небо, а сам ляг лицом вверх и поймай стрелу зубами, когда она падать будет, – тогда и позволим тебе играть с нами!

Пустил мальчик-богатырь стрелу из лука, а сам лёг лицом вверх. Немного времени прошло – летит стрела обратно. Схватил он стрелу зубами, а потом опять запел:

Малые и большие ребята, Позвольте мне поиграть с вами!

А ребята опять не стали играть с ним.

– Не примем тебя в игру, – говорят, – до тех пор, пока силу свою не покажешь!

– А как мне мою силу вам показать?

– Спустись в прорубь, отплыви подальше, разломай лёд – тогда, может, и станем играть с тобой!

Спустился мальчик-богатырь под лёд, отплыл в сторону. Разломал головой толстый лёд и вышел на берег. Подошёл к ребятам и запел:

Малые и большие ребята, Позвольте мне поиграть с вами!

А ребята говорят:

– Не позволим! Вот если разобьёшь носком сапога каменную гору, тогда и примем тебя в игру.

Подошёл мальчик-богатырь к каменной горе. Стал пинать её правой ногой. Раз пнул гору – качнулась она, другой раз пнул – затрещала гора. Ещё раз пнул – разбилась, рассыпалась на мелкие камешки каменная гора. А от того пропали одиннадцать богатырских сил, осталась у мальчика всего одна сила…

Проведали об этом господские слуги. Побежали к господам, рассказали:

– Родился у бедных старика и старухи сын. Было у него двенадцать богатырских сил, да потерял он одиннадцать сил, когда каменную гору разбивал. Только одна сила осталась у него!

Испугались господа:

– Ну, не ждать нам добра от этого богатыря! Вот и года ему нет, а он сильнее всех! Что будет, когда он вырастет? Он и слушать нас не захочет, и работать на нас не пожелает. Гляди, и вовсе нас, господ, погубит! Пока не вернулись к нему одиннадцать его сил, выкопайте, слуги, яму в сорок саженей глубиной, схватите его и бросьте в эту яму.

Побежали слуги, стали яму копать и выкопали яму глубиной в сорок саженей. После того накинулись они на мальчика-богатыря, связали крепко-накрепко ремнями ему руки и ноги, в яму бросили. Пришли к господам и сказали:

– В яме он! Обрадовались господа:

– Ну, теперь мы спокойно можем жить: не выберется он из ямы, погибнет там от голода!

Лежит мальчик-богатырь в яме, выбраться из ямы не может, смотрит на небо.

Прилетела ворона, села на край ямы, заглянула в яму, увидела мальчика-богатыря. А он ворону увидел.

Стал её просить:

– Эй, ворона, ворона! Лети ты к моей матери, к моему отцу, скажи им, что связали мне руки-ноги крепкими ремнями, в глубокую яму бросили, хотят, чтобы я от жажды, от голода здесь погиб! Зови их ко мне на помощь!

Ворона говорит:

– Чыгырдык! Чыгырдык! Зачем я буду их звать? Чем раньше помрёшь, тем мне лучше: глаза тебе выклюю!

Сажень – старая русская мера длины – 2,13 м. Сказала и улетела.

Потом сорока прилетела. В яму заглянула. Мальчик просит её:

– Эй, сорока, сорока! Лети к моей матери, к моему отцу, скажи им, что связали мне руки-ноги крепкими ремнями, в глубокую яму бросили, хотят, чтобы я от жажды, от голода здесь погиб. Зови их ко мне на помощь!

Сорока говорит:

– Шогэрдек! Шогэрдек! Не буду я их звать!

Сказала так и улетела.

Лежит мальчик в глубокой яме, не может развязать ноги и руки, не может из ямы выбраться. Тут

гусь-птица прилетает.

Говорит мальчик гусю-птице:

– Эй, гусь-птица, гусь-птица! Лети к моей матери, к моему отцу, расскажи им, что связали мне ноги-руки крепкими ремнями, в глубокую яму бросили, хотят, чтобы я от жажды, от голода погиб! Зови их ко мне на помощь! Пусть скорее придут, пусть принесут сорок один топор, пусть приведут сорок одного быка! Быков я съем – силы наберусь, топорами крепкие ремни перерублю.

Выслушал гусь-птица и улетел. Прилетел он к старику и старухе.

– Дедушка! – говорит. – Бабушка! – говорит. – Вашего сына господа в глубокую яму бросили, от голода, от жажды он погибает, выбраться не может! Велел, чтобы вы сорок один топор ему принесли, сорок одного быка ему привели!

Не поверили старик и старуха гусю, говорят:

– Нет нашего сына в живых! Кости его уже давно побелели. Зачем пойдём?..

Прогнали гуся-птицу. Гусь к мальчику прилетел, говорит:

– Не верят мне твои мать-отец! Что делать будем?

Мальчик просит:

– Сюда, в яму ко мне, спустись: на твоих крыльях письмо им напишу!

Гусь-птица в яму спустился. Мальчик пальцы высвободил, на белом крыле гуся написал: «Жив я,

приходите скорее!»

Вылетел гусь из ямы, в синее небо поднялся, опять к старику и старухе полетел. Говорит им:

– Ваш сын сорок один топор принести велел, сорок одного быка привести велел. Он жив, в глубокой яме связанный лежит. Если моей совести не верите, на крыле моём прочтите: он вам письмо написал!

На крыло старуха и старик посмотрели, слова увидели – поверили.

Взяли сорок один топор, погнали сорок одного быка к яме. Пришли, в яму смотрят, с сыном разговаривают.

Увидели это господские слуги – побежали к господам, стали рассказывать:

– Мать-отец его к яме пришли, сорок один топор ему принесли, сорок одного быка ему привели, чтобы он тех быков съел, силы набрался.

Выслушали господа и приказали своим слугам:

– Засыпьте, завалите яму доверху песком да камнями! Пусть он задохнётся, погибнет! А если уцелеет он, – плохо вам придётся!

Пока слуги к господам бегали, старик и старуха к сыну в яму быков сбросили. Съел сын быков – все двенадцать сил к нему вернулись.

– Теперь, – говорит, – топоры в яму бросайте!

Стали старик и старуха бросать в яму топоры. Они бросают, а сын свои путы перерубает. Один топор сломается – он другой берёт, другой сломается – он третьим рубит…

Тут господские слуги с лопатами прибежали. Стали забрасывать яму песком да камнями.

Слуги в яму песок да камни бросают, старик со старухой топоры кидают, а мальчик-богатырь ремни разрубает. Только старик со старухой успели сорок первый топор бросить – господские слуги всю яму завалили. Полна яма доверху – не видно богатыря-мальчика, не слышно его голоса… Заплакали старуха и старик, думают: «Не увидим больше сына, погиб он…»

С плачем и домой вернулись.

А сын не погиб. Собрался он с силами и стал головой песок да камни толкать, руками выбрасывать.

Потом выбрался сам и пошёл домой. Пришёл, сел на скамейку. Лицо шапкой закрыл. Не узнал его отец.

– Кто ты? – спрашивает. – Зачем к нам пришёл? Не ко времени нам гость: горе у нас…

А сын молчит.

Отец стащил с него шапку и узнал сына. Обрадовались отец и мать – они уж и не думали его живым увидеть!

Рассказал им сын, как он спасся, как из ямы выбрался, и говорит:

– Вернулись опять ко мне мои двенадцать богатырских сил! Пойду-ка к господам, сосчитаюсь с ними: за все их злые дела заплачу им!

Сказал и пошёл. Увидели его господа – перепугались, не знают, куда деваться, куда прятаться.

– Теперь уж нам с ним не справиться, – говорят. – Не будет нам пощады!..

Побежали все без пути куда глаза глядят. Да недалеко убежали – настиг их богатырь. Тут всем господам и конец пришёл.

Сказка – туда, а я – сюда!

Соловей

Жил когда-то купец. Богато жил. Много было у него всякого заморского добра. Ковры в доме у купца – персидские, посуда у него на столе – китайская, халаты на нём – из Турции, цветы у него в саду – из Индии.

Куда ни поедет купец, отовсюду привезёт себе что-нибудь на память.

И жил в доме у этого купца соловей. В клетке жил. В большой, красивой клетке. Стены клетки из серебряных прутьев сплетены, крыша хрустальными плитками выложена, пол золотым песком усыпан.

Ничего не жалел купец для своего соловья.

Каждый день – на заре, в полдень и на закате – слуга приносил соловью студёной воды в перламутровой раковине и отборного зерна на Янтарном подносе. И жил себе соловей без горя и забот, припеваючи. А уж петь он был – из всех мастеров мастер.

«А ведь ему живётся у меня лучше, чем на воле», – думал купец, слушая, как весело поёт соловей.

Однажды собрался купец по своим торговым делам в чужеземную, заморскую страну.

Узнал об этом соловей и просит купца:

– Послушай, хозяин, ты всегда был добрым со мной, никогда ни в чём мне не отказывал. Исполни же и на этот раз мою просьбу. Ты ведь едешь ко мне на родину. Там, в гранатовом саду, живёт вся моя родня, все мои братья и сестры. Пойди к ним, хозяин, и скажи, что я шлю им многое множество поклонов. А ещё скажи, что я жив – здоров и ни на что не жалуюсь.

– Хорошо, – сказал купец, – непременно сделаю, как ты просишь.

И отправился в путь.

Вот приехал он в ту заморскую страну, распродал свои товары, накупил разных диковин и, когда кончил все свои торговые дела, пошёл разыскивать сад, о котором говорил ему соловей.

Ходил, ходил и пришёл наконец в сад редкостной красоты.

Цветов там – видимо-невидимо. Гранатовые деревья точно красной краской выкрашены, столько на них плодов. Воздух кругом сладкий, душистый и словно дрожит весь от соловьиного пения. Куда ни глянь – на каждом дереве, на каждой веточке сидит соловей и звонким голосом выводит свою песню. А уж один так заливается, такой трелью рассыпается, что хочешь не хочешь, а заслушаешься.

«Ну, этот, наверное, сродни моему певцу», – подумал купец и, подойдя к дереву, крикнул:

– Послушай, соловей! у меня дома в серебряной клетке живёт твой брат. Он велел передать тебе и всем своим братьям и сестрам многое множество поклонов, да ещё велел сказать, что сам он жив – здоров, ест сытно, пьёт сладко и ни о чём не тужит.

Услышал соловей эти слова и точно подбитый упал на землю.

Не знает купец, что и делать. Нагнулся к соловью, а тот уже не дышит. Крылышки раскинул, клюв разинул, лежит – не шевелится. Мёртвый лежит.

«Ах, зря Я ему о брате напомнил, – подумал купец. – видно, очень уж он горевал да скучал по нём… Ну, да теперь беде не поможешь».

Поднял купец мёртвого соловья и бросил его подальше в траву.

А соловей, чуть только ударился о землю, так сразу и ожил. Вспорхнул на дерево, защёлкал, засвистел и, с веточки на веточку, с дерева на дерево, полетел в глубь сада.

– Куда же ты? Постой! – закричал купец. – скажи мне, что передать твоему брату? Ведь он ждёт не дождётся от тебя весточки!

Но соловей ничего ему не ответил и, весело распевая, скрылся в густой зелени.

Печальный приехал купец домой.

– Ну что, хозяин, передал ли ты мой привет? Привёз ли мне весточку от родни? – спросил его соловей.

– Твоей родне Я всё сказал про тебя, – ответил купец, – и привет твой передал, а вот тебе привета не привёз. Видно, твоя родня совсем знать тебя не хочет. Твой брат так даже слушать меня не стал. Чуть заговорил я о тебе, он сразу прикинулся мёртвым. И ловко так – крылья раскинул, клюв разинул, нипочём не догадаться, что живой. Ну, я и бросил его подальше в траву. А он вдруг ожил и полетел от меня прочь… Тебе даже спасибо за привет не сказал…

Услышал это соловей и загрустил. Целый день не ел, не пил, голоса не подавал.

А наутро, когда слуга принёс соловью студёной воды в перламутровой раковине и отборного зерна на Янтарном подносе, соловей мёртвый лежал в клетке.

Чуть не заплакал купец с горя.

Уж чего только он не делал, чтобы оживить соловья!

Сам ему воду в клюв вливал, и на солнышке грел, и на траву выносил, – очень уж он любил своего певца!

Да только как ни старался купец, а ничего не помогло. Умер соловей.

Тогда позвал купец слугу и велел ему унести мёртвую птицу подальше от дома. слуга так и сделал. Отнёс соловья за ограду, куда сваливают всякий мусор, и там бросил.

А соловей, чуть только ударился о землю, сразу ожил, встрепенулся и, весело распевая, закружился над садом.

– Спасибо, хозяин, что привёз мне добрый совет! – крикнул он на прощанье купцу и полетел к себе на родину.

Мудрый старик

Жил один падишах. Был он жестокий, особенно не любил стариков и приказывал убивать всех, кому исполнится семьдесят лет. “Всё равно от них нет никой пользы”, – говорил падишах.

В столице падишаха жил юноша. У него был семидесятилетний отец. Юноша следил, чтобы старик никому на глаза не попадался. Каждый вечер юноша рассказывал отцу обо всём, что видел и слышал за день.

– Сегодня днём, – рассказал он однажды, – падишах со своими советниками пошёл на берег реки. Увидел он на дне драгоценный камень и приказал достать его. Пловцы нырнули в воду, но не нашли там никакого камня, а когда вынырнули – увидели, что драгоценный камень по-прежнему сверкает на дне реки. Ни падишах, ни его визири не могут узнать, где же находится камень.

– Скажи, сынок, нет ли на берегу дерева? – спросил старик.

– Есть. Его ветви свисают над водой в том месте, где падишах увидел драгоценный камень, – сказал юноша.

– Ну так слушай, что я тебе скажу. Драгоценный камень лежит не на дне реки, а в птичьем гнезде. В воде же блестит только его отражение, – сказал старик.

Наутро собрались падишах с визирями на берегу реки, смотрят – камень по-прежнему сверкает на дне. Нырнули – ничего нет! Тут подошёл к падишаху юноша, поклонился и говорит:

– Видите дерево? На том дереве есть гнездо, а в гнезде лежит камень. Там его и ищите.

Кинулись к дереву визири и через минуту принесли падишаху драгоценный камень.

Визири затаили против юноши злобу. Пришли они к падишаху и сказали:

– Позволь, падишах, показать юноше двух жеребцов, одинаковых по виду, и пусть он отгадает, который молодой, который старый.

Падишах согласился.

– Не горюй, сынок! Эта загадка очень простая, – успокоил юношу вечером отец. – Когда выведут жеребцов, внимательно посмотри на их повадки: молодой жеребец шагу спокойно не сделает – издали начнёт приплясывать.

На другое утро вывели двух одинаковых жеребцов. Один жеребец идёт, всё приплясывает, а другой идёт и только головой мотает.

– Вот этот жеребец молодой, а тот старый, – уверенно сказал юноша.

Тогда визири велели обтесать два одинаковых бревна, и юноша должен был отгадать, какое бревно отпилено от верхней половины дерева, какое от нижней.

– Не горюй, сынок, – успокоил его вечером отец, – ты вели опустить оба бревна в воду и посмотри: бревно от верхней половины дерева всплывёт всё целиком, а бревно, отпиленное от нижней половины, одним концом опустится в воду.

Наступило утро. Пришёл юноша в назначенное место.

– Опустите оба бревна в воду, – сказал он.

Опустили брёвна в воду, и сразу одно всплыло наверх, а другое наполовину погрузилось в воду.

– Вот это – верхняя часть дерева, это – нижняя, – уверенно сказал юноша.

Удивился падишах:

Говори правду: кто тебя научил? Если не скажешь, прикажу тебя казнить!

“Что будет, то и будет – скажу правду”, – подумал юноша и признался:

– Меня научил старый отец. Я прячу его, чтобы уберечь от смерти.

– Видно, и старики бывают полезны, – сказал падишах и отменил свой жестокий приказ.

Камыр батыр

В давние-предавние времена, когда была козлиная команда, когда дед с бабкой еще и на свет не родились, отчего мы с отцом только вдвоем пока жили, были, говорят, в некоем месте старик со старухой. Детей у них не было, и была по этому поводу большая печаль.

Однажды сели они и подумали, прикинули и поразвеси-ли, да из теста слепили себе сынка-удальца.

Бабка пошла корову доить, дед вышел дрова рубить.

Воротились они да и ахнули: этот самый мальчик, которого слепили они из теста, с козлятами на полу играет…

И начал расти Камыр-батыр не по дням, а по часам. Выстругал ему дед биту гладкую, деревянную. Оперся на биту малец, и треснула бита напополам. Пошел дед тогда в кузницу, и сделал кузнец для его мальца биту железную. Побежал Камыр-батыр с этой битою на улицу, стал с другими мальцами играть: в первый день – одному ногу сломал, во второй день – другому хребет перебил.

Собрался тут деревенский народ и сказал деду свое веское слово:

– Малец твой и на ребенка не похож, всех детишек наших искалечил, делай, что хочешь, а только чтоб в деревне его более не было.

И отправился тот малец по свету бродить. Шел он день, и шел он ночь, месяц минул, год прошел, от деревни он ушел на один вершок. И попал в дремучий лес. Повстречался ему в этом лесу человек стреноженный.

Камыр-батыр спрашивает у того человека:

– Ты зачем это ноги стреножил? Тот человек говорит:

– Мне и так в самый раз, тютелька в тютельку. Коли я их освобожу, за мной и птица быстрая не угонится.

Взял его Камыр-батыр себе в товарищи. Шли они, шли и встретился им по дороге человек, зажавший ноздрю одну пальцем.

Спрашивает Камыр-батыр у того человека:

– Ты зачем это одну ноздрю пальцем заткнул? Тот человек говорит:

– Мне и так в самый раз, тютелька в тютельку. Коли я вторую ноздрю открою, страшная буря поднимется. Я и в эту ноздрю, коли выдохну, могу мельницу ветряную пять суток не переставая крутить.

Взял и его Камыр-батыр себе в товарищи. Шли они, шли, и встретился им по дороге старенький Дед с белой бородою, шляпа набекрень.

Спрашивает Камыр-батыр у того старика:

– Ты зачем это шляпу набекрень надел? Тот старик говорит:

– Мне и так в самый раз, тютелька в тютельку. Коли я шляпу прямо надену – пурга поднимется, всех снегом засыплет. А коли я шляпу на глаза надвину, вся земля на два аршина льдом покроется.

И старика взял Камыр-батыр себе в товарищи. Шли они, шли, и встретился им по дороге еще один человек: целится он из лука, целится… Спрашивает Камыр-батыр:

– Ты куда это так целикшся? Тот человек говорит:

– Видишь, во-о-он там, в шестидесяти верстах, на высокой горе, на толстом дереве, на нижней ветке муха сидит? Хочу этой мухе левый глаз выбить.

Взял Камыр-батыр и лучника этого себе в товарищи. Шли они, шли, и встретился им по дороге один бородатый детина, который в земле возился.

Спрашивает у того детины Камыр-батыр:

– Ты что это возишься тут? Говорит бородатый:

– А вот стукну левой рукой – здесь гора, а стукну правой – здесь гора.

Взял и детину Камыр-батыр себе в товарищи.

Шли они, шли и дошли до одного тамошнего бая. И просили бая, чтобы он им свою дочь отдал. Очень упрямый тот бай оказался, стал им препятствия чинить. Говорит бай:

– Моя дочь падишаховой дочке ровня, не хуже ничем, не чета вам всем. Однако я человек добрый, коли обгонишь моего скорохода, отдам за тебя дочку.

Пустились теперь наперегонки баев скороход и Стреноженный. Скакнул Стреноженный и одним махом шестьдесят верст одолел. Решил он вздремнуть, пока баев скороход до него доберется, лег на пригорке и заснул крепко. Вот уже баев скороход обратно возвращается, а Стреноженный спит себе на пригорке, похрапывает:

Тут говорит Камыр-батыр:

– Ай-яй, никак верх за баевым скороходом останется? Ну-ка, стрельни в него, сделай такую милость.

Выстрелили Лучник и попал спящему в правую мочку. Встрепенулся Стреноженный, скакнул и вперед баева скорохода на майдане оказалгя.

Хитрил бай всяко, изворачивался и ухитрился-таки всю компанию в чугунной бане запереть. Навалили дров вокруг бани, огонь поднесли – намерен бай всех живьем зажарить.

Начало их припекать в этой бане. Поправил Камыр-батыр шляпу на голове у Седобородого, и поднялась в бане пурга, глаза застит. Однако раскалилась баня докрасна, опять их там припекает. Натянул Камыр-батыр шляпу ему по самые уши – и ударил в бане жуткий мороз, стены заиндевели.

Открыл на другой день бай двери в бане и рот разинул: жива вся компания, сидит и зубами дробь выбивает. Камыр-батыр говорит этому баю:

– Ты мне голову-то не морочь. Бороться будем или на кулаках драться? Выбирай, что тебе, баю, по сердцу.

Бай говорит:

– И поборемся, и на кулаках побьемся. Нет у меня такой дочери, чтоб за тебя замуж пошла. Сам бери, коли силенок хватит.

И пошла у них драка, и пошло у них побоище. Так они старались, что земля у них под ногами потрескалась: где ровно было, там вспучилось, где вспучено было – заблестело, как лысина. День они бились, и ночь они бились, и утром колотились, и вечером молотились. Ловким бойцом себя показал Камыр-батыра товарищ, закрывающий пальцем ноздрю: дунет-свистнет в пустую ноздрю – двадцать баевых слуг улетят вверх тормашками. Стукнет Бородатый справа – гора вырастает, стукнет он слева – другая гора, тридцать слуг баевых под той горою. А взмахнет сам Камыр-батыр своей битою и враз сорок баевых слуг положит.

Не вытерпел бай такого избиения, отдал свою дочь. Как выдали баеву дочку за нашего батыра, пир горой пошел. Тридцать дней к нему готовились, сорок дней этот пир справляли, пять кобыл непойманных сварили, наелись все до отвала.

И я на том пиру побывал, ай, хороший был пир! Столы от кушаний так и ломились, в котлах бараны живые томились, мед-пиво ставили бочками – век бы ходить за такими дочками! – честное общество ковшами хлебало, мне, правда, одной ручкой перепало.