Текст книги "Взгляд Волка (СИ)"

Автор книги: Нефер Митанни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

Маша внимательно слушала, и потом заметила:

– А что, если Всеслав лишь считался правнуком Владимира Крестителя?

– Ты полагаешь, был незаконнорожденным, и на самом деле происходил из моего рода? – с улыбкой уточнил Георгий.

– Да.

– Быть может всё, что угодно, но мы никогда уже не узнаем правды. Однако сейчас это неважно. То, как ты расправилась с волчицей, говорит о наличии у нашего сына силы Белого Волка, только волчий князь может применить силу опосредованно, через кого-то. И он применил её через тебя. Тем спас всех нас. Если бы он не сломил волчицу твоими руками, мне пришлось бы туго, – он усмехнулся, – она поддерживала Упыря, и мне приходилось всё тяжелее.

– Это опасно для него? – Маша напряглась, сдерживая тревогу.

– Нет, сама по себе сила опасности не представляет, – Георгий сжал плечо девушки, – даже для нерождённого ещё младенца опасности нет, – настойчиво уверил он, стараясь успокоить Машу. – Но мы, как его родители, должны быть готовы к тому, что наш сын, обладая исключительной сверхъестественной силой, должен уметь правильно ею распоряжаться. Ты понимаешь, о чём я говорю?

– Во зло или во благо? Но разве тот, кому предстоит когда-то стать Войтом, не наделён от рождения способностью всегда выбирать добро? – Маша пытливо смотрела на Георгия.

Она и представить не могла, что ещё и такая странная новость свалится на неё тяжёлым грузом. Да, теперь было легче воспринять новую «сказку». Кажется, к странностям она уже начинала привыкать. Но её тревожило здоровье сына – а вдруг он пострадал в этой схватке.

– Увы… Иначе не появился бы Упырь. До того, как стать Войтом, человек обладает силой. Но он выбирает. – Георгий нахмурился, на самом деле он сейчас говорил и о себе самом, в памяти вновь переживая всё, через что ему прошлось пройти. – Понимаешь… Он постоянно выбирает свой путь – либо растратит силу попусту и останется просто оборотнем… Либо, вообще пойдёт по пути зла, как Упырь, и тогда превратится в чудовище, либо, выбрав служение добру, встанет на путь Войта.

– Скажи, – Маша внимательно заглянула ему в глаза, словно хотела не просто услышать от него ответ, но и прочесть его во взгляде Георгия, – ты тоже стоял перед таким выбором?

– Конечно! Да, способности были с детских лет, но сколько пришлось преодолеть, иногда ломая себя, чтобы встать на путь Войта. Хотя если бы я продолжал колебаться, то остался бы просто обычным волкодлаком. Обращался бы изредка в волка и бродил по лесу, – предвосхитив очередной Машин вопрос объяснил он и засмеялся, пытаясь немного снять напряжение, читавшееся в её взгляде.

– Получается, это опасно?..

– Не слишком, – он поцеловал её ладонь, – не больше, чем стать достойным человеком. Просто последствия – если он примет чёрную сторону – могут быть в разы опаснее, чем если бы речь шла о выборе обычного человека.

– Но Упырь же… – она хотела возразить, но он её перебил:

– Забудь о нём! Он таким был один, потому что его прокляли. Если бы не проклятие беременной женщины, его бы просто изгнали за свершённое злодеяние. Да, ему пришлось бы трудно жить в изгнании. Изгой в древности лишался всего, что имел, однако жизнь и душу у него никто не отнял бы.

– И всё-таки я боюсь за малыша.

– Ладушка, – привлекая Машу к себе, замыкая в кольцо своих рук, сказал он, – в нашей власти вложить в ребёнка правильный выбор, научить отличать добро от зла. Тем более, что от рождения он, на самом деле, будет обладать добрым сердцем.

– Господи! Я так надеюсь, что ты прав… – она уткнулась ему в плечо.

Помолчав, он попросил:

– Ну а теперь, давай, расскажи, что ты хотела.

– Я сейчас видела сон, – оживилась Маша, – вот прямо сейчас, когда спала.

И она в деталях рассказала историю Дарёны и Драголюба, всё, что так ярко рассмотрела в своём реалистичном сне.

– Я догадывался о чём-то подобном, – признался Георгий с улыбкой.

– Ах, ты! – она шутливо толкнула его. – Почему же пытался убедить меня, что Войта соблазнила его невестка?!

– Ну, в итоге, я был не далёк от истины, – Георгий просиял в белозубой улыбке. – Красава действительно соблазнила, хотя и не того, о ком мы думали.

Заметив, что Машу вновь клонит в сон, сказал:

– Давай-ка, приляг ещё. И не вздумай возражать! – строго сдвинул брови, но глаза согревали зеленоватым теплом. Сейчас они своим цветом очень напоминали Маше лес: коричневая глубина с проблесками глубокой зелени, точно кора и мох.

– Тебе надо сил набираться, – добавил, целуя Машу в макушку.

И она послушалась, не имея желания противится.

Укрыв её одеялом, Георгий вышел.

***

– Проходи, присаживайся, – Сивко, заснувший сидя за письменным столом, поднял уставшую голову и сразу встал, торопливо приглаживая волосы, указал в сторону небольшого диванчика, стоявшего вдоль стены. – Честно говоря, не ожидал, что так поздно, вернее, уже рано, – он заметил, что на часах без четверти семь. – Что случилось?

– Случилось, но теперь всё в порядке, – Георгий опустился на диван.

– Ну не томи уж! – встревожился Алексей.

– Да всё нормально, Мария поехала в райцентр одна ну и потерялась… Нашёл её. Сейчас она спит. А ты слушай и, если надо, записывай.

И он принялся рассказывать обо всём, что случилось сегодня с ними. В заключении посвятил друга и в то, кем должен родиться их с Машей сын.

– То есть ты абсолютно уверен, что Упыря больше нет? – спросил Сивко, вертя в руках шариковую ручку.

– Да, уверен, как то, что ты сидишь передо мной. И ты был прав. Та волчица, скорее всего, пропавшая невестка Трофимыча, Машина мать…

– Мария уже знает?

– Нет, – Георгий нахмурился. – Пусть сначала Трофимыч расскажет ей о родителях. Знаешь, – он порывисто поднялся и подошёл к окну, – у меня ощущение, что я приношу девочке сплошные страдания…

– Что за глупости?! Мария любит тебя!

– Да, но… столько всего свалилось на неё из-за меня… Впервые в жизни мне страшно! – признался он, и Алексей прочёл в его глазах этот затаённый страх, смешанный с болью. – А вдруг она станет винить себя в смерти матери? – Георгий, произнеся свой вопрос вслух, будто спрашивал самого себя.

– Ерунда! – возразил Сивко. – Ясно же, что это была не Анастасия Аверинцева, а просто оборотень, лишившийся души и всякой связи со своим прежним Я. А вообще, зря ты меня тогда не послушался! Говорил же, что надо Маше показать газетную заметку.

– Ну конечно! – глаза волкодлака сердито сверкнули. – Нет, как раз я оказался прав! Неизвестно, смола бы она справиться с волчицей, если бы знала, что та – её мать!

– Но ты же говоришь, что в Марии оказалась сила вашего сына, она действовала не сама… – опять возразил Сивко.

По правде сказать, его встревожила эмоциональность друга. Всегда такой выдержанный сейчас Георгий был явно весь на нервах, и Алексей просто сомневался, что стоит в данный момент поднимать эту тему. Однако и промолчать он тоже не мог: из области торопили с решением проблемы, люди в окрестностях были напуганы до предела, даже в райцентре жители боялись отпускать детей в школу. Сегодня он как раз пытался начать писать отчёт, в итоге заснул над ним, не написав ни строчки.

– Всё так, – кивнул Георгий. – Ну, а вдруг Маша не послушалась бы его, не сжала руки и тогда не факт, что я бы одолел Упыря…

Он пригладил и без того гладко зачёсанные в хвост волосы, словно пытался прогнать тревожные мысли. И добавил:

– Ладно, ни к чему сейчас рассуждать – если бы да кабы. Пиши свой отчёт.

– Я напишу, что убийства сошли на нет, ну а ты подтверди письменно, что это был просто одинокий старый зверь, который покинул твои владения, – при последнем слове Алексей усмехнулся.

– Ага, – ответная улыбка Георгия сняла взаимное напряжение, – напишу. И вот ещё что – сегодня приходи к нам на обед… Трофимыч хочет кое-что рассказать. Нам всем.

– Приду, – кивнул Алексей, пожав руку друга, – мне с Марией тоже поговорить надо – кое-какие вопросы есть. Как думаешь, можно?

– Можно, она уже в порядке.

_______________________________________

* нeфырь – нeугoдный, нeпoтрeбный,

** oкaём – oтмoрoзoк,

*** непраздная – беременная,

**** близный – брат-близнец,

***** серпень – август.

Маша смотрела на ветхую, пожелтевшую от времени газетную страницу и никак не могла поверить в смысл написанного.

– Так значит, – неуверенно начала она, подняв на деда глаза, готовые брызнуть слезами, – это значит, что мама с папой… живы?

Трофимыч резко поднялся из-за стола.

– А это ты, внучка, лучше спроси у Алексея… – резко бросил старик, точно девушка в чём-то была виновата. – Он у нас – власть, ему виднее. А я сам толком ничего не понимаю, – он развёл руками. – И с тех самых пор живу как в Аду. Хотя, наверное, лучше сказать – словно в психушке. Сам себе поверить не могу, своим глазам. Иной раз кажется, что сплю и вижу сон.

– Мария, я прошу, выслушай меня спокойно и, по возможности, поверь в сказанное, – начал Алексей, а Георгий сжал Машину руку, как бы ободряя её. Это был не просто жест поддержки. Он боялся за Машу, тревожился, что последняя новость окажется последней каплей. И поэтому старался через своё прикосновение придать ей сил, как делал это, когда спасал её, упавшую в овраг при встрече с волчицей Упыря.

– Всё, написанное в заметке – правда, – подтвердил Сивко и сразу погасил надежды девушки: – формально трупов нет значит, люди пропали без вести, потерялись, и, следовательно, могут быть живы. Однако не всё так просто в этом деле… Вернее, сейчас уже точно ясно, что в тот самый день они погибли… – он посмотрел на Георгия, как бы прося поддержки.

– В этой истории действительно много загадок… – поддержал друга Войт, – было до сегодняшнего дня. А теперь мы точно знаем, что твои родители погибли. Ты должна узнать правду и принять её.

– Их убил Упырь? – севшим голосом спросила Маша.

– Да, – Георгий не отводил взгляд, удерживал глаза Маши своими, а она хваталась за них, как за последнюю опору. Сейчас тепло его глаз и рук придавало ей сил, не давало сорваться в пропасть, удерживало от отчаяния.

Сивко с Георгием, дополняя друг друга поведали девушке случившуюся много лет назад историю, которую узнали от Алёны Дмитриевны, медсестры районной больницы. Маша слушала, не сдерживая слёз.

– Но кто же был этот человек? Неужели … папа? – едва мужчины закончили свой рассказ, Мария засыпала их вопросами. – Выходит, он всё-таки тогда был жив?!

– Нет, Ладушка, – нахмурился Георгий и кинул взгляд на Трофимыча.

Тот сидел с хмурым лицом и что-то обдумывал.

– Дочка, прости меня, – произнёс он, – наверное, мне надо было всё тебе рассказать. Но… сначала ты была совсем малой, а потом… Пойми, если бы вот так сразу вывалил всё, что знаю… – он махнул рукой.

– Деда, я не виню тебя! – Маша бросилась к нему и обняла. – Но … ты же знаешь, как погибли родители? – она неотрывно посмотрела в глаза деда.

– Я не знаю, как это случилось, по заключению полиции произошла авария… Но я знаю, кто их убил. Хотя осознал я это не сразу… – Трофимыч вскочил. – Вот этими самыми руками я выхаживал того парня, про которого тебе сейчас Алексей с Георгием рассказали.

– Папу? – в глазах девушки вспыхнула надежда.

– Папу, – горько усмехнулся Трофимыч, – вот и я сам тоже так думал…

Немного помолчав, старик начал свой рассказ.

***

В тот день, оставив трёхмесячную Машу с соседкой, он поехал в райцентр, хлопотать о документах на малышку. Трофимыч твёрдо решил, что ни за что не отдаст внучку в дом малютки. Он сам поднимет девчонку на ноги. Не должна она при живом деде сиротой вырасти!

Возвращался домой поздно. Автобус до Демьяновки не ходил, останавливался километров за пять в соседней деревне, и путь до дома жители одолевали пешком. Ближе к деревне снег лежал глубокий, к ночи стал крепчать мороз, предусмотрительно захваченные утром лыжи сейчас оказались как нельзя кстати. Вдруг услышал стон, донёсшийся слева от дороги. Пройдя на жалобный звук, Трофимыч остолбенел: перед ним лежал совершенно голый мужчина. Но через мгновение ему показалось, что он сходит с ума – перед ним лежал его сын!

– Сашка… – выдохнул Иван Трофимыч и упал перед обнажённым на колени.

Снял с себя куртку, набросил на молодого мужчину.

– Сашка, сынок, ну как же ты? Жив оказывается! Жив! – он принялся растирать руками тело сына. Удивился, что на таком морозе тот был очень горячим. С тревогой подумал о лихорадке.

– А ведь тебя похоронили…– сообщил, улыбаясь сквозь слёзы. – И Настю… Молчи! Потерпи немного, сейчас. Сейчас, сынок.

С удивлением он понял, что сын не понимает его, бормочет что-то невнятное, смотрит бессмысленным взглядом, не узнаёт. И тогда решил Трофимыч дотащить Александра до своей лесной избушки – к ней идти было ближе, чем до дома.

– В тот момент, признаться, я подумал, что он умом тронулся, – сказал дед, глядя на Машу, которая внимательно слушала его, время от времени смахивая бежавшие слёзы. – Шутка ли – жена на глазах погибла, он за рулём был, выходит, себя винил в её смерти… Опять же, только этим я мог объяснить его наготу. Кому в здравом уме придёт в голову в середине декабря шастать голому по лесу? Да и не любитель мой Сашка таких вывертов…

Кое-как устроив сына в зимовье, одел в одежду, которая была в избушке, а сам вернулся домой к малютке внучке и начал думать, как быть.

– Везти в больницу – его точно в психушку запрут, домой тоже его взять опасно – во-первых, младенец в доме, во-вторых, люди же увидят, слухи пойдут, выходит, так и так ему психушки не миновать, – рассказывал старик. – И решил я оставить сына в лесу. Признаться, жила у меня надежда, что Александр очнётся от своего странного состояния, и тогда мы вместе решим, как быть.

– Первое время каждый день я к нему наведывался. Еду носил, одежду. Он смирный был, но молчаливый… – Трофимыч вздохнул. – Но постепенно я стал замечать, что … ну, словно и не Сашка это. Когда домой возвращался, рвалось сердце к нему – шутка ли, сына в лесу бросить?! А едва приходил к нему, так не видел в нём родного человека, не чувствовал тепла. Бывало, рассказываю ему про тебя – как ползать начала, зубки резались, потом пошла: смешно так топала пухленькими ножками, всё норовила меня обогнать, – Трофимыч грустно улыбнулся, глаза повлажнели. – Потом школа началась, а он словно и не слушает. Фото показывал – смотрит в пустоту. Хотя заметил я, что не такой он и безумный, как кажется. Даже мысль закралась, что для чего-то он прикидывается таким. Но сколько не кумекал, так и смог решить, зачем ему это. Правда, увидев твоё школьное выпускное фото, словно что-то вспомнил. Выхватил фотокарточку у меня из рук и долго смотрел. Я тогда обрадовался: решил, что смог расшевелить его. Может, ты ему Настю напомнила – ты же на мать свою похожа. Только она рыжей была, а ты тёмненькая…

– Деда, выходит, ты всё это время к нему ходил? – уточнила Маша.

– Да, Маруська, – Трофимыч отвёл глаза. – Но старался поддерживать твою версию о «нестарой женщине», да-да, слышал я, как ты Георгию говорила, удумала тоже, жениха нашла… – он усмехнулся.

– Ну давай, Иван Трофимыч, дальше, не томи! – поторопил Сивко.

Он понимал, что старику непросто вспоминать об этом, но так же видел и то, что Маша чувствует себя не лучшим образом. Она сжимала руку Георгия, неотрывно глядя на деда. Раскрасневшиеся щёки выдавали смятение, лихорадочно блестевшие глаза не сдерживали слёз. Столько эмоций в её состоянии – это могло быть опасным.

– Однажды… как раз перед нынешним Новым годом, он вдруг встретил меня странно – глаза горящие, смотрят так…ну, недобро что ли... Говорю: «Что с тобой, сынок?». А он как закричит, мол, сыном не называй, я убил твоего сына и забрал его тело. Дескать, сына у меня уж много лет как нет, а в его теле живёт он, Волк. Признаться, жутко мне стало. Вот умом понимаю, что это бред его больной, а в сердце вдруг червячок будто точит, что ведь он прав! Глаза не безумные, а злые. Просто злые! Ну а дальше… Чуть сил я не лишился, честно говоря, и не помню, как в точности было… Сорвал он с себя одежду и прыгнул прямо в дверь, я за ним выскочил, а на меня идёт волк, каких я и не припомню на своём веку. А ещё через какое-то время он обратно кувыркнулся и начал смеяться.

Трофимыч замолчал и провёл по лицу рукой, словно хотел стряхнуть неприятные картины, которые воскрешал в своей памяти. И сразу заговорил вновь:

– Кинулся я от него, не помня себя… Как домой добежал – не заметил, а на утро решил, что всё мне тогда померещилось. Вскорости и ты приехала. Тревожно мне стало, когда с тобой это случилось. Вот гнал мысли от себя, а они покоя не давали… Всё думал, а вдруг напал на тебя собственный отец…

– И про волчицу знали? – Сивко решился перебить старика.

– Да, – кивнул Трофимыч, – незадолго до того, как он показал мне своё обращение, заметил я, что ходит к нему волчица. Вроде собаки, ручная, но меня не любила, и я старался держаться от неё подальше. Вот когда начались убийства, я на неё подумал. Не верилось, мне, что он оборотень… Я объяснял всё проще – приручил Сашка волчицу, а она всё одно, как в той поговорке, в лес смотрит. Позарилась на лёгкую добычу. Короче, не верил я, что Сашка убийцей мог стать …

– Иван Трофимыч, – поглаживая руку Маши, спросил Георгий, – почему ты мне сразу о волчице не сказал?

– Боялся… – старик опустил голову и тут же горячо возразил: – Ну да, положим, убил бы ты её, а дальше? Она же могла тебя на Сашку вывести! И что тогда?! Я и так, и эдак думал, а решения не нашёл! Понимаете, сыном я его считал! Сыном!

– Честно говоря, – усмехнулся Георгий, – я не мог понять твоей неприязни ко мне. А теперь понимаю: боялся, что я выйду на твоего тайного подопечного…

– Да, – Трофимыч выдержал внимательный взгляд Георгия и признался: – а потом я услышал ваш с Маруськой разговор… Ну, когда ты признался ей, что можешь обращаться в волка … Тут всё и сошлось. Стал я думать, что, скорее всего, тогда Сашка – ну так мне проще его называть – мне сказал правду. И хоть не могло это всё уложиться в моей голое, но и не верить своим глазам я тоже не мог. Не прощу себе одного, что не понимал, как он опасен! Я ведь рассуждал как? Если вселился в тело Александра, то не может напасть на дочку…

Трофимыч махнул рукой и на мгновение замолчал, точно мысленно выносил себе приговор. Потом признался, глядя Маше в лицо:

– Не верил до последнего... пока Георгий не принёс тебя, лишившуюся сил в лесу…

– А волчица – это… мама? – прошептала Маша, подняв глаза на Георгия.

– Да… – кивнул он. – Но от твоей мамы в теле волчицы не осталось ничего. Она обращённая.

– Что это значит?

– Это значит, что Упырь не дал умереть женщине, он вдохнул неё жизнь, но жизнь не человека, а волка. Так устроено…

– Но разве она не могла время от времени принимать человеческий облик?

– Нет, не могла. Обращённый – это не оборотень, он полностью теряет связь с человеческим Я и утрачивает черты человека. Превращается в жестокого и очень злого зверя… Те нападения, которые случались в последнее время…

– Не надо! – Пожалуйста! Я не хочу это знать…

Уткнувшись в грудь Георгия она разрыдалась. Подхватив Машу на руки, он отнёс её в комнату, уложил на кровать, сам присел рядом, держа её за руку.

– Скажи… она не знала, что я её дочь? – спросила Маша, немного справившись со слезами.

– Мне очень жаль, но нет, не знала. Ладушка, ты сильная девочка! И сейчас постарайся не думать об этом… Нельзя винить себя за то, в чём нет твоей вины и что ты не можешь изменить. Я знаю, о чём говорю! Несколько лет назад мне казалось, что я виноват в смерти Натальи и сына… Понимаешь, не во власти человека менять то, что изменить нельзя. У каждого из нас своя судьба. И может, там, в Прави, как считали наши далёкие предки, виднее, как именно должно быть. Ведь если бы Упырь не вселился в тело твоего отца, мы с тобой могли бы и не встретиться, и тогда не появился бы наш малыш.

– Но ведь он пока ещё и не появился, – возразила Маша слабым голосом.

Ей смертельно хотелось спать. Голос Георгия звучал всё тише и глуше, словно отдалялся от неё.

– Ошибаешься! – он широко улыбнулся разливая зелёный свет из глаз. – Он живёт в тебе, уже бьётся его крохотное сердечко! Он уже есть – моя и твоя частичка! И придёт срок, он войдёт в мир.

Когда он сказал это, Маша спала. Едва касаясь, он поцеловал её губы, чуть приоткрытые во сне, и бесшумно вышел из комнаты.

Прошёл год.

В печи уютно потрескивали берёзовые поленья, пахло ёлкой и мандаринами. Маша водрузила на стол блюдо с яблочным пирогом и поправила приборы. Их первый Новый год вместе. Ей не хотелось ударить лицом в грязь, всё должно быть идеально! Щёлкнув зажигалкой, полюбовалась на ожившее пламя свечей. Откинув лёгкую занавеску, задумчиво остановилась у подёрнутого морозом окна. Она вспоминала всё, случившееся за этот год.

Когда все тайны были раскрыты, они поженились. В день венчания, Георгий признался, что они женаты давно.

– Помнишь медовую баню? – с улыбкой спросил он, заставляя Машу вспыхнуть румянцем, словно она опять оказалась в банном пару. – Это был древний обряд волкодлаков, – скользнул пальцем по горячей щеке невесты. – Так мои предки делали женщину своей навеки.

– Почему ты мне сразу не сказал? – спросила она. – Получается, я была на собственной свадьбе, и даже не подозревала об этом!

Он отвёл взгляд и неожиданное признание слетело с его губ:

– Я испугался…

Она впервые увидела его смущение. Оказывается, этот большой и сильный человек мог смущаться!

– Ты? – Маша не скрыла своё удивление.

– Да… – он сжал её плечи, словно боялся, что она убежит. – Тогда ты ещё не знала ничего обо мне, но сделав тебя своей, любя тебя всем сердцем и зная, что мои чувства взаимны, я не мог иначе. А сказать тебе всё в тот момент побоялся…

Воспоминания Маши были прерваны: вдруг большие ладони опустились ей на талию, охватили мягко, но требовательно. А потом резко развернули спиной к окну, и она утонула в страстном и всепоглощающем поцелуе. Властность и ненасытное желание в сочетании с невероятной нежностью, так мог целовать её единственный мужчина на свете – ласковый волкодлак, её муж. Длинные сильные пальцы скользнули по точёному подбородку, прошлись по распущенным волосам и замерли на затылке. Зелёные и карие глаза встретились, точно слились ласкающими друг друга взглядами.

– Не ждала? – хрипло выдохнул он, кривя губы в призывной усмешке.

– Не-а, – Маша тоже лукаво улыбнулась, нарочно поддразнивая, заставляя его глаза восторженно сиять в лучиках тонких морщинок.

Конечно, она ждала! Каждый вечер, ожидая мужа к ужину, она мечтала о тех минутах, когда они будут наслаждаться друг другом, оставив позади заботы и хлопоты дня.

Крепко прижимая к себе, Георгий покрыл её лицо нетерпеливыми поцелуями, подчиняя своей сладкой силе. В самом кончике его языка сосредоточилось особенное тепло, которое сейчас плавно устремилось в неё, растворяя, заставляя позабыть обо всём на свете. Она чувствовала, как его тело напряглось. Почти мгновенно окаменевшие соски её грудей болезненно заныли, едва она осознала, как нетерпеливо рвётся к ней его восстающее естество, это растущее желание она ощущала каждой клеточкой своего тела. Кусая губы, стараясь сдержать рвущийся стон, выгнулась в его объятьях.

– Скоро куранты, – заметила, приглушённо смеясь.

– Успеем, – прорычал он, подхватывая её на руки. – Я целый день представлял, как сделаю это, – успел проговорить перед тем, как, опустив жену на диван, накрыл губами вершинку её груди и сам застонал, опьянённый блаженством.

– С Новым годом, Ладушка, – тихий шёпот Георгия вернул Машу из сладостного небытия.

– Уже? – она с улыбкой посмотрела мужу в лицо и чмокнула кончик его крупного носа.

– Да, – кивнул он. – И кажется, наше сокровище проснулось.

Они вместе зашли за плотную ширму, которая перегораживала комнату на две части.

Там в резной колыбели лежал малыш нескольких месяцев от роду и смотрел на них сияющими голубыми глазами. Взяв сына на руки, Георгий поднёс его к материнской груди. И вскоре младенец с аппетитом вкусил свой собственный новогодний ужин.

КОНЕЦ