Текст книги "Чернее некуда"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

IV

– А самое странное в этом маленьком эпизоде, братец Фокс, вот что: занимаясь любительским подслушиванием разговора Кокбурн-Монфора с мисс Ксеноклеей Санскрит, для краткости Ксенни, я поймал ее на бессмысленной по всем внешним признакам лжи. Рыцарственный полковник сказал: «Он – я то есть – и к тебе может прийти», а она вместо того, чтобы ответить: «Уже приходил», пробурчала: «Зачем?». Как-то не по товарищески получилось, вам не кажется?

– Если эта теплая компания, – сказал Фокс, тщательно подбирая слова, – я имею в виду Полковника с супругой, Санскритов, господина Шеридана и Чабба, создала что-то вроде клуба негроненавистников, и если, что представляется возможным, исходя из того, что большинство их присутствовало на приеме, а также из поведения нашей дамы, еслиони причастны к смерти посла…

Он набрал побольше воздуха в грудь.

– Ничего-ничего, я подожду, – вставил Аллейн.

– Я только хотел сказать, что с учетом всех обстоятельств не странно будет, если они теперь начнут с опаской коситься друг на друга.

Он тяжело вздохнул.

– С другой стороны, – произнес он, – и должен сказать, то, что мы знаем, заставляет меня склоняться к этой точке зрения, разгадка может оказаться вполне тривиальной. У охранника было копье, он им воспользовался, а уж что там в это время творилось в окружающем мраке, к делу не относится.

– А как насчет миссис К-М и стрельбы из люгера в дамской уборной?

– О черт, – сказал Фокс.

– Вся история выглядит удивительно неопрятно, – сказал Аллейн.

– Я бы, пожалуй, прошелся еще раз по рубрикам, – предложил Фокс.

– Валяйте, вдруг польза будет, – сказал Аллейн.

–  А, – сказал Фокс, оттопыривая большой палец. – А. Ситуация. Посол заколот копьем. Копьеносец стоял сзади него в удобной для нанесения удара позиции. Утверждает, что самого его вырубили, а копье отобрали. Что он невиновен. Б. Чабб. Бывший командос. Также стоял сзади. Член секретного общества или кто они там такие. Предположительно ненавидит черных. Утверждает, что это еговырубил черный лакей. В. Миссис К-М. Стреляет, возможно, холостым патроном из окна дамского туалета. Зачем? Хочет отвлечь внимание? Заставить Президента вскочить на ноги, чтобы его легче было ударить копьем? Но кто должен нанести удар? Ерунда какая-то, – признал Фокс. – Если в их клубе одни расисты, станут они сговариваться с копьеносцем или лакеем? Отвечаю: навряд ли. Очень и очень навряд ли. И куда это нас приводит?

– Вот оно. Держитесь за стул, ребята.

– К Чаббу, – сказал Фокс. – Это приводит нас к Чаббу. А что, разве не так? Чабб, выполняя задание клуба, выводит из строя копейщика, закалывает посла, а потом уверяет, будто его самого вывели из строя и скрутили в бараний рог.

– Но черный лакей говорит, что споткнулся в темноте и нечаянно вцепился в Чабба. Если именно Чабб орудовал копьем, что отсюда следует?

– Ну и вцепился, и что? Споткнулся и на миг ухватился за Чабба.

– До того, как Чабб вывел из строя копейщика и овладел пикой, или после?

На лице Фокса появилось безутешное выражение.

– Нет, – признался он, – это мне тоже не нравится. Хотя, вообще-то, все сходится. Почти что.

– Ваше мужество, Фокс, делает вам честь. Продолжайте.

– Да мне, собственно, больше предложить нечего. Хотя, если взять чету Санскритов… По крайней мере, на него есть в архиве досье. Мошенничество, ворожба, наркотики, так вы, кажется, говорили. Был в Нгомбване крупным импортером, пока его не вышвырнуло нынешнее правительство. И опять-таки, они состоят в этом клубе, если мистер Уипплстоун не ошибся, говоря, что видел на них медальоны.

– Не только это, – сказал Аллейн.

Он открыл ящик своего стола и извлек на свет черную глиняную кошку.

– Полюбуйтесь, – сказал он, переворачивая фигурку.

На ее основании был выдавлен фирменный знак, волнистое Х.

– То же самое на обратной стороне медальонов, – сказал Аллейн. – Икс означает, видимо, «Ксеноклея». Ксенни не только носит медальон, она их обжигает в своей гончарной печи, жирная ведьма.

– Вы того и гляди предъявите обвинение, а, мистер Аллейн? Вот только кому? И в чем?

– Это уж вы мне скажите. Но как бы ни обстояло дело с послом, пусть меня пинками прогонят по всем Каприкорнам, если я не откопаю что-нибудь против Санскритов. Какой только чуши нас с вами не учили – никогда-де не позволяйте себе обзаводиться личными пристрастиями. Разумеется мы ими обзаводимся, мы лишь научаемся не показывать их.

– Ой, ну бросьте, мистер Аллейн! За вами такого никогда не водилось.

– Нет? Ладно, Фоксик, будем считать, что я заговорился. Но прекрасная Ксенни и Большой Брат мне и впрямь отвратительны и я собираюсь внимательно к ним присмотреться. Послушайте, давайте сами навестим криминальный архив. Фреда Гибсона, когда он собирал нужные ему сведения, детали не интересовали. Работу проделал один из его помощников. Ничего важного с точки зрения службы безопасности он не обнаружил, так что Фред, вероятно, сообщил мне не все подробности.

Они отправились в архив и затребовали досье Санскрита.

– Как Фред и говорил, – сказал Аллейн. – Мошенничество, ворожба. Подозрения в причастности к торговле наркотиками. Все в прошлом, до того как он начал импортировать галантерею в Нгомбвану. И похоже, он нажил приличное состояние перед тем, как пришлось продать свое дело нгомбванцам.

– Давно это было?

– Совсем недавно. Я его видел, когда был там, он стоял на ступенях своего владения. Лица он, как говорится, не потерял, хотя видит Бог, терять ему есть что, – иначе бы его не пригласили на прием в посольство.

– А вам не кажется, что это приглашение выглядит все же довольно странно?

– Да, – задумчиво согласился Аллейн. – Да. Кажется.

– Как вы полагаете, предприятие его сестры – прибыльное дело?

– Не очень.

– А в прошлых его затеях она как-то участвовала?

– Досье на нее нет. Хотя постойте. Тут имеется ссылка. «См. мисс Мак-Гиган». Ну-ка, тащите сюда Маков.

Дежурный сержант притащил Маков.

– Ну вот, – спустя некоторое время произнес Фокс. – Взгляните-ка.

И не дожидаясь, пока Аллейн взглянет, продолжил несколько носовым голосом, каким он всегда читал вслух:

«Мак-Гиган, Оливия, предположительно, вдова Сина Мак-Гигана, о котором ничего неизвестно. Сестра Кеннета Санскрита, см. Впоследствии сменила имя на „Ксеноклея“. Подозр. в торговле наркотиками вместе с братом. Обвинялась в занятиях ворожбой, оштрафована в 1953. Жалобы в Королевское общество защиты животных по поводу жестокого обращения с кошкой, 1957. Признана судом виновной. Оштрафована.» Человек Фреда Гибсона оставил это без внимания. За что и получит по шапке, – закончил Фокс.

– Ага. Вот и Сэм Уипплстоун считает, что она мучила кошку. Неплохая картинка у нас получается, нет? Должен сказать, имя «Ксеноклея» показалось мне слишком красивым, чтобы быть настоящим.

– Вы считаете, имя выдуманное?

– Выдуманное-то оно выдуманное да только не ею. Так звали мифическую пророчицу, не пожелавшую предсказать судьбу Гераклу на том основании, что он явился к ней немытым. Видимо, прямо после работы в Авгиевых конюшнях. Готов поспорить, что прекрасная Ксенни перекрестилась, а когда занялась ворожбой, вернулась к исходному имени.

– Где они живут?

– Прямо над гончарной мастерской. Там, похоже, оборудована квартира и, судя по виду конюшен, не маленькая.

– И брат, значит, живет с ней – погодите-ка, – перебил сам себя Фокс. – Где у нас список гостей, с которым мы работали ночью?

– Не волнуйтесь, у меня в кабинете. Я в него уже заглянул. Это их общий адрес. Пока мы с вами здесь, братец Фокс, давайте поищем, нет ли чего на Шеридана А.Р.Г., Каприкорн-Уок, дом 1.

Нет, на Шеридана досье отсутствовало.

– И все-таки, – сказал Аллейн, – нужно будет с ним разобраться. Даже если придется выспрашивать у Президента, не связан ли этот Шеридан с Нгомбваной. Хотя, правда, на прием его не пригласили. Что же, пойдем отсюда.

Они покинули архив и вернулись в отдел Аллейна, откуда тот ухитрился связаться по телефону с суперинтендантом Гибсоном.

– Какие у нас неприятности, Фред?

– Ничего стоящего, – бесцветным голосом ответил Фред. – В посольстве, вроде, все тихо. Разгром мы приостановили. Рутинная предосторожность.

– Разгром?

– Там собирались прибрать после праздничка. Люди из «Видов», электрики. Глупо, конечно, нас-то все равно внутрь не пустят. Если никакого продолжения не последуют, им наверное можно будет заняться своим делом.

– Кто-нибудь интересный входил-выходил?

– Почтальон. Торговцы. Мы досматриваем все, что туда доставляют, и это не прибавляет нам популярности. Зато визитеры выражают нам соболезнования и оставляют в утешение свои визитные карточки. Ну и журналисты, конечно, тут крутятся. Да, и еще один инцидент.

– Какой?

– Его прохиндейство, хочешь верь, хочешь нет.

– Президент?

– Он самый. Вдруг вылез со здоровенным грязным псом из парадных дверей и объявил, что желает прогуляться по Парку.

Аллейн выругался.

– Ты что? – спросил Гибсон.

– Ничего, продолжай.

– Мой сержант, поставленный у входа, пытался его урезонить. Я крутился по соседству в служебной машине, они увидели меня, подозвали, я тоже начал его уламывать. Но он жеманничал и уверял, что мы суетимся по пустякам. Очень трудный человек, – скучно сказал Гибсон.

– И как ты с этим справился, Фред?

– Уперся рогами, как же еще? Сказал, что мы пойдем с ним, а он ответил, что если я волнуюсь насчет его безопасности, так при нем собака и личный телохранитель. Тут дверь снова отворилась и вышел – догадайся кто? – без какого-либо оживления предложил Гибсон.

– Вчерашний копьеносец?

– Правильно. Мой подозреваемый номер один, которого мы бы вчера с ходу у них позаимствовали, будь у нас такая возможность. Он самый и вышел, в натуральную величину.

– Ты меня не удивил. И чем все кончилось?

– Сам догадайся. Налетели журналисты – радио, телевиденье, пресса. Он сказал «без комментариев» и отправился на оздоровительную прогулку с псом, подозреваемым номер один и пятью моими ребятами в патрульных машинах, старающимися организовать какое ни на есть прикрытие. Отправился любоваться на Питера Пэна, – горько пожаловался Гибсон, – но поскольку никто никого не пристрелил и бомб там тоже не швыряли, вернулся, несолоно хлебавши, домой. Сегодня еще ужин во Дворце.

– Его программу сильно подсократили, не так ли?

– Да. Неприметная машина. Смена маршрута. Маленькая вечеринка.

– По крайности, копьеносца он с собой не возьмет.

– У меня таких сведений нет. А я бы не удивился.

– Бедный Фред!

– Ну, это не та работка, на которую идешь как на праздник, – сказал Гибсон. – Да, вот еще что. Он желает повидаться с тобой. Или поговорить.

– О чем? Ты не знаешь?

– Нет. Он просто пробурчал пару слов через плечо, когда воротился. Трудный человек.

– Возможно, он сократит свой визит.

– А его как не сокращай, мне все равно мало не покажется, – сказал Гибсон, после чего они попрощались.

– Да, дельце получается из разряда «поди туда, не знаю куда», – положив трубку, сказал Аллейн. Не знаю, братец Фокс, не знаю. Надо бы поторапливаться, а в каком направлении двигаться, неизвестно.

– Этот мистер Шеридан, – поразмыслив, сказал Фокс. – Он у нас все как-то на обочине остается, верно? И с секретным обществом и с прочим.

– Да, верно. Но его же не было на приеме. Почему вы о нем вспомнили?

– Он тоже член их компании.

– Да. Послушайте, Фокс. Единственная причина – единственная осязаемая причина – по которой мы думаем, что у этих идиотов рыльце в пуху, состоит в наличии доказательства, если его можно так назвать, того, что миссис К-М стреляла в дамской уборной из люгера. Я совершенно убежден, хотя бы исходя из реакции – ее и рыцарственного Полковника – что это ее рук дело, однако настоящее доказательство это все же другая история. Хорошо. Крайне подозрительное и вообще говоря недопустимое слово «совпадение» раз за разом всплывает в нынешнем расследовании, но будь я проклят, если я соглашусь с аргументами, основанными на представлении будто в посольстве за пять минут произошло два совершенно различных покушения на убийство.

– Вы подразумеваете, – спросил Фокс, – что миссис К-М и вся их шайка, кое-что замышляли, но успели сделать только первый ход, после которого копейщик их обскакал?

– Это ли я подразумеваю? Да, пожалуй, но провалиться мне на месте, если эта идея не звучит еще глупее, чем я ожидал.

– Да, идейка не очень.

– А вы попробуйте полюбить ее всем сердцем.

– Я пробую, да как-то не получается.

– Ну и шут с ней. Может и не стоит она ваших стараний. Вот что я вам скажу, Фоксик. Мы попробуем побольше узнать о мистере Шеридане, хотя бы из аккуратности. Но кроме того давайте рискнем и займемся тягостными попытками выяснить обстоятельства смерти девушки по имени Гленис Чабб, каковая смерть произошла в Лондоне первого мая шестьдесят девятого года.

– Дорожное происшествие?

– Мы не знаем. У меня осталось впечатление, что хотя и было использовано выражение «несчастный случай», использовано оно было неверно. Где-то на краю моей изношенной памяти маячит ощущение, возможно и не имеющее реальных оснований, что фамилия Чабб связана с нераскрытым преступлением. Мы в расследовании не участвовали. Дело было не по нашей части.

– Чабб, – пробормотал Фокс. – Чабб. Да-да, что-то было. Постойте, мистер Аллейн, постойте. Одну минутку.

Мистер Фокс затуманенным взором уставился в пространство и замер. Из этого состояния его вывел Аллейн, шлепнувший ладонью по столу.

– Ноттинг-Хилл Гейт, – сказал он. – Май шестьдесят девятого. Изнасилована и задушена. Там видели убегающего мужчину, но арестовать никого не удалось. Да, оно самое. Надо, конечно, проверить, но готов поспорить – это оно. Дело до сих пор не закрыто.

– Черт, вы правы. Расследование закончилось пшиком. Они установили виновного, но так и не смогли ничего ему предъявить.

– Нет. Не смогли.

– Он был цветным, – сказал Фокс. – Цветным, правильно?

– Да, – ответил Аллейн. – Был. И даже черным. Больше того – ну конечно! Нужно заглянуть в нераскрытые дела, и мы наверняка его обнаружим.

Времени на это ушло немного. В папке с нераскрытыми убийствами за май 1969 года имелся исчерпывающий отчет об убийстве Чабб Гленис, шестнадцати лет, чернокожим мужчиной, который, как было уверено следствие, не смогшее, впрочем, этого доказать, являлся уроженцем Нгомбваны.

Глава седьмая
Прошлое мистера Шеридана

I

Когда они сдали папку нераскрытых убийств (подраздел «Изнасилования и удушения», 1969), Фокс заметил, что если до сей поры казалось, будто у Чабба отсутствует мотив, то теперь можно с определенностью сказать, что таковой у него имеется. Несколько застарелый, признал Фокс, но несомненный. И пожалуй отсюда можно вывести, что это их общество имеет целью внести сумятицу в ряды чернокожих, подчинить их себе и уничтожить.

– Чабб становится интересным, – заключил Фокс.

В этот миг на столе Аллейна зазвонил телефон. К большому своему удивлению он услышал голос Трой, никогда раньше в Ярд не звонившей.

– Трой? Что-нибудь случилось?

– В общем-то нет, прости, что потревожила, – быстро заговорила Трой, – но я решила, что лучше известить тебя сразу. Звонил твой Громобой.

– Я ему нужен?

– Как ни странно, не ты. Ему нужна я.

– Да ну? – в голосе Аллейна появился металл. – Ишь чего захотел. И зачем же? Нет, погоди, я понял. Это по поводу портрета.

– Он едет к нам. Сюда. Уже выехал. При полном параде. Сказал, что сможет уделить мне полтора часа. Я пыталась протестовать, но он только проревел в ответ, что мы успеем поговорить, когда он приедет, и повесил трубку. По-моему, я только что слышала, как подъехала его машина.

– Вот же героическая личность! Я буду дома через полчаса, возможно раньше.

– В этом нет необходимости. Я позвонила не потому, что встревожена. Просто подумала, что тебе лучше знать.

– Ты права как никогда. Тащи его в студию и берись за дело. Я мигом.

Аллейн плюхнул трубку на аппарат и сказал Фоксу:

– Все поняли? Вызовите мне машину, Фокс, и постарайтесь послать весточку Фреду Гибсону. Я думаю он висит у этого дуралея на хвосте, но вы все же попробуйте. Оставайтесь здесь и если выяснится что-нибудь новое, дайте мне знать. Все, уехал.

Свернув в тупичок, в конце которого стоял его с Трой дом, он увидел притулившийся к бордюру официальный автомобиль нгомбванского посольства с развевающимся на капоте флажком. За рулем сидел негр-водитель с каменной физиономией. Несколько поодаль, на другой стороне улицы Аллейн без особого удивления заметил «неприметную», как ее именуют в полиции, машину, на сей раз это был доставочный фургончик. В водительском отделении восседали двое коротко подстриженных мужчин. Еще одного гибсоновского здоровяка Аллейн обнаружил за столиком паба на противоположной от дома стороне улицы. У входа в дом возвышался констебль, этот был в форме. Когда Аллейн вылез из полицейской машины, констебль с виноватым видом отдал ему честь.

– Давно сторожите мое логово? – поинтересовался у него Аллейн.

– Полчаса, сэр. Мистер Гибсон внутри, сэр. Он только что подъехал, просил меня сказать вам, сэр.

– Да уж как же иначе, – сказал Аллейн и вошел в дом.

Гибсон сидел в вестибюле. Увидев Аллейна он немного оживился и, казалось, даже смутился. Первое, что он услышал о новой выходке Президента, сказал Гибсон, это сообщение по радио, что к парадному входу посольства подан «роллс-ройс» посла с флажком на капоте. Его сержант переговорил с водителем, который сказал, что Президент велел подать машину и собирается уезжать. Сержант отыскал по радио Гибсона, но пока тот мчался к посольству, Президент вышел вместе с телохранителем, пресек потуги несчастного сержанта задержать его и, проревев водителю адрес, укатил. Гибсон и его молодцы устремились в погоню и, настигнув Президента, заняли позиции, в которых Аллейн их и обнаружил. Когда они добрались сюда, Президент со своим «млинзи» были уже в доме.

– Где он сейчас?

Фред, пару раз кашлянув, ответил:

– Миссис Аллейн повела его в студию. Просила меня сообщить тебе об этом. «Студия», – сказала она. А он весьма саркастично отреагировал на мое присутствие здесь. Похоже, оно ему кажется смешным, – с негодованием закончил Гибсон.

– А подозреваемый номер один?

– Торчит у двери студии. Весьма сожалею, но я не могу убрать его оттуда, не приняв решительных мер. Миссис Аллейн, конечно, жаловаться не стала, но я бы с большим удовольствием сию же минуту сцапал его.

– Хорошо, Фред. Пойду посмотрю, что можно сделать. Ты пока выпей чего-нибудь. Выпивка в гостиной. Перетащи, что тебе понравится, в кабинет и посиди там.

– А-а, – устало сказал Гибсон, – обойдусь и так.

Студия помещалась в особом строении, стоявшем за домом. Ее построили для пользовавшегося необъяснимой славой викторианского члена Академии. К нелепо пышному входу в студию вели накрытые тентом ступеньки. Тент поддерживали гипсовые кариатиды, от которых Трой не захотела избавиться, найдя их забавными. Теперь между кариатидами стоял, разительно с ними не сочетаясь, огромный «млинзи», производивший в своем темном костюме ненамного менее сильное впечатление, чем в львиной шкуре и браслетах. Он держал правую руку он в нагрудном кармане и полностью он перекрывал проход.

– Добрый вечер, – сказал Аллейн.

– Добрый вечер, сэр, – откликнулся «млинзи».

– Я – собираюсь – войти – внутрь, – раздельно произнес Аллейн. Поскольку никакой реакции не последовало, он повторил фразу, постучав себя по груди и ткнув пальцем в дверь. «Млинзи» выкатил глаза, по-военному четко развернулся, стукнул в дверь и вошел в студию. На его зычный бас ответил другой, еще более зычный, затем послышался голос Трой:

– А, это Рори.

«Млинзи» отступил в сторону и Аллейн, уже начавший побаиваться, что потеряет контроль над собой, вошел внутрь.

Возвышение для натурщика находилось в дальнем конце студии. С ширмы, которую Трой использовала в качестве задника, свисала львиная шкура. Перед нею, расставив ноги и разведя руки, возвышался Громобой – при всех регалиях, сверкающий орденами, золотыми аксельбантами и оружием.

Трой, скрытая четырехфутовым холстом, возилась с палитрой. На полу валялись два наспех сделанных углем наброска. В зубах она сжимала кисть. Она обернулась и несколько раз с силой кивнула мужу.

– Хо-хо! – воскликнул Громобой. – Рори, голубчик, прости, я не могу отсюда сойти. Как видишь, мы работаем. Уходи! – рявкнул он «млинзи» и добавил что-то резкое на родном языке. Охранник вышел.

– Я приношу тебе извинения за него, – величественно произнес Громобой. – Со вчерашней ночи он нервно относится к моему благополучию. Я позволил ему поехать со мной.

– У него, похоже, рука не в порядке.

– Да. Ему сломали ключицу.

– Вчера?

– Да. Тот, кто напал на него, кем бы он ни был.

– Врач его осматривал?

– О да. Врач, обслуживающий посольство. Доктор Гомба. Хороший человек. Прошел подготовку в госпитале Святого Луки.

– Он что-нибудь сказал о причинах перелома?

– Удар, нанесенный скорее всего ребром ладони, поскольку никаких признаков применения оружия не обнаружилось. Это, собственно, не перелом – трещина.

– А что говорит об этом сам «млинзи»?

– Он слегка расширил свое, довольно скудное, описание вчерашних событий. Говорит, что кто-то ударил его по основанию шеи и вырвал из рук копье. Кто это был, он не имеет понятия. Я должен извиниться, – учтиво прибавил Громобой, – за то, что явился к вам, не договорившись заранее. Срок моего пребывания в Лондоне сократился, а я уверен, что никто, кроме твоей жены, не сможет написать моего портрета, и мне не терпится его получить. Поэтому я, как мы выражались в «Давидсоне», плюнул на китайские церемонии, взял да и приехал.

Трой уже держала кисть не в зубах, а в руке.

– Если хочешь, останься, милый, – сказала она мужу, награждая его одной из редких своих улыбок, все еще пронимавших его до самого сердца.

– Если не помешаю, – откликнулся он, стараясь, чтобы в голосе его не прозвучала ирония. Трой покачала головой.

– Нет-нет-нет, – любезно промолвил Громобой. – Ничего, кроме удовольствия, нам твое общество не доставит. Не считая того, – прибавил он с раскатистым смехом, – что я не смогу тебе отвечать. Я прав, маэстро? – спросил он у Трой, которая ему не ответила. – Не знаю женского рода для слова «маэстро», – пожаловался он. – Нельзя же сказать «маэстра» или «маэстрица». Это было бы дурным вкусом.

Трой издала какой-то шелестящий звук.

Аллейн уселся в видавшее виды кресло.

– Раз уж я здесь и пока я не стал помехой вашей работе… – начал он.

–  Мне, – перебил его Громобой, – ничто не может помешать.

– И отлично. Я вот подумал, не сможет ли Ваше превосходительство рассказать мне что-нибудь о двух людях из числа вчерашних гостей?

– Наше превосходительство может попробовать. Он такой смешной, – как бы в скобках заметил Громобой, обращаясь к Трой, – с этими его «превосходительствами».

И опять к Аллейну:

– Я уже рассказал твоей жене о «Давидсоне».

– Я имею в виду брата и сестру Санскритов.

Громобой по-прежнему улыбался, но губы его сомкнулись.

– Я бы немного изменил позу, – сказал он.

– Нет, – откликнулась Трой, – не двигайтесь.

Ее рука уже летала над холстом.

– Санскриты, – повторил Аллейн. – Оба очень толстые.

– А! Да. Я знаю эту пару.

– У них есть связи с Нгомбваной?

– Коммерческие. Да. Они были импортерами галантерейных товаров.

– Были?

– Были, – без малейшего смущения ответил Громобой. – Теперь все распродали.

– Ты знал их лично?

– Мне их представляли.

– Они с охотой покинули страну?

– Полагаю, что нет, раз они теперь возвращаются.

–  Что?

– По-моему, они собираются вернуться. Какие-то изменения в их планах. И сколько я понял, вернуться они хотят немедленно. Вообще они мало что значат.

– Громобой, – сказал Аллейн, – были у них какие-нибудь основания затаить против тебя злобу.

– Совершенно никаких. А что?

– Простая проверка. В конце концов, кто-то ведь пытался убить тебя на приеме.

– Что ж, ты не оставил для этого ни малейшей возможности. Как бы там ни было, они скорее должны испытывать ко мне благодарность.

– За что?

– Они же возвращаются назад при моем режиме. Прежнее правительство обошлось с ними довольно круто.

– Когда было принято решение? О возможности для них снова обосноваться в Нгомбване.

– Дай подумать… я бы сказал, около месяца назад. Может быть, несколько раньше.

– Но когда я навещал тебя три недели назад, я своими глазами видел Санскрита на ступенях его магазина. И там как раз закрашивали его имя.

– Вот тут ты ошибся, дорогой Рори. Скорее, я думаю, его подкрашивали заново.

– Понятно, – сказал Аллейн и, промолчав несколько секунд, спросил: – Они тебе нравятся? Санскриты.

– Нет, – ответил Громобой. – По-моему, они омерзительны.

– Тогда почему же…

– Человека ошибочно выслали. Он доказал свою правоту, – Громобой говорил со странной для него сдержанностью. – Теперь у него будет сколько угодно причин для того, чтобы чувствовать себя обязанным и не питать к нам вражды. Выбрось ты их из головы.

– Пока я еще не выбросил – имелись у него основания для того, чтобы питать вражду к послу?

Еще более долгая пауза.

– Причины? У него? Никаких. Решительно никаких, – сказал Громобой. – Не знаю, что у тебя на уме, Рори, но если ты думаешь, будто этот человек мог совершить преступление, ты… как это называется… следование этой теории доставит тебе мало радости. Однако, – прибавил он, вновь обретая прежнюю живость, – нам не следует обсуждать эти дрянные материи в присутствии миссис Аллейн.

– Она нас не слышит, – сказал Аллейн.

Оттуда, где он сидел, ему была видна работающая Трой. Создавалось впечатление, что ее отношение к изображаемому преобразуется в некую субстанцию, стекающую через руку, ладонь, кисть, чтобы выплеснуться на холст. Аллейн никогда не видел ее работающей с таким стремительным пылом. Она издавала легкие, словно дыхание, звуки, о которых Аллейн обычно говорил, что это вдохновение просится наружу. И то что она делала, было великолепно – тайна в процессе ее творения.

– Она нас не слышит, – повторил он.

– Да? – спросил Громобой и добавил: – Что ж, это я понимаю, отлично понимаю.

И Аллейн испытал вдруг мгновенный прилив чувств, определить которые он бы не взялся.

– Правда, Громобой? – переспросил он. – Да, я тебе верю.

– Чуть-чуть влево, – сказала Трой. – Рори, если можно передвинь свое кресло. Вот так, хорошо. Спасибо.

Громобой терпеливо сохранял прежнюю позу, время проходило в молчании, поскольку и он, и Аллейн исчерпали имевшиеся у них темы для разговора. Теперь их связывало подобие хрупкого спокойствия.

Вскоре после половины седьмого Трой сказала, что натурщик ей пока больше не нужен. Громобой повел себя до крайности предупредительно. Возможно, сказал он, ей еще не хочется показывать того, что у нее получилось. Трой оторвала от холста долгий взгляд, приблизилась к Громобою, взяла его за руку и подвела к мольберту, посмотреть – что он и сделал, сохраняя полное молчание.

– Я в огромном долгу перед вами, – сказал он, наконец.

– А я перед вами, – ответила Трой. – Завтра утром, хорошо? Пока краски еще влажные.

– Завтра утром, – пообещал Громобой. – Все остальное отменяется без малейшего сожаления.

И он направился к выходу.

Аллейн проводил его до дверей студии. Внизу, у первой ступеньки стоял «млинзи». Спускаясь, Аллейн споткнулся и налетел на него. «Млинзи» со всхлипом втянул в себя воздух, но тут же стих. Аллейн залепетал какие-то извинения, шедший впереди Громобой обернулся.

– Я ненароком причинил ему боль, – сказал Аллейн. – Извинись перед ним от моего имени.

– Ничего, переживет, – весело сказал Громобой.

Он произнес несколько слов и охранник, опередив их, скрылся в доме. Громобой хмыкнул и тяжелой рукой обнял Аллейна за плечи.

– У него действительнотрещина в ключице, – сказал он. – Спроси у доктора Гомбы или, если хочешь, сам его осмотри. Только не носись так с моим «млинзи». Честное слово, зря потратишь свое драгоценное время.

Аллейну пришла вдруг в голову мысль, что мистер Уипплстоун и Громобой, каждый по своему, но в равной мере заботятся о благополучии тех, кто от них зависит.

– Хорошо, – сказал он, – хорошо. На самом-то деле больше всего хлопот доставляешь мне ты. Послушай, я тебя в последний раз прошу и даже умоляю, перестань рисковать своей жизнью. Я действительно уверен, что вчера ночью тебя пытались убить заговорщики и что они при любой возможности произведут еще одну попытку.

– Какую, как ты думаешь? Бомбу подложат?

– Очень может быть. Совершенно ли ты уверен, что среди персонала посольства нет ни одного сомнительного человека? Слуги…

– Уверен. Посольство обыскивали не только люди твоего скучного, хоть и достойного Гибсона, но и мои тоже. И очень, очень дотошно. Бомб там нет. И слуг, которых можно хоть в чем-то заподозрить, нет тоже.

– Как ты можешь это знать? Если, к примеру, одному из них предложат достаточно крупную взятку…

– Дорогой мой, я тебе этого никогда не смогу втолковать. Ты не понимаешь, что я значу для моих людей. Они умрут от ужаса, прежде чем осмелятся тронуть меня хоть пальцем. Клянусь тебе, что если и существует заговор, имеющий целью покончить со мной, никто из этих людей в нем не участвует, ни как организатор, ни как вдохновитель. Нет! – воскликнул он, и его громовый голос загудел, словно гонг. – Никогда! Это невозможно. Нет!

– Ну, хорошо. Я готов согласиться с тем, что пока в посольство не впускают незнакомых тебе людей, внутри него ты находишься в безопасности. Но ради Бога, не ходи ты гулять в Парк с этим чертовым псом.

Громобой расхохотался.

– Прости, – сказал он, держась за бока, будто клоун в цирке, – я просто не устоял перед искушением. Так смешно получилось. Как они перепугались, как забегали! Шныряют вокруг, и все такие здоровые. Нет! Признай! Смешно же вышло.

– Надеюсь, меры безопасности, которые будут приняты нынче вечером, не уморят тебя окончательно.

– Ну не дуйся, – сказал Громобой.

– Не хочешь немного выпить перед уходом?

– Очень хочу, но боюсь, мне пора возвращаться.

– Я только скажу Гибсону.

– А где он?

– В кабинете. Топит горе в вине. Извини, я мигом.

Аллейн заглянул в дверь кабинета. Мистер Гибсон сидел, отдыхая, у локтя его стоял стакан пива.

– Уходит, – сказал Аллейн.

Гибсон поднялся и вышел за Аллейном в вестибюль.

– А! – милостиво возгласил Громобой. – Мистер Гибсон! Вот мы и снова встретились, не так ли, мистер Гибсон?

– Истинно так, Ваше превосходительство, – без выражения произнес Гибсон. – Вот мы и встретились. Извините.

Он вышел на улицу, оставив дверь открытой.

– Я с нетерпением жду следующего сеанса, – потирая руки сказал Громобой. – С несказанным нетерпением. Мы завтра увидимся здесь, старина? Утром. Увидимся?

– Боюсь, навряд ли.

– Что так?

– У меня много работы в связи с расследованием, – вежливо ответил Аллейн. – Трой останется здесь за хозяйку, если ты меня извинишь.