Текст книги "В поисках христиан и пряностей"

Автор книги: Найджел Клифф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Помимо обычных кулинарных специй, оптовые бакалейщики и местные купцы поставляли экзотический набор растительных, животных и минеральных диковин из дальних уголков земли. Их тоже относили к специям, и многие полагалось вдыхать.

Средневековые мужчины и женщины были не такими уж немытыми, как считает расхожий фольклор, но жизнь того времени несомненно воняла. Едкую вонь кожевен и плавилен ветер доносил в жилые кварталы людей состоятельных. Сточные воды бежали по улицам или застаивались там же, смешиваясь с домашними отбросами и навозом, копавшихся тут же свиней и скота, гонимого на рынок. Полы в домах застилали тростником или соломой и посыпали сладко пахнущими травами, но малоприятные жидкости все равно скапливались под ногами. Во время путешествия в Англию великий голландский гуманист Эразм Роттердамский подметил, что тростник обновляют «столь скверно, что нижний уровень остается нетронутым иногда до двадцати лет, скрывая в себе мокроту от отхаркиваний, блевотины, мочу собак и людей, пролитый эль, куски рыбы и прочие мерзости, которые не достойны упоминания. Всякий раз, когда меняется погода, поднимаются испарения, которые я считаю весьма пагубными для здоровья» [190]190
  Seikh Mohhamed al-Nefzaoui. The Perfumed Garden, transl. Sir Richard Burton, цитируется по: Jack Turner. Spice: The History of a Temptation (New York: Random House, 2004), Среди многого другого шейх советовал прикладывать к головке члена разжеванный перец кубеба или кардамон, чтобы «доставить тебе, равно как и женщине, бесподобное наслаждение».


[Закрыть]. Единственным способом побороть крепкие дурные запахи были крепкие приятные запахи, и едкие пряности жгли как благовония, капали на себя как духи и рассыпали по комнатам, чтобы создать ароматное убежище. Для тех, кто мог себе их позволить, дорогостоящие ароматы были самыми умиротворяющими: к наиболее ценимым ароматическим веществам относились благовония, такие как ладан или мирра, или смолы мастикового и бальзамового дерева, а еще более редкие ароматические выделения животных, как, например, кастореум (струя бобра), мускус виверы или малого гималайского оленя.

Все знали, что вонь – это зло, но мало что предпринимали, чтобы ее устранить. Зато один медицинский предрассудок превратил тягу к экзотическим ароматам в полномасштабную наркотическую зависимость, – и это была уверенность в том, что дурные запахи переносят эпидемии, включая саму Черную смерть [191]191
  Desiderius Erasmus, letter to Francis, physician to Cardinal of York, n.d. [Basel, December 27, 1524?] цитируется по: E.P.Chancey. Readings in English History Drawn from he Original Sources (Boston: Ginn, 1922), Полный текст письма приведен в: The Correspondence of Erasmus: Letters 1356 to 1534, 1523–1524, transl. R.A.B. Mynors and Alexander Dalzell (Toronto: University of Toronto Press, 1992), 470–472.


[Закрыть]. Лучшим профилактическим средством против чумы считалась амбра, жировое выделение из кишечника кашалота, которое отрыгивалось им или выводилось иным способом, а затем застывало в воде, и которое, пахнущее животным, землей и морем, волны выбрасывали сероватыми комками на берег Восточной Африки [192]192
  Распространяли бубонную чуму, конечно же, укусы зараженных блох, живущих на грызунах.


[Закрыть]. Медицинский факультет прославленного Парижского университета прописывал носить смесь амбры и других ароматических веществ – как то сандалового дерева и алоэ, мирры и шелухи мускатного ореха – в металлических шариках со множеством отверстий, известных как pommes d’ambre, или «ароматические шарики», хотя король и королева Франции были среди немногих, кто мог себе позволить вдыхать чистую амбру.

В мире чудес и таинств пряности были одной из глубочайших загадок. Амбре приписывали магические свойства именно потому, что она была столь диковинной и редкой, то же касалось и других равно странных веществ. Среди прочих предметов и веществ [193]193
  Согласно арабской традиции, амбра поднималась на поверхность из источника на дне океана, хотя в «Сказках тысячи и одной ночи» Синдбад помещает амбру на некоем острове и рассказывает, что чудовища пожирают драгоценное вещество, а после отрыгивают его в море. Считалось также, что амбра облегчает роды, предотвращает эпилепсию и облегчает удушье матки – исключительно средневековое заболевание, при котором эмбрион будто бы движется в чреве, поднимается до самого горла и вызывает истерию. Согласно одному автору, лучшее средство от этого – обильный секс, но натирание влагалища ароматическими маслами или помещение в него тлеющих трав в металлической курильнице в форме пениса помогает приманить матку на место. Freedman. Out of the East, 15; Helen Rodnite Lemay. Woman’s Secrets: A Translation of Pseudo-Albertus Magus’s De Secretis Mulierum with Commentaries (Albany: State University of New York Press, 1992), 131–132.


[Закрыть], тайком продававшихся в аптеках, были «тутти» (окаменелая гарь, соскобленная в дымоходах Востока) и «мумми», которую авторитетное пособие по фармацевтике того времени прославляло как «своего рода пряность, собираемую в гробницах умерших», – вонючее дегтеобразное вещество, соскобленное с голов и позвоночников забальзамированных трупов. Еще один ценимый товар, кристаллизовавшаяся моча рыси считалась своего рода амброй или драгоценным камнем, а настоящими драгоценными и полудрагоценными камнями запасались наряду с редкими пряностями, поскольку им приписывались особенно действенные целебные свойства. Ляпис лазурь (лазурит) прописывали от меланхолии и малярии. Топаз снимал боли при геморрое. Истолченный и рассыпанный по дому гагат вызывал менструации, а заодно отводил наговоры и сглаз. Истолченный жемчуг принимали, чтобы остановить внутренние кровотечения, увеличить количество молока у кормящей матери, а для истинных любителей себя побаловать – чтобы остановить диарею. Расточительные варева из драгоценных камней и пряностей были последней мерой, если все остальные не приносили результата: изнеженная элита могла разгонять зимнюю тоску, попивая толченый жемчуг, смешанный с корицей, гвоздикой, алоэ, мускатом, имбирем, камфорой, слоновой костью и корнем галага, или отгонять старость изысканным купажом жемчугов, сапфира, рубина и кусочков коралла, смешанных с амброй и мускусом, – переварить такую смесь было едва ли проще, чем более дешевый вариант из мяса гадюки, гвоздики, мускатного ореха и мейса.

Драгоценные камни были, разумеется, уделом богатых, и некоторые доктора потихоньку высказывали сомнения, что экзотические товары с Востока более действенны, чем полевые или садовые травы. Но для тех, кто мог себе позволить покупать самое лучшее, сам факт, что пряности привезли за много земель и морей из неведомых пустынь и джунглей (и заоблачные цены, которые за них запрашивали), налагал на них приятную печать эксклюзивности. В эпоху, прославляющую показные потребление и роскошь, купаться в облаке восточных ароматов было необходимой составляющей жизни высших слоев общества. Пряности были поистине предметом роскоши средневекового мира.

Речь шла о головокружительных прибылях, и некоторые беспринципные купцы, чьи рекламные зазывания пестрели экзотикой Востока, не гнушались «подправить» свои товары, вымачивая в воде, чтобы придать веса, пряча затхлые пряности под свежими и даже добавляя серебряные опилки, которые на вес были дешевле гвоздики. Ярость обманутых покупателей не знала границ: в 1444 году в Нюрнберге заживо сожгли одного торговца, подделавшего шафран, – впрочем, много чаще огню предавали сами пряности. Но у все громче заявляющего о себе лобби противников пряностей имелись заботы поважнее мелкого местного мошенничества. На самом деле праведное возмущение вызывала скандальная растрата денег. Моралисты метали громы и молнии, дескать, пряности – «даже тот треклятый перец» [194]194
  «Circa Insrans» (1166) цитируется по: Freedman. Out of the East, Фридмен указывает, что в разряд пряностей иногда попадали тонкий лен, хлопок и шелк, редкие красители, звериные шкуры, слоновая кость и даже попугаи.


[Закрыть]– лишь разжигают чувства, приводят к чревоугодию и похоти и исчезают без следа. Зависимость от пряностей, возмущались они, превращает доблестных европейцев в женоподобных транжир. И самое вопиющее – что тяга к восточной роскоши истощает золотые запасы Европы, перекачивая их в цепкие руки неверных.

Нет, пряности сами не считались порочными, как раз наоборот. Ароматы Востока, как сурово предостерегали моралисты, по праву принадлежат небесам и святым, а вовсе не алчным смертным. Смолы и пряности использовались в религиозных ритуалах как благовония, притирания и мази по меньшей мере со времен Древнего Египта, и хотя первые христиане чурались духов как запаха, исходившего от бани, борделя и языческого алтаря, уверенность в том, что ароматы притягивают сверхъестественное, оказалось трудно побороть. Средневековый христианский мир верил, что горьковато-сладким запахом пряностей веет с небес на землю, что он дуновение ароматной жизни после смерти. Утверждалось, что запах льнет к спускающимся на землю ангелам [195]195
  Немецкий гуманист Ульрих фон Гутен; цитируется по: Freedman. Out of the East, 147.


[Закрыть]и тем самым выдает их присутствие, а чертей можно распознать по их вони. Полагалось, что и святые тоже чудесным образом пахнут пряностями и что те, кого постигла особо отвратительная кончина, будут наслаждаться ароматами жизни вечной. В XV веке от трупа святой Лидвины Шиедамской, которая сломала ребро, катаясь на коньках подростком, и волею судьбы прожила еще тридцать восемь лет, и у которой перед смертью буквально отваливались куски кожи и плоти, а изо рта, носа и ушей шла кровь, будто бы исходил аппетитный запах корицы и имбиря.

Некогда европейцы знали, откуда берутся пряности. Путь проложили греки, а римляне, изгнав с трона Клеопатру, наладили регулярные поставки морем с западного побережья Индии к восточному побережью Египта [196]196
  Ангелы, по утверждению святого Андрея Юродивого, испускают чудесное сладостное благоухание, «кое исходит от ужасного и недосягаемого божества. Ибо когда они стоят пред престолом Всемогущего, то впитывают аромат молний, который тот извергает, после чего благоухают неописуемым ароматом Божественного бесконечно. Когда же они желают поделиться сей святостью с кем-либо, то являются пред ним и касаются его лица своим благоуханием до той степени, какой сочтут уместной, так что в радости своей тот человек не в силах объяснить, откуда исходит этот наиприятнейший запах». Nikephoros. The Life of St. Andrew the Fool, 2:287.


[Закрыть]. Как минимум 120 огромных сухогрузов курсировали между побережьями, дабы удовлетворить склонность римлян к пикантным вкусам и экзотическим ароматам, хотя даже тогда пуристы сетовали на огромные суммы золотом и серебром, которые выкладывали за восточные излишества, – эту тему уже в I веке развивал сатирик Персий Флакк:

 
Гонит нажива алчных купцов
В знойную Индию восходящего солнца,
Там заставляя транжирить
На перец и пряности
Честные наши товары [197]197
  Плавание в Индию описано в «Перипл Эритрейского моря», подробном наборе инструкций, изложенных в I веке н. э. грекоговорящим моряком; Эритрейским морем в античности называли Индийский океан.


[Закрыть].
 

К III веку этими морскими путями завладели арабы, а возникновение ислама упрочило их контроль над торговлей с Востоком. По мере того как оживлялась экономическая жизнь Европы, венецианские и генуэзские купцы стали торговать на оживленных рынках пряностей Константинополя, построенных императорским эдиктом возле дворцовых ворот, дабы ароматы поднимались к покоям наверху, и во время крестовых походов христианские порты Сирии и Палестины разбогатели на торговле пряностями и драгоценными камнями, восточными коврами и шелками. Однако европейские купцы были лишь последним звеном в длинной цепочке поставок и пребывали в полном неведении относительно того, откуда происходит драгоценный товар или как он производится.

Как всегда, невежество породило пьянящую круговерть домыслов. Поскольку пряности явно происходили от места благословенного, очевидным их источником считался Рай земной [198]198
  Цитируется по: Turner. Spice, 81 (перевод на английский язык Джона Драйдена). Как и их преемники в Средние века, римские моралисты жаловались, что пряности в лучшем случае излишни, а в худшем вредны, и в любом случае – огромная трата денег. В духе старинной римской простоты Цицерон утверждал, мол, голод – вот лучшая пряность.


[Закрыть]. И все же было известно, что некоторые пряности привозят из других далеких краев, и ответ на эту загадку нашли в Библии. Книга Бытия сообщала, что Эдемский сад орошают четыре реки, которые отождествили с Тигром, Евфратом, Гангом и Нилом. Издавна верили, что все они берут начало из одного гигантского источника в центре Эдема, но даже европейцы не смогли игнорировать такое искажение географии, поэтому было решено, что реки текут под землей, а после выходят на поверхность в видимом своем истоке. Наиболее почитаемым из четырех был Нил, а поскольку он никак не мог течь под морем, общепринято считалось, что глубины Африки, из которых он проистекает, наверное, связаны с Индией. Это удачно объясняло, почему пряности так широкодоступны в Египте. Один француз, побывавший там во время Седьмого крестового похода, писал, что каждую ночь люди, живущие по берегам Верхнего Нила, забрасывают в воды реки сети: «И когда наступает утро, в сетях они находят такие вещи, которые продаются на вес и доставляются в Египет, как, например, имбирь, алоэ и корица. Говорят, эти вещи происходят из Рая земного, ибо в том блаженном месте ветер валит деревья так же, как сушняк в лесах нашей родной земли, и сухие ветки с деревьев в Раю, которые падают в реку, нам продают купцы сей страны» [199]199
  Как объяснял богослов IV века Ефрем Сирин, Адам питался исключительно благоуханными смолами с деревьев Райского сада. (Freedman. Out of the East, 90.)


[Закрыть].

Европейские авторитеты мало что знали о сборе или добыче пряностей. Доподлинно было известно, что перец растет на деревьях, которые охраняют ядовитые змеи. «Перечные леса охраняются змеями, но когда перец поспевает, туземцы поджигают деревья, и огонь прогоняет змей, – вещал в своей «Энциклопедии» Исидор Севильский. – Это от огня перец становится черным, ибо по природе своей он бел» [200]200
  Jean de Joinvile. History of Saint Luis in Chronicles of the Crusades, transl. M.R.B. Shaw (Harmondsworth, UK: Penguin, 1963), Жан де Жуанвиль принимал участие в Седьмом крестовом походе; вероятно, много менее привлекательным ему показалось зрелище того, как распухшие чумные трупы его товарищей плыли вниз по Нилу после катастрофической битвы при Эль-Мансуре.


[Закрыть]. Некоторые авторитеты утверждали, что после огромного пожара приходится заново засаживать целую рощу, что объясняло высокие цены на урожай. Сбор корицы требовал равно трудоемких затрат:

«Арабы говорят, что сухие палочки корицы приносят в Аравию большие птицы и складывают их к себе в гнезда, построенные из ила на горных склонах, забраться куда не под силу ни одному человеку. Способ добывать коричные палочки таков. Работники рубят бычьи туши на очень большие куски и оставляют на земле поближе к гнездам. Потом работники разбегаются, а птицы слетают вниз и уносят мясо к себе в гнезда, которые слишком неустойчивы и под его весом падают вниз. Тогда работники приходят и собирают корицу» [201]201
  Цитируется по: Freedman. Out of the East, 133–134.


[Закрыть].

Циники подозревали арабов в том, что они распространяют всяческие небылицы, лишь бы оправдать высокие цены, но рассказам, подобным вышеприведенному, верили повсеместно. Равно как и давним сообщениям о том, что найти драгоценные камни можно только в осыпающихся расщелинах Индии: поскольку никто не мог туда спуститься, единственным способом добыть камни было бросать вниз большие куски сырого мяса и посылать натасканных птиц подбирать деликатесы с налипшими на них ценностями. В эту выдумку поверил и исламский мир (она встречается в сказках о Синдбаде, мореходе из Басры), она достигла даже Китая. За столетия к расселинам добавились змеи, которые умели убивать одним лишь взглядом. Александр Великий, разумеется, нашел выход: он опустил в расщелину зеркала, в которые змеи засмотрели себя до смерти, хотя, чтобы получить камни, ему все равно пришлось прибегнуть к проверенному способу с птицами и мясом.

Первая фактическая информация о происхождении пряностей достигла Европы в период долгого монгольского мира. Монголы, которым не было дела до веры, гарантировали безопасность путешествий всем, кто прибывал в их обширную империю, и для тех европейцев, кто жаждал приключений, перспектива проникнуть в таинственные области Азии оказалась непреодолимо заманчивой. Первыми двинулись миссионеры [202]202
  Так в незапамятные времена сообщал Геродот, и ни у кого на Западе не хватало духу ему возражать. Цитируется по: Andrew Dalby. Dangerous Tastes: The Story of Spices (London: British Museum Press, 2000), 37.


[Закрыть], вскоре за ними последовали купцы [203]203
  В 1253 году монах-францисканец Виллем Рубрук, выехав из Константинополя, проделал путь в 4 тысячи миль через пустыни и степи Центральной Азии и достиг двора великого хана в Каракоруме, где принял участие в удивительных дебатах с участием представителей буддизма, ислама, манихейства и соперничающих христианских конфессий. Хотя Рубруку не удалось никого обратить в христианство, он вдоволь насладился национальным монгольским напитком из сброженного кобыльего молока и постарался описать обычаи и культуру монголов. Среди его преемников самым выдающимся был францисканский миссионер Джованни Монтекорвино, прибывший в Пекин в 1294 году. Монтекорвино построил две церкви, обучил литургии служек и хористов из числа китайцев, перевел на монгольский язык Новый завет, обратил в христианство несколько тысяч человек и был возведен в сан архиепископа Пекинского. В 1361 году католичество ушло из Китая вместе с монголами. См.: Peter Jackson, transl. The Mission of Friar William of Rubruck: His Journey to the Court of the great Khan Monge 1253–1255, ed. David Morgan (London: Hakluy t Society, 1990).


[Закрыть]. Как всегда, впереди были итальянцы, и среди них – молодой венецианец по имени Марко Поло. В 1271 году семнадцатилетний Марко совершил путешествие в Пекин, где стал доверенным посланником монгольского императора Хубилай-хана, а позднее отправился осматривать внушительные владения великого хана. В Венецию он вернулся двадцать четыре года спустя с большим грузом драгоценностей и с еще большим – невероятных историй. Почти доехав до дома, он попал в тюрьму в Генуе, которая воевала с Венецией, и, чтобы разогнать скуку, диктовал собрату по заключению «Книгу о разнообразии мира».

Азия Марко Поло была на удивление лишена «чудовищных народов»: он выплеснул холодную воду на огнеупорную саламандру и преобразил единорога в гораздо менее грациозного носорога. Он – или его сосед по острогу – не устоял перед любимыми легендами: алмазы, как объяснялось в «Книге», поедаются белыми орлами, которых заманивают в населенные змеями расселины сырым мясом, а после индусы выковыривают алмазы из птичьего гуано, но в целом его повествование представляет собой отчет практичного бизнесмена, – вот почему он так поражает при чтении. Китай Марко Поло описывает как мирную и процветающую страну, обладающую большими землями и большими богатствами, царство бесчисленных городов, построенных с колоссальным размахом, поскольку в каждом тысячи мраморных мостов и гавани со множеством плоскодонных судов. Согласно Марко Поло, на расстоянии полутора тысяч миль от Китая (слишком завышенная оценка, которая весьма сильно ободрит генуэзского мореплавателя по имени Христофор Колумб) находилась Япония, крыши дворцов которой были из золота. Поло оказался первым европейцем, сообщившим о существовании Японии и Индокитая; также он первым из известных европейцев достиг Индии, он же первым привез сведения о том, что многие ее пряности происходят с островов, лежащих еще дальше на восток, и даже привел их точное число – 7448.

Монголы так и не завоевали Индию, и лишь очень немногие выходцы с Запада добрались туда после Марко Поло. В 1291 году, незадолго до того, как он изумил своим возвращением Венецию, два монаха-миссионера [204]204
  К 1340 году девятимесячное путешествие из Крыма в Пекин стало настолько обычным явлением, что удостоилось собственного путеводителя. Его автор, флорентийский купец Франческо Пеголотти, заверял читателя, что дорога «совершенно безопасна, будь то днем или ночью», хотя и советовал из предосторожности отпустить длинную бороду. Вдоль описанного маршрута селились итальянские купцы, а вскоре последовали несколько путешественников из других стран Европы. Прибыв к монгольскому двору, один папский посол с удивлением обнаружил там нескольких русских, англичанина, парижского ювелира и француженку, похищенных в Венгрии. См.: Pegolotti. Pratica della Mercatura in Henry Yule and Henri Cordiner, transl. and eds. Cathay and the Way Thither, Being a Collection of Medieval Notices of China (London: Hakluyt Society, 1913–1916), 3:143–171.


[Закрыть]посетили Индию по пути в Китай, вскоре за ними последовал бесстрашный доминиканец по имени Иордан де Северак, который большую часть жизни единолично поддерживал существование крошечных христианских общин, созданных его предшественниками. И Иордан, и его собрат-францисканец Одорико ди Порденоне [205]205
  Это были Джованни Монтекорвино, будущий архиепископ Пекинский, и доминиканец Николай из Пистойи. Джованни более года проповедовал на Коромандельском полуострове в Индии; Николай там умер.


[Закрыть]записали рассказы о чудесах Индии, которые сильно приукрасили, дабы привлечь новых рекрутов, но и в них тоже содержались свежие сведения. Одорико наконец разъяснил, что перец растет на лианах и высыхает на солнце; он добавил, что по рощам бродят крокодилы, но животные эти пугливые и убегают от малейшего огня. Другой францисканец Джованни Мариньола, отправившийся в 1338 году посланником папы римского в Китай и пятнадцать лет странствовавший по Азии, описал сбор урожая перца и лишил мистического ореола людей со ступнями как зонты – познакомив Запад с зонтом от дождя и солнца.

Изо всех новых откровений брата Одорико наибольшее возбуждение вызвал рассказ о том, что перец в Индии в таком же изобилии, как зерно в Европе; урожай, предполагал францисканец, растет только на Малабарском берегу [206]206
  Этот монах совершил путешествий едва ли не больше всех прочих европейцев средневековой Европы. Выехав из Константинополя, он направился в Тавриз, затем посетил Багдад и Ормуз, сел на корабль до Индии и посетил Цейлон (Шри-Ланку), после двинулся на Суматру и Яву, а уже оттуда добрался до Китая.


[Закрыть], орошаемом муссонными ливнями на юго-западном побережье Индии, но путнику потребуется восемнадцать дней, чтобы из конца в конец пересечь плантацию. Как раз такие известия разжигали ярость европейцев на разорительные цены за кулинарные добавки. Чем реальнее становилась для Запада Индия, тем больше былое благоговение перед невероятной редкостью пряностей отвергалось ради новых историй об их абсурдном изобилии. Пряности, как начали утверждать полемисты, растут на Востоке повсюду и ничего не стоят, а враги христианского мира измышляют различные байки и манипулируют поставками и ценами.

Для многих чаша терпения переполнилась. Огромные пространства суши, описанные Марко Поло, были неизвестны как античным, так и христианским географам, и его утверждения местами встречали недоверие. Его голос был одним из многих, и другие путешественники продолжали распространять и приукрашивать старые истории, – случалось, даже не выезжая из дома. Фантастические «Путешествия сэра Джона Мандевиля», написанные скорее всего в середине XIV века французским лекарем из Льежа, включали все вплоть до псеглавцев, нюхателей яблок и одноглазых великанов и у читающей публики снискали большую популярность, чем трезвый отчет Поло. Вымышленный Мандевиль «объехал» значительную часть Востока, Китая и Индии и даже завернул в горы Райского сада с его бурлящим источником и стеной из огненных мечей. Его проводник убедительно настаивал, что перечные плантации все-таки заселены змеями, хотя этих змей легко прогнать при помощи лимонного сока и улиток. А еще он добавлял, мол, пресвитер Иоанн обрел несметные богатства благодаря своим обширным перечным лесам и сапфирам и изумрудам, посверкивающим в его реках. Владения пресвитера орошает источник чудесных вкусов и ароматов, исцеляющий любые болезни и сохраняющий всех в возрасте тридцати двух лет, – ровно столько было Иисусу Христу, когда его распяли.

С падением монголов сухопутные пути стали небезопасны и в конечном итоге непроходимы, и любая торговля между двумя континентами практически прекратилась. Манящая понюшка Востока вскоре ушла для Европы в область смутных воспоминаний, и сложнее, чем когда-либо, стало отделить факты от подкрепленных вековыми традициями вымыслов. Однако стало мучительно ясно, что с утверждением турок в Константинополе любая надежда Европы принять участие в торговле пряностями окончательно утрачена. И это были не сетования эпикурейца: сложившаяся ситуация создавала серьезную угрозу для экономики, политических структур и даже для религии Европы. Когда цены взлетели до заоблачных высот, а спрос и не думал снижаться, навязчивое желание сохранять видимость роскоши привело правящие классы – включая несколько королевских дворов – на грань серьезных финансовых затруднений. И хуже того: вероятность, что все богатеющей Восток может постучаться в двери обедневшей Европы, как будто предвещала гибель христианства.

Среди европейских держав при новом порядке вещей наибольшие потери могли понести Венеция и Генуя. Столетиями две морские республики соперничали за контроль над торговлей с Востоком. Один иностранец, посетивший в XV веке Венецию, был поражен, обнаружив, что тут как будто заключает сделки весь свет. «Кто мог бы сосчитать лавки, – изумлялся он, – так хорошо обустроенные и заполненные, что кажутся складами, со множеством тканей всяческого рода – гобеленов, парчи и занавесей разного изготовления, всякого рода ковров, камлотов всякого цвета и текстуры, всевозможных шелков; и великое множество складов, полных пряностей, бакалейных товаров и лекарств и столь прекрасного воска! Все это поражает увидевшего их» [207]207
  Эта узкая прибрежная равнина на юго-западе Индии между Аравийским морем и Западными Гатами сегодня поделена между штатами Керала и Карнатака.


[Закрыть]. Богатство обоих городов зиждилось на регулярных поставках предметов роскоши из Азии, а поставки эти иссякали.

Тем не менее когда венецианские советники собрались в недавно отстроенном Дворце дожей, архитектура которого была вдохновлена мечетями, базарами и дворцами Востока, они видели перед собой не катастрофу, а выгодную возможность. У здешних купцов еще сохранялись контакты с контрагентами в странах Востока помимо Османской империи, а поскольку исламский контроль над торговыми путями был практически полным, у остальной Европы было меньше, чем когда-либо, шансов конкурировать с Венецией. Стоящая одной ногой на воде, Венеция всегда лишь непрочно крепилась к Европе: для соседей ее власть имела холодный, жесткий отлив, а вопросы веры зачастую бледнели перед интересами коммерции. «Siamo Veneziani, poi Christiani, – любили говаривать граждане республики. – Сначала венецианцы, потом христиане».

Всего через несколько месяцев после падения Константинополя туда уже вернулись купцы обеих республик, чтобы закупать у османов предметы роскоши и по завышенным ценам продавать затем своим клиентам. Тройственное согласие продлилось недолго: завоевательский взор Мехмеда вскоре обратился на заморские колонии Венеции, и наперекор своим же интересам республика оказалась втянута в собственный крестовый поход. Но для остальной Европы победы османов были лишь одной из многих проблем. Мехмед собирался отвоевать Египет у мамлюков, и египетский султан направил в Италию череду ослепительных посольств в преднамеренной попытке выбросить собратьев-мусульман с рынка. Одна такая делегация прибыла во Флоренцию с многочисленными дарами: смолой бальзамического и стираксового деревьев, мускусом, деревом алоэ, имбирем, муслиновыми тканями, китайским фарфором, чистокровными арабскими лошадьми и жирафом [208]208
  Каноник Пьетро Касола. Цитируется по: Brotton. The Renaissance Bazaar, Этот миланский священник посетил Венецию в 1494 году.


[Закрыть]. Другая достигла Венеции, и республика вскоре перенесла большую часть своей торговли в древний египетский порт Александрия.

Остальная Европа сочла такое решение сущим скандалом, ведь итальянские купцы сговаривались с мусульманами, чтобы завладеть торговлей пряностями, и делали это за счет собратьев-христиан. Как обычно случается, необходимость подтолкнула искать новых путей и средств: когда мусульмане снова сосредоточились вдоль сухопутных границ Европы, идея достигнуть Востока морем перестала казаться такой уж нелепой.

Эта мысль была все еще настолько радикальной, что мало кто о ней задумывался, но не совершенно новой. Еще в 1291 году, когда последняя твердыня христиан в Святой Земле попала в руки египтян, два брата-генуэзца приступили к осуществлению теоретически самоубийственного плана. Уголино и Вадино Вивальди снарядили две весельные галеры для десятилетнего путешествия и отплыли с намерением достичь Индии, пройдя вокруг Африки. Они прошли на веслах Средиземное море и миновали Геркулесовы столбы, – после о них больше не слышали, но легенды утверждали, что они все-таки обогнули Африку, прежде чем попасть в плен к неожиданно враждебному пресвитеру Иоанну. Никто не будет пытаться повторить их подвиг до тех пор, пока два столетия спустя не поднимет паруса Васко да Гама, но идея, что морская торговля на Востоке ключ к тому, чтобы понемногу подорвать ислам, сделалась догмой и то и дело всплывала в кипах пропаганды, выходящей из-под пера поборников возрождения крестовых походов.

В 1317 году доминиканский миссионер по имени Уильям Адам написал пространную памятную записку некоему кардиналу, приходившемуся племянником папе римскому. Его меморандум был озаглавлен «De modo Sarracenos extirpandi» – «Как стереть с лица земли мусульман». Адам провел девять месяцев, разведывая Индийский океан, и рекомендовал заручиться поддержкой монголов Ирана, чтобы при помощи генуэзских галер развернуть морскую блокаду Египта. «Все, что продается в Египте, – объяснял он, – как то перец, имбирь и прочие пряности, золото и драгоценные камни, шелка и те роскошные ткани, окрашиваемые в цвета Индии, и прочие ценности, покупать которые купцы спешат в Александрию и тем самым подвергают себя опасности отлучения от церкви, все это везут в Египет из Индии» [209]209
  Там же, 2.


[Закрыть]. Если верить Адаму, на монгольской территории уже были построены две генуэзские галеры, которые на веслах спустились по Евфрату в Индийский океан, но соперничающие фракции среди экипажей вскоре обратились друг против друга, и все погибли, не успев отплыть далеко. Семь лет спустя Иордан де Северак, монах-доминиканец, взявшийся основать католическую церковь в Индии, писал своему ордену, вторя призывам Адама послать в Индийский океан корабли, чтобы начать новый крестовый поход против Египта. «Если бы только наш господин, святой отец выслал несколько галер в море, – убеждал он, – какое благо бы это принесло! И какой урон и разрушение султану Александрии!» [210]210
  Цитируется по: C.F.Beckingham. «The Quest for Prester John», in C.F.Veckingham and Bernard Hamilton, eds. Prester John: The Mongols and the Ten Lost Tribes (Aldershot, UK: Variorum, 1996), В 1322 г. Адам стал архиепископом Султании (совр. Сольтани) и тем самым главой католической церкви в Персии.


[Закрыть]Он ненадолго вернулся в Европу, чтобы реализовать свой план, и в 1329 году папа римский послал его в Индию епископом, но если верить слухам, вскоре по возвращении доминиканца забили камнями.

Приблизительно в это же время итальянский государственный деятель Марино Санудо Торселло составил подробнейшее руководство по возрождению крестовых походов [211]211
  Цитируется по: Harry W. Hazard. ed. A History of the Crusades, 2nd ed. (Madison: University of Wisconsin Press, 1975), 3:Северак стал впоследствии епископом Квилона (совр. Коллам).


[Закрыть]. К нему прилагалась подробная, пусть и неточная карта, и оно тоже выступало в пользу блокады с моря. На утрату последнего христианского порта в Святой Земле папство ответило запретом всяческой торговли с исламским миром, но вскоре Рим стал даровать разрешения европейским купцам в обмен на щедрые пожертвования. Санудо убедительно доказывал, что, обменивая богатства Европы на пряности, христианские купцы субсидируют войны ислама с христианскими армиями. Вполне очевидно, подчеркивал Санудо, что одних только военных экспедиций недостаточно для того, чтобы выбить мусульман из Святой Земли. Для этого требуется тотальное эмбарго на торговлю, подкрепленное угрозой отлучения от церкви и галерными патрулями; блокада нанесет турецкому султану смертельный удар, поскольку его богатства проистекают из контроля над торговлей пряностями. Крестоносный флот тогда мог бы подняться по Нилу и завершить дело. Со своей новой базы в Египте рыцари могли бы, заключив союз с монголами, напасть на Палестину и вернуть Иерусалим. Наконец, в Индийском океане был бы создан флот, который контролировал бы по его побережьям население и торговлю. Санудо представлял свой проект двум папам подряд и даже королю Франции, но поскольку план требовал совместных и согласованных действий сварящихся государей Европы, дело закончилось ничем.

Пока истощенные великие державы отметали каждое следующее предложение как очередные полеты фантазии, крошечная Португалия деловито готовилась проложить путь.

На старых mappae mundi – картах мира – не было места для Южного полушария. Вопреки расхожему мнению картографы не считали Землю плоской [212]212
  Трактат Санудо «Liber secretorum fidelum cruces» был представлен сначала папе Клименту V в 1309 году, а затем, с поправками, королю Франции Карлу IV в 1323 году. Помимо карт, Санудо приводил уже готовые планы сражений и большое количество сведений по логистике.


[Закрыть], но просто полагали, что в Антиподах, землях ниже экватора, никто не живет. Сам экватор повсеместно считался кольцом из языков пламени, а поскольку Ноев ковчег пристал к горе Арарат на севере, трудно было себе представить, как люди могли добраться на юг. Кроме того, они оказались бы недостижимы для слова Божия, которое, как утверждалось в Новом завете, разошлось по всей земле [213]213
  Представление, что все до Колумба считали землю плоской, выдумка XIX века, распространяемая главным образом в фантастическом сочинении Вашингтона Ирвинга «Жизнь и плавания Христофора Колумба» (1828). См.: Jeffry Burton Russell. Inventing the Earth Flat: Columbus and Modern Historians (New York: Praeger, 1991).


[Закрыть].

Когда картина мира пошатнулась и рухнула, картография претерпела революцию. Десятилетиями средневековые карты были причудливым смешением средневекового и современного: основанные наполовину на удивительно точных схематичных рисунках мореплавателей-каботажников, наполовину полнящиеся черными великанами, поедающими белокожих чужеземцев, или женщинами-рыбами, которых называли сиренами. Когда передовые картографы начали искать более надежные сведения об отдаленных регионах земного шара, они, как это было со многим в эпоху Ренессанса, возвращались к античности.

В 1406 году «География» Птолемея вновь возникла на Западе – в багаже ученого, бежавшего от турок из Константинополя. Птолемей, римлянин, живший в Египте во II веке н. э., был первым географом, давшим подробные инструкции, как представить земной шар на плоскости, он же первым предоставил полный географический справочник каждого известного места на земле. «Географию» быстро перевели на латынь, и вскоре она стала обязательным томом в библиотеке любого уважающего себя светского правителя, клирика или купца. Признаком долгой изоляции Европы было то, что возвращение более чем на тысячу лет вспять стало скачком вперед в знании. Христианские географы полагали, что шесть седьмых земли составляет суша, и воображали себе единый сверхконтинент, окруженный единым Морем-Океаном. Птолемей распределял свои континенты на прозрачно-голубом фоне, и его карты давали картину поразительного водного мира, где океаны могли привести куда угодно.

То есть куда угодно, но не вокруг южной оконечности Африки. Африка Птолемея не имела конца: ее восточное и западное побережья внезапно поворачивали под прямым углом и тянулись вдоль нижнего края страницы, как хвост горбатого кита. Восточное удлинение заворачивалось, чтобы воссоединиться с длинным, тянущимся на юг отрогом Азии, и превращало Индийский океан в гигантское запертое сушей озеро.

Заново открытая «География» Птолемея радикально изменила представление Европы о земном шаре, но один дерзкий картограф поддался духу времени и рискнул пойти еще дальше. В 1459 году король Альфонсу Португальский заказал новую карту мира прославленному фра Мауро из Венеции. Фра Мауро, содержавший картографическую мастерскую при своем монастыре на острове Мурано, соединил Птолемея и Марко Поло и добавил сведения, полученные от еще более бесстрашного венецианского искателя приключений Никколо де Конти, который, покинув родной дом в 1419 году, выучил арабский язык и фарси, переоделся купцом-мусульманином и двадцать пять лет странствовал по Востоку [214]214
  Послание к Римлянам Святого апостола Павла, 10:18.


[Закрыть]. На карте фра Мауро Африка обрывалась незадолго до окончания страницы, и из Атлантического в Индийский океан вел узкий пролив [215]215
  История де Конти достойна полного изложения. Венецианец выучил арабский в Сирии и фарси в Иране, а после отправился с мусульманскими купцами в Индию. Там он женился и возил за собой все растущий выводок детей по Индонезии и Индокитаю, Аравии и Восточной Африке. В Каире он, чтобы защитить детей, принял ислам, но почти сразу же чума унесла его жену и двух из четырех детей. Он отправился домой и искал папской аудиенции, чтобы испросить прощения за то, что отрекся от веры; в наказание папа велел ему продиктовать отчет о его странствиях Погго Браччьолини, папскому секретарю и известному гуманисту. Невзирая на иногда встречающиеся фантазии (том числе историю о двух соседствующих островах, один из которых населен исключительно мужчинами, а другой – исключительно женщинами, чьи любовные похождения трагически обрывались, поскольку отсутствовавшие на своем острове более года падали замертво), его повествование подкрепляет одни и проясняет другие сведения Марко Поло, а также является крупным вкладом в свод знаний Европы об Индийском океане. Перевод на английский Джона Уинтера был опубликован в 1875 году и в исправленном варианте см.: Lincoln Davis Hammond, ed. Travelers in Disguise: Narratives of Eastern Travel by Poggio Bracciolini and Ludovico de Varthema, (Cambridge, MA: Harvard University Press, 163).


[Закрыть]. Именно этот дерзкий монах подал заманчивую мысль обогнуть Африку, и все же его сенсационное предвидение было основано на недопонимании.

В Индии Никколо де Конти услышал про заходящие иногда в ее порты огромные китайские плоскодонные суда. У этих гигантских многоярусных кораблей было по пять мачт и колоссальное рулевое колесо, укрепленное на навесном мостике за кормой. Корпусы кораблей имели три слоя обшивки, чтобы выдержать шторма, а трюмы были разделены на несколько отделений, чтобы, даже получив пробоину, корабль все равно оставался на плаву. Внутри находились ряды кабин с запирающимися дверьми и отхожими местами; в садиках на палубах выращивали травы и пряности. Эти плоскодонные суда были несоизмеримо больше любого европейского корабля, а ведь являлись далеко не самыми крупными, что в Китае спускали на воду.