Текст книги "Москва не принимает"
Автор книги: Наталья Андреева
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Полдень
– Вон тот мужчина все знает, – кивнула стоящая впереди дама на столик, за которым попивал коньяк Геннадий Мануков.
– А кто он такой? – поинтересовался господин в спортивном костюме.
– Говорят, большой начальник.
– Начальник чего?
– Господи, какая разница? Сегодня чиновник руководит отделом в Министерстве здравоохранения, а завтра с тем же успехом рулит сельскохозяйственной отраслью. У нас образование никакого значения не имеет, скорее наоборот.
– Хорошо, если в молодости он хотя бы на скрипке не пиликал, – усмехнулся спортивный мужчина. – А то когда гуманитарии рулят экономикой или, того хуже, руководят запуском в космос ракет, совсем труба.
– Да уж! – подхватила дама. – Непрофессионалы все и развалили!
«А в самом деле, – задумался Алексей. – Надо бы узнать, какое у Манукова образование? И в каком именно министерстве он работает? Не знаю, что мне это даст, но иногда ключ от замка с секретом лежит там, где его меньше всего придет в голову искать».
– What do you want? – Он вздрогнул.
– Заказывайте, не тяните! – прошипели ему в спину.
– Сэндвич? Кофи? По-ку-шать? – улыбаясь, с сильным акцентом выговорила симпатичная итальянка за стойкой буфета.
– Два сэндвича. Ту, – он поднял вверх два пальца. – Нет, три. Фри. Энд кола. Ту.
– Прекрасный английский! – ехидно сказали за спиной.
– Как могу, – огрызнулся он.
– Главное, чтобы поняли, – пробасили слева.
– Bacon? Chicken? Vegetarian?
– И бэйкон, и чикен, – кивнул он. – Анд фиш.
– O’key, – засуетилась итальянка.
– Нам хоть оставь, – прошипели в спину.
– Да ладно вам, еще подвезут! – заступился за Алексея все тот же миролюбивый бас. – Что им, деньги не нужны?
Прижимая к себе три разрезанных вдоль багета с разной начинкой и два стаканчика колы, Леонидов торжественно понес добычу семье. Увидев его, Ксюша сморщила носик, а Сергей тяжело вздохнул. Оба с трудом доедали точь-в-точь такие же сэндвичи.
– Откуда? – только спросил Леонидов.
– Па, ну я же взрослый, – пожал плечами Сережа. – Мама велела позаботиться о том, чтобы мы не умерли с голоду. Вот я и позаботился. – Сын кивнул на свертки, лежащие рядом с ним на незанятом стуле.
Леонидов молча свалил туда и свою добычу и протянул дочери стаканчик колы:
– Попей.
– Па, меня от этой колы уже тошнит, – заныла та. – Хочу молочка.
– Где ж я тебе возьму молочка, дочка? – Он начал оглядываться по сторонам. Потом сообразил: – Хочешь кофе с молоком? Папа сейчас принесет!
– Молочка, дочка, принесет мама, – раздался за спиной ехидный голос жены.
Он обернулся и увидел ее с телефоном в руке.
– Полдень, – озабоченно посмотрела на часы Саша. – Наш рейс задержали уже на два часа. Нам положены бесплатные прохладительные напитки!
– Ма, я хочу молока, – заныла Ксюша.
– Молоко будет потом.
– Александра, можно вас? – к ним протиснулась энергичная дама с ноутом в руке. – Я все уточнила. Согласно принятому закону, в случае если рейс задержали из-за плохих метеоусловий, нам положено следующее. Во-первых, комната матери и ребенка всем, кто с детьми до семи лет.
– За такое короткое время они вам ее вряд ли родят, – ехидно сказал Алексей. – Насколько я понял, здесь ничего подобного нет.
– Не перебивай, – одернула его жена. – По приезде в Москву мы напишем претензию и, если надо, подадим в суд!
– На кого? На итальянцев?
– На авиакомпанию!
– А при чем тут она?
– В конце концов, не это главное, – вернулась к списку энергичная дама. – В случае четырехчасовой задержки рейса нам положено горячее питание. И потом каждые шесть часов нас должны бесплатно кормить. Если задержка больше шести часов, то полагается бесплатная гостиница.
– Я сейчас буду звонить, – кивнула Саша.
– Желаю удачи, – хмыкнул Алексей.
– А ты не стой столбом! – накинулась на него жена. – Иди к тому начальнику и все узнай!
– К какому начальнику? – вытаращил глаза Алексей.
– К этому… Как его? Манукову! Спроси, не вылетел ли из Москвы наш самолет? И вообще все, что можно, узнать – выясни!
– Я и сам могу позвонить в Москву.
– Да какие у тебя связи? – поморщилась жена. – Даром что полицейский!
– Ваш муж – полицейский? – удивилась дама с ноутом.
– Не похоже, да? Тем не менее.
– Я бы подумала, что он директор школы, – слегка польстила Леонидову дама.
– Это я завуч, – тяжело вздохнула Саша. – А он – еще один мой ребенок. Большой, но не очень сообразительный.
«Славу богу, не сказала дурак, – надулся Леонидов. – А я еще хотел перед ней извиниться! Ну почему она меня все время унижает при посторонних?»
– Хорошо, дорогая, я сделаю все, как ты скажешь, – покорно сказал он и побрел к столику, за которым сидел Мануков.
– Пришел все-таки, – довольно хмыкнул тот. – Ну, садись.
Алексей отметил, что Геннадий Михайлович уже основательно набрался. Не сказать, что лыка не вяжет, но контроль над собой потерял. Сейчас начнет изливать душу. Алексей понял, что момент подходящий настал.
– Налейте-ка и мне коньячку, – попросил он, садясь. – Если, конечно, не жалко.
– Для хорошего человека мне ничего не жалко, – обрадовался Мануков. Видать, он скучал и не прочь был выпить в хорошей компании, а заодно и поговорить.
– Только чуть-чуть. Все! Стоп! – остановил его Алексей.
– Слаб ты на выпивку, мент, – усмехнулся Мануков. – А говорят, вы там, в органах, не просыхаете.
– Пить и я умею, – заявил Алексей. – Но надо знать место и время. Я не хочу, чтобы меня, как бревно, заносили в самолет. Здесь и так достаточно будет бесчувственных поленьев, – кивнул он на соседние столики.
И впрямь, узнав, что самолет из Москвы так и не вылетел, соотечественники устроились с комфортом. Сдвинули несколько клетчатых столиков и заставили их бутылками со спиртным и тарелками с нехитрой закуской. Сотрудники аэропорта им не препятствовали. Пусть уж лучше эти русские пьют, чем разнесут аэропорт, требуя горячего питания и гостиницы. Итальянцы еще не знали, что, напившись, русские все равно начнут разносить аэропорт. Столик Манукова был чем-то вроде штаба. Сюда то и дело подходили с вопросами:
– Ну, как? Информация из Москвы есть? Что там с нашим самолетом?
– Пока без изменений. Но работа идет, – важно отвечал Мануков.
«Момент подходящий», – вновь подумал Алексей и поднял свой стакан. – За здоровье! – Это была так называемая подводка к заветному.
– Хороший тост! – похвалил Мануков. Они выпили.
– А в самом деле, Геннадий Михайлович, сердечко не пошаливает? – подмигнул Алексей.
– Э, нет, сыщик, – рассмеялся тот. – Мотор у меня в порядке. Ты не гляди, что я пузо отрастил, – Мануков похлопал себя по объемному животу. – В Москве-то я регулярно хожу в боулинг-клуб. Да и в теннис играю.
– В какой? В настольный? – подколол Алексей.
– Зачем? – усмехнулся Мануков. – В большой. Так что со здоровьем у меня все в порядке. Я вообще никаких таблеток не пью.
– А ваша жена? Говорят, у нее желудок был слабый?
– Кто говорит? – удивился Мануков.
– Да тут ко мне одна дама прицепилась, – с притворной досадой сказал Алексей. – Врач. Принялась мне вдруг рассказывать, как пыталась выходить вашу жену, когда та отравилась. Извините, что затрагиваю неприятную для вас тему.
– У Люси и в самом деле были проблемы с желудком, – нахмурился Мануков. – Но она с собой возила таблетки, вот я поначалу и не забеспокоился. Подумал, что она, как обычно, выпьет пару своих пилюль, и все пройдет. И она так сказала. «Не вызывай, Гена, «Скорую», завтра со мной все будет в порядке». Поймите, нам не хотелось под конец отдыха загреметь в больницу. Люся прекрасно знала, что в понедельник мне на службу и что именно она нас кормит. И, черт возьми, неплохо кормит! – усмехнулся он. – У нее к тому же виза заканчивалась. Вы понимаете, сколько у нас возникло бы проблем?
– А так нет человека – и нет проблемы?
– Не смешно, – нахмурился Мануков.
– Извините. Значит, сердечников среди вас не было?
– Упаси бог, – замахал руками Геннадий Михайлович. – Даже в доме таких таблеток не держали!
«Значит, не он, – подумал Алексей. – Неужели кто-то из Катыковых?»
– Похоже, наш рейс задерживается еще на четыре часа как минимум, – посмотрел он на висящие напротив на стене часы.
– Скажи лучше, на пять, – усмехнулся Мануков. – Эх! Давай еще, что ли, вмажем?
– Чуть-чуть. Стоп! – Алексей вновь остановил его руку.
– А я выпью! – Геннадий Михайлович махнул полную рюмку коньяку. – Вот ты спрашиваешь, откуда я знаю Эльку?
«Я спрашиваю?» – удивился Алексей. Но Манукова останавливать не стал. Того, похоже, совсем развезло. На воспоминания потянуло.
– А я тебе расскажу. Это, брат, такая история…
Семнадцать лет назад
Геннадий
Гена Мануков рос послушным мальчиком. Его даже дразнили «ботаником». Учился он хорошо, всегда знал уроки, отвечал с охотой и с энтузиазмом занимался общественной работой, был правой рукой классного руководителя, с восьмого по девятый старостой, а в десятом выпускном классе стал комсоргом школы. Тогда все были обязаны вступать в комсомол, и Гена Мануков таким образом стал первым человеком после директора, с кем тот регулярно совещался насчет повышения показателей в учебе и организации досуга для старшеклассников. Программа осеннего бала или новогоднего вечера утверждалась сначала Геннадием Мануковым, и сама Королева осени, она же Снегурочка, первая школьная красавица, перед ним заискивала. Характеристику ему дали выше всяких похвал. Гена так смирился с этим прозвищем «ботаник», что и науку о растениях искренне полюбил. Впоследствии, когда он стал работать в Министерстве сельского хозяйства, школьное прозвище невольно вспомнилось.
«Вот вам и ботаник! – с усмешкой думал Мануков. – Где теперь вы все, двоечники-разгильдяи-прогульщики, такие независимые, и где я? Обскакал вас Генка Мануков!»
У него имелось одно неприятное качество: Мануков был завистлив. В юности это почти никак не проявлялось, зато потом наступило обострение. Болезнь под названием «зависть» стала резко прогрессировать после тридцати пяти. Мануков вдруг взялся ревниво следить за карьерой своих одноклассников, со временем убеждаясь, что ему повезло больше. Класс чиновников набирал силу, становился в стране хозяином, а Геннадий Мануков еще в школе освоил науку: как грамотно выдвигать себя на руководящую работу. Теперь ему это ох как пригодилось. Он довольно легко ввинтился в отлаженный механизм госслужбы, с усердием работающий на холостых оборотах, научился брать на себя ответственность, по сути, не отвечая ни за что, организовывать откаты так, что комар носа не подточит, и четко определил для себя круг людей, с которыми обязательно надо делиться. В общем, стал идеальным чиновником.
Мама у него была очень заботливая. Она буквально пылинки сдувала со своего обожаемого мальчика. От Гены никогда не требовали, чтобы он помогал по хозяйству, а потом не требовали, чтобы приносил деньги в семью. Манукову вполне устраивало, что ее сын работает младшим научным сотрудником в заштатном НИИ и зарплата у него копеечная.
– Ты, главное, учись, сыночек, – приговаривала она. – Собирай материал для кандидатской.
Он и не напрягался. Деньги зарабатывала мать, крутилась, как могла. Гена, правда, немного стеснялся, что она торгует на рынке, и никогда не помогал ей носить тяжелые сумки. Вообще на рынке не появлялся. Она и не требовала, приговаривая:
– Учись, сыночек. Только учись.
Лишь когда она умерла, Геннадий Мануков словно проснулся и вспомнил, для чего он рожден. Для карьеры чиновника. И с энтузиазмом принялся за дело. А умерла мама рано, и виноват в этом был он. И не только в том, что не помогал ей носить тяжелые сумки.
Причиной ее нервного заболевания, а впоследствии обширного инфаркта стала московская квартира, капитал, доставшийся им в наследство от бабушки, скромной деревенской женщины, сумевшей закрепиться в столице и получить здесь жилье. Простая доярка, она еще в советское время пробилась в депутаты Верховного Совета, да так и осталась в Москве, забыв о том, что когда-то к пяти утра бежала на ферму, где мычали томящиеся в нетерпении коровы.
Квартира была просторная, двухкомнатная, с огромными окнами, да еще в престижном районе, в доме, который строили специально для депутатов из глубинки. И комнаты раздельные. В одной жил Гена, в другой его женщины – бабушка и мама. Отца Мануков не помнил, вроде бы он был – в детстве мать говорила, – летчиком-испытателем, потом поняла: это уже смешно, и просто замолчала. Гена понял, что его родили, что называется, для себя, и вопросы задавать перестал. Бабушка умерла рано от инфаркта, сказался каторжный труд на ферме, которой она отдала большую часть жизни. То же потом случилось и с Гениной мамой: инфаркт и скоропостижная кончина. Но, как выяснил потом Геннадий Михайлович, передавалось это только по женской линии. Его неоднократно обследовали на предмет сердечно-сосудистых заболеваний и вынесли вердикт:
– Здоров как бык.
Их с мамой жизнь разбила женщина. Шерше ля фам, как говорится. Роковая красавица, в которую примерный мальчик Гена Мануков влюбился без оглядки. Ее звали Элиной. Она приехала из провинции, откуда-то с юга, покорять Москву. О родине своей Элина говорить не любила, и хотя в столице она за пару лет пообтесалась, но как говорила Генина мать, «деревенщина из твоей девки так и прет». Гена только отмахивался: не беда, вспомни бабушку.
Жгучая южная красота была главным активом Элины, а еще способность мгновенно приспосабливаться к любым условиям. Элина напоминала ящерицу, которая легко отбрасывает хвост, если ее пытаются за него ухватить. Она беспрестанно лгала и тут же от этого открещивалась, при малейшей угрозе разоблачения нагромождая новое вранье на предыдущее, от чего образовывались целые горы лжи, как потом понял Геннадий. Но в первый год он был просто ослеплен жгучей южной красотой Элины.
Разумеется, сначала Элина попробовала поступить в театральное училище, но срезалась в первом же туре и пока устроилась в ПТУ учиться на швею, лишь бы остаться в Москве. За пэтэушницами закрепляли койко-место в общежитии. Гене же она сказала, что готовится стать дизайнером женской одежды. А еще подрабатывает моделью и имеет на этом поприще огромный успех. Гена не раз напрашивался на показ мод, в котором участвует его красавица, но постоянно «не было билетиков».
Он долго не подозревал, что «дизайнер» целыми днями строчит на швейной машинке, трудясь над женским нижним бельем, над которым за границей все дамы хохочут. Сама Элина эти ужасные панталоны и жуткие лифчики, больше похожие на броню, не носила, доставала кружевное импортное белье, добывая через подруг открытки в салоны для новобрачных. Но страна уже начала разваливаться, зарплату повсеместно задерживали, и Элина, которая едва сводила концы с концами, прекрасно понимала, что Гена Мануков – ее последний шанс. Она ехала в Москву, предвкушая блестящую карьеру актрисы, оглушительный успех, но в толпе московских модниц сразу потерялась. Не больно-то ее оценили, даже с такой красотой. Ехать назад в провинцию ох как не хотелось. А Мануков был коренным москвичом, он хоть и жил с мамой, но в отдельной квартире, на нее Элина сразу положила глаз. Красавице кровь из носу нужна была московская прописка, время поджимало, и Элина поднапряглась.
У нее уже был некий опыт, а Гена оказался девственником, что ее приятно порадовало. Элина подумала, что без труда забеременеет, и тут уж его матушка никуда не денется. Та невзлюбила Элину с первого взгляда, тут же начала нашептывать обожаемому сыночку, что его красавица всего лишь наглая захватчица, что ей нужен не Гена, а его квартира, и как только она получит прописку, тут же пустится в свободное плавание.
– Вот увидишь, выживет она нас с тобой, и останемся мы, сыночек, бомжами. А она будет жить припеваючи. Наглая, злая. Брось ее, пока не поздно.
Но Гена, на радость Элине, был глух и слеп. Влюбился он крепко. И то! Элина ведь была красавицей! На нее многие заглядывались, и как тут не поверить, что она подрабатывает моделью? Сколько раз Мануков потом корил себя: надо было слушать маму! Но тогда…
Тогда он буквально упивался любовью Элины. Ее опытностью, неутомимостью и, как ему казалось, искренним желанием сделать его счастливым. Целыми днями, почти без выходных, мать вкалывала, Гена же себя работой не утруждал. Почти все его время занимала Элина. Сначала ей принадлежали только его дни, но потом она захватила и ночи. Потому что, несмотря на протесты Гениной мамы, они поженились. И Элина переехала жить к ним. На удивление Гены, вещей у нее оказалось немного, и ничего из того, что говорило бы о ее успешной карьере модели.
– Раздала подружкам, – не моргнув глазом, соврала Элина. – Им же не повезло так, как мне. Пусть хоть дизайнерским шмоткам порадуются.
Сама она торжествовала: жизнь удалась! Окрутила москвича, теперь не надо возвращаться домой, пусть там, на маленькой родине, все, а в особенности школьные подружки, обзавидуются. Но свекровь категорически отказалась прописать свежеиспеченную сноху. Сказала, как отрезала:
– Пусть сначала родит.
Элина не заставила себя долго ждать. Буквально через месяц после свадьбы она объявила Гене и его матери, что беременна. Мануков был на седьмом небе от счастья, а свекровь сказала:
– Ну что ж…
Это означало согласие. Как только родился внук, и его и Элину прописали в московской квартире. Работу Элина тут же бросила.
– Ну, какие сейчас показы мод, дорогой? Ты же видишь, что в стране творится!
То же самое произошло и с женской одеждой, которая, по словам Элины, теперь не нуждалась ни в каком дизайне.
– Магазины и рынки заполнены китайским барахлом, – презрительно говорила она. – У людей нынче совсем нет вкуса. Это надо пережить.
На робкие возражения Гены, что не обязательно сидеть дома, надо искать применение своим талантам, а главное, красоте, Элина задумчиво говорила:
– Я могла бы выиграть какой-нибудь конкурс красоты, за это вроде бы неплохо платят. И контракт на работу за границей можно заполучить. В качестве модели. Но я ведь теперь не мисс, а миссис. Вдруг обман раскроют?
Гена же еще и оказался виноват! В том, что сделал ее миссис!
Выручала их мать, которая стала мотаться за границу челноком, привозя оттуда, по словам Элины, «всякое барахло». Но это барахло их неплохо кормило. Гена уже не помнил, из-за чего вспыхнула ссора. То ли он упрекнул Элину в бездействии, то ли она в сердцах бросила: «Ты не мужик!» В результате словесной перепалки вдруг выяснилось, что они друг друга ненавидят. Элина его, похоже, вообще никогда не любила, Гену же за несколько месяцев достал беспрерывный детский плач, горы грязных пеленок и обслюнявленных распашонок, манная каша на завтрак и засаленный халат жены. Любовная лодка с треском разбилась о быт. Мануков женился на экстравагантной красавице, а получил в итоге заспанную неряху. Да еще и вечно ноющего ребенка в придачу.
В двадцать четыре года он оказался не готов стать отцом. Москва бурлила, в ней появилось столько соблазнов! Приятели звали попить пивка, смотаться на юг, к морю, покутить в сауне с девочками. Элина, а главное, ее ребенок камнем висели у Манукова на шее. Постепенно выяснилось и вранье, которым пичкала его Элина, чтобы выйти замуж. Мануков узнал и про швейное ПТУ, и про безобразные лифчики, над «дизайном» которых трудилась его красавица, и про показы мод, в которых она никогда не участвовала. Теперь Мануков презрительно называл жену «дизайнер панталонов», а она его не менее презрительно «бездельник».
В один прекрасный день на крик Манукова: «Собирай вещи и уматывай отсюда со своим ублюдком!» – Элина и в самом деле ушла. А потом начался кошмар. Жена подала на развод, а заодно и на раздел имущества. Главным имуществом была, разумеется, московская квартира. Они отчаянно стали за нее судиться. Элине удалось окрутить ушлого адвоката, который принялся энергично действовать, Мануковы же момент упустили. Государство встало на сторону матери и ребенка. В суде Элина рыдала, рассказывала, какая сволочь ее бывший, как он и свекровь буквально истязали ее и кроху. Геннадий же и его мать свято верили в справедливость судей и в то, что в стране есть законы. Изначально квартира принадлежала им, и, по их мнению, Элина не имела на нее никаких прав.
Решение суда их ошеломило. Элине и ребенку досталось две трети жилплощади, а Мануковым только одна. Это означало, что квартира подлежит размену на отдельную однокомнатную и комнату в коммуналке. И Геннадий с матерью получат комнату.
– Я же тебе говорила, – расплакалась мама.
Разумеется, Геннадий подал апелляцию. Еще полтора года они с Элиной ходили по инстанциям, но добиться отмены решения первого суда Манукову так и не удалось. Мать слегла от горя, и денег в доме не стало совсем. Элина же через своего любовника ловко находила нужных людей и действовала через них, не стесняясь давать взятки своим телом. А там было на что посмотреть. Она как-то быстро взяла себя в руки, поняв, чем ей грозит утрата привлекательности в глазах мужчин, стала ярко и модно одеваться и, что называется, расцвела. В итоге все суды Геннадий проиграл.
Нет, его не оставили бездомным, но когда они с мамой из просторной двушки с огромными окнами переехали в тесную коммуналку, похожую на муравейник, родительницу хватил удар. Похоронив ее, Геннадий впал в глубокую депрессию. Казалось, жизнь кончилась. Больше всего его бесило, что Элина празднует победу. Укатила небось с очередным любовником на юг, подбросив ребенка своей мамочке. Тещу Геннадий видел от силы пару раз, жена ее прятала от московской родни, стеснялась, и правильно! Но всегда была не прочь отсидеться у мамочки, сделать вид, что не получала никакой повестки в суд, да и малыша ей подбросить, чтобы окрутить очередного мужика.
«Ненавижу, – скрипел зубами Мануков. – Суки обе… Одна сука родила другую такую же… Ненавижу…»
Геннадий мечтал убить бывшую жену и даже строил долгими бессонными ночами планы кровавой мести. Он всерьез подумывал, где можно добыть пистолет. Остановило его только отсутствие денег. Оружие ведь немало стоит, да и киллер, если не браться за дело самому, дорого возьмет. А в доме ни копейки, от соевых магазинных пельменей с майонезом его уже тошнит. Хорошо, соседи оказались добрые, подкармливали его.
Геннадий с трудом все это пережил. Одно время даже хотел покончить с собой, но перетерпел. И как это часто бывает, нашлись люди, пожалевшие бедного парня, которого нагло обманула захватчица-провинциалка. И так крепко пожалели, что решили ему помочь. Сначала друзья потащили Гену на юг развеяться.
Он все время озирался по сторонам, ожидая столкнуться нос к носу с Элиной.
– Да ладно тебе! – смеялись друзья, хлопая Гену по плечу. – Юг большой!
«А мир тесен», – грустно усмехался он. Но тоска постепенно проходила. Романа он так и не закрутил, зато расслабился и перестал видеть мир исключительно в черном цвете. А возвращаясь поездом в Москву, Гена познакомился с чудесной девушкой по имени Людмила. Сошлись они на том, что оба разочаровались в любви. Он сразу понял, что Люда – полная противоположность Элине. Мягкая, хозяйственная, домашняя. А главное, добрая. Хотя тоже провинциалка, как и Генина бывшая. Но провинциалы, так же как и москвичи, бывают разные. Люда оказалась совершенно бескорыстной, это чувствовалось. Гене требовалась хозяйка в доме, он привык к тому, что бытом занимается мать, и не в состоянии был даже рубашку себе погладить. Поэтому он без колебаний предложил хорошенькой Люде переехать к нему.
– Поживем пока так, – сказал он. – Тебе жилье нужно, а мне поесть приготовить и полы в доме помыть. А там видно будет.
К его удивлению, Людина подружка Алина здорово ему помогла. Надавила на нее, стала уговаривать Люду принять его заманчивое предложение.
И та согласилась. Мало того, тянуть не стала, прямо с вокзала они поехали за вещами к ней на съемную квартиру. Этой же ночью очутились в одной постели, Манукову даже показалось, что Люда кому-то хочет отомстить такой поспешностью. Но выяснять подробности он не стал, то, что случилось, им обоим было выгодно. А любовь… Любовь пришла потом. Чуть позже. Но пришла. Когда появился достаток, родилась дочка и жена показала себя идеальной хозяйкой и верным другом.
С появлением Люды жизнь Манукова пошла на лад, и он приписывал это ей. Спокойная, уравновешенная жена действовала на него умиротворяюще. Когда Гене предложили маленькую, почти незаметную должность в министерстве за копеечную зарплату, она сказала:
– Соглашайся. Пора что-то менять в своей жизни. Я тебе помогу, поддержу.
Она в это время лежала в роддоме на сохранении. Мануков не без трепета ждал появления второго своего ребенка. К счастью, Надя оказалась полной противоположностью Теме. Очень спокойная девочка, вся в мать. Она почти не плакала, лежала в кроватке и сосала палец, привычка, от которой ее долго потом не могли отучить. Люда хлопотала по хозяйству, у нее в руках все горело. Мануков был занят только работой, даже против его посиделок с друзьями в спортбаре или в пивнушке жена не возражала. Но его теперь тянуло домой, где всегда было чисто и уютно, на плите ждал вкусный ужин, а в кроватке улыбающаяся дочка. Карьера его пошла в гору, а там случилось чудо.
Их старый дом снесли, и Мануковым дали отдельную двухкомнатую квартиру! Разумеется, Геннадий Михайлович, знакомый теперь с нужными людьми, подсуетился. Он научился решать проблемы, и никто не посмел бы сказать Манукову, что он «не мужик». Сказались бабкины гены, та была депутатом, и внука потянуло туда же, во властные структуры. А там и достаток пришел.
«Все возвращается на круги своя», – подумал он, с удовольствием оглядывая стены, только что оклеенные дорогими обоями. То, что начиналось так скверно, закончилось его триумфом. Он почти забыл об Элине. И о сыне, на которого никогда не платил алименты. Еще чего! Его и так обобрали до нитки! Надя была совсем крохой, когда первая жена вдруг объявилась и попросила подписать документы на усыновление Артема.
– Выбирай: или я подаю на алименты, или ты отказываешься от ребенка, и мы с тобой больше никогда не увидимся. И никаких материальных претензий.
– Богатого, что ли, нашла? – усмехнулся он.
– Не чета тебе! – с вызовом сказала Элина. – Ты меня знаешь, я своего не упущу. По судам затаскаю, жизнь тебе испорчу, если не пойдешь мне навстречу.
О ее способности выигрывать суды Мануков прекрасно знал, да и за карьеру свою опасался, Элина умела портить людям жизнь, поэтому он выбрал второй вариант. Да пусть подавится! Неизвестно, кого она там окрутила и зачем этому мужику нужен чужой ребенок, но ему, Геннадию Манукову, Тема не нужен совсем, ведь с ним связаны самые неприятные в жизни воспоминания. Если бы не Тема, Элина не получила бы при разводе отдельную квартиру и Генина мама не умерла бы от горя. Мануков невольно переносил на сына всю ненависть, какую испытывал к первой своей жене. Он безоговорочно подписал бумаги и попытался забыть их – первую жену и сына как страшный сон.
И забыл…
…Когда он снова увидел Элину, его бросило в жар. Она почти не изменилась, выглядела моложе своих лет и была в отличной форме. Красавица. Но Мануков видел перед собой не женщину, а ядовитую змею. Ненависть вспыхнула с новой силой. Геннадий Михайлович даже не сразу сообразил, что парень рядом с ней – его сын.
Невольно Мануков начал строить планы мести бывшей жене.
«Сдохни, сука! Сдохни!» – мысленно повторял он, с ненавистью глядя в ее затылок. Ему прекрасно был виден столик, за который усадили Катыковых. Чтобы не натыкаться взглядом на Геннадия, Элина намеренно садилась к нему спиной. А он скрипел зубами, видя, что эта сука процветает. И где, спрашивается, справедливость?! Почему ее бог не наказал за все горе, которое она причинила хорошим людям?! Себя Мануков искренне считал хорошим человеком, а вот Элину и ее нового мужа негодяями.
А тут еще Тема начал бегать за Наденькой! И та отвечала ему взаимностью! Этого, признаться, никто не ожидал. То, что его детей потянуло друг к другу, Манукова не удивляло. Голос крови, тут уж ничего не поделаешь. И почему рвет и мечет Элина, он прекрасно понимал. Брат и сестра не должны встречаться как парень с девушкой. Видимо, и муж Элины был в курсе. Когда подписывал бумаги на усыновление, фамилию-то небось запомнил. Да и в семейном архиве покопался, старые фото поизучал. Вот же свела судьба! Не скажешь же этим двоим, вообразившим себя влюбленными, правду?
И родители изо всех сил стали препятствовать встречам Темы и Наденьки наедине. С одной стороны, Элина закатывала сцены сыну, с другой – Мануков выговаривал дочери.
Людмила была единственной из четверки, кто не знал, что Надя с Темой – брат и сестра. Геннадий никогда не рассказывал ей о первой жене, даже имя ее забыл. И о том, что у него есть ребенок от первого брака, тоже. В его паспорте Тема записан не был, а спустя почти четыре года после своего рождения тот вообще исчез из жизни Геннадия Манукова.
С Людмилой они расписались не сразу, сначала пожили так, проверяя свои чувства. А когда пошли официально оформлять отношения, у обоих уже были паспорта нового образца. Паспорт Геннадия Манукова был девственно чист, он и начал все с чистого листа, когда сошелся с Людочкой Михайловой, которая так никогда и не узнала имени его первой супруги и его сына. Но почему-то именно Людмила особенно рьяно стала препятствовать встречам своей дочери с Темой.
Временами Геннадий просто не узнавал жену. Где та спокойная, уравновешенная женщина, которая вот уже семнадцать лет является его надежным тылом? За все годы совместной жизни – ни одной истерики! А тут словно прорвало!
«Климакс, что ли, начинается? – заволновался Мануков. – Вроде бы рановато». Но жена в одночасье превратилась в психопатку. Так и норовила вцепиться Элине в волосы, кричала на нее, устраивала скандалы. Это было похоже на ревность.
И Мануков стал доискиваться правды, которая, когда он ее узнал, потрясла его до глубины души. С этого момента ему стало понятно: узел, который завязался семнадцать лет назад, можно только разрубить, само это уже не разрулится. Слишком часто все четверо, и он сам, и Людмила, и Элина с Ренатом, повторяют слово «труп»…