Текст книги "Черное белое"

Автор книги: Наталья Андреева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Ты что?!

– На полу валялся, между прочим! Таких денег стоит!

– Это подарок!

– Ты будешь делать то, что я скажу, и ждать столько, сколько я скажу.

– Ненормальная!

– И сидеть здесь, в этом доме. Изображать глубокую скорбь. Если хозяин все-таки объявится, первое, что ты сделаешь, наберешь номер моего телефона. Который я сейчас запишу. На твоем лбу.

Валерия вытащила из сумочки авторучку, встала с кресла и подошла к кровати, на которой сидела девушка. Та удивленно вытаращила глаза. Валерия же ткнула авторучкой в гладкую, без единой складочки кожу на крохотном лобике, явно собираясь вывести на нем первую цифру.

– Ты что?! – взвизгнула блондиночка.

– Я же сказала, что запишу это на твоем лбу, – странно усмехнулась Валерия.

Девушка вскочила с кровати и опасливо попятилась к дверям.

– Пошутила. Здесь есть записная книжка. Которую ты целыми днями будешь самым тщательным образом изучать. И поскольку делать тебе все равно нечего, я завтра привезу кассеты, которые ты будешь слушать.

– Какие кассеты? – наморщила лобик блондиночка.

– Уроки английского языка. И на всякий случай испанского.

– Еще чего!

– Надо заняться самообразованием, милая. Давно пора. Полгода ты будешь умной, прилежной, послушной девочкой, а потом… Потом посмотрим. – Говоря все это, Валерия достала записную книжку в черном кожаном переплете, на картонной обложке, с внутренней стороны, огромными цифрами записала номер своего телефона. Потом книжку отдала девушке.

– Я не выдержу, – вздохнула та.

– Выдержишь. Куда ты денешься? И если Павел Мошкин все-таки объявится, не пытайся первым делом затащить его в постель. Только когда я тебе это разрешу.

Блондиночка хихикнула. Потом загадочно спросила:

– По-твоему, я полгода должна жить вообще без мужчин?

– Тебе давно пора сделать перерыв. Ну-ну, не скули! Я подумаю над этим вопросом. К сожалению, у меня дела сегодня. Не могу остаться ночевать. А утром надо ехать в больницу к сестре. Поужинай одна. Из дома не высовывайся. Завтра позвоню, ты выйдешь и будешь ждать меня на перекрестке. Займемся делами. Ну, иди сюда, мое светлое будущее! Я тебя поцелую!

Когда блондиночка подошла с некоторой опаской, Валерия обняла ее и чмокнула в гладкую розовую щечку:

– Держись, девочка! И все у нас будет хорошо. Мы ведь делаем все это для нашей семьи. Для тебя, для меня, для него. Чтобы жить всем долго и счастливо, не думая о том, где взять денег на наши маленькие радости. Держись.

…Когда Валерия выходила из дома, девушка, распахнув окно на втором этаже, грустно смотрела ей вслед. Налетел порыв ветра. Высокие тополя старели на глазах, целыми пригоршнями роняя на землю желтые листья. Валерия Летичевская шла, не оборачиваясь. В руках у нее по-прежнему была черная сумочка, и еще… Еще сверток, где лежали фотографии. Этим вечером предстояло как следует поработать.

ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА

Раздался телефонный звонок. Секунд десять Валерия слушала, как верещит аппарат. Хотя надо было только руку протянуть. Веселый чертик, хихикая, строил рожицы.

– Пошел к черту, – вслух сказала она. Черт, убирайся к черту. И протянула руку к телефонной трубке:

– Да?

– Валерия? Это Саша.

– Саша? Какой… Ах, да! Конечно!

– Как Соня? – поинтересовался он.

– Лучше. Уже лучше. Но, кажется, впала в глубокую депрессию. Лежит, отвернувшись к стене. Со мной, естественно, разговаривать не хочет. Не хотите ее навестить?

– Сегодня?

– А почему бы нет? – «И в самом деле. Почему бы не сегодня? Депрессия – это хорошее состояние. Весы ведь можно качнуть и в другую сторону».

– Во сколько мне подъехать?

– Я как раз собираюсь в больницу. Встретимся там через час.

Она не стала торопиться. Подошла к зеркалу, начала внимательно изучать свое лицо. Загорела, похудела. В общем-то это хорошо, но синие круги под глазами стали заметнее. Если внимательно приглядеться, видны тоненькие морщинки в уголках глаз. Столько переживаний из-за этой девчонки! Но надо сломить ее упрямство.

…В белом халате он ей не нравился. Красивый мужчина, надевающий белый халат – это вызов. Сразу возникают противоречивые чувства: с одной стороны, надо рассказать ему о своих неприятностях, о которых и близким-то людям говорить не хочется, а с другой… – «О чем это я? Он пришел не ко мне».

– Ну как наша больная?

«А ты об этом сегодня уже спрашивал! Надо бы, милый, потихоньку двигаться дальше…»

– Что касается физического состояния, то гораздо лучше. Анатолий Борисович говорит, что Соня идет на поправку. Кости скоро срастутся… Наша беседа состоится там же, где и в прошлый раз?

Валерия очень удивилась, когда в больнице объявился оперуполномоченный. И невольно напряглась. В чем дело?

– У меня есть кое-какая информация. У врача хотел спросить: надо больной об этом знать или не надо?

«О чем?» – вцепилась в него взглядом Валерия.

– Александр Сергеевич, отойдемте в сторонку, – позвал психиатра оперуполномоченный.

Они о чем-то шептались, Валерия места себе не находила. Напряженно прислушивалась, надеясь уловить, о чем идет разговор. «Я думаю, можно», – была последняя фраза, которую сказал молодой врач. Что можно? Принесла же тебя нелегкая! И чего неймется?

Наконец в сопровождении медсестры появилась Соня. Она казалась полусонной и вела себя спокойно. Никакого всплеска эмоций при виде старшей сестры не последовало.

– Здравствуй, Сонечка, – ласково улыбнулась Валерия. – Как ты себя чувствуешь?

– Не знаю. Я сяду?

– Конечно, конечно, – засуетилась Валерия и схватилась за стул. Словно хотела посадить сестру там же, у порога.

– Или лягу на кушетку? – спросила Соня. – Как хотите.

– Вам уже лучше? – подошел к ней молодой врач.

– А этот? Опять здесь? Зачем? – покосилась Соня на оперуполномоченного.

– У Валентина Сергеевича есть какая-то важная информация, – сладким голоском протянула Валерия.

Соня на это сообщение никак не отреагировала, только обвела глазами присутствующих и наморщила лоб:

– Кого-то не хватает.

Анатолий Борисович сегодня занят.

– Ах, да! Этот старый зануда! – Соня впервые позволила себе хоть какую-то эмоцию. Но потом равнодушно переспросила: – Ну так что? Мне лечь на кушетку?

– Как вам удобнее, – сказал начинающий психотерапевт. – Ну что, приступим?

Соня расположилась на кушетке.

– Задавайте ваши вопросы.

– Начнем, пожалуй, с детства. Соня, с каких лет вы себя помните?

– Пожалуй, лет с пяти. В детском саду я была влюблена в мальчика, которому родители подарили новенький двухколесный велосипед. Мальчику было девять, он жил в нашем дворе. Я любила его целых три года. Но я не уверена. Может быть, мне все это приснилось? Последнее время все воспоминания словно в какой-то дымке. Туман в голове. Я ведь употребляла наркотики. Несколько лет. И то, что происходило между яркими вспышками образов, которые невозможно передать словами… Все это смутно. Я не умею объяснить.

– Валерия Алексеевна?…

– Соня росла болезненной девочкой. Из-за этого она не ходила в детский сад. Вернее, поначалу ее туда отдали. Но потом начались проблемы. Бесконечные болезни, болезни… Я сама ее пару раз водила, прекрасно это помню. Я ведь была уже взрослая. А насчет того мальчика… Да, было. Она из-за этого и не хотела ходить в сад. Он ездил по двору на новеньком двухколесном велосипеде, и вытащить Соню со двора было невозможно.

– Ты помнишь мальчика на велосипеде? – удивилась Соня. – Значит, ты была в моей жизни раньше? Это не сон?

– Милая, помнишь, как ты полезла на дерево и упала? Как раз из-за этого мальчишки. Хотела доказать ему, какая ты храбрая. У тебя на плече остался шрам. На левом плече. Тебе наложили шов.

– Соня! Что с вами? – заволновался врач, увидев реакцию Сони.

– У меня, действительно, есть шрам на левом плече, – успокаиваясь, сказала она. – Но я не лазила ни на какое дерево. Упала с качелей. В детстве я любила прыгать с качелей. Раскачивалась чуть ли не до «солнышка» и спрыгивала. Упала неудачно. На какую-то железку. Слишком далеко улетела. Распорола плечо. Но это было… Да, из-за него. Из-за мальчишки на велосипеде. Но… Какое еще дерево?

– Валерия Алексеевна?

– Соня вообще-то была жуткой трусихой. Не могу себе представить, чтобы любимым ее развлечением было прыгать с качелей, раскрутившись до «солнышка».

– Я была трусихой? Да я никогда ничего не боялась!

– Соня, вы опять волнуетесь.

– Я просто не могу понять, как так выходит. Все мои слова она словно выворачивает наизнанку!

– Ну хорошо. Оставим детские воспоминания. По-вашему, почему вы стали употреблять наркотики?

– Почему? Да они же сослали меня за границу! С глаз долой! Когда я стала им мешать! Мама бросила отца, чтобы выйти замуж за богатого. То есть, сначала мы жили хорошо. У меня было все. Отец работал на стройке, мама официанткой в ресторане. Она приносила продукты. Дефицитные продукты. Как раз были времена страшного дефицита. В магазинах выстраивались огромные очереди. За всем. Отец доставал дефицитные стройматериалы, потом продавал их, и были деньги. Мы жили в маминой квартире. То есть… Моя бабушка рано умерла, а она воспитывала маму одна. Сначала мы жили вчетвером: бабушка, папа, мама и я. В двухкомнатной квартире, в старом доме. Во дворе которого катался на двухколесном велосипеде тот самый мальчик. В которого я была влюблена. Меня водила гулять бабушка. Мама работала, папа работал, а бабушка водила меня в садик и во двор гулять. Ну, вот видите! Видите! Я же прекрасно все помню!

– Продолжайте. – Врач переглянулся с оперуполномоченным.

– Старый двор, старый дом. Двухкомнатная квартира на третьем этаже. Бабушка умерла, и мы остались втроем. Да, я ведь помню, как она была против отца! Я прекрасно это запомнила. Она сказала что-то вроде: «Не могла найти себе москвича». И еще: «Я не хочу, чтобы ты повторила мою судьбу. Слава богу, у меня хватило ума развестись». Я так поняла, что она все время подталкивала маму к разводу. Хотя они с отцом очень любили друг друга. Но все равно в итоге разошлись. Строить стали меньше, было такое время. У отца возникли сложности с работой. А тут подвернулся этот вдовец. Да-да! Меня тогда больше всего поразило то, что он вдовец. Я не могла простить своему отчиму, что он вдовец. Мама работала официанткой в ресторане, где он обычно обедал. Они столько лет встречались почти ежедневно и ни разу не заговорили о чем-нибудь, кроме меню и чаевых! И вдруг… Правда, мама была красавицей. Возможно, что все эти годы он просто не решался. К тому же был женат. А когда овдовел, пришел в ресторан и первому же человеку, который посмотрел на него сочувственно, начал изливать душу. Роман крупного бизнесмена и официантки. Смешно!

– Соня, можно задать вопрос? – осторожно перебил ее врач.

– Да, конечно.

– Какую сказку вы больше всего любили слушать в детстве?

– Сказку? Конечно сказку о Золушке! Какую же еще? И причем здесь это?

– Продолжайте.

– На чем я остановилась? Ах, да! На том, что мать бросила отца, которого любила, и вышла замуж за богатого вдовца. Который был старше ее лет на двадцать. Уж этого я пережить не могла! Кстати, у отчима не было детей, и он отчего-то возомнил, что должен относиться ко мне как к родной дочери. То есть, воспитывать. Старый зануда! Я его сразу же возненавидела!

– А сколько вам было лет?

– Пятнадцать. Когда они поженились. Отец уехал в тот город, где родился, от алиментов мать, естественно, отказалась, как и от всякого общения с ним. И мне было категорически запрещено с ним общаться. У меня же теперь был папа Толя! А он все время норовил залезть ко мне под юбку. Это становилось невыносимо. Денег в доме было полно. Эта сволочь тоже занималась строительством. Он брал подряды на строительство, скупал участки под застройку, возводил огромные дома, а потом продавал квартиры. Послушайте, это смешно! Мама сменяла одного строителя на другого! Выходит, она всю жизнь специализировалась на строителях! Ха-ха!

– Соня, с вами все в порядке? Может быть, мы прервемся?

– Нет, зачем же? Помню, как я их всех ненавидела! За время, что принимаешь наркотики, можно и позабыть. Короче, я стала грубить, скандалить, приходить домой пьяной. Потом… Да зачем об этом? Они решили от меня избавиться. Сослать. За границу, изучать язык и современное искусство. Так это называлось. «Сонечка едет изучать современное искусство…» Чего его изучать? Это же полный бред! Ненавижу!

– Соня…

– Они отправили меня одну. В чужую страну. Из первого колледжа я просто-напросто сбежала. Потом был второй. Третий. К восемнадцати я поняла, что они от меня не отстанут. И на родину не пустят. Хотя прописана я была по-прежнему в бабушкиной квартире. Эта двухкомнатная квартира теперь моя. Оформлена на меня, чтобы он ни говорил…

– Кто это он?

– Никто. Я стала их обманывать. Звонила и говорила, что теперь я послушная девочка, изучаю современное искусство, только денег побольше присылайте. И у современного искусства будет гораздо меньше проблем. По крайней мере, одной точно меньше: я не буду его изучать. Ха-ха! Но этого я им, конечно, не говорила. На самом-то деле я давно уже не жила в студенческом городке, при колледже. У меня была банковская карта, спасибо папе Толе! Он регулярно переводил на счет деньги. Я могла снимать их в любой точке земного шара. Какой гений изобрел эти банковские карты? Звонишь из любой страны и говоришь: «Мама, я по-прежнему изучаю современное искусство. Еще каких-нибудь пара лет, и можно будет поступить в аспирантуру». Два года назад отчим умер и оставил маме все свое огромное состояние. Но она тоже была к тому времени больна. Вот этого я не могу понять. Откуда в ней завелся рак? Она сгубила себя этими сумасшедшими диетами. Я ела все подряд ей назло. Назло…

– Соня…

– Нет, нет. Все в порядке. Конечно, это наследственное! Бабушка тоже умерла рано. И тоже от рака. Значит, и я могу… Нет, со мной все кончится гораздо раньше, потому что я не хочу ждать, когда болезнь, сидящая внутри с момента зачатия, примется за свое черное дело. Сорок пять – это для женщин нашего рода критический возраст. Я не собираюсь ждать до сорока пяти… Да, о чем это я? Об учебе. Я не собиралась возвращаться в Россию. Зачем? И на его похороны не приехала. А потом и на ее. Я приехала, потому что… Это случилось в Испании. «Сеньорита, прошу прощения, но ваш счет заморожен…» То есть у меня больше не было денег. А почему? Любящая мама не хочет поделиться с любимой дочкой завещанными ей миллионами? Я поняла, что она просто хочет вернуть меня домой. Но мы с Марко уже несколько месяцев, как приехали в Испанию…

– Соня?

– Да?

– А зачем вы поехали в Испанию? Изучать современное искусство?

– Какое еще искусство? Там зацвели апельсиновые деревья. В Севилье. И мы с Марко поехали в Севилью, смотреть, как цветут апельсиновые деревья. Кто увидел это хоть раз в жизни, тот не забудет никогда! Я не забыла… На ветках еще висят несобранные плоды, яркие, оранжевые. Десятки, сотни маленьких солнц, освещающих цветущие деревья. А рядом, на тех же ветках, распускаются цветки, крупные, бело-розовые, упругие на ощупь. Их так много, апельсиновых деревьев! Весь город – огромный цветущий сад. Белое облако, которое окутывает тебя, погружая в сказочный сон. И в воздухе стоит упоительный аромат, такой сладкий, такой волшебный, что оживают любимые детские мечты. Голова слегка кружиться, но это от счастья. В Севилье цветут апельсиновые деревья…

– Но ведь это, наверное, было весной, – осторожно заметил врач.

– Что? Ах, да! Но мы с Марко решили задержаться в этом городе. Волшебный город! Там течет река, которая пахнет морем. Можете себе представить? В городе морской запах. Это когда отцветают апельсиновые деревья. Есть еще мандариновые, лимонные. Но их цветки пахнут не так. Иногда это даже противно. И тогда начинаешь искать запах моря. Он всегда там есть. Если бы не был заморожен мой счет… Да, наверное, я осталась бы в Севилье ждать следующей весны. В конце концов, современное искусство того стоит.

Она надолго замолчала.

– Валерия Алексеевна?… – осторожно спросил начинающий психотерапевт.

– Что на это сказать? Замечательный рассказ! У Сонечки всегда была богатая фантазия. Ее сочинения не раз признавались лучшими, их читали в классе как пример для других учеников. Если бы не наркотики, она могла бы многого добиться. К тому же у нее уникальные способности к иностранным языкам. Она так легко запоминала новые слова! Языки – это было ее! Мы с мамой подрабатывали, чтобы нанять ей репетитора. Соня всегда занималась дополнительно, а потом поступила в институт. На иняз. Но потом перевелась на заочное отделение. Из-за того, что подсела на наркотики, завалила сессию. Но такие способности! Не сомневаюсь, она до сих пор великолепно владеет английским. Преподаватели не раз отмечали ее безупречное произношение.

– А как насчет испанского? А? – усмехнулась Соня. – Что ты на это скажешь?

– Кто-нибудь здесь знает испанский? – Валерия оглядела присутствующих.

– Думаю, мы не сможем проверить, насколько хорошо вы владеете языками, – вздохнул молодой врач. – Ваш рассказ, конечно, замечательный…

– Но вы мне не верите? Так?

– А вы сами себе верите?

– Я? Но не приснилось же мне все это!

– Соня не объявлялась целых два года, – сказала вдруг Валерия. – Что с ней произошло за это время? Я не знаю. Никто не знает. Она рассказывает замечательную сказку про Севилью, про цветущие апельсиновые деревья. Про Марко. Кто такой Марко?

– Да, Соня? Кто такой Марко?

– А я почем знаю!

– То есть?

– Знаю только, что он сбежал из дома. Денег у него нет, это точно. Только мотоцикл, на котором мы, собственно, и путешествовали. Исколесили всю Европу, надолго нигде не останавливались. Только в Севилье. Но оба просто влюбились в этот город! Кстати, вы можете найти Марко и спросить его обо мне.

– А где он сейчас? – спросил оперуполномоченный.

– Как где? Думаю, что в Севилье. Где же еще ему быть?

– Ну да. Завтра пойду к руководству и попрошу командировку в Севилью. Искать Марко… Как, кстати, его фамилия?

– Фамилия? Голландская. Ван Берген, кажется. Или еще какой-то Ван. Вообще-то, он голландец.

– Замечательно! Искать в Севилье какого-то Ван Марко, голландца по происхождению, не зная ни слова по-испански! Сказать об этом – и в дурдом упрячут меня. Девушка, вы соображаете, что говорите?

– Валентин Сергеевич, – вмешался врач, – я вас попросил бы.

– Ну да, я помню. Но под действием наркотиков можно побывать не только в Севилье, в цветущем апельсиновом саду. На Марсе тоже. Мне проще найти людей здесь, в России, которые засвидетельствую, что вы Софья Алексеевна Летичевская, родившая шестого июня тысяча девятьсот семьдесят восьмого года в городе…

– Нет!

– … чем разбирать тот бред, который вы сейчас здесь несли. Потому что у меня есть неоспоримые доказательства.

– Какие еще доказательства?

– А вот они. – Оперуполномоченный, сопя, достал из папки сложенный вчетверо лист бумаги. Бережно его расправил. – Вот. Связался со следователем, ведущим дело об исчезновении Софьи Алексеевны Летичевской тысяча девятьсот семьдесят восьмого года рождения. Жуков Олег Максимович любезно со мной поговорил. А сегодня пришел факс. Вот он. Фотография, которая была в деле. И первый лист. Можете ознакомиться, Софья Алексеевна.

Девушка села на кушетке, оперуполномоченный положил ей на колени факс. Соня несколько минут изучала его с откровенным удивлением. Потом обессилено откинулась на подушку со словами:

– Этого просто не может быть! Я вам не верю! Может, это какая-то ошибка?

– Какая еще ошибка? Междугородный звонок, из прокуратуры. Никакой ошибки. Фотография ваша?

– Ну да.

– Та же самая, что и в паспорте? Где вам шестнадцать лет?

– Ну да. – Соня резким движением отбросила в сторону факс. – Чушь какая!

– Так как вы это объясните? Выходит, что вы были одновременно в двух местах? В Москве и в маленьком городке за тысячу километров отсюда? Росли и там, и здесь? Учились в Англии, в колледже, и продолжали учиться в средней школе? Изучали английский язык в институте и одновременно колесили по Европе на мотоцикле в сопровождении какого-то голландца? Как, по-вашему, какая история выглядит более правдоподобной? Про цветущие апельсиновые деревья в Севилье, или про притон, в котором вас два года продолжали до беспамятства накачивать наркотиками? Не там ли вы все это сочинили?

– Замолчите! Я видела, как цветут апельсиновые деревья! Видела!

– Кто бы сомневался?

– Валентин Сергеевич! – снова вмешался врач. – Мы не на допросе.

– Я просто хочу сказать этой девушке, что пора, наконец, очнуться. А вам посоветовать как можно скорее привести ее в чувство. Чтобы мы могли составить объективную картину реальности. Что это за притон? Кто его содержит? Что они делают с людьми? Чем накачивают девиц, чтобы те были сговорчивее? За такое надо привлекать к ответственности!

– Что это вы так заволновались? – прошипела вдруг Соня.

– А как же? Вдруг этот притон находится на моей территории! Столько нераскрытых дел на мне висит! Вот разворошим это осиное гнездо и…

– Ненавижу!

– Что?

– Всех! Всех ненавижу! И ее! И тебя! И тебя! Вы отняли у меня мечту! Мою сказку! Мои белые крылья! Еще и издеваетесь! Я хочу вернуться обратно! Слышите вы?!

– На сегодня достаточно, – устало сказал психотерапевт.

– Что?! Достаточно?! Нет, не достаточно! Она просто мне завидует! Всю жизнь завидует! Она делает это специально! Я требую, чтобы милиция ею занялась! Требую!

– Соня, вам надо отдохнуть.

– Да пошел бы ты!… – Соня энергично поднялась с кушетки. – Я вообще хочу отсюда уйти.

– Куда? – подозрительно спросил оперуполномоченный.

– В аэропорт. Где мой загранпаспорт? Я хочу купить билет. До Севильи.

– Вы, кажется, забыли, что ваш банковский счет заморожен. – Оперуполномоченный сказал это с откровенной иронией. – Кстати, что было после того, как вы прилетели из Испании? Помните?

– Что было после того… Я хочу обратно в палату.

– Так в палату или в Севилью?

– Валентин Сергеевич! Я попросил бы!

– В палату.

– Значит, постепенно приходим в себя? Ну-ну. Кстати, следователь сам скоро сюда приедет.

– Какой еще следователь? – тут же взвилась Соня.

– Жуков Олег Максимович. Дело-то заведено. И чтобы его закрыть, надо идентифицировать личность. Вас, милая, уже два года ищут.

– Это все ты, стерва! Ты! – Соня взглянула на старшую сестру с такой ненавистью, что Валерия невольно попятилась.

– Сонечка, ты что?! Я же хочу, как лучше!

– Ты…

И тут дверь кабинета открылась, вошел главврач:

– Ну, как наши успехи?

– Мне пора бай-бай, – усмехнулась Соня. – Разве вы не видите? Зовите вашего цербера.

– Какого цербера, Сонечка? – спросила Валерия.

– Тетю Тоню. Сколько ты ей платишь за то, чтобы она глаз с меня не спускала? Все за мной следят! Все! Уверены в том, что я сумасшедшая, и следят! Ненавижу!

Когда в сопровождении нянечки и медсестры Соня ушла в свою палату, главврач покачал головой:

– Тяжелый случай. Через недельку снимем гипс, скоро и ребра срастутся. В принципе, можно будет выписывать ее из больницы, но… Куда выписывать? В милицию ведь тут же побежит. Или к главному прокурору страны. Просто бредит этим. Она и сейчас в любой момент может сбежать. По-моему, ее сдерживает только гипс, наложенный на обе руки. Девушка не может самостоятельно ни есть, ни пить, ни одеться. Но как только она сможет это делать…

– Ее нельзя выпускать из больницы, – решительно сказал психиатр. – Теперь уже очевидно: у нее паранойя. Запущенный случай. С самого детства навязчивая идея: все хотят от нее избавиться, всем она мешает. Вы, Анатолий Борисович, совершенно правы. Как только Соня окажется вне стен больницы, она подбежит к первому попавшемуся милиционеру и скажет, что ее преследуют. Хотят упрятать в сумасшедший дом. И в итоге она там все равно окажется. Надо лечиться. Я думаю, что когда снимут гипс с левой руки, Соню надо будет перевести к нам в психиатрическую лечебницу. Под постоянное наблюдение. Я сам ею займусь. Нельзя допустить, чтобы девушку лечили неправильно. Если начнут применять медикаментозное лечение, она уже не выкарабкается. Организм ослаблен многолетним приемом наркотиков и тем образом жизни, который она вела.

– Что ж, – вздохнула Валерия. – У меня есть кое-какие сбережения. Устроюсь здесь на работу, буду ее поддерживать.

– Это продлиться не один месяц. Возможно, что и не один год.

– Я боюсь только одного, – пожаловалась Валерия, – что она сбежит из больницы и с гипсом на обеих руках. Вы уж за ней присматривайте.

– Не беспокойтесь, – утешил ее Анатолий Борисович. – Мы Соню не оставим.

Оперуполномоченный, покачав головой, подобрал с пола факс и, сопя, сложил его, чтобы упрятать обратно в папку.

– Хочу поговорить со следователем, когда тот приедет. Мне подпольный притон, в котором ее держали, покоя не дает. Может, вместе выйдем на след? Какую-то информацию он ведь собрал? Вы тут дальше без меня, я у вас потом справлюсь, Александр Сергеевич.

– Конечно, конечно!

– Я тоже поеду, – сказала Валерия после того как оперуполномоченный вышел из кабинета. – Неприятно все это. Честно сказать, мне не хотелось бы копаться в грязном белье. Как подумаю, что моя родная сестра, в каком-то притоне… – Не удержавшись, она всхлипнула. Иногда заиграешься так, что начинаешь верить в то, чего на самом деле никогда не существовало. Когда Валерия чувствовала вдохновение, она сама себе верила. Непритворно. Вот и сейчас всхлипнула, потом словно бы постаралась взять себя в руки: – Всего хорошего, Анатолий Борисович. До завтра. Саша, вы меня проводите?

– Конечно! Я хотел кое-что у вас выяснить.

На крыльце Валерия сделала вид, что у нее закружилась голова, и оперлась на его руку. Потом пожаловалась: – Мне все это тяжело дается. Слишком тяжело. Но привезти Соню в родной город в таком состоянии я не могу. Не имею права. Чтобы все узнали… – Она снова всхлипнула. – Нет, пусть лучше здесь.

– Я хотел вам позвонить, – замялся молодой врач. – И вчера, и… И позавчера. Но подумал – удобно ли?

– Что, удобно? Приехать ко мне? Но ведь мы же хотели поговорить о Соне. – И вдруг, неожиданно для себя, сказала: – Послушайте, вы не могли бы снять белый халат?

– Что?

– Халат.

– Да, конечно, – растерялся Саша и стал расстегивать пуговицы.

– Вот так гораздо лучше, – удовлетворенно заметила Валерия, когда он повесил халат на перила крыльца, и облегченно вздохнула.

Они стояли напротив друг друга, ярко светило солнце, а Валерия знала, что глаза у нее синие, удивительно синие, такие же, как у отца. Будучи маленькой девочкой, она столько раз смотрела в них, словно зачарованная, и удивлялась: какой же необыкновенный, яркий цвет! Пока не поняла, что и у нее такие же. И стала чаще смотреться в зеркало.

Сейчас она посмотрела смущенному доктору прямо в глаза и, улыбнулась:

– Может быть, пройдем в садик?

Крохотный садик примыкал вплотную к зданию больницы. За разбитыми там клумбами тщательно ухаживала тетя Тоня. Сидя на деревянной скамейке можно было любоваться разноцветными астрами и пышными георгинами, похожими на меховые помпоны домашних тапочек. Больные ушли на обед, потом в расписании стоял тихий час, и в садике никого не было. Ветер то затихал, то налетал порывами. Валерия все еще не отпускала руку Александра Сергеевича.

– Скоро осень, – вздохнула она. – Не люблю осень.

– Осень тоже хорошо, – осторожно заметил он.

– Красивая у вас рука. Почти женская. У мужчин редко бывают такие руки. Такие чувствительные. Вам надо было стать хирургом.

– Я и хотел. Но получилось по-другому.

– Саша, вы не женаты?

– Нет. А почему вы спросили?

– Уж, конечно, не просто так! – Неожиданно она начала терять терпение. Игра затягивалась. Давно бы уже мог догадаться, к чему эта прогулка в больничный садик и весь этот разговор. – Вы мне нравитесь. Это что, для вас открытие? Что вы нравитесь женщинам?

– Нет, наверное.

– Тогда почему? Почему вы так себя ведете?

– То есть?

– Роль заботливого родителя – не ваша роль. Приезжайте ко мне завтра. Или сегодня. Когда хотите. Хотите, будем говорить о Соне. Хотите, о чем-нибудь другом. Хотите, вина выпьем. Вы вино пьете?

– Иногда.

– Ну вот, видите! Надо расслабляться. Среди ваших психов, должно быть, свихнуться можно.

– Есть такое.

– Как же вы осторожничаете! Я вам не нравлюсь?

– Нравитесь. Вообще-то, романы с пациентками…

– А я не ваша пациентка. Сестра пациентки. Ну, не хотите приезжать, не приезжайте.

– Хочу.

«Ну, наконец-то! Беда с этими врачами! Никак не расстанется с белым халатом!»

– Я одна в этом городе. Вы – первый симпатичный мужчина, которого я встретила. Мужчина, с которым мне хотелось бы… Да, закрутить роман. Это вас ни к чему не обязывает. Я вполне могу управляться со своими эмоциями. Что-то не так говорю?

– Все в порядке. Просто неожиданно.

– Что неожиданно? Что женщина прямо говорит о том, чего хочет? А у меня нет времени на кокетство. И привычки такой нет. Хотите – пойдем дальше. Я прямо скажу, как хочу провести завтрашний вечер.

– Не надо, я понял.

– Ну вот и хорошо.

Валерия посмотрела на астры, цветущие на клумбе. С цветником связано одно из самых неприятных воспоминания в ее жизни. От которого бросает в дрожь. Опять начинается! Надо скорее отсюда уходить…

– У вас синие глаза.

– Что?

– Удивительные глаза! Такие яркие…

– Я знаю.

– Вы все про себя знаете?

– Почти. Ладно, я поеду. – Валерия поднялась со скамейки.

– Я позвоню вам. Перед тем, как приехать.

– Чтобы я была в курсе того, что вы не передумали? – усмехнулась Валерия. – И почему мы с вами до сих пор не перешли на ты?

– Не знаю.

– Не провожай меня до машины. Не надо. Позвони.

Она пошла в сторону ворот, а врач еще какое-то время сидел на лавочке в недоумении. Странная женщина! С одной стороны, такая разумная, осторожная, расчетливая, а с другой, такая импульсивная! И откровенная. Похожа на омут в тихой спокойной реке. Только-только дно ощущалось под ногами, и вдруг – провал, глубина и – водоворот. Глаза у нее яркие, синие, а что в них, понять невозможно. Они обжигают, словно ледяная вода. Но потом вдруг принимаются ласкать. Во всяком случае, в одном Валерия права: она не его пациентка. И лечить ее не надо. Надо приехать к ней домой, выпить вина, поговорить о Соне. Или не о Соне. Интересно, а какая ее любимая сказка?