Текст книги "Странник"

Автор книги: Наталья Резанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Луна светила особенно ярко, как редко бывает летом. Голоса становились все тише. Многие уже спали или просто лежали, упившись до бесчувствия. Трещали поленья в костре. У тех, кто сидел ближе к огню, лица были красные, лоснящиеся, а у тех, что в сумраке, синевато-бледными, и по всем лицам скользили неуловимо быстрые тени. Визе думал о предстоящей встрече с приором, о том, что, очевидно, придется пообещать Вильман ему, благо город все равно пока не взят. Внезапно он услышал громкий хохот, напоминающий рыдания. Смеялся Гернат, задрав голову и глядя на луну. Плечи его вздрагивали. Визе удивился, что вначале не узнал его голоса. Луна! Говорят, в такие лунные ночи люди сходят с ума или умирают, и луна будто бы в этом виновата. Глупости и ересь. Выдумки, недостойные человека, – а естественным состоянием человека Визе считал воинское и монашеское, прочие служили ему подспорьем, – все от Бога. И в лунную ночь удобнее целиться во врага. И все. Он поднялся, крикнув телохранителей, приказал провести себя в шатер.

Он не раздевался на ночь – привык спать в кольчуге. Сейчас спать не хотелось. Не спать ночами он тоже привык. У порога, подобрав босые ноги под коричневую рясу, сопел отец Рональд, но Визе не был уверен, что он спит, хотя кто его знает… Ему было известно, что духовник, как и предыдущий, следит за ним по приказу Великого Магистра, но не делал ничего, чтобы это изменить. Визе не был болтлив, не собирался изменять ордену, и старик его устраивал. Уж если орден полувоенный, то лучше иметь под рукой человека проверенного и привычного.

Сидя на постели, Визе продолжал прислушиваться. Видимо, в лагере не спал не только он. Слышались шаги, где-то фыркали кони – обычный лагерный шум. У костра несколько голосов горланили охотничью песню, – отсюда, издалека, она звучала как-то жалко. Переговаривались стражники у входа в шатер. Визе удвоил внимание.

– …и вот я его ясно увидел, как тебя вижу. Он на дереве стоял, в развилке, во весь рост.

– И голова волчья?

– Волчья, верно. А тело человечье. Только голову он повернул, – а луна светит, – вижу, уши торчком, углами, и шерсть седая на морде. Перекрестился я, и он исчез.

– Откуда ж он взялся?

– Не знаю… По лесу много всякой нечисти бродит, еще со времен язычников. А это тоже в лесу было, возле Старых болот.

– А отец Рональд говорил, будто у черта рыло, как у свиньи.

– Нет, у этого была волчья морда, я разглядел. Может, это и не черт был – оборотень, для них волчье обличье милее всего. Луна тогда тоже была, как нынче…

Они умолкли. «Вот подходящая минута, чтобы появился тот, кто сбросил штандарт, – думал Визе. – И человек это, надо сказать, чрезвычайно осторожный, раз ни один из стражи его не заметил… а если он так осторожен, зачем ему обращать на себя внимание? Если только это не дурацкая шутка кого-нибудь из гернатовцев… Сам граф вряд ли замешан, испугался, и все же… если так, он пожалеет об этом. А если без его ведома – найду и душу выбью!»

Если, если, если… Он поймал себя на том, что невольно ожидает чего-то. Дотронулся до перевязи с мечом, лежащей поверх одеяла. Прикосновение к оружию обычно успокаивало, но теперь этого не произошло, наоборот, холод металла еще больше раздражал. Тут новая мысль пришла ему в голову – если (опять если!) в лагере побывал чужой, по следу можно было пустить собак! Как же он сразу не догадался! Это просчет, сейчас следы почти наверняка затоптали. Хотя чужой еще может обнаружить себя. А если свой – и собаки не понадобятся. Мысли сделали круг. Обнаружить – как? Опять ждать? И рассвет уже скоро… Худшие часы – перед рассветом.

Странный озноб проник сквозь теплоту ночи. Он ворочался без сна, ожидая – чего? Явления? Знака? Но вот солнечные пятна, пронизав ткань шатрового полога, упали на ковер. Визе взглянул на них, потом на свою руку с кольцом. Солнце. Это и есть знак.

Визе едва успел подняться, как появился Гернат, мрачный, с опухшим лицом. Отец Рональд крикнул служку, тот разлил по кубкам вино.

– Радуешься небось? – спросил Гернат, опрокинув содержимое кубка себе в глотку. – Отхватил жирный кусок?

– Я всего лишь смиренный слуга ордена, граф.

– Слуга… Что дальше думаешь делать?

– Поеду в приорат Восточных земель.

– А мне что-то тошно… И охота не веселит. А! Вот мысль! Послушай, комтур, я буду не я, если не сделаю налет на Вильманский край, благо вассалы со мной! Ударим, и… Как бог свят! Подпалю деревеньку, порадую свою душу. И не сердись – на вашу долю еще останется. Я ведь так, для веселья… Я тоже бескорыстный. Рыцарю не пристало быть корыстным. Он берет, но не копит. Вот сейчас коней оседлаем…

– Удачи тебе. Только вначале мы с тобой подпишем договор.

При слове «договор» отец Рональд быстро достал спрятанную в изголовье постели серебряную шкатулку и вынул из нее свернутый в трубку пергамент.

– Какой еще договор?

– О передаче Восточных земель.

– А может, я передумал?

– А как же «рыцарю не пристало быть корыстным»?

– Ха! Он испугался! Ну, пошутил, люблю пошутить, особливо со святыми отцами…

Вопреки его утверждению, Визе вовсе не выглядел испуганным. Он вообще крайне редко испытывал страх, хотя был подозрителен и осторожен. Но сейчас он понимал, что Гернат куражится, по обыкновению.

– Прочти, – сказал он коротко. Обращался он, разумеется, к отцу Рональду, так как Гернат был неграмотен.

«In nomine patris, et filii, et spiritus sancti.

Орден рыцарей святого Маврикия, заключая военный союз с высокородным Готфридом графом Гернатом, обязуется передать ему в бенефиций приорат Восточных земель по условиям, обговоренным заранее. Названный же граф Гернат, со своей стороны, обязуется поставить под знамена ордена две тысячи пехотинцев и пятьсот всадников, а также, в случае начала военных действий, самому выступить на стороне ордена, со своей дружиной. Равно так же и орден берется помогать названному графу, в чем поручителем выступает комтур Генрих Визе. Gloria tibi, domine. Amen».

– И обязательно тебе нужно марать пальцы в чернилах, комтур? То ли дело старый обычай – поклялся на мече, а того, кто усомнился в слове твоем – этим же мечом – по черепу. Я ведь не Лотар, которого вы обвели вокруг пальца и теперь держите с потрохами. «Обязуется»… Никому я ничего не обязан! Захочу – поставлю, захочу – при себе оставлю.

– Я ведь знаю, рыцарь, что семьсот из этих двух с половиной тысяч уже идут на соединение с нами.

– И все-то он знает, этот монах! Ну, послал я их, так ведь я и назад повернуть могу.

Гернат еще поломался немного, потом приказал принести свою печать. Затем долго сравнивал обе копии договора (одна была для него, другая оставалась у Визе) – не умея читать, сличал каждую букву, чтобы обнаружить возможный подвох, наконец поставил вместо подписи крест, прибавив: «Если ты думаешь, что эта закорючка меня к чему-нибудь обязывает…» – и скрепил пергамент своей печатью. После этого, разумеется, полагалось выпить, что и было сделано, и в ритуальных заверениях в преданности и пожеланиях удачи прошло еще полдня, после чего лагерь свернули и воинство с треском и топотом снялось с места.

Визе не забыл своей мысли и успел вызвать старшего псаря. Но усилия его оказались тщетными, так же как и допросы – собаки не брали следа. Ни одного свидетеля так и не выискалось. Решив отправить вслед за Гернатом соглядатая, Визе простился с ним весьма дружелюбно. Того уже не мучили тяжелые предчувствия, он радовался предстоящему набегу. Но Визе ничего не забыл.

Часть своих людей, слуг и всех собак он отослал в монастырь, а сам отправился со свитой в пятнадцать всадников, рассчитывая через неделю быть у цели. Дорог в лесу, конечно, не было, кроме главной, Вильманской, проложенной еще при римлянах, но она лежала в другой стороне. Ехали по утаенной охотничьей тропе. Зря не спешили. Парило, и застежки на одежде расстегивались сами собой. Время тянулось, и все было тихо, даже слишком, так что, когда ехавший впереди дозорный слегка приподнялся в седле, а потом сделал движение рукой, точно отмахиваясь, Визе удовлетворенно хмыкнул.

– Что там?

– Так… глупость какая-то…

Подъехав, Визе увидел торчащее впереди, на тропинке, небольшое подобие креста.

– Дай мне это, – приказал он. Слуга спешился и с поклоном подал ему странный знак. Визе взял его в руки. Это оказалась сломанная пополам стрела. Обломки были связаны крест-накрест пучком сухой травы. На блестящем острие темнела земля. По оперению Визе тотчас узнал стрелу, какими были вооружены все его воины – конечно, подобрали во время вчерашней охоты.

– Обыскать все кругом, – произнес Визе устало. Он сказал это скорее по привычке, и пока воины прочесывали ближайшие заросли, продолжал разглядывать стрелу. И младенцу ясно, что ее воткнули в землю не просто так. Визе кое-что слышал о лесных обычаях и о тайном языке здешних обитателей. Сломанная стрела – это он знал точно – означала предложение мира.

Отозвав людей, он приказал располагаться на ночлег. На сей раз – еще более по-походному, чем предыдущей ночью. Шатер не раскладывали, тем паче что жара продолжала держаться. Развели костер. После ужина, проверив стражу, Визе улегся спать. Невдалеке журчал ручей. Постанывали ночные птицы. Обычные разговоры уже иссякли, и ночь склонялась к середине, когда тишину прорезал тоскливый волчий вой. Он прозвучал вдали, но так, что его пронзительные переливы услышали. Кони рванулись с привязи, били копытами, храпя, кое-кто из конюхов бросился их удерживать, остальные вскакивали, пытаясь понять причину замешательства, а вой все звенел, постепенно отдаляясь, и, дойдя до самой высокой ноты, оборвался и смолк.

Визе тоже приподнял голову, стряхивая сон. Один из его телохранителей сидел, все еще прислушиваясь.

– Ни разу, истинный крест, не слыхал, чтоб они летом так выли.

– Он здесь, – сказал Визе.

– Кто? – отец Рональд повернулся в его сторону.

Визе не дал себе труда ответить. Он вновь был бодр после краткого отдыха, и голова ясна, как никогда. Человек с волчьей головой? Нет, скорее волк с человечьей. И внятно было его немое обращение. Поверженный штандарт говорил: «Я твой враг», сломанная стрела – «Но я ищу с тобой мира». И вот теперь он напоминал: «Я здесь, я рядом, я жду твоего ответа». И он был один, этот человек, бродящий вокруг стоянки по темному лесу, несомненно один, иначе ему не удавалось бы так легко скрываться. Одному легче спрятаться, нежели многим. Итак, посланец. Посланец врага. Что ж, врагов и у ордена, и у комтура Визе достаточно. Но кто из них может желать с ним союза? Граф Лонгин? Вельф Аскел? Может быть, сам король? Или принц Филипп – говорят, у него в последнее время нелады с отцом… Короля, пожалуй, следует сразу же исключить – к чему ему эта комедия, хотя, как всем известно, старый негодяй любит посмеяться… Но он сам себе голова, а тот, кто послал этого невидимку, вынужден скрывать свои намерения… И вряд ли это Аскел – тот всегда лезет напролом, полагаясь только на свой меч, переговоры – не его стихия. К тому же давно известна ненависть Аскела к нему, Визе. Однако желание выгоды способно пересилить любую ненависть… Он размышлял, еще кривя душой – вот еще забота разгадывать загадки, неведомо кем заданные, и все-таки ему нравилось, как это было задумано: дурные знамения, крест на тропе, волчий вой – то, что устрашило бы глупца, но оказалось понятно умному и знающему, а за всем этим уже шел по пятам азарт старого охотника.

Он взглянул на небо, начинающее светлеть. «А что, если все это – ловушка?» – подумалось ему.

Ловушка?

– Ильмер, – негромко сказал Визе. Телохранитель тут же встрепенулся. – Оседлай коня и следуй за мной.

Вслед им, не мигая, смотрел отец Рональд. Потом вздохнул и улегся.

Они тихо прошли мимо ворочавшихся на земле людей. Ильмер вел коня в поводу. Визе прислушивался, вспоминал. Часовой, узнав их, что-то пробурчал в знак того, что не спит, и не тронулся с места.

Миновав густой орешник, они очутились у ручья. И цепкий глаз Визе сразу приметил то, на что иному понадобился бы час – следы. Они отчетливо выделялись на сыром песке между зарослями и водой. Не просто следы. Ровно посредине песчаной полосы. Начинаются и обрываются неожиданно. И трава не смята. Но Визе, надо отдать ему честь, сразу понял, в чем дело. Он – чужой – спрыгнул вон с того дерева. Сделал несколько шагов, подтянулся на ветку и удалился, перебираясь с дерева на дерево – они здесь одно к одному. Опять какие-то уловки? Или просто хотел показать, что он один? Потому что следы оставлены намеренно.

Следы были рядом – небольшие и темные. Визе перешел ручей, перечеркнув своими сапогами цепочку старых следов. Ильмер ступал за ним. Визе не двигался, ожидая. Но лес молчал. Может быть, чужак стоит там, в чаще, и тоже ждет? Или ушел, потеряв надежду на встречу? Завыл бы он, что ли… Нет – опять всех разбудит. А это ему ни к чему.

Собственно, какой ловушки ждать? Он вооружен. Под одеждой кольчуга. И конь при нем, а у седла – боевой топор. И светает. Даже если он ушел, то следы он в состоянии оставлять. И ступни у него без копыт.

– Коня.

Ильмер помог ему сесть в седло.

– Теперь ступай. Я иду на охоту.

С тем и отправился на поиски. Ехал медленно, но сам он был напряжен до предела. Не замечая ничего достойного внимания, Визе уверился, что неизвестный, не дождавшись его, скрылся, и продолжал искать его отчасти из того же азарта, отчасти из нежелания отступать. И, кроме того, у него нет времени ждать, он хотел разрешить все разом.

Машинально сжимая рукоять меча, он нагибался в седле. Если бы можно было разобрать следы – уж эти-то он хорошо запомнил! Но было еще недостаточно светло, и трава под деревьями не росла, а на палой листве трудно что-либо заметить, когда не было дождя. А его не было. Сильнее, чем когда-либо, Визе пожалел об отосланных собаках, хотя в прошлый раз собаки ему не помогли.

Проклятье! Кажется, он заблудился. Ну, дорогу назад он найдет… Но неужели поворачивать?

В это мгновение ему показалось, что между деревьями что-то мелькнуло. Может быть, просто глаза устали? Нет. Снова. Это явно человек. Но скрылся слишком быстро, чтоб его можно было рассмотреть.

Визе хлестнул коня, понимая, что это бесполезно – чаща была слишком густа. Он спрыгнул на землю, крикнув:

– Эй, ты, остановись! Стой, тебе говорят! – и поскольку тот больше не показывался, зашагал вперед. Зря он, что ли, сюда добирался? Споткнулся. Выругался. Успел почувствовать, как дохнуло свежестью – снова река! И тут он его увидел.

У старого платана, заложив руки за спину, стоял невысокий юноша. Он молча глядел на Визе, и на лице его застыла неподвижная улыбка. И чем ближе комтур подходил к нему, тем сильнее ему казалось, что это лицо он уже когда-то видел. Да! Видел! Он никогда не забывал ни одного встреченного человека, уж такое свойство было у его памяти. А с этим лицом в его памяти связывалось нечто неприятное. Обидное. Солнце стояло уже достаточно высоко, и Визе мог хорошо его рассмотреть. Тогда его смуглое лицо было бледным, и в рыжих волосах не заметно седины, но стоял он так же, глядя на комтура в упор пронзительно карими глазами. Он вспомнил! В ту ночь казнили конокрада, и рыжий парень с ободранными в кровь руками назвался конюхом брата Альбрехта. Горели факелы, галдела солдатня, а из толпы на него смотрели из-под рыжих косм эти самые глаза. Брата Альбрехта Визе увидел только через сутки и, по всегдашней подозрительности, спросил его о рыжем конюхе. Тот ответил, что не помнит такого, верно, комтур ослышался, а впрочем, черт его знает, может, и есть рыжий, станет он себе голову забивать… А потом из-под Вильмана явилась аскеловская конница, и брат Альбрехт был убит. А рыжий – теперь уже сивый – был лазутчиком и стал наемным убийцей. Он хитер – этого у него не отнять, но он не мог предвидеть, что Визе запомнит его в лицо.

В то краткое время, когда эти мысли возникали в его мозгу, Визе продолжал идти. Он не остановился перед рыжим: на ходу легче рубить – вот так, от плеча и наискось. Но едва он выхватил меч из ножен, как рыжий отскочил в сторону, в руке у него оказался длинный нож, и Визе пришлось самому развернуться, чтобы тот не оказался у него за спиной. Снова меч свистнул в воздухе, и снова рыжий уклонился, на этот раз отступив назад. И дальше продолжалось все так же – Визе рубил воздух, а рыжий кружился вокруг него, нырял под руку, прыгал в сторону, словно исполнял какой-то дьявольский танец, а комтур, взмокший в своей кольчуге, не поспевал за ним. Никогда еще ему не приходилось иметь дело с противником, который не принимал бы ни одного удара – хотя с его оружием это было бесполезно. Он явно изматывал комтура, чтобы достать его ножом. «Негодяй, негодяй», – мысленно повторял комтур. Защищенный, он был уверен в себе, но ему надоело это нелепое топтание. Наконец рыжий не успел увернуться достаточно быстро, конец меча полоснул его по руке. Впервые металл коснулся живой плоти, брызнула первая кровь, и рыжий согнулся от боли. Настал момент, которого ждал Визе. Он размахнулся, но тот вдруг прыгнул, искаженное смуглое лицо оказалось совсем рядом, что-то сверкнуло, и это было последнее, что увидел Визе. Рыжий ударил в глаз, как делают опытные охотники, не желающие портить шкуру. Лезвие входит в мозг, и смерть наступает мгновенно. Визе тяжело рухнул на землю, и прямо на него свалился Странник, выдохшийся и истекающий кровью.

Немного погодя он слез с тела Визе – тот был явно и несомненно мертв – и осмотрел руку. Она была прорезана до кости с тыльной стороны от локтя до запястья наискось. Рана не опасна, но кровь нужно остановить немедленно. Он оторвал кусок плаща Визе и, кусая губу, наскоро перевязал руку. Ничего… это всего лишь рука… и кость цела, и ладонь не задета… и левая рука, а не правая… могло быть хуже… найдем подорожник… Ничего, как-нибудь выкрутимся. Вытащил кинжал, вонзил, вытирая, в землю, спрятал. Затем быстро и умело обыскал труп. Нашел договор, который Визе, не доверяя никому, носил на груди под кольчугой. Стащил с пальца золотое комтурское кольцо, спрятал и то и другое к себе в сапог. Подхватив тело под мышки, поволок его к реке. Боль в руке была так сильна, что хотелось орать, однако он не мог медлить – люди Визе могли появиться в любую минуту. Дотащив труп до обрыва, Странник попробовал вырвать у него меч, но мертвые пальцы прочно вцепились в рукоять, и Странник оставил свои усилия. Он спихнул бывшего комтура с высокого обрыва в воду, и облаченное в кольчугу тело камнем пошло ко дну. Глядя на расходящиеся в черном омуте круги, Странник подумал: «Тебя следовало бы живым разрезать на куски и скормить воронам. Но мне некогда». Он вернулся назад, кое-как присыпал листьями кровь и следы. Подобрал валявшуюся на земле шляпу Визе, нахлобучил на голову, с тем чтобы бросить где-нибудь подальше, – здесь ее оставлять, конечно, нельзя. Теперь нужно было забрать коня комтура – Странник видел, что он все еще бродит за деревьями. Странник был готов к тому, что придется его ловить, но конь оказался спокойного нрава, и только мотнул головой, когда разведчик подошел к нему. Странник погладил его по морде, и, удостоверившись, что животное принимает его, вскочил в седло. С удовольствием заметил висящее у луки оружие. От потери крови у него кружилась голова, но он был доволен, ибо вовсе не был уверен в успехе затеянной им игры. Все было слишком рискованно, слишком неправдоподобно, однако все получилось именно так, как он рассчитал. Нужно было только угадать, какая сторона натуры комтура возьмет верх. Разумеется, Визе был осторожен. Но, к собственному несчастью, привык считать себя умнее всех. Этим и воспользовался убийца, заманив его в западню, в которую кто-нибудь попроще ни за что бы не попался. А теперь пусть думают, что лесные черти уволокли комтура Визе! Да, Странник поработал хорошо, на совесть – для собственного удовольствия. А главное еще впереди, и пора оставить свои дела. Удерживая раненую руку на весу, правой он натянул повод. Нужно было ехать к берегу и искать брод.

Генрих Визе, безусловно, кое-что знал о лесных обычаях, но Странник разбирался в них лучше. Сломанная стрела действительно сулила мир, стрела же, воткнутая в землю, – скорую гибель. У каждого из них были свои преимущества.

Орденский замок Белфрат был построен на озере Бел за шесть лет до описываемых событий. Вытекая из озера, река Арнива создала довольно большой полуостров. На песке был насыпан земляной вал, на котором и заложен замок, а от устья Арнивы к озеру прорыт ров. Таким образом, замок со всех сторон окружен водой и дальше, на много миль, – лесами. Ведет к Белфрату одна-единственная дорога, проложенная от Большой арвенской. Странник, пробиравшийся лесом, вышел к Белфрату с противоположной стороны. В этих местах он еще не бывал, но достаточно о них наслышан. Он добрался сюда к вечеру двенадцатого дня пути. Сидя в седле, он увидел коричневые башни, которые в свете заката казались розовыми и словно плавали в воздухе. Холодно отметив про себя: «Красиво», он слез с коня, по образовавшейся в последнее время привычке придерживая левую руку правой. Рука, впрочем, поджила и, хотя еще побаливала, уже сгибалась. Привязал коня к дереву так, чтобы он мог дотянуться до травы, отправился дальше пешком. Вооружен он был, как и прежде, только кинжалом: все принадлежащее Визе – топор, лук со стрелами, седло – он закопал в лесу. Вернется – отроет, а не вернется – и не надо будет. Тем не менее он взял с собой печать, кольцо и орденский договор. Все равно ведь живым в руки не дастся, а с покойника – какой спрос? Затянул котомку потуже и пошел. Вскоре совсем стемнело, замок впереди казался уже не розовым, а черным, и стал различим блеск озерной воды.

«А теперь, – сказал он себе, – сядем и подумаем, какого черта меня сюда несет». Вопреки собственному пожеланию, он не сел, а продолжал идти, правда, медленно. Думать он, однако, думал. «Действительно, какого черта? Ведь я и так знаю про Лотара. Чего же мне нужно? Подтверждений. А будут ли они еще? Не все же такие дураки, как этот Гернат, чтобы подписывать договоры. Правда, Мартин что-то такое слышал. Но стоит ли рисковать жизнью и уже добытыми сведениями? И Вельф меня сюда не посылал, а рассказать придется… Хотя в случае удачи он не осудит. Для него всегда оправдано то, что можно объяснить смелостью. Кажется, только это он и ценит в жизни. Это даже смешно. В случае же неудачи… Ну, хватит, хватит пустословить. Все равно ведь пойду, знаю, что пойду. Зря, что ли, столько пройдено. Пойду. Только вот как?»

Вот именно – как. Если бы это был просто замок! Мало ли кто может туда зайти! Наемный слуга, странствующий рассказчик, музыкант, паломник, бродяга-нищий! Все известно и испробовано. Но в орденскую крепость ни один из этих типов и не сунется. И стража там наверняка проверенная. Сплести с ходу какую-нибудь байку о данном поручении – сходило и такое… Но в первую очередь туда надо попасть. И вообще всегда лучше, чтобы тебя не видели. И ведь не может быть, чтоб туда можно пройти только через ворота! Наверняка есть еще ходы, знаем мы эти строения… а искать нет времени. Ничего, что-нибудь придумаем… Если бы не духотища и… ах, черт, какое большое озеро. Что это там чернеет на песке? Похоже, лодки. А вон там, вдалеке, какая-то халупа. Уж верно, рыбы здесь полно, пост соблюдать нетрудно. А стены, если подойти к ним поближе, вовсе не так уж высоки. Огни в сторожевых башнях горят. И мост, конечно, поднят. Однако ж луны нет… и смелым, как известно, помогает счастье.

Он улегся на берегу, в тени ивняка, так что и запертые ворота, и вздыбленный мост, и бледная полоса дороги были ему хорошо видны. Подождать какого-нибудь обоза – надо думать, не одной рыбкой они тут живут – и проникнуть вместе с ним? Тоже было, было. Но неизвестно, будет ли еще он в ближайшее время. Кстати, хорошо, что сейчас август, а не июнь. Ночи длиннее. Темно, и не все же в темноте видят, как я.

Он тихо подбирался к черной воде. В такую ночь купаться – одно удовольствие. Только бы договор не размок. Но он завернут в кожу, и эти мерзавцы писали такими хорошими чернилами, ну и глупостями я занимаюсь… Нет, не глупостями.

В воду он вошел так медленно, что сам себя не услышал. Плыл на боку, держа в руке котомку. Черные стены толчками двигались навстречу. Во рву вода казалась теплее, чем в озере. Плыл он быстро, торопясь проникнуть в замок до рассвета, и вскоре был уже в глубокой тени под мостом. Коснулся скользкой ледяной поверхности стены и, продвигаясь вдоль нее, вскоре нащупал ногами выступ под водой. Он обошелся бы и без этого, но раз есть – тем лучше. Он примотал котомку к себе ремнем. Держа кинжал в зубах, задрал кверху голову. Главное, дотянуться до опор моста, а там – как по дороге. Теперь вода уже не казалась ему теплой. Воняло гнилью. Нет, не достать. Хоть бы еще какой-нибудь выступ… Длинные пальцы скребли по кладке. Задержались. Потом Странник просунул лезвие кинжала в щель между камнями. И, держась за рукоять одной рукой, а другой упираясь в стену, он стал подтягиваться вверх. Есть, достал! Он был стиснут в углу между опорами и стеной. Замер. Слышал ли кто-нибудь? Хотя можно подумать – крупная рыба плеснула. Вода стекала с его одежды. Ничего… Он полез наверх, отталкиваясь спиной и локтями, не торопился, берег силы. Поторопиться мы еще успеем. А вот обрываться вниз мне никак нельзя. Разбиться не разобьешься, но шуму будет… Наконец левая рука нащупала край. Опершись на вытянутую ногу, повернулся, подтянулся рывком, животом перевесился через край и забросил ноги. Откатился от края. Тяжело вздохнул. Полдела сделано. Но расслабляться, размягчаться нельзя. Далеко над собой, в небе, он увидел цепи, на которых висел мост.

Потом он полз, долго полз по гладкой наклонной поверхности моста. «Если надо, я взойду и по отвесной стене. Если надо». За ним оставался мокрый след. Мокрая одежда противно прилипала к телу, в сапогах было полно воды. Ничего, скоро высохнет. Высохнет, высохнет, вы… А! Он едва не скатился вниз, но успел зацепиться за что-то. Это «что-то» была цепь. Весь подобравшись, он уцепился за нее обеими руками, крепко, до боли в ладонях. Она пахла ржавчиной, и этот запах был ему приятен. Он лежал высоко, зубцы стены находились лишь немного выше, а бойница над воротами была прямо против него. Перед глазами Странника полыхнул огонь, мелькнул и скрылся. Он понял, что по стене пронесли факел. Сейчас пройдет дозор. Послышался топот и невнятные голоса. Стража меняется… Ночь на переломе… а он все еще не в замке. Он приподнялся, держась за цепь. С самого начала он знал, что будет делать, однако сейчас уверенность его поколебалась. Странник задумался, ощупывая цепь. Выдержит. И не так уж далеко. «Осада», – тихо сказалось внутри сознания. «Пожар». Но он почти не слышал этого чужого голоса. Адриана не могла быть здесь. Она мешала. Странник спрятал кинжал за пазуху и, откинувшись назад, обхватил цепь ногами. Он висел на ней, как паук. Как обезьяна. Уходящая ввысь черная цепь делила пополам черное небо. Вот все, что он видел теперь. И, перебирая руками и ногами, он лез все выше, пока стена вновь не возникла рядом с его головой. По лицу стекал пот, а одежда была почти сухой. Перевернувшись, он уже не висел, а сидел на цепи.

Через минуту он стоял на чугунном кольце, которым цепь крепилась к стене, и держался за каменный выступ над воротами. Теперь и вправду предстояло идти по отвесной стене. Ну, не совсем… Вот бойница… Стиснув зубы, он полез дальше. Последний бросок – и он оказался между крепостными зубцами. Сердце разрывалось от напряжения. Поднявшийся ветер бросил ему в лицо сырые пряди волос.

Послышались шаги и тяжелое дыхание. Странник вжался в камень. «Только без шума», – сказал он себе. Убив часового, он, так или иначе, выдаст себя, даже если сбросит тело в ров, а кто знает, сколько ему здесь придется пробыть… Пусть живет. Не отделяясь от стены, Странник пропустил часового вперед, тихо направился за ним. Тот двигался медленными размеренными шагами, и ничего не стоило всадить ему нож в спину, но не это было сейчас нужно. Боковым зрением Странник постоянно следил за двором. Там никого не было видно. От стены к замку протянулся ряд каких-то приземистых зданий. Впереди была следующая башня, а возле нее стоял воз с сеном. Странник задумался. «Что ж, нынешней ночью с десяток раз предоставлялась возможность свернуть себе шею. Еще одна ничего не изменит». Он подождал, пока часовой скроется в башне. Перелез через деревянную ограду («Ну, Господи, помогай!») и спрыгнул вниз, счастливо шмякнулся в середину копны, заглотнул воздух. Так же, как и лежа на мосту, он видел беззвездное небо, однако это небо было уже по другую сторону стены. «Мир – это воз сена», – ни к селу ни к городу вспомнил он поговорку, и съехал вниз. Вот, наконец, и земля под ногами, точнее, вымощенная булыжником. Ощутимо припахивало навозом. Где-то рядом должна быть конюшня. Повернув голову вбок, он увидел огонь в башне – он и раньше там горел, а на небе… а на небе – отблеск огня. Или это начинается рассвет? Неужели он добирался так долго?

Странник пробежал вдоль стены. Определил, какое из темных зданий – конюшня. Дверь была приоткрыта, за ней слышался густой храп. Странник взял было прислоненные к стене вилы, но тут же передумал, поставил на место. Слегка подтолкнул тяжелую дверь, она чуть-чуть подалась – все-таки достаточно, чтоб он мог проникнуть внутрь. Перешагнул через спавшего на соломе конюха, беззвучно прошел в глубь конюшни. Из темноты глядели на него глаза лошадей. Какое-то чувство, природу которого он не смог бы объяснить, вело его дальше. Одно из стойл оказалось пустым. Значит, это он искал? Слишком ненадежно убежище… Вскарабкавшись, он заметил в самом углу вырубленное в стене маленькое квадратное окошко, заткнутое паклей. Странник взобрался по бревенчатой стене вверх, вытащил паклю, просунул в окошко голову, а затем протиснулся сам. Это был амбар, где хранилось зерно. По крайней мере, здесь никого нет. Вначале, неизвестно на чем держась, Странник умудрился вновь заткнуть окно и рухнул на гору ячменя. Вот и славно. Нахлебался воды, теперь можно и пожевать. Откатившись к дальней стене, он закопался в зерно по самую шею. Тоже способ согреться. Для больного лихорадкой вряд ли полезно разгуливать в мокрой одежде. Он позволил себе немного расслабиться. Вот здесь он пересидит до вечера, ночью все сделает, а потом выберется под какой-нибудь телегой. Главное – он здесь. И беречь силы.

Однако отдыхать ему пришлось недолго. Сперва до него донеслись звуки заутрени. Причем весьма отчетливо – видимо, церковь находилась совсем близко. После этого во дворе началось движение. Он слышал множество голосов, цокот копыт и грохот колес по камням двора. Наконец открыли и дверь амбара. Входящие рабы загружали зерно в мешки, чтобы, по всей вероятности, нести его на мельницу. Странника, зарывшегося в своем углу, никто не заметил. Он прикидывал – может, вылезти сейчас, взять мешок и пройти через двор? Не стоит. Предположим, на лицо не взглянут, так одежда слишком добротна для раба и, опять же, сапоги. А сапоги снять нельзя. К тому же он заметил, что в одном месте на крыше доски сбиты не плотно, и решил попробовать раздвинуть их ножом.