Текст книги "Стоянка запрещена (сборник)"

Автор книги: Наталья Нестерова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

На полу ковёр, на ковре ребёнок.

– Это Васька, – познакомил меня с сыном Илья. – Ваське год восемь месяцев. Почему-то все всегда спрашивают, сколько ребёнку. Никто не поинтересовался, дурак он или умный.

– С первого взгляда видно, что Васечка очень умный. Да, малыш? – подлизалась я.

Вася оглядел меня и произнёс нечто среднее между «хрю», «фрю» и «фью». Подковылял к Косте, поднял ручки с требовательным: «На!»

– Привет, короед! – подбросил его Костя к потолку.

И далее вытворял с ним такое, что у меня сердце заходилось. Переворачивал в воздухе как акробата, кружил, захватив одну ногу… А если вывихнет ребёнку суставчик? Уронит? Головку разобьёт? Но подобные развлечения, наверное, были у них привычными. Вася визжал от восторга. Костя ничуть не тише выкрикивал: «О-п-ля! Кульбит! Переворот! Карусель-качель! Але-ап!»

Хотя на полу стояла большая пластиковая коробка, доверху забитая разноцветными игрушками, Вася играл с компьютерными мышками числом с десяток.

Илья сходил на кухню и вернулся с тремя открытыми бутылками пива. Взял со стола пустую бутылку и поставил на пол: «Васька, играй!» Костя опустил ребёнка на ковёр, и мальчик принялся колотить по бутылке мышками. Вдруг разобьёт, порежется? Кроме меня, никого подобные мелочи не волновали. И всё время, что мы пробыли у Ильи, когда Вася проявлял беспокойство, отец хватал со стола какую-нибудь железку и бросал мальчику. И Вася тащил её в рот! Моя мама упала бы в обморок. Наглядным доказательством того, что Илья не отец-одиночка, служила куча лифчиков на диване. Как если бы женщина торопилась, выбрала деталь туалета (из коробки «Исподнее бельишко»?), не потрудившись спрятать остальное.

– А где Ленка? – спросил Костя, намереваясь отхлебнуть из бутылки.

– Пошла в баню, – ответил Илья.

– Ой! – вырвалось у меня.

– Натурально в баню, – пояснил Илья, решив, что я неправильно истолковала его слова, – в сауну с подружками.

Но я-то всполошилась из-за того, что Костя, приехавший на автомобиле, хотел принять алкоголь. И, действуя рефлекторно, как строгая жена, выхватила у него бутылку:

– Ты за рулём!

Илья внимательно посмотрел на меня, перевёл взгляд на Костю, задрал брови:

– Дела!

– Вот так! – развёл руки в стороны Костя. Мол, нашлась и на меня управа. – Давай, Илья, показывай, что наваял.

К сожалению, мне не понравился проект Ильи. Он взял за основу дизайна школьную атрибутику – учебники, тетради, ручки.

– Не катит? – спросил меня Костя.

Замявшись, я не знала, как деликатнее сформулировать возражения. Костя смотрел на меня и точно прислушивался к моим мыслям. Уловил! Мы стали почти телепатами, можно в цирке выступать.

– Понимаешь, Илюха, – говорил Костя, – детей может отпугнуть школьная символика. Их тошнит от учебников и тетрадок. Нужно уйти от штампа.

– Предлагайте! – ничуть не обиделся Илья.

И мы больше часа выдавали идеи, обсуждали их, забраковывали, спорили. Подобное удовольствие от мозгового штурма я испытывала только перед окончанием школы, когда мы делали стенгазету с шаржами на учителей.

Остановились на идее пазлов – как фона странички и движущихся, правильно складывающихся узоров при верном ответе. А ещё Костя подбил Илью сделать символ передачи и сайта «Словарик» в виде проказливого человечка-книжки. Как я поняла, мультипликация сильно усложняет и многократно увеличивает объем работы программиста. Но Илья загорелся. Костя умел вдохновлять людей на подвиги.

В какой-то момент раздался музыкальный проигрыш, включился один из мониторов, и на нём высветилось: «ПОПИСУНИТЬ!!!»

Оказывается, это было Ленино напоминание мужу, что ребёнка надо посадить на горшок. В семье программистов подходили к выработке у ребёнка гигиенических навыков своеобразно. Илья, увлечённый спором с Костей, попросил меня облегчить Ваську. Горшки я нашла в ванной. На одном, большом, в форме автомобильчика, отпечатанная на принтере и заклеенная широким скотчем табличка «Какунить». На другом, маленьком, вроде кюветки, соответственно «Писунить». «Что только не делают люди с русским языком», – подумала я, с горшком для малых нужд направляясь в комнату. Абсолютно не представляла, как посадить на небольшую неустойчивую ёмкость мальчика. У него ведь и попа не поместится, и краник снаружи окажется…

Сняла с Васеньки штанишки, пыталась усадить ребёнка, но Вася отчаянно сопротивлялся. На помощь пришёл Костя. Отобрал у меня «Писунить» и подставил стоящему Васечке под краник. В горшок брызнула упругая струйка.

– Он мальчик, не заметила? – улыбался Костя. – А мы это делаем таким образом. Сполосни, – передал мне горшок, ловко натянул Васе штанишки и вернулся к Илье.

Потом мы обсуждали наполнение сайта, его навигацию. Мне хотелось закачать туда содержание всех передач, прозвучавших в эфире, устраивать викторины, конкурсы, поместить рубрику с вопросами. Костя тут же заявил, что рубрику надо назвать «Вопрос Асе Топорковой». Илья сказал, что моё фото на сайте должно иметься обязательно. Возражения отмели безапелляционно – народ подумает, что Ася Топоркова уродина, а тебе стыдиться нечего. Тогда мне пришла мысль и фото детей помещать – тех, кто верно ответил, просить выслать свои фотографии. Ведь это здорово! И ребёнку авторитет, и родителям услада. Но какой должна быть система оценок? Хочется уйти от школьной пятибалльности…

Время пролетело незаметно. Пришла из бани Лена. Из прихожей закричала:

– Как тут мои Сладкуни? Где мой маленький Сладкуний?

И Вася быстро потопал к маме.

«Ты не плакунил? – Чмок-чмок доносилось. – Ты пописунил? Мама тебя любуни! – Чмок-чмок. – А мы будем сейчас кусунить!»

«Обедунить?» – подумала я, заразившись этой странной речью.

Не знаю, как подобное словоковерканье повлияет на развитие нормальной речи малыша, но то, что все эти «уни» создавали неповторимую, ласковую, обволакивающую атмосферу в доме, – определённо.

Познакомившись со мной, Лена, без намека на шпильку, воскликнула:

– Есть женщины в русских селеньях!

Саму Лену красавицей не назовёшь. Но из неё бил фонтан энергии, сметавший впечатление от скромной внешности и неказистой фигурки. Это была ходячая батарейка положительных эмоций. Я-то всегда думала, что программисты – угрюмые личности, с постными лицами, с отсутствием мимики из-за долгих сидений перед мониторами, по которым бегут строчки математической вязи.

Нас отправили на кухню готовить обед. Но готовить было нечего, только разогревать. В кулинарии по дороге домой Лена купила салаты в пластиковых контейнерах, говядину по-французски и печёные овощи. Требовалось только разогреть мясо и гарнир. Как я поняла, микроволновка была главным агрегатом на кухне ребят. Моя бабушка упала бы в обморок. Легла бы рядом с мамой, отключившейся при виде ребёнка, играющего с микросхемами.

Сыну Лена из нескольких баночек с детским питанием навалила в плошку и тоже разогрела. Баночки с брокколи, цветной капустой и мясом кролика открывались с громким чпоканьем. Крутанула Лена крышку – чпок! Одна банка не прозвучала, и Лена отправила её в мусорное ведро.

Никаких тебе долгих стояний у плиты, гор вспомогательной посуды вроде тёрок, мисок, разделочных досок, мясорубок, которые требуется вымыть. Десять минут – и стол накрыт. Вполне аппетитными на вид и относительно съедобными блюдами. Если вы не привередливый гурман, не язвенник и не страдаете повышенной брезгливостью, то магазинная кулинария – ваше спасение. Тем более когда общение для вас важнее утехи желудку.

Вася-Сладкуний восседал на высоком стульчике как полноправный член застолья. У него была своя ложка, которой он большей частью промазывал мимо рта. И по ложке у мамы и папы – специально для сына. По очереди в распахнутый ротик отправляли они смесь из Васиной плошки, пресекали его попытки запустить в еду руку. При этом ребёнок не был центром внимания, как случается, когда за столом любимая кроха. Разговор не крутился вокруг Васиных проказ. О паре-тройке смешных ситуаций рассказали и перешли к другим темам. У нас дома, если появлялся ребёнок, то мгновенно превращался в капризного божка, вокруг которого мы истово носились и выматывались отчаянно. Уйдут гости – пот со лба отряхиваем: дети, конечно, прекрасны, однако сил на них требуется!..

У Ильи и Лены всё было иначе, без подвижничества. «Покусунил» Вася – ему дали попить, вытерли рот салфеткой (кажется, той же тряпкой Лена со стола смахивала). Ребёнку предоставили металлическую терку и столовую ложку – играй. Вася с удовольствием исследовал возможности кухонной утвари. Когда надоело, швырнул тёрку и ложку на пол, ему подсунули пакет от чипсов, в который затолкали солонку, перечницу, коробочку с зубочистками, верх пакета замотали, чтобы дольше откручивал. И снова ребёнок при деле, при игре, азартно пытается «клад» достать.

Я мало участвовала в общей беседе, зато активно реагировала на шутки. В моём лице ребята получили благодарного слушателя, который заливается смехом после каждого анекдота. Потешались над нравами программистов, их полётами в облаках и оторванностью от земных реалий.

Лена рассказывала:

– Как-то тёща попросила одного программиста, не будем указывать пальцами, – она выразительно посмотрела на Илью, – сходить в магазин, дала ему список. Сейчас изображу.

Лена написала на обороте какого-то счёта в столбик:

1 Хлеб

2 Яйца

3 Картофель

4 Капуста

5 Молоко

6 Сахар

7 Соль

– Возвращается программист и приносит! Булку, два яйца, три картофелины, четыре огромных вилка капусты, пять пакетов молока. И! Шесть килограммов сахара и семь кило соли. Как вам нравится?

Смех подхватил даже Вася, подражая веселью взрослых. Я хохотала до слёз. Костя, мотая головой, сказал, что эту байку читал в Интернете два года назад.

– Ленка её и запустила в Сеть, – то ли оправдал жену Илья, то ли упрекнул.

Я не поняла, развлекали меня историями из собственной жизни или приписывали себе чужие казусы. Впрочем, это было неважно. Гораздо удивительнее то, что Лена с Ильёй веселили меня, потому что решили, будто я для Кости много значу. Они могли бы вполсилы, в десятую часть силы каламбурить – всё равно я очаровалась бы их ребёнком, их отношениями, столь прозрачными и одновременно непростыми, с безошибочно угадываемыми вечными ценностями.

Об этом мы говорили с Костей, когда ехали в машине. Но сначала я спросила:

– Это твои самые близкие друзья?

– Вовсе не близкие, – удивился Костя. – Просто приятели. У меня много приятелей. Хороших ребят вообще много, времени не хватает со всеми общаться.

У Прохиндея люди, окружавшие его, были в той или иной степени мерзавцами, старавшимися напропалую использовать Прохиндея в корыстных целях. Даже родные братья, не говоря уж о закадычных друзьях и собутыльниках. Все – сволочи, каждый на себя выгоду, как одеяло, тянет. Наверное, абсолютные эгоисты по-другому чувствовать не могут. Но при этом почему-то с ними дружат, подают руку, не отказывают от дома. Себялюбцы притягивают, точнее – затягивают в вакуум, где надеешься обнаружить скрытый клад. Хотя там – пустота. Я много раз отмечала: избалованные эгоисты засасывают человеческие эмоции, не отпускают от себя, берут в плен, погружают в мо́рок.

Костя был полной противоположностью Прохиндею.

– У меня нет самого близкого друга, – признался он. – Или как в «Трёх мушкетёрах» – компании с рапирами. Но один за всех, все за одного – присутствует, в расширенном варианте. Я тебе уже говорил: достойных людей много, проблема во времени. Двадцать четыре часа – это кот наплакал.

«И девушки постоянной тоже нет, – ревниво подумала я. – Да и к чему? Столько хорошеньких вокруг».

Вслух сказала другое:

– Мне показалось, что ребята очень хотели тебе угодить. В смысле – доставить удовольствие. И поэтому меня развлекали, очаровывали. Конечно, я без тебя…

– Ася, Ася, Ася! – повторял Константин, выкручивая руль то в одну, то в другую сторону, паркуя машину на тротуаре у дома моих родителей. – Ты себе цены не знаешь. Чихали Ленка с Ильёй на моих… назовём их подружками. Если бы не понравилась ты, легко ручкой сделали, в мониторы уткнулись, дятлами по клавиатуре застучали, выход сами найдёте. А Васька – классный парень, да? Чёрт, у меня голову ведёт, хотя ни глотка не принял. Ты на меня действуешь, как шампанское на сопливого пацана.

Он говорил и отстёгивал свой ремень безопасности. В отличие от Кости я пила изрядно, бутылку пива за бутылкой, наравне с Ильёй. Опьянение пришло лавинно. А в голове моей запустилась карусель, всё убыстрялась и убыстрялась, обещая чудо на пике скорости.

Чудо не заставило себя ждать. Костя целовал меня: то нежно касался шеи, то, отвечая моему призыву, долго и сладостно припадал к моим губам… Не выдерживал переполнявших его чувств, прерывался, осыпал поцелуями мои руки, плечи… снова рвался к губам…

Я – летала! Парила в раю лёгкой невесомой пташкой. Так приятно чувствовать себя воздушной и счастливой, забыть про свои увесистые бёдра и тяжёлый зад. Если бы я знала государственные тайны и в этот момент потребовали их выдать, легко бы выдала. Женщинам тайны противопоказаны, потому что находятся мужчины, способные любую довести поцелуями до умопомрачения. Поцелуи – абсолютно деморализующее средство. Теряешь голову, память, честь, совесть… Всё теряешь, когда тебя целует любимый, и ты становишься маленькой новорожденной вселенной, в которой нет места ничему, кроме жажды продления удовольствия… Вселенная несётся, кружась в космосе, Земля уже далеко, и чёрт с ней. Прощайте, страхи и комплексы, мысли глупые и умные, опасения напрасные и справедливые – я улетела.

Неожиданно Костя замер, поднял голову, издал звук: «Пш-ш!» Так шипят на собаку или кошку, которые не вовремя требуют внимания. Повернув голову, я проследила за Костиным взглядом и вскрикнула испуганно. К окну прижималась чья-то морда. Стекло было чуть тонировано, у морды по-свинячьи расплющился нос – так хотелось рассмотреть нас.

Костя высвободил руку, которая до этого, пробравшись между дублёнкой и кофточкой, нежно меня гладила. Нажал кнопку на двери, стекло поехало вниз.

– Убирайся отсюда! – гаркнул Костя.

– Так это Ася! Точно, Ася!

Соседка тётя Вера стояла в несимпатичной позе: согнувшись в поясе, приставив к голове ладони как громадные уши.

Я хотела поздороваться, но из горла вырвалось невнятное бульканье.

– Как тебе, Ася, не стыдно! – разогнулась тётя Вера и упёрла руки в боки.

– Бабка! Пошла вон! Рога обломаю! – грозил Костя.

– Только попробуй, хулиган! Насильник! – почти кричала тётя Вера.

– Заткнись, карга старая, и уматывай! Точно накостыляю.

Я стремительно летела из космоса на землю, после райского парения спикировала в пошлую склоку. Трезвела и пропитывалась ужасом.

– Костя, прекрати! – прошептала я. – Здравствуйте, тётя Вера, извините, пожалуйста! Всё в порядке.

– Ездют тут всякие! Девок уже на проезжей части лапают! – бушевала соседка.

Я сжала Костину руку – не отвечай!

Он надавил на кнопку, стекло медленно поднималось, и всё глуше становились вопли тети Веры, которая грозила привести мою маму и вызвать милицию. Мне было стыдно до слёз, Косте – ничуть.

– Ася?

– Что ты наделал!

– Испугалась придурочной старухи? Дьявол с ней! Она ушла. Асенька. – Он сделал попытку снова обнять меня.

– Прекрати! – затрепыхалась я, отталкивая его руки.

– Ася, тебе ведь не двенадцать лет, а я не плохой дядя-извращенец. Почему ты боишься всякой ерунды?

– Тётя Вера – матёрая сплетница и склочница, её весь дом боится.

– Хочешь, я ей рога обломаю и на пуговицы пущу?

– Нет. Выпусти меня! – просила я и дёргала ручку двери.

– Погоди. Нам нужно поговорить. Ася, ты мне нравишься! Очень, безумно, уже давно. Мы ведём себя как детсадовцы, младшая группа, на горшок по очереди.

Напоминание о детском саде было своевременным: с минуты на минуту тётя Вера приведёт маму, чтобы на виду у всего двора продемонстрировать мой разврат. Тётя Вера не сумасшедшая, просто очень злая. Как растению требуется свет и вода, так нашей соседке – уверенность в греховности людей. Тётя Вера живёт исключительно благодаря чужим порокам, реальным и выдуманным, активно пропагандируемым. Объяснить всё это Косте, привести примеры быстро не удастся, а время не терпит. Костя в лицо назвал тётю Веру бабкой и каргой (за глаза её похлеще величают) – плеснул в горелку мизантропки керосина. Моим родителям теперь не поздоровится.

– Открой дверь! – потребовала я.

– Выслушай меня! Куда ты рвёшься, когда тебе в любви объясняются?

– Не надо любви, не надо объясняться, – быстро говорила я.

И пыталась открыть дверь, нажимая на кнопки, дёргая рычажки. Чем современнее машина, тем заумнее. Как дверь открывается – без инструкции не сообразишь. Стекло ползёт то вниз, то вверх, а дверь ни с места.

– Почему, Ася? Почему ты не хочешь выслушать меня?

– Ничего у нас не получится. У нас…

– Разные интересы? Филологические, – усмехнулся Костя.

Я не видела его лица, поскольку повернулась спиной, но хорошо представляла гримасу под названием «чушь собачья». Наконец мне удалось выбраться из плена: оказывается, следовало рычажок двинуть вправо и потянуть за металлическую петельку.

– Скажи честно, – снова усмехнулся Костя, но уже с другой интонацией, теперь на его лице наверняка написано: «Облом!»

Я повернулась, посмотрела на него, чтобы проверить свою догадку. Так и есть: «Облом полнейший!»

– Признайся, что я тебе противен, не нравлюсь. Зачем прятаться за русский язык, когда элементарно не испытываешь ко мне…

– Чушь собачья! – вырвалось у меня. – Хотя, конечно, облом.

Я вываливалась из машины, а Костя сыпал вопросами:

– Как ты сказала? Не противен? Почему чушь? Какой облом? Ася, не убегай, скажи!

Но я рванула к подъезду. Взбежала по лестнице и влетела в квартиру, на ходу сбросила дублёнку, чуть не упала, снимая сапоги.

Мама с тётей Верой разговаривали на кухне.

– Своими глазами видела, – доносила тетя Вера. – Навалился на неё бандюган, ручищей между ног тыркает, свои штаны расстёгивает, за сиськи голые ее мацает. Скажи, Ася, так и было!

Она ещё от меня требовала подтверждения! А фантазии-то эротические у сплетницы – ого-го!

– Никто меня не «мацал». И штаны не расстёгивал.

Мама сделала круглые глаза: не спорь с ней, не заводи!

Раз в жизни, охмелев от пива и поцелуев, затем от страха протрезвев, потом из-за бурных полярных эмоций окончательно потеряв нравственные ориентиры, я была готова дать отпор противной старухе. Нельзя! Мама не велит.

С заверениями: мол, обязательно с дочкой поговорит, спасибо, что предупредили, – мама вынудила соседку направиться к двери и выпроводила.

Я стояла у окна и смотрела на Костю, который расхаживал возле машины и курил. Откуда у него сигареты, он ведь не курит? Значит, нервничает отчаянно.

Подошла мама и стала рядом:

– Костик совсем не изменился.

– Ага, с трёхлетнего возраста.

– Доченька, рост у мужчины не главное! Среди гениальных мужчин две трети были низкорослыми, начиная с Наполеона и кончая Дастином Хоффманом. Чем короче мужчина, тем…

– Длинней его претензии. Комплекс коротышки.

– Не говори так о Костике! Если он тебе нравится, не мучайся по пустякам.

Можно было бы объяснить её прозорливость материнским инстинктом, если бы я не знала, что бабушка поработала, донесла про мои терзания.

– Мама, почему все терпят беспардонность тёти Веры?

– Себе дороже связываться. Она ведь одним про других рассказывает, а интерес к чужому грязному белью не вытравишь.

– Ложки нашлись, а осадок остался.

– Что?

– Это из анекдота. Абрам говорит Соломону: после вашего визита ложки серебряные пропали. Через некоторое время встречаются, Соломон спрашивает, не обнаружилась ли пропажа. Ложки нашлись, отвечает Абрам, но осадок остался. После сплетен тёти Веры тоже осадок… Смотри, смотри! – воскликнула я.

Из подъезда вышла тётя Вера, Костя выбросил окурок и шагнул к ней. Слов не слышно, видно в сумерках плохо, но суть диалога угадывается безошибочно. Костя что-то гневно произносит, поднимает кулак и… о, ужас!.. тычет пальцем пенсионерке в нос. Она огрызается, руками машет, отступает… Поскальзывается, падает. Костя помогает ей встать. Не деликатно, за локоток, как до́лжно упавшую старушку поднимать, а грубо – рывком за грудки. Кажется, он даже оторвал её от земли и потряс в воздухе, прежде чем поставить на ноги. Жалко, звук отсутствует. Зато публика появилась, четверо или пятеро, взрослые и подростки. Тётя Вера явно призывает свидетелей вызвать милицию. Публика не торопится, значит – наши соседи по дому.

Последние Костины слова я наверняка угадываю. Маленьких детей учат: «Не тычь пальцем!» Но если ребёнок становится звукорежиссёром или звукооператором, ему приходится часто использовать указательный палец: «смотри на время», «дай слово гостю» и так далее. Костя тыкал в тётю Веру пальцем как рапирой: «Заколю, если посмеешь Асе кровь портить!»

Мы досмотрели окончание спектакля. Костя сел в машину и, газуя, умчался. Тётя Вера попыталась заболтать своим возмущением свидетелей. Но те быстренько ретировались.

– Йес! – выкинула я руку вверх как подросток, нахватавшийся примитивных жестов из голливудских фильмов. – Есть управа и на распоясавшихся сплетниц. Старость, конечно, надо уважать. Но и старость должна знать своё место, не превращаться в полицию нравов. Мама, я за книжками приехала.

У моего отца уникальная библиотека по языкознанию. Начал собирать ещё до моего рождения. Большинству книг не суждено быть переизданными. Папа – добрейшей души человек. Но если встанет вопрос: отдать семейное добро или пожертвовать методической брошюркой киргизского университета, выпущенной в помощь национальным кадрам в каком-то мохнатом году, – папа легко расстанется и с мамиными украшениями, и с хрусталями-сервизами, под зачистку отдаст нажитое имущество, только брошюрку не трогайте. Не приведи господи случится пожар, папа, боюсь, не маму станет спасать, не документы-паспорта будет хватать, а книжки выносить.

Папе большинство книг для работы не требуются, а мне – необходимы. Папе ничего не жалко для дочки, кроме библиотеки. Смотреть на папу, когда я прошу на время какую-нибудь книгу, уморительно.

– Конечно, конечно, – говорит он. – А ты надолго берёшь? Когда возвратишь? Аккуратно обращайся, пожалуйста!

Мама предложила заимствовать книги в отсутствие папы, чтобы он не нервничал. Костя, которому я рассказала о смешной проблеме, предложил гениальный выход: мне надо книги отсканировать и хранить в своем компьютере в оцифрованном виде. На Восьмое марта в прошлом году Костя подарил мне отличный сканер. А потом еще присовокупил жидкокристаллический монитор: у друзей завалялся. Костя мой системный блок куда-то свозил, из жутко медленно работавшего превратил в суперскоростной. Друзьями наверняка были Илья с Леной, которые дорогущими мониторами не разбрасываются и за здорово живёшь компьютеры не апгрейдят, то есть не улучшают. Это работа, за которую они получают деньги. Да и создание сайта не дёшево стоит. Костя осыпает меня подарками с дальним прицелом? Хоть убейте, не могу представить Костю, заявляющего: «Ты мне влетела в копеечку, но ерепенишься!» Так мог сказать Прохиндей. Дарил цветы и сообщал их стоимость: «Красивые розы? Сотня за штуку». Мне хотелось открыть кошелёк и вернуть ему триста рублей.

Сканирование книг, которые на листочки не разделишь, отнюдь не механическая процедура. Умный аппарат не выдаёт стопроцентно идентичный текст, ошибок много. Буква «н» меняется на «п», вылезают разрывы слов. Надо скрупулёзно сверять оригинал и компьютерную версию. Чем и занималась девушка Ася последний год. Отличное времяпровождение, дарит иллюзию научного подвижничества, отметает естественные потребности. Что нам потребности? У нас планов громадьё. Например, отредактировать сценарии моих передач – и январских каникул не хватит. Одно дело прощебетать в эфире, другое – представить текст на сайте в литературном варианте. Счастливые люди будут кататься на горных лыжах, вести беседы у камина, пить глинтвейн. А я буду трудиться. Труд обезьяну превратил в человека. Далее эволюция почему-то остановилась. Сколько ни трудись – тупик.

– Ася, книжки раздвигай, раздвигай, чтобы не видно было, – подсказывала мама.

– Мне ещё месяцев пять требуется, чтобы закончить сканирование библиотеки. Хочу успеть к папиному дню рождения. Подарить ему библиотеку в цифровом виде.

– Он будет счастлив, – заверила мама. – Очень ждёт.

– Что значит «ждёт»? Ты проболталась?

– Только намекнула. Доченька, я совершенно не умею хранить секреты от мужа. Меня распирает, раздувает, как после горохового супа, которым твоя бабушка накормила. Только не в животе, а в голове, – юлила мама. – Не выдавай меня, ладно? Пусть будет сюрприз.

– Я и хотела сюрприз, а ты всё испортила.

– Но, Асенька, меня распирало. Кроме того, папа иногда замечает отсутствие книг, приходит в страшное волнение, надо же его как-то успокаивать. Ася, мне кажется, от тебя пахнет спиртным? – без перехода спросила мама.

– Разврат и пьянство неотделимы.

– Ася, нам нужно поговорить!

Нравоучительные беседы мамы всегда скатываются к осуждению бабушки, которая меня испортила. На самом деле мама никак не избавится от комплекса вины. Хотя ей тысячу раз было сказано: я не осуждаю её за то, что оставила меня бабушке, я счастлива и довольна жизнью, мама время от времени принимается за старое. Логика в её терзаниях (если вообще бывают логичные комплексы) отсутствует: если бабушка плохая, зачем было доверять ей единственную дочь? Я давно выросла, а вы продолжаете считать меня маленькой и держать шашки наголо. Кому нужны ваши дуэли?

Я вполуха слушала маму. Сегодняшний день подарил мне столько радостных впечатлений, что хотелось их закапсулировать, не расплескать, донести до дома и там, в тишине своей комнаты, медленно перебирать-вспоминать, осмысливать, заново перечувствовать случившееся.

– Ася! Ты меня не слушаешь.

– Потому что ты ничего нового не говоришь.

Желание «закапсулировать, не расплескать» сорвало тормоза моей привычной деликатности.

– Вам не кажется, – спросила я, одеваясь в прихожей, – что пора начать благодарить друг друга? Бабушке – благодарить тебя за то, что внучку родила и подарила. Тебе – за то, что бабуля меня худо-бедно вырастила. И ещё: вы задумались бы, каково мне вечно меж двух огней? Яблоко раздора в конце концов может превратиться в огрызок.

Моя словоохотливая мама потеряла дар речи. Я подошла к ней, поцеловала, сказала, что люблю, и ушла.