Текст книги "Стоянка запрещена (сборник)"
Автор книги: Наталья Нестерова
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– И теперь вам предстоит интересное дело: послушайте выступающих по радио и телевидению своих близких и… страшно сказать – учителей. Обязательно уло́вите ошибки. Неправильное употребление глаголов «надеть» и «одеть» настолько массово, что наводит на мысль о необходимости уравнять глаголы-близнецы. Так не хотелось бы!
Поднимаю голову: как Костя отреагировал на мой эмоциональный возглас? Кости нет. Вместо него Игорь, равнодушно перекидывающий «напоминальник».
– Потому что правильная речь украшает человека вне зависимости, что на нём… Как правильно? Конечно, надето. Ещё раз повторю: чтобы не ошибиться, задавайте вопросы. «Надеть» – что? Шапку, платье, сапоги, рукавицы. С «надеть» употребляются только неодушевлённые существительные. «Одеть» кого? Ребёнка, солдата, манекенщицу. Существительные одушевлённые. Очень редко неодушевлённые – одеть куклу, манекен. И помните антонимы: к «одеть» – противоположное слово «раздеть»; к «надеть» – «снять». Если вы нечаянно сказали: «Сегодня утром я одел новое пальто», – мысленно себя проверьте и поймёте, что фразу: «Сегодня вечером я раздел новое пальто», – вы никогда не скажете.
Снова вскидываю голову: не очень ли сложно говорю? Ответа нет.
– Надо отметить, что с этими коварными глаголами путались и в девятнадцатом веке. А писатели и поэты хотели помочь людям, даже стихи сочиняли. Вот отрывок из стихотворения Крылова, не путать с баснописцем.
Я читала, выделяя голосом злополучные глаголы:
Любезный друг, не надо забывать,
Что одевать не значит надевать;
Не надо путать эти выраженья,
У каждого из них свое значенье.
Дитя оденешь в платьице его,
Когда наденешь платье на него.
Кому родной язык и мил, и дорог,
Ошибки тот не стерпит и следа,
И потому, дружок мой, никогда
Не делай ты подобных оговорок.
В запасе у меня было ещё стихотворение на ту же тему Новеллы Матвеевой. Прочту, если время останется.
– А теперь я попрошу вас подойти к телефонам. Сегодня мы проведём нечто вроде опроса в классе. Я говорю предложение, в которое надо вставить «надеть» или «одеть», вы отвечаете, а потом говорите, как вас зовут и возраст. Согласны? Отлично. Наш телефон… Итак, первое предложение: «Девочка разглядывала себя в зеркале, она мамино платье…» Алло?
– Одела, то есть надела… Я первой дозвонилась, да?
– Как вас зовут?
– Ира.
– Какой же вариант, Ира? «Девочка мамино платье…»?
– Надела, платье – неодушевлённое.
– Правильно. Следующее предложение: «Оля раздумывала, что бы завтра в школу…» Алло?
– Надеть.
– Верно. Как вас зовут?
– Рустам. А нам про это учительница легче объясняла: если на себя, то надеть, а если на другого, то одеть.
Подрывать авторитет педагогов я не могла, постаралась выкрутиться:
– Вероятно, ты неправильно понял, не расслышал: не «на другого», а просто «другого». Ведь и «НА себя», и «НА другого», – выделяла я голосом важные моменты, – можно НАдеть любой предмет одежды, то есть ЧТО-ТО. Поэтому логичнее запомнить, повторю: надеть – «что-то», одеть – «кого-то». Следующее предложение…
Блиц-опрос удался. Мои вопросы сыпались один за другим, и телефон не умолкал. Я и дети вошли в раж, тык-в-притык выбрали радийное время. Торопливо попрощавшись до следующей передачи, я облегчённо перевела дух: никто из ребят не спросил: «А где приз? Кто сегодня выиграл?»
Этот вопрос задал Костя, когда я пришла в редакционную комнату. Костя слушал передачу, воткнув один наушник в ухо, по сотовому телефону. Одновременно разговаривал с журналистами и звукооператорами. У Кости потрясающая способность воспринимать звуки по нескольким каналам. Точно в голове у него отдельные гнёзда, куда втыкаются штекеры от разных звукопередающих источников. Правда, общаясь со мной в «Столовке», Костя почти всегда отключает телефон.
Приз отсутствовал, пояснила я Косте, потому что книжку не успела купить.
– Что значит купить? Ты? Сама купить?
– Экономический кризис, теперь не будет призов, надо менять формат. Но ведь дети без поощрения… Так даже лучше! – затараторила я, потому что Костя изменился в лице. – Сама выбираю, сама покупаю. Хотя книг для детей от десяти до четырнадцати ничтожно мало. Магазины завалены до потолка, но попробуй найти стоящую книгу для подростка.
Если уж совсем честно, то у меня была книга, да пропала. Стола отдельного мне, внештатнице, не положено, но имеется полка на стеллаже. С неё и пропала книга. Я не подняла шум, ведь стянули книгу для ребёнка. Одному или другому достанется, не столь уж принципиально. Теперь приз буду приносить в сумке.
– Врежу Сене! – пообещал Костя.
А тут сам продюсер вошёл. Возбуждённый, потирающий руки:
– Хватит кофеи гонять, пошли на дело.
– Сеня, жмот! Ёшкин корень, почему Ася книги на свои покупает? – набросился Костя на моё начальство.
– Какие книги, на какие свои?
Я почувствовала, что заливаюсь краской – от пяток до макушки. Теперь все подумают, что я нажаловалась Косте. И так его опека надо мной – предмет постоянных шуток.
– Потом! – отмахнулся продюсер.
– Сейчас! Дай распоряжение, – твёрдо сказал Костя. – Выписывать Асе ежемесячно… – замялся, подбирая сумму, – три тысячи рублей на призы детворе.
– Ладно, ладно, – в экстремальной ситуации продюсер Семён Викторович был покладист. Махнул в сторону бухгалтерши: – Выписывай ей! Пошли, ребята.
Не только бухгалтер, особа чрезвычайно строгая, цербер в юбке, присутствовала, почти весь коллектив станции стёкся в редакционную комнату. Азарт поимки Сталина будоражил нервы и никого не оставил равнодушным. Но в операции участвовали избранные, я – в том числе.
Шла по коридору и ликовала. Три тысячи рублей! Можно будет покупать дорогущие художественные альбомы. Уж приз, так приз, действительно, красивая и ценная книга, а не детские сказки, проиллюстрированные сбрендившим на американских мультфильмах с героями-мутантами художником.
Аппаратная – комнатка перед студией – напоминала военный штаб, в котором собрались командующие наступлением. Мест для сидения было два – у звукооператора Игоря и у меня. Остальные были вынуждены стоять. Костя присел на корточки, потому что шнур наушников был коротким. Ещё присутствовали Сеня-продюсер, незнакомый мужчина при галстуке, с казённым выражением лица – наверное, из органов, почему-то бухгалтерша-цербер и помрежа Лара – и швец, и жнец, и на дуде игрец. Удивительная девушка, которая носится по офису почти безостановочно, выполняет поручения споро и безоговорочно, на чины приказывающих внимания не обращает. Идеальный, нерассуждающий исполнитель, мечта руководителя. Когда Сеня-продюсер уезжает на отдых в жаркие страны, никто не замечает. А заболела как-то Лара – мы оказались без рук, ног и в полной растерянности.
Все присутствующие нервничали отчаянно, шумно дышали. Кислорода в маленькой комнате надолго не хватит. По идее, я должна была проникнуться общим волнением и вибрировать больше остальных. Отнюдь. Я думала про три тысячи рублей. Подарить, допустим, ребёнку альбом репродукций импрессионистов (присмотрела в магазине книжном), но ведь пояснения требуются, рассказ об этих потрясающих художниках. А как выкроить время в эфире на внетематическое отступление?
По привычке за подсказкой я посмотрела на Костю. Он показал мне большой палец – хорошо держишься! Покрутил пальцем в воздухе, как набирали номер на старых телефонных аппаратах, и ткнул в направлении утопленной в пульте трубки – «помни о своей роли!»
«Я-зна-ю!» – только шевелением губ ответила я.
«Ум-ни-ца!» – так же чётко артикулируя, беззвучно ответил он.
За большим стеклом, в студии, Кира начала передачу. Гостем был вице-мэр, которому придётся ответить за перманентно растущую квартплату. Девяносто девять процентов уверенности – начнется обвал звонков. Костя, обладающий уникальным слухом, должен вычислить Сталина, коверкающего голос. Сталин не пропустит горячей темы. Моя задача – хулигана заболтать и держать на линии. Во многих фильмах я видела, как подобные операции проделываются с помощью человека, который разворачивает на месте компактную аппаратуру, отслеживающую географию звонка. У нас такого человека не было. (Ещё одни лёгкие – и мы бы задохнулись.) Только Сеня и казённый человек приставили к ушам сотовые телефоны. Надо полагать, что Сталина ловили на телефонной станции, там прослушку организовали.
Град звонков начался ещё до времени, обозначенного Кирой. Чиновник дятлом, по-написанному, бубнил про экономическую необходимость повышения коммунальных платежей. Люди звонили и звонили. Костя слушал несколько секунд и махал рукой – не Сталин, отключить. Не извиняясь, не объясняясь, просто щёлкали тумблером – всё равно что бросить трубку, когда человек говорит о наболевшем, а ты его обрываешь. С другой стороны, Игорь, ведущий передачу, не мог тратить драгоценные минуты на вежливые отказы. Косте требовалось прослушать десятки голосов, отловить искомый. Продюсер Сеня приплясывал на месте от нетерпения. Бухгалтерша лихорадочными движениями поправляла грудь в бюстгальтере: толкала руку за пазуху, поднимала грудь и водворяла в чашечку лифчика. Помрежа Лара грызла ногти. Даже казённый человек из органов покрылся пятнами, что-то быстро шептал в микрофон сотового телефона.
Костина рука всё время была над столом, поскольку сидел он на корточках. Махала, отбрасывая. И вдруг замерла. На секунду Костя застыл, а потом ткнул в меня пальцем – снимай трубку. Я физически почувствовала, как все в студии перестали дышать, парализованные ожиданием. Или жаждой мести?
– Алло, здравствуйте! Представьтесь, пожалуйста!
– Иванов Сергей Владимирович.
Голос немолодого мужчины, совершенно обычный. Костина рука по-прежнему вверху, будто пропеллером крутит пальцами – «гони, мне требуется ещё несколько фраз, чтобы точно увериться». Продюсер и офицер застыли и напоминали охотничьих псов, сделавших стойку перед броском за дичью. Рука бухгалтерши примёрзла к бюсту. Лара держала палец во рту как уснувший ребёнок.
– Очень приятно, Сергей Владимирович! Сейчас ещё не наступил момент звонков в эфире. Мы отбираем самые животрепещущие вопросы. Сформулируйте, пожалуйста, свой вопрос.
– Ася Топоркова? – в голосе явно чувствовалось подозрение.
– Да, это я.
– Вы ж «Словарик» ведёте.
Костя сбросил наушники с беззвучным криком: «Он!» Неслышно подпрыгнул в воздухе и сделал несколько боксёрских движений. Немая сцена ожила: продюсер и милиционер быстро заговорили в трубки. Потом ринулись из студии, за ними бухгалтерша и помрежа. Костя напоследок подмигнул мне: сейчас мы покажем этому Сталину! Будто мальчишка, честное слово. «Казаки-разбойники» в радийном исполнении.
– Тронута вашим вниманием, тем, что вы меня узнали, – качала я головой, реагируя по-матерински на Костино ребячество и одновременно стараясь говорить ровно. – Слушаете «Словарик»?
– Всё слушаю. А почему вы на другой передаче?
– Подработка, чтобы не сказать халтурка. Лишние, то есть совершенно не лишние деньги. Отсеиваю звонки. Сергей Владимирович! – Мне хотелось воскликнуть: «Бегите, вас сейчас поймают!», но вместо этого я продолжала говорить по сценарию: – Звонков очень много, отбираю самые актуальные вопросы. Что вы хотели спросить?
– Плата за воду, горячую и холодную. Откуда берутся такие объёмы?
– Верное сомнение. Мы с бабушкой поставили счётчики на воду, и сразу плата на две трети уменьшилась. Представляете? Раньше мы потребляли как рота солдат, моющаяся в бане, то есть в нашей ванной.
– Какая бабушка? Какие солдаты? – запаниковал Сталин, непривыкший к пространным беседам с радийными персонами.
– Живу я с бабушкой, с детства, – устало сказала я.
Это ведь мука: забалтывать человека, пока не ворвутся в квартиру люди в чёрных масках, с автоматами, а за ними продюсеры в арьергарде. Из меня никогда не получился бы шпион-разведчик или даже простой следователь прокуратуры.
– Я буду в эфире? – настойчиво спросил Сталин, он же Сергей Владимирович.
– Скоро рекламная пауза, потом вице-мэр ещё несколько слов скажет. Затем будем принимать звонки. Может, через несколько минут позвоните? – с надеждой и явной подсказкой спросила я.
– Нет! – воспротивился дядька. – Оставьте меня на линии. Я дозвонился, право имею.
Так в прежние времена отстаивали своё место в очереди: я тут стоял, на минутку отошёл, предупреждал, стоял – и точка. Если я нажму на рычаг, отключу хулигана, ничего не изменится, ведь наряд милиции уже мчится к нему. Что делать?
– Продиктуйте свой номер, мы потом наберём, – искала я пути спасения Сталина.
– Как же! От вас дождёшься. Требую оставить меня на линии!
– Требовать вы, конечно, можете…
– Но вы меня отключите? Ася Топоркова! Девушке с таким чистым голоском стыдно не уважать пенсионеров.
– Даже не представляете, насколько правы!
Он находился, вероятно, недалеко, спецназ домчался быстро.
– Тарабанят в дверь, – воскликнул дядька, – ломают замок, кричат, что милиция. Вы способствовали? Сексотка! А ещё детей учит!
– Сталин! То есть как вас там… Быстро в туалет. Сели на горшок, в смысле – на унитаз. Простите за натурализм, но штаны спустите, будто вы по надобности. И обязательно – слышите? обязательно! – трубку на рычаг положите! У них против вас законов нет. Бегите!
Я шлёпнула трубкой в гнездо с таким чувством, словно отдала приказ о пуске ракет по целям собственной армии. Будет мне и за ракеты, и за предательство корпоративных интересов.
Игорь, который вёл передачу, фильтровал звонки граждан, помнил о рекламных паузах и музыкальных проигрышах, покрутил пальцем у виска: чокнулась!
– Не выдавай меня, – тихо попросила я. – Научу архаичным идиомам, которые девушек зомбируют. В штабеля укладывают. Как в поезде, представь: плацкартный вагон – идёшь по проходу, а слева и справа лежат красотки – все твои.
– Честно? – изумился наивный Игорь, щёлкнув каким-то тумблером (надеюсь – правильно щёлкнув…).
– Зуб даю!
Миновав «Столовку», отправилась прямо домой. Каждые две минуты я набирала сотовый Кости. Не продюсеру же звонить!
Костя ответил, когда я через силу поглощала заказанный мною и приготовленный бабушкой обед – супчик вегетарианский.
– Извини, не мог ответить, – быстро говорил Костя. – Ты не поверишь! Врываемся: пять мужиков в бронежилетах – как Ходорковского ломать! – следом Сеня, фээсбэшники… Я, понятно, в первые ряды полез.
– Понятно, без бронежилета.
– Ага. Декорации: хрущёба, район Черёмушек, знаешь?
– Конечно.
После Москвы, в шестидесятые годы, новостройки в областных и районных центрах стали называть Черёмушками. Красивое, милое слово, замечу.
– И что террорист? – спросила я, замерев.
– На толчке сидел. Представляешь? Дверь выбили, она на честном слове держалась, пять гренадёров с автоматами наперевес, комнаты зачистили, толкаемся, друг другу мешаем, на ноги наступаем. Никого! И только в сортире обнаруживаем сморчка, который нужду справляет. И лыбится дедок, глазами хлопает: «Мальчики, не пожар ли?»
– Значит, он сообразил и штаны снял! – воскликнула я. – Молодчина!
Повисла пауза. Я поняла, что выдала себя с головой.
– А-с-я-а! – простонал Костя. – Зачем?
– Мне жалко его. Вдруг это больной человек?
– На всю голову.
– Костя, Сталина не били?
– Да никто и не собирался его мордовать. Запугать хотели. Что, впрочем, и сделали. По полной программе. Ещё и заставили бумагу подписать – филькина грамота, конечно, – что больше не будет на радио звонить.
– Он всё-таки больной психически или здоровый?
– Он старый и одинокий. По телефонам соседей и приятелей звонил. Напрашивался в гости и атаковал нас. Дедку адреналина не хватало.
– Несчастный! У пожилых людей бывает форма психического расстройства, которая называется бред ущерба и обнищания. Это когда старику кажется, что все его обкрадывают: пришла соседка – из холодильника масло сливочное унесла, невестка заезжала – сотню рублей из кошелька вытащила, зять продукты привёз, так банку солёных огурцов умыкнул. С двоюродной сестрой моей бабушки то же самое было. Настолько достоверно жаловалась, что участковый врач стала родственников стыдить: как вам не совестно старушку обворовывать? А потом к специалисту обратились, который про бред ущерба и обнищания растолковал. Только забыл сказать, как с ним бороться. Из благих побуждений родственники собрались и коллективно бабушке свою невиновность доказали, а через неделю она умерла.
– Не улавливаю аналогии.
– Бабушка на том самом адреналине, про который ты упомянул, жила, страстями питалась. Они кончились, и умерла от стыда.
– Хочешь сказать, что Сталину надо было позволить и дальше вопить в эфире? Развитие идей Достоевского! У того слеза ребёнка, а у тебя сопли маразматика.
– Костя, не злись, пожалуйста!
– Всех ей жалко! Ну всех!
– «Ей» – это мне?
– Опять, да? Замучила своим русским языком. Полдня тренируюсь: одеть – кого? надеть – что?
Пошли помехи – это Костя мотает головой. Он всегда так делает, когда переполняют эмоции. Словно вытряхивает из себя избыток чувств.
– Дай мне совет, – попросила я. – Написать заявление об уходе? Его пишут внештатные сотрудники?
– С какой стати?
– Предала корпоративные интересы…
– Никто не узнает.
– Игорь слышал…
– Не беспокойся, Игорьку законопатю уши.
– Ты хотел сказать: язык подвяжу? Бесполезно, все равно проговорится. Хотя чего мне бояться? С моральной точки зрения, не раскаиваюсь. Работа и деньги найдутся… когда-нибудь. Хотя радио…
– Твоя стихия, – договорил Костя. – Не паникуй, всё будет хорошо. Пока ты мямлила и рефлексировала, я думал: говорить тебе, что радиостанция в лице Сени заинтересована в Асе Топорковой больше, чем Ася в них? Самое забавное: сказал бы – ты не поверила.
– Конечно!
Мне хотелось говорить, и говорить, и говорить с ним, водить ложкой в остывшем супчике и делиться мыслями, которые мне самой кажутся интересными, но вовсе необязательно покажутся любопытными посторонним людям. Всем, кроме Кости.
– Извини! – сказал он.
– Спешишь?
– Не то слово. До свидания, богиня!
– Так меня не называй! – потребовала я капризно, воруя у Кости время.
– Неужели обидно? Я от чистого сердца. Ладно! Другой вариант: «Пока, девушка-сюрприз!» Встретимся в понедельник.
Запикали короткие гудки. Я отстранила трубку от уха и уставилась на неё как на волшебную палочку, которая перестала действовать.
– Разогреть? – спросила бабушка, которая всё это время находилась на кухне.
Отслеживала мой процесс поглощения сиротского обеда и внимательно слушала наш разговор с Костей.
– Кого разогреть? – не поняла я.
– Суп.
– Кто суп?
– Девонька, ты влюбилась, – заключила бабушка. – Я-то голову ломаю, почему внучка аппетит потеряла. Константин, да? Хороший мальчик, зразы кушал при помощи силы воли.
– Чего-чего, а силы воли у него с избытком. Лучше бы подрос, на полголовы меня ниже, на двадцать кило легче, – вырвалось у меня признание.
– Ой, девонька, разве мужа по габаритам выбирают? Не диван, поди. Вот Прохиндей был. Красавчик, но дрянь. А дедушка твой? До плеча мне только и доставал.
– Ага, это у нас семейное… Бабушка, оставим этот разговор. Костя мне друг и ничего более.
– Дружила курочка с петушком, – недоверчиво покачала головой бабуля, забыв предложить мне компотик с плюшками.
Случайное открытие бабушку распирало, и, нарушив принципы, она позвонила моей маме, и они, как заправские сплетницы, перемывали мне косточки. Из своей комнаты я слышала обрывки разговора: хороший мальчик, Костей зовут, фамилию не знаю, может, и Аверин… к тебе в садик ходил?.. очень способный?.. и я Аське говорю – порядочный парень… внешне? мелковат, она поэтому страдает, глупая… дедушку помнишь? я его ни на какого гренадёра не променяла бы… условности, говоришь? вот и я о том, что условности Аське мозги замусорили… конечно, скромная она у нас и пугливая… как говоришь? верно, общественному мнению подвержена… с другой стороны, понимать-то должна, что внутренности из Кости не выковырнуть и в Прохиндея не затолкать…
Последнее замечание – исключительно верно, к несчастью.
Есть хорошее, очень русское слово – сболтнуть, то есть нечаянно проговориться. Сболтнув лишнее, вы обеспечиваете себе головную боль. Меня ждёт назойливое внимание родных, которые будут прятать за нейтральными вопросами жгучую потребность в сводках с моего любовного фронта. И доказывать им, что фронта не имеется, военные действия не ведутся, – бесполезно. Если люди хотят получать информацию, которой в природе не существуют, они начнут выдумывать и фантазировать. Так рождаются мифы.
Понедельник, семнадцатое ноября 2008 года– Наша передача подходит к концу. Сегодня мы говорили о том, как части речи перетекают друг в друга, как из глагола появляется существительное или прилагательные, из прилагательных – существительные. Победителем конкурса становится Инна Васильева, которая совершенно правильно сказала, что существительное «пирожное» образовано от прилагательного «пирожный». Добавлю, что, в свою очередь, «пирожный» восходит к слову «пирог». Такая удивительная цепочка: от существительного к прилагательному и снова к существительному. Инна правильно определила и происхождение слова «мороженое» – от отглагольного прилагательного «мороженый», которое идёт от глагола «морозить».
Ребята, вы запомнили? Пишите и говорите правильно – «пирожное» и «мороженое». «Мы заказали в кафе пирожное и мороженое». Или во множественном числе: «Мы купили два пирожных и три мороженых». Я с вами прощаюсь…
Инна Васильева, как я и просила, ещё раз набрала номер радиостанции, чтобы получить инструкции, как, когда и где получить приз. Инна призналась, что верный ответ, пока шла передача, выяснила в Интернете на «Грамота. ру». Меня поражает, как часто дети признаются в несамостоятельности. Причина тому отсутствие визуального контакта или с первых выпусков кем-то из слушателей заданный тон искренности? Детям проще не врать, когда фигура требовательного взрослого не маячит перед ними? Или дело в негласных правилах, которые дети схватывают быстрее, чем их родители и учителя. Мне не хватает знания детской психологии, хотя в институте эту дисциплину преподавали, я «отлично» получила на экзамене.
Подгоняемая Игорем – «выметайся, не мешай работать», – я быстро сообщила Инне, что она получает альбом чудных акварелей. И посоветовала прочитать в Интернете про этот вид живописного творчества. Книгу я купила на свои деньги, потом компенсирую. Если станут выдавать на призы.
Интернет – моя давняя мечта. Вернее – мечта, появившаяся после того, как я поплакалась Косте на невозможность контролировать то, что дети пишут, закрепляют ли на практике полученные знания. «Нужен сайт, – ответил Костя. – Сайт передачи «Словарик», твой персональный. Если отвести страничку на сайте радиостанции, дети запутаются. Там такая навигация – чёрт ногу сломит. Понял задачу, есть у меня один приятель, он поможет».
Этот разговор состоялся два месяца назад. Наверное, Костя забыл об обещании. Напоминать – неловко, и так Костя только за ручку меня не водил на потеху коллегам.
На свидание с Костей в «Столовке» я чуть не бежала по ветвистому служебному коридору. Перехватил Дима Столов. Будто специально поджидал. Преградил путь, мокрыми губами приложился к моей щеке, обдал смесью запахов: табака, спиртного и томного, совершенно не мужского лосьона. По-хозяйски захватив мой локоть, повёл к себе в кабинет, упрекая:
– Я же просил тебя зайти. Почему не пришла?
– Извини, не получилось.
В кабинете нашего ресторанного босса, кроме письменного стола, имелся журнальный столик и угловой диван. На столике остатки приёма важных персон: кофейник, пустые чашки с коричневой гущей на дне, недоеденные бутерброды, рюмки и бутылка коньяка.
– Кофе? – предложил Дима, усадив меня на диван.
Похоже, дай я согласие, он плеснул бы мне в чужую грязную чашку. Невелика птаха.
– Спасибо, нет!
– Тогда по коньячку.
Несколько секунд Дима высчитывал, где он сидел с предыдущими гостями, какая из пользованных рюмок его. Поставил перед собой искомую, а мне плеснул в какую попало.
Фантастическое хамство, даже не коробит. Прав Костя: быдло, и нет другого слова. Костя меня ждёт, а я тут просиживаю.
– Дима, что ты хотел?
– Выпей! – кивнул Дима на рюмку, до которой я не дотронулась. – Отличный коньяк, тридцатилетний, мне специально из Дагестана поставляют. Нигде такого не попробуешь.
– Как-нибудь переживу. Дима, я спешу!
– Куда? Куда ты можешь торопиться, когда я с тобой общаюсь?!
Схватить бы отборный коньяк, опрокинуть ему на макушку! Чтобы хвост не распускал. Павлин! Наверное, павлин – окончательно самовлюблённое животное. Имея пышный хвост, забывает, что у других бывают рога. Только не у меня.
И всё-таки что-то в выражении моего лица, в глазах, стреляющих от бутылки к Диминой башке, отрезвило ресторатора.
– Как ты относишься к Анфисе? – спросил Дима.
– К прорицательнице? – пожала я плечами. – Обычная шарлатанка.
– Не скажи. Она мне кризис предсказала, так и случилось.
Истинно павлинья манера: кризис финансовый не в стране, не в мире, а лично у Димы. Вдруг Костя не дождется меня, уйдёт? Эта мысль испугала меня настолько, что я вскочила:
– Извини, мне пора!
– Стой! А про дело? – Дима тоже поднялся, погрозил пальцем. – Зазналась, неблагодарная! Значит, так: надо позаниматься русским с моей племянницей, подтянуть. Вот адрес и телефон. – Дима вытащил из кармана листочек. – Позвони, они ждут.
– Оплата по обычной таксе? – спросила я.
Не иначе как волнение из-за Кости и созерцание виртуального Диминого хвостового оперения помогли задать справедливый, но меркантильный вопрос. Репетиторство – хлебное занятие, если родители богатенькие.
– Ай-я-яй! – скривился Дима. – Стыдно!
– Кому?
– От моей сестры муж ушёл, бросил с ребёнком. А ты деньги с них драть хочешь?
– Прости! Я ведь не знала.
– То-то же! Всегда слушай папу.
«Он еще и папа! – думала я, быстро шагая по коридору. – И когда я перестану через слово извиняться, разговаривая с Димой?»
Костя сидел за нашим столиком, говорил по телефону. Я плюхнулась на стул и беззвучно поздоровалась: «Привет!» Костя кивнул и на полуслове оборвал разговор, отключил телефон.
– Три пирожных, – показал он на тарелочку передо мной, и я поняла, что передачу Костя слушал.
– Ну как?
– Не плохо, даже хорошо, почти отлично.
– А из недостатков?
– Появились учительские нотки, – честно ответил Костя, – скороговорка временами, когда термины произносишь. Будто не назвать их не можешь, но торопишься быстрее выплюнуть. Осадок остаётся: что-то умное сказала, я не понял. Это сбивает внимание, отвлекает. Или говори понятно, или не мороси заумное. Сама утверждала: нельзя детей пугать научными оборотами.
– А ещё?
– Ещё голосом перестала выделять цитаты, правильное звучание слова.
– Произношение. Как ты учил? Пауза короткая, потом с нажимом верное произношение. Учту. Мне страшно тебя не хватает.
– Большая уже, – дёрнул головой Костя. – А где ты была? Почему задержалась?
– У Димы Столова, – пришлось признаться.
Костя переменился в лице, я зачастила:
– Его сестру муж бросил, а у племянницы проблемы в школе с русским языком… Костя! Мы редко видимся, и тратить время, нервы на…
– …на это отглагольное… прилагательное.
Костя забавно и гневно, словно витиеватое ругательство, произнёс нейтральный грамматический термин, я рассмеялась.
– Ася, ты права. Мне о стольких вещах с тобой переговорить хочется, – продолжал Костя, – а времени вечно не хватает.
«И мне с тобой! И мне с тобой!» – мысленно подтвердила я.
– Почему пирожные не ешь? – спросил Костя.
– Бочка переполнилась.
– Какая бочка? – удивился Костя.
– Наш сосед дядя Миша крепко пил. И вдруг резко бросил, ни капли спиртного. Говорил, что отпущенная ему бочка для вина и водки переполнилась. Так и у меня в ёмкости для пирожных не осталось места. Я их разлюбила.
Не признаваться же Косте, что впервые в жизни я потеряла зверский аппетит, села на диету без мук и страданий, что у меня кружится голова от самодовольства, когда вижу вкусную еду и остаюсь к ней равнодушной.
– Ася, ты уже думала, где будешь Новый год встречать? – И, не дождавшись ответа, торопливо продолжил: – Поедем на горных лыжах кататься, а? В Австрию. Маленькая деревушка Обертауэн, там симпатично и не пафосно. Хорошая компания, мои приятели с жёнами и детьми. Пьют в меру, их отпрыски на головах стоят преимущественно в сугробах. Айда? О деньгах не беспокойся, спонсоры оплачивают. На пару недель смотаюсь в Москву на халтурку, расплата бартером.
Насчет спонсоров явно лукавил, потому что слегка покраснел.
– У тебя загранпаспорт есть? – спросил Костя. – Надо визу оформить. Лучше всё делать заранее, перед Новым годом столпотворение начнётся.
Загранпаспорта у меня не было. И единственный активный вид спорта, мне доступный, – настольный теннис, в который я неплохо играю. Бег, лыжи, коньки, велосипед мне противопоказаны. Только от мысли, что придётся преодолевать большое расстояние на хорошей скорости, да еще нацепив посторонние предметы (коньки, лыжи) или забравшись на сиденье вихляющего велосипеда, я цепенею и холодею. И рисуется картина, которую наблюдают окружающие, – корова в забеге. А представить меня катящей по горному склону – с закрытыми глазами, паническим воплем, с разъезжающимися ногами… Кинокомедию заказывали?
– Спасибо, Костя! К сожалению, не получится. У нас в семье традиция – встречать Новый год вместе.
Когда тебя никуда не приглашают, всегда можно сослаться на традицию. Замужние подруги считают, что на их супругов я действую возбуждающе, и практически перестали звать меня в гости.
– Прилетай первого января, – продолжал уговаривать Костя. – Встретишь Новый год и на самолёт.
– Нет-нет. У меня другие планы, переиграть невозможно.
Если он спросит, какие именно планы, я не смогу быстро и правдоподобно соврать.
Но Костя не стал допытываться, заметно расстроился и погрустнел. А потом заговорил о сайте моей передачи, уже готов эскиз, можно прямо сейчас поехать к его приятелю Илье и посмотреть. Я внутренне ахнула: вот так совпадение! Ведь я час назад думала о сайте. Такое впечатление, что мы с Костей настроены на одну волну и реагируем на любые колебания друг у друга.
Илья жил в однокомнатной квартире недалеко от моих родителей.
– Это Ася, – представил меня Костя без комментариев, будто имя моё в уточнениях не нуждается.
– Понял, – ответил Илья и провёл нас в комнату.
Три стены занимал стол буквой «П». Тахта и детская кроватка вплотную у свободной стены. Стол заставлен мониторами, завален компьютерными платами и прочими умными железками. Под столом ящики системных блоков и картонные коробки. «В них, очевидно, складируют одежду», – подумала я, потому что никаких шкафов в квартире не наблюдалось. Верно, похвалила я себя за догадку, прочитав на коробках: «Летнее барахло», «Обувь», «Исподнее бельишко». Тут же отметила про себя, что слово «бельишко» – лишнее, ничего другого исподнего не бывает.
