Текст книги "Пыль небес"

Автор книги: Наталья Игнатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

– Мне кажется, ты не в первый раз заключаешь подобную сделку? – заметил он.

– Твоя наблюдательность, светлый князь, достойна восхищения, – Тир допустил улыбку от губ к уголкам глаз, – я подобными «сделками» зарабатываю хлеб свой насущный. Зарабатывал.

– Я думал, ты был солдатом.

– Одно другому не мешает…

Он смотрел выжидающе, но Казимир не мог понять, чего именно от него ждут. Поэтому сказал то, о чем думал:

– Если ты действительно хорошо умеешь убивать, ты и здесь можешь неплохо устроиться. Убийцы всегда нужны. Профессия редкая…

– А уж какая текучка кадров, – подхватил Тир, – вакантных мест полно.

Некий внутренний голос, а может, та самая, отмеченная Тиром наблюдательность подсказала Казимиру, что тему разговора стоит сменить. Бог весть почему. Ничего особенного сказано вроде бы не было.

– А чем тебе не понравилась здешняя магия?

– Издеваешься? – уточнил Тир.

– Нет. Мне интересно, что здесь с твоей точки зрения не так. Может быть, излучение местных артефактов плохо влияет на тебя? Или оно просто не похоже на то, с чем ты сталкивался. Мне приходилось видеть разных… ну ладно, не демонов, просто очень странных созданий и хотелось бы понять, на кого ты похож.

Тир поднял руки:

– Все. Сдаюсь. Если ты шутишь, то я не улавливаю, в чем соль. Если нет… Не знаю. Я – человек. Я умею убивать других людей. Ничего больше. Или ты о Пардусе?

– Скорее уж о том, что ты ему сказал.

– Ну да. Понимаю. Казимир, ты в покер играешь? Есть на твоей Земле карты?

– Да.

– Слово «блеф» ты когда-нибудь слышал?

– Н-ну. И при чем тут… Подожди, – Казимир забыл затянуться, – хочешь сказать, что ты ему врал? Притворялся? Ни за что потребовал две тысячи золотых монет?

– Золотые монеты называются олы, – напомнил Тир, – авансом мы получили только одну тысячу. И я ее отработаю.

– Между прочим, я тоже кое-что могу, – Казимир щелчком выбросил окурок, – возьмешь в долю?

Тир мгновенно перестал улыбаться. Серьезно спросил:

– Ты готов убить совершенно незнакомого человека? Просто так? Ни за что?

– Ну да, ни за что. – Казимир рассмеялся. – Тысяча олов по меркам этого мира «ни за что» основательное. Ты, кстати, когда цену называл, откуда знал, сколько запрашивать?

– С Медведем побеседовали, – рассеянно ответил Тир. – Ты это серьезно? Насчет денег?

– Что именно?

– Что готов убить за них. Ты действительно готов?

– Ну да, – Казимир слегка растерялся, – а почему нет?

– Ты когда-нибудь убивал?

– Пфф… – Светлый князь расправил плечи. – Я давно сбился со счета. Если ты хочешь сказать, что я не представляю себе всех сложностей процесса, то могу тебя заверить: представляю, и еще как. Хотя должен признаться, что в первый раз это и вправду было несколько… болезненно. – Он задумался, вспоминая. Кивнул сам себе: – Я очень переживал. Потом. Но мне было тогда всего шестнадцать или семнадцать лет, и убил я случайно, просто потому что сильно разозлился. А дальше стало проще. С каждым разом. Правда, мне никогда еще не приходилось убивать за деньги… Думаю, разница небольшая, да?

– Конечно, – ответил Тир, – кровь всегда кровь.

Темной ночью существо, которое называло себя Тиром, вытянулось на своей кровати, закинув руки за голову и глубоко вдохнув прохладный, пахнущий смолистым деревом и травой ночной воздух.

Оболочка – тонкие кости, смуглая кожа, стальные канаты жил. Маленькое и хрупкое вместилище темной силы. Черные глаза чуть заметно блестят в темноте.

Тир не спал. Он не нуждался в отдыхе этой ночью. Тир не думал – ему не о чем было думать. Тир становился собой. И этот процесс требовал всего его – без остатка.

Душа, как комок сгоревшей бумаги. Легкий, шуршащий комок, готовый рассыпаться от малейшего прикосновения. В ночной прохладе, в тишине, нарушаемой лишь писком летучих мышей, в темноте, погруженный в густую тень, этот комок казался большим, чем был на самом деле. Он словно бы шевелился – может быть, ночной ветер, странно и тревожно пахнущий ветер, покачивал его, а может быть, это тени играли в слабом свете звезд.

Шуршание. Шелестит зола. И вот уже нет сгоревшей бумаги. Есть волчонок, маленький серый щенок, свернувшийся клубком. Он слеп. Закрыты глаза. А шкурка кажется плюшевой – до того она мягкая, нежная, беззащитная. Волчонок поднимает голову. Нет, он не слеп, он лишь казался слепым. Прозрачные глаза с вертикальными щелями зрачков смотрят во тьму. Кошачьи глаза на лобастой щенячьей морде.

Ветер. Стих.

Больное сердце, искалеченное, израненное, в шрамах от ожогов, сердце это почувствовало прикосновение мягкой щенячьей шерсти.

А волчонок поднялся на лапы, ловкий и собранный, не знающий трогательной щенячьей неуклюжести, не щенок – волк-подросток. Белые зубы за черными губами. Желтые глаза. Черные щели зрачков.

– Я живой, – прошептало существо, которое называло себя Тиром, – я…

Оболочка больше не была пустой. Кости, и кожа, и жилы – сталь, гибкая, как плоть, плоть, прочная, как сталь. Волк, с шерстью серой и густой, повел низко опущенной головой, нюхая воздух. И прыгнул. Молча и бесшумно, лишь молнии зрачков сверкнули не отраженным – собственным светом.

– Я живой.

Тир рывком сел на постели.

Комок нервов, обнаженная, чуткая, как у птицы, душа, глаза, как черные дыры, и волосы цвета серебра. Человек, которого звали Зверем, молча смеялся, глядя в звездное небо. Он любил жить. Сейчас он вспомнил об этом. Он любил убивать – и об этом он вспомнил тоже. Жизнь ждала его впереди, чужая жизнь, сладкая, как боль. И боль, чужая боль, густая, как мед. И небо. И рассекающие небесную плоть стрелы болидов. Чужой страх, свое могущество, загадки и тайны, люди, машины. Мир.

Новый и неведомый. Мир живых, еще не знающий о том, что смерть пришла в него во плоти.

Когда прошла эйфория и прикосновение воздуха к коже перестало вызывать приступы беспричинного смеха, а вид звезд в узком окне не кружил больше голову, Тир заставил себя сосредоточиться на делах мирских.

Реальность окружающего уже не вызывала сомнений. Адский огонь остался позади, и в это приходилось поверить. Он верил уже не раз. И каждый раз сила, с которой нельзя было спорить, возвращала его обратно.

В огонь.

«Всего лишь одна из пыток – ад многогранен, многолик и не лишен чувства юмора. И не было здесь, в этом мире, ничего, доказывающего его реальность. Ничего, кроме возродившейся из золы волчьей души. И кроме болидов. Ад бессилен там, где люди дотянулись до неба».

Однако довольно лирики. Суровые будни такая же неотъемлемая составляющая реальности, как синие сполохи звезд в фиолетовом небе. Вот о буднях и стоит подумать. О предстоящей работе, о работодателе и о светлом князе Мелецком, заявившем себя путешественником между мирами.

Со светлым князем, впрочем, все было понятно. Душа его просматривалась насквозь, чистая, как дистиллированная вода. Несчастливое детство, моральная травма в юности и осознание своей особости – коктейль столь же обыденный в человеческих душах, как «Маргарита» – в барах. Излишне умные и начитанные типы, неосознанно стремящиеся быть «плохими», даже «очень плохими», встречались Тиру куда чаще, чем люди, умеющие или хотя бы пытающиеся быть «хорошими». Они были неинтересны и предсказуемы, зато не опасны, а порой даже и полезны, как вот может стать полезным Казимир Мелецкий.

Он должен полагать, будто Тир нуждается в опеке. Должен верить своим однажды сделанным выводам и своему однажды сформированному представлению. Это несложно. Достаточно говорить Казимиру правду, быть откровенным и серьезным. Граница между правдой, которую можно говорить, и правдой, о которой нужно молчать, достаточно широка, чтобы идти по ней с закрытыми глазами.

Да. Казимир не будет мешать, Казимир с радостью поможет, и, в конце концов, Казимир послужит пищей. Сам дурак, знал ведь, с кем связался.

С Пардусом, к сожалению, все далеко не так просто.

Тир встал с кровати и гибко потянулся, с удовольствием ощущая в себе каждую жилку, каждый напрягшийся мускул. Вытянул руки, разглядывая пальцы, ладони.

Живой.

Ни следа ожогов на коже, и тело послушно, как раньше. Как раньше подвижно. Огонь не повредил ему. Говорят, что адское пламя жжет душу, но это смешно.

Что такое душа? Это память, мысли или чувства?

Память – это что-то вроде ящика с инструментами, а мысли – те самые инструменты, что хранятся в ящике-памяти. Чувства же… их вообще следует оставлять за скобками. Так что такое душа? Нет ее.

Пардус. Пардус…

Тир подошел к узкому окну. Не окно – бойница. Кошке – в самый раз, человеку – ни в жизнь не протиснуться. Поднял руку, ловя пальцами прохладный ночной ветер. И замер так. Что-то – чутье? – предупредило: не надо. Нельзя пересекать границу стен. Настороженно опустив голову, Тир принюхался, поискал, закрыв глаза, датчики сигнализации, невидимые обычным зрением лучи лазера, видеокамеры, наконец… Дом был напичкан магией. «Не дом, – услужливо подсказала память, – башня. А все вокруг, внутри стен, называется детинец. Или более привычно – кремль». Насчет же магии… здесь память сдавалась, а мысли сворачивались в колечки, как садовые улитки. Медальон-толмач, в услугах которого Тир уже не нуждался, охотно напомнил бы сейчас, что такое магия, где она используется и каким образом обращаться с простейшими волшебными предметами, которых хватает в любом приличном доме. Или в башне. Толку, однако, от его напоминаний…

Казимира нисколько не насторожило то, что выданные им приборы использовали для перевода их же собственный языковой багаж. Оставалось только догадываться, встроены ли языки Земли в память «толмачей» или медальоны каким-то непостижимым образом считывали информацию из памяти владельцев. Возможно, Казимир об этом даже не задумался. А Тир задумался сразу. И утвердился в своих подозрениях, когда понял, что его переводчик постоянно сбивается на разные языки, тяготея, впрочем, к немецкому и русскому.

Тир избавился бы от неведомо как функционирующего устройства, не будь оно неживым. Неживое же было неспособно на злокозненность в его отношении, значит, «толмачу» можно было доверять. И действительно, уже через несколько минут совместной работы Тир почувствовал исходящую от приборчика доброжелательность. Неживое, тонкое и сложное устройство – такие не подводят, магия там или не магия.

Тир рассерженно фыркнул. Как ни крути, а придется пользоваться здешней терминологией, пока не подберешь более подходящую. Итак, башня напичкана магией. Проследить токи энергии, места, где энергия собирается в узлы, а также предположить, каким образом она может быть использована, труда не составляло, но вот понять, что же это за сила, определить ее характер Тир не мог.

Ерунда, впрочем. Не все сразу. Пока достаточно того, что есть. А есть…

По-прежнему не открывая глаз, Тир провел рукой по краю оконного проема. Пальцы зажили своей жизнью, длинные, гибкие, подвижные, как паучьи лапы, они скользили по дереву, очерчивая незаметный взгляду, умело замаскированный под естественный узор древесины, но явно человеческими руками сделанный рисунок.

Непонятно. Какие-то значки. Руны, что ли? Вот уж с чем никогда не приходилось иметь дела. Однако главное ясно. Каким-то образом рисунок влияет на подсознание, создает иллюзию опасности для того, кто захочет выйти через это окно. Ничего особенного, видывали и не такое. Непонятно лишь, кого же собирались удерживать в этой комнате? Карлика? Какого-нибудь лилипута, или как они там называются… хоббита? Кто еще может выбраться через узкую бойницу? И, главное, зачем? Этаж-то не первый.

«Ты такой умный! – похвалил Тир сам себя. – А сам что хочешь сделать?»

Он уже не хотел. Передумал. Может быть, странные значки были тому причиной, а может, переменилось настроение, без повода, просто так. Хотел выбраться наружу, спуститься по стене, пройтись по ночному городку, оглядываясь, осматриваясь, избегая стражи, и вернуться обратно так же тихо и незаметно. Хотел. И расхотел. Комната, куда его поместили, была призвана не выпускать таких, как он. Подобных ему. Черных, как сказал бы Пардус. Пардус, с первого взгляда определивший, кто перед ним.

Определивший неточно. Пардус ошибся: разглядел в облике человека незамутненное зло, но не увидел за этим злом обычнейшего, уязвимого, смертного тела.

Он опасен? Да, безусловно. Он знает куда больше, чем знает Тир, и нельзя сказать, когда раскроет обман, разглядит бессовестный блеф, догадается, что Тир вовсе не так страшен, как пытается выглядеть. А еще он наверняка не один такой, видящий и знающий. Экстрасенс, мать его етить! Один экстрасенс заказывает киллеру другого экстрасенса. Нет, не может быть, чтобы все упиралось в «астральные», или как они там, разборки двух ненормальных! Уж не тянут ли тебя, парень, за уши в политику? Чтобы по выполнении работы отрезать, как водится, эти самые уши вместе с головой?

Так оно, скорее всего, и было. И если в обычных условиях Тир не счел бы ситуацию хоть сколько-нибудь сложной, то здесь и сейчас он чувствовал себя неуютно. Пардус, Пардус, чтоб ему. Разглядел, увидел, даже не приглядываясь, то, что видеть не полагалось. То, что невозможно было увидеть.

«Еще скажи: то, чего нет! – Тир был полон язвительности. – Можно не верить в магию, но уж в себя-то поверить придется».

Однако пока выбирать не из чего, нужно действовать так, как действовал бы в родном мире. Быстро. Аккуратно. И по возможности непредсказуемо.

Главное – объяснить светлому князю Мелецкому, кто командует, и научить эти команды выполнять.

ГЛАВА 3

Все свое время я ношу всегда с собой.

То, что не видно глазами, для меня уже мир иной.

В моем пространстве все живущие единицы

Имеют имя, назначение, пол и лица.

Михаил Башаков

До утра он еще не раз прогнал в памяти всю информацию, которую удалось получить относительно предстоящей работы.

Страна – Измит (Столица – Салбыкта. Мусульманство).

Город – Эрниди. Порт на берегу Акульего моря. Несмотря на то что морские перевозки с появлением воздушного транспорта сошли на нет, в Эрниди традиционно хватает чужеземцев, и появление еще парочки не вызовет интереса.

Работая на Земле, Тир в любом государстве первым делом становился неотличим от местных жителей, однако здесь не просто другая страна, здесь другой мир. Здесь недостаточно информации, полученной из книг или видеозаписей, чтобы в полной мере понять и почувствовать, каково это – быть, скажем, измитцем. Или радзимцем. Или вальденцем. Кем угодно. Дома, кроме всего прочего, было еще и некое внутреннее знание. Обычно до смешного неконкретное: что-нибудь вроде «в Египте не любят израильтян, ацтеки думают, что это они построили пирамиды, а в Америке убиваются за демократию». Но это если выражать словами. А если без слов, то на подобное чутье можно было полагаться ничуть не меньше, чем на самые надежные источники информации. Как будто в самом воздухе Земли было что-то, какие-то частички знаний обо всех странах и народах. Единый организм: плоть от плоти своей планеты, ты поневоле родствен любому ее обитателю, начиная с людей и заканчивая бактериями. А здесь все чужое. И лучше даже не скрывать, что ты чужак. Надежней выйдет.

Клиент – Моюм Назар, известнейший в Эрниди астролог, математик, врач – словом, колдун.

– Дом его ты найдешь легко, – объяснял Пардус, – Моюм живет в квартале Звездочетов, через два двора на юг от мечети. Мечеть на квартал одна, так что не заблудишься. А квартал Звездочетов от летного поля – четвертый. Первый, ясное дело, складской да рыночный. Второй – ремесленный, ткачи там живут. Третий – это уж золотых дел мастера. Ну а четвертый Звездочетов и есть. Дальше него только стена крепостная, за которой дворец эйра, да мазары всякие.

Тир к такому не привык. Точнее, привык он ко всему, но не любил Тир такого. Он предпочитал иметь о клиенте как можно более подробные и точные сведения, уж во всяком случае, не «второй от мечети дом в четвертом квартале от летного поля». А распорядок дня? Привычки? Охрана? Пропускная система? Прием посетителей? Где бывает, с кем, в какие дни и часы? Посещает ли культурные мероприятия и всякого рода сборища, светские и не очень? Что же его, прямо в доме убивать, Моюма этого? Но даже если и так. Тогда где же план дома, количество и расположение дверей, окон, дымоходов, схема вентиляции и подвальных помещений? Сколько в этом доме прислуги, сколько прислуги боеспособной, где и какая установлена сигнализация?

На Земле Тир мог собрать всю необходимую информацию сам, потому что знал, где искать и как искать, представлял себе, как работает вся сложная система вольных и невольных осведомителей, держал в руках немало ниточек, при необходимости обрывал одни и натягивал другие.

А здесь? Когда даже о планете неизвестно практически ничего!

Он не стал выказывать своего недовольства. Не дурак все-таки. Ясно было, что Пардус знает куда больше, чем рассказывает, и терпеливо ожидает вопросов. Вопросов, которые дали бы понять: залетный гость вовсе не такая страшная птица, какой хочет себя представить.

Пардус не дождался.

Теперь Тир мог быть относительно спокоен за свою жизнь. По крайней мере, до убийства Моюма ему ничего не грозит. Дальше… Дальше будет плохо. Но вот кому – это покажет время.

…Дверь тихонько приоткрылась.

Тир скользнул от окна к стене, в глубокую тень. На улице уже светало, но узкое окно пропускало немного серенького света.

Высокая девушка с подносом, накрытым вышитым полотенцем, вошла в комнату, и раскосые глаза Тира стали круглыми, когда он увидел, как над головой девушки вспыхнул и поплыл в воздухе, освещая путь, неяркий белый огонек. А секунду спустя и девушка увидела Тира.

– С утречком, господин ведун, – она слегка поклонилась, поставила поднос на стол, – как почивать изволили?

– Что? – Еще минуту назад такой умный, аж самому страшно делалось, сейчас Тир почувствовал себя идиотом. Слово «почивать» толмач перевел как «почивать». То есть слово было русским, но что оно означало?!

К счастью, видимо поняв его замешательство, девушка улыбнулась и заговорила вдруг на хорошем монгольском:

– Я спросила, как тебе спалось, шаман. Надеюсь, ты видел добрые сны. Меня зовут Алеся. В детинце никто из служанок не знает языка Великой Степи, только я, поэтому воевода распорядился, чтобы я тебе и служила. Для меня это честь. Ты почетный гость, воевода приказал мне стараться изо всех сил. Вот твой завтрак, откушай, если голоден.

– В Великой Степи говорят на монгольском? – уточнил Тир по-монгольски же.

– Не знаю, что значит «монгольский», в Великой Степи живут халха, значит, язык халхасский. – Алеся перекинула на грудь толстую русую косу. – Я думала, ты старый и уродливый: шаманы такие умные, что красивых среди них не бывает. А ты хорош собой, как будто и не шаман вовсе. Если тебе нужно что-нибудь еще, кроме завтрака, я рада буду услужить.

Ему не нужно было. Ему и завтрак-то был не нужен. Такой, во всяком случае, каким потчевали в драганском кремле: столько жирной и тяжелой пищи Тир и за весь день не съел бы, не то, что за одно утро. Тем более не нужна была женщина.

Кажется.

Сколько времени прошло с тех пор, как?..

– А еще я думала, что шаманы решительнее, – заметила Алеся, скромно опустив глаза.

Судя по всему, «с тех пор, как…» времени прошло ну очень много. Да и, в конце-то концов, что может быть лучше, чем начать день со здорового утреннего секса? Может быть, с зарядки? Да ну ее к черту, в самом деле!

Алеся протянула руку и одним прикосновением погасила волшебный огонек над головой.

– Удивительные нравы, – бормотал Казимир по дороге к арсеналу, – я о таком раньше только читал. Ты можешь себе представить: с утра приходит такая… брюнеточка, куколка, кошка сиамская, и… ты знаешь, ну абсолютно без комплексов. Две минуты легкого флирта и три часа непрерывной любви.

Тир бросил взгляд на часы. Алеся пришла в пять утра, сейчас было шесть. Либо к Казимиру его «куколка» явилась еще среди ночи, либо светлый князь потерял счет времени.

Вообще, интересно получается. Алеся – блондинка, как принято было говорить на Земле, «спортивного телосложения», ненамного ниже Тира и пожалуй что потяжелее. С тех самых пор как перестали ему нравиться хрупкие брюнетки, он однозначно предпочитал женщин именно такого, прямо противоположного хрупким брюнеткам типа. А Казимир, похоже, западает на маленьких, черненьких и страстных. Это ради бога. Непонятно только, откуда те, кто женщин подсылал, проведали о пристрастиях обоих гостей.

Странное место эта крепость Драгана. Но зато в Измит отсюда они отправятся по воздуху. Одно только осознание этого заставляло отвлечься от всех странностей, пренебречь опасностями, устремиться всей душой на окраину городка, к летному полю, к ожидающему их с Казимиром шлиссдарку. Взлететь. Пусть пассажиром, как угодно, хоть балластом в трюме, главное – вверх. В небо.

Тир усилием воли погасил нетерпение. Сначала – в арсенал, выбрать оружие. И выбирать надо с умом, не поддаваясь опасному желанию поспешить, взять, не глядя, первое, что попадется под руку, лишь бы поскорее закончить сборы.

Однако в арсенале все посторонние мысли вылетели из головы сами. Такого убожества не доводилось видеть даже в кошмарных снах.

Что угодно для души: мечи, топоры, копья, алебарды… Настоящие алебарды, каждая как два Тира высотой. Это почему-то добило. Тир остановился в дверях и стал молча, грустно разглядывать оружейное богатство.

Казимир же, восхищенно присвистнув, пошел вдоль стоек. Он крутил в руках, пробовал на вес, прикидывал балансировку, оценивал качество стали, он разбирался в этом, он чувствовал себя в родной стихии. Время от времени светлый князь окликал Тира, призывая оценить достоинства или недостатки очередной железяки. Тир уныло кивал и спрашивал себя, а чего он, собственно, ожидал? Или решил, что драганский кремль – дело рук свихнувшихся реконструкторов, а в арсенале у них непременно должно храниться настоящее оружие? Ведь знал же, что угораздило попасть в Средневековье, мечту эскаписта, с рыцарями, лошадьми, робингудами, мечами и, будь они неладны, алебардами. Ладно, хоть чисто здесь. А вообще, из чего они, интересно, стреляют?

«Боженька, пожалуйста, сделай так, чтобы не из луков! – взмолился Тир, подняв взгляд к потолочным балкам. – Это ты, гад, меня в огонь отправил, так сделай теперь что-нибудь доброе!»

Стоит, пожалуй, порадоваться уже тому, что ушел с Земли в тамошнем обмундировании и даже с ножом. Хорошим, между прочим, ножом…

– Тир, – позвал Казимир из соседнего зала, – тебе, вообще, что нужно? Тут даже сарбакан есть.

– Кто? – грустно спросил Тир, помянув про себя Боженьку незлым тихим словом.

– Сарбакан. Да иди сюда, что ты там встал?

Тир пошел. И по дороге, слава богу, вспомнил, что такое сарбаканы. Знал ведь всегда, даже пользоваться когда-то выучился, просто память отшибло от потрясения. Слегка ободрившись, он перешагнул порог зала со стрелковым оружием и, облегченно вздохнув, безошибочно направился к висящему на стене арбалету. Одному из многих, но в чем-то неуловимо от них отличному. В чем суть отличия, Тир пока не вникал. Просто подошел и снял оружие с крюка.

– Разбираешься! – одобрил Казимир. – Я уже посмотрел, он здесь один такой. – Светлый князь протянул Тиру кожаную сумку с короткими металлическими стрелками. – Обрати внимание, спусковое устройство похоже на дойч винд, но посложнее. Такие, если не ошибаюсь, у нас делали в Нюрнберге веке в шестнадцатом. Видишь, как ложе раздуто?

– Угу, – Тир кивнул, – вижу.

Покосился на безучастных стражников, взвесил арбалет в руках:

– Идем к завхозу. Пусть накладную выпишет.

Рано или поздно, с экипировкой было покончено. Смущенный дикостью и варварством окружающей обстановки, Тир, тем не менее, позаботился обо всем, начиная с оружия и документов и заканчивая мелочами вроде аптечки и средств личной гигиены. Список, раз и навсегда разложенный по полочкам памяти, пришлось серьезно пересмотреть, и настроения это не улучшило, однако, в том или ином виде, Драгана предоставила все необходимое. А то, что в числе необходимого арбалет вместо винтовки и опасная бритва вместо депиляторов, так чьи это проблемы? Уж никак не Драганы.

И никакой магии! Убивая колдуна, избегай колдовства, если только ты не уверен, что колдуешь лучше. Вся натура Тира возмущалась подобным подходом. Не то чтобы он стремился использовать магию – наоборот, чем меньше о ней слышишь, тем лучше себя чувствуешь. Его сам факт того, что о магии в этом мире рассуждают вполне серьезно и даже пишут научные труды, приводил в состояние агрессивного изумления. И, однако, местным знатокам виднее, как правильно расправляться с колдунами.

– Разве ты, Черный, не лучший из колдунов? – невзначай поинтересовался Пардус, взявшийся лично присмотреть, чтобы гостей экипировали как должно, – среди людей уж, я думаю, равных тебе не найдется. Так зачем тебе оружие?

– Чтобы убивать, – ответил Тир, улыбнувшись одной из редко пользуемых, но весьма эффектных улыбок.

Ответная волна эмоций была достаточно красноречивой. Сработала улыбка. Надолго ли? Думать об этом в присутствии драганского воеводы Тир не стал. В телепатию он не верил… Ну так он и в магию не верил, а лучше все-таки поберечься.

– Удачи не желаю, – буркнул Пардус напоследок, – сделаешь – возвращайся, остаток денег выплачу, глядишь, еще о чем договоримся.

Тир с Казимиром миновали охрану в воротах, прошли вдоль цепочки лавок и закусочных, и вот оно – летное поле. Небольшое, если сравнивать с привычными по Земле аэродромами. В окружении густого леса. По периметру расставлены зенитные орудия. Магия разлита в воздухе, как напряжение перед грозой. Магией несет от земли: лес под поле вырубали – или вырезали? – словом, расчищали площади магическими средствами. Магией несет от зениток. И еще как несет! Магия разливается от сооружения посреди поля. От шлиссдарка. Вот, значит, какой он. И что же? Это может летать?

Громадная: в ширину метров пятьдесят, а в длину – больше сотни, частью металлическая, частью деревянная площадка. На э-э… фюзеляже?.. надпись «Борзды», что означает «Быстрый».

Название? Имя? Имя, пожалуй.

И с виду ничем не похоже на корабль. Сооружение ровное, как стол. Только на носу (если это нос, а не хвост) возвышение, вроде капитанского мостика с двумя креслами. Для пилота и штурмана? Или для второго пилота? Под мостиком еще восемь кресел – места экипажа, да в четыре ряда сорок отгороженных друг от друга шторами отсеков на палубе. Это для пассажиров. А все остальное немаленькое пространство занято бревнами. С виду даже не скрепленными ничем, вот и гадай, как они удерживаются друг на друге такими ровными рядами. Гадай, пока не разглядишь блики силовых полей, мало чем отличающихся на взгляд от обычной силовой защиты, что применялась на Земле. Дома.

Вообще-то, Тир, если ты собираешься задержаться здесь надолго, неплохо было бы научиться отличать одну магию от другой, полагаясь на чутье, а не на зрение, генераторы полей – от оружия, а погодные установки – от медицинской техники. Если верить книгам, это возможно. Правда, книги не говорят, где такому учат.

Но это на будущее. А пока…

– Взлетаем через две минуты, – бросил высокий, загорелый, одетый в кожаный костюм мужчина, – занимайте места.

Шестеро других членов экипажа обходили с последней проверкой бортовые орудия. А трое, стоящие под капитанским мостиком, даже не обернулись к пассажирам. Поглядывая вверх, они негромко обсуждали что-то, наверное, сугубо профессиональное. Один чистил ногти длинным ножом. Двое курили.

Весь их облик, их равнодушие, полное отсутствие интереса к поднявшимся на борт людям громко заявляли: мы – каста. Мы летаем в небе, а вы, землеходы, лишь изредка, лишь нашей милостью имеете право прикоснуться к полету.

Тиру даже вглядываться не нужно было, чтобы увидеть: они все такие, пилоты, небожители. Они носят вот эти вот странные кожаные одежды – легкие доспехи, они гладко бреются и особым образом стригут волосы – очень коротко, армейским «ежиком». Они узнают друг друга по специфическому загару, по осанке и по глазам, в которых небо.

И небо их настолько отличалось от того, к какому он привык, что Тир даже злости не почувствовал. Ничего не шевельнулось в душе в ответ на нескрываемое высокомерие.

– Стюард, – шепнул Казимир, имея в виду человека, снизошедшего бросить им несколько слов.

– Стюардесса, – буркнул Тир, усаживаясь в удобное кресло.

Казимир хихикнул. Поймал равнодушный взгляд «стюарда» и рассмеялся, уже не скрываясь.

Так они и взлетели. Не озаботившись даже тем, чтобы пристегнуться к креслам. К чему? Шлиссдарк двигался настолько мягко и незаметно и был так велик, что его и ураган раскачал бы не вдруг. Разве что при нападении пиратов пилот мог начать маневры, но пираты представляли опасность значительно южнее, над Великой Степью, а не в спокойном небе спокойной Радзимы.

Впереди тридцать часов полета. На юг. Сначала степи, потом государство под названием Альбия (столица – Немесри, христианство), а затем отделенный от материка горной грядой, которую измитцы называют Гинсафад, а обитающие в горах гномы – Граничным кряжем, полуостров Аллакултак. На нем-то и расположен Измит. Вольготно там живется. Восемьсот тысяч квадратных километров райского климата. С трех сторон море, и только с одной – враги. Да еще через Язык Лжеца – так поэтично называется глубокий залив к западу от Аллакултака – приходят иногда пираты. Из Хамаяла (столица – Рашада, мусульманство).

Названия, имена, кажущиеся знакомыми из-за созвучности языков, но чужие настолько, что просыпается давным-давно потерянное детское ощущение манящей новизны. Сродни тому, что бывало, когда, разглядывая огромный глобус, читал удивительные слова: Реджо-ди-Калабрия, Руб-эль-Хали, Мансанильо… Дальние моря, неведомые земли, приключения, сказки. Когда это было? В прошлой жизни? В позапрошлой? Едва лишь появилась возможность путешествовать, пропала всякая охота. Чужие страны – это в первую очередь люди. А зачем они? Только мешают. Но сейчас, наверное, оттого, что земля внизу, а вокруг чистое небо, так легко получалось о людях забыть и думать – отвлеченно, не всерьез – о загадках и тайнах. Об опасных тайнах и страшных загадках. Других не бывает. Все они грозят смертью, однако и он, Тир, летит на далекий Аллакултак, чтобы убить.

Это ли не справедливость, та, высокая, невидимая с земли?

…Внизу была степь. Ползли назад, медленно скрываясь из вида, одинаковые желтые на макушках, зеленые у подножия холмы. Изредка ловил глаз проблеск крохотной речки, еще не выпитой жарким солнцем. Несколько раз под шлиссдарком показывались становища степняков: белые и черные юрты, серая дымка от горящих очагов, похожие на заплаты стада овец и коз.