Текст книги "Эльфы и их хобби (сборник)"

Автор книги: Наталья Щерба

Соавторы: Олег Дивов,Шимун Врочек,Юрий Погуляй,Никита Аверин,Максим Дубровин,Вячеслав Шторм,Владимир Данихнов,Владимир Васильев,Анна Игнатенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)

– Наталья. Там есть обозначение «девять на девятнадцать»?

– Сейчас посмотрю… а, да! Есть!

– Значит, годятся.

– Сколько брать?

– Сколько унесешь.

В трубке зашуршало, Наталья замялась.

– Они очень тяжелые, – сказала она наконец. – Я пять коробок возьму.

Мы поговорили еще немного и выяснили, что Наталья принесет банку чистящей смазки, а запасного магазина добыть не смогли, вернее, добыли какой-то, но он оказался бракованным. Я провела ладонью по лицу и подумала, что отделалась малой кровью.

– Вика, – сказала Наталья напоследок, – я созвонилась с Мишей. Он свободен в воскресенье и будет ждать тебя возле Боровицкой. Телефон его я тебе эсэмэской сброшу.

– Спасибо.

Раньше, до того, как все изменилось, мне нравилась фразочка «перед смертью не надышишься». Я повторяла ее к месту и не к месту. Когда Наталья отключилась, я подумала, что теперь-то прочувствую значение этой фразы сполна. Четверг, пятница, суббота – достаточно времени, чтобы сойти с ума в ожидании.

Но как-то не вышло.

Наверное, дело было в доме Валентины Петровны. Он искренне поверил мне и приютил меня с любовью и теплотой. И Астра перестала на меня сердиться. Я перевезла вещи, хорошо спала, решила пару старых рабочих проблем. У меня не получалось чувствовать опасность. Я и не стремилась о ней думать. Какой в этом смысл? Через три дня мне понадобится вся моя выдержка. Глупо было бы потратить ее заранее.

* * *

…Мишу, повелителя метропоездов, было видно издалека. Он курил возле вестибюля станции, разглядывая меня, пока я подходила быстрым шагом. Рюкзак у него оказался точно такой же, как у меня, только другого цвета: у меня – синий, а на плече Миши висел зеленый. И весь Миша был зеленый и пятнистый – в полевой форме и берцах «Англия». Выглядел он внушительно – косая сажень в плечах, почти два метра роста. Голубоглазый блондин. Он посмотрел на меня сверху вниз и поздоровался.

– Привет, – сказала я, глядя на его ботинки. – Не промокают?

– А я их влагооталкивающей, – сказал Миша.

– Это правильно.

– Ну, поехали? – Миша кинул окурок в урну.

– Ага.

Когда он развернулся, я заметила под курткой милицейскую дубинку. «Интересно, – подумалось мне, – это в метро ездить опасно или он собирается выйти вместе со мной?» Миша шел быстро, не оглядываясь. Я подумала, что я ему, похоже, не нравлюсь. Но в этот самый момент Миша присел на корточки возле запертой стеклянной двери, развернулся и подмигнул мне. Я невольно улыбнулась.

Мягким движением Миша приложил ладонь к замку – так же, как Валентина Петровна притрагивалась к стенам своего дома. Взгляд Миши расфокусировался, он приоткрыл рот и тихо-тихо зашипел. Просто выдохнул: «Ш-ш-ш-ш…» Я услышала, как щелкнул замок – так, как щелкает пистолет при холостом спуске. Миша поднялся и с видом джентльмена отворил передо мной дверь. Он выглядел донельзя довольным собой.

– Спасибо, – сказала я. – А поезда ты так же уговариваешь?

Миша хмыкнул.

– Это же просто замок, – ответил он. – Поезда все непростые. Ломаются как целки… Извини, – он ухмыльнулся.

Я пожала плечами.

В вестибюле царила полная тьма. Миша достал фонарик и посветил в сторону эскалаторов, словно приглашал в свое царство. Я пригляделась и поморщилась. Станция отрастила себе какие-то противоестественные подземные джунгли. Разве могут растения жить в такой темноте? Выгнутые, перекрученные стволы и ветви слегка покачивались под лучом фонарика. Они были мутно-белесыми и осклизлыми.

– Нас здесь не съедят? – спросила я.

– Не должны, – весело отозвался Миша. – Осторожно на ступеньках. Очень скользкие.

По соседнему эскалатору струился ручей. Часть плафонов раздавили лианы. Я вдохнула сырой воздух. Что-то здесь казалось мне странным. «Офигенно, – подумала я с сарказмом. – Здесь же все странное, вообще все». Но что-то было неестественным даже в контексте. Спустя минуту я поняла. В мрачном подземелье должно пахнуть гнилью и затхлостью. А пахло в метро так же, как всегда пахло в метро. В смысле, так же, как раньше.

Мы прошли уже половину эскалатора, почти на ощупь. В густой темноте впереди прыгал луч Мишиного фонарика. Я потянулась в сторону и потрогала скользкий побег.

– Миша, – окликнула я, – а что это за лианы? Это ведь не растения. Это такие грибы?

Он остановился и посветил фонариком в мою сторону. Я увидела, что он улыбается.

– Нет, – сказал Миша. – Ни то, ни другое. Это пластик. И резина.

– Офигенно! – Я почувствовала что-то вроде восхищения. – Само метро настолько изменилось?

– Да. Пошли быстрее. Ты сейчас еще раз удивишься.

– Куда уж дальше-то?

Миша засмеялся.

Я успела решить, что пластиковые джунгли заполняют метро целиком. Но они быстро закончились. Миша объяснил, что для огромного организма метро они – что-то вроде ресничек для беспозвоночных. С их помощью метро прислушивается и принюхивается к тому, что происходит снаружи. Из-за того, что с виду эти выросты похожи на щупальца, ходят слухи, будто они могут кого-то схватить и утащить. Но это чистейшее вранье и выдумки. Если метро захочет убить, то поступит так же, как дома наверху, – обрушит своды. Может ударить током. А реснички у него нежные.

Внизу, на станции, было сухо. Я потянула носом воздух: похоже, вентиляция работала.

– А теперь, – сказал Миша, – сюрприз. Фонарь сейчас выключу, не пугайся.

– Ага.

Стало темно. Я улыбнулась. Миша явно гордился своими умениями и радовался, что их есть кому показать. Меня и правда одолевало любопытство. Почему-то было совсем не страшно.

Я услышала шаги: Миша удалялся. Потом он вдруг заорал во всю глотку:

– Э-э-эй! Лапа-а-а! Я пришел!..

И вспыхнул свет. Я зажмурилась от неожиданности. Свет показался слишком ярким, я даже заслонила глаза рукой. Проморгавшись, я увидела счастливого Мишу: он стоял впереди, широко раскинув руки. Он снова заорал, окликая «лапу», и в ответ донесся далекий вой и негромкий перестук колес. Я вспомнила, как машинист в Веденино уговаривал электричку, и подумала: «Вот, значит, кто – лапа». Миша оглянулся, и я подмигнула ему.

– На самом деле, – сказал он, расплывшись в улыбке, – я вчера прогнался на ней.

– Что?

– Я вчера подготовил все. Лапа не любит далеко от кольца уезжать. Я ее долго уговаривал.

– Спасибо.

Станция изменилась, но не сильно. Переродились только материалы. Пол, кажется, стал металлическим и чуть ли не золотым. Его покрывал тонкий и отчетливый орнаментальный узор. Бронза, вроде, должна была окислиться? Золотой пол ясно мерцал, отражая свет. Я подняла взгляд: барельеф на дальней стене стал смутным, лица исчезли. Стилизованное дерево выглядело теперь просто деревом, темно-алым на золоте. Опоры арок истончились и вытянулись, овалы проходов сильнее прогнулись внутрь. Белый потолок остался белым, но цвет его приобрел глубину и радужный отлив, как у лунного камня.

Подъехавшая Лапа фыркала и сопела на Мишу. Миша хлопал ее по синим бокам, приговаривая: «Ну ты моя хорошая, ну ты красавица». Потом позвал меня.

– Поговори с ней, – посоветовал он.

Лапа вздохнула, как умеют вздыхать поезда, и открыла двери.

– Я не умею, – сказала я смущенно. – У меня никогда не получалось с ними разговаривать.

– Да что тут уметь? Ну представь, что с собакой говоришь.

Я помотала головой. Так непривычно! Астру я никогда не сравнила бы с животным, и дом Валентины Петровны тоже. Дома были существами самодостаточными и самоуверенными – даже те из них, кто хорошо относился к людям. А Лапа, похоже, хотела общаться.

– Лапа, – сказала я, – Лапа…

Я осторожно дотронулась до стекла в окне. Свет внутри вагона загорелся ярче.

– Привет, Лапа. Поедем на север?

Электричка щелкнула половинками дверей.

– Поедем, – радостно перевел Миша, – поедем!

Я улыбнулась.

– Ты же сам сказал, – напомнила я Мише, – что они капризные. И метро не работает, потому что их невозможно уговорить. Как же у тебя получается?

Миша смешно сморщил нос.

– Уговорить ее работать нельзя, – ответил он. – Они не хотят работать. Но мы и не работаем. Я сказал Лапе, что это приключение.

Приключение. Вот как.

Я вспомнила эльфов на крыльце Астры. Их одинаковые невыразительные лица и прямые спины. Их неподвижных лошадей. На душе стало скверно. Я зябко повела плечами.

Да что это я. Для Миши это действительно приключение. Тем более – для Лапы.

– Миша, – сказала я, – ты когда-нибудь видел эльфов?

– Нет, – откликнулся он. – Как думаешь, удастся увидеть?

Я не ответила.

Лапа здорово разогналась. Миша время от времени стучал по стеклам костяшками пальцев, и она отвечала ему звериным воем. Мне стало интересно, в каких отношениях находятся поезда с самим телом метрополитена. У Лапы есть какой-то разум. Может, он невелик, но она умеет выходить на контакт и ей нравится общаться. А тоннели, станции, эскалаторы? У них есть органы чувств, есть желания и предпочтения. Лапа – паразит? Симбионт? Или, может, составная часть, полуавтономный орган? Пройдет несколько лет, все успокоится, и тогда непременно должна возникнуть новая наука. Интересно, как ее назовут. Необиология?

Главное – чтобы нам сегодня удалось не увидеть эльфов.

И тогда я это все увижу сама. И все будет хорошо.

Я достала из рюкзака фотоаппарат и сфотографировала Мишу. Он заулыбался. Лапа с радостным кличем пронеслась мимо очередной станции. На станции вспыхнул и погас свет. Кажется, это была Менделеевская.

– Она сама свет включила? – спросила я. – Или это такое «здравствуйте»?

– Не знаю. Слушай, а как ты с Наташкой познакомилась?

– В интернете. Зацепились где-то языками случайно.

– А я в магазине. В военторге. Она камуфляж покупала, – Миша фыркнул. – Такая тетушка! Но она классная.

– Это верно.

Миша помолчал.

– А где ты живешь?

– Пока не знаю.

– То есть как?

– До сих пор жила на работе, – объяснила я. – Деловой центр «Золотая Астра». Но Астра сердится. Не хочет, чтобы в ней жили. Если получится сейчас сфотографировать, что заказывали, буду жить в Веденино. Это за городом.

Миша замялся. Я видела, что он ищет тему для разговора, и решила помочь.

– А как ты понял, что умеешь разговаривать с поездами?

Он улыбнулся и пересел поближе ко мне: Лапа сильно шумела, приходилось ее перекрикивать.

– Да как и все, – сказал он, – случайно. Тогда метро еще работало, но плохо. Толпа народу на платформе стояла, полчаса поезда не было, все матерились. Я заглянул в тоннель и как заору: «Эй там, выходи уже!» Чисто в шутку. Ну, он и выехал.

– Это Лапа была?

– Нет, это на другой ветке было. Пацан выехал. Я его Мурзиком назвал.

Я подняла брови.

– А как ты отличаешь – пацан или девка?

Миша почесал в затылке:

– Не знаю. Они как-то сами говорят.

Вслед за ним и я призадумалась. Я поймала себя на том, что всегда считала Астру женщиной, просто потому, что она – Астра. А вот дом Валентины Петровны мне показался мужчиной. Верней, дедушкой. Интересно. А вдруг все наоборот? Дом в Веденино – бабушка, а Астра – хозяйственный и властный мужик.

– …а я говорю ему: «Ты чё, Мурзик? Ты рамсы попутал, Мурзик!» – смеясь, продолжал Миша. – Ничего! Нормально доехали.

* * *

Доехали мы нормально. Разве что слишком быстро. Я только начала собираться с духом, а Лапа уже тормозила. Остановившись, она подала замысловатый сигнал – словно пропела что-то. За окнами было темно, хоть глаз выколи. Свет в вагоне тоже стал угасать. Миша снова включил фонарик.

– Она нас подождет, – уверенно сказал он. – Ей очень интересно, что мы расскажем.

Я помолчала.

– А ты собираешься со мной?

Миша отвел полу своей куртки и посветил фонариком на дубинку.

– Что неясно? – самодовольно бросил он.

Я улыбнулась.

Эскалатора здесь не было, но были длинные подземные коридоры. Они сплошь заросли пластиковыми джунглями. Пробраться через них оказалось намного сложнее, чем спуститься по длинному эскалатору Боровицкой. Несколько раз мы останавливались, подолгу распутывали скрученные плети, протискивались сквозь резиновую упругую сеть. Миша объяснял, что рубить живой пластик, как в кино с мачете прорубаются через джунгли, ни в коем случае нельзя. Это самый верный способ получить от метро жесточайшего пинка.

– Уж наверно, – поддакнула я. – Если оно ими чувствует, ему же наверняка больно.

– Один мужик, – сообщил Миша, – бензином их облил и поджег. Выплавил проход и поперся прямо внутрь.

– Завалило?

– В кашу размололо.

Мы дружно согласились, что нельзя быть таким идиотом, и что это премия Дарвина. Потом Миша выпрямился, разминая спину, тряхнул головой и сказал:

– Слушай! А ведь мы же сейчас эльфийскую страну увидим.

У него горели глаза.

Я вздохнула.

– Миша, эти эльфы – совсем не эльфы. Их просто так называют. Потому что длинные и бледные. И… по некоторым другим причинам. И я очень надеюсь, что никаких эльфов мы не увидим.

– Фу, какая ты неромантичная.

– Что есть, то есть.

Миша шагнул ко мне и взял меня за плечо. Лицо его светилось. Рука была крепкой и горячей.

– Ну, хватит бояться, – сказал он. – Я же с тобой.

– Я думаю, их вообще зря так боятся, – со знанием дела говорил он, пока мы выбирались на свет. – Метро вот тоже боятся до усрачки. А чего его бояться? Ты его только топором не руби и бензином не обливай, оно тебя не тронет. Я думаю, что какой-нибудь идиот какого-нибудь эльфа успел прикончить со страху. Вот они и озверели.

Мне очень хотелось ответить что-нибудь язвительное, но не хотелось ссориться с Мишей. В конце концов, он шел вместе со мной и собирался меня защищать. Мог бы и не ходить.

Он так меня заболтал, что я потеряла концентрацию. Вокруг постепенно становилось светлее. Мне казалось, впереди еще несколько метров сплошных зарослей. Вдруг Миша подпрыгнул на месте и бегом метнулся в облако золотистого сияния, выкрикнув: «Йи-ха!» Я напряглась.

Но это были не эльфы, а просто солнце. Тучи разошлись, пока мы ехали. Или, может, эльфы приказали небу над анклавом оставаться чистым. Осеннее солнце озаряло полузатопленную улицу с разбитым асфальтом, перерожденные дома и аномальный эльфийский лес. Ветер свистел меж колоссальных стволов. Деревья были очень стройными для своего роста и росли с ровным интервалом, как в лесополосах. Если смотреть понизу, то их ряды еще выглядели, как подобало, могучими колоннадами. Но стоило поднять взгляд, и они становились похожи на струны арфы. Стометровой арфы.

Может, Миша и не был так уж неправ. Эльфийская страна…

Потом я подумала, что если нам в самом деле придется спасаться от эльфов в метро, это будет непросто. Джунгли-реснички слишком густые. Успеем ли мы забраться в них достаточно глубоко, чтобы нас не достали?

За пределами анклава здания перерождались кто во что горазд и предпочитали что повычурнее. Эльфы, вероятно, не одобряли такого поведения. Здесь дома были похожи друг на друга. Как и деревья, они вытянулись к небу. Железобетон превратился в странный полупрозрачный камень, похожий на камень сводов Боровицкой. Там, где на него падали солнечные лучи, он словно сгущался, из белого становился золотистым, а кое-где – цвета топленого молока. Казалось, что дома, как аккумуляторы, собирают тепловую энергию. Почти наверняка так и было.

Улица пустовала. Вокруг царила тишина.

Улыбаясь, Миша указал вперед:

– Пошли.

Сначала я попросила его подождать. Я открыла распечатку карты и сверила маршрут. Судя по всему, дома не стали переползать с места на место. Это радовало. Больше того: с того места, где мы стояли, уже различим был край нужного дома. Едва заметный уголок, часть крыши – но это уже было что-то. Я выхватила фотоаппарат и несколько раз щелкнула. Конечно, для Валентины Петровны этого бы не хватило. Но меня успокаивала мысль о том, что у нас есть какой-то промежуточный итог, мы съездили не совсем впустую.

А вот тишина казалась подозрительной.

«Здесь столько домов, – прикидывала я, шагая за Мишей. – Неужели все нежилые?» Окна нижних этажей наглухо заросли. Не осталось ни следа. Но окна были – они начинались приблизительно на высоте двадцатого этажа. Смотрел ли в них кто-нибудь? Какой-нибудь эльф – бледный, равнодушный, похожий на силуэт из некрашеной бумаги. О чем думают эльфы? Они никогда не пытались разговаривать с людьми. Никто не видел, чтобы они хотя бы между собой разговаривали. «Может, они вообще неживые сами по себе, – вдруг подумала я. – Как их лошади. Может, они просто чьи-то органы. Пальцы Севера, как джунгли – нервы метро». Мысль показалась мне неприятно логичной. Если разумна колоссальная Астра, почему не может быть разумен анклав?

Мы успели пройти метров двести.

– Твою мать! – сквозь зубы произнес Миша. Я выглянула из-за его плеча и беззвучно повторила за ним.

…Раньше это было собакой.

Оно и сейчас напоминало собаку. Кого-то вроде крупной борзой. Или, возможно, гепарда. Но движения оставались собачьими. Собака угрожающе наклонила голову и шла к нам. Солнечные лучи бликовали на ее чешуе. Шерсть превратилась в чешую – гладкую, молочно-белую.

Собака была не одна. Похоже, целая стая бездомных псов переродилась. Первым мы заметили вожака. За ним шли другие.

– Мы влезли на их территорию, – сказал Миша. – Стой тихо.

Я окаменела. Пока на глаза нам показались четыре пса. Я настороженно огляделась. По крайней мере, нас не окружили. Или я просто не видела? Нас могли выслеживать от самой станции. Меня охватила злость. Нам осталось пройти совсем немного. Но отсюда дом заслоняли деревья. Я могла сфотографировать только угол, немногим больше того, что уже сняла. Я сознавала, что этого не хватит.

Вожак остановился.

Миша очень медленно сделал шаг в сторону.

Пес разинул измененную пасть. Лаять он не мог, зато попытался зарычать: из глотки вырвались тошнотворный скрежет и шипение. Налитые кровью глаза тяжело смотрели из дыр в белом черепе. Клыки отросли, будто у древнего смилодона. С двух сторон подтягивалась его стая. Я насчитала больше десятка измененных собак, одинаково белых, чешуйчатых.

Вожак немного подождал и снова пошел на нас.

Миша вытянул на свет дубинку и выпрямился, держа ее на отлете. Он заслонял меня собой. Я понимала: есть шанс, что собака не станет связываться с большим, сильным и вооруженным человеком. Или наоборот. Угроза могла разозлить ее еще сильнее. Пес был здесь не один, он вел стаю. Пятьдесят на пятьдесят.

– Если прибить вожака, – сказал Миша, – они разбегутся.

Он не оборачивался ко мне, потому что смотрел в глаза вожаку, рассчитывая «переглядеть» его. Вожак снова заскрежетал измененным горлом. Его сородичи подбирались ближе. Они молчали, но смотрели так же исподлобья, со злобой. У некоторых чешуя на затылке и плечах разрослась шипами и гребнями, как у динозавров, у других тела остались гладкими. «Здесь где-то логово со щенками? – предположила я. – Или стаю кто-то гонит?» Я не могла понять, отчего собаки так себя ведут.

Миша похлопал дубинкой по ладони.

Вожак рванулся к нему, но отскочил, когда Миша отмахнулся дубинкой. Миша прошипел что-то нецензурное.

Я посмотрела в сторону метро. На здание станции падали солнечные лучи. Деревья мирно шумели. В лужах плыли опавшие листья. Я была готова спасаться от эльфов. Но бросить все из-за собачьей стаи?

Вожак снова прыгнул. На этот раз он вцепился зубами в дубинку. Миша ударил его ногой, вырывая оружие из пасти. Сдавленный скрежещущий рык подхватила вся стая. Псы приближались. Их клыки влажно блестели. Миша выматерился в голос и крикнул мне:

– Беги!

Я сняла рюкзак, достала пистолет, приняла стойку, глубоко вдохнула, прицелилась и выстрелила.

Удар пули отшвырнул вожака. Он дико закричал. Вой резанул по ушам. Я целилась в сердце и попала. Я неплохо стреляю. Соображаю, к несчастью, хуже. Чешуя оказалась очень прочной. Вероятно, это была не измененная шерсть, а костяные выросты. Пуля застряла в мощных пластинах на груди собаки. Пластина раскололась, побежала струйка крови. Но рана не выглядела серьезной.

Сейчас вожак стоял ко мне боком. На боках чешуя была мельче и наверняка тоньше. Я выстрелила еще раз. Вожак пошатнулся, поджал заднюю лапу и захрипел. Несколько собак сорвались с места и сбежали, но остальные не шелохнулись. Я молча выругалась. Череп у эльфийской собаки уж точно непробиваемый. Я что, должна в глаз попасть? В цель размером с квадратный сантиметр? Я такого и по неподвижной мишени не отработаю.

Вожак упал.

Медленно, один за другим, псы разошлись. Все они молчали и, казалось, напоследок окидывали нас испытующими взглядами.

Я перевела дыхание и выпрямилась. Хотелось потереть лицо, но я боялась разомкнуть хват на рукояти пистолета. Наконец я сняла его с боевого взвода, потрясла головой и обернулась к Мише.

Он смотрел на меня, открыв рот.

– Я думал, ты…

– Что?

– Сдурела со страху, – честно признался он, – и бежать не можешь.

Он не спросил, умею ли я стрелять. Это он понял сразу.

Я оценила.

– А смысл? – я пожала плечами.

– Откуда у тебя пистолет?

– Из клуба. Он спортивный. Разрешения у меня нет.

– Это как?

Я вздохнула. Не люблю вспоминать тот день.

– Когда все началось, – объяснила я, – мы с друзьями были на тренировке. На севере. Отовсюду полезла дрянь. Но у нас было оружие. И классный инструктор. Так что мы спаслись.

– Какая дрянь? – Миша все еще выглядел растерянным. – Эльфы?

– Нет. Никого живого. Только камень вроде этого, – я махнула рукой в сторону измененных домов. – Белый, полупрозрачный. Он рос очень быстро, по метру в секунду. Такими толстыми шипами. Пули его хорошо разбивали.

– Ясно… – выговорил Миша. Удивление не отпускало его. – А где они теперь? Твои друзья?

– Нас было четверо. Одну девушку выгнал ее дом. Она улетела в Новосибирск, к родителям. Сейчас у нее все в порядке, мы переписываемся. А еще два парня пошли на север. Уже после того, как сформировался анклав. В разведку и, может, забрать свои вещи из квартир, если получится.

Я умолкла. Миша понял и кивнул:

– Они не вернулись.

– Да, – сказала я. – Поэтому я боюсь эльфов.

Миша подобрал свою дубинку и внимательно изучил следы, которые оставили на ней зубы эльфийской собаки. Я тоже пригляделась. Похоже, собака не перекусила ее напополам только случайно. «Неудивительно», – подумалось мне. Если грудные пластины брони держат пулю из «Ярыгина» с семи метров, то клыки должны быть еще крепче. Усилие челюстей даже представить страшно.

– Ладно, – вслух подумал Миша. Лицо у него было странное. – Пошли дальше. Совсем недалеко осталось.

Я наклонилась к рюкзаку – достать фотоаппарат.

– Ты это! – вскинулся Миша. – Пистолет держи!

«Что-то одно я должна была забыть», – подумала я безнадежно, глядя в раскрытое нутро рюкзака. Я забыла ремень для фотоаппарата. А еще стоило бы попросить Наталью достать для меня кобуру. Об этом я тоже забыла. Признаться, больше всего сейчас мне хотелось рвануть бегом к дому Валентины Петровны, отщелкать его раз сто и побежать к метро еще быстрее.

Миша понял причину моих страданий и засмеялся.

– Давай сюда свой фотик, – сказал он, – я отщелкаю.

А ты будешь артиллерия. Бди. Чувствуй себя гаубицей.

– А ты умеешь стрелять?

– В армии служил, – сообщил Миша. – Но пистолет твой не возьму. Ты умеешь попадать. Пошли.

Я улыбнулась:

– Подожди минуту. У меня запасного магазина нет.

– Понял, – сказал Миша и забрал у меня фотоаппарат. Он еще раз сфотографировал угол дома и положил фотоаппарат в карман куртки, а потом присел на корточки рядом со мной и смотрел, как я снаряжаю магазин. «Правильная мысль, – вполголоса заметил он. – Кто их знает, этих эльфов. Лишние два выстрела могут решить». Я молча согласилась.

Когда мы выпрямились, возникла секунда неловкости. Миша задумчиво пошевелил челюстью и ухмыльнулся.

– Иди сзади, как раньше, – велел он. – Снайпер должен находиться в безопасном месте.

– Миша, я не снайпер.

– Да, ты милая скромница! – фыркнул он.

За следующие пятнадцать минут ничего плохого не случилось.

Мы добрались к дому, и Миша отщелкал его с двух сторон – с тех, что выходили на дорогу. Он хотел обойти дом кругом, но я упросила его не соваться. Во дворах густо разрослись эльфийские рощи. Кто его знал, что там росло, кроме кустов и деревьев? Там могли оказаться и другие собаки. Миша не стал долго спорить.

Зайти внутрь мы не могли, потому что дом избавился от подъездов. Крыльца оплыли как свечи, а на месте дверей белел чистый гладкий камень. Окон, как и повсюду окрест, не было до самых верхних этажей.

Миша зашел мне за спину, открыл мой рюкзак и аккуратно положил фотоаппарат внутрь. Застегнув молнию, он похлопал меня по плечу и сказал:

– Ну все. Поехали домой. Облегчение, правда?

– Передать не могу, какое.

– Аналогично.

Я глянула на него, вывернув шею. Пистолет я держала перед собой в хвате, обеими руками, и чувствовала себя довольно глупо. Но облегчение действительно было невероятным. Меня переполняла благодарность.

– Спасибо, Миша.

Миша раскинул руки и глубоко, с удовольствием вдохнул свежий ветер.

– Слушай, – сказал он, – а как насчет… Ну, я не знаю. В кино сходим как-нибудь?

Я сделала вид, что задумалась.

– Почему бы и нет?

…Цокот копыт мы услышали одновременно.

Сердце мое рухнуло в пятки.

– Эльфы, – сказал Миша.

С таким выражением, наверное, наши прадеды говорили: «Танки». Я прислушалась.

– Лошадь одна. Идет галопом.

– Ты еще и в лошадях разбираешься?

– Нет. Чуть-чуть разве…

Конечно, лошадь была под седлом. Слишком уж ровно шла. Мне вспомнилось, что лошадям вообще-то не рекомендуется скакать по асфальту. Но эльфийские, наверно, это проделывают без проблем… Миша обогнул меня и вышел к краю тротуара. Он пригнул голову и ненадолго замер. Потом выругался свистящим шепотом. Я закусила губу. Здесь было слишком тихо и пусто. Шанс, что эльф просто скачет по своим делам, выглядел призрачным. Оставалось надеяться только на то, что намерения у него мирные.

– Приближается, – сказал Миша, возвращаясь. – Сейчас покажется. Готовьсь.

Я глубоко вдохнула. Когда стреляешь, нельзя задерживать дыхание.

Но, может, все-таки не придется стрелять? Все-таки эльф – не собака.

– Может, он ничего плохого не хочет.

– Эльф-то? – уточнил Миша с сарказмом. – Ты же сама сказала…

Кажется, он радикально изменил свое мнение об эльфах.

– Ты тоже сам сказал, – напомнила я. – Про идиота, который прикончил эльфа со страху.

Миша выругался. Несколько мгновений мы слушали приближающийся топот. Потом Миша тяжело бросил:

– О’кей. Но если что – стреляй.

– Выстрелю.

Несколько секунд показались бесконечными. Потом конный эльф вылетел из-за поворота. Я вздрогнула. Палец помимо воли соскользнул на спуск. Хорошо, что курок был не взведен.

Я могла бы выстрелить просто от испуга. Эльфийская лошадь развернулась посередине дороги ровно, как по циркулю. Ее движения были четкими, скупыми и совершенно одинаковыми. Так скачут нарисованные лошади в закольцованной анимации.

Сам эльф был похож на тех, что я видел возле Астры, как близнец. Бледный, костлявый, с длинными изжелта-серыми волосами. Чем ближе он оказывался, тем ясней становилось, насколько огромна его лошадь и насколько высок он сам. И уже нельзя было сомневаться, что он смотрит на нас и скачет тоже – прямо на нас.

– Не тормозит, с-сука, – процедил Миша и приказал мне: – Стреляй в воздух!

Я зашипела от досады. Мне очень не нравилась идея тратить патрон впустую. Но эльф был уже близко. И он действительно, похоже, не собирался тормозить. У меня не осталось времени на рассуждения. Страх был сильнее меня.

Я выстрелила в небо над головой эльфа.

И… эльф выпал из седла. Легко, как будто его сдуло ветром. У меня мороз подрал по коже. Эльфийская лошадь проделала еще несколько тактов галопа и остановилась, спокойная как механизм. Миша довольно крякнул.

– Попала?

– Нет.

– Но он упал.

– Я точно знаю, что стреляла мимо. Ой, блин!..

– Что?

– Гадство.

– Что?! – Миша встревоженно обернулся.

– Гильза в затворе застряла.

Когда это случается, я всегда пугаюсь до дрожи. Как в первый раз. Пытаясь успокоиться и собраться, я торопливо выщелкнула гильзу и перехватила пистолет крепче.

Этих мгновений эльфу оказалось достаточно.

Должно быть, он мог свернуть нам шеи голыми руками – за то время, пока я передергивала затвор. И не сделал этого только потому, что не хотел. Значит, хотел чего-то другого? И скакал сюда во весь опор не затем, чтобы нас прикончить? «Кто его знает», – подумала я мрачно. Как бы то ни было, сейчас я целилась в эльфа, и курок у меня был взведен.

Эльф стоял неподвижно и смотрел на нас невыразительными блеклыми глазами. Он оказался настолько же выше двухметрового Миши, насколько Миша был выше меня. Одет он был в изжелта-серую длинную хламиду вроде летнего пальто. Туго затянутый тканевый пояс позволял видеть, насколько эльф тощий. Как скелет.

В подробностях я его рассмотреть не могла. Я смотрела на мушку в целике.

Очень медленно эльф развел руки в стороны и приподнял пустые ладони. Вероятно, ждал, что я в ответ опущу ствол. Но я уже знала, насколько быстро он двигается. И он не мог этого не понимать.

Эльф мог попытаться выбить оружие у меня из рук. У него бы получилось. Но все же оставалась вероятность, что я успею отжать спуск, и что дуло в этот момент будет смотреть в его сторону.

Тишину нарушил Миша.

– Чего тебе? – почти равнодушно бросил он.

Эльф перевел взгляд на него. Широкий рот приоткрылся. Он открывался как-то слишком медленно, очень долго. Во рту жутковато белели зубы – частые, иглоподобные. Ни резцов, ни клыков. Я вдруг подумала, что белые башни эльфов – это не башни. И не иглы. Это их зубы. Зубы, нацеленные в небо.

Говорить эльфу было трудно. Мешали зубы. Наверняка изменилось строение гортани, как у тех собак. «Изменилось? – я удивилась этой мысли. – Значит, раньше было другим?..» Несколько раз эльф пытался заговорить в голос, но ему не удалось. Тогда он перешел на шепот.

– Меня зовут Люба, – услышала я. – Валентина Петровна – моя мама.

* * *

– Я знала, что вы придете, – сказала эльфийка.

– Откуда? – подозрительно спросил Миша.

– Отовсюду.

Мы сидели на том, что осталось от крыльца. Это уже не было ни камнем, ни бетоном: материал странно прогибался и пружинил. Любина лошадь так и стояла посреди улицы, будто припаркованная машина. Сама Люба приняла странную позу, напоминавшую полукольцо: она села, поджав ноги, и вывернулась набок, головой к стопам. То ли так ей было удобней сидеть, то ли ее просто выламывало от мучительных попыток произносить слова. Даже шепот ее то и дело сбивался на свист и шипение.

– Я хочу передать, – сказала она. – Маме.

– Мы передадим, – откликнулась я.

Люба покопалась в складках своей хламиды и достала детскую расческу, деревянную, любовно разрисованную шариковой ручкой.

– Мама помнит, – пояснила она.

Я кивнула, приняв расческу.

– Валентине Петровне что-нибудь рассказать о тебе?

Люба подумала. По иглоподобным зубам скользнул бледный язык.

– Нет, – сказала она. – Я же не вернусь. Зачем. Скажи, дом дал расческу.