Текст книги "Черная хроника Арды"

Автор книги: Наталья Васильева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Мелькор помолчал немного и прибавил:

– Когда-нибудь и ты сделаешь меч.

– Мои руки не для того чтобы создавать т а к о е, -сказал Владыка Судеб – и в ту же минуту испугался, что его слова задели Черного Валу.

– И мои не для того, чтобы разрушать и убивать, -тяжело промолвил Мелькор.

Оба замолчали. Потом Намо спросил несмело, словно извиняясь за невольную резкость:

– Скажи, этот знак... что он означает?

– Всевиденье Тьмы, – коротко ответил Мелькор. Он коснулся руки Намо ледяными пальцами и повторил: – Я ухожу. До встречи, брат мой. И – внезапно, резко – Намо понял, что так мучило его. "Раскаленное в боли железо короны – как терновый венец..." – всплыли из небытия слова, и он вскрикнул:

– Нет, не нужно! Пусть лучше не будет этой встречи!

– Ты и сам знаешь, брат мой – так будет, – ответил Мелькор, и бледное подобие измученной улыбки скользнуло по его губам. И Намо не выдержал. Он сжал узкие руки Мелькора в своих сильных ладонях и зашептал – порывисто и горячо: "Мелькор... Брат мой... Мелькор..."

"Так, невидимый, наконец пришел он в сумрачную землю Аватар. Эта узкая полоса земли лежит к югу от Залива Элдамар у подножия восточных склонов Пелори; бесконечные, безрадостные побережья тянутся на юг – неизведанные, лишенные света. Там, под отвесной горной стеной, у глубокого холодного моря, лежит густой мрак – темнее, чем где-либо в мире; и там, в Аватар, в тайне, скрыто от всех обитала Унголиант. Не знали Элдар, откуда пришла она; но некоторые говорят, что в далекие века явилась она из тьмы, что окружает Арду – когда впервые с завистью взглянул Мелькор на Королевство Манве; и что изначально была она из тех, кого обманом заставил он служить ему. Но она не оправдала ожиданий своего Хозяина, возжелав быть госпожой своих вожделений, овладевая всем, чем могла, чтобы насытить свою пустоту. И она бежала на Юг, спасаясь от Валар и охотников Ороме, ибо гнев их обращен был против Севера, о южных же землях забыли они. Туда и пробралась она -к свету Благословенной Земли; ибо она жаждала света и ненавидела его..."

...Серое безликое Ничто, не имеющее образа; порождение Пустоты и само – пустота, окруженная не-Светом...

Мелькор содрогнулся от отвращения, но стиснул зубы: только Это могло стать орудием его замысла.

Он стоял перед порождением Пустоты: Черный Властелин в одеяниях Тьмы. Перед Лишенным обличья в истинном обличьи своем стоял он, и холодная ярость была в глазах его, беспощадно-ярких, как звезды, и несокрушимая всевластная воля была в душе его, и решимость, и боль – в сердце его. И сказал он:

– Следуй за мной.

Мелькор шел, не оборачиваясь, зная, что, покорная воле его, скованная страхом перед ним, как побитый пес за хозяином следует Тварь. Он чувствовал ее присутствие за спиной -мертвящее дыхание Пустоты.

На вершине Хьярментир, что на крайнем юге Валинора, в земле Аватар – в земле Теней – стоял он, глядя вниз на Благословенные земли Бессмертных. Он смотрел на расстилавшиеся внизу леса Ороме, на поля и пастбища Йаванны; и казалось ему: раскаленными стали железные наручники на запястьях его. Память и боль вели его; память и боль давали силу ему.

И он посмотрел на север, и вдали увидел он сияющие долины и величественные блистающие серебром дворцы Валимара. И увидел – Деревья.

Мелькор хорошо знал, как создавались они. Уничтожив Столпы Света, он тогда вынудил Валар покинуть Средиземье. И была ночь, но они не увидели звезд; и был день, но они не увидели солнца, ибо волей Единого глаза их были удержаны, и до времени дано им было лишь смотреть, не видя. И была тьма; и страхом наполнила она сердца их, ибо не знали они ни сути, ни смысла ее. И прокляли они Властелина Тьмы, и в страхе и смятении бежали в землю Аман, что на севере. Земле этой дали они имя Валинор, Обитель Могуществ Арды. И на холме Короллаирэ, что зовется также Эзеллохар, собрались они. Мрачными и угрюмыми были лица Валар. И взошла на холм Йаванна, и воззвала она к Единому. В тот час отдали ей Валар силы свои, и призыв ее был услышан Единым. И силой Единого и Валар созданы два Дерева Валинора. Серебряное дерево звалось Телперион, Золотое – Лаурелин. И Тьма отступила перед не-Тьмой Деревьев, которая не была Светом; Ибо где нет места Тьме, не существует и Свет. Не Арда, но Пустота дала жизнь Деревьям; и были они связью Валинора с Единым, связью между Пустотой, созданной Единым, и ее порождением. И могли отныне Валар черпать силы из Пустоты, дабы вершить в мире волю Единого. И возликовали Валар, но Феантури молчали, и плакала Ниенна. И все силы свои творению Деревьев отдала Вала Йаванна, и с той поры не дано было ей сотворить более ничего, кроме бледного подобия прежних творений ее.

Ведомо это было это Мелькору; и увидел он, что пустота вошла мир, и что это – сила, могущая выйти из-под власти Валар и уничтожить мир, обратив его в ничто. И в душе своей так сказал он: "Я пришел в Арду, как Хранитель и Защитник ее, и сердце мое отдано Арде. И ныне если я не избавлю мир от Пустоты, к т о сделает это?"

Он был могущественнейшим из Айнур, и велика была сила его. И теперь видел он, что час его настал.

Было время великого празднества в Валиноре, и по повелению Короля Мира Манве в чертогах его на вершине Таникветил собрались Валар, Майяр и Эльфы. И пришел также Феанор, старший сын Финве; но Сильмариллы, творение рук своих, оставил он в Форменосе. И отец его, Финве, и Нолдор, жившие в Форменосе, не явились на празднество.

В этот час спустился Мелькор с вершины Хьярментир и взошел на Короллаире. И Тварь, следовавшая за ним, не-Светом окутала Деревья. Она выпила жизнь их и иссушила их; и стали они темными ломкими скелетами. Так погибли Деревья Валинора, великое творение Йаванны Кементари. Так разрушена была связь между Единым и Валар: более не могли Могущества Арды черпать силы из Пустоты, созданной Эру. Но силу Деревьев вобрала в себя Тварь.

И Мелькор покинул Короллаире; но Тварь, окутанная не-Светом, следовала за ним.

...И наступила ночь. И Валар собрались в Маханаксар, и долго сидели они в молчании. И Вала Йаванна взошла на Короллаире, и коснулась Деревьев; но они были черны и мертвы, и под ее руками ветви их ломались и падали на землю.

"Тогда многие возвысили голоса свои и возрыдали; и казалось плачущим, что до дна осушили они чашу горестей, уготованную для них Мелькором; но это было не так..."

И сказала Йаванна, что сумела бы воскресить Деревья, будь у нее хоть капля благословенного света их. И Манве просил Феанора отдать Йаванне Сильмариллы; и Тулкас приказал сыну Финве уступить мольбам Йаванны. Но ответил на то Феанор, что слишком дороги ему Сильмариллы и никогда не сможет он создать подобное им.

– Ибо, – говорил он, – если разобью я их, то разобью и сердце свое и погибну – первый из Эльфов в земле Аман.

– Не первый, – глухо молвил Намо; но немногие поняли

его слова. Тяжело задумался Феанор; но не желал он

уступить воле Валар. И воскликнул он:

– По своей воле я не сделаю этого. Но если Валар принудят меня силой, тогда я скажу, что воистину Мелькор -родня им!

– Ты сказал, – ответил Намо.

И плакала Ниенна.

В тот час явились посланнике из Форменоса; и новые злые вести принесли они.

"И поведали они, как слепая Темнота пришла на Север, и была в ней сила, что не имеет имени, и темнота исходила от нее. Но Мелькор также был там, и пришел он в дом Феанора, и у дверей его убил он Финве, короля Нолдор,и пролил первую кровь в Благословенной Земле; ибо только Финве не бежал перед ужасом Темноты. И рассказали они, что Мелькор разрушил крепость Форменос, и забрал все драгоценности Нолдор, что хранились там, и Сильмариллы исчезли..."

Он действительно не бежал от Мелькора, Финве, король Нолдор. Он был отважен, он верил в свои силы: ведь был он учеником Ауле и Майяр учили его сражаться. А, кроме того, достойно ли его, родоначальника избранного, славнейшего эльфийского рода, бежать от того, кого мысленно всегда называл рабом Могучих Арды?

Но когда предстал перед ним Мелькор, Финве почувствовал, как медленный ползучий страх заполняет его душу. Не раб, сломленный и покорный, но Властелин стоял перед ним.

Лицо Мелькора казалось высеченным из камня:

– Вот мы и встретились, Финве, избранник Валар. Голос

Черного Валы был ровным и спокойным, но холодный огонь ненависти горел в его светлых глазах.

– Вот мы и встретились, Мелькор, раб Валар!

...Говорят, слова открывают раны. И это правда. Не впервые – и не в последний раз – Мелькора назвали рабом. Это всегда было первым, что приходило в голову его врагам, когда видели они железные наручники на руках его. И всегда это причиняло боль.

Голос Валы звучал по-прежнему холодно:

Может, я и был рабом, но палачом и убийцей своих собратьев – никогда. Возьми меч и сражайся: я не убиваю безоружных.

Они вступили в бой. Финве еще надеялся, что тяжелое железо и незаживающие ожоги помешают Мелькору, но слишком быстро понял, что этого не будет. Вала бился умело и уверенно, и, не сумев нанести ему ни одной раны, Финве уже был несколько раз ранен черным мечом. И леденящий Ужас сжал сердце Эльфа: пусть возьмет все, все! но пусть оставит жизнь!.. Вала прочитал его мысли:

– Я возьму только Сильмариллы, цену крови. Но твою жизнь – прежде. Ты умрешь.

Финве содрогнулся. Страх парализовал его тело, его мозг, его душу...

Следующая рана, нанесенная Мелькором, пришлась в живот, и Финве, выронив меч, рухнул под ноги Бессмертному. Нестерпимой была боль, и против воли Эльф взмолился, захлебываясь кровью:

– Пощади... добей...

"Нет, он не знает жалости... Убийца... Огонь... какая боль!.."

Мелькор наклонился к искаженному страданием лицу Эльфа:

– А и х ты – помнишь? Я тоже умолял пощадить. И ты видел это. И как они умирали – тоже, – глухо сказал он. И прибавил: – И не было им пощады.

"Он мстит... Эти Черные Эльфы... да, да..." Должно забыть о милосердии..." Ниенна милостивая!.. он оставит меня умирать, и будет стоять и смотреть... смотреть... как и я тогда..."

Эльф сдавленно застонал. Ледяной взгляд Валы впился в полные отчаянья и боли глаза Финве:

– Ты прав. Непозволительно так мучиться живому существу, – с горькой усмешкой сказал Мелькор. И быстро нанес Эльфу последний удар – в сердце. Но Финве еще успел увидеть в глазах Валы – жалость. И это было страшнее, чем ненависть и проклятия.

...Так погиб Финве, избранник Валар, король Нолдор. Никто не видел этой схватки, потому Мудрые молчат, и только Черная Хроника Арды хранит рассказ о ней...

И Тварь из Пустоты разрушила Форменос; и не-Свет навеки поглотил сияние драгоценностей Нолдор – только Сильмариллы взял себе Мелькор.

Через пустынную землю Араман, что на севере Валинора, через туманы Ойомурэ, по льду Хэлкараксе уходил он из Благословенных Земель – крылатый Черный Вала; и Тварь из Пустоты следовала за ним.

Мелькор вернулся в Средиземье, и с собой уносил он Сильмариллы, цену крови его учеников, Эльфов Тьмы. И камни эти, творение Феанора, наследие рода Финве, что благословила некогда Варда, жгли ладонь его, как раскаленные угли -не-Тьма враждебнее Тьме, чем Свет; но он лишь крепче стискивал руку.

Он исполнил замысел свой; но Тварь, по-прежнему следовавшая за ним, обрела ныне огромную силу.

Он исполнил замысел свой: только не-Свет может уничтожить не-Тьму, ибо они – одно; но это знают лишь те, кому равно ведомы Свет и Тьма, кто не отвергает ни одной из сторон бытияЭа.И сила Пустоты, заключенная в не-Тьме, вошла в Тварь. Она ощущала это; потому, когда остановился Мелькор, преодолев страх, она бросилась на него.

Он знал, что будет так, он был готов к этому. Но жгучая боль ныне лишала его сил. Он чувствовал единственное желание Твари: уйти, вырваться за пределы мира. И знал: этого не должно произойти.

Сейчас они были равны по силе, и, чтобы стать сильнее, Твари нужно было только одно: Сильмариллы, последняя частица не-Тьмы Валинора.

– Ты не получишь их, – сказал Мелькор.

И Мелькор произнес Заклятье Огня; и огненное кольцо сомкнулось вокруг них, и Тварь бессильна была покинуть его.

И Мелькор произнес Заклятье Тьмы; и Тьма стала щитом ему, и Тварь отступила к границе огненного круга.

Он терял силы; связанный с Ардой велением Эру, он не мог черпать силы из Эа за гранью мира. Казалось, чей-то услужливый голос подсказывал ему: возьми силу Арды, ведь ты можешь сделать это, ты – истинный Властелин Арды! Но он отогнал эту мысль: сделать это значит разрушить, обратить в ничто часть мира. Короля Мира это не остановило бы; но Возлюбивший сказал – нет. И теперь он мог рассчитывать только на себя.

Боль обессиливала – но и не давала утратить власть над собой. И Мелькор произнес Заклятие Образа; и, взвыв в отчаяньи и ярости, Тварь обрела образ огромной паучихи, тысячеглазого серого чудовища.

И Мелькор произнес Заклятье Земли; и Тварь обрела плоть. Отныне и навеки она была связана с миром и стала смертной. И, шипя от ненависти, она рванулась к Мелькору: тот лишь успел поднять руку, защищаясь от удара, и загнутый острый коготь, лязгнув, скользнул по железу наручника; Мелькор заметил на острие капли молочно-белого яда.

Оставалось произнести только Заклятье Смерти, но у него уже не было сил. Отступившая Тварь подобралась для прыжка. И тогда Мелькор крикнул, и эхом отразился крик его от стен черных гор, и, казалось, сама земля дрогнула, словно ощутила Арда боль и муку Возлюбившего этот мир.

И черные горы помнили голос Мелькора, и его боль. Эхом стала эта память; Ламмот, Великое Эхо, звалась долина эта с той поры.

И в подземных чертогах разрушенного Ангбанда зов Властелина услышали Балроги, слуги его. Пламенным смерчем, жгучей бурей пронеслись они над землей; и вступили в круг огня, и могли они сделать это, ибо огонь был их сущностью; и огненными бичами гнали они прочь Тварь из Пустоты -Унголиант. Там, где проползала она, надолго земля осталась мертвой от крови Унголиант – молочно-белого яда. В Горах Ужаса, Эред Горгорот, в самой глубокой пещере укрылась она от огненных бичей, и с той поры никто и никогда не видел ее, потому неизвестно, как сгинула Унголиант, порождение Не-бытия.

Мелькор вернулся в Ангбанд. И там, на развалинах крепости, встретил его Саурон. Страдание и гнев исказили красивое лицо Саурона, когда взглянул он на Мелькора. Он давно – знал. Теперь он – видел. И Ученик упал на колени, и сквозь стиснутые в муке зубы простонал:

– Я знаю все... Ч т о они сделали!..

И голос его сорвался, и беззвучно проговорил он:

– Не прощу.

...Он сдержал слово. Боль Черного Майя стала гневом; и называли его – Гортхауэр Жестокий, и было это правдой, ибо ненависть не угасала в нем...

Саурон не посмел взять руку Мелькора. Он лишь благоговейно коснулся губами края одежды Учителя, ибо ведомо было ему, ч т о прошел Мелькор, ч т о пережил он и ч т о свершил. И Мелькор поднял Саурона с колен; и, глядя в глаза ему, сказал Майя:

– Больше никогда я не оставлю тебя. Прости меня; но не проси и не приказывай. Я клянусь, я не покину тебя.

Но Мелькор молчал.

Так стояли они, глядя в глаза друг другу: Учитель и Ученик, Проклятые, идущие путем Тьмы, Хранители Равновесия. И память и скорбь, боль и ненависть навсегда объединили их.

И стало так: утратив связь с Эру, Валар утратили и способность изменять обличье или покидать его. Отныне и на всегда пребывали они в облике, сходном с обликом Детей Единого, словно тоже были связаны Заклятьем Образа.

Не могли они более черпать силы из Пустоты. Потому, только разрушив часть Арды, могли они восстановить силы свои; потому каждое их свершение оставляло рану на теле Арды. И раны, наносимые Арде, оплакивала Ниенна, но ничем не могла она помочь миру.

ВОЙНА ГНЕВА.

...И много было битв, когда Эльфы и Люди, объединившись, шли войной против Мелькора. И горько было это Черному Вале. И однажды узнал он, что Эарендил взошел на корабль и направил его к берегам Благословенных Земель. Он понимал, что скоро вновь придет в Средиземье воинство Бессмертных. И снова пощады не будет никому.

Конечно, думал Мелькор и о собственной своей судьбе, но мысли эти были отстраненными и бесконечно усталыми.

Валар не упустят случая отплатить ему и за собственный страх, и за мятеж против Единого. Заключение сочтут слишком мягким наказанием. Убить его, Бессмертного, они не смогут. И, чтобы избавиться навсегда от Черного Валы, сделать они могут только одно: вышвырнут непокорного за грань мира. За пределы Арды.

"Отныне вы – жизнь этого мира, а он – ваша жизнь." Что изменилось бы, не будь этих слов Илуватара? Арда была его болью, его сердцем. Его жизнью. Если будет разорвана связь с Ардой, он умрет. Умрет? Он? Бессмертный Айну? Смерть была бы воистину избавлением – но он не мог, не должен был уйти.

Он не сможет жить.

Он не сможет умереть.

"Нет, это малодушие; как смею я думать о себе?.." Он давно уже все знал. И страха не было в его душе. Мозг его работал сейчас холодно и беспощадно-логично. Он понимал, что в этой Войне Гнева Люди станут его союзниками, как прежде -Эльфы Тьмы. Знал то, что им не выстоять, как не выстоит и он сам.

"Все, кто шел за мной, приняли смерть. Кровь их – на мне." Он не мог забыть, ни простить себя. Память горячим комком стояла в горле, жгла грудь, красно-соленой болью стыла на губах – словно ему дали испить чашу горечи, чашу теплой крови.

"Любой ценой – вывести их из-под удара. Спасти. Любой ценой. Прикажу – уходить. Великим Валар, – он усмехнулся холодно и страшно, – нужен только я."

"...Больше я не оставлю тебя. Не проси и не приказывай." Мелькор стиснул руки. "Гортхауэр... ученик мой... Что же делать, что? Он не уйдет – и тогда... Суд Валар?! Нет, это невозможно, нет, нет!.."

Он внезапно вспомнил, как в этом же зале – беспомощный, полумертвый, в крови – лежал его ученик, не в силах даже пошевелиться, не в силах сказать ни слова, и на заострившемся лице жили только глаза – подернутые дымкой страдания, беззащитные, огромные, исполненные мольбы и благодарности...

"Ученик мой... единственный..."

И Мелькор решил. Приказать. Заставить уйти. Жестоко, но это единственный выход. На это еще хватит сил. Кто-то должен продолжать начатое.

...Гортхауэр предстал перед троном Властелина, не глядя в лицо Мелькору. Не то чтобы это лицо было уродливым или отталкивающим; нет. Но было оно иссечено незаживающими ранами, и, когда говорил Мелькор, в трещинах шрамов показывалась кровь. Привыкнуть к этому не мог никто. Майя не был исключением.

– Возьми, – Мелькор протянул Гортхауэру меч, – пришло время принести клятву.

Майя знал, что требуется от него. Из рук Черного Валы благоговейно принял он Меч-Отмщение и, коснувшись губами ледяного черного клинка, тихо проговорил:

– Отдаю себя служению Великому Равновесию Миров... Он замолчал; но больше ничего и не нужно было говорить. Майя хотел вернуть меч Мелькору, но тот жестом остановил его:

– Этот меч – твой.

– Но...

– Мне он больше не нужен. Собирай людей... Майя вскинул глаза на Мелькора: – Я уже сделал это, Повелитель! Мы готовы и ждем только сигнала вступить в бой!

Сердце Черного Валы сжалось: таким открытым и радостным было лицо Гортхауэра. Майя думал, что угадал мысль Мелькора; за своего Учителя он готов был один биться со всем воинством Валинора. И он был сейчас счастлив, счастлив, как мальчишка -есть ли для ученика награда выше, чем сражаться за Учителя?

"Единственный выход, единственный выход... Вот – душа его открыта мне... к а к я скажу ему... словно ударить по этому беззащитному лицу... за веру его, за преданность его -кара, страшнее смерти... о, Ученик мой... как случилось, что для тебя сейчас свобода и жизнь – кара, а мучительная смерть – награда?.. Будь я проклят!.. на что я обрекаю тебя?.. ни памяти, ни боли я не смогу отнять у тебя... ты станешь проклинать себя за то, в чем виновен только я, я один... так будет... лучше бы мне никогда не знать этого!.. Я должен... не могу, не могу! Ученик мой, прости меня, прости меня!.. я говорил о праве выбора – и я сам лишаю тебя этого права... так нужно... спасти тебя – я должен... разрывает надвое, это выше сил... Ученик мой!.. "

"Что с ним?! Что я сделал? Что я сказал? Ему – больно?.. Учитель, Повелитель, Всевластная Тьма – что с тобой... неужели это я, я причинил тебе боль?.. Что это, что это?.. кровь, тягучие красные густые капли – как смола – из ран... Что с тобой, что же мне делать!?.."

Всего на секунду мучительно исказилось лицо Черного Валы, но и этого было довольно: Майя, не сознавая, что делает, порывисто схватил руку Властелина и крепко сжал ее.

Боль, пронзившая тело, помогла Мелькору справиться с собой. Лицо его вновь стало спокойным и жестким, а голос звучал холодно и глухо:

– Ты не понял меня, Гортхауэр, – медленно, четко выговаривая слова, промолвил он, – Собирай людей, уходите на Восток. Ты поведешь их.

Лицо Гортхауэра было похоже на лицо смертельно раненого – потрясенное, растерянное, беспомощное.

"За что?!.."

"Гортхауэр, Ученик мой, прости... Если я исполню твое желание, Арда погибнет, не будет ей больше защитника... но, спасая ее, я тебя, тебя обреку на вечную пытку – память и совесть... ненавижу себя... как разорвать сердце, Ученик?.."

– Нет, Властелин! Не приказывай; однажды ты уже заставил меня уйти, и...

– Ты помнишь. Так вспомни и об Эльфах Тьмы. "Скованные руки... красный снег, искаженные мукой лица... Ты не сможешь уйти, как они... ты – еще не Человек... Нет! Я не позволю им, нет, нет!.."

– Неужели ты не понял, что кроме этих людей и тебя, у меня не будет больше учеников?

Гортхауэр все еще инстинктивно стискивал руку Мелькора.

"Я помню... что они сделают с тобой, Учитель?.. Нет, мне нельзя уходить... раскаленная цепь... я не позволю, я стану щитом тебе, Учитель, Учитель..."

– Пусть уходят люди, я остаюсь.

– Нет. Это приказ.

Только сейчас Майя понял ч т о он делает. "Руки... обожженные... что я сделал... ему больно..." Ужас охватил Гортхауэра; дрожа всем телом, он склонил голову и благоговейно коснулся губами руки Властелина.

– Прекрати! – сдавленно прорычал Мелькор, – Что ты делаешь! Майя знал: Мелькор не терпит знаков преклонения. Тем более – таких. Но по-другому он не мог выразить то, что переполняло его сердце: свою любовь к Учителю, свою верность, свою тоску.

– Уходи.

Саурон упрямо покачал головой:

– Я не уйду. Я не оставлю тебя.

"Это мука – невыносимая, невыносимая... сердце отказывается подчиняться холодным доводам разума. Только я виноват в том, что не оставил тебе другого выхода... вот, сердце твое на ладонях моих, Ученик; ч т о делаю я?!.."

– Ты дал клятву, – медленно, тяжело заговорил Мелькор, – Отныне нет Арде иного Хранителя, кроме тебя. На Восток войска Валар не пойдут. Здесь останусь я один. Уходи, спасай тех, кого можно спасти. Только ты – защита им, Гортхауэр. Больше ни чем ты не сможешь мне помочь.

"Это мука – невыносимая, невыносимая... сердце отказывается подчиняться холодным доводам разума. Я знаю, ты прав, ты снова прав, Учитель – как всегда и во всем... Но я не могу так, не хочу... вот, сердце мое на ладонях твоих, Учитель; делай ч т о хочешь... но отдать тебя – им – на расправу?!.."

– Нет, Учитель! – простонал Гортхауэр, впервые -вслух – назвав Мелькора т а к. Сколько раз рвалось из сердца это слово, но когда смотрел в холодное властное лицо, губы сами произносили: Повелитель. Знал ли, что за стальной броней всевластной воли – душа, ранимая, истерзанная? Нет; не смел даже подумать.

"Ученик мой... не надо, прошу тебя... нет никого дороже тебя... Я ведь люблю тебя, и я – твой палач..."

– Исполняй приказание, ибо сейчас я имею право приказать и сделать выбор – за тебя!

"Какие глаза... молящие, беспомощные..."

– За что, зачем ты гонишь меня, Учитель? Если мы победим – то победим вместе...

"Ты и сам знаешь, что этого не будет, Ученик..."

– ...если же нет...

– Уходи. Возьми меч. Возьми Книгу. Иди.

"Ученик мой!.."

"Учитель мой!.."

– Нет... – Саурон закрыл лицо руками.

И тогда Мелькор рывком поднялся с трона и заговорил -холодно и уверенно.

Он почти не слышал, ч т о говорит. Собственный, словно издалека идущий голос казался чужим. Ненавистным. Он перестал ощущать себя – он был болью, клубком обожженных нервов, он ненавидел себя – люто, страшно.

...Слова – как иглы, как вбитые гвозди... Саурон не мог потом вспомнить, ч т о говорил его Властелин. Помнил только одно: каждое слово Мелькора пронзало его, как ледяной клинок, и он корчился от этой невыносимой боли, обезумев от муки, и только шептал непослушными губами: "За что, за что..."

Мелькор смотрел в лицо Майя: широко распахнутые страданием невидящие глаза.

"Ученик мой..."

Без воли, без чувств.

И, наклонившись к самому лицу Гортхауэра, Мелькор тихо проговорил:

– Ученик мой, Хранитель Арды... прости меня, прости, если можешь, прости за эту боль... Арда не должна остаться беззащитной, понимаешь? Только ты можешь сделать это, только ты – Ученик мой, единственный... Возьми меч. Возьми Книгу. Это сила и память. Иди. Ты вспомнишь это – когда все будет кончено. Я виноват перед тобой – я оставляю тебя одного... Прости меня, Ученик, у меня больше нет сил... Прощай...

А потом Мелькор поднял Саурона за плечи и, глядя в глаза, жестко проговорил:

– Уходи.

– Да, Властелин, – беззвучно ответил Майя. Он вышел. И не видел, как за его спиной опустился на колени Мелькор. Не видел, как мучительно исказилось его лицо. Не видел молящих, отчаянных, сухих глаз, утонувших в темных полукружьях.

Не видел беспомощно протянутых рук – то ли благословение, то ли мольба.

Не слышал глухого стона: "Ученик мой..."

...Он поднялся и вслепую медленно побрел к трону.

"За что, зачем ты гонишь меня, Учитель?.."

И – те четверо, кому он не мог приказывать. "Мы на твоей стороне, Великий Вала. Мы остаемся..." "...Я не уйду. Я не оставлю тебя..." "Они сделали выбор... они умрут – они не вернутся в Валинор. А тебя я караю жизнью, Ученик мой... Ничего, кроме боли, не дал я тем, кому отдано мое сердце... я заслужил вечную пытку... будь я проклят... не могу больше... не могу... простите меня... нет мне прощения..."

Он стискивал седую голову руками; слезы жгли его глаза.

"Ученик мой... ч т о я сделал?!.."

Он рванулся – догнать, остановить.

"Я не могу так, не могу, пусть остается... Останься!.."

Нет. Рухнул в черное кресло.

Опустил голову. Ничего не изменить. Все кончено.

...Он шел на Восток, унося Книгу и меч.

Он что-то говорил, не слыша себя, не помня своих слов. Ему повиновались. Он вел людей: ничего не видя вокруг, он шел вперед.

Беспамятство.

И в ушах его звучал приказ-мольба: "Уходите! Уходите!.." Больше он не помнил ничего. Как черная стена. А потом, когда прошло оцепенение и память с беспощадной, неумолимой жестокостью вернулась к нему, он продолжал идти вперед, стискивая зубы и повторял, повторял, повторял про себя с решимостью обреченного: "Я вернусь. Я исполню и вернусь. Я успею – должен успеть."

Он старался уверить себя в этом, но боль железными когтями впивалась в его сердце: этого не будет.

А потом началось страшное.

Боль раскаленным обручем стиснула виски, боль вгрызалась в запястья, боль мучительно жгла глаза, боль была везде, он сам стал болью, и перехватывало горло – он не мог кричать, только стонал, метался как раненный зверь, он задыхался -откуда, откуда, что это, что?!..

Он знал. Он не смел заглянуть в Книгу: она жгла его руки.

"Учитель, Учитель, Учитель!!.."

Листы Книги казались – черными, и огнем проступали на них – слова, от которых кровью наполнялся рот...

"Учитель, зачем, за что..."

Боль петлей захлестывала горло, цепями стягивала грудь -не вздохнуть, не вырваться...

"Я должен быть с ним..."

Он приказал...

"Пусть – приказывал. Пусть – проклянет. Я не могу, не могу... Учитель!!"

Один. Теперь – один.

Слово – черно-фиолетовое, пронизанное иссиня-белыми молниями. Один. Отчаянье. "Возьми меч. Возьми Книгу. Иди." "Учитель! Будь я проклят, как я посмел оставить тебя..." Боль. Боль. Боль. Как тянут жилы из тела... "Берите меня вместо него! За что..." Распятый в алмазной пыли – черным крестом. "Аэанто, Несущий Свет... Свет в ладонях твоих... Глаза твои... Глаза твои!!.." Отчаянье – – слово, пронизывающе-прозрачное, ледяное. Поздно. Не успеть – даже быть рядом.

Один.

"Учитель – Крылатая Тьма – Алкар, Аэанто – Возлюбивший Мир – Мелькор – боль..."

Слово – жгуче-холодный окровавленный клинок. Он отложил Книгу. "Я должен." Черный плащ – огромные крылья. "Крылатый Вала..." Больной черный ветер, горечь полыни на губах. "Прости меня..." Глаза – пустые от отчаянья. "Пусть я умру..." Лицо – застывшая маска боли. "Я не могу... я бессилен – один... я только – Ученик..."

Ветви деревьев хлестали его по лицу, как плети, но он не чувствовал этого.

"Как я посмел..."

Шипы терновника впивались в его кожу, но он не ощущал этого. "Всесильный, почему, почему – т а к ?.." Звезда горела нестерпимо ярко, и разрываясь, не выдерживало сердце.

"Пусть – казнят, пусть – вечная пытка... Я должен был принять это вместо тебя – что сделали с тобой..."

Не было слез.

"Учитель!..."

* * *

Больше ничего Мелькор изменить не мог. Он сделал все, что было в его силах. Он остался один. Он знал, что был жесток с Гортхауэром – но был и беспощадно прав. То был единственный выход. Иного не было.

Но теперь последние силы оставили его; тоска, отчаянье и одиночество непереносимой тяжестью легли на его плечи. Он знал, что ожидает его. Ни жалеть, ни щадить себя он не умел. И теперь просто ждал, и торопил развязку, ибо мучительным было ожидание.

...Эарендил достиг берегов Валинора. И, представ перед троном Манве в сияющих одеждах – ибо навеки въелась в них пыль алмазных дорог Валинора, – поведал он о деяниях Черного в Средиземьи. И ослепительным живым огнем пылал Сильмарилл на челе его.

Манве отдал приказ. И, вооружившись, войска Валар отправились на битву.

...Не все подчинились приказу Мелькора. Были те, кто сражался до конца, надеясь еще, что Властелин сам вступит в бой: они безоглядно верили в его силу.

А у него больше не было сил.

И когда Валар ворвались в тронный зал Ангбанда, Мелькор просто стоял подле своего высокого трона и ждал. Он молча смотрел, и под этим взглядом Валар и Майяр застыли на пороге.

Слабая улыбка безнадежной жалости тронула губы Черного Валы, и он сделал шаг вперед.

И тогда Валар бросились на него.

Железную корону Мелькора превратили в ошейник для него. Руки его связали за спиной, и голову его пригнули к коленям.

Так приволокли его в Валинор и швырнули на землю лицом вниз перед троном Манве в Маханаксар.

Черная мантия его разметалась, словно изломанные крылья; он казался черной звездой, распятой в жгучей сияющей пыли.

Младший брат Мелькора выдержал приличествующую Королю Мира паузу и начал: