Текст книги "Черная хроника Арды"

Автор книги: Наталья Васильева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

И все же скучно было ей одной. И потому появились в мире поющие деревья и говорящие цветы, цветы, что поворачивали свои головки к Солнцу всегда, даже в пасмурный день. И были цветы, что раскрывались только ночью, не вынося Солнца, но приветствуя Луну. Были цветы, что зацветают только в избранный день, в избранный час – и не каждый год случалось такое. Ночью Колдовства она шла среди светящихся зловеще-алым цветков папоротника, что были ею наделены спящей душой, способной исполнять желания. Но такое бывало лишь в избранный час. Со дна прудов всплывали серебряные кувшинки и мерно качались на черной воде, и она шла в венке из огромных подводных цветов. Она давала души растениям, и они говорили с нею. И духи живого обретали образы и летали в небе, качались на ветвях и смеялись в озерах и реках.

И вырастила она растения, в которых хотела выразить двойственность мира. В их корнях, листьях и цветах жили одновременно смерть и жизнь, но полны были они яда, который при умелом использовании становился сильнейшим лекарством. Но более всего ей удавались растения, что были совсем бесполезны, и смысл их был лишь в их красоте. Запах, цвет, форма – ей так нравилось колдовать над ними! Она была счастлива, и с ужасом думала о возвращении. Ей казалось, что все, что она создала, будет отнято у нее и убито... Но она гнала эти мысли.

В тот день она разговаривала с полевыми цветами.

– Ну, и какая же от вас польза? Что мы скажем госпоже Йаванне в вашу защиту, а? Никакой пользы. Только глазки у вас такие красивые... Что же мы будем делать? Как нам оправдать наше существование, чтоб не прогнали нас?

– Наверное, сказать, что мы красивы, что пчелы будут пить наш нектар, что те, кто еще не родились, будут нами говорить... Каждый цветок станет словом. Разве не так?

Весенний Лист резко обернулась. У нее за спиной стоял кто-то высокий, зеленоглазый, с волосами цвета спелого ореха. Одежда его была коричневой, и рог охотника висел на поясе. Сильные руки были обнажены до плеч, волосы перехвачены тонким ремешком. Весенний Лист недовольно посмотрела на пришельца.

– Ты кто таков, – спросила она. – Зачем ты здесь?

– Я Охотник. А зачем – зачем... наверное, потому, что надоело смотреть, как Ороме воротит нос от моих тварей.

– Как это? – засмеялась она. " Воротит нос", -показалось очень смешными словами.

– Говорит, что мои звери бесполезны. Он любит лошадей и собак – чтобы травить зверей Мелькора. Да только есть ли эти звери? А в Валиноре он учит своих зверюг травить моих тварей... Я говорил ему – не лучше ли натаскивать собак все же в Средиземьи, на злых зверях... А он убивает моих. Тогда я дал им рога, зубы и клыки – защищаться. А он разгневался и прогнал меня. Вот я и ушел в Средиземье. Вот я и здесь.

Он широко улыбнулся.

– Зато никто не мешает творить бесполезное – так он зовет моих зверей. А я думаю – то, что красиво, не бесполезно хотя бы потому, что красиво. Смотри сама!

И она видела оленей, и лис, таких ярких, словно язычки пламени. Она видела волков – Охотник сказал, что они еще покажут собакам Валинора. И отцом их был Черный Волк -бессмертный волк, волк говорящий. И они ехали по земле, она -на Белом Тигре, он – на Черном Волке. И не хотелось им расставаться – они творили Красоту. Охотник сотворил птиц для ее лесов и разноцветных насекомых – для трав и цветов, зверей полевых и лесных, и гадов ползучих, и рыб для озер, прудов и рек. Все имело свое место, все зависели друг от друга, и все прочнее Живая Красота связывала Охотника и Весенний Лист.

И вот случилось, что ночью они увидели что-то непонятное, тревожное и прекрасное. Две гибких крылатых тени парили беззвучно в ночи, кружась в лучах луны. Это был танец, медленный, колдовской, и они стояли, завороженные, не смея и не желая пошевелиться, и странная глуховатая музыка звучала в их сердцах.

– Что это? Кто это? – изумленным шепотом сказала Весенний Лист, глядя огромными глазами в лицо Охотнику.

– Не знаю... Это не мое. Ороме такого не создать...

И они переглянулись, пораженные внезапной мыслью: "Неужели Враг?" Но разве он может создавать, тем более -такое? И Отцы зверей помчались на северо-восток, унося своих седоков в страшные владения Врага.

Он спал, но сон его был не совсем сном. Ибо казалось ему, что он в Арде – везде и повсюду одновременно, в Валиноре и в Сирых Землях, и видит и слышит все, что твориться. Он видел все – но ничего не мог. Не мог крикнуть, что звезды – геле – не творение Варды, что это и есть Свет... Он видел, как ушел Артано; он даже позавидовал ему, ибо знал, что у него не хватит силы духа уйти ко Врагу... А Врага он уже не мог называть Врагом. И слова, идущие из ниоткуда, дождем падали в сердце его, и он понял смысл имени – Мелькор. И последняя цепь, что держала на привязи сознание, лопнула, и оно слилось со зрением. Он прозрел. А потом он увидел над собой прекрасное лицо Айо. Он знал, что это – сон. Но Айо мог входить в любые сны, и сейчас он выводил из сна Золотоокого.

– Все что ты видел – истина,– тихо говорил Айо. -Истина и то, что Король Мира и Варда не хотят, чтобы это видели. Иначе они потеряют власть. Просто.

Золотоокий молчал. Терять веру всегда тяжко. Наконец, он поднял голову.

– Я не могу больше, – с болью проговорил он. – Надо уходить.

– К Врагу ?

– Нет. Просто уходить. Не "к кому" – "откуда".

– Тебя не отпустят.

– Все равно. Иначе лучше бы не просыпаться...

– Хорошо. Постараюсь помочь. Но тогда уйду и я... Как же отпустить тебя одного – такого, – грустно улыбнулся Айо.

Были ли то чары Айо или действительно Манве и Варда больше не желали видеть Золотоокого здесь, но его отпустили. Правда он уходил под предлогом встречи эльфов, и ему было строго приказано с ними вернуться...

Ирмо же легко отпустил Айо, и друзья ушли вместе.

Они выходили из Озера слабые, беспомощные, испуганные, совсем нагие. А земля эта не была раем Валинора. И они дрожали от холодного ветра и жались друг к другу, боялись всего, боялись этого огромного чудовищного подарка Эру, что упал им в слабые, не подготовленные к этому руки – боялись Средиземья. Ночь рождения была безлунной, непроглядной, и в темноте таился страх. И только там, наверху, светилось что-то доброе и красивое, и один из эльфов протянул вверх руки, словно просил о помощи, и позвал:

– Эле!

Тот, кто пришел к ним первым, откликнувшись на их зов, носил черные одежды, и те, что ушли с ним, стали Эльфами Тьмы, хотя им было дано ощутить и познать радость Света раньше всех своих собратьев. Ибо было им дано – видеть.

Тот, кто пришел к ним вторым, был огромен, громогласен и блистающ, и многие эльфы в ужасе бежали от него в ночь, и ужас сделал из них орков. Те же, что ушли с ним из Средиземья, стали Эльфами Света, хотя и не знали Света истинного.

Те, кто пришли к ним первыми, были очень похожи на них, но гораздо мудрее. И эльфы, слушавшие песни Золотоокого и видевшие наваждения Айо, полюбили Средиземье и остались здесь навсегда. Они разделились на разные племена и по-разному говорили они, но в Валиноре их звали Авари Ослушники.

Так Золотоокий нарушил приказ Короля Мира, ибо остался в Средиземье. Так остался в Средиземье Айо. Так не вернулся Охотник, ибо хотел он творить. Так не вернулась Весенний Лист, ибо остался в Средиземье Охотник. А Оссе не покидал Средиземье никогда.

О ДРАКОНАХ

И, чтобы бороться с тварями из пустоты, новые существа были созданы Мелькором. Драконы – было имя их среди Людей.

Из огня и льда силой Музыки Творения, силой заклятий Тьмы и Света были созданы они. Арда дала силу и мощь телам их, Ночь наделила их разумом и речью. Велика была мудрость их, и с той поры говорили люди, что тот, кто убьет дракона и отведает от сердца его, станет мудрейшим из мудрых, и древние знания будут открыты ему, и будет он понимать речь всех живых существ, будь то даже зверь или птица, и речи богов будут внятны ему.

И Луна своими чарами наделила созданий Властелина Тьмы, поэтому завораживал взгляд их.

Первыми явились в мир Драконы Земли. Тяжелой была поступь их, огненным было дыхание их, и глаза их горели яростным золотом, и гнев Мастера, создавшего их, пылал в их сердцах. Красной медью одело их восходящее солнце, так что, когда шли они, казалось – пламя вырывается из-под пластин чешуи. И в создании их помогали Властелину демоны темного огня, Балроги. Из рода Драконов Земли был Глаурунг, которого называют еще Отцом Драконов.

И был полдень, и создал Мастер Драконов Огня. Золотой броней гибкой чешуи одело их тела солнце, и золотыми были огромные крылья их, и глаза их были цвета бледного сапфира, цвета неба пустыни. Веянье крыльев их – раскаленный ветер, и даже металл расплавится от жара дыхания их. Гибкие, изящные, стремительные, как крылатые стрелы, они прекрасны – и красота их смертоносна. В создании их помогал Властелину ученик его Гортхауэр, чье имя означает – "Владеющий Силой Пламени". Из рода Драконов Огня известно лишь имя одного из последних -Смог, Золотой Дракон.

Вечером последней луны осени, когда льдистый шорох звезд только начинает вплетаться в медленную мелодию тумана, когда непрочное стекло первого льда сковывает воду и искристый иней покрывает тонкие ветви, явились в мир Драконы Воздуха. Таинственное мерцание болотных огней жило в глазах их; в сталь и черненое серебро были закованы они, и аспидными были крылья их, и когти их – тверже адаманта. Бесшумен и стремителен, быстрее ветра, был полет их; и дана была им холодная, беспощадная мудрость воинов. Немногим дано было видеть их медленный завораживающий танец в ночном небе, когда в темных бесчисленных зеркалах чешуи их отражались звезды, и лунный свет омывал их. И так говорят люди: видевший этот танец становится слугой Ночи, и свет дня более не приносит ему радости. И говорят еще, что в час небесного танца Драконов Воздуха странные травы и цветы прорастают из зерен, что десятилетия спали в земле, и тянутся к бледной луне. Кто соберет их в ночь драконьего танца, познает великую мудрость и обретет неодолимую силу; он станет большим, чем человек, но никогда более не вернется к людям. Но если злобная жажда власти будет в сердце его, он погибнет, и дух его станет болотным огнем; и лишь в Драконью ночь будет обретать он призрачный облик, сходный с человеческим. Таковы были Драконы Воздуха; и один творил их Мелькор. Из их рода происходил Анкалагон Черный, величайший из драконов.

Порождением ночи были Драконы Вод. Медленная красота была в движениях их, и черной бронзой были одеты они, и свет бледно -золотой Луны жил в их глазах. Древняя мудрость Тьмы влекла их больше, чем битвы; темной и прекрасной была музыка, творившая их. Тишину – спутницу раздумий – ценили они превыше всего; и постижение сокрытых тайн мира было высшим наслаждением для них. Потому избрали они жилища для себя в глубинах темных озер, отражающих звезды, и в бездонных впадинах восточных морей, неведомых и недоступных Ульмо. Мало кто видел их, потому в преданиях Эльфов не говорится о Драконах Вод ничего; но легенды людей Востока часто рассказывают о мудрых Драконах, Повелителях Вод...

"У врат Валимара Мелькор пал к ногам Манве и умолял о прощении, и клялся, говоря, что, будь он даже последним из свободного народа Валинора, он поможет Валар во всех трудах их и более всего – в исцелении тех ран, что нанес он миру. И Ниенна просила за него. Но Мандос молчал."

Он предстал перед лицом Манве, но не склонил головы перед младшим братом своим. Он молчал. И тогда заговорила Ниенна, сестра Намо и Ирмо; она просила Короля Мира простить Мелькора, и тот преклонил слух к мольбе скорбящеи Валы. Но молчание Мелькора смущало его, потому заставил Манве своего брата повторить клятву, данную три столетия назад. Мелькор повторил свои слова, и Манве успокоился.

"Теперь он покорен нам, и станет исполнителем нашей воли. Воли Единого. Конечно, он молчит лишь потому, что величие Могуществ Арды, дивный свет Валинора и удивительная красота Детей Единого, что стала подлинным украшением Благословенных Земель, лишили его дара речи. Ныне узрел он во всем блеске воплощение замыслов Эру и осознал, сколь ничтожен он сам в сравнении с Творцом Всего Сущего."

Манве убедил себя в том, что иных объяснений молчанию Ченого Валы нет и быть не может. Потому объявил он, что в милосердии своем и снисходя к просьбе Ниенны ныне дарует он Мелькору свободу. Однако запрещено было Мелькору покидать пределы Валимара, покуда деяниями своими не заслужит он полное прощение Великих. Тулкас и Ауле не решились возразить Королю Мира. И Намо молчал.

Когда Ниенна покидала Маханаксар, кто-то осторожно тронул ее за плечо. Она обернулась – и встретилась взглядом с Мелькором.

– Благодарю тебя. Благодарю тебя за все, – тихо сказал Черный Вала и прибавил, – Сестра.

Ниенна не ответила. Отчего-то слезы навернулись ей на глаза. Она только кивнула и быстро ушла, впервые пряча слезы.

"В сердце своем более всех ненавидел Мелькор Элдар – как потому, что были они прекрасны и исполнены радости, так и потому, что в них видел он причину того, что Валар поднялись против него, причину своего падения. Тем более он уверял их в своей любви к ним и искал дружбы их; и предлагал им помощь и знания свои для любого из их великих свершений..."

В последние годы, что провел он в заточении, все чаще обращался Мелькор мыслями к Людям. Ведомо было ему, что первые из них уже пришли в Средиземье. Жизнь их была коротка – так судил Эру. Люди не были его творением, хотя и называли их, как и Эльфов, Детьми Единого; но не были они похожи на Эльфов -странные и свободные, и Эру не мог понять их, а, быть может, и страшился их, ибо не были они покорны его воле.

И было дано Людям право выбора – и дар смерти, неразрывно связанный с этим правом. Умирая, уходили они на пути, неведомые ни Эльфам, ни Валар, ни Эру; и, переступая грань мира, не ощущали они боли. То были дары Мелькора.

"Но кто будут учителя их? Кто даст им знания? Кто поможет им и укажет им путь?"

По замыслу Мелькора, учителями Людей должны были стать Эльфы Тьмы. Их больше нет. Так кто же? Сам Мелькор? – но как знать, когда сможет он покинуть Валинор? Да и один он мало что сможет сделать. Гортхауэр?– нет; слишком много горечи и гнева в его сердце, и ненавидеть он умеет лучше, чем любить. Ему самому еще предстоит учиться многому. Эльфы Средиземья, Мориквенди? – нет; слишком мало знают сами, да и в дела Людей вряд ли захотят вмешаться. Валар? – Могучим Арды нет дела до Людей; они не смогут их понять, а непонимание рождает страх. Да и не пожелают они покинуть Валинор...

Оставались только три племени Элдар, Эльфы Валинора. И Мелькор пришел к Ванйар, которых считали мудрейшими среди Эльфов Света; но они, жившие под сенью Двух Деревьев Валинора, слишком дорожили своим покоем. Они были довольны своей судьбой и возносили хвалу Королю Мира и всесильным Валар. Разве есть что-то, что неведомо им, мудрейшим из Элдар? С подозрением отнеслись Ванйар к тому, кто смущал покой их; и Мелькор покинул их.

Телери-мореходы, последними пришедшие в Благословенные Земли, считали, что им вполне хватает знаний, позволяющих им слагать песни и строить корабли.

Оставались – Нолдор. Пожалуй, из всех Элдар они были более всех похожи на Эльфов Тьмы: была в них жажда знаний, и огонь творчества пылал в их сердцах. К ним-то и обратился мыслями Мелькор в то время. Да, их королем был Финве... Но ведь народ не в ответе за деяния короля-палача!.. Правда, первое время Нолдор опасливо косились на тяжелые железные наручники, навечно оставшиеся на его запястьях, как клеймо, как знак, как напоминание о том, что он нарушил веление Единого. Но благороден был облик Черного Валы, и мудры речи его, и велики знания его: к нему привыкли.

И однажды увидел он книги Нолдор.

Мелькор был потрясен.В рунах Эльфов Света была тяжеловесность, не свойственная легкому, летящему письму Эльфов Тьмы; но, несомненно, это была письменность Черных Эльфов.

– Кто...дал вам эти знаки?

– Феанор, – ответил Румил, один из мудрейших Нолдор. Сердце Черного Валы забилось глухо и тяжело: – Постой; повтори. Эти руны создал... – Феанор, старший сын Финве. Мелькор замолчал. – Он по праву считается мудрейшим из Нолдор, – Румил вздохнул,– Когда мы создавали Тенгвар, у нас ушло на это несколько лет. Но мои письмена не так красивы, да и система более громоздка. Феанор талантлив; работу, на которую у меня ушли годы, он сделал за месяц. Его знаки не похожи на мои; правда, мои удобнее высекать на камне... Нет, Феанор превзошел меня; должно быть, обо мне и моих знаках скоро забудут...

– Нет, – глухо откликнулся Мелькор, – Камень простоит века. А книги...– он замолчал ненадолго и неожиданно резко закончил, – Книги горят.

Румил изумленно взглянул на Мелькора, но Черный Вала поднялся и быстро вышел.

...Когда Мелькор вернулся в чертоги Намо, лицо его было застывшим. Мертвым. Он молча сел и уставился а одну точку, стиснув руки.

– Что с тобой? – обеспокоено спросил Намо.

– Руны, – ответил Мелькор, – Руны Феанора. Почему ты не сказал мне. Почему.

– Я...,– Намо не мог подобрать слов,– Мелькор, я не мог... не хотел... я не посмел...

Как объяснить?.. Он не записал этого в Книге. Не знал, что будет с Мелькором, когда тот прочтет.

– Пожалел меня, – тем же ровным голосом сказал Мелькор, – решил, что это меня сломает. Или побоялся, что я стану мстить.

Намо вздрогнул: Мелькор словно прочитал его мысли. Черный Вала повернулся к нему; лицо его дернулось в кривой усмешке:

– Ничего. Хоть что-то осталось от них, – с неживым смешком проговорил он, но смех его перешел то ли в сухой кашель, то ли в рыдание; Черный Вала отвернулся.

– Ты знаешь...они так радовались тому, что могут записывать мысли...– Мелькор говорил, чуть задыхаясь, -они... все – сами... Я лишь немного... помогал им...

Он снова замолчал. Неожиданно рассмеялся тихо, и Намо с ужасом подумал, что Мелькор сошел с ума.

– Знаешь... знаешь, ч т о один из них принес мне? Сказки. Ну да, сказки. Его так и прозвали потом – Сказитель. Понимаешь, он рассказывает... – Мелькор не сказал: "рассказывал", но не заметил оговорки, – ... о цветах, деревьях, травах... о мире, о птицах и зверях, о звездах... У него каждый стебель, каждый камень, каждая звезда говорит своим голосом – и рассказывает свою историю, свою легенду, -Мелькор снова рассмеялся, – Он говорит: когда подрастут дети, они будут читать это. Знаешь, мне кажется – дети должны полюбить эти сказки. Мудрые сказки. Да он и сам – большой мудрый ребенок... Странно,правда? А еще он рассказывает о других мирах. И знаешь, я думаю – наверно, он действительно их видит...

Мелькор перевел взгляд на Намо. В лице Владыки Судеб смешались ужас, жалость, растерянность и боль. Улыбка исчезла с лица Мелькора. Он снова вернулся в явь.

– Видел, – Жестко поправился он. И, после паузы:

– Расскажи, как это было.

Намо отрицательно покачал головой.

– Расскажи. Я имею право знать.

И Намо рассказал.

Рукописи Черных Эльфов попали к Ауле. И когда Феанор решил всерьез заняться разработкой письменности, Кузнец отдал их своему ученику. Они быстро разобрались, что к чему. Так Феанор "создал" свои письмена.

– А... книги? Что с ними стало?

Книги сожгли. Там же, в чертогах Ауле. Никто, кроме Феанора, так и не узнал о них. Книги в которых записаны были знания, идущие из Тьмы. Летопись Черных Эльфов и их сказания.

– Ничего не осталось?

– Нет, Мелькор, – голос Владыки Судеб дрогнул.

– Даже памяти... Но твоя Книга, Намо... Скажи, ведь ты же напишешь об этом? Ведь правда, напишешь? Хоть что-то... -глаза Мелькора умоляли.

– Я обещаю тебе, я напишу, – почти беззвучно сказал Намо. И повторил, как клятву, – Я обещаю, Мелькор.

"Но Нолдор находили удовольствие в том сокрытом знании что давал им Мелькор, и были те, кто прислушивался к словам, которых лучше было бы не слышать им..."

И все же деяния Феанора не отвратили Мелькора от Нолдор. Лишь с Эльфами из рода Финве избегал он встреч и они платили ему потаенной ненавистью.

Много открывал Черный Вала Эльфам такого, что не было ведомо прочим Валар; и был учителем внимательным, и терпеливым. Он не спешил, ибо знания Тьмы подобны клинку, что ранит неосторожного, обращаясь против него.

И многим опасными и странными казались речи Мелькора, но до времени молчали Эльфы.

И пришло время – начал Черный Вала рассказывать Нолдор о Средиземье. И так говорил он:

– Вы – рабы... или дети, если так угодно вам; дети, которым приказали довольствоваться игрушками и не пытаться уходить слишком далеко, не узнать слишком много. Вы говорите, что счастливы под властью Валар: возможно; но преступите пределы, положенные ими – и познаете вы жестокость сердец их. Смотрите же: и искусство ваше, и сама красота ваша, служит лишь для украшения владений их. Не любовь движет ими, но жажда обладания и своекорыстие: проверьте сами! Потребуйте то, что даровано вам Илуватаром, то, что ваше по праву: весь этот мир, полный тайн, что предстоит вам разгадать и познать. И плоть этого мира станет плотью творений ваших, которым не достанет места в этих игрушечных садах, отделенных от мира безбрежным морем, отгороженных от него стеной гор...

Нолдор внимали словам Мелькора, и многим по сердцу было то, что говорил он. И, видя это, рассказал им Вала о Людях:

– Старшими братьями и учителями станете вы им, -говорил он, – и вместе сможете вы сделать Покинутые Земли не менее, а, быть может, и более прекрасными, чем Аман.

Дивились Эльфы речам Черного Валы, ибо о Смертных Людях ничего не говорили им Валар: в то время, когда Илуватар дал Айнур видение Арды, узнали они и о Людях, что вслед за Эльфами должны были прийти в Средиземье. Потому и решили Валар, что должно Перворожденным пребывать в Валиноре, под рукой Великих; до Людей же не было им дела.

Не многое поняли Нолдор из рассказа Мелькора; а то, что поняли, истолковали они по-своему. И решили они, что Люди хотят захватить земли, которыми назначено владеть Эльфам; Манве же держит Элдар в Валиноре, как пленников, ибо легче Валар подчинить своей воле народ слабый и смертный. С тех пор никогда не было приязни меж Эльфами и Людьми; и позже стали говорить Эльфы,что более, чем с прочими Валар, с Мелькором Морготом, Черным Врагом, схожи Люди...

"...Феанор, достигший поры расцвета своего мастерства, был увлечен новой мыслью – или, быть может, смутное предвидение того, что должно было свершиться, было дано ему; и задумался он он о том, как навеки сохранить свет Деревьев, славу Благословенной Земли. Так начал он долгую тайную работу, и собрал он воедино все знания, всю силу, все тонкое искусство свое; и так, в конце концов, создал он Сильмариллы..."

...В то время новая мысль пришла Феанору, старшему сыну Финве. Помнил он прочтенное в книгах Эльфов Тьмы: один из учеников Черного Валы создал камни, хранившие частицу пламени Арды." Но если такое по силам даже ничтожному слуге раба Валар, – думал Феанор,– так неужто я, мудрейший, искуснейший из Нолдор, ученик великого Ауле, не сумею превзойти его."

Он постарался вспомнить все, что рассказывали книги Эльфов Тьмы о создании этих камней. Он дополнил то, что не понимал, тем, что знал. Он был мудр, искусен и талантлив; гордыня была в сердце старшего сына Финве, потому только самого Ауле и признавал он учителем своим, и никто из Нолдор не мог похвалиться тем, что учил его.

Так в тайне ото всех начал Феанор труды свои. И работал он быстрее, и с большей страстью, чем когда-либо. И для создания камней своих взял он частицу той не-Тьмы, что источали Деревья Валинора, и заключил ее в кристаллы.

Так созданы были три эльфийских камня, гордость и проклятие Нолдор; и Сильмариллы было имя им.

С изумлением и восхищением смотрел народ земли Аман на творение рук Феанора. И Варда благословила их; и так сказала она:

– Отныне не смеет коснуться их ни тот, чьи руки нечисты, ни тот, чье сердце таит злобу, ни смертный человек; но будут они жечь смертную плоть, что коснется их.

И было предсказано что и стихии Арды – земля, море и воздух, – связаны с судьбой этих камней.

И прикипело сердце Феанора к творению рук его; все же, смирив гордыню свою, склонился он перед тронами Властителей Мира, и Варде в дар поднес Сильмариллы. Но Звездная Королева милостиво позволила роду Финве владеть ими.

– Ибо, – сказала она, – род Финве суть род избранных, и над потомками его простирают Валар милость свою. Великое деяние совершил в прежние времена Финве, Король Нолдор; и велика будет награда его , и сынов его. Да станут ныне Камни Света знаком избранного рода!

И, низко поклонившись Варде, принял Феанор Сильмариллы из

рук ее. С тех пор стал Феанор считать себя властителем

Нолдор, мудрейшим, избранником. Гордо и надменно смотрел он на прочих Нолдор, и, хотя мудрость, талант и красота его привлекали, не было любви к нему в сердцах Эльфов; не все хотели подчиняться ему.

Равно в чести были среди Элдар Феанор и Фингольфин, старшие сыновья Финве; потому не желал Фингольфин признавать главенства Феанора. И показалось Феанору, что брат его хочет занять его место как на троне в Форменосе, так и в сердце Финве, отца их.

Тогда снова в тайне начал работу Феанор; но на этот раз начал он ковать мечи. Так же поступили и прочие Нолдор знатнейших родов, хотя до поры никто не носил оружия открыто – лишь украшенные гербами щиты.

От прочих Элдар слышал Феанор рассказы о Средиземьи. И так подумал он: "Кому и быть королем Темных Земель, как не мне?" И с подозрением стал он относиться к Валар, что хотели удержать Элдар в Валиноре. Слишком хотел он, чтобы его считали высшим и мудрейшим прочие Нолдор, потому возненавидел он Мелькора – Черный Вала знал много больше его.

...Он ворвался в зал красно-золотым вихрем. Черный Вала, объяснявший что-то Эльфам, замолчал, пристально глядя на сына Финве.

– Что вы слушаете его! – прорычал Феанор, – Что может он сказать вам такого, что неведомо прочим Валар? Он только и умеет, что красиво говорить; но яд его речей незаметно проникает в ваши мысли – души ваши отравлены Врагом!

Он повернулся к Мелькору. Лицо Черного Валы было спокойным, скорбным и усталым, и это окончательно вывело из себя сына Финве:

– Как ты смеешь смотреть мне в лицо, раб! На колени перед королем Нолдор!

Во внезапно наступившей тишине раздался ровный холодный голос Мелькора:

– Недолго тебе быть королем Нолдор, сын Финве, и кровью оплачен венец на челе твоем. Да, железо сковывает руки мои, но я свободнее, чем ты: страх перед Валар, боязнь преступить их запрет и покинуть пределы их земель делает рабом тебя. Я никогда не был врагом Нолдор; если вы осмелитесь избрать свободу, я помогу вам уйти из Валинора; и я, Вала, дам вам защиту и помощь...

– Не слушайте его! Он лжет!

– А тебе, Нолдо из рода Финве, я говорю: берегись! -молвил Мелькор, и затаенная угроза была в его голосе.

Они стояли теперь друг напротив друга: Феанор в блистающих золотом алых одеждах, с тяжелым золотым драгоценным ожерельем на груди – и Мелькор в простых черных одеждах, спокойный и опасный как узкий черный клинок. Нолдор расступились и смотрели на них растерянно, как испуганные дети. Пристальный пронизывающий взгляд Мелькора впился в глаза сына Финве, и тот невольно дернулся, словно хотел схватиться за несуществующий меч. Мелькор не шевельнулся и через минуту Феанор вынужден был опустить глаза. Во взгляде Мелькора скользнула тень насмешки:

– Берегись, Нолдо, – медленно и тяжело повторил он.

"Так ложью, и злыми наветами, и дурными советами разжег Мелькор в сердцах Нолдор мятежное пламя..."

Феанор был оскорблен словами Черного Валы; теперь он открыто призывал к мятежу против Валар и возвращению во внешний мир; великим вождем Нолдор провозгласил он себя, говоря, что освободит от рабства тех, кто последует за ним.

В ту пору Фингольфин пришел к отцу их, Финве, и просил его усмирить гордыню Феанора; ибо, говорил он, не по праву объявляет тот себя королем Нолдор, и не может говорить он от имени всего народа. Но пока говорил он, Феанор вошел в чертоги Финве; и был он вооружен, и тяжелым мечом был опоясан он. Гневные слова говорил он Фингольфину, обвиняя брата в том, что тот хочет посеять вражду между Феанором и отцом его. Фингольфин промолчал и хотел уйти, но Феанор догнал его и, приставив острие меча к его груди, сказал:

– Видишь, брат мой по отцу – э т о острее твоего языка! Попробуй хоть раз еще оспорить мое первенство и встать между мной и отцом моим – и, быть может, э т о избавит Нолдор от того, кто хочет стать королем рабов!

По-прежнему не говоря ни слова, тая свой гнев, ушел Фингольфин; но Валар узнали о деяниях и словах Феанора и был он призван в Маханаксар, дабы держать ответ перед Великими. И смутился Феанор, и что бы отвести кару от себя, обвинил Мелькора в том, что тот внушил Нолдор мятежные мысли. И пришли в Совет Великих так же и те из Элдар, кто устрашился бездны премудрости, открытой им Мелькором; и говорили они против него и обвиняли его перед лицом Манве.

И, разгневавшись, Король Мира повелел Тулкасу схватить мятежника и снова привести его на суд Великих.

"Только бы успеть..." – Лихорадочно думал Намо.

– Мелькор!..

Эхо метнулось, ударяясь о стены темного зала. Он появился мгновенно, черный крылатый Вала. Намо, задыхаясь, проговорил:

– Мелькор, я торопился... предупредить тебя... они...

– Я знаю, – Тихо ответил Черный Вала, – Я ухожу. Благодарю тебя, Брат мой.

Что-то дрогнуло в душе Владыки Судеб, когда он услышал этот голос, печальный и искренний, комок подкатил к горлу.

...Как он умел смеяться – свободно, открыто; казалось, весь мир радуется вместе с ним...

Какая улыбка была у него – светлая, как-то по-детски доверчивая, теплая, гасящая боль, – удивительная улыбка; и звездные глаза его лучились мягким светом...

Намо отдал бы все, чтобы снова увидеть Мелькора таким; но со времени казни Черных Эльфов Вала не улыбался никогда: только кривая усмешка изредка искажала его бледное лицо, а в глазах всегда стояла боль. И Намо мучительно захотелось сказать Черному что-нибудь ласковое, доброе, чтобы хоть на миг боль оставила его. Он искал слова – и не находил их. Он только повторил:

– Мелькор...

Намо опустил глаза, и только теперь увидел в руках Черного Валы меч. Странный меч: клинок его сиял, как черная звезда, и тонкая цепочка иссиня-белых искр бежала по ребру клинка. Перекладину рукояти завершало подобие черных крыльев, и Око Тьмы – камень-звезда, очертаниями похожий на глаз -сиял в ней. Венчал рукоять серп черной луны.

– Что это, Мелькор? Зачем? – растерянно спросил Намо.

– Хранитель Арды не может остаться безоружным, Намо. Это Меч-Отмщение; ты был прав – я не могу простить. Я не смогу забыть, брат мой.