Текст книги "Демонология по Волкову. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Наталья Тимошенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Где-то в середине лета это было. Жарко очень, не продохнуть. Я с окном открытым спала. У меня окна только на одну сторону выходят, а у Алексиных – на две. Вот в той комнате, что на мою сторону, среди ночи шум и поднялся. Я сначала терпела, а потом пошла к ним ругаться. Долго в дверь стучала, они не открывали. И главное, слышу, что есть кто-то дома, разговаривают, а мне не открывают. Ну я и начала лупить со всей силы. Могла б и дверь вышибить. Но тут Катька их мне открыла. Стоит в ночнушке, зареванная. Где мамка, спрашиваю. А она вглубь квартиры показывает и рыдает. Я вошла. Сразу поняла, что гремит что-то в той комнате, где Люська лежит. Мать Аньки. За ручку дергаю – не открывается. Катька рядом плачет, что мамка там и дверь заперта. Ну, я стул взяла, дверь и вышибла. Хлипкая она, картонная. Анька на полу без сознания лежит, Люська в кровати своей, а вокруг полный тарарам. Я к Аньке подойти хотела, а стул, которым я дверь выбивала, вдруг в воздух поднялся и в меня полетел. Еле увернулась. Аж хрустнуло что-то в груди. Три дня потом болело, думала, может, и ребро сломала. Мало ли что в моем возрасте может случиться.

– И что вы сделали? – уточнила София.

– Да ничего, полежала, и прошло.

– Нет, что вы сделали тогда в квартире, когда стул едва в вас не попал.

– Ушла. Оно мне надо, разбираться с этой дрянью?

Алиса сжала кулаки, прекрасно представив эту картину. Небось бежала, сверкая пятками. Забыла и о женщине без сознания, которой могла требоваться помощь, и о маленькой перепуганной девочке.

Очевидно, София подумала о том же, потому что и без того строгий голос стал совсем ледяным.

– Понятно, спасибо за информацию.

Не прощаясь, она развернулась и направилась к лестнице. Алиса поторопилась за ней.

На втором этаже в одной из двух квартир с ними разговаривали примерно так же, только женщина, чуть старше Анны, но намного моложе старухи из предыдущей квартиры, сказала, что ничего такого не видела у соседей.

– Придумывают они все, – резко заявила она.

– Зачем? – поинтересовалась София.

– А я знаю? Может, славы хочется, а может, жилье новое надеются получить. Здесь у нас-то та еще жизнь. Квартиры старые, холодные. Бараки, а не дома. А по документам чуть ли не новострой, никакого нам ремонта, не то что расселения. Зимой из окон дует, летом дышать нечем. Вот Анька и решила таким образом съехать. На другое-то ей надеяться нечего. Ни родных, ни друзей, кому она нужна с двумя детьми и такой-то рожей?

– Значит, вы считаете, что она все выдумывает. А как же свидетели, которые видели летающие стулья и тарелки?

Женщина хмыкнула.

– Это вы про Антоновну с первого, что ли? Та еще фантазерка. Вы ее побольше послушайте, она и не такое расскажет! Заливала как-то, что у нее муж моряком был, погиб где-то на Севере. Только все знают, что Николашу, сынка своего, алкоголика запойного, она когда-то от такого же алкоголика и родила. Гены пальцем не раздавишь, и Николаша ее спился. А когда-то ко мне сватался! Да я сразу пронюхала, чем дело пахнет, получше себе партию нашла.

В последнем Алиса сильно сомневалась. Нашла бы получше – не жила бы до сих пор в этом доме. Впрочем, не ей судить. У нее и такого нет. А дом, в котором она снимает квартиру, ничуть не лучше.

В одной из квартир на третьем этаже с ними и вовсе не захотели разговаривать, послали натурально матом, в другой сказали примерно то же, что и эта женщина: Алексины просто выдумывают, ничего сверхъестественного в мире не бывает. Зато в последней наконец-то пригласили войти. Дверь открыла старая женщина, такого же возраста, как и Антоновна с первого этажа, но назвать ее бабкой у Алисы язык не повернулся бы. Скорее, бабушка или пожилая женщина. Она была маленького роста, едва ли выше полутора метров, одета в цветастое платье с накрахмаленным белым воротничком, седые волосы завязаны в тугой узел. Морщинистое лицо не было тронуто макияжем, только на губах блестела бледно-розовая помада.

Услышав, что девушки хотят поговорить об Алексиных, старушка, назвавшаяся Антониной Степановной, пригласила их войти. А вот квартира ее никак не сочеталась с внешностью. Казалась старой и запущенной. Пожалуй, разве что огромное количество зеленых растений и большой серый кот, развалившийся на подоконнике, придавали ей жилой и даже чуточку уютный вид. Вскоре выяснилась и причина такого несоответствия.

– Здесь живет мой брат, – пояснила Антонина Степановна, провожая гостий в комнату. – Работал когда-то учителем биологии, обожает растения, всю жизнь их собирает. К сожалению, он и раньше дружил с зеленым змием, а как вышел на пенсию, так и вовсе не может ни дня прожить без алкоголя. Раз в полгода мой сын забирает его на лечение, но помогает это всего на пару месяцев. Но мы его не бросаем, свой же. Вот сейчас он на очередном лечении, а я прихожу к нему раз в день полить цветы да Ваську покормить. – Она указала на кота, который даже ухом не пошевелил в сторону посторонних. – Старый он уже, то ли восемнадцать ему лет, то ли девятнадцать, не помню уж. Глухой совсем, зубов нет, я ему корм размягчаю да яичко куриное взбалтываю каждый раз.

– А соседей со второго этажа, Алексиных, вы знаете? – поинтересовалась София, садясь на краешек глубокого кресла.

Должно быть, боялась, что на дорогом костюме останется кошачья шерсть. Алиса не боялась, кожаные штаны легко очищались, поэтому устроилась поудобнее.

– Конечно, знаю, – кивнула Антонина Степановна, усаживаясь на диван, застеленный цветастым покрывалом. – Аннушка у меня когда-то училась. Я в той же школе, что и брат мой, химию преподавала. Мы близнецы с ним, с материнской утробы вместе. За одной партой все школьные годы просидели, институт вместе выбирали, потом в одну школу пошли работать. Я замуж вышла рано, переехала к мужу, у него свой дом в соседнем районе, но работу не сменила, не могла без Алеши. Он очень скромный всегда был, девушек стеснялся, не женился. Вот мы и присматриваем.

– Значит, Анна училась у вас? – вернула разговор в нужное русло София. – Что вы можете о ней рассказать?

– Хорошая была девочка, – спохватилась Антонина Степановна. – Несмотря на мать. Умница, отличница. Я уж думала, в люди выбьется. Институт закончила с красным дипломом, на завод наш местный устроилась, на хорошем счету была. У меня же тут полрайона моих учеников, как встречаемся, они мне все рассказывают. Когда Аннушка за Гену замуж вышла, я ей говорила, чтобы съезжала от матери, да не послушала она меня. Точнее, Людмила ее не отпустила. Может, если бы уехала, жизнь по-другому сложилась бы.

– Почему? – не поняла Алиса. На ее взгляд, сломанная жизнь Анны никак не могла быть связана с тем, что та продолжала жить с матерью после замужества. Ведь муж ее не бросил, не выдержав жизни с тещей, а умер от болезни, от которой не застрахован никто.

Антонина Степановна перевела взгляд на Алису, немного помолчала, а затем призналась:

– Знаете, мне, учительнице, не пристало такое говорить и в такое верить, но…

– Нам вы можете рассказать все, – заверила София.

Антонина Степановна еще немного помолчала, а затем призналась:

– Про Людмилу разное говорили. Многие ее ведьмой называли. За глаза, конечно, в глаза боялись. Говорили, что порчу она навести может, проклятие смертельное наложить. Это сейчас здесь район старый в основном, молодежь если и появляется, то редко, а раньше в каждой квартире куча детей, все друг друга знали. Людмиле новорожденных старались не показывать. Если молодые мамочки видели ее на улице, коляску разворачивали – и ходу. Людмила над малышом поумиляется, а тот потом орет дурниной всю ночь. Тут неподалеку женщина одна жила, я еще была ребенком, а она уже казалась старухой. Она сглаз снимать умела, молитвами испуг шептала. Так, к ней когда таких детей приносили, она безошибочно угадывала, что накануне Людмила с ними общалась. Людмила ее терпеть не могла, конечно. Да и без всей этой паранормальщины характер имела дурной, ругалась со всеми. Вот я Аннушке и советовала съехать.

– А сами вы как считаете, может Людмила обладать каким-то даром? – спросила София.

– Да уж проклятием, скорее, – вздохнула Антонина Степановна. – Не знаю я. Говорю же, не пристало учительнице в такое верить. В молодости я категорично заявляла, что ерунда все это. Но с годами многое повидала, уже не так уверена, что познала все тайны мира.

– А о том, что сейчас происходит в их квартире, вам известно?

Антонина Степановна кивнула с тяжелым вздохом.

– Алеша рассказывал. Да и люди вокруг говорят, конечно.

– А что именно вам рассказывал брат? Он сам что-нибудь видел?

– Алеша алкоголик, он и в своей квартире периодически что-то видит, – покачала головой Антонина Степановна.

– И все же?

– Говорит, видел однажды, как шторы у них сами по себе загорелись. Он хоть и на пенсии, хоть и алкоголик, а руки у него золотые. Все что угодно починить может. Когда-то в нашей школе сам теплицы строил. Вот его Аннушка и позвала подсобить, что-то ей там повесить надо было. Мужчины-то в доме нет. Тогда-то он и увидел. Подробности я не расспрашивала.

Поблагодарив разговорчивую соседку за информацию, София и Алиса вышли на улицу. День уже закончился, над городом сгустились сумерки. И без того мрачный район стал совсем унылым.

София остановилась у подъезда, вытащила из пачки тонкую длинную сигарету, закурила.

– Заметила интересное? – поинтересовалась она, разглядывая темные дома, в которых кое-где горел бледно-желтый свет.

– Что именно? – уточнила Алиса, стараясь остановиться не очень далеко, но так, чтобы дым не шел в ее сторону. Часто люди, только знакомясь с ней, видя ее одежду и байк, думали, что она тоже непременно должна курить. А Алиса сигаретный дым на дух не выносила, ее начинало тошнить сразу, едва только она его чувствовала. Что уж говорить о том, чтобы сунуть сигарету в собственный рот?

– Место это будто проклятое, – пояснила София, выпуская в воздух сизый дым. – Все, кто живет в этом доме, угрюмые, побитые жизнью, сломанные. Учительница эта вот уехала – и совсем иначе выглядит, по-другому жизнь сложилась. А брат ее, который тут остался, такой же, как и остальные жильцы.

– В подобных местах всегда так, – вздохнула Алиса.

– Правда? – София посмотрела на нее с интересом. – Из собственного опыта говоришь?

Алиса вдруг почувствовала волну негодования. Вот уже несколько часов ей казалось, что София наконец смирилась с ее существованием и стала относиться к ней чуточку дружелюбнее. Не обращалась высокомерно, не смотрела, как на грязь под ногами. Оказалось, она просто была занята делом и выбирала момент, чтобы поддеть Алису снова.

– Не всем повезло родиться с золотой ложкой во рту, – процедила Алиса. – Некоторые рождаются в грязи, в ней же живут и умирают.

– И в этом они виноваты сами, – пожала плечами София, снова затягиваясь. – Люди не выбирают, где родиться, но вполне могут изменить свою жизнь. Надо лишь поставить себе цель и идти к ней, преодолевая препятствия.

Алиса прикусила губу, чтобы не наговорить лишнего. Интересно, кто тут преодолевал препятствия? Антонина Степановна, которой просто повезло выйти замуж за хорошего человека? А могла бы оказаться женой такого же алкоголика, как и ее брат, и кончила бы так же, как и все остальные. Вопрос везения, а не личностных качеств, в этом Алиса была уверена. Она вот рвет жилы, старается изо всех сил, и что? Могла ли она что-то изменить в своей жизни? Могла, наверное, если бы наплевала на мать, на сестер. Уехала в другой город, пошла учиться хоть на заочное и работала бы одновременно. Может, и вырвалась бы из этого замкнутого круга, но что бы случилось с ее семьей? Вылезти отсюда можно только по головам.

Не желая продолжать разговор, она спросила:

– Куда сейчас? К Алексиным?

София мотнула головой, тоже больше не возвращаясь к неприятной теме.

– Леон прислал сообщение, что они почти закончили. Нам надо найти место, где мы сможем поужинать и при этом не отравиться.

Алиса хмыкнула. Да уж, тяжело будет найти место, которое угодило бы обладателю огромного дома и не менее огромного состояния.

– Я уже нашла такое неподалеку, – удивила ее София. – Так что сейчас докурю и пойдем. Тут недалеко, машину брать нет смысла, мы…

София не договорила: коротко пиликнул телефон в кармане. Пока она вытаскивала его, стараясь не уронить при этом сигарету, Алиса успела увидеть имя того, кто ей написал: Рафаэль. Само сообщение она не рассмотрела, да не сильно и старалась. Она бы и на имя не смотрела, взгляд сам упал. Однако София, прочитав сообщение, расплылась в улыбке, а затем неожиданно дружелюбно и весело сказала:

– Ну, идем, а то парни успеют первыми и съедят все самое вкусное. Едва ли в таких местах большой запас нормальной еды.

Не дожидаясь ответа Алисы, София выбросила сигарету в урну, спрятала телефон и направилась по тротуару в сторону от дома. Алиса проводила ее удивленным взглядом. Едва ли в окружении Софии есть несколько человек с необычным именем Рафаэль. Значит, сообщение было от брата Леона, и оно Софию крайне обрадовало.

По-другому заиграла фраза Леона, брошенная в адрес брата, о том, что он умеет смешно рассказывать, когда хочет произвести впечатление на девушек. Неужели между Рафаэлем и Софией что-то есть?

Глава 13

Место, найденное Софией, внешне ничем не отличалось от типичных забегаловок на окраинах города. Располагалось оно в старом обшарпанном здании, вывеска с названием «У Степана» давно выгорела и уже почти не читалась. За деревянной дверью находился большой зал в стиле «деревенский шик»: большие одинаковые столы, накрытые старыми скатертями, стояли в два ряда, как солдаты на плацу. У входа никто не встречал, вместо гардероба в стену были вбиты несколько гвоздей, на которых болталась чья-то заношенная куртка. Тем не менее меню, поданное недружелюбной официанткой, забывшей поздороваться, оказалось обширным, а принесенные блюда – большими и вкусными, хоть и простыми.

Поужинав и коротко обсудив итоги первого дня, вся компания переместилась в съемную квартиру. Леон был молчалив и заявил, что пока не готов делать какие-то выводы, нужно собрать больше информации. Алиса, начитавшаяся книг в его библиотеке, думала, что все указывает на полтергейст, но понимала, что ее знания не сравнятся с опытом Леона, а потому не стоит и настаивать.

Пока все умывались и готовились к ночи, Влад, оказавшийся на поверку неплохим компьютерным специалистом, расставил на кухне несколько ноутбуков и подключился к наблюдению за квартирой Алексиных. За то время, что Алиса и София опрашивали соседей, мужчины успели установить несколько камер и датчиков движения в квартире соседнего дома. На экранах теперь было видно каждую комнату: старая Людмила уже спала, Анна укладывала по кроватям детей.

– Будем дежурить у мониторов по очереди, – сказал Леон, когда все собрались на кухне. – Алиса, вы первая, ваша смена до полуночи. Затем моя до трех, Влад – до шести, Софи последняя.

Алиса взглянула на часы. Время приближалось к девяти. Пока все улягутся, будет не меньше десяти. Значит, на дежурство ей оставляют около двух часов, да еще и первой. Самая легкая смена. Потом она будет спать всю ночь, в отличие от Леона и Влада, которым предстояло разбить ночной сон, а значит, стопроцентно не отдохнуть нормально. И это при том, что оба еще недостаточно восстановились после травм, а Влад несколько часов крутил баранку и следил за дорогой.

– Если это потому, что я новенькая или женщина, то я не нуждаюсь в поблажках, – заявила Алиса. – Я могу поменяться с Владом, ему нужно отдохнуть после дороги.

София фыркнула и отвернулась, Влад тихонько усмехнулся.

– Это потому, что так рационально, – спокойно ответил Леон и, давая понять, что продолжать тут нечего, сказал: – Всем спокойной ночи. Тщательно фиксируйте все, что будет происходить на камерах. В случае возникновения аномалии будите.

Леон вышел, за ним последовала и София. Влад задержался на несколько секунд, будто хотел что-то сказать, но затем лишь пожелал спокойного дежурства и тоже ушел. Спустя несколько минут в квартире установилась полная тишина. Алиса села за стол, откинулась на спинку стула. Чуть поправила ноутбуки так, чтобы ей было видно каждый экран.

Наблюдая за тем, как Анна укладывает детей, как целует каждого на ночь, Алиса вдруг испытала щемящее чувство тоски. Ее никогда так не укладывали. Сначала, пока она еще жила дома, мать вечерами то училась, то убегала на гулянки. БабАня говорила короткое «марш в кровать» и выключала свет. Алисе никто не читал сказки, поэтому пришлось выучиться самой. Возможно, с тех пор она и любила книги. Если ей было страшно, никто не приходил ее успокаивать. Даже ночник включать было нельзя. Электричество экономили.

Позже, в интернате, и вовсе нечего было рассчитывать на поцелуи перед сном. Воспитатели были неплохими, за детьми ухаживали в меру своих сил, но то ли характер имели такой, то ли давно профессионально выгорели: тепло дарить не умели. Дети, оказывавшиеся в интернате из-за внезапной смерти родителей, плакали вечерами. Но их было мало. Большинство ребят появлялись из таких семей, где и дома им не читали книжек на ночь. Алиса никогда не страдала по подобным нежностям, напротив, считала нюнями всех, кто мечтал о сказке и поцелуе.

Пожалуй, впервые в жизни она задумалась о том, что могла бы вырасти другой, если бы кто-то укладывал ее в кровать и поправлял одеяло.

Вскоре Анна уложила детей, погасила свет в детской, а сама отправилась в ванную, затем – в гостиную, разложила диван. Каждый раз, проходя мимо очередной камеры, она бросала на нее встревоженный взгляд и тут же отворачивалась. Алиса понимала ее. Она бы не смогла спокойно ходить по собственной квартире, зная, что ее снимают, что за ней наблюдают.

Когда-то в интернате воспитанники любили смотреть различные реалити-шоу. Некоторые девчонки мечтали после выпуска оказаться на съемках какой-нибудь подобной программы. Алиса никогда такого не хотела. Это ж ни почесаться в разных местах, ни поесть нормально, сидя за столом сгорбившись и подобрав под себя ноги. Всегда надо следить за осанкой, за прической, за тем, что говоришь и делаешь. А спать как? Вдруг она как-нибудь нелепо откроет рот или высунет задницу из-под одеяла? Нет уж, спасибо. Такое не для нее. Ей было все равно, что о ней думают другие, но лишь тогда, когда она не обращала на себя их внимания сознательно.

Анна разобрала диван, выключила свет и накрылась одеялом по самую шею. Она не шевелилась, но Алиса была уверена, что не спит. Волнуется, переживает. И надеется. Надеется на то, что ей помогут. И Алиса вдруг ощутила в себе странное, незнакомое до этого желание непременно помочь чужому человеку. Потому что она прекрасно знала, что такое быть беспомощным перед внешними обстоятельствами. Разница лишь в том, что она всегда сама себя спасала, не надеялась ни на кого, но, справедливости ради, ее проблемы были обычными, жизненными, как у большинства тех, кто живет в этих краях: нет денег, нет приличной работы, нет нормального образования. Правильно она сказала Софии днем: из этого круга не вырваться. Разве что сбросив весь балласт и ответственность, но Алиса не могла так сделать. Сбросить балласт означает оставить без помощи тех, кто тебе близок. Когда один сбрасывает балласт, кто-то другой непременно оказывается один на один со своими проблемами. Только и остается тогда, что к демонам обращаться.

Ирония лишь в том, что к демонам обращаются те, кто вроде и не нуждается особо. У кого есть и деньги, и власть. Но они хотят еще больше. Тем, кто беден, кто выживает, как может, в голову не приходит искать помощи у потусторонних сил. Надеются только на себя.

Все мониторы теперь показывали серо-белое изображение, и Алису начало медленно клонить в сон. Чтобы не уснуть, она вытащила телефон, негромко включила музыку. В квартире Алексиных ничего не происходило, и Алиса могла бы, например, что-то почитать, но она боялась увлечься и пропустить важное, поэтому неотрывно смотрела на экраны, продолжая размышлять о жизни.

До полуночи оставалось еще около пятнадцати минут, когда на кухне появился Леон. Алиса, увлеченная собственными мыслями, не увидела его приближения и вздрогнула от неожиданности, когда наконец заметила. Он не походил на только что проснувшегося человека, и она догадалась, что Леон и вовсе не спал. Если привык ложиться поздно, сложно уснуть в десять вечера.

– Как тут дела? – поинтересовался он, нажимая кнопку на чайнике.

– Все спокойно, – ответила Алиса, выключая музыку. – Анна легла около половины одиннадцатого, с тех пор никто не шевелился.

– Потусторонние силы обычно активизируются в промежутке между полуночью и тремя ночи, так что неудивительно, – пояснил Леон.

Значит, вот для чего он выбрал себе такое время дежурства.

– Я тоже выпью кофе, если вы не против, – сказала Алиса, заметив, что он вытащил из шкафа одну чашку.

Леон бросил на нее неодобрительный взгляд.

– После кофе не уснете.

– Я не хочу спать.

– Очень зря. Завтра у нас будет много работы, отдохнуть не удастся.

– Мне не привыкать, – Алиса пожала плечами. – На предыдущей работе моя подопечная частенько тусила по ночам, и я вместе с ней.

Леон бросил на нее заинтересованный взгляд, но ничего не спросил. Вытащил из шкафа еще одну чашку, залил кипятком растворимый кофе. Поставил чашки на стол, подвинул себе второй стул и сел рядом с Алисой.

– Вы работали нянькой или телохранителем? – спросил он, хотя Алиса думала, что к этой теме Леон не вернется. Едва ли ему на самом деле интересно, кем она работала. Тем не менее Алиса улыбнулась:

– Два в одном. Отец моей подопечной нанял меня всегда быть рядом с дочерью, чтобы не дать ей натворить глупостей.

– А она могла?

– А кто не может в двадцать?

Леон кивнул и неожиданно признался:

– Все могут. И я в том числе. Правда, мне было восемнадцать.

Алиса покосилась на него. Она понимала, что он имеет в виду, но не знала, может ли спрашивать. Впрочем, он первым начал, она не просила. Не захочет рассказывать – так и скажет. Рот дан людям именно для этого.

– Вы про аварию? – уточнила она.

Леон не удивился.

– Родители Влада рассказали? Он упоминал, что отправил вас к ним.

– Да. Я отвозила продукты, они и рассказали, что их сын знаком с вами с самого детства.

– Было дело, – усмехнулся Леон. – В подростковом возрасте, лет с тринадцати, наверное, мне полностью снесло башню. Я, как теперь говорят, стал совершенно неуправляем. Делал много плохих вещей. Не могу сказать, что мне теперь за них стыдно. Стыдиться их – значит, стыдиться себя, а я себя слишком люблю для этого. – Его улыбка стала на мгновение озорной. – Как минимум, я никого не убил и не ограбил. Бил – да. Но и меня тоже били. Я грубил родителям, не ночевал дома. Почти не посещал школу, мне и аттестат-то выдали только для того, чтобы избавиться поскорее. Кому охота оставлять такого ученика на второй год и дальше с ним возиться? А не ходил в школу я, потому что работал. Я был тем еще шалопаем, но принципы у меня имелись. Как и сказал: я никогда не украл ни рубля, хотя родители из-за плохого поведения карманные расходы сильно ограничивали. Все, что зарабатывал, откладывал, а затем купил мотоцикл. Самое забавное, что разбился на нем буквально через неделю после покупки. Даже погонять толком не успел. Так что вы аккуратнее на дороге.

– Я всегда аккуратна, – пожала плечами Алиса.

– Откуда у вас байк? – спросил Леон.

Погонять хочешь? Да не, вряд ли ты еще раз сядешь на подобный агрегат…

– От отчима остался. Продаже не подлежит, вот мать мне его и отдала. Так я бы машину купила.

– Это правильно, – кивнул Леон. – Машина практичнее. И безопаснее.

– Авария заставила вас взяться за ум?

Леон ответил не сразу. Алисе казалось, что он взвешивает что-то, думает, рассказывать или нет. А потом осторожно заметил:

– Можно и так сказать. Я разбился ночью, один, достаточно далеко от города, чтобы меня нашли лишь через несколько часов. Мобильный телефон у меня тогда уже был, но от удара он вылетел из кармана. Я не мог до него дотянуться. По ощущениям, пролежал не меньше часа прежде, чем потерял сознание. И вот я лежал там, посреди поля, под единственным деревом, которое там растет и мимо которого я не смог пролететь, смотрел на звездное небо и думал, что это конец. Что это очень-очень глупый конец. И что я готов на все, только бы выжить.

– И именно после аварии получили свой дар?

– Даром я бы это не назвал, – хмыкнул Леон, – но да, после нее.

– И сразу начали им пользоваться?

– О нет, далеко не сразу. Сначала я несколько месяцев провалялся в больнице, потом еще несколько лет пытался разобраться, кем я стал и что теперь с этим делать. Привыкать к новому себе было непросто. А когда наконец разобрался, помог одному очень влиятельному человеку. Он и заплатил много, и, главное, порекомендовал меня другим. Тем, благодаря кому я смог построить Волчье логово, кто дает мне работу и по сей день. Не все из них живы, некоторые не умеют вовремя остановиться, но на их место всегда приходят новые.

Алиса поежилась. Она теперь прекрасно понимала, что он имеет в виду, и это было страшно.

– Сразу с крупного зашли, – пробормотала она.

– В моем деле нет места маленьким желаниям, – немного резче, чем следовало, ответил Леон. – Плата будет одинаковой что за кресло мэра, что за свежую клубнику на завтрак в феврале. И для клиента, и для меня. И если на клиентов мне, откровенно говоря, плевать, то себе я дорог.

– Честно, спасибо, – хмыкнула Алиса, наконец вспоминая, что перед ней стоит чашка с кофе.

Леон тоже сделал глоток, поморщился. Да уж, небось привык пить натуральный кофе из модной кофемашины, а то и вовсе сваренный в турке. Алисе было все равно, главное, чтоб бодрило. Леон поставил чашку на стол и вдруг наклонился к мониторам, вглядываясь в один. Алиса замерла, даже дышать перестала, тоже рассматривая изображение, но почти целую минуту ничего не видела. И лишь к концу этой минуты заметила, как легонько шелохнулась штора в той комнате, где лежала мать Анны, а вскоре стало понятно, что штора не просто шевелится: ее лижет снизу пока еще несмелый язычок пламени. В то же время зашевелилось и одеяло, которым укрывалась Анна. Будто кто-то тянул его невидимой рукой. Сначала медленно, а затем, когда оно сползло до половины, дернул резко. Анна подпрыгнула, просыпаясь. Вскочила с дивана, огляделась. То ли что-то услышала, то ли догадалась, но сразу бросилась вон из гостиной. Сначала забежала в детскую, убедилась, что дети спят, а потом направилась к матери. Увидев горящие шторы, она метнулась на кухню, схватила кувшин с водой, плеснула ее на огонь, и тот тут же послушно погас.

Проснулась Людмила, медленно подняла руку. И в ту же секунду закачалось зеркало на стене, а потом рухнуло на пол, рассыпавшись на мелкие осколки. Камеры записывали без звука, но и без него было понятно, что женщины закричали. От их крика проснулась старшая девочка, встала с кровати и направилась к двери, но та резко захлопнулась перед ее носом.

– Нам не нужно им помочь? – осторожно спросила Алиса, во все глаза глядя на экраны.

Леон едва заметно качнул головой.

– Немного подождем. Мы уже увидели, как все начинается, теперь надо посмотреть, как заканчивается.

Но заканчиваться в квартире Алексиных ничего не собиралось. Услышав крик дочери, Анна побежала к ней, дернула дверь, но та не поддалась. Анна дергала ручку, пыталась выбить дверь плечом, но у нее ничего не выходило. Что было странно, ведь двери в квартире были хлипкими. Даже старухе с первого этажа однажды поддались. Тем временем пришли в движение вещи в детской комнате. Из-под кровати мальчика выехала машинка с мигалками, начали падать с полки книги. Егор тоже проснулся, наверное, заплакал, потому что Анна стала биться в дверь сильнее. Катя отошла от двери, залезла на кровать к брату, обняла его. Шторы на окне взмыли вверх, дернулись, обрывая карниз, а потом взлетели к самому потолку. Падая, они словно наткнулись на кого-то невидимого, облепили его, и теперь посреди комнаты будто стояла человеческая фигура в балахоне. Анна не могла этого видеть, но наверняка слышала крик детей. Оставив дверь, она подбежала к камере и, заливаясь слезами, принялась что-то говорить в нее. Скорее всего, просить о помощи. Может быть, Леон подождал бы еще, но штора в детской, перестав обволакивать что-то невидимое, налетела на детей и смотала их в плотный кокон.

Не говоря больше ни слова, Леон вскочил со стула и бросился к двери. Алиса последовала за ним. Вдвоем они скатились с лестницы, перепрыгивая сразу через три ступеньки, выбежали на улицу и взлетели по другой лестнице. То ли у Леона был ключ от квартиры Алексиных, то ли те не запирали дверь, но Леон распахнул ее уже тогда, когда Алиса преодолевала последние ступеньки.

Анна сразу же бросилась к ним, рыдая и крича одновременно.

– Помогите, пожалуйста, помогите! Дети!.. Катя!..

Леон оттолкнул ее, поскольку Анна уже почти повисла на его руке, подбежал к двери в детскую и изо всех сил ударил в нее. Ему дверь поддалась, распахнулась, с силой стукнувшись о стену. Дети бились на кровати, пытаясь справиться со шторой, но та сжималась вокруг них все плотнее и плотнее. Леон и Алиса вместе с трудом распутали ее, освободив детей, и те сразу бросились в объятия матери. Алиса не успела выдохнуть, как Леон вдруг толкнул ее в плечо. Не ожидая подобного, она упала на пол, в то же мгновение над ее головой что-то пронеслось, и в стену вонзился острый циркуль.

– Уведите детей! – крикнул Леон Анне, но та то ли не услышала, то ли не поняла. Продолжала сжимать обоих в объятиях и рыдать.

Алиса увидела дернувшийся стул первой. Подскочила с пола, прыгнула в сторону Анны и успела закрыть ее и детей. Стул ударил ее в грудь, выбивая из легких воздух. Алиса вскрикнула, снова упала на пол, пытаясь прийти в себя. Леон почти грубо схватил Анну за плечо, пытаясь вывести ее из комнаты. Катя оторвалась от матери, взглянула куда-то за плечо Алисы и крикнула:

– Смотрите, смотрите!

Алиса оглянулась. На стене чуть выше того места, в которое вонзился циркуль, постепенно проступали буквы, складываясь в слово: «Сука». Кто и чем его писал, было непонятно, но буквы читались хорошо.

И это будто привело Анну в чувство. Она наконец поднялась, схватила детей за руки и потащила их из комнаты.

– На лестницу! Быстрее! – командовал Леон.

А когда они скрылись за дверью, подошел к Алисе, присел возле нее на корточки.

– Ты как?

– Нормально, – заверила она, хотя в груди разливалась тупая боль, усиливающаяся от каждого движения.

В квартире все стихло. Полтергейст то ли потратил весь свой запал, то ли без Анны и детей в квартире не видел смысла продолжать.