Текст книги "Танец семи вуалей"

Автор книги: Наталья Солнцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Он начал пересказывать Оленину содержание скандальной пьесы, где надменная красавица загорелась страстью к пророку и не простила ему отказа…

– Иде достаточно пальцем пошевелить, а мужчины уж готовы сами принести ей на блюде свои пустые головы. Вот истинная Саломея, поверь мне! Люди тонкие, творческие давно уловили, что красота греховна, ядовита, и сей яд слаще меда. Художники обожают писать Саломею. Увековечивать зло! Красота, несущая гибель, будоражит воображение. Невероятно возбуждает…

С каждым словом изо рта и ноздрей Самойловича вылетал табачный дым, и в какой-то момент Оленину показалось, что он беседует с самим дьяволом. И дым этот вовсе не от сигары, а из преисподней… потому и попахивает серой…

Самойлович слыл неуемным сластолюбцем. О дамах он отзывался порой самым скабрезным образом. Но это не мешало ему пользоваться у них успехом. И девицы, и замужние женщины одинаково поддавались его напору и падали его жертвами.

«Похоже, он мечтает склонить Иду к любовной связи, – подумал Оленин. – Она в самом деле великолепна! Потрясающе красива…»

– Ида Рубинштейн не отступит, – донеслось до него сквозь сизую дымку, которая висела в курительной. – Она добьется своего! Она с Фокиным едет в Швейцарию брать уроки танца… А когда вернется, то покажет нам нечто невообразимое, грандиозное и… развратное. Слыхал? Она собирается обнажаться на публике…

Глава 14

Москва. Наше время

Лавров нашел Карташина в подсобном помещении клуба. Тот проводил инвентаризацию. Он сидел на стуле, а перед ним на табуретке лежала толстая тетрадь учета.

– Где вторая кофеварка? – сурово допытывал он хрупкую девчушку в короткой юбке и белом переднике. – Почему не работает?

– Сломалась…

– Почему мастера не вызвали?

Лавров громко кашлянул, обращая на себя внимание грозного начальника.

– Вы ко мне? – обернулся тот.

– К вам. По поводу Симы…

Карташин оказался мускулистым молодым человеком среднего роста с крепкой шеей, модной прической торчком и нагловатыми глазами. Такой вполне мог отмутузить доктора.

– Иди в бар, потом поговорим, – бросил он девчушке, и та бочком прошмыгнула мимо гостя.

Карташин без тени замешательства уставился на начальника охраны.

– Ну, ты кто? Чего надо?

– Я веду расследование…

– А при чем тут Сима?

– Она работает ассистенткой у доктора Оленина…

Карташин взглянул на дверь – плотно ли закрыта, – и указал гостю на стул между стеллажами, занятыми картонными коробками и кухонной утварью.

– Садись, коль пришел… Ты мент?

– Нет.

– Значит, частый сыщик. Кто тебя нанял?

– Я не разглашаю имена клиентов.

– Ну и черт с тобой, – кивнул Карташин. – Сюда зачем явился?

– Заметил вашу машину рядом с офисом господина Оленина. Вы за ним следите? Или за Симой Петровской?

Карташин заложил ногу на ногу и молчал, покачивая носком лакированной туфли.

– Давай без церемоний, – наконец вымолвил он. – Можешь мне не «выкать». Я парень простой, не графских кровей.

– Ладно. Можно без церемоний, – согласился Лавров. – Оленина ты избил?

Хозяин клуба с трудом сохранял невозмутимую мину.

– Оленина? Неужели его избили? Чертовски приятно слышать. И сильно?

– Нормально.

– Я не имею к этому отношения, – с сожалением сказал Карташин. – С какой стати мне руки марать? У офиса бываю, не стану отрицать… а бить не бил. Сима Петровская моя девушка, я за ней приглядываю. Иногда домой отвожу. Боюсь за нее. Ясно? Доктор твой – мразь, каких поискать. Тебя зачем наняли? Чтобы ты вывел его на чистую воду? Или прикрыл ему задницу? В этом случае я тебе не помощник.

– Значит, не ты наставил Оленину синяков?

– Сколько можно повторять…

– И записку с угрозами не ты писал?

– Какую еще записку? – удивился Карташин. – Я вообще записок не пишу. Если надо – звоню по телефону. Со школы ненавижу писанину. В любом виде.

Он чувствовал, что «сыщик» ему не верит, и злился:

– Слушай, я тебе не шестерка, чтобы отчитываться! Говорю, не трогал Оленина… значит, не трогал. А стоило бы.

Лавров гнул свое:

– Избиение, угрозы… за это можно нажить неприятности. Случись что с доктором, тебе не сдобровать.

– Ты меня не пугай. Я пуганый…

– Ну, как знаешь. Меня другое интересует. Что происходит с ассистентками Оленина? Вот ты сказал, боишься за Симу. А в чем дело?

– Хватит прикидываться! – вспылил хозяин клуба. – Будто ты не слышал, что доктор девчонок убивает. Только за руку его не поймали. Потому и гуляет на свободе. Следующую жертву обхаживает…

– Думаешь, это будет Сима?

Карташин побагровел. Ручка, которой он делал пометки в тетради учета, хрустнула в его пальцах и переломилась.

– Ты не каркай, сыщик… или как там тебя… Не дай бог накаркаешь. Дура-девка отказалась ко мне официанткой идти. Прилипла к своему доктору, словно болячка. Ничего слушать не хочет… Как ее уберечь? А? Подскажи, сыщик…

– Не знаю, – покачал головой Лавров.

Он действительно не знал. Оленин не вызывал у него симпатии, но и Карташин производил не лучшее впечатление. Самоуверенный, наглый, напористый. Заметно, что прошел бандитскую школу. Если это он избил доктора – не признается. Решится убить – сам за грязное дело не возьмется. Научился деньги зарабатывать, ощутил вкус какой-никакой власти над людьми… сытую жизнь на нары не променяет. Наймет исполнителя, и концы в воду. Впрочем, за что ему убивать Оленина? Зазря себя под удар подставлять? С Петровской пока, слава богу, волоска не упало.

– Ты думаешь, это доктор девушек убивает?

– Кто же еще?

– До Симы у него работала Яроцкая, она жива и здравствует.

– Потому что вовремя смотала удочки!

– Откуда информация?

– Не в лесу живем, сыщик. Ты за лохов нас не держи. У нас свои каналы.

«Мы», «у нас» – отметил про себя Лавров. Кого, интересно, имеет в виду сей господин, не успевший обрести манеры барина, но претендующий на эту роль?

– Как ни крути, а труп только один…

– Искать надо лучше!

– Может, подскажешь где?

Карташин нервно пожал плечами. Разговор начал его тяготить. У него появилась какая-то мысль, которая занимала его внимание.

– У тебя все, сыщик?

– Ладно… бывай, господин хороший. О моем визите никому не докладывай.

– Понял, не дурак.

Лавров вышел на улицу, залитую по-весеннему ярким солнцем. Кажется, апрель вступает в свои права. Воздух наполнился запахами оттаявшей земли и прошлогодних листьев. Начальник охраны шагал по подсохшему тротуару, и ему хотелось петь. Не от беседы с хозяином клуба «Пони», а от предвкушения чего-то прекрасного и волнующего. Это прекрасное и волнующее было связано с образом Глории и неумолимо надвигающейся весной, с ее цветами, белой кипенью садов, теплыми соловьиными ночами и тем особым обещанием счастья, которое не обязательно исполняется… но всегда пронзает душу восторгом…

Лавров перешел дорогу, сел в свой синий «Опель» и настроился ждать. Чутье бывшего опера не подвело. Спустя четверть часа на парковке показался Карташин, прыгнул в «БМВ» и покатил в сторону перекрестка. Он ничего не опасался и не заметил преследователя.

За то время, пока Лавров хвостом мотался за «бумером», ему дважды звонил начальник и требовал немедленно явиться на совещание. На что Роман отделывался заготовленными заранее выдумками. Ему было вдвойне приятно досадить Колбину и выполнять поручение Глории. Должно быть, в нем проснулась ностальгия по розыску. Куда интереснее распутывать чужие замыслы, чем обеспечивать безопасность средненькой компании. Платили бы ему так же, как клиенты Глории, он бы открыл частное сыскное агентство. Впрочем, он уже почти частный детектив.

«Бумер» свернул в захудалый переулок и остановился у автомастерской. На залитой бетоном площадке ждали ремонта несколько подержанных иномарок. Лавров притормозил, спрятавшись за серым бусом.

Карташин выскочил из машины и скрылся в дверях мастерской. Он пробыл там около получаса. Потом уехал.

Лавров решил остаться на месте и выяснить, к кому он приходил.

На сбитой из досок лавочке сидел и курил худощавый паренек в грязной спецовке.

– Мне бы с хозяином поговорить, – сказал ему Роман. – Насчет тормозных колодок. Как быстро сможете поменять?

Парень лениво стряхнул пепел и поднял голову.

– Если запасные есть, то быстро… а если надо заказывать… – Он неопределенно махнул рукой. – Надо поглядеть, что за тачка…

Лавров, сопровождаемый его взглядом, шагнул к дверям. В полутемноте мастерской пахло машинным маслом и резиной. Двое механиков возились около старого «Фольксвагена», в глубине за столом сидел молодой мужчина в чистой одежде и потягивал чай из большой кружки. Первое, что бросилось Лаврову в глаза, были несколько маркеров в подставке от письменного прибора…

* * *

Оленин не находил себе места. Просмотрев диск с танцем Айгюль, он страшно разволновался. Причина этого волнения ускользала от его понимания, как ускользала вся ситуация, связанная с появлением в его приемной этой восточной «пери». На сеансах с ней он не мог отделаться от мысли, что не столько он беседует с пациенткой, сколько та беседует с ним.Рассказывает ему небылицы, словно уводит от настоящего в некий ирреальный мир грез, полный эротики и смутных воспоминаний… Как будто они углублялись в прошлое, давно истлевшее, но непостижимым образом продолжающее существовать. Где? Когда? В какой незримой, призрачной плоскости? Однако призраки этого якобы исчезнувшего прошлого продолжали преследовать Оленина. Он чувствовал их присутствие, их неотступное ожидание… Ожидание чего?

Айгюль, казалось, вовлекла его в свою орбиту, и теперь он против воли вращался вместе с ней вокруг жуткой тайны, которую она скрывала. Он даже делал попытки проследить за ней… но она уводила его в глубину старых улиц и переулков, где растворялась, оставляя доктора в мучительном недоумении.

Она никогда не оглядывалась. Хотя Оленин с его опытом мог бы поклясться, что Айгюль знает, кто крадется за ней. Она будто заманивала его в тенистый сумрак подворотен, чтобы оставить наедине с его собственным кошмаром. Быть может, она пришла именно оттуда… из его ночных бдений, пропитанных ужасом и пугающими догадками? Но тогда ее видел и слышал бы только он, Оленин. А «пери», вопреки своей бесплотной сущности, выглядела вполне по-земному. Малышка Серафима, похоже, начала ревновать его к этой странной пациентке…

Теперь еще танец на диске. Что Айгюль хочет этим сказать? Оленин догадывался и гнал от себя мрачные мысли. Она показала ему то, что не сумела… или не посмела выразить словами. Либо сочла танец более убедительным. И оказалась права…

Он не был уверен, воображаемые ли истории она ему рассказывает. Словно Шехерезада, она то ласкала его слух, то пугала жестокими картинами насилия и смерти.

Она говорила ему о Зобеиде – похотливой жене шаха, которая зарезалась, когда ее уличили в измене. Почему его преследовал ассоциативный ряд: Зобеида… страсть… смерть… Ида Рубинштейн? Почему Айгюль говорила ему о Дягилевских сезонах в Париже? О русском балете и несравненной танцовщице с бездонными глазами?..

Ида – неуклюжая и невзрачная девочка-подросток – не была создана для танцев. Но она превозмогла природу и самое себя. Взялась учиться хореографии в том возрасте, когда балерины уже достигают расцвета. Сам Фокин ставил для нее «Танец семи вуалей». Запрещенная Саломея вышла-таки на сцену и… произвела фурор. Своей непостижимой пластикой и жаждой покорять, своей демонической томной грацией и бурей флюидов, обрушенных в зрительный зал…

Публика неистовствовала и рукоплескала стоя. Оглушительные овации заставили Иду повторить часть танца. Это было только начало ее славы, ее недосягаемого успеха…

Впереди Иду ждал триумф в Париже, где она танцевала в спектаклях легендарных «Русских сезонов».

Сергей Дягилев взял в свою труппу непрофессиональную танцовщицу. Не будучи балериной, Ида выходила на сцену вместе с признанными звездами – Анной Павловой, Михаилом Фокиным, Вацлавом Нижинским и Тамарой Карсавиной. И не потерялась на их фоне – напротив, засияла еще ярче. Это ли не колдовство? Это ли не чудо?

Она на глазах у публики впадала в любовный экстаз – зрители замирали, боялись дышать, а потом зал вдруг взрывался неудержимым восторгом. Ее окружали поклонники, но она вела почти монашескую жизнь. Никаких романов, никаких любовников. Свою сексуальную энергию Ида щедро выплескивала на сцене. От нее летели искры, воспламеняющие самые холодные сердца. Ее лицо смотрело на парижан отовсюду – с афишных тумб, с газет, с конфетных коробок. Ее имя было у всех на устах.

О ней говорили: «Тот, кто не видел Иды Рубинштейн, не знает, что такое красота…»

Блистательная и жестокая, непревзойденная Ида несла с собой гибель. Ее взгляд возбуждал греховные мысли и пророчил адские муки. Она сводила с ума, гипнотизировала не только публику, но и каждого, кто осмеливался приближаться к ней. Предложения руки и сердца градом сыпались на Иду, но она их отвергала. Один бог знает, сколько незримых трагедий разыгралось из-за этой потрясающей, неповторимой женщины…

Париж, который несколько лет назад упрятал ее в лечебницу для душевнобольных, теперь лежал у ее ног. В ней таилось нечто необъяснимое, изумляющее и таинственное до холода в груди, до нервного озноба. Это была не слащавая одалиска, а «жадная до наслаждений Астарта [12]12
  Астарта – финикийская богиня плодородия и чувственной любви.


[Закрыть], страшная в своей ненасытности».

Оленин прочитал об Иде все, что смог отыскать. Он собрал все ее портреты и фотографии и время от времени разглядывал их с каким-то болезненным любопытством. Он не решался признаться себе, как истолковал бы его безответную страсть к Иде тот же Фрейд или Юнг. Он не занимался самоанализом, боясь заглянуть в недра своего подсознания…

Оленин не зря повесил в спальне копию портрета Иды Рубинштейн, написанного Серовым. Глядя на Иду, трогательную в своей наготе, он погружался в странное блаженство… уносился мыслями в гулкую монастырскую церковь Сен-Шапель на Монмартре…

Солнце, преломленное готическими витражами, падало на каменные плиты, обливая тело женщины зеленоватым золотом.

Мастер, облаченный в грубую черную робу, священнодействовал, накладывая на холст свои магические краски. Поговаривали, что Серов нарочно усмирял плоть, боясь поддаться чарам натурщицы.

То, что он писал в храме обнаженную натуру, не смущало художника. Нагота сама по себе чиста и невинна, ибо таковым человек приходит в сей мир…

Серов впервые увидел Иду на балетной репетиции, и ее красота превзошла ожидания художника. Он потребовал, чтобы Ида позировала ему без одежды – та согласилась без колебаний.

Это была богиня, лишенная внешнего лоска, украшений и драгоценных тканей… бесстрашно явившая чужим взглядам свое тонкое худое тело, длинное, как у кузнечика, и лицо, хранящее печать древних эпох и канувших в лету цивилизаций…

Оленин ощутил, как росой выступает на челе пот. Нельзя так глубоко опускаться в колодец подсознания – с каждым нырком остается все меньше воздуха и шансов выбраться на поверхность. А подстраховать некому. Без страховки подобные трюки могут плохо закончиться.

Для пациента на сеансе такой страховкой является врач. Но кто поможет врачу?

Оленин отдышался и вернулся мыслями к Айгюль.

«Выходит, кто-то знает меня лучше, чем я сам. Иначе Айгюль не передала бы мне танец.Это намек… Но откуда ей стало известно то, чего не знаю до конца я сам?»

Он ломал голову над тем, кто подкараулил его в подъезде и избил? Неужели муж Айгюль? Или любовник? У такой женщины непременно должен быть поклонник. Возможно, этот мужчина ревнив.

Почему-то нападение связывалось теперь в уме доктора с танцеми его исполнительницей. Айгюль далеко до Иды – совершенно другой типаж. Смуглая, соблазнительно округлая, она была не во вкусе Оленина, но, тем не менее, вызвала в нем всплеск желания, которое быстро угасло. Зато доктора поглотила иная страсть: стремление разоблачить инкогнито пациентки и понять, чего она добивается. Он не отдавал себе отчета, чего боится – нового нападения, смерти, неведомого врага… или себя…

Записка с угрозой, как ни парадоксально, не испугала его, а успокоила. Тот, кто пишет «Сдохни!» – отдает право наказывать в руки судьбы. Убийца не стал бы ничего писать. Зачем предупреждать жертву об опасности? Та, пожалуй, примет меры и существенно усложнит палачу задачу.

Профессиональное чутье позволило Оленину расслабиться. Убивать его пока что не собираются. А газовый баллончик в кармане придавал ему уверенности. В перспективе он собрался обзавестись электрошокером и уже сделал заказ нужному человеку.

Куда сильнее чужих кулаков и угроз его пугала неизвестность…

Между тем жизнь потекла своим чередом. Днем Оленин проводил сеансы, на работу и с работы ездил на такси, вечерами сидел дома. Заходить одному в подъезд было страшновато, но он нашел выход из положения – каждый раз брал с собой большую сумку и просил таксиста поднести до двери, ссылаясь на травмы. Следы синяков и ссадин служили тому подтверждением.

Таксисты охотно соглашались за щедрую плату помочь клиенту, и к обоюдному удовольствию доставляли груз до квартиры доктора. К слову, сумка весила всего пару килограммов: Оленин бросил туда книги по психоанализу.

Эта сумка не давала покоя его ассистентке Симе. Девушка изнывала от любопытства, но не имела возможности удовлетворить его. Оленин неизменно забирал сумку в кабинет. У него появилась еще одна неприятная привычка – запирать кабинет на ключ. Раньше за ним такого не водилось. Сима терялась в догадках и страдала от равнодушия шефа.

«А вдруг он носит в сумке принадлежности маньяка? – с замиранием сердца думала она. – Веревку или нож? Хотя для веревки и в кармане места достаточно…»

После звонка «ангела-хранителя» она поругалась с Карташиным.

«Ты нарочно пугаешь меня! – заявила рассерженная девушка. – Этот дешевый трюк прибереги для своих официанток. Как тебе не стыдно! Я чуть не умерла от страха!»

Ухажер неуклюже оправдывался, что только укрепило подозрения Симы.

«Ты просто садист! – заявила она, вспоминая о пережитом ужасе. – Думаешь, я полная дура? Блондинка, да? Мне можно любую лапшу на уши навешать?»

«Я тут ни при чем, клянусь! Ты голос запомнила?»

«Голос легко изменить…»

«Мне такого и в голову бы не пришло. Ты мне нравишься… очень. Я боюсь за тебя! Поэтому предостерегаю. Хочешь, я буду забирать тебя каждый день с работы и отвозить домой?»

«Нет уж, спасибо! – огрызнулась Сима, воображая, как это расценит Юрий Павлович. Пожалуй, решит, что она обзавелась женихом и собирается замуж. – Вот к чему ты это затеял? Чтобы я шагу сама ступить не могла? Чтобы везде ходить под конвоем?»

«Оленин – страшный человек. Он убил Маришу… девушку моего приятеля. Я был на ее похоронах!»

«У бандитов принято запугивать людей, – не унималась Сима. – Ты у них научился?»

«Послушай… я не наговариваю на твоего доктора. Хочешь, сведу тебя с Мохой? Не веришь мне – у него спроси…»

«Моха – такой же бандит, как и ты. Вы сговорились! Юрий Павлович никого не убивал… он хороший человек. Ты ему завидуешь, признайся!»

Последняя реплика переполнила чашу терпения Карташина, и он взвился. Сима услышала много «комплиментов» в свой адрес и проклятий в адрес Оленина. Она замахнулась, хотела ударить поклонника, но тот перехватил ее руку и крепко, до боли сжал.

«Ай, пусти… чокнутый! Придурок! Чуть кость мне не сломал!»

Карташин понял, что допустил перебор – тут же ослабил пальцы и рассыпался в извинениях. Сима вдруг вспомнила, что колдунья тоже предупреждала ее об опасности и советовала сменить место работы. Но потом позвонила и попросила не торопиться. Сима и так не собиралась уходить от Юрия Павловича. Еще чего! Никто не заставит ее так поступить…

«За Оленина скоро возьмутся как следует, – мстительно вымолвил молодой человек, отпуская руку девушки. – Ему крышка! Главное, чтобы ты осталась жива!»«Все! С меня довольно! Выпусти меня…»

Сима, чуть не плача, подергала дверцу.

Они сидели в машине Карташина, припаркованной на площадке возле его клуба. Над Москвой плыла холодная весенняя ночь, безлунная и сырая.

«Ладно, прости… я был не прав, – скрепя сердце признал Карташин. – С тобой ничего не случится. Я об этом позабочусь…»

Глава 15

Почему совладелец клуба «Пони» сразу после посещения Лаврова бросился в автомастерскую, удивило последнего. Он навел справки и выяснил, что Мохов, хозяин сервиса, и есть тот самый молодой человек, который встречался с погибшей Мариной Стешко.

Начальник охраны похвалил себя за то, что не поддался соблазну с ходу задавать вопросы, а сделал вид, будто хочет отремонтировать машину. Тем более тормозные колодки его «Опеля» действительно нуждались в замене. Теперь у него появился законный повод еще раз прийти в мастерскую.

Мохов оказался угрюмым и неразговорчивым типом. Он избегал смотреть клиенту в глаза и отправлял того к механикам. Однако отделаться от Лаврова было трудно. Когда возник спор об оплате услуги, Мохову пришлось самому вмешаться.

– Мы можем поговорить наедине? – осведомился клиент.

Хозяин мастерской не нашел причины отказать и пригласил придирчивого автолюбителя за свой стол.

– Чаю не предлагаю… – буркнул он. – У нас не кафетерий.

– Я заметил.

– Вы считаете, с вас запросили слишком много?

Лавров пристально уставился на подставку с маркерами.

– Среди них есть красный?

– Что? – опешил Мохов.

– Разрешите взглянуть?

Не дожидаясь согласия, гость потянулся к подставке и убедился, что его подозрения не беспочвенны. Разумеется, наличие у человека красного маркера еще не доказательство, что именно им была написана угрожающая записка.

Лавров успел связаться с бывшим сослуживцем и взять у него адреса свидетелей по делу об убийстве Марины Стешко. Поговорив с ее отцом и с некоторыми участниками той роковой вечеринки, он выяснил: у Мохова далеко не железное алиби.

После ссоры с девушкой Мохов напился… но никто не следил, сколько рюмок он опорожнил. Незадачливый жених вполне мог прикинуться пьяным и «уснуть» на диване в соседней комнате. На него перестали обращать внимание… Дверь комнаты, в которой он спал, выходила в коридор. И в разгар вечеринки ему ничего не стоило выскользнуть из квартиры, поймать такси и догнать Марину. Он прекрасно знал ее маршрут и то, что она имела привычку ходить через сквер пешком. Хотя родители столько раз просили ее не делать этого! Но обычно девушку провожал Мохов, а в тот раз они поссорились.

Лавров прикинул, что от дома, где веселилась молодая компания, до сквера, где убили Марину, на такси всего-то пять минут езды. Расстроенная девушка могла отправиться домой пешком, чтобы по дороге развеяться и успокоиться. Мохов тем временем якобы «напился и уснул». Никому просто не пришло в голову усомниться в этом. А молодой человек мог догнать Марину, убить и успеть вернуться.

Участники вечеринки путались в показаниях… Никто не вспомнил с точностью, сколько часов минуло, прежде чем хозяин квартиры заглянул в комнату, где спал Мохов, и принялся его будить. Учитывая степень алкогольного опьянения, словам свидетелей вообще нельзя было доверять.

Марина проживала примерно в часе ходьбы от дома, где была вечеринка, – Лавров проверил. Если она шла медленно, то дорога могла занять и более часа. В любом случае ухажер имел возможность догнать ее и прикончить. В Мохове все еще кипела обида… он не совладал с собой. Должно быть, девушка сильно разозлила его, по-настоящему взбесила. Он захватил с собой веревку и…

Стоп. Веревки не валяются где попало. Мохов либо запасся веревкой заранее, либо раздобыл орудие убийства где-то по дороге. Где? На мусорке, к примеру…

«Тебя заносит, Рома, – осадил его внутренний критик. – Ты фантазируешь, потому что у тебя нет фактов. Мохов мог убить Марину из ревности или по другим мотивам. Но зачем ему было убивать Серкову?»

По опыту Лавров знал, как довлеет порой чужая версия. Кажется, он принял за основу предположения оперативника, который пошел по самому легкому пути. Хотя кто сказал, что путь непременно должен быть сложным?

– Оставьте в покое маркеры, – донеслось до него. – Дайте сюда.

– Красный! – воскликнул Лавров, поднимая вверх выбранный маркер. – Им очень удобно писать угрожающие записки. Как будто кровью… Не так ли?

Хозяин мастерской исподлобья уставился на него.

– Вы кто такой?

– У меня машина сломалась…

Мохов демонстративно сплюнул на немытый пол, откинулся на стуле и сложил руки на груди со словами:

– Что вы здесь вынюхиваете? Я велю выбросить вас вон…

Однако он не торопился звать своих ребят, ждал реакции гостя.

Лавров решил рискнуть. Огульные обвинения порой срабатывают. Если же выйдет осечка – не беда. Он извинится и откланяется.

– Я видел, как вы сунули листок с угрозой в дверь господина Оленина…

– О чем вы?

– Помните мужчину, который курил на лестничной площадке?

На лице Мохова отразилась усердная работа мысли.

– Проклятая ищейка! – не сдержался он. – Убирайся!

– Только после того, как мы поговорим. Оленина избили. Он хочет отыграться.

– Кишка тонка…

– Послушайте, Мохов. У вас есть причина ненавидеть доктора. Ваша девушка работала у него ассистенткой и погибла. Вы ревновали ее к Оленину?

На скулах молодого человека заходили желваки, но он не проронил ни звука.

– Конечно, ревновали, – спокойно произнес Лавров. – В тот вечер, когда Марину убили, вы с ней поссорились.

– Кто вы? – злобно повторил хозяин мастерской. – Вас нанял этот ублюдок?

– Я веду частное расследование… Мой клиент – не Оленин. Это все, что я могу сказать.

Лавров не стал увиливать. Он подумал, что Карташин приезжал сюда затем, чтобы предупредить Мохова. Ведь они как-никак товарищи по несчастью.

– Детектив, значит? Ну-ну… Я Оленина не бил. И не угрожал ему. Я буду все отрицать. А на лестнице вы обознались. Ха-ха!

– Я бы на вашем месте не смеялся, Мохов. Кое-кто подозревает вас в убийстве Марины. Ваше алиби весьма шаткое. Никто не сможет поручиться, что вы на самом деле спали в закрытой комнате. Вы там находились один. Никто не проверял, сколько вы выпили. При такой комплекции пара рюмок не свалила бы вас. Вы могли притвориться. Потом, когда все вернулись за стол, выскользнуть из квартиры и…

– Я любил Марину. Хотел жениться на ней.

– Любовь бывает разная, – покачал головой Лавров. – Порой она захлестывает человека, ослепляет, лишает рассудка.

– Это он ее убил. Он! Оленин! Девчонка, которая работала у него до Марины, пропала. Исчезла. Думаете, ее нашли? Как бы не так! До сих пор ищут…

– Из-за чего вы поссорились с Мариной на вечеринке?

– Я уже рассказывал следователю.

– Расскажите теперь мне.

– Какого черта?

– Разве вы не заинтересованы наказать убийцу? Если это не вы сами…

– Не я! – перебил Мохов.

– Тогда помогите найти преступника.

– Его искал целый отдел… а он никуда и не прятался.

– Возможно, мне удастся доказать его вину.

Хозяин мастерской язвительно рассмеялся.

– А вдруг? – не отступал Лавров. – Дайте мне шанс…

– Марина хотела домой, ей не понравилась компания. Было уже поздно. Я просил ее остаться, она заупрямилась… Я вспылил, наговорил ей колкостей. Мы кричали друг на друга, я чуть не ударил ее…

– Вы поднимали на нее руку?

– Никогда… и в тот раз я только замахнулся. Но она все равно обиделась и ушла.

Вспоминая свою девушку, Мохов смягчился, его лицо разгладилось и выражало горестное недоумение. Как они могли поссориться из-за сущей ерунды? Случилось непоправимое, и ошибку уже нельзя исправить.

– Понимаете, мы плохо расстались… – признался он. – Не прощу себе этого. Она ушла с болью в душе…

– Почему вы не проводили Марину?

– Разозлился. Решил проучить ее. Я не думал, что она пойдет пешком через сквер. У нее были деньги на такси. Я давал ей небольшие суммы на расходы. Теперь я ужасно раскаиваюсь, что не пошел тогда с ней…

– Да, жаль.

– Выходит, я виноват в ее смерти?

«Прямо или косвенно, – подумал Лавров. – Вот в чем вопрос».

– Откуда Оленин мог знать, что Марина будет возвращаться с той вечеринки одна?

– Она часто ходила пешком через сквер…

– Хотите сказать, что он следил за ней?

– Почему нет? Маньяки обычно терпеливо выслеживают жертву. Вам должно быть это известно. А доктор – настоящий маньяк! Сначала он убил одну ассистентку и тщательно запрятал ее тело, потом – другую.

– Но тело Марины он не спрятал.

– Наверное, не успел. Может, его спугнули.

– Кто?

– Это дело полиции выяснять обстоятельства, искать свидетелей. А они спустили все на тормозах.

– Вы ждали результатов следствия и, не дождавшись, взяли на себя роль мстителя?

Мохов насупился и отвел глаза.

– Вы бы как поступили на моем месте? – наконец выдавил он.

– Значит, все-таки вы избили Оленина?

– Я вам этого не говорил.

– И пожелание сдохнуть вы ему оставили?

Хозяин мастерской неопределенно повел могучими плечами.

– Он заслуживает этого. Где гарантия, что доктор не наметил следующую жертву? Глупые бабы! Что они в нем находят? Он их будто гипнотизирует…

– Кого вы имеете в виду?

– Да хоть Серафиму…

– Петровскую? Вы с ней знакомы?

– Заочно. Через Карташина. Она ему нравится. Вы ведь и к нему приходили со своими расспросами?

– Это он вам сказал?

– Сам догадался! – не выдал приятеля Мохов.

– Мой вам совет – остановитесь. Вы только путаете карты, играете на руку убийце.

Молодой человек согласно кивал, но это ничего не означало.

«Пусть думает, что я ему поверил, – рассудил про себя Лавров. – Они с Карташиным оба вызывают подозрения. Не мешало бы еще проследить за доктором».

– Как разорваться между всеми тремя? – пробормотал он, выходя из мастерской.

Механики переглянулись, когда он сел в «Опель» и помахал им рукой. Мобильный телефон Лавров перевел на беззвучный режим. На дисплее высветились три вызова Колбина.

– Черт! – выругался начальник охраны. – Опять выволочку устроит…

Петербург, 1908 год

Оленин заболел Идой Рубинштейн. Он не ожидал от себя такой одержимости, такой темной и мучительной страсти. Ему всегда казалось, что он не способен на любовные безумства. Теперь же граф дошел до мысли, что, только убив Иду, он сможет вырваться из ее плена, из ее бесплотных безжалостных объятий.

Никакой надежды на взаимность не было. Нечего и мечтать хотя бы приблизиться к ней. Ее окружали художники, музыканты, богатые бездельники и светские львы. Она и не подозревала о существовании какого-то там Оленина. Самойлович, как обещал, познакомил их. Но что это получилось за знакомство! Вскользь, впопыхах…

Ида выходила из своей роскошной кареты – она торопилась на важную встречу. Ее уже ждали. Она снисходительно кивнула Самойловичу и приостановилась на ходу, повернувшись в сторону графа. Ее царственную фигуру плотно охватывало в талии платье с горностаевой отделкой, голову венчала фантастическая шляпа с полями и белоснежными перьями. Великолепная, холодная, надменная… она на миг задержала взгляд на Оленине и улыбнулась уголком алого рта. Граф оцепенел, словно его окатили ледяной водой, потом задрожал и смешался. Кто он и кто она? Ее взгляд проник в его сердце подобно лезвию и убил в нем все, кроме сего умопомрачительного образа…