Текст книги "Наследник"

Автор книги: Наталья Шитова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Игорь невольно рассмеялся, когда в ожидании ответа на свое «Идет?» тварь весьма панибратски приобняла его за плечи. Обращение твари его вовсе не коробило, скорее, наоборот, бойкое, острое на язык существо вызывало у Игоря симпатию, и он вдруг понял, что ни за что не хотел бы сейчас расстаться со своим странным приятелем.

– Ладно, собираемся домой, – произнес Игорь и увидел, как вспыхнули серые глаза твари:

– Это я мигом, наследник! Ох, боялся я, что ты тут надолго застрянешь, и зачахну я здесь с тобой…

Игорь с досадой отмахнулся от новой порции шутливого трепа твари и побрел в свою комнату. В памяти еще живы были впечатления от ледяного ливня, и Игорь хотел прихватить кое-какие вещички на случай внезапной перемены погоды. Погибнуть от переохлаждения во цвете лет и на пороге головокружительного взлета к вершинам потусторонней власти в его планы не входило.

Глава 3. Очень личный разговор

Стерко очень устал топтаться туда-сюда по крошечному фойе. Присесть здесь было некуда, кондиционеры работали неважно, и Стерко чувствовал, что надолго его не хватит.

Назначенное время свидания давно прошло, а Шото так и не появлялся.

Это было странно, если учесть, что Шото сам пригласил отца на эту встречу, точнее даже не пригласил, а настоял. Никакие отговорки Стерко и ссылки на плохое самочувствие и на множество дел не помогли: Шото требовал присутствия отца.

И вот, проделав длинный путь из провинции в столицу, почтенный отставной защитник прохаживался по нижнему фойе здания архива департамента внешней защиты, обливался потом от духоты и разминал усталые ноги.

Шото показался в фойе с опозданием почти на час. Он сбежал вниз по лестнице и степенно протянул руку отцу. Его глаза по-детски заблестели, и возможно, если бы хаварры встретились просто на улице, Шото с радостью обнял бы Стерко. Но у пропускного пункта в архивные помещения замерли два серьезных охранника, и юный курсант академии внешней защиты не стал демонстрировать перед ними свои родственные чувства.

– Ты знаешь, Шото, сколько я тебя жду? – укоризненно проговорил Стерко.

– Извини меня, но я не рассчитывал, что так задержусь. Здесь, в архиве, трудно получить доступ к материалам, а еще труднее сдать все коды по окончании работы, – вздохнул Шото.

– Охотно верю, – Стерко припоминал себя на месте Шото и то, как запутанная система обмена информацией даже внутри департамента порой доводила его до белого каления. – Однако ты так бессовестно темнил и давил на меня, что я с нетерпением жду, когда же ты объяснишь, в чем дело. Зачем тебе понадобилось срочно видеть меня?

– Есть разговор, – Шото поджал губы, покосился на охрану и предложил: – Давай пройдемся по улице.

– Шото, я несколько устал. Не хотелось бы никуда идти. Почему бы нам не поговорить здесь по-быстрому?

– Только не в этих стенах. Это очень личный разговор, отец. И долгий. Присядем где-нибудь на воздухе…

Стерко со вздохом повиновался. Отец и сын вышли на улицу и спустились с широкой парадной лестницы. Шото свернул за угол и пошел по аллее к набережной залива. Стерко шагал следом, любуясь ладной, вполне оформившейся фигуркой сына. За полгода учебы в академии Шото очень изменился и, несомненно, в лучшую сторону. Теперь его никак нельзя было назвать зажатым истеричным подростком. Уверенной походкой Шото миновал пешеходные тропинки и повернул налево, в совсем одичалый сквер. Он опустился на замшелую скамью и улыбнулся отцу:

– Садись, Стерко. Я догадываюсь, что ты устал. Ты неважно выглядишь.

– Ну вот тебе и раз! Первая встреча за полгода, и первое, что ты говоришь старому отцу, это то, что он неважно выглядит! – огорчился Стерко.

– Я не хотел тебя обидеть. Просто… – Шото смущенно отвернулся. – Я очень за тебя переживал. Ты прогнал меня тогда…

– Не прогнал, а заставил поехать и поступить в академию. Не думаю, что я сделал это зря. Или ты жалеешь?

– Да о чем же мне жалеть? Стать настоящим защитником – я же с детства об этом мечтал! – горячо сказал Шото. – Но разве нельзя было подождать еще год?

– Ты и так уже переросток по здешним меркам. Чего же еще ждать?

– Чего ждать? Я просто не хотел оставлять вас. Да у меня просто руки опустились, когда я узнал, что вы со Снуи решили обзавестись потомством, и что родителем будешь ты! Я же не ребенок, чтобы не понимать, насколько это было рисковано для тебя…

– Снуи еще совсем юный, а мои сроки все вышли, Шото… И нечего тебе волноваться, все прошло нормально.

– Да? Две клинические смерти – это нормально? – выдохнул Шото.

– Нет, это хлопотно, парень, очень хлопотно… – грустно засмеялся Стерко. – Но это нормальная цена за то, чтобы в мои годы стать родителем.

– Ты счастлив? – Шото упорно прятал взгляд.

– Да ты видел бы это славное существо! Сначала маленький был, как ботинок. А теперь ползает по дому, и весь дом вверх дном… – Стерко с улыбкой покачал головой, вспоминая забавную круглую мордашку своего синеглазого малыша, как две капли похожего на родителя. – И Снуи теперь хочет жить, а это для меня очень важно.

– Мне хочется увидеть твоего малыша, – проговорил Шото. – Жаль, что когда это произойдет, он будет уже не ползать, а бегать…

– Да почему же? У тебя же скоро должны быть каникулы! Разве ты не собирался к нам?

– Отец, мои каникулы завтра заканчиваются, – покачал головой Шото.

– Вот тебе и раз! – Стерко почувствовал, что он по-настоящему огорчен.

– Как же так? Мы так ждали тебя. Отчего же ты не приехал?

– Я был очень занят, – ответил Шото.

– Настолько занят, что не мог сообщить об этом?

– Не мог. Я вообще не мог ни писать об этом, ни звонить. Поэтому-то я и просил тебя приехать ко мне… – Шото покусал губы и продолжил: Я две недели провел в архиве. Мне предоставили полную информацию о движении служебных и личных средств начальника департамента майра Лэри, о его перемещениях, командировках, отпусках, покупках с личных счетов и его информационные запросы за последние шесть лет его жизни…

– Позволь, малыш… На каком основании ты, сопливый курсант, получил доступ к такой развернутой информации? – Стерко ощутил, что его руки начинают непроизвольно дрожать. – Что и кому ты разболтал?

Шото вскочил со скамьи. Его лицо пошло разноцветными пятнами.

– Стерко, как ты можешь?! Стоило мне самому начать какую-то серьезную работу, как ты сходу обвиняешь меня! Я же давно поклялся тебе, что ни одно живое существо не узнает о том распроклятом письме! Неужели первая мысль, которая приходит тебе в голову, это та, что я предал тебя?!

– Ну а о чем я должен был подумать? – устало вздохнул Стерко.

– О том, что я давно вырос и научился думать и решать трудные проблемы… Но ты, видимо, никогда не станешь принимать меня всерьез… прошипел Шото, потоптался около скамьи, потом решительно сел обратно. – Ты знаешь, Стерко, что по нашим законам каждый, кто пострадал от рук вершителя, имеет право получить любую информацию, способную пролить свет на оставшиеся тайны… Я сделал заявление, что хочу отыскать пропавшего без вести брата или получить документальное подтверждение его гибели. Только ты, я и тот зеркалица, который сидел со мной в подземелье, знаем о том, как и где погиб Зого, и никто даже и не заподозрил, что я буду искать на самом деле. И мне разрешили воспользоваться архивной информацией…

– Это бесполезная работа, сын. Ты – и гора бессмысленных цифр и невинных фактов, среди которых практически невозможно отыскать нужную тебе закономерность… – неуверенно начал Стерко, но Шото перебил его:

– Невозможно, если не думать головой! Слушай, Стерко, что мне удалось извлечь из этой самой горы цифр и фактов… Тебе это интересно?

– Сын, не мучай меня. Выкладывай!

Шото потер лоб, бросил руки на колени, крепко сцепив пальцы, и заговорил:

– Через пару месяцев после того, как ты ушел вместе с нами к людям, Лэри действительно был отправлен в длительную командировку, и по официальным данным департамента очень долго пробыл там на лечении в клинике. Вскоре после его возвращения на службу в столицу в той местности, где он пребывал, среди прочих произошли почти одновременно два малоприметных события: в архиве клиники при возгорании кондиционера уничтожены носители информации с историями болезни пациентов за текущий год, включая документы как взрослых больных хирургического отделения, так и данные младенцев из родильного отделения… А через месяц после этого пожара в клинике при невыясненных трагических обстоятельствах погиб один из детских врачей…

– И какой вывод я должен сделать из этих фактов? – угрюмо уточнил Стерко.

– А такой, что рассказ вершителя становится похожим на правду. Он не лечился долгие месяцы, а всего лишь родил в положенный срок. Только вследствие тех самых странных происшествий это теперь нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть, – пояснил Шото.

– А если нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть, то считай, что твои изыскания не внесли никакой ясности, – уверенно заявил Стерко.

– А мои изыскания на этом не закончились. Я исходил из того, что вершитель должен был, во-первых, скрыть своего ребенка от всего мироздания, а во-вторых, вряд ли он смог бы удержаться от того, чтобы совсем не принимать участие в его судьбе. Я допустил, что он и вправду любил тебя, Стерко, а значит он не смог бы не видеться с ребенком хотя бы изредка. И я стал сводить концы с концами… – высказался Шото и взглянул на отца. – Ты хочешь знать, что у меня нарисовалось?

– Да что тут рисовать? Я бы на его месте не стал бы искать лучшего места для сына вершителя, чем Пограничье… – вздохнул Стерко. – Там малыш был бы в безопасности. Да и Лэри часто наведывался в Пограничье, прикрывая свои визиты служебной необходимостью…

– Ты не прав, Стерко, – запальчиво возразил юный хаварр. – Сначала я тоже стал искать подтверждения этой версии. Но мне вдруг пришло в голову, что вряд ли вершителю хотелось, чтобы его ребенок вырос и стал таким же беспомощным перед жизнью в мирах, каким оказался он сам… И я стал искать его следы вне Пограничья…

В словах Шото было некое зерно. Не рациональное, скорее наоборот. Но почему бы Стерко не признать, что свежий взгляд может оказаться не только парадоксальным, но и верным?!

– Ну, ну, Шото! И что? – заторопил Стерко сына.

– На первый взгляд – ничего. Он никогда не покупал детских вещей, никогда не делал благотворительных переводов в детские приюты. Но была одна зацепка: майр Лэри с некоторого времени стал дробить свой ежегодный отпуск. Именно последние шесть лет он непременно брал неделю отпуска примерно в то время, когда по моей версии у его ребенка должен был быть день рождения. И неизменно уезжал из столицы, не заказывая транспорт в департаменте, хотя положение позволяло ему пользоваться бесплатным транспортом. Четыре раза он снимал со счета наличными. Но два раза он оплатил по своей личной карточке аренду автомобиля в конторах проката. Первый раз сбоев не было, через неделю машина, скорее всего, была возвращена. Но вот в последний раз майр Лэри вместо машины вернул справку о том, что вследствии аварии его автомобиль понес невосполнимый ущерб и не подлежит восстановлению. Контора подшила справку в свои архивы и взяла с майра Лэри полную стоимость автомобиля марки «Жигули» человеческого производства. Справка об аварии была выдана в ГАИ по Сестрорецкому району Петербурга…

– Как по-твоему Лэри, который в высшей степени профессионально затирал каждый след, мог так расслабиться, и вместо того, чтобы просто заплатить за сгубленный автомобиль, оставил справку о том, где он проводил отпуск?

– Стерко не терпелось услышать, как его умный малыш трактует этот факт.

– А почему бы почтенному майру не провести недельку на Сестрорецком курорте? – пожал плечами Шото. – Как я успел понять, в среде защитников развлекаться на других этажах – популярно и совсем не предосудительно. И этаж людей как нельзя лучше подходит для того, чтобы хаварр мог отдохнуть, никем не замеченный. К тому же ни у кого не было повода заподозрить Лэри в систематических визитах куда бы то ни было. Это я предположил, что и в остальные года он побывал именно там, у людей, и там прятал ребенка, потому что я знал о его возможных мотивах и о косвенных уликах… Ты же знаешь, отец, этаж людей – тихое, мирное место, и Лэри не прогадал, отправив туда своего ненаглядгного наследника…

– Шото! – Стерко в ужасе схватился за голову. – Но оставить маленького хавви у людей – это совсем не то же самое, что сделал когда-то я, забрав тебя и Зого к людям! Ведь маленький хаварр в глазах людей – это физически ущербный неполноценный двуполый инвалид!

– Что ты, отец, разве вершитель отдал бы вашего ребенка на поругание? – фыркнул Шото. – Как я выяснил, в детских учреждениях Сестрорецкого района нет ни одного двуполого инвалида с золотыми глазами…

– Ах, ты уже и это выяснил? – опешил Стерко.

– Ну не я, а мой знакомый из службы надзора.

– Какой еще знакомый?

– Он два года назад закончил курсы службы надзора, – пояснил Шото. Он очень толковый и энергичный, регулярно работает у людей. Я попросил его кое-что выяснить…

– А говоришь, что никому ничего не рассказывал! – похолодел Стерко.

– Отец, ты опять? По-твоему, у меня не хватает ума сочинить правдоподобную легенду? – оскорбился Шото. – К тому же я скорее позволю себя убить, чем подставлю этого парня… Он мой близкий друг, Стерко, и я берегу его от всех своих заморочек!

– Кто-то, как мне помнится, клялся никогда не влюбляться, – вырвалось у Стерко.

Шото скорчил раздраженную гримасу:

– Да чего не скажешь в глупом запале!

– Ладно, оставим это… – отмахнулся Стерко. – Но ты не учел, малыш, что Лэри мог повредить машину, просто проезжая по территории Сестрорецкого района…

– Нет, отец. Какой-то большегрузный автомобиль наехал на его машину, когда она стояла припаркованная у троттуара в жилом малоэтажном районе, расположенном в отдалении от шоссе, – закончил Шото. – Я попросил выяснить все это, в том числе, где именно это произошло, и мой друг из надзора сделал это.

Шото вынул из кармана небольшую карточку с написанным от руки названием улицы и номером дома и протянул отцу.

Стерко убрал карточку в нагрудный карман и с волнением поймал тревожный взгляд сына:

– Что ты будешь делать с этим, Стерко?

Стерко промолчал.

– Честно говоря, я надеялся, что твой младенец заставит тебя одуматься, – с досадой сказал Шото. – Но видно даже он не дорог тебе настолько, чтобы ты забыл о сыне вершителя…

Стерко молча стиснул зубы. Он и сам надеялся, что обвешав себя малыми детьми и нежными заботами о Снуи, он сможет выкинуть из головы все, что сделал с ним вершитель. Но кто знает, что он за тварь такая! Никак не мог Стерко заставить себя забыть Лэри…

– Отправишься туда, к людям? – кисло уточнил Шото.

Стерко молча кивнул.

Шото покачал головой:

– Это-то меня и беспокоит. Как ты будешь жить потом?

Стерко пожал плечами и снова промолчал.

– Я уже не рад, что раскопал все это. Очень хотелось похоронить все это в архивах, – грустно заметил Шото. – Но я не смог умолчать, потому что это было бы предательством. Но ты хорошенько подумай, стоит ли тебе браться за это?

Я не стал бы извлекать на свет еще одного наследника вершителя…

– Лиор еще так мал, Шото! Какой же он наследник? Он просто несчастный ребенок, заброшенный на чужбину…

– Стерко, послушай меня, – голос Шото вдруг изменился. – Я принял решение, что буду хранить твою тайну и дальше, но при одном условии!

– Любое условие, Шото, если только я буду в силах его выполнить! испугался Стерко. – Что ты хочешь от меня?

– Да ничего особенного, – спокойно сказал Шото. – Забирай своего рыжего хавви, тащи его сюда или в Пограничье, как решишь. Но вот Знак Силы, который хранится у Лиора, ты отдашь мне и никогда не потребуешь назад! Я не хотел бы когда-нибудь поднять руку на тебя или твоего Лиора. И для того, чтобы этого никогда не случилось, ты отдашь мне Знак Силы.

Сначала Стерко счел слова сына неудачной шуткой.

Но Шото не шутил. Серые глаза молодого хаварра были серьезными и встревожеными.

– Но куда ты его денешь, Шото?

– Если он не слишком большой – проглочу! – огрызнулся сын. – Это уже моя забота! Чего ты добиваешься? Чтобы Лиор был с тобой? Или чтобы он стал Великим Вершителем?

– Но зачем, Шото?! – изумился Стерко. – Зачем тебе-то это нужно?!

– Не прикидывайся, что не понимаешь! – отрезал Шото. – Я защитник, отец.

– Вот как?! – злость вскипела в сердце Стерко и лавиной выплеснулась. – Ты защитник?! Ты – козявка, парень! Или ты хочешь сходу, с малолетства сделать себя героем мироздания?! Проще всего, конечно, для этой цели шантажировать отца! Предъявишь в департаменте доказательства гениальности своего ума?! Ты большую работу проделал ради своей стремительной карьеры, поздравляю, Шото!..

Стерко приготовился к тому, что парнишка сейчас вспылит, но Шото только покачал головой:

– Думай, как хочешь, отец. Моего решения это не изменит.

– Хорошо, ты получишь Знак Силы, Шото, – согласился Стерко. Ему трудно было дать такое обещание, но поставленное условие было довольно грозным. Рисковать жизнью ребенка Стерко не мог.

– Значит, договорились? – Шото встал со скамьи и вопросительно взглянул на отца.

– Да, договорились. Я тебе обещаю, что отдам Знак… – сухо подтвердил Стерко.

– Тогда будем прощаться, отец, – буркнул Шото. – Извини, если разочаровал тебя.

Стерко не хотелось даже задумываться о степени своего разочарования. Шото никогда не казался ему мелочным и тщеславным. Но все, что он только что услышал, шокировало Стерко.

– Ты пожалеешь, Шото, если выполнишь то, что задумал, – проговорил Стерко, стараясь держаться спокойнее. – Я понимаю, у тебя внушительный счет к роду вершителей… Голова у тебя работает, Шото, если ты из ничего слепил точную картину прошлого. Но не надо бы тебе затевать смертельную игру в самого грозного и умного парня в мироздании…

– Ну, мне все ясно, – оборвал его Шото. – Все происходит так, как я и ожидал. Я хорошо знаю тебя, отец. А ты хоть и знаменитый защитник, а ничего так и не понял, ни про меня, ни про Пограничье… Ну, мне пора в академию. Удачи тебе, здоровья малышу, большой привет Снуи… – Шото сдержанно махнул рукой и почти бегом пошагал в сторону учебных корпусов.

Стерко сжал кулаки и с отчаяния забарабанил по скамье, пока боль не вернула его к действительности. Он чувствовал себя оплеванным. Его собственный ребенок высокомерно намекает на то, что его отец – недалекий болван и вообще последняя сволочь. А сам, сопляк, считает себя вправе ставить такие условия!..

Но карточка с адресом была у него в кармане. И хотя маленький паршивец добыл ее не ради отца, а ради того, чтобы потешить свое тщеславие, отвергать подаяние сына Стерко не собирался.

Он встал и зашагал к набережной, набрасывая план действий. Сначала связаться со Снуи, предупредить о возникших неотложных делах. А потом…

Примерно половина контор автопроката в столице имела в наличие человеческие автомобили, оборудованные для передвижения в пространстве шахты Лифта. Такое удовольствие стоило недешево, но банковская карточка у Стерко всегда была с собой. Сколько бы сил и времени ни отняло у него путешествие за Лиором, Стерко был готов на все.

Его душа рвалась на части от одного предвкушения встречи с теплым золотым взглядом маленького хавви…

Глава 4. Подарок

– Зря мы поспешили. Будто было, куда мчаться! Я говорил, что надо подождать! – зеркалица осмелился заговорить только убедившись в том, что вершитель уже проснулся и просто лежит с закрытыми глазами.

Не услышав ни слова в ответ, зеркалица поднялся на ноги, взглянул на догорающие в очаге сучья, запахнул ворот своей рубахи и приоткрыл дверь на улицу.

Ветер гнал по пологой равнине сухие обломанные ветки, перепутанные комки увядшей травы, а в разноцветном, хотя и значительно поблекшем небе обгоняли друг друга рыхлые тяжелые низкие облака.

– Хоть дождь перестал, – удовлетворенно проворчал зеркалица. Но тут ветер вырвал у него из рук и распахнул настежь дверь, изо всех сил хлопнув ею о стену хижины.

– Что тебе не сидится? – раздался голос вершителя. – Закрой дверь немедленно.

– Сию секунду! – зеркалица выскочил наружу, с немалым усилием оторвал от стены дверь и, преодолев сопротивление ветра, захлопнул ее и задвинул щеколду.

В маленькую добротную бревенчатую хижину, стоящую на открытом всем ветрам месте, не проникал ни один сквозняк. Уроженцы поговаривали, что это приземистое строение появилось здесь давным давно по воле одного из предков нынешних наследников рода вершителей. Не одному поколению вершителей служила она укрытием от стихий и ночлегом, и только посвященный мог безнаказанно приблизиться к прочной дощатой двери. Ни кто не ведал, какие заклятья были наложены на это место, но оно было по настоящему надежным пристанищем для наследников рода.

На первый взгляд это была ничем не примечательная избушка, маленькая, тесная, с узким и длинным оконным проемом, затянутым куском толстого прозрачного материала неизвестного происхождения. В домике совсем не было мебели, всего лишь одна-единственная лавка-лежанка. Но зато деревянные стены были почти живыми, теплыми и гладкими.

Зеркалица поставил свой рюкзак прямо на полу у стены и тут же провел ночь, положив голову на свернутую куртку. Уже давно наступил расвет, и теперь зеркалица ждал, когда же его юный господин соизволит очнуться от долгого тяжелого сна. Всю ночь зеркалица прислушивался к тревожному, неразборчивому бормотанию спящего вершителя, и ему очень хотелось чем-нибудь помочь Игорю. Но тот все чаще делал вид, что не нуждается в заботах своей беспокойной твари.

В полукруглой стенной нише, выложенной крупными камнями, несколько долгих часов ровно горело пламя. Даже теперь, когда огонь все же погас, было довольно душно и жарко, но вершитель на лежанке все равно кутался в тонкое шерстяное одеяло, словно он спал не в уютном теплом жилище, а под пронизывающим ветром и холодным дождем.

– Подкинь чего-нибудь в очаг, – проговорил вершитель, не открывая глаз.

– По-моему, и так душно, – отозвался зеркалица.

– Тебе душно, так выйди погуляй, – сухо сказал Игорь. – Подкинь дров.

– Нечего больше, – виновато сказал зеркалица. – Прогорело все.

Вершитель с досадой промычал что-то и с трудом разлепил веки. Его глаза блеснули, беспокойно обшарили тесную лачужку, крошечное, но надежное прибежище усталых путников.

– Ладно, сейчас я встану и добавлю огня… – Игорь привстал и, выпростав из-под широкого одеяла ноги, спустил их с лежанки.

Зеркалица обеспокоенно оглядел своего господина. Неопрятный, взъерошенный вид молодого вершителя удручал его. Игорь редко позволял себе так запускать себя. С детства привитая привычка к аккуратности действовала почти безотказно и сбои давала нечасто. Но вот уже третий день Игорь лениво причесывался пятерней, не умывался, даже не ел толком.

Поднявшись на ноги, Игорь, как был, голышом, протопал к очагу и присел на корточки. Сунув руку в сгоревшие угли, зашарил в них. И там, где прикасалась его рука, головешки прямо на глазах становились нормальными сухими ветками и сучьями, точно такими же, какими они были до того, как их кинули в очаг. Мертвое дерево обрастало живой плотью, снова пригодной для того, чтобы стать вкусной пищей огню. Когда угли, пепел и зола превратились в достаточное количество топлива, Игорь слегка прищелкнул пальцами, и яркое веселое пламя заплясало на его ладони. Поднеся ладонь к поленьям в очаге и дождавшись, когда огонь занялся, и дрова стали потрескивать и сыпать искрами, он встал, сжал ладонь в кулак, снова разжал. Пламени на ладони больше не было.

В хижине сразу же стало еще жарче. Игорь вернулся, сел на край лежанки, натянул на плечи одеяло, поежился.

Зеркалица не выдержал больше такого плачевного зрелища. Подойдя к лежанке, он опустился на пол и взглянул на Игоря снизу вверх:

– Что с тобой, мой вершитель? Что-то не так? Уж не болен ли ты? Я был уверен, что если какой-нибудь недуг и может одолеть тебя, то только не в Пограничье…

– У меня ничего не болит. Отстань, – буркнул Игорь, склонил голову и прикрыл глаза со страдальческим видом.

– Не нужно было пускаться в путь в такую погоду и в таком состоянии…

– А где ты возьмешь погоду лучше, чем эта? – фыркнул вершитель. Кажется, теперь другой не бывает. И ты знаешь, что я ни одному облачку не могу приказать рассеяться. А о моем здоровье не беспокойся. Я не болен.

– Твой брат настаивал, чтобы ты остался у него подольше. Почему ты его не послушался?

В ответ Игорь передернулся и промолчал.

– Неужели твой старший брат так неприятен тебе? – удивился зеркалица.

– С чего ты взял? – торопливо возразил Игорь. – Пласси – хороший. Пусть он чаще прилетает в отцовский замок, я всегда рад ему. Но мне тяжело бывать у него в гостях. Он так жалобно смотрит на меня…

– Он смотрит обыкновенно. У шухоров глаза навыкате, вот и кажется, что они все время чем-то обижены, – возразил зеркалица.

– Может быть, но с Пласси я постоянно чувствую свою вину. На словах он спокойно и ласково утешает меня, а в его глазах – такой горький укор… И могила Лэри на замковом дворе. К какому окну ни подойдешь – каждый раз ее видишь… Пласси чуть ли не храм выстроил. Я понимаю, конечно, что это все в память о Лэри, но мне кажется, что это все сделано мне в упрек. Одним словом, дольше оставаться у Пласси я просто не мог. И так загостился не в меру…

– Если ты подозреваешь шухора-наследника в тайной неприязни к тебе, может быть, стоит поискать Знак Силы именно у него? – предположил зеркалица.

– Нет-нет! Пласси не стал бы меня обманывать. Он слишком любил отца и Лэри, и так привязан к Пограничью, что никогда не пошел бы на подобное предательство. Ведь всякому ясно, куда здесь все катится…

– Да, – согласно кивнул зеркалица. – В этом ты прав, мой вершитель. Хана Пограничью…

Игорь повел плечами и еще плотнее закутался в одеяло. На лбу его выступили вдруг крупные капли пота, несколько дней немытые волосы повлажнели и повисли безжизненной паклей. Игорь вытер лоб ладонью и с болью проговорил:

– Оно переполняет меня, понимаешь? Я пытаюсь дать этому выход, но видимо без Знака Силы это невозможно. Эта земля столько дарит мне… Такие дивные, немыслимые возможности…

– Вернись к людям, мой вершитель. Всех их на уши поставишь… Заживешь сказочно.

Игорь мрачно взглянул в глаза зеркалице:

– Ну зачем ты дураком прикидываешься? Это как же я сказочно заживу?

Стать, как Лэри, неуловимым серийным убийцей? Такая сказка мне ни к чему…

Да и как я сейчас оставлю Пограничье? Оно просит у меня помощи. А я так много теперь умею, но совсем ничего не могу поделать. И внутри жжет огонь, жар копится, и мне не освободиться… Я чувствую, что больше не выдерживаю…

Зеркалица удрученно вздохнул, выпрямился, походя поправив одеяло, сползшее с лежанки на пол:

– Ты, должно быть, голоден, мой вершитель?

– Совершенно не голоден. Нет аппетита.

– Ох, мученье мне с тобой. Хотя бы горяченького выпей.

Зеркалица вынул из своего рюкзака большой термос, снял крышку, вынул пробку и налил в крышку густого багрового морса. Игорь потянулся к напитку, осторожно поднес к губам, стал прихлебывать, и с лица его не сходило мучительное напряжение.

– И все же давно мы дома не были, как считаешь, мой вершитель? издалека начал зеркалица.

– Ты о чем? – нахмурился Игорь.

– Дома, говорю, давно не были. В квартире, наверное, пылищи до потолка…

– В твоей квартире? – злобно перебил его вершитель.

– В твоей, господин.

– Ну а раз в моей, так и пыль – не твоя забота.

– Не серчай, мой вершитель, – зеркалица поймал рассеянный взгляд Игоря и улыбнулся. – Я только подумал, что если надолго из Пограничья уходить не хочешь, то можно на несколько дней вернуться домой. Я думаю, там тебе хоть немного полегчает.

– Мой дом здесь.

– Хорошо, господин, – тоскливо согласился зеркалицва. – Твой дом здесь…

– Мой дом в опасности, а я бессилен, – обронил Игорь, отставляя в сторону пустую крышку от термоса.

– Здесь нет твоей вины, – отозвался зеркалица. – Нам, детям этой вольной земли, нам всем нелегко…

– Заткнись, идиот! – выкрикнул Игорь и резко согнулся, обхватив голову руками. – Что ты понимаешь?!

– Зря ты кричишь на меня, мой вершитель, – зеркалица хотел смолчать, но слезы неожиданно защипали горло. Незаслуженная обида рвалась наружу.

Игорь разомкнул руки и взглянул на своего верного спутника со злобной брезгливостью:

– Я приказал тебе заткнуться, тварь! Ты действуешь мне на нервы!

Зеркалица молча встал и вышел наружу, тихонько прикрыв дверь. Здесь он прислонился к бревенчатой стене и дал волю слезам. Ветер сушил слезы, стекающие по щекам и тут же вышибал из глаз новые. Конечно, взрослому мужчине не к лицу плакать даже наедине с собой, но зеркалице от роду было чуть более двух лет, поэтому он решил простить себе это неудержимое желание пустить слезу.

Никакие оскорбления, окрики и самые вздорные попреки не смогли бы заставить его покинуть своего господина. Он любил вершителя. Он не был для Игоря ни братом, ни другом-приятелем, и больше не изображал из себя ни того, ни другого. Не был он и слугой в обычном смысле, потому что никто не обязывал и не принуждал зеркалицу следовать за молодым вершителем, предвосхищать каждое его желание, следить за тем, чтобы Игорь вовремя и вкусно ел, спал в тепле и безопасности, бодро шутить, когда вершитель впадал в депрессию, и давать время от времени дельные советы, которых Игорь почти не слушал…

Спустя два года после посвящения вряд ли Игоря смог бы узнать кто-нибудь из его старых знакомых. И дело было не только в том, что высокий симпатичный подросток превратился за эти годы в статного широкоплечего юношу.

Горькое горе одиночества вывернуло молодого вершителя наизнанку. С ним порой бывало опасно просто находиться рядом. Конечно, зеркалица теперь в мельчайших подробностях знал обычаи и предания Пограничья и рода вершителей и представлял, что происходит с любым иномирянином-наследником после того, как он принимает посвящение, а значит, осознает свое предназначение.

Очень хотелось зеркалице оправдать своего вершителя. Он искал эти оправдания всюду, и даже не найдя их, не отчаивался. И волей-неволей приходилось винить во всех переменах, произошедших с Игорем, темный граненый камень, вправленный в деревянную рукоятку ножа. Игорь и раньше, и сейчас был самим собой, а изменился лишь потому, что стал частью беспредельного Пограничья, и с этим должны были смириться все.

Зеркалица утер слезы рукавом просторной шерстяной рубахи и заставил себя успокоиться. Он был верной тварью вершителя и должен был вернуться к своему господину…

Игорь сидел, скомкав на коленях одеяло, и едва зеркалица прикрыл за собой дверь, проговорил: