Текст книги "Невеста Дьявола, или Welcome to «Ad»! (СИ)"

Автор книги: Наталья Мамлеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Тише, тише, успокойся. Это всего лишь образ, – прижимал мою голову к своей груди Ян, поглаживая волосы. Когда я успокоилась, он спросил, – ты поняла, что это означает?

– Быть может, метания человека? Его нерешительность? Так сказать «ангела» и «демона» на правом и левом плече, – все еще находясь в состоянии аффекта, ответила я.

– Да, малыш. Человек никогда не знает, чего он хочет, в нем всегда идет внутренняя борьба. Борьба Света и Тьмы, борьба взглядов, борьба с собственным «эго». Непосредственно с человеческой душой и характером работает Чума. Она не дает погибнуть в человеке росткам доброты, но, как видишь, и она не успевает за всем уследить, а иногда человек сам ступает на сторону Тьмы, и очень часто его к этому толкают демоны.

– То есть демоны всё же плохие? – задала я совершенно детский и наивный вопрос, а Ян одарил меня снисходительной и ласковой улыбкой.

– А я и не говорил, что мы хорошие. Будь я самым добрым на свете, нужна ли мне была самая чистая душа в жены, чтобы уравновешивать меня? Я очень плохой, – усмехнулся Ян. – Чума тоже не склоняет людей к добрым деяниям, она лишь помогает сохранить в них равновесие, ведь утопия – это еще больший хаос, чем обычный мир. Демоны – они не зарождают в людях плохое, они помогают его взрастить. Если человек чем-то недоволен, то они увеличивают это в злость, потом в ярость. Бешеную ярость, за пеленой которой человек способен совершать безумные поступки. Если с человеком обошлись нечестно, то демон помогает это увидеть человеку, понять, что это несправедливо. И так со всем и всеми.

– Ты не можешь быть злым! – выкрикнула я и обвила руками талию Яна и услышала характерный смешок. Ян сдавил меня до боли в ребрах, он словно был мной.

– Малыш, ты даже не представляешь, как ты нужна мне, твоя вера и любовь.

– Кто тебя сказал, что я люблю тебя? – насупилась я и приподнялась с кровати.

Я даже себе не могла ответить на этот вопрос, откуда же он знает на него ответ? Мне не открыта тайна души моей, а ему? Неужели все знают, что я чувствую, кроме меня самой? А если всё же задать себе этот вопрос? Сейчас? Люблю ли я его? Этого нахального блондина с прекрасными голубыми глазами, обворожительной улыбкой, не самым лучшим характером, будущего Сатану, грозу всех демонов, может быть, тысячелетнего старца, но, несмотря на всё, такого привлекательного? Да! Люблю! Его! Одного!

– Мне не нужно, чтобы мне это кто-нибудь говорил, я читаю это в твоих глазах и прикосновениях, а слова – они такие лживые, – улыбнулся Ян и, наклонившись, поцеловал меня. Нежно и трепетно. Как будто я его единственное сокровище в океане разных побрякушек, а я просто наслаждалась, поперек смущению. Мой первый поцелуй… он был восхитительным. Я услышала смех моего жениха, поэтому непонимающе подняла на него глаза. – Малыш, ты совершенно не умеешь целоваться, – все еще смеясь, прокомментировал Ян и залился еще большим смехом.

Мои щеки мгновенно вспыхнули, я не знала, куда себя деть от смущения, поэтому схватила подушку и стала колотить ею своего жениха, который притворно ойкал и ахал, после чего выхватил у меня подушку, прижал мои руки к кровати и навис сверху, поцеловав. На этот раз поцелуй был более требовательным, но всё таким же нежным и трепетным, а в моем животе забулькали бабочки.

– Учить-то надо, – снова прокомментировал Ян, отстранившись, и вновь залился звонким смехом, но уже не отпуская мои руки. Я пыхтела и возмущалась, но мой жених на это никак не реагировал, – ты такая милая, когда стесняешься. У тебя даже ушки покраснели.

– Ян! Прекрати! Это я вообще-то из-за тебя ни с кем не целовалась! – возмущенно пропыхтела я.

– Да ну? Ты всю жизнь меня ждала, солнышко мое ненаглядное? – усмехался Люциян.

– Ты сам говорил, что все мои неудачи с парнями – твоих рук дело.

– Ну, в общем-то, да, – протянул парень, а потом хищно улыбнулся, – но твой консерватизм и такая разборчивость в парнях – лично твоя заслуга.

– Я вообще с тобой целоваться не буду! – крикнула я.

– А вот это, дорогая моя, ультиматум. А я, знаешь ли, обожаю их игнорировать, еще с детства, – пропел у меня над ухом Ян и снова впился в мои губы.

Сначала я старалась возмущаться и сопротивляться, хотя бы ради приличия, но потом отбросила их к черту, и, когда жених отпустил мои руки, обвила его шею, отвечая на столь сладостную негу. Ян стал стягивать с меня рубашку, причем, к моему великому удивлению, я не умела ничего против, но тут стук в дверь полностью нас обезоружил. Ян подлетел вверх, впечатавшись в потолок, я испугалась, что сейчас он так же упадет вниз, поэтому перекатилась на край кровати, а Люциян рухнул, стукнув кулакам по кровати, на то место, где пару секунд назад лежало мое тело.

Около двери стояла Даша, которая, собственно, и подбросила Яна к потолку, оторвав от меня. Я засмущалась, натягивая одеяло к подбородку и застегивая пуговицы на рубашке, а Даша, изначально сверкавшая яростными глазами, теперь умильно усмехалась.

– Мам, скажи, у тебя какой-то датчик стоит что ли? Почему ты всегда так вовремя приходишь? – спросил Ян, поднимаясь с кровати.

– Этот датчик называется материнское чутье, и с вами, молодой демон, мне предстоит поучительная беседа!

– Мам, не надо, я и так всё прекрасно знаю и понимаю, просто контролировать себя всё сложнее, поэтому, дабы избежать нравоучительной беседы, я ретируюсь, – бросил Ян и поспешно ушел из комнаты.

– Славика, ты останавливай его, он ведь бесшабашный, – пожурила меня Даша, а я вновь залилась краской по самые уши. – Не стесняйся, тоже была на твоем месте, понимаю. Как ты себя вообще чувствуешь? Нравится ли здесь?

– Самочувствие уже лучше. Еще около получаса назад у меня была температура, теперь же чувствую себя, как огурчик.

– Это ли не волшебные и лечебные поцелуи моего сына? – усмехнулась Даша, а я продолжала становиться пунцовой.

Даша мне напоминает собственную мать, наверное, это являлось одной из причин такого теплого к ней отношения с моей стороны.

– Так о чем ты хотела поговорить? – сменила тему я.

– В общем-то, да. Я действительно пришла поговорить об очень важном событии, кстати, после которого вам с Яном не нужно будет останавливать поцелуи…

– Даша! – вскипела я, накрываясь одеялом с головой.

– Ой, ну ладно стесняться! Двадцатилетняя девушка, а ведешь себя как четырнадцатилетняя девчонка! – смеялась Даша, стягивая с меня одеяло, но я никак не хотела его отдавать.

– Я бы стеснялась не так сильно, максимум, как семнадцатилетняя девушка, если бы ты не была его мамой! Мне ведь стеснительно обнажать свои чувства перед тобой, – доносился мой голос из-под одеяла, а мысленно я подумала: «И не только чувства».

– А если я скажу, что я в первую очередь твоя подруга, а уже потом мать твоего жениха? – усмехнулась Даша, а из-под одеяла показался кончик моего носа. – Давай вылезай вся уже, разговор предстоит серьезный.

– Очень?

– Да.

– Тогда я не вылезу. Ты же моя подруга, должна меня понять, – использовала я полученную информацию для своей пользы, но, подумав, что моя отговорка не прокатит, отбросила одеяло в сторону и села, облокотившись на спинку кровати.

Даша усмехнулась, когда увидела неправилньо застегнутые пуговицы на рубашке, а покраснела, но под одеяло вновь не убежала. Это я посчитала своей маленькой победой над смущенностью.

– Люциян придумал какой-то план, дабы выманить Геродода для личной встречи. Как ты сама понимаешь, сам он на встречу не вооруженным не пойдет, не самоубийца, а вот будучи уверенным в своем успехе, вполне может пойти на рандеву.

– Из чего следует, что он попытается выкрасть хронус, но не напрямик, чтобы не встретить гнев наследника? – усмехнулась я.

– Совершенно верно, но Ян решил сам ему предоставить хронус на блюдечке.

– Что?!

– Вот и Люциус так же закричал! – позволила себе усмешку Даша. – Но Ян решил отдать не настоящий хронус, а хорошую подделку, настроенную, как временную ловушку.

– То есть она замкнется на определенном времени? А если Геродод решит ее предварительно использовать? Причем не на себе? А на ком-нибудь, тогда этот кто-нибудь замкнется во времени, и «ловушка» будет направлена не на главного врага, тогда план Яна потерпит поражение.

– Да, конечно, если он даст кому-нибудь использовать хронус перед собственным использованием. Но есть одно но, которое, пожалуй, будет решающим. Несмотря на недюжинный ум Геродода, он ужасный собственник. Он не доверит такую дорогую и сложно добываемую вещь, как хронус, кому-то из своих подопечных, а непременно сам захочет им воспользоваться. План Яна рассчитан на личные качества ангела, которые, не смотря на его возвышенную натуру, остаются прогнившими.

– Даш, это так странно… Я читала книжки об ангелах, они показывались такими чистыми и светлыми, что я не могу поверить, что в них могут быть отрицательные черты характера.

– Девочка моя, в этом мире все так относительно. Характер и поступки – это разные вещи. Черты характера могут быть самыми скверными, а вот основные поступки – куда более миролюбивы, и вот посмотришь, и за твоей спиной раскроются белоснежные крылья. Ты можешь обладать неплохим характером, быть порядочным и воспитанным, но стечение обстоятельств может сложиться не в твою пользу, да и натура ангела и демона порой берет свое. Высшие демоны бывают двух видов, как и ангелы, они могут родиться в союзе демона и демоницы, а могут стать им за определенные поступки, в случае служителя Ада – это поступки, за которые у людей сажают в тюрьму пожизненно, в случае служителей Небес – это поступки матери Терезы. Вторых, конечно, единицы, но и они встречаются среди нас.

– Я немного запуталась. Мы с тобой «чистые души», но я точно помню, что не совершала таких поступков, которые можно приравнять к подвигам матери Терезы.

– «Чистые» и «черные» души это тоже совсем другое. Эти понятия соответственно можно приравнять только к женам властителей Царств Подземного и Небесного, а ангелов называть так будет грубейшей ошибкой. В нас есть всё то, чего не хватает будущему правителю, мы рождены, чтобы стать его спутницей.

– Что же не хватает правителю Царства Небесного, чтобы для него родилась «черная душа»? – изумилась я. Она, что, должна быть настолько ужасной?

– Сказать по правде, ему не хватает тормозов. В нынешнем правителе Царства Небесного слишком много всепрощаемости, гуманизма и доверчивости, поэтому эти качества практически отсутствуют в его избраннице.

– Тогда почему сейчас не найдут новую «избранницу» для наследника и тому, кто является её второй половинкой, не отдать трон?

– Но это не спутница венчает на царствование наследника, а она лишь помогает ему приобрести силу при инициации. Сейчас существуют три наследника, законных, конечно, они родные братья: Геродод, Норд и Исорд. Старший готов пойти на все ради трона, он приведет мир в разруху. Норд, говоря простым языком, – тюфяк. Исорда никогда не интересовала власть и место приемника, поэтому в расчет его никто не берет. Но, видишь ли, целых три наследника, и так получилось, что они равны силой. Обычно, одному ребенку достается большее могущество, чем второму, или третьему, и это было естественно, ведь бремя власти не каждый захочет взвалить на свои плечи, всем так казалось, до недавнего времени. Но у Верховного Бога Небесного Царства родились два ребенка, равные по силе, тогда надежда была на третьего, но после его появления на свет всем стало ясно, что он обладает магическим потенциалом ничуть не больше своих братьев, но детей больше не рождалось, а Бог все больше переживал за отсутствие наследника. Да и продолжает переживать до сих пор, только поделать ничего не может, сыновей он любит одинаково, естественно, хочет, что бы власть перешла в руки одного из его чад, только помимо них есть еще претенденты. Как ты уже слышала, силой братья обладают равной, а значит не настолько они сильнее, чем многовековые ангелы, которые тоже хотят вступить в игру в борьбе за власть, а отсюда разрушаются все уклады и устои, сама идеология мироздания.

– И что же делать? – расстроилась я.

– Нам? Абсолютно ничего. Ждать. Разве что убрать одного из наследников – Геродода, ведь он ведет нечестную игру.

– Если Норд – тюфяк, то все надеяться увидеть в качестве наследника Исорда?

– Так скажем, не все, но многие. За последние века, а именно за почти четыреста лет, Исорд не совершил не одного поступка, не достойного сына повелителя Небесного Царства. Он очень умен, да и вообще перспективный молодой человек, только есть в нем один изъян: власти чурается и бежит от нее, как черт от ладана.

– А черти, правда, ладана боятся? – не в тему спросила я.

– Да, – коротко ответила Даша. – Мне совсем не верится, что мой сын уже взрослый и я сижу в одной комнате с его невестой, – сказала мама моего жениха и легла рядом со мной.

– Так так любишь своего сына.

– Обоих. Они лучшее, что получилось у меня в жизни.

Повисла тишина и каждая была погружена в свои мысли. Я так же буду любить своих детей? До боли в сердце и до дрожи в пальцах? Так же буду говорить, что они лучшее, что получилось у меня в жизни? При мыли о наших с Яном детях я наполнилась щемящей сердце нежностью.

– Славика, я так и не поговорила с тобой на тему, ради которой пришла, – через некоторое время начала Даша, потом, набрав полную грудь воздуха, продолжила, – Люциус совсем плох, жизнь из него убегает, на днях он иссякнет. Поэтому инициацию нужно провести в кратчайшие сроки.

Меня обуял такой гнев, я не знаю, чем ИМЕННО из вышесказанного он был вызван, но ярость поднималась во мне с невиданной силой.

– Я не хочу говорить на эту тему! – крикнула я, резче, чем было нужно.

– Но Славика…! – попыталась вразумить меня Даша. Хотя кто еще кого вразумить должен? Если она готова спокойно принять свою смерть, то я так просто не могу! Не могу!!! Последнее я сказала вслух. – Борислава! Ты обязана! Ради Яна, ты обязана! Ради равновесия мира! Ты глупая девчонка, думаешь, мне не больно от того, что мой горячо любимый муж умирает у меня на руках, мои дети обязаны видеть, как уйдут в мир иной их родители, как слабеет с каждым дыханием их отец?! Думаешь, Яну не тяжело будет принять силу, которую отец отдаст ему на последнем вздохе?! Но нам всем придется через это пройти, а ты тут сидишь, расстраиваешься, и слушать меня не хочешь?! Ты слушать не хочешь, а мне об этом говорить приходится! Ты понимаешь, это праздник для всех, а не печальный день. Это Священный ритуал. Ты должна выглядеть, как никогда прекрасна, потому что предстанешь перед тысячами демонов, как их новая госпожа, – кричала Даша, а потом, переведя дыхания, уже более спокойным тоном добавила, – Тем более нам нужно еще подготовить твое тело к принятию силы, проведя предварительный ритуал. Мне еще столько тебе нужно рассказать!

Я разрыдалась. Прекрасно понимая, что Даша права, какая-то часть моей души была против, и считала все это фарсом. Глупым. Не нужным. Горьким. Со словами: «О, Славика», Даша потянулась ко мне, но я увернулась и прошмыгнула в ванную комнату, закрывшись и погрузившись в теплую воду.

Надо всё обдумать. Хотя, о чём это я? Что обдумывать? В этой жизни девушка по имени Борислава ничего не решала. Уже около месяца её жизнью управляют, но если бы она изначально хотя бы раз запротестовала, взбунтовалась, то сейчас, возможно, эта девушка смогла бы что-то сделать, но уже слишком поздно оглядываться назад и думать, что все идет по «плану», к сожалению, придуманного не самой девушкой. Так что же Слава хочет теперь, когда сама пустила все на самотек? Да и в противном случае, разве смогла бы она сейчас сделать что-то супротив сложившихся обстоятельств и вынужденных действий? Нет, Слава, ты себя переоцениваешь.

Сейчас маленькая девочка Славика, маменькина и папенькина доченька, поплачет еще немного, около часа, может больше, потом, выйдя за пределы своих возможностей и чувств, и сделает их реальными. Она примет и правду, и необратимость событий, но она станет сильной. Потом проснется и начнет новую жизнь взрослая, смелая и отважная девушка, будущая властительница Ада, Борислава. И это будет добровольно. В голове промелькнула мысль: «За что?». Нет, не за что, а за кого. За Него. Если и «за что», то только за Его взгляд. Безудержный и уже такой родной. Ради него.

Да кого она обманывает?! Ради него?! Не только… Ради себя. Ради того, чтобы быть рядом с любимым демоном. Пусть он не поймет как тяжело мне дается держать себя в руках, пусть. Но я буду рядом. Рядом с Ним.

Глава 8. Священный ритуал

Сердце стиснуло необратимой болью, а потом рухнуло куда-то вниз. Возможно, это лишь игра моего воображения, но я даже кожей почувствовала изменения в себе. Теперь на проведение ритуала я смотрела со стороны пусть не жестокого и расчетливого человека, но хотя бы как реалист, которому приходится принимать неизбежность смерти полюбившейся мне Даши и практически чужого мне Люциуса. Что ж, я готова.

Уверенный шаг в сторону двери. Я взялась за холодную железную ручку, повернула, передо мной стояла ужасно бледная Даша, вымученный Бализарс и Всадники Апокалипсиса.

– Выйдите все за дверь! – рявкнула я, а потом тихо добавила, – кроме Даши, естественно.

Все, как ни странно, почтительно поклонились и вышли. Сердце опять сжалось. Теперь так будет всегда: они будут выполнять мои приказы. Они не станут мне друзьями. Они будут подчиненными. Как же противно от осознания этого на душе, ведь мне хотелось больше! Я же практически возомнила себя Золушкой, красивой и доброй, выходящей замуж за светлого принца. Только вот мой принц подкачал: оказался не светлым, а очень даже темным, да и его дворец находился под землей, что, в принципе, меня не огорчало, но расходилось со светлыми представлениями о жизни Золушки. Да и не красавица я и не умница, по дому в жизни ничего не делала, а сказочная принцесса трудилась с утра до вечера, поэтому, кому еще больше повезло, это вопрос.

Даша подошла ко мне и обняла, потом подвела к зеркалу, скинула с меня полотенце, отодвинула мои каштановые пряди за спину и указала мне подбородком в зеркало. Мне было немного не по себе от того, что я стою обнаженная, но я старалась откинуть ненужные мысли из головы.

– Посмотри на свое тело в последний раз. Пока ты еще человек. От чего у тебя этот шрам? – спросила Даша, проведя по моему предплечью, где красовался белый шрам-полумесяц.

– В детстве меня укусила собака. Я уже и забыла про него…

– И правильно. Он исчезнет с твоего тела сегодня, после полуночи, когда ты начнешь трансформацию. Славика…девочка моя, – я вздрогнула, с такой же интонацией говорил Ян. Или он говорил с такой же интонацией, как Даша? Как же я буду без этой шикарной брюнетки, которая стала мне настоящей подругой? – у всех трансформация проходит по-разному. Чьё-то тело сразу же принимает кровь демона, его сущность, а чьё-то спустя дни или недели. Это может быть мучительный процесс, например, я болела больше недели, был жар, потом он спадал, но снова нахлынывал с новой силой. Боль, ломящая боль во всем теле, одолевала мой рассудок, и только Люциус удерживал меня от сумасшествия.

– Даш, ты о чём-нибудь жалеешь? – спросила я.

Мне казалось, я задавала уже подобный вопрос, но почему-то так хотелось услышать отрицательный ответ еще раз, как будто это предаст мне уверенности. Хотя, кажется, уверенность и так наполняла меня.

– У меня двое прекрасных сыновей. Уже есть невестка. Прекрасный муж, с которым я уйду в небытие рука об руку. Жалею? Если о чём я и жалею, так это только о том, что я не увижу своих внуков. Но я уверена, что они будут похожи на вас. Ну, хватит. Одевайся, желательно, в платье. Вечернее.

– Даш…

– Да, девочка моя?

– Я люблю тебя, – тихо прошептала я, по щеке спала одинокая слеза, потом я прочитала по губам Даши: «И я тебя», после чего дверь аккуратно захлопнулась.

Я последний раз посмотрела на свое человеческое тело. М-да. Не идеально, конечно, но я с ним была столько лет! Все шрамы и ссадины, они напоминали о моей прошлой жизни, обо мне самой… Даже недавний синяк, полученный откуда не возьмись, был частью меня. Кто бы мог подумать, что я буду плакаться по своим ссадинам? Ох, и странная же я, и что во мне нашел такой совершенный Ян?

Платье оказалось очень неудобное, красное, такого же цвета босоножки на каблуках. Косу я заплела неряшливо, поэтому получилось мило, правда шло в разрез с яркой тканью платья, но в этот момент мне было наплевать. Хоть в родной прическе я буду уверена! Каждый шаг, казалось, отзывался глухим эхом, но вскоре я открыла долгожданную дверь, мои ноги подкосились, и я оперлась о дверной косяк.

– Слав, что-то болит? – подбежал ко мне Бали и помог встать.

Я отрицательно покачала головой, выпрямилась и шагнула к Даше, облокотившись о будущего деверя.

– Идёмте, – позвала Даша, и мы отправились вдоль коридора.

Мы отправились вниз по лестнице, ведущей толи в подвал, толи в катакомбы. Хотелось спросить «Куда уж ниже, ведь мы и так под землей?», но, вспомнив, насколько ниже жили мойры, я прикусила язык. На стенах уже не весели гобелены, да и света здесь не было, лишь факелы по стенам, которые мои спутники взяли себе по одному.

– Я так понимаю, мне факел не доверяют? – как бы между прочим спросила я.

– Ты невероятно догадливая, – пробормотал Голод.

– Тебе пока не надо, всё равно ритуал еще проходить, руки свободны должны быть, – пояснила Даша, как будто я начала бы возмущаться.

– Даш, а почему здесь не работает такое же освящение, как во всем поместье?

– Понимаешь, эти подземелья – места, освобожденные от магии, чтобы можно было проводить ритуалы без сторонних помех.

Дальше мы шли молча, всё время сворачивая, пока не вышли в круг. В середине стояла чаша, по стенам четыре платформы с такими же чашами друг против друга.

– Нам дальше нельзя, – обняла меня Даша и подтолкнула в круговую комнату.

Я оглянулась, Бали приободряющее улыбнулся и скрылся в тени, потушив факел. Я осталась в комнате со Всадниками Апокалпсиса. Каждый занял свое место на платформах, потом Война сделал приглашающий жест в сторону чаши в центре. Там лежал нож с позолоченной ручкой (или золотой?) и тонким лезвием. Я услышала греческий язык, звук которого возрастал, постепенно превращаясь в песнопения. Каждый Всадник поднял свой нож и полоснул себе запястье, первые капли упали в чашу одновременно и стены задрожали. Я, как в забытье, подняла свой нож и повторила действа Всадников, мне показалось, что первая красная капля падает очень медленно и за время ее приближения ко дну чаши, я успела увидеть всю свою жизнь, как на пленке фильмов. Вот моя мама, красную и скорченную, держит на руках и на усталом и осунувшемся лице расцветает самая счастливая во всем мире улыбка. Гордость отца, когда я в восемь месяцев сделала шаг и тут же упала на попу. Слышала заливной смех мамы, когда я сморозила очередную детскую глупость. Дальше кадры мелькали настолько быстро, что я не успевала ловить их смысл, но капля неминуемо приближалась ко дну, а голос Всадников всё нарастал, их кровь орошала чаши, стены дрожали. Но вот этому всему пришел мгновенный конец, как только моя кровь достигла дна. Я больше не слышала звуков, песен, ничего. Пустота. Я даже перед глазами ничего не видела. Меня лишили и зрения, и голоса, и слуха. Я забыла кто я. Вскоре игра моего воображения перенесла меня в лабиринт. Точнее сам лабиринт я не видела, но хорошо его ощущала.

Страх начал сковывать, но вдруг рядом с собой я почувствовала теплый огонёк, который странным образом меня повел. Сердце начало лететь, мне стало так хорошо и спокойно, что идти хотелось только за ним. Ведь я чувствовала, впереди меня ждет спокойствие и тепло, там я обрету долгожданный покой. Но такой ли он долгожданный? Стоило мне на миг засомневаться, как рядом вспыхнул еще один огонек. Я его по-прежнему не видела, но хорошо ощущала, особенно родной аромат, исходивший от него. «Идем. Моя» – сквозь пелену глухоты доносилось до моего сознания. Я не могла понять, где это было: в сердце или всё же опять игра заигравшегося воображения? Но я шагнула в противоположную сторону от теплого и спокойного огонька к родному, к огненному и пламенеющему. Я пошла вслед за ним, буквально бросилась в омут с головой, а прежняя дорога все звала и ждала меня, что-то жадно нашептывала, и она уже не казалась мне такой спокойной и радужной, ведь я точно знала, по какой именно дороге меня ждет счастье. С каждым шагом идти было всё больнее, тело охватывало огнем, сердце сжималось. Я чувствовала, что еще пару шагов и силы окончательно меня покинут. Так и случилось, поэтому я стала ползти на этот заманчивый и родной голос, который раздавался в моем сердце, в этом я уже была уверена. Сознание стало уплывать, а на губах застыло короткое: «Ян»…

– Всё хорошо, всё хорошо, – шептали мне на ухо, а я хватала ртом воздух. Тело до сих горело огнем, а я судорожно сжимала плечи того, кто крепко прижимал меня к себе. Я ни на секунду не сомневалась, что это Ян, но зрение до сих пор не вернулось, поэтому я не могла убедиться в своей правоте. – Тише, всё будет хорошо. Ты у меня умница, моя маленькая девочка.

– Ян, мне так больно, – шептала я. Не знаю, сколько раз я сказала это жениху, но он продолжал меня гладить по голове, что-то параллельно шепча.

– Я, конечно, не против романтики и всё такое, но мне кажется, что нам пора, – услышала я голос Бализарса. – И вообще, Слав, открой уже глаза.

Я распахнула веки и поняла, что я вижу. Я полулежала около всё той же чаши, рядом сжимал меня в объятиях Люциян, над нами возвышался Бали, Даша стояла в дверях, а Всадники Апокалипсиса не сдвинулись с места.

– Бализарс, прошу тебя выйти за пределы круга. Ты и так нарушил правила, – услышала я строгий голос Морт, а деверь сыграл послушного мальчика.

Как ни странно, но Яна выгонять не стали. Мой жених выглядел как всегда безупречно, в черном смокинге, светлые волосы лежали в творческом беспорядке и только глаза были взволнованные. Жених помог мне подняться, придерживая меня и не давая упасть из-за всепоглощающей боли. Сердце сжималось, дышать было трудно, и даже присутствие Люцияна не играло положительную роль в моем состоянии здоровья. Я опять стала слышать пение Всадников, который теперь сдвинулись со своих мест, зачерпнув из чаш кубками свою кровь. Потом они приблизились к нам и уже около нас стали ходить кругами. Три круга по часовой стрелке и три против, вроде бы так. Потому что головокружение и подступающая тошнота, а еще боль в сердце, которая затуманивала рассудок, не давало мне мыслить и здраво следить за происходящими событиями. Вдруг, боль стала немного отступать, но окончательно не исчезла. Всадники остановились и встали полукругом около чаши так, чтобы мы с Яном видели их лица. Война сделал шаг вперед и вылил из кубка красную жидкость в чашу, после чего отступил и встал на одно колено, предварительно развернувшись к нам.

– Я – Всадник Апокалипсиса, неудержимая и беспощадная Война, сносящая всё на своем пути. Я свидетельствую рождение новой демоницы. Я даю ей разрешение. Да будет Так.

Когда Всадник произнес последние слова жидкость в чаше забурлила и зашипела, но когда подошел следующий, то разъяренная кровь уже успокоилась, приняв обычное спокойное положение. Вышел Голод. Он так же плеснул кровь в чашу и вернулся на место, встав на одно колено.

– Я – Всадник Апокалипсиса, жестокий и непокорный Голод, идущий своей дорогой. Я свидетельствую рождение новой демоницы. Я даю ей разрешение. Да будет Так.

– Я – Всадник Апокалипсиса, – начала Чума, предварительно сделав всё так же, как её предшественники, – неосязаемая и необратимая Чума, идущая сквозь все дороги. Я свидетельствую рождение новой демоницы. Я даю ей разрешение. Да будет Так.

Последний был Морт. Он шел неспешно, словно растягивая этот момент. Кровь предыдущего Всадника уже успела успокоиться, но Смерть почему-то не спешил, давая той возможность в последний раз испытать то видимое спокойствие, которое сотрется с последним сказанным словом Всадника.

– Я – Всадник Апокалипсиса, необратимая и всевластная Смерть, которая не выбирает дороги. Я свидетельствую рождение новой демоницы. Я даю ей разрешение. Да будет Так.

Жидкость вскипела над чашей, но слишком быстро успокоилась, как будто забыв о чём-то важном, но вовремя вспомнив, ожидала её, словно покорная служанка. Ян отпустил мою талию, предварительно убедившись, что я могу стоять на ногах самостоятельно, после чего резанул себе запястье, сжав кулак. Капли крови упали в чашу, но она не вскипела, а приняла его кровь, как жертву, как надобность. Я посмотрела в чашу, где кровь стала принимать не буро-красный цвет, а белый, практически прозрачный, как будто разбавленное водой молоко. Ян взял в руки кубок, который стоял недвижим все это время в центре круга, зачерпнул из чаши «бывшую» кровь и подал ее мне.

– Верь мне, – прошептал Ян, и только после его слов я обхватила тонкую ножку кубка обеими руками и залпом осушила его до дна.

– Ааа! – закричала я и упала, подхваченная сильными руками жениха.

В ту же секунду в круг вбежали Даша и Бали, а Морт недовольно фыркнул. Я сама не заметила, что всё это время продолжала кричать от нестерпимой боли. Было ощущение, что множество крюков разрывают мою плоть, капли воды нескончаемо бьют по одному и тому же место в висках, на грудь давит невидимая стена, а глаза щипит от горьких слез. И это не мои слезы, а какая-то странная жидкость, издевающаяся над глазной оболочкой.

– Тише, девочка моя. Скоро все пройдет, – шептал Ян.

– Даша сказала, что это может продолжаться около недели, может, больше, – жалобно возразила я.

– Возможно, но боль будет волнами. Первая волна боли очень кратковременна, и вторая будет только через несколько часов. Успокойся, я рядом, – «обнадежил» меня Ян.

Уж лучше стерпеть всю боль за раз, чем биться в страхе, что новая волна может нахлынуть неожиданно, захлестнув тебя с головой. Но вот я почувствовала расслабление, осталась лишь пульсация в висках, но она была ничто по сравнению с тем, как ломило кости и кожу после случившегося. Я будто умерла вместе с этой болью, а сейчас опять родилась. Я вздохнула с облегчением от осознания того, что я жива. Я ЖИВА! Ян рывком поднял меня на ноги, а я вгляделась в лица Всадников, черты которых я видела прекрасно. Раньше без линз мне это не удавалось, а теперь ко мне вернулось сто процентное зрение, что не могло не радовать, а тело хоть и ломило от боли, но я стала чувствовать странную гибкость и силу, царившей во мне.

– Славика, – прошептала Даша и кинулась меня обнимать.

– Мы опаздываем, не время для соплей, – кинул Ян, взял меня за руку и потащил к выходу. Мы легко миновали коридоры, я теперь поняла, что могу ориентироваться в этом мраке. Значит утреннее использование факелов Дашей, Бали и Всадниками было лишь для меня, а я еще, глупая, возмущалась, что мне не дали факел.