Текст книги "Дмитрий Донской"

Автор книги: Наталья Павлищева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– А это что за буквица?

Никиту пристроили на монастырскую кухню, там все пришлось по душе, нравилось малому вдыхать дар печи, запах свежеиспеченного хлеба, нравилось крошить большим ножом овощи для варева, а потом взирать, как уплетают приготовленное за обе щеки, нахваливая умельцев. Каждому нашлось свое, устроились две судьбы на Руси, а сколько тысяч неустроенных сирот, живущих не всегда у добрых родовичей, еще осталось?

Но мальчишки недолго пробыли на владычьем дворе, так случилось, что оба оказались рядом с братьями Вельяминовыми, Никитка у Ивана, а Семка подле младшего, Николая. И судьбы обоих с той минуты уже были тесно связаны с судьбами молодых бояр Вельяминовых, и развела их жизнь по разные стороны Куликова поля.

Женитьба

– Вот уж правы те, кто твердит, что не ведаешь, откуда беды ждать и кто поможет! – жаловался жене Дмитрий Константинович. Если честно, то в душе он был даже рад разрешению спора о великом княжении, понимал, насколько прав оказался брат Андрей, отказываясь от ярлыка еще там, в Орде. Сидеть, вечно ожидая, что ярлык дадут кому-то другому… Нет, уж лучше в Нижнем Новгороде, который растет, точно тесто на хорошей опаре.

Хотя великого княжения жаль… Теперь уж его вовсе не видать никаким боком даже внукам.

Неожиданно Дмитрий Константинович приподнялся на локте, ему живо вспомнились слова матери, сказанные после ее поездки в Москву. Тогда княгиня Олена мельком бросила, мол, князю московскому скоро жениться придет пора. Не так много годков пока, но и более молодыми князья семьями обзаводились.

Тогда Дмитрий Константинович материнским словам значения не придал, а сейчас вдруг как обожгло – понял, к чему это она! Ох и хитра княгиня Олена! А… а если это не одной ее придумка, но и… Неужто сообща с митрополитом такое мозговали?!

Жена Анна испугалась:

– Что? Что ты? Услышал кого?

Сама сколько ни прислушивалась, ничего не разобрала. С чего вдруг муж забеспокоился?

А тот откинулся на подушки, немного помолчал, не обращая внимания на беспокойство супруги, и вдруг поинтересовался:

– Сколь нашей Марии годков?

– Да тринадцать только…

– А Дуняше, стало быть, двенадцать?

– Да…

Неужто об Олеге Рязанском вспомнил, про которого она тогда сказывала? Но рязанский князь глаз не кажет, поглядел тогда и вроде забыл про Дуняшу. А ведь как смотрел… У них с Вассой сердца зашлись! Думали, вот-вот сладится все, но закрутили другие дела, и все затихло. Дочь тоже переживала, теперь вроде успокоилась. Рано ей еще сердечком маяться.

Хотя сама Анна еще раньше замуж за своего Дмитрия вышла, но матерям всегда кажется, что дочкам в их возрасте еще рано. А тут отец вдруг вспомнил. Княгиня уже собралась попечаловаться на невнимание рязанского князя, хорошо, что не успела, потому как услышала от мужа такое…

– А князю Дмитрию пятнадцать, я мыслю. Точно, шестнадцатый годок… Когда Иван Красный умер, княжичу, сказывали, всего девять было. Получается, пятнадцать ныне.

– К-какому Дмитрию?

– Московскому. – Не было заметно, чтобы вопрос смутил Дмитрия Константиновича. Напротив, он продолжал рассуждать вслух. – Кто ему в невесты ныне годен? У Михайлы Тверского дочки подходящей нет… от Ольгерда он как от язвы моровой шарахается, там точно не сладится… да и не с кем ладить… Олег Рязанский сам молод и бездетен… другие князья помельче нас будут. В Орду сейчас лучше не соваться. Вот по всему и выходит, что самая подходящая князю невеста – наша дочь! Лучше Евдокиюшка.

– Да ты очумел, что ли?! – не выдержала жена. Ей почему-то вдруг стало очень жалко дочь с той сердечной привязанностью. – Какой московский князь? Ты с ним который год воюешь!

– Дура баба, право слово, дура! – с удовольствием хохотнул Дмитрий Константинович. – Породнимся, воевать перестанем. А ну как будешь тещей великого князя, а?! Каково?

Конечно, породниться с московским князем – не то что с рязанским, Олег сам по себе, ему тяжело, а за Дмитрием вся Москва и пол-Руси стоит. И Олег невесть какого рода, а у Дмитрия дед Иван Данилович по сей час притча во языцех, а уж о прапрадеде князе Александре Ярославиче, спасителе Руси, и говорить нечего! Только вот каков сам этот московский князь? Да захочет ли брать Евдокию? А с Машей как быть тогда?

Муж в ответ на такие слова усмехнулся:

– Если не дурак, а он, говорят, не глуп, хотя и прост, то захочет. Завтра же пошлю с предложением! – Резко обернулся к жене, строго добавил: – Только пока ни слова никому! Я вас, баб, знаю, не успеешь глазом моргнуть, как все новости точно сороки-трещотки разболтаете! Молчи!

– Хорошо, – со вздохом пообещала княгиня.

– И дочери не говори, ни той, ни другой!

– Может, Марью лучше московскому князю? – зачем-то предложила княгиня.

– Надеешься выдать Евдокию за Олега Рязанского? – фыркнул Дмитрий Константинович. Жена мысленно ахнула: не забыл! – Марья пусть своего часа дожидается. А об Олеге забудь, и ей скажи, чтоб забыла. Слишком тяжелая у него доля, чтоб дочь к такой привязывать.

– А у Дмитрия Московского легкая? – княгиня и сама не могла объяснить, почему упорствует.

– У всех нас тяжелая, только у князя Олега еще хуже, но не о том речь. Сколько времени прошло, как вы у Вассы на именинах были? Вот то-то и оно… Захотел бы, давно сосватал, никто же не мешал. Пусть себе, теперь не вмешивайся, может, с князем Дмитрием сладится, он, говорят, добр и прост.

Митрополит не мог поверить своим ушам! Дмитрий Константинович не только на попятный с ярлыком пошел, не только помощь супротив младшего брата принял, но и дочь свою Дмитрию в жены предложил!

Конечно, погодить бы князю с женитьбой, еще и бородка едва пробивается, но если поразмыслить, то лучшей невесты, чем старшая дочь Дмитрия Суздальского, на Руси нет. Тоже молода, но возраст не помеха. Было решено посмотреть на невесту, не крива ли, здорова, разумна, каков нрав… Конечно, с лица воды не пить, но ей же наследников рожать, а ну как следующий князь безобразен ликом будет? И этому на ложе уродину тоже подкладывать грех, не заслужил вроде.

В Нижний Новгород, только что отвоеванный у одного брата для другого, на разведку отправились окольничий Тимофей Вельяминов и его племянники братья Иван и Николай Вельяминовы. Бяконт-старший точно чувствовал что, смеялся:

– Пустили козлов в огород!

Но митрополит отчего-то не беспокоился, точно наперед все знал. И в согласии Дмитрия Константиновича с княгиней Анной не сомневался. С чего бы? Конечно, никто не против породниться с великим князем, но для нынешнего нижегородского как посмотреть. Ежели обижен за великое княжение, то такое родство обида, а если благодарен за помощь против Бориса, то честь великая. Отчего-то Алексий знал, что честь.

Митрополит нарочно схитрил, отправляя к Дмитрию Константиновичу помимо окольничего Федора Вельяминова и его племянников. Братья совсем разные, а главное, по-разному относились к самому молодому князю Дмитрию. Старший, Иван, тот сызмальства презирал иногда такого неуклюжего Митрия, ему больше по душе стройный, почти тонкий Владимир, сын князя Андрея. И не мог понять Иван, почему митрополит, да и отец так тетешкаются с этим крепышом. Ну и что, что кровь княжеская? Владимир тоже князя Калиты потомок и такое же право имеет… Зато куда толковей и не такой упрямый! Потому Иван и насмехался над юным княжем Дмитрием когда только мог, не раз того выручал младший из братьев – Николай.

Микола, напротив, все время опекал Дмитрия, то наставлял в чем-то, то обучал, а то и просто помогал, когда не получалось, и закрывал собой, чтоб окружающие не видели злых слез досады у мальца. Не имевшему ни отца, ни старшего брата Дмитрию Микола был ближе брата. Правда, и с Владимиром крепко дружили, точно родные, а не двоюродные, но с Миколой другое. Тот наставник, иногда маленький князь на старшего друга взирал, как на икону, готовый сделать все, что потребует.

К счастью Дмитрия, Николай Вельяминов никогда не злоупотреблял таким обожанием. Кроме того, он всегда мог выручить младшего друга, если случалась заминка, о которой митрополиту и говорить стыдно. Как юному князю спросить у духовного отца о том, как понять женщину? О таком с ним и говорить срамно. А Микола, тот и сам сообразил, что пора с взрослеющим Дмитрием и об этом речь вести.

Когда впервые спросил о снах срамных, Митрий так глянул! Забормотал шепотом:

– И у тебя бывало?!

– У всех бывает, – едва сдержал улыбку Николай. – Знать, время пришло, скоро жениться.

– Чего?! – ахнул толстый Митька. Даже замер от такой мысли, неужто и он уже взрослый? Ну, почти взрослый…

Старший друг осадил его самодовольство:

– Ты, Митя, не тем взрослость меряешь.

Маленький князь почти расстроился:

– Да помню, что у меня борода еще и пушком не покрылась…

– Опять не то. Жениться всегда успеешь, допрежь научись на коня не с крыльца заползать, а с места взлетать, да так, чтоб стремени почти не касаться. А еще грамоту плохо разумеешь, я слышал. Ты ж князь, тебе во всем лучше других быть надо. – Видя, как нахмурился мальчик, наклонился ближе и заговорщически подмигнул: – А с девками ладить я тебя научу.

После того разговора прошло года два, Дмитрия точно подменили, правда, книги так и не полюбил, а вот с конем и стременами ладить научился и похудел заметно. Может, потому что вытянулся вверх, как все отроки в его возрасте? Уже стало понятно, что будет князь могучего сложения, собой видным. Волосы потемнели, почти черные, крепок телом, куда и девалась давешняя неуклюжесть? Кто непредвзято, как вон Иван Вельяминов, на молодого князя смотрел, тот уже видел породу и будущую красоту. Микола видел в своем младшем друге только лучшее. А тут такое поручение – князю невесту глянуть!

Столь разные братья лучше разглядят будущую невесту, каждый по-своему скажет, вот и получится правда. Так хитрил митрополит, а вышло иначе. Но все равно хорошо.

На дворе у князя Дмитрия Константиновича переполох – из Москвы на смотрины приехали знатные бояре Вельяминовы – брат московского тысяцкого и два сына самого Василия Васильевича. Род Вельяминовых на Москве уже много лет в чести, должность тысяцкого крепко держат. Да и без должности есть за что уважать, не из последних, при князьях со времен Ивана Даниловича и владения немалые имеют, и доход с должности тысяцкого.

Вокруг прибывших засуетились, забегали, стараясь угодить. А сам Дмитрий Константинович велел позвать обеих княжон, вдруг Мария больше глянется? Он не забыл заботы своей супруги о рязанском князе, породниться и с Москвой, и с Рязанью тоже неплохо…

Княжны вошли в палату, где сидели отец с гостями, на негнущихся ногах и с трясущимися руками. Головы опущены, лица заливает краска смущения. Уж на что Мария бойка, но и она застеснялась. Вельяминовы не сватами приехали, а пока только посмотреть, какую из двух сестер сватать великому князю, поэтому особых церемоний не соблюдалось и долго девушек не мучили.

В глаза сразу бросилось, что хотя и сестры, а разные. Девушки погодки, потому и не понять, какая старше, но не в том суть. Одна побойчее, рискнула глаза на приезжих поднять. Как подняла, так и встретилась с неотрывным взором Миколы Вельяминова. У обоих сердца зашлись, обмерли, казалось, и не стукнут снова. Насилу перевели дыхание и он, и она. Мария покраснела, хотя уж вроде больше некуда. Но и молодой боярин тоже. Хорошо, что всем не до него.

Все взоры были направлены на Евдокию. Она сразу глянулась и Федору Вельяминову, и, видно, Ивану тоже. Было чем: княжна стройная, тонкая, как молодая березка, вся светится. На нежный румянец щек густые темные ресницы даже тени бросили. Губы алые, красиво изогнутые, дрожат, вот-вот расплачется девица. Высокая крепкая грудь тоже вздымается, видно, взволнована бедняжка больше некуда.

Но смотрители не снизошли до ее волнения, Вельяминов-старший решил, что пора и ему себя показать. Встал, чуть прошелся, потом хозяйски повелел:

– Глаза-то подыми, не косая ли?

Не успел отец возмутиться этакой невиданной вольностью, как сама Евдокия вскинула головку с обидой, отчего русая коса змеей метнулась по спине, распахнула большущие синие глаза, глянула с вызовом. Тимофей так и рухнул на лавку, с которой встал!

– Ай, хороша, голубка ясноглазая! Обе княжны хороши! Ай да дочки у тебя, князь Дмитрий Константинович! Будет о чем на Москве рассказать! И где таких до сих пор прятали?!

Пока дядя тарахтел, смущенный достойной красотой обеих княжон, племянники приглядывались к девушкам. Иван неотрывно смотрел на Дуню, словно ласкал ее. Этот взгляд, видно, почувствовала сама девушка, перевела глаза на молодого боярина, но во взоре лишь укор. А он не смутился, глаз не опустил. Не думалось о том, что за невестой этому увальню приехал, что на чужую глазеет, смотрел и все. Точно осторожно прикасался к нежной щеке, шейке, точеному овалу девичьих щек…

Евдокия уже отвернулась, Тимофей свои похвалы договорил, а Иван все не мог оторвать глаз от трепетных ресниц и алых губ. И самым большим желанием было коснуться их своими губами. Выходя из палаты, девушка вдруг снова обожгла укоризненным взглядом.

А Микола не мог оторвать глаз от Маши, да и та на него чуть косилась любопытно, стараясь, чтобы не заметила строгая мать. Вообще-то княжон долго мучить не стали, чего же в краску вгонять, не сватовство чай!

И если взгляд Ивана раздосадовал Евдокию, то Миколин Марью разбередил. Теперь уже Евдокия успокаивала Машу, гладя светлые волосы:

– Да и он на тебя во все глаза глядел.

– Да-а… что толку с того, что они смотрят…

Это была правда, от Олега Рязанского ни слуху ни духу. И обиженная в глубине души Евдокия твердо решила больше о нем не думать!

Мать пришла в девичью светелку сразу после ухода дорогих гостей. Девушки напряженно ждали, что скажет, боялись, вдруг ругать за вольности начнет! Но обошлось, княгиня Анна даже слишком долгого взгляда Ивана не заметила, видно, сидел от света. А Николая не проглядела, посмеялась, что и Машина очередь пришла.

Теперь слово за самим князем Дмитрием, а вернее, за митрополитом и московскими боярами. Хотя какая разница, ведь обе дочери одних отца и матери, обе красивы и здоровы. Но лишь одна из сестер станет великой княгиней. Какая?

Маше совсем не хотелось, чтоб ее сватали великому князю Дмитрию Московскому, ей глянулся тот молодой боярин, что не скрываясь таращился на смотринах. И ловким оказался, сумел укрыться в сенцах, когда выходила, коснулся руки, жарко зашептал:

– Любушка, сватать буду, пойдешь ли?

Ей бы оскорбиться, руку дернуть, но Мария неожиданно даже для себя вдруг кивнула:

– Пойду.

Хорошо никто не видел, кроме сестры Дуни да ближней девки Матрены, которая верна, никому ничего не разболтает, лучше язык себе каленым железом выжжет.

На Дуню больше пялился второй боярин, ну это кроме старшего, того, что волчком вертелся, расхваливая. А молодой смотрел откровенно, даже хуже Олега Рязанского, казалось, что не смотрит, а гладит! Евдокия содрогнулась от этого откровенного мужского желания, как от такого защититься? Почему-то подумалось, что встреть такого где наедине, то не пожалеет и позора девичьего не побоится. На душе было тошно, а ну как на Москве этаких бояр много? Лучше уж в Нижнем Новгороде жить или вовсе в Суздале.

Но мать твердо заявила, что сватать за великого князя будут Евдокию, это уже решено! А Машу молодому боярину, он с Василием осторожно поговорил. Как с Вельяминовым-старшим поговорят, так и пришлет сватов. Мария ахнула, прижав руки к груди.

Снова началось ожидание, правда, теперь уже недолгое.

Братья Вельяминовы возвращались из Нижнего Новгорода довольные выполненным поручением, хотя и было то поручение весьма легким и приятным – княжон посмотреть! И не пугала противная осенняя морось, заставшая в дороге.

Тоскливей нет осеннего пути, когда листва еще не вся облетела, ветер болтает на ветках последние грязно-желтые от непогоды листья, бросает в лицо то крупные капли дождя, то мелкую морось, что еще противней. Воинам ли бояться дождя или холодного ветра? Но холодная влага пробралась, кажется, уже всюду, натекла за шиворот, попала в сапоги…

Дорога скользкая, намокшая трава расползалась под конскими копытами, мокрые ветки деревьев без конца задевали по лицам, но Николай не замечал ничего. Он успел шепнуть Марии, что станет ее сватать, а потом переговорил с ее старшим братом, все вроде сладилось. Но вот как на это посмотрит отец? Можно ли было спрашивать согласия девушки, если своего отца не спросил?

Василий Васильевич худого сыну не пожелает, а породниться с московским князем, ежели Евдокию ему сосватают, тоже лестно. Но еще не женат Иван, вроде негоже вперед старшего лезть…

Сам Иван Вельяминов ехал молча, точно не замечая остальных. Его мысли крутились вокруг того же – предстоящего сватовства, но были они совсем другие. Иван не заметил интереса младшего брата к Марии, потому что сам не мог оторвать глаз от Евдокии. Его поразила спокойная, какая-то точеная красота девушки. Вроде неброская, старшая сестра даже ярче, только глаза у младшей синей. Но в каждой черточке чувствовалась порода, опытному взгляду было ясно, что эта красота с годами только расцветет, приобретя еще и привлекательность взрослой женщины. А еще было ясно, что она будет доброй матерью и надежной супругой.

И такую Митьке?! Да ни за что! Пусть на старшей сестре женится, ему же срочно невеста нужна, а вперед старшую выдавать надо. Решив так, Иван стал ломать голову, как убедить дядю предложить в жены Дмитрию Марию, а не Евдокию, которая Федору Вельяминову тоже понравилась больше.

Действовать надо было осторожно, чтобы не испортить дела. Кажется, Ивану удалось придумать, как привлечь на свою сторону дядю, он даже обрадовался. И дождь с холодным ветром уже не казались такими противными, а дорога слишком долгой.

Младший Николай догнал Ивана, поехал совсем рядом, чтобы поговорить без чужих ушей.

– Какова княжна Евдокея, а? Как мыслишь, подойдет ведь князю Димитрию?

Брат неожиданно яро сверкнул на него глазом, даже коня дернул зря.

– Чего ему?! Пусть вон на второй женится!

Николай не внял, заупрямился:

– Да чего ж на Марии? Евдокию ему определили. А Марию я за себя сговорил…

Иван обомлел:

– Когда это ты успел?!

– Да вчера вечером, сразу после смотрин, – опустил голову Николай, заметно покраснев.

Он и правда исхитрился и с девушкой переглянуться, и с братом ее Василием перемолвиться. Василий сначала с изумлением уставился на Николая: Машка Вельяминову глянулась?! А что ж, тоже неплохо, ежели Евдокию Димитрию сосватают, а Марию Вельяминову, то Москва, небось, поперек больше не пойдет – родичи все же… Кивнул, пообещав спешно переговорить с отцом. Видно, говорил, потому как на следующее же утро прислал к Николаю холопа с простым словом, мол, все слажено, как обещался.

Поэтому Николай и помыслить не мог, что Марьюшка, которую он уже считал своей, вдруг будет отдана другому, даже его подопечному Мите! Иван не стал ничего говорить брату о своем интересе к младшей дочери, выбранной Тимофеем Вельяминовым князю, только со всей силы зачем-то хлестнул своего коня, чтоб шел быстрее. Кто знает, как повернуло бы, поведай он об этом Николаю? Микола младше брата да и не такой настойчивый, уступил бы Ивану. Вот и была бы у князя Дмитрия женой Мария, тоже не худо, обе сестры хороши и нравом добры.

Но судьба рассудила иначе. Что случилось с Ивановой лошадью, никто и не понял, то ли ногой на скаку в яму попала, то ли просто на грязи осенней оступилась, но полетел молодой боярский сын через голову коня. Когда спешились и подняли, не сразу поняли, что жив-здоров, лежал бездыханным с белым лицом. Для младшего брата вся радость от поездки померкла.

Но Иван выжил, хотя долго был слабым и почти безмолвным. Постепенно крепкий организм взял свое, потом Иван Вельяминов и не вспоминал о том падении. Кроме разве одного: пока он болел, обе княжны были сосватаны, как и говорил Николай – Евдокия за Дмитрия Ивановича, а Мария – за Николая.

Из-за несчастного падения, как твердили близкие, у Ивана Вельяминова изменилось только одно – нрав стал жестким! Боярский сын и раньше был нетерпелив и часто посмеивался над молодым неуклюжим князем Димитрием, а теперь так вовсе стал резок и молодого князя старался избегать.

Легкое презрение к князю-отроку превратилось в откровенную нелюбовь к Дмитрию-мужу, а потом и вовсе привело к большой распре между Дмитрием Ивановичем и Иваном Вельяминовым. Микола Вельяминов, как добрый родственник и помощник, стоял вместе со своим князем на поле Куликовом, а Иван Вельяминов перешел от Москвы к тверскому князю. Но никогда и никому не рассказывал о настоящей причине нелюбви и зависти к неуклюжему толстяку Митьке.

Но Иван Вельяминов был несправедлив к своему сопернику. Дмитрий перерастал мальчишечью неуклюжесть, становился все более и более ловким и умелым воином, толковым князем и красивым молодцем. Он всю жизнь был дороден и крепок станом, но легко взлетал на коня, ничего не боялся в рати и слыл очень простым в обращении, не делая разницы между боярином и простым дружинником. За что князя очень любили многие при жизни и уважают потомки.

О том, где играть свадьбу, рядились недолго. Великому князю, хотя и молод совсем, ехать к будущему тестю в Нижний Новгород или даже Суздаль не к лицу. Но и Дмитрию Константиновичу в Москву тоже, все же возрастом в отцы годится, князем был, когда Митьки и в колыбели-то не было!

Порешили миром – княжескому свадебному пиру быть в Коломне! Удобно всем и не обидно. Была еще одна причина, по которой на Москве не быть пиршеству, – самой Москвы попросту еще не было! Не так давно выгорела вся, два дома лишь и остались, что у воды. Посад спешно отстроился, купеческие амбары быстро поднялись, начали расти боярские терема. Конечно, и сам князь жил не под чистым небом. Но одно дело временные хоромы, и совсем другое – палаты, достойные свадебного пира великого князя.

Коломна с удовольствием приняла столь важных гостей. А понаехало много! И суздальско-нижегородский князь лицом в грязь не ударил, и московские бояре постарались обставить женитьбу своего Дмитрия Ивановича богаче некуда, и другие гости не подкачали.

И завертелась свадебная карусель!.. Все было: и поезд свадебный, и невеста красавица, какую редко встретишь, и жених-молодец (многие даже ахнули – не ждали, что Дмитрий уже так вытянулся, детскую неуклюжесть перерос, стал и впрямь молодцем!), и веселье не один день… и подарки богатые! Один пояс, что тесть молодому зятю подарил, чего стоил!

Когда Дмитрий Константинович выбрал для подарка зятю положенный пояс, старший сын Василий даже с досады крякнул:

– Чего это такой Митьке-то?! Попроще не нашел?

Отец поморщился:

– Не мелочись, все одно – внукам останется. А Москве сейчас надобно показать, что и мы не лыком шиты.

– Нашел кому показывать! Кто еще с десяток лет назад думал, что Москва чем путным станет?!

Снова поморщился отец на неразумную зависть сына:

– Да уже при Иване Даниловиче было понятно, что поднимет он град велик.

– То Калита, не о нем речь. Митька-то деду и в подметки не годится!

Старший даже в сердцах рукой махнул:

– Что Митьке завидуешь, понятно, но умей свою зависть в душе держать, а на свет не показывай. Думаешь, мне приятно пред сопляком московским выю гнуть или ему дорогие подарки дарить? Ничего, Васька, придет и наше время…

Но тот не смог не возразить:

– Что замирился, понятно, но зачем Дуньку ему отдаешь? Лучше бы Олегу Рязанскому отдал, с ним вместе и Москву под себя поставить можно бы.

– А он сватал?! – зло огрызнулся отец. – Где твой Олег?! Сам в мыслях держал, что одну Митьке дочь, а другую Олегу.

– Да у него беда – Тагай же снова Рязань воевал! Пожег город.

– И на Москве беда, тоже погорела, но митрополит вовремя сообразил, а Олег твой сидит, точно клуша на гнезде! Вот и досиделся. Как я мог отказать сватам Дмитрия?! Чтоб и от меня храмы затворили, как от Бориса?

Но что-то в голосе возмущавшегося отца было такое, что не поверил ему сын, усмехнулся:

– Точно ты сам не старался Митьке Дуню предложить…

Едва ссора не родилась из возражений Василия Дмитрию Константиновичу. Не поссорились, но Василий свое замыслил. Если Олег Рязанский просто завидовал Дмитрию из-за мудрого советчика и крепости бояр, то Василий молодого московского князя уже люто ненавидел. Эта ненависть через много лет выльется страшным разгромом Москвы ханом Тохтамышем.

Пояс, что тесть преподнес жениху, изумил всех. Лик князя Александра Ярославича на нем точно напоминание молодому великому князю: и ты правнук Невского, и ты должен быть таким крепким и мудрым. А уж сколько отделки драгоценной на поясе… И так разглядывали его, и этак! Пристальней смотрели разве только на невесту. Красавице Евдокии тоже досталось, но и завистники не нашли к чему придраться, всем удалась суздальская княжна. Хотя теперь уж не суздальская, теперь она великая княгиня Евдокия.

Сама Евдокия даже не понимала, что происходит, все кружилось вокруг, смеялось, кричало, пело… Ее в почти бессознательном состоянии куда-то везли, с песнями переодевали, плели толстую косыньку на две, прятали навсегда под женский повойник, старательно укрывали богатым платом (не приведи господи, на свадебном пиру у невестушки волосок наружу выбьется!), теперь только мужу да ближним девкам можно любоваться волной русых волос на всю спину, которая поневоле станет редеть после каждого рожденного дитяти…

Еще ей запомнились глаза Дмитрия, восхищенно распахнутые от ее такой русской и такой строгой красоты. Он смотрел и, кажется, не верил, что вот эта девушка с нежной шеей и синими глазами теперь его жена, с которой он будет каждый день вместе, рядом… да не просто рядом, а… От одной мысли о ближайшем у Дмитрия покраснели уши. Василий Васильевич Вельяминов хохотнул:

– Что, князь, хороша невестушка?

Не в силах вымолвить и слово, Дмитрий только кивнул, все так же влюбленно глядя на Евдокию, в смущеньи низко опустившую голову. За последний год московский князь вытянулся, но долговязым не стал, крепость из фигуры не ушла и плечи у́же не стали, а потому выглядел он теперь не увальнем Митькой, а русским богатырем Дмитрием Ивановичем. Тоненькая невысокая Евдокия смотрелась березкой рядом с кряжистым дубом. Даже у завистников появлялась улыбка на устах при виде такой пары, больно хороши оказались молодые вместе!

Венчались в Вознесенской каменной церкви, изукрашенной для такого торжества. Радости окружающих, казалось, нет предела. За столько лет бедствий и невзгод такая свадьба! А радоваться нежданной радостью русские люди всегда умели. В такие минуты забывались беды и несчастья, забывались свои несостоявшиеся свадьбы из-за смерти или гибели любимых. А может, как раз потому и больше радовались чужому счастью, если свое не удалось?

Василий Дмитриевич улыбался через силу, было жаль утерянных возможностей, брала злость на так легко сдавшегося отца. Внукам… да те может и не вспомнят деда! А если и вспомнят, то Василию от Митькиных деток щедрот ждать не придется. Не слишком ныне племянники дядьев жалуют. Да и когда еще будут!..

Княжну, ставшую великой княгиней, на свадьбе уже привычно оберегала старшая сестра Мария. Ее собственная такая желанная свадьба с Николаем Вельяминовым за приготовлениями к княжеской прошла незаметно. Но молодым это было не так важно, они слюбились с первой минуты.

Маша, помнившая свое собственное смущение и не перед таким количеством гостей и не таким вниманием, старалась, чтоб Евдокию не слишком мучили. За это ей были благодарны и сестра, и молодой муж. Дмитрий тоже смущался и даже робел от одной мысли, что вот сейчас их оставят одних, а он может сплоховать… Хотя не должен бы…

Когда стало ясно, что князю сосватали Евдокию Суздальскую, а Николаю ее сестру, младший Вельяминов вдруг повез куда-то молодого князя с совсем малым числом охранников. Василий Васильевич покосился на всадников, собравшихся со двора:

– Куда это они? Не ко времени охотиться…

Иван Вельяминов фыркнул на весь двор:

– Микола Митьку повез учиться с будущей женой справляться!

Отец ругнулся:

– Что б тебе! Ну чего орешь?! – И уже совсем тихо добавил: – Верно сделал, должен же кто-то и этому научить.

Когда Николай вдруг предложил поехать поохотиться в их владениях неподалеку от Москвы, но без большого числа участников, Дмитрий не сразу понял, зачем это.

– А Владимир с нами?

– Нет, ни к чему. Только ты и я. – В ответ на недоумевающий взгляд молодого князя чуть усмехнулся: – Ему еще рано, как сосватают кого, и его повезу.

Дмитрий залился краской, вмиг поняв, для чего везет его старший друг на дальнюю заимку. Сам хотел расспросить, что ему делать с женой, когда наедине окажутся, не вскакивать же как конь на кобылу.

В лесной стороже их поджидала крепкая молодая баба, поведя полным плечом, она улыбнулась князю:

– Не бойся, всему научу, в обиде не останешься.

И впрямь научила, а Николай после еще и добавил про то, как у девы в первый раз бывает. Дмитрий помнил о свахиных проверках и издевках поутру после свадьбы, а теперь вдруг отчетливо понял, что, не будь друга, наверняка опозорился бы!

Уезжал «на охоту» мальчик, вернулся мужчина. И когда Иван попробовал снова жестоко пошутить над «учебой», Дмитрий так на него глянул, что у Вельяминова слова застряли в горле.

Стараниями с одной стороны Николая Вельяминова, а с другой Маши у молодых все прошло гладко, смеяться никому не пришлось, хотя и без того вряд ли бы рискнули. У Дмитрия все больше вырисовывался крутой норов!

Не все были довольны происходящим, скрипели зубами брат невесты Василий Дмитриевич и еще Иван Вельяминов. Но никому не было до них дела.

Утром к молодой княгине осторожно, бочком подобралась сестра, что-то зашептала на ухо. Евдокия чуть побледнела, схватила сестру за руку, зашептала в ответ. Будь у молодой княгини свекровушка, почуяла бы неладное, но глядеть некому, чужие на новый пир пока не собрались, все только свои, никто не заметил.

А принесла Марья сестре плохую весть – пояс, который вчера так разглядывали и которым восхищались, исчез! Был унесен в скарбницу, а поутру оказался подмененным другим, попроще! На кого думать? Один человек мог это сделать – брат Василий! Только как его обвинить? Сразу такая свара начнется, что впору не свадьбу – похороны править.

Вот и шепнула Евдокия сестре: «Молчи! После разберемся!» Машу к дочери отправил отец, узнав о подмене, князь Дмитрий Константинович сразу понял, чьих рук дело, да как скажешь?! Спасла дочь отца от позора, сумела отвлечь молодого мужа от свадебных подарков, так что и забыл о них до времени, а там…

Через много лет оказалось, что пояс у потомков Вельяминовых! Как он туда попал? Бог весть… Может, и не виновен был княжич Василий Дмитриевич, зря на него сестра подумала? Тогда кто? Ходили слухи, что сам тысяцкий Василий Васильевич Вельяминов, но к чему убеленному сединами уважаемому всей Москвой тысяцкому брать чужое добро, да еще и такое приметное? И ссорить молодого князя с его новой родней тысяцкому тоже ни к чему, себе же дороже выйдет…