Текст книги "Усмешка бога"

Автор книги: Наталья Ожогина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Я Тебе не дорогая! – незамедлительно вскинулась Она в ответ.

"Ага, клюнула!" – отметил Он Ее смущение. Собираясь с силами, Он оглядел поле сражения и заметил выплывающего из-за края облака огромного ярко-желтого дракона. Дракон с любопытством прищурил свои желто-зеленые глаза.

"Ну сколько можно их стряпать", – подумал Он раздраженно.

А вслух сказал:

– Признайся честно, Ты ведь тайно в меня влюблена!

Это нужно было видеть. От возмущения она поменяла все цвета.

– Я, в Тебя? Очнись, радость моя!

– Ага, все-таки Я – Твоя радость! – воскликнул Он с азартом гончей, загнавшей лису в нору.

– Это просто фраза.

– А как объяснить то, что Мы постоянно снимся друг другу? И почему Тебе не снится Твой муж, к примеру? Ведь он гораздо больше, чем Я интересуется всеми этими штучками.

К сожалению, это было весомым аргументом. Ни разу на этой огромной планете Она не встречала своего мужа, который собственно и преподал ей первые элементарные уроки необычных способностей и который умел, как никто другой, настолько широко мыслить, что не отрицал возможности невозможного.

Вспомнив о муже, Она неожиданно испытала чувство вины.

"Но что я такого делаю? – спросила Она себя. – Я ведь просто растерялась и потом, это же только снится мне!"

– Почему Мы встречаемся именно в Твоем мире? – продолжать наступать Он.

Тут наконец-то Она взяла себя в руки.

– Да не мой это мир. Я здесь оказалась в одном из снов, тогда, когда жизнь преподносила мне кучу сюрпризов и не все они были приятными. Просто, попав сюда, я почувствовала себя как дома. Здесь мне было хорошо. Только здесь я могла забыть те проблемы, от которых мне не было покоя. Скажу больше, я бесконечно благодарна тому, кто придумал этот мир, потому что он словно создан для меня.

Она вздрогнула и начала озираться на последнем слове, потому что в этот момент дракон, который так и торчал на краю облака, вовсе не намереваясь растворяться в воздухе, как другие придуманные образы, вдруг радостно затрубил.

Посчитав эту выходку дракона отвлекающим маневром своей собеседницы, Он ухватил Ее за лицо и заставил смотреть прямо на себя.

– Хватит отвлекать меня своими игрушками. Все-таки я думаю, что Ты неровно дышишь ко Мне. Но пытаешься скрыть это от меня и от себя. Даже дракону это понятно, правда? – Он помахал рукой в сторону желтого чудища, с удовлетворением отметив возмущение в трубном реве.

Она немного вжалась в податливый белый валик под головой. Совсем немного. И неуверенно ответила:

– Откуда тебе знать, как я к тебе отношусь, если, как ты сам говоришь, я даже от себя это скрываю?

– А это очень легко выяснить. – Он, не отрывая взгляда от ее глаз, чтобы не нарушить гипнотическую силу момента, быстро наклонился и поцеловал Ее.

– Пожалуйста, прекрати... – Ее сопротивление было слабым, но все-таки его хватило, чтобы оттолкнуть Его.

Он отлетел недалеко, во сне движение, которому хочешь придать большую силу, почему-то всегда оказывается едва заметным. И тут услышал злорадный хохот. Оглянувшись, Он обнаружил, что в первый раз в жизни видит смеющегося дракона (как будто серьезных драконов Он встречал на каждом шагу).

– Убери ты это пресмыкающееся! Понаделала тут драконов, вот они и творят что им вздумается, – взорвался Он и пошел на штурм неприступной крепости. Она больше не отталкивала Его, думая, что флирт во сне – это еще не измена. Подумаешь, поцелует еще разок...

Вдруг какая-то мысль промелькнула внутри и оборвалась.

– Господи, про какого дракона ты говорил? – Она вырвалась из Его рук.

Дракон стоял на самом крайнем облачном клочке, и взгляд его был темен, как вода в ночном колодце.

– Я никакого дракона не придумывала, – продолжила Она, растерянно оглядывая застывшую желтую фигуру.

"Или это совесть моя вдруг проснулась, или мне кажется", – вглядывалась Она, ища человеческое выражение на драконьей морде.

Дракон попятился и рухнул вниз с облака, не пытаясь развернуть крылья, недвижный в своем полете, как скульптура.

– Не-е-ет, – закричала Она, – верни-и-сь! – И стала проваливаться сквозь облако вниз. Из сна долой.

– Я не хотел! – орал Он, пикируя рядом. Он вдруг понял, Кто был Драконом во сне. И Кто придумал эту прекрасную планету.

P.S.

В одну из городских больниц утром ворвались двое. С интервалом в пять минут. Мужчина, которого можно было считать одетым с иголочки, если не принимать во внимание помятый пиджак.

И женщина в плаще, накинутом наспех на длинную футболку с надписью "Бэби".

Дежурная медсестра, уперев мощные руки в не менее мощный торс, заявила, что больной категорически нуждается в отдыхе и вообще в это отделение пропускают только близких людей.

– А мы и есть близкие люди, – почти прошептала женщина. – Я его жена. А это, – она махнула рукой в сторону мужчины в пиджаке, – это его друг.

Сидя на скамье в коридоре, женщина плакала, вытирая глаза подолом плаща:

– Когда я проснулась, его уже не было, я только услышала, как завелась машина во дворе.

Мужчина сидел рядом, потирая виски ладонями:

– Скажи спасибо, что он не разбился насмерть, отделался легкими травмами.

– Я все равно его потеряла... Что я наделала, – подол плаща продолжал намокать. – Он ко мне не вернется. А я без него жить не смогу.

Они помолчали. Вдруг мужчина высыпал на ладонь горсть таблеток снотворного. Она уставилась на эти таблетки.

– Он сейчас спит. Давай попробуем его вернуть.

– Да ничего не получится, – сказала она, однако часть снотворного оказалась в ее руке.

Они проглотили таблетки и застыли, привалившись спиной к стене. Некоторое время сидели тихо. В конце концов женщина приоткрыла глаза и пожаловалась:

– Не могу настроиться на нужный лад. Ничего не получается.

– Потому что ты дура. К тому же – страшненькая. – Сквозь сон проговорил мужчина.

– А ты манекен пустоголовый, – быстро ответила женщина и отключилась с улыбкой на губах.

ОДИНОЧКА

"Лопатки у нее торчат как крылья".

И. Ильф.

Во сне мы часто повторяем наиболее монотонную работу. Поэтому Свете снилось, что она стирает белье.

Сегодня таз был просто садистски огромным. А тряпки – похожи на ленивых, обожравшихся невесть чем морских животных. Они плавали, толкаясь мягкими боками, и разве что не ели нерастворившийся до конца порошок, как киты планктон. Единственными существами, вносившими разнообразие, были жилистые, красные от порошка руки Светы которые, словно сами по себе ловили, жулькали, выжимали и выбрасывали из таза всю эту мыльную одурь.

Света вытерла лоб и вздохнула. Ужасно хотелось с кем-нибудь поговорить, но как назло никого вокруг не было. Впрочем, так было не только во сне.

"Одиночка", – с укором бросила она себе, как будто была виновата в хитросплетениях своей судьбы. Год назад она развелась с мужем. Правда, одинокой она не была, с ней осталось двое детей, но бремя ответственности за них, свалившееся на нее одну изменило ее характер. Как будто она преждевременно состарилась. Порастеряла всех друзей и подружек, стала рассудительной и экономной. Перестала реагировать на большинство шуток.

"В общем, стала обычной домашней курицей", – бросила она, подойдя к трюмо и глядя на свое встрепанное изображение.

"Нет – рабочей лошадью с куриными замашками" – уточнила она, оглядывая свою длинную фигуру. – Везти свой воз не могу, скучно и тяжело, а летать не умею, только крыльями хлопаю. Да и куда мне летать, если у меня даже на балконе в глазах темнеет. А высоты боюсь, наверное, потому, что куда уж выше... Рост и так метр восемьдесят..."

Разговаривать с собой Света не любила, считая это признаком начинающегося неблагополучия психики, поэтому осеклась на последних словах и молча выдвинула нижний ящик трюмо. Там, среди прочих безделушек, лежала единственная уцелевшая фотография бывшего мужа в компании двух друзей. Остальные Света сожгла.

Муж бесшабашно улыбался, выставив вперед подбородок.

– Ну, что скажешь? – Света с укором покачала головой. – Хорошо у нас вышло? Ты – один, я – одна, дети – без отца.

Лицо мужа на фотографии мгновенно вытянулось и он выдвинулся на передний план:

– А кто подал на развод? Я, может быть, так и жил бы дальше.

– Ну да, тебе было удобно. Каждый день – праздник с друзьями, дома дети накормлены, умыты... Жена молчит.

– Лучше бы говорила, – запальчиво ответил бывший муж.

– А я и говорила. Вначале. А потом поняла, что говорю сама с собой, и заткнулась.

Муж взъерошил пятерней светлые волосы, отчего стал похож на бойцового петуха.

– А зачем ты замуж выходила? По компаниям шастать, по вечеринкам? По выставкам, да по концертам? Извини, но замужество – это постоянная работа. А не вышла бы замуж и состарилась бы гордой девой с замашками тусовочной аристократки.

Света была самолюбива, поэтому на такие слова отреагировала незамедлительно.

– Знаешь, почему я вышла за тебя замуж? Потому что ты по росту мне подходил и умел вовремя смеяться, когда кто-то шутил. Больше ничего хорошего за много лет я в тебе не нашла.

– И не любила?

– Может быть, и нет. – со вздохом призналась Света. – Сейчас, по крайней мере, внутри у меня пусто, как в обворованной квартире. Знаешь, что ты отнял у меня? Ты отнял у меня мечту. Живя с тобой, я поняла, что семейная жизнь – это сплошная серая полоса, без черных, но и без белых пятен. Ровная и однообразная, как асфальтированная дорога. Ты отнял надежду на то, что все может быть иначе.

"А мечтать нужно, – подумала Света. – Чтобы орган, который отвечает за желание жить, не атрофировался".

Она вдруг поняла, что сейчас повторился разговор, который состоялся у них перед расставанием.

Все это время, живя без мужа, она часто доставала его фотографию и пыталась понять, правильно ли она поступила, порвав с прежней жизнью. И в конце концов поняла – если бы муж действительно хотел сохранить их отношения, то наверное, смог бы это сделать. И потом, случилось то, чего она действительно хотела. Как говорится, если Бог хочет наказать нас, он исполняет наши желания.

Она и не догадывалась, как трудно быть одинокой. Свободной. Самостоятельной. Но, увы, никому не нужной.

Света щелкнула по лбу своего "бывшего" и бросила напоследок:

– Даже стиральную машинку мне не купил!

Муж оскорблено вернулся на место между двумя друзьями на фотографии и застыл с натянутой улыбкой.

Фотография вернулась на место, а Света – к своему тазу. В котором было еще столько тряпья...

И вдруг словно кто-то ее ткнул кулаком в спину, Света подхватила этот опротивевший таз и побежала с ним к балкону. С каждым шагом ей становилось все легче и не хотелось думать о том, что среди этих мокрых шмоток могут оказаться нужные. Размахнувшись, как дискобол, Света метнула содержимое таза на улицу, окатившись по дороге мыльной водой.

– Что за выходки? – раздался снизу возмущенный голос.

Осторожно, как нашкодивший подросток, выглядывая из-за перил, Света обнаружила прямо под собой мужчину, который стоял внизу в траве, судорожно сбрасывая остатки тряпок, свалившихся точно на него.

– Простите, – она нервно засмеялась. – Просто мне показалось, что все эти домашние обязанности доведут меня до безумия.

– Да, – протянул мужчина, задумчиво посмотрев себе под ноги. – Это может кого угодно вывести из равновесия.

Света свесилась вниз, пытаясь разглядеть выражение лица мужчины.

– Что вы в этом понимаете, – недоверчиво высказалась она.

Мужчина смущенно пригладил мокрые волосы.

– Смотрите! – вдруг тревожно закричал он, сместив свой взгляд правее и выше.

Света испуганно обернулась и увидела ласточку, зацепившуюся лапкой за толстую нить, свисающую с верхнего балкона. Полностью запутавшись, ласточка пыталась рывками освободиться и замирала, покорившись крепкой нити, словно осознав тщетность своих усилий.

Что-то вдруг снова сместилось в сознании Светы и она повелительно крикнула мужчине вниз:

– Скорее идите сюда, я не смогу достать ее. К тому же вы весь мокрый, переоденетесь.

Света притащила из комнаты стул и залезла на него. Вот тут то и подвел ее страх высоты. Стоя на стуле на балконе, она не чувствовала себя в безопасности. Зажмурив глаза, чтобы не видеть умоляющих глаз ласточки и панорамы, открывающейся внизу, она тихо сползла со стула.

– Вы в порядке? – спросил голос мужчины откуда-то сбоку.

– Да, – преодолевая головокружение, прошептала она.

– Тогда тащите швабру, – деловито вернул Свету к реальности мужчина тоном профессионального спасателя.

Света рванула в ванную комнату и вернулась, стуча шваброй об пол, как Дед Мороз посохом на детском утреннике. Этот звук неожиданно успокоил ее.

Мужчина попытался подсадить ласточку на швабру, но та, видимо от испуга, не могла сообразить, что от нее требуется, и соскальзывала, отчаянно трепыхаясь.

– Так дело не пойдет. – Мужчина опустил швабру. – У вас есть острый нож?

– Особую остроту не гарантирую, – замялась Света, даже не удивившись странности вопроса, почему-то чувствуя к этому мужчине безграничное доверие. – Точить, знаете ли, некому.

– Ясно, – задумчиво протянул мужчина. – Тогда вы бегите к соседке наверх, может быть, удастся вытянуть нить оттуда. А я все-таки привяжу нож к швабре и попробую ее перерезать здесь.

Пока Света металась к соседке, долго звонила в дверь, которая отвечала на все призывы безразличным молчанием, все уже было кончено.

Дома она увидела мужчину, стоящего на балконе с сигаретой в руке. Ласточки не было видно.

– Что, получилось? Или... – Света с содроганием нагнулась над перилами балкона.

– Забавная вышла история, – задумчиво заговорил мужчина, выдыхая сигаретный дым. – Сижу себе на кухне, нож подточенный привязываю, слышу, что-то много ласточек пищит, выглядываю, а они так и вьются вокруг нашей бедняги. Ну, думаю, подождите, не волнуйтесь, сейчас прибегу на выручку. Буквально через минуту выскакиваю на балкон, а их уже нет никого. Только нитка вот оборванная болтается. Как они это сделали, ума не приложу. Были бы у них зубы – еще понятно...

Потом они пили чай, и разговор невольно кружил вокруг ласточек, о том, что птицы, оказывается, могут быть дружнее людей. О том, что все мы строим гнезда. О том, что птенцы требуют массу внимания, а иногда так хочется просто полетать. И так легко, так просто было с этим человеком, что Света не сомневалась – начни она говорить на птичьем языке, он поймет и ответит.

"Если бы я была замужем за ним, то ни за что бы не развелась". подумала Света.

И проснулась.

Спала она на диване, рядом на полу стоял таз с недостиранным бельем.

P.S.

Прошло два месяца. Как-то вечером дома у Светы собралась шумная компания. В ней были и старые, и новые друзья.

– Где ты все-таки встретил нашу отшельницу? Она утверждает, что во сне. – Светина подруга дернула за рукав мужчину, сидящего рядом с ней.

– Это было очень даже наяву, – ответил мужчина, с улыбкой глядя на Свету. – Иду я себе по дорожке. Вдруг мне на голову летит мыльная вода вперемешку с детскими трусами. Я кричу: – "Что за выходки!" Думал, дети балуются. А из-за перил балкона тихонько выглядывает самая милая (и самая растрепанная) женщина на свете и заявляет: – "Извините, эти тряпки чуть не довели меня до безумия". Я ей говорю: – "Что же вам муж не помогает?" А она широко разводит руками и выдает: -"Да я единственная взрослая птица на все гнездо. Остальные – птенцы..."

Взрывы смеха заглушили последние слова мужчины.

– Ну и что ты сделал? – спросил кто-то из компании.

– Что сделал? Собрал все трусы и майки и пошел к ней, сушиться. А заодно доказывать, что все понимаю в гнездах, птенцах, перьях... и стирке белья.

ДВУЛИКИЙ

"Из шахматных наблюдений: фигура, долго бездействовавшая, внезапно может обрести страшную силу. Для этого нужно, чтобы партия продолжалась".

В. Леви

Игра с зеркалами всегда была опасной игрой, но опасность не пугала, а только подстегивала Эда. Он сидел, как обычно во время своих странных медитаций, напротив зеркала, пытаясь поймать то, "чужое", выражение глаз, которое иногда проступало из привычной маски лица. То самое, которое, как говорят, отражает истинную сущность нашего "я".

Оно никак не ловилось, и удивляться тут было нечему. Слишком сильный стресс, который он недавно пережил, мешал текучему, спокойному ходу мыслей. В голове стояла непрерывная перестрелка. Бытовые мудрости, великие идеи, детские страхи и думы о будущем сплелись, как в драке, в один комок и, непрерывно награждая друг друга тумаками, плюясь и толкаясь, расчищали себе дорогу к своему вождю – внутреннему голосу Эда. Внутренний голос, обычно бесстрашно бросавшийся в пучину предположений и выплывавший из нее с золотой рыбкой в зубах, на этот раз скромно молчал.

Самое обидное, что Эд, который считал себя магом своих снов, не мог отойти от треклятого зеркала. Даже пошевелиться не мог. Сидел себе неподвижно, как гвоздь в стене, и наблюдал свое отражение, к которому начал чувствовать что-то вроде ненависти.

"Камера пыток, – подумал тоскливо Эд. – Может быть, я съел на ночь что-то не то? Впрочем, хорошо уже то, что я помню о самом факте сна."

Отражение в зеркале, словно в насмешку, принялось размываться, терять очертания.

– Куда это я... – удивленно брякнул Эд.

Ему стало казаться, что он не совсем в себе. Вернее – не весь. Словно какая-то часть Эда размылась по комнате и просочилась в зазеркалье. Его даже затошнило от неожиданности, как беременную женщину в автобусе.

С внезапностью вокзального громкоговорителя ожил внутренний голос:

"Настоящий Эд здесь. Стоит только взглянуть вниз, на себя, и убедиться в собственной подлинности".

Эд так и сделал. И первый раз в жизни обнаружил, что внутренний голос может ошибаться. Это было ударом. Но не самым сильным за последнее мгновение. То, что Эд обнаружил, было похлеще.

Внизу ничего, вернее, никого не было. Не было ног, рук, тела. А скосив глаза к носу, Эд не увидел собственного носа.

– Меня нет, – отчитался перед собой Эд и, подняв глаза на зеркало, оцепенел.

Отражение сидело напротив, нагло подмигивая оригиналу.

– Наконец-то ты это понял, – услышал Эд свой голос, исходящий из зеркала.

– Надо же, какое самостоятельное отражение. – тупо начал еще не оправившийся Эд. Подумав, он подозрительно добавил:

– Ты кто?

Отражение, уперев руки в колени, качнулось к стеклянной границе зеркала, заставив Эда отшатнуться назад:

– Я – это ты.

– Не могу же я находиться сразу в двух местах, – отчаянно хватаясь за рассудительность, ответил Эд сам себе, понимая, что в его умозаключениях есть какой-то изъян.

– А ты и так находишься в одном месте, – издевательский голос Эда номер два резанул слух Эда номер один. – Ты находишься здесь, – копия Эда показала на себя.

– Кто же тогда я?

– Никто. – Эд-2 с любопытством естествоиспытателя ждал реакции невидимого оппонента.

На этот раз Эд, который считал себя оригиналом, а отражение в зеркале своей копией, долго молчал. Он смотрел в туманную, словно подернутую голубоватой дымкой зеркальную комнату, пытаясь все расставить на свои места. Происшедшее заставило его напрочь забыть, что это сон. Поэтому Эд прошел все стадии изумления, которые постигают нас в жизни, когда мы сталкиваемся с чем-то из ряда вон выходящим.

– Мое имя – стершийся иероглиф... – тихо промычал Эд-оригинал.

– Вообще-то обычно ты находишься внутри меня, – вдруг заявила нахальная копия, устав забавляться скрежетом мыслей Эда-1.

– Кошмар какой-то, – сглотнул Эд невидимую слюну и приставил невидимый палец к своей незримой груди. – Чувствую-то я себя тут! А если я нахожусь внутри тебя... То получается, что я и есть твой внутренний голос?

– Да. И ты мне страшно надоел со своими псевдоинтеллектуальными играми, своим эгоизмом и самолюбованием. Я тебя выбросил. Вот ты и остался... Гол, как прокол.

– Я мыслю, следовательно, я существую – глубокомысленно изрек Эд-1.

– У тебя всегда была мания величия. Оракул хренов, – жестко ответил Эд-2. – Заткнись. Тебя нет, значит, ты не можешь разговаривать. – Он повернулся спиной к Эду-1 и раздраженно передернул плечами.

"Докатился, – подумал Эд. – Разговариваю сам с собой, причем скоро дойдет до того, что я с собой поссорюсь и разбегусь в разные стороны. Это ж надо так себя не любить".

Эд опасливо подобрался к своему строптивому отражению и протянув руку к зеркалу, тихонько постучал. Эд-2 нервно вздрогнул.

– Эй! Эй ты, который – я. Чем же я тебе так досадил? – заискивающе спросил он у напряженной спины в зеркале. – И откуда ты меня выбросил? Я вообще не подозревал, что в моем теле сидит еще один Эд.

– Это в моем теле сидит еще один Эд, – устало повернулся к оригиналу Эд-2. – Потому что я и есть твое тело.

– Ты – мое тело? – к этому Эд не был готов.

Казалось, Эду-2 надоело раздражаться:

– Да, я твое тело.

– И ты бунтуешь... – Эд начал понимать причину странного поведения своего собеседника. – Конечно, тебе надоело вдыхать сигаретный дым, сидеть в четырех стенах по двадцать четыре часа в сутки, есть что попало... Да, догадываюсь, сколько беспокойства я тебе причиняю. Значит, если ты – мое тело, то я...

– Мой разум. – договорил Эд-2. – Мой неразумный разум. Почему ты меня не слышишь?

– Слышу, – как эхо повторил Эд-1.

– Это сейчас, когда мне пришлось прибегнуть к крайним мерам. Обычно ты глух, как глухарь на току.

– Послушай, – Эду стало стыдно. – Я же не знал, что у тебя есть свой ум. Я думал, тело – оно как животное.

– В какой-то степени ты прав. Ничто животное мне не чуждо. Но я человеческое тело. Понимаешь? Когда ты читаешь философский трактат, чьими глазами ты его читаешь? Моими. Моими ушами слушаешь... Любишь моим сердцем.

– И ты все понимаешь? – ужаснулся Эд-1.

Эд-2 только горько усмехнулся.

– Знаешь, ты все любишь говорить, что ты двуликий. Только тебе кажется, что то, второе, лицо – это какая-то абстракция, которую ты еще не постиг, скрытый супермен, в общем, кто-то очень крутой. А на самом деле второе лицо – это я. А я не сверхчеловек, я – просто несчастное существо.

– И отчего же ты несчастен? – спросил Эд.

– Ты порвал с той женщиной. Ты знаешь, о которой я говорю. А ведь ее одну ты и любил. Своими дурацкими принципами ты задушил все, что у нас с ней было. Ты решил уехать из моего любимого города. А там даже воздух был особенный... Сейчас сидишь, как крыса в норе, за своим компьютером. И ты спрашиваешь, отчего я несчастен?

– Да поздно сейчас об этом говорить... – от раскаяния Эд даже начал проявляться. Он вдруг увидел свои прозрачные ноги и руки.

– Никогда не поздно. – Эд-1 немного приободрился. – Не поздно бросить курить, не поздно вылезти наконец из машины и начать ходить пешком. И главное, не поздно позвонить Ей.

– Ты думаешь, у меня получится?

– Я тебе помогу. Ты будешь знать, что ты – не один. – Эд-2 подошел близко к зеркалу, протягивая руку к своему призрачному уму.

– И даже не два! – вдруг раздался голос Эда откуда-то сбоку. – Есть еще я.

Этого еще не хватало. Оба Эда, зеркальный и призрачный повернулись в сторону третьего. Тот стоял на стороне Эда-1. Эд-3 казался вполне плотным и невероятно обаятельным.

– Больше никого нет? – Эд-1, чувствуя, что орган удивления полностью отказал, с дотошной тщательностью осмотрел обе комнаты, до зеркала и за ним. Пока он озирался, Эд-3 с легкостью ножа, режущего воду, прошел сквозь стекло в комнату Эда-2. Поглядев на отупевших Эдов, Эд-3 спросил, улыбаясь, как мальчишка, который только что спалил школьный дневник:

– Хотите, я разрушу эту стену между вами? Вообще-то я не люблю разрушать, но это зеркало явно мешает. Так что, согласны?

– Да! – хором выдохнули Эд-разум и Эд-тело.

Эд-3 засмеялся и легко ударил по зеркалу. Мелкие трещины вначале разделили двух Эдов, а потом, медленно, как в воде, начали осыпаться вниз.

Эд-1 почувствовал, что его куда-то утягивает, и вцепился в руку Эда-3.

– Послушай! – скороговоркой начал он, решив все выяснить до конца, – Я у него в голове сижу, а ты где находишься?

– Здесь, – немногословный Эд-3 показал на левую сторону груди.

Вспышка пронзила Эда-1.

– Ты – душа? – спросил он слабеющим голосом.

– Она самая, – радостно кивнул головой Эд-3 и повернулся к Эду-2. Слушай, парень, если он опять оглохнет, ты с ним не разговаривай, не мучайся, ты мне шепни, а я уж ему растолкую, что к чему. Я хороший посредник.

На этих словах зрение зеркальной комнаты наконец-то пришло в норму. Эд больше не двоился и не троился. Он снова стал целостным. Единым.

И проснулся.

P.S.

Этот сон приснился пациенту кардиологического отделения Эдуарду Е., перенесшему инфаркт миокарда. Со следующего дня он стал так стремительно поправляться, что вызвал удивление лечащих врачей, пытавшихся объяснить регенерационные способности пациента его сравнительно молодым организмом.

В ответ на вопросы коллег по несчастью Эдуард только улыбался необыкновенно обаятельной улыбкой и говорил:

– Просто мне удалось договориться со своим телом. Со своим сердцем. Чему-чему, а собственному сердцу нужно доверять.

СОГЛАШЕНИЕ

"Мать спасает мир, потому что делает его человеком".

А. Платонов

Еве снилось, что она разглядывает отражение своего лица в тихом зеркале маленькой заводи. То, что она видела, оставляло ее полностью удовлетворенной. Рыжие кудрявые волосы, лицо с тонкими, словно точеными чертами.

– Какая же я все-таки красивая, – блаженно протянула она.

Рядом раздался мелодичный смех.

– Кто здесь? – потребовала ответа озадаченная Ева.

Смех усилился. Ева приподняла голову, но никого вокруг не увидела.

– Померещилось. – И вдруг в игре теней и света ближних кустов она увидела зыбкий призрак женщины. Очень похожей на Еву. Только черные волосы, яркие изумрудные глаза да хитрое выражение лица говорило, что это не восставшее из пруда изображение Евы.

Ева поднесла свой рыжий локон к глазам и удостоверилась, что та женщина – точно не она.

Женщина вышла из защиты кустов и остановилась рядом, склонив голову набок. Она выглядела вполне реальной, но все-таки немного просвечивала. Вблизи Ева увидела, что лицо той, другой, можно было бы даже назвать злым, если бы не мешали горькие складки у рта.

– Что за глупые шутки и кто вы такая?

– А ты кто? – в тон Еве ответила женщина-призрак.

– Я – Ева.

– Я так и думала, – призрак торжественно приподняла изящный палец и указала им на Еву. – Так вот ты какая, Ева.

– Боюсь, что мы незнакомы, – надменно высказалась обиженная таким поведением Ева и повернулась, чтобы уйти от невежливой собеседницы.

– Да постой ты, глупое создание божье, я же твоя предшественница, Лилит.

– Не знаю никакую Лилит, – отрезала Ева, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

– Ты и не можешь меня знать, меня уничтожили до того, как создали тебя.

Ева удивленно остановилась.

– Да вы меня с кем-то путаете! – догадалась она.

Они скрестились взглядом. Взглядом соперниц, которым достаточно сфотографировать друг друга мимолетным движением глаз, чтобы узнать все. От такого взгляда ничего не скроешь, он как рентген, просвечивает все, что было до этого спрятано за благополучным фасадом. Поэтому еще до того, как Лилит открыла рот, Ева знала, о чем пойдет речь.

– Ты не солгала мне. Но как это может быть? Ты Ева... и не та Ева?

– Не знаю, о какой особе ты говоришь, – Ева неожиданно для себя перешла на "ты". – Но это явно не я.

Лилит прищурилась:

– Кроме тебя здесь больше нет женщин! – У нее был такой вид, как будто она уличила Еву.

– А ты?

– А меня нет! – усмехнулась прозрачная Лилит.

– Тебя нет, но кто-то со мной разговаривает. Просто здорово. – Ева огляделась вокруг. – Хорошо. Где это – здесь?

– В райском саду.

Час от часу не легче. Какой-такой райский сад? Этой женщине требуется хороший психотерапевт. Хотя... Ева посмотрела сквозь Лилит на кусты зелени и поняла, что врач нужен ей самой.

– Что-то мне нехорошо, – пробормотала Ева и присела на траву. Только тут она увидела, что одета в грубую полотняную ночную рубашку. Ева никогда не носила таких. Хотя именно эту она где-то видела. Заглянув в глубокий вырез рубашки, Ева с изумлением обнаружила, что эта хламида – единственное ее одеяние. Под ней ничего не было.

Ева покосилась в сторону Лилит и недоуменно пожала плечами. На Лилит проступили очертания такой же рубашки.

– Что крестьяне, то и обезьяне, – проворчала Ева.

– Что? – спросила Лилит с радостным видом ребенка, понимающего интонации, но не смысл речи взрослого.

– Послушай, тень бледная, чего ты ко мне привязалась? – в Евином голосе зарокотали дальние отзвуки приближающейся грозы.

– Да ты мне просто объясни, – миролюбиво заговорила Лилит. – Если ты Ева, но не та, значит, первую Еву тоже уничтожили?

– Если ты говоришь о той библейской Еве, которая вместе с Адамом основала весь род людской, то ее не уничтожили, и это происходило шесть тысяч лет назад.

– Ты хочешь сказать, что прошло столько времени? – настала очередь Лилит присесть на ярко-зеленую травку.

– Ну, на самом деле ученые утверждают, что со времен первых людей утекло гораздо больше воды. Да не все ли равно, ведь нам не дано это узнать. Все это было так давно.

– Но я же все помню! – вскинулась Лилит. – Создатель сотворил вас с Адамом (то есть не вас, а тех, других), а потом выгнал из Рая... А ты все здесь, Ева. Как так?

– Да не создавал меня никто, – терпеливо пояснила Ева, прочувствовав крайнее волнение своей собеседницы. – Меня родила моя мать. И таких Ев, как я, сейчас половина земного шара. Два с половиной миллиарда, наверное, есть (не гарантирую точности).

Лилит опять прослушала объяснения Евы, делая вид, что понимает хотя бы половину сказанного.

– Да-да, я же как будто видела множество людей. Помню отрывки... Как из-за женщины, выбравшей не того мужчину, разгорелась война (кстати, я ей помогла в выборе), – хихикнула Лилит. – Как других женщин жгли на костре... Помню какую-то фигуру на кресте... Так это все было на самом деле? Я думала, что это мне снится!

Тут вдруг и Еву ожгло воспоминание. Она вспомнила про Лилит! И то, что она вспомнила, характеризовало Лилит не с лучшей стороны.

– Читала я про тебя, – сказала Ева тоном прокурора. – Пока ты, бедная-несчастная, не помнила, что вокруг творится, ты, оказывается, младенцев крала и мешала женщинам благополучно рожать! Ведь так? Скажи честно, глядя мне в глаза, злая, никчемная женщина!

Лилит побледнела от волнения еще больше:

– Я, конечно, не ангел, но женщинам рожать я никогда не мешала! И младенцев за всю свою жизнь украла только двоих. Дура была, позавидовала, у меня никогда бы таких не получилось. Так я же первого волкам отдала, они сказали, что лучше, чем я, воспитают. А второго – людям. Так они из него какого-то божка сделали. – Лилит окончательно расстроилась. – Никчемная я, вот это точно. Даже маленьких младенцев не рискнула растить сама.

Ева уже давно прониклась симпатией к отрицательной героине своего странного сна, глядя на крайне удрученный вид Лилит.