Текст книги "Последняя жертва"

Автор книги: Наталья Никольская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Его чресла были обернуты полотенцем. Он подошел к Валентине и, прежде чем она успела что-то сообразить, потащил ее к дивану.

– Не-ет, – протянула она, освобождаясь от обхвативших ее за талию рук Карпова, – мне пора.

– Да что с тобой? – он ослабил хватку, но не отпустил ее.

– Неужели не понятно? – она наконец вырвалась и, быстро застегнув молнию на брюках, подошла к зеркалу.

– Что мне должно быть понятно? – Виталий остался лежать на диване, подперев голову ладонью.

Приведя себя в порядок, Валентина опустила помаду и тушь в сумочку и вышла в прихожую.

– Не хочешь принять душ? – Карпов прислонился плечом к косяку двери и смотрел, как Валентина обувается.

– Дома приму, – бросила она и выбежала на лестничную площадку.

Глава восьмая

Кондиционер в кабинете Вершининой работал в полную мощь своих механических легких, но не справлялся с навалившейся на город жарой. Природа, казалось, спохватилась, и с начала июня начала выдавать на гора градусы Цельсия, стараясь наверстать упущенное в мае.

Когда Валентина Андреевна ровно в девять утра стремительно вошла в кабинет, ее там уже поджидала целая компания: кроме Алискера, здоровой рукой промокавшего потный лоб, там были Маркелов с пакетом в руках и Толкушкин, сидевший на кресле с сосредоточенным видом.

– Ого, сколько вас здесь! – Валандра окинула всех взглядом и, заняв место за столом, закурила, – начнем… – она еще раз оглядела присутствующих, – …с Маркелова. Что у тебя?

Вадим подсел к столу, открыл пакет и вынул из него около двух дюжин листов белой бумаги с ксерокопиями газетных заметок.

– Просидел в библиотеке до самого закрытия, – гордо произнес он, – я там на оборотной стороне отметил в какой газете и какого числа была напечатана каждая заметка.

– Молодец, – похвалила Валандра и начала рассматривать статьи.

К некоторым из них прилагались фотографии. Она уже собиралась было отложить всю стопку в сторону, как взгляд ее наткнулся на знакомую фамилию. Под одной из фотографий было напечатано: «Фото А. Цыбина».

– Это что, родственник Оксаны Цыбиной? – Вершинина посмотрела на Толкушкина.

Валера подошел к столу.

– Скорее всего – ее брат, Алексей. Он пришел, когда я уже собирался уходить.

– Понятно, – кивнула Вершинина, – погоди пока, я закончу с Вадимом.

Маркелов, развернувшись в кресле, приготовился слушать. Достав из сумочки стодолларовую банкноту, которую она заранее упаковала в полиэтиленовый пакет, Валандра протянула ее Вадиму.

– Там есть пятна. Предположительно, пятна крови. Отнеси в лабораторию Зое Михайловне, пусть определят группу крови.

– Срочно? – Вадим взял пакет с купюрой.

– Да, хорошо бы к вечеру.

Вадим встал и направился к выходу.

– Ну, теперь ты, Валера, – кивнула Валандра Толкушкину, – пообщался с Цыбиной?

* * *

Выслушав доклад Толкушкина и отпустив несколько нелицеприятных для последнего фразочек по поводу его «неумения» контролировать ситуацию(имелась в виду выходка Марка и чрезмерно, на взгляд Валандры, жесткая реакция Валеры), Вершинина попросила его еще раз повторить тот минимум информации, который Толкушкину все же удалось добыть несмотря на припадок ревности Трауберга-младшего. Немного поразмышляв, она принялась изучать ксерокопии газетных заметок. Алискер, сидя в кресле у столика с чайником, потягивал прямо из бутылки принесенное с собой пиво. Минут двадцать они сидели молча, потом Вершинина, затушив очередную сигарету, подняла глаза на Мамедова.

– Что-то здесь не так.

– Вы имеете в виду Маргариту Трауберг? – Алискер поставил бутылку на стол.

– Да.

– И что же?

– Пока точно не могу сказать, но она как бы немного выпадает из общего ряда. Не могу этого утверждать на сто процентов, тем более расхождения не такие уж существенные. Все предыдущие жертвы – блондинки, Трауберг – рыжая. Потом, вот еще что, – продолжала свою мысль Вершинина, – все предыдущие жертвы занимали относительно высокие руководящие должности типа главного бухгалтера и директора кафе, а Маргарита, хоть и не нуждалась в деньгах, работала преподавателем в лицее.

– Но это же мелочи, – возразил Мамедов, – не может же маньяк с такой точностью подбирать себе жертву.

– Но ведь выбирал, – не сдавалась Вершинина, – выбирал именно тот тип женщины, которая когда-то заставила его страдать. Кстати, я предполагаю, что преступника зовут Павел.

– Почему именно Павел? – недоверчиво произнес Мамедов, делая очередной глоток пива.

– Ну, посуди сам. Тарс – город, где родился апостол Павел.

– Почему тогда не Юлиан, ведь он там похоронен?

– Не Юлиан. Понимаешь, в свое первое миссионерское путешествие на Кипр апостол Павел проповедовал там слово Господа. И был там волхв Елима, исполненный всяческого коварства, который совращал с прямых путей Господних. И тогда именем Господа Павел ослепил этого сына диавола, и на того напал мрак.

– Поэтому-то он и ослепляет свои жертвы?

– Видишь ли, Алискер, в Библии не сказано, как именно Павел ослепил этого волхва, он просто сказал: «…ты будешь слеп и не увидишь солнца до времени.» Ну, а этот извращенец просто выкалывает своим жертвам глаза.

– Я и не знал, что вы изучаете Библию, – удивился Мамедов.

– Приходится изучать, – вздохнула Валандра, – вчера несколько часов читала Деяния Апостолов, и это – после изнурительных разборок с Виктором!

– Значит, нам нужно искать Павла? – Алискер тактично пропустил мимо ушей замечание о Ромашове. – Сколько их может быть в Тарасове?

– Нет, – Вершинина отрицательно покачала головой, – искать преступника по одному только имени, да и то предположительному, – занятие не только неблагодарное, но и малоперспективное. Нужно расшифровать его фамилию.

– Вы думаете, она как-то связана с яблоком? Может быть, он хотел изобразить какой-нибудь другой фрукт, апельсин, например?

– Да нет, – Валандра достала пакет с фотографиями, – не похоже это на апельсин.

Она отделила все фото с изображениями знака, оставляемого преступником.

– Смотри, – она положила фотографии и подождала, пока Мамедов подойдет к столу, – вот здесь, у черешка, характерная для яблока впадинка, и внизу тоже. На апельсине таких нет.

– Может быть, – предположил Мамедов, – это какой-то определенный сорт яблок? Нужно заняться изучением сортов. Этак мы станем селекционерами.

– А ты не иронизируй, Алискер, – Вершинина сделала серьезное лицо, – лучше скажи мне, что у тебя ассоциируется с яблоком.

– Яблоко раздора, например, – начал перечислять Мамедов, – кислое яблоко, зеленое яблоко, яблочный джем, яблочный пирог, компот, сок, мусс, – он перевел дух, – можно еще долго перечислять.

– Должна же быть какая-то зацепка, – Вершинина закурила.

– Будем думать, – Алискер подошел к столу, на котором он оставил пиво, и залпом допил остатки.

* * *

До вечера ничего существенного не произошло, не считая визита Мещерякова, впрочем, не слишком утомительного. В час Вершинина отправила отчаянно сопротивлявшегося Мамедова домой, перекусила на рабочем месте и размышляла, куря сигареты одну за другой.

В начале пятого появился Маркелов. Он достал из кармана рубашки пакетик с завернутой в него купюрой и протянул его Вершининой.

– Там внутри заключение, – произнес он, – четвертая группа, резус-фактор отрицательный.

– Редкий резус-фактор, – Вершинина сняла телефонную трубку, – можешь быть свободен, Вадим.

Она набрала рабочий номер Льва Трауберга. После нескольких длинных гудков трубка ответила немного сипловатым женским голосом:

– Магазин «Смарагд», добрый день.

– Здравствуйте, мне нужно поговорить с Траубергом.

– Простите, кто его спрашивает?

– Вершинина.

– Минуточку, я сейчас узнаю.

В трубке раздалась незатейливая мелодия «Ах, мой милый Августин» в сильно замедленном темпе. Наконец, она оборвалась, и Вершинина услышала голос Льва Земовича с грассирующим «Р»:

– Валентина Андреевна, рад вас слышать. Вы таки хотите мне что-то сообщить?

– Пока хочу у вас кое-что выяснить.

– Я вас внимательно слушаю.

– Вы знаете, какая группа крови была у вашей дочери?

– Группа крови? – в трубке повисло недолгое молчание, – нет, не знаю, но если это важно…

– Очень важно, Лев Земович, я, конечно могла бы выяснить это по-другому, но…

– Понимаю, понимаю, – Вершинина представила себе, как Трауберг кивает своей носастой головой с рыжей шевелюрой, – я вам перезвоню.

Опустив трубку на аппарат, Валандра снова откинулась на спинку кресла и приготовилась ждать. Она достала из полупустой пачки «Кэмела» сигарету, подняла «дракошу»-зажигалку, из пасти которого в очередной раз вырвалось пламя, и закурила.

Она расслабилась, и многочисленные образы потекли чередой перед ее внутренним взором: семейство Трауберг во главе со Львом Земовичем, чем-то смахивающим на еврея-старьевщика из романа Густава Майринка; Геннадий Коркин, стоящий за книжным прилавком; Мещеряков с пустым стаканом в руке, Ромашов, сидящий за рулем малинового «ауди»; Карпов, у которого в руках был учебник психологии, мертвые женщины, на груди у которых было вырезано яблоко с надписью Тарсус…

Телефонный звонок заставил ее вздрогнуть. Сигарета почти до фильтра истлела в руке: еще бы немного – и она обожгла бы пальцы.

– Алло.

– Валентина Андреевна?

– Да, Лев Земович.

– У Маргариты была четвертая группа… – в голосе Трауберга послышались трагические нотки.

– А резус, – Вершинина почти кричала в трубку, – резус-фактор какой?

– Резус-фактор отрицательный. Надеюсь, это поможет вам отыскать убийцу моей дочери.

– Не сомневайтесь. И спасибо вам.

– До свидания.

Вершинина услышала в трубке короткие гудки, но еще несколько минут прижимала ее к уху. Потом нашла визитку Карпова, которую он ей всучил в ресторане, и набрала номер его домашнего телефона. Она еще не знала, что скажет ему, но ей и не пришлось ничего выдумывать – Карпова дома не оказалось.

Телефон лицея она пропустила – там уже шли каникулы – и позвонила в Центр планирования семьи. Глубокий хорошо поставленный женский голос сообщил ей, что Виталий Михайлович с сегодняшнего дня в недельном отпуске за свой счет. Неизвестно на что надеясь, Валандра все же набрала телефон лицея.

После долгих поисков и выяснений ей наконец-то сообщили, что Карпова, скорее всего, не будет до сентября.

Валандра подошла к зеркалу и, проверив макияж, вышла из кабинета.

– Сергей, – заглянула она в дежурку, – поехали.

– Уже иду, – Болдырев вскочил с дивана и вразвалочку направился к выходу.

Войдя в прохладный вестибюль университета, Вершинина сразу же увидела возле правой стены длинный лоток с книгами. Бородатый мужчина лет сорока сидел на стуле с раскрытой книгой в руках.

Заметив Вершинину, он отложил книгу и встал.

– Что-нибудь ищете? – с улыбкой спросил он.

– Скорее, не что, а кого, – пояснила Вершинина, – мне нужен Коркин.

– А, Геннадий, – мужчина с сожалением пожал плечами, – его сегодня не было.

– Вы не знаете, когда он будет?

– Он мне не докладывает, – равнодушно ответил продавец.

– Мне его срочно нужно увидеть, может, вы знаете, где он живет?

– Нет, не знаю, – снова пожал плечами бородач, – не хотите ли книги посмотреть?

– Спасибо, в другой раз, – Вершинина развернулась и направилась к выходу.

– Давай в адресный стол, – сказала она Болдыреву, садясь в машину.

– Кого-то ищете? – спросил было Сергей, но увидев сосредоточенное лицо Валандры, замолчал.

Адресный стол располагался рядом с центральным стадионом. Поднявшись на несколько ступенек и открыв стальную дверь, выкрашенную голубой краской, Вершинина очутилась в тесном помещении, где стояло два стола и несколько стульев. Заполнив бланк, она отдала его девушке, сидящей в конторке за окошком.

– Ждите, – ответила та, отдавая ей сдачу.

Минут через двадцать томительного ожидания Валандра получила адрес Коркина.

Возвратившись в машину, она коротко бросила Болдыреву:

– Кутякова, семнадцать.

Кайзеровская «Волга» обогнула парк «Липки», к которому в поисках развлечений, в ожидании знакомств и приключений уже стягивалась гуляющая молодежь, и по одной из узких улочек устремилась к Московской.

Валандра равнодушно глядела на проносящиеся за окном здания, на жалкие, купированные из-за каких-то высших эстетических соображений кроны деревьев, на мелькающие лица прохожих.

В ее мозгу свербила одна и та же мысль: «Неужели убийца – Карпов? Неужели он? А ведь я с ним спала, о Господи!» Она пыталась отогнать от себя этот кошмар, но он преследовал ее точно идея фикс.

«А что же он в таком случае со мной не расправился? Но я-то не блондинка… Трауберг тоже не была блондинкой… Куда же он пропал? Планирует очередное дельце? Фу, ну и мерзость! Группа и резус крови на купюре те же, что и у Трауберг. Можно, конечно, было произвести более глубокий анализ, но к кому, кроме Зое Михайловны, я могу обратиться в подобной ситуации? И вообще, не слишком ли много совпадений?»

Глава девятая

Болдырев остановил машину во дворе ничем не примечательной, протянувшейся на пол-улицы девятиэтажки.

Миновав кордон престарелых околоподъездных сплетниц, Вершинина поднялась на лифте на шестой этаж и, выйдя из кабины, остановилась перед фирменной металлической дверью, в правом верхнем углу которой красовался до боли знакомый значок «Кайзер». Она нажала кнопку звонка, напротив которой была прикреплена миниатюрная табличка с цифрой «сто двадцать шесть».

Вскоре до нее донесся звук отпираемой двери, который сменился торопливым шарканьем ног. «Слава Богу, дома кто-то есть», – подумала Валентина.

Повисла пауза. Вершинина поняла, что ее рассматривают в кайзеровский глазок. Наконец, дверь с сухим металлическим лязгом открылась, и Вершинина увидела на пороге миловидную седоволосую женщину, одетую в пестрый длинный халат. Одна рука женщины от запястья до локтя была закована в гипс.

– Добрый вечер, мне нужен Коркин Геннадий. Вы его мама? – догадалась Вершинина.

– Да, – любезным голосом ответила женщина, – его нет дома, он – в командировке. Может, что-то ему передать?

– Да нет, не надо. Мне хотелось бы поговорить с ним лично.

– Ничем не могу вам помочь, – хозяйка отвела в сторону здоровую руку, выражая этим жестом сожаление и досаду.

– Извините, не знаю, как к вам обращаться…

– Алевтина Павловна. Да вы проходите, чайку попьем, – предложила она с улыбкой. – Вам Геннадий-то зачем нужен? – осторожно полюбопытствовала Алевтина Павловна, видя, что Валандра пребывает в нерешительности.

– Да я приятеля его ищу, с которым он учился в университете, Карпова Виталия. Вы случайно его не знаете?

– Как же, как же… – Алевтина Павловна закивала.

– Вы давно его видели?

– Давно-о… Как университет закончили, так он больше не появлялся, – Алевтина Павловна поправила здоровой рукой выбившуюся из прически густую седую прядь, – да что же вы стоите? Проходите!

Она деликатно посторонилась, пропуская Валандру, которая явно ей приглянулась.

– Сейчас чайку попьем. Вас как зовут?

– Валентина Андреевна, можно просто Валентина, – Вершинина уже стояла у двери, ведущей непосредственно в квартиру Коркиных.

– Не стесняйтесь, – радушно пригласила Валандру Алевтина Павловна, – проходите.

Она толкнула дверь. Очутившись в небольшой опрятной прихожей, Вершинина быстрым привычным движением сняла туфли и на минуту замерла перед красивым овальным зеркалом в тяжелой бронзовой оправе со множеством прихотливых завитков.

«Старинное», – подумала она, поправляя волосы.

Она тронула тусклую бронзу.

– Какое у вас красивое зеркало, настоящее произведение искусства! – восхищенно сказала Валандра.

– Да-а, – со вздохом протянула Алевтина Павловна, умели в старину делать! Это мне от моего отца по наследству досталось, – с гордостью в голосе произнесла она, ласково поглаживая застывшие в бронзе вьющиеся виноградные лозы, гроздья и листики.

– У вас тоже жарко, – сочувственно покачала головой Валандра, решив, что не мешает расспросить Коркину на предмет отношений ее сына с Карповым. – Как же это вы управляетесь, с больной рукой-то?

– Да Гена обещал в воскресенье приехать, – в глазах Алевтины Павловны засияла нежность.

«Вот именно, – подумала Валандра, – не «появилась», не «возникла», не «промелькнула» или что-то в этом роде, а – «засияла»! Не забыть потом употребить в романе… Господи, о чем это я?» – как бы спохватилась она.

Валентина прошла в единственную комнату и устроилась на мягком диване с высокой удобной спинкой. Обстановка квартиры являла собой причудливую смесь «старого» и «нового»: от притулившегося в углу комода, от низкого, немного громоздкого, заставленного не посудой, а книгами серванта веяло ни мало – ни много серебряным веком, тогда как от роскошного дивана, кресел из одного гарнитура, от телевизора и магнитофона «Фунай», проигрывателя для лазерных компакт-дисков несло оголтелой современностью. Все свободное пространство стен между мебелью было поглощено черно-белыми и цветными снимками в профессионально изготовленных деревянных рамках.

– Он у меня заботливый! Нанял даже домработницу, приходящую, – уточнила Алевтина Павловна, – она недавно ушла. В магазин ходит, прибирает, стирает. Мы с ней подружились.

«Сдружиться с таким мягким и интеллигентным человеком, как вы, Алевтина Павловна, – не проблема!», – мысленно обращаясь к своей собеседнице, заметила Валандра.

– Вам повезло с сыном…

– Ой, и не говорите! – всплеснула она здоровой рукой, – лучшего и не пожелаешь! В больницу ко мне каждый день приходил. Не только покушать приносил, но и – цветы, представляете? Как любимой женщине! – гордо сказала она, в то же время смутившись и немного потупившись.

– А это вы? – Валандра показала на висевшую на противоположной стене черно-белую фотографию, на которой была запечатлена молодая пара: красивая женщина с благородными чертами лица и тяжелыми русыми косами, свернутыми на темени в аккуратные кольца, и темноволосый мужчина, чей прямой пристальный взгляд и плотно сжатые губы излучали волю и решимость.

Упрямая складка на лбу и резко выступающие скулы дополняли впечатление.

«Тяжелый в жизни, наверное, был человек!» – подумала Валандра, симпатии которой были на стороне русоволосой красавицы.

– Это мы с Колей, только поженились… – мечтательно пояснила Алевтина Павловна.

Валентине показалось, что глаза Коркиной слегка увлажнились.

«Надо же, какая чувствительная, нервы или возраст?»

– А это кто? Старинная фотография… – Валентина встала и подошла к серванту, над которым висел снимок, напоминающий скорее портрет.

Изображенный на фотографии бородатый мужчина в темном священническом облачении, с массивным простым крестом на груди чем-то был неуловимо похож на Геннадия. Так по крайней мере показалось Вершининой, а она была очень наблюдательной.

– Это мой отец – Павел Преображенский, – гордо сказала Алевтина Павловна, – погиб в годы репрессий.

– Надо же… – задумчиво процедила Валандра, вглядываясь в лицо Преображенского.

Свое благообразие и красоту Алевтина Павловна унаследовала от отца. Тот же правильный овал лица, высокий, благородного очерка лоб, тот же глубокий, вдумчивый и одновременно благожелательный взгляд.

– Гена очень гордится дедом, его подвижничеством и верностью христианскому идеалу любви к ближнему. Это фото для него все равно что икона.

– Я смотрю, Геннадий увлекается религиозной литературой? – Валандра перевела взгляд с «иконы» на полки серванта, где выстроилась целая батарея томов и брошюр, названия которых не оставляли никаких сомнений в их православном содержании.

– «Увлекается» – не то слово! – радостно воскликнула Алевтина Павловна, – он весь в этом! – она вытянула вперед здоровую руку и стремительно нарисовала в воздухе некое подобие эллипса, чьи очертания призваны были вместить в себя всю религиозную литературу, группировавшуюся на пыльных полках.

– Он мне тут ничего не велит трогать – даже пыль протирать не разрешает! Всегда сам…

– А что-то я икон у вас не вижу? – деликатным тоном спросила Валандра.

– Есть у меня парочка, только Гена мне строго-настрого запретил их вешать!

– Почему? – удивилась Вершинина, взгляд которой снова переместился на фото Преображенского.

– У него дед заместо иконы. Он так прямо мне и заявил! Не знаю толком: плохо это или хорошо… – в голосе Алевтины Павловны поубавилось победных литавров.

Валандра обернулась к ней и молча пожала плечами.

– А что же это мы чай не пьем? – спохватилась Алевтина Павловна, – вы сидите, а я сейчас, – она было направилась бодрым шагом в кухню, но около самой двери остановилась.

Снова занявшая свое место на диване Валандра вопросительно посмотрела на нее.

– Чтоб вы не скучали, – Алевтина Павловна засеменила к серванту, открыла правую нижнюю створку и достала большой фотоальбом, обтянутый бордовым бархатом, – вот, посмотрите, – она положила свою драгоценность Валандре на колени.

– Это я еще успею сделать, – Вершинина бережно переложила альбом с колен на диван, – давайте-ка я вам лучше помогу.

– Сидите! Сама управлюсь, – Алевтина Павловна махнула правой рукой, – я уже приноровилась. Чай-то – это не стирка, не уборка!

– И все-таки, – настаивала Валентина, которая уже поднялась с дивана и готова была идти на кухню.

– Ну раз уж вы так хотите… – неуверенно проговорила хозяйка.

– На кухне и попьем, – предложила Валентина, – чего сюда таскать-то?

На кухне царил образцовый порядок: чистые накрахмаленные занавески, ослепительно-белый кафель, с которым у Валандры почти всегда ассоциировалась больница, сверкающие такой же белой поверхностью стенные шкафчики, на подоконниках – ухоженная комнатная флора.

– Откройте вон ту створку, там чашки, – Алевтина Павловна указала на шкаф, стоявший в углу.

– А вот и чайник поспел, – Валандра поставила на стол две бледно-розовые с золотой каемочкой чашки и сняла с плиты пыхтящий чайник, в котором весело булькал кипяток, – Алевтина Павловна, я вас прошу, сидите, я сама.

Вскоре благодаря дружным усилиям хозяйки и гостьи на столе появились вазочки с абрикосовым вареньем, печеньем и конфетами, незатейливая эмалированная масленка, плетеная тарелочка с хлебом и маленькая баночка со свежими листиками мяты.

– Ну вот, – Алевтина Павловна обвела стол удовлетворенным взглядом, – кажется, ничего не забыла.

– Какая прелесть, эта мята! – Валандра положила себе в чашку благоухающий сладкой прохладой узкий листик.

– Это у меня Гена на даче выращивает… – с затаенной нежностью и восхищением в голосе пояснила Алевтина Павловна, – я ведь, знаете, на даче-то не бываю, давление…

Она тяжело вздохнула.

– А так хотелось бы! Раньше-то я, бывало, там все лето проводила. Да какое там лето – от зимы до зимы! А теперь вот – совсем расклеилась!

– Да какие ваши годы, Алевтина Павловна, – шутливо сказала Валентина, – съездите вы еще на дачу, и не один раз!

Ей хотелось приободрить Алевтину Павловну.

– Не-ет, – сокрушенно протянула та, – ушли мои годы. Мне теперь до гробовой доски эта квартира прописана.

Она грустно покачала головой.

– Неужели так серьезно? – Валандра заглянула ей в глаза.

– Шкалит и шкалит… Двести да двести двадцать. Вы думаете, почему я руку-то сломала? Упала… Да так неудачно! Смещение большое, вот в больницу и попала. Одно утешение – Геннадий.

– Да-а, – сочувственно протянула Вершинина, – а где у вас дача?

– В Квасниковке. Местность живописная, заливы… эх!

– У моей бабушки там была дача, – соврала Валентина.

– Она жива?

– Нет, умерла семь лет назад.

– Сколько же ей лет было? – поинтересовалась Алевтина Павловна, – вы себе еще чаю-то наливайте, не стесняйтесь!

– Бабушка моя пожила на славу. Умерла в девяносто три года, – на этот раз Валандра сказала чистую правду.

– Хорошо, – Алевтина Павловна задумалась, – если вы в нее, то и вам на роду написана долгая жизнь.

– Дача у нее на Песочной была, – вспомнила Вершинина одну из Квасниковских улиц.

– Да что вы! – воскликнула Алевтина Павловна, – а у меня на Речной. Это ж совсем рядом!

– У вас какой дом?

– Двенадцатый, – глаза Алевтины Павловны заблестели.

– А у нас – шестой.

– Надо же! – известие о том, что ее дача находилась в непосредственной близости к мифической загородной резиденции гостьи прямо-таки развеселила Алевтину Павловну.

– Извините, – Валандра привстала, – мне в туалет нужно.

Коркина с понимающей улыбкой кивнула. Вершинина проскользнула в прихожую, достала из сумки мобильный и только потом пошла в туалет. Переместившись в ванную, она включила воду и набрала номер дежурки.

– Маркелов слушает, – зазвучал спокойный тенор Вадима.

– Вадик, сколько там вас?

– Я, Толкушкин, Коля Антонов и Валентиныч, а что?

– Дай-ка мне Валеру.

– Слушаю, Валентина Андреевна, – раздался бодрый голос Толкушкина.

– Здесь для тебя и Валентиныча задание одно есть.

– Какое? – загорелся Валера.

– Адресок один…

Переговорив с Толкушкиным, Валандра вернулась к чаепитию.

– А Геннадий куда уехал? – полюбопытствовала она, когда Алевтина Павловна несмотря на все ее протесты налила ей третью чашку.

– В Москву, за книгами, он ведь предприниматель.

– И часто он в столицу ездит?

– Раза два-три в месяц, сами понимаете, дело такое…

– А Карпова он только по университету знает?

– Да нет, они в одной школе учились, но подружились только в университете, вот как бывает.

– А к вам Виталий часто захаживал?

– Да почитай каждую неделю, а что?

– Алевтина Павловна, если вам не трудно, расскажите мне о нем. Он интересует меня как человек…

* * *

– Валентиныч, собирайся, Валандра нам задание нашла, – запихивая сотовый в карман светлых летних брюк, сказал Толкушкин.

– Наконец-то, – со смаком потянулся Ганке, – а то сидим тут, от духоты загибаемся! Вадим, – обратился он к Маркелову, неотрывно следящему за экраном монитора, – ты бы лучше кондиционер починил. Телек-то твой никуда не убежит!

– Вот Шурик завтра выйдет, и займемся, – Вадим даже не посмотрел на Ганке, – до завтра как-нибудь протянете, тем более, что вам теперь прогулка светит.

– Не прогулка, а обыск. Ох, и любит наша Валандра это дело! – пошутил Валентиныч.

– Пошли, Валентиныч, хватит ля-ля травить! – скомандовал Валера, направляясь к двери, – все взял?

– Инструменты всегда при мне. А ты-то хвост больно не распускай. Забыл, как Валандра тебя щучила? – невозмутимо отпарировал Ганке.

– Ну, чао, я в машине, – Толкушкин хлопнул дверью.

– Поди ж ты, какой важный стал! – Ганке стоял над открытым дипломатом, проверяя сохранность и исправность своих магических железяк.

– А этот жирный чего сегодня прибегал? – поинтересовался Маркелов.

– Мещеряков? – уточнил Ганке, – срочно Мамедова куда-то угнал. Заказ что ль какой-то… – предположил Валентиныч, который, осмотрев свой инвентарь, захлопнул дипломат, и подойдя к зеркалу, расчесывал свои роскошные густые усы.

– Не пойму, что это он нас везде сует?

– Дураков ищет. Пару раз заказы ему пролоббировали, так он решил уже, что это – наша работа, – отозвался с усмешкой Ганке.

– Хрен моржовый! – не выдержал Вадик.

– С каких это пор интеллигенты такими словесами балуются? – пошутил Ганке. – Ладно, я пошел.

– Удачи! – Вадим оторвался, наконец, от компьютера, махнув Ганке рукой на прощание.

Неспешной размеренной походкой Валентиныч вышел из конторы и направился к бежевой «шестерке», сидя за рулем которой, Толкушкин изнемогал от жары.

– Ничего себе прогулочка – сорок градусов в тени! – воскликнул он, когда Валентиныч занял свое место на переднем сиденье и набросил ремень.

– Зато Болдырев доволен – не будет мерзнуть теперь! – в своей обычной иронической манере ответил Ганке.

– Может, искупаемся? Там же Волга…

– Тебе, Толкушкин, за что платят и платят очень неплохо, за то, чтоб ты пляжничал? – Ганке надел солнцезащитные очки.

«Шестерка» выехала на соседнюю улицу. Тротуары были залиты солнечным светом. Пробегая по стеклам витрин, он снопами ослепительных искр обрушивался на крыши авто, зажигая новые галактики вихрящихся бликов.

– Очки надень, – посоветовал Толкушкину Ганке, – а то врежешься куда-нибудь, костей не соберем!

* * *

В конторе Вершинину поджидал Мещеряков, которому явно нечем было заняться. Войдя в кабинет, она обнаружила его сидящим в ее кресле. Он беспокойно крутился туда-сюда.

– Где это ты, Валентина, все пропадаешь? – с ноткой раздражения спросил он, – у нас тут выгодный заказчик нарисовался, а тебя – ищи-свищи!

– Знаешь, Миша, какой мой самый большой недостаток? – отнюдь не добродушно усмехнулась Валандра.

– Какой? – Мещеряков как-то бессмысленно заморгал своими маленькими глазками.

– Неспособность быть одновременно в двух разных местах, – усмешка не сходила с ее лица.

– Скажешь тоже! – взорвался Мещеряков, – умная стала? Только из меня дурака делать не надо! Понятно? Между прочим, проработку заказа я поручил твоему Мамедову.

– Он же еще окончательно не выздоровел… – удивилась Валандра.

– Пришел на работу – значит, выздоровел! – отчеканил Михаил Анатольевич, – заказ-то действительно важный!

– Ну говори, Миша, не томи, – Вершинина села в кресло у журнального столика.

Мещеряков выдержал эффектную паузу, небрежным жестом поправил штанину и, артикулируя каждый слог, медленно произнес:

– Банк, Валентина, и какой ты думаешь? – «Волга-кредит», – Мещеряков горделиво приподнял подбородок.

– Ну-у! – симулируя радостное изумление, воскликнула Валандра.

– Вот тебе и ну! Не знаю, куда деньги девать будем, – пошутил Мещеряков, картинно потирая руки.

Хотя он и стремился этим жестом спародировать алчность, служившую мишенью для порой резких и язвительных упреков и насмешек Вершининой, она как никто другой знала, что эта самая алчность является одной из составных частей его натуры.

– Прекрасно, Миша, прекрасно, только я вот не пойму, почему ты всю работу по оформлению заказов повесил на моих сотрудников? У тебя что, персонала не хватает?

– Ну что мы, Валентина, рядиться будем? – пренебрежительно хмыкнул Мещеряков, – денежки-то никому карман не трут. И потом, твои ребята, надо отдать им должное, особенно этот Мамедов, неплохо в этом направлении работают.

– Мы и расследования проводим неплохо, – твердо произнесла Валандра. – Ты, Миша, частенько забываешь, что этими ребятами руководит та, за которой ты ведешь неусыпную слежку, вплоть до того, в котором часу она приходит на работу, а в котором уходит. К тому же, принялся меня еще и среди дня караулить! А я ведь, Миша, делом Трауберг занимаюсь, на месте, как ты видишь, не сижу.

– Ой, ладно, ладно, – как всегда отмахнулся Мещеряков.

– А с этого расследования и ты, и весь «Кайзер» кое-что поимеет… – Валандра хитро сощурила глаза. Она затронула слабую струну своего шефа, охарактеризовав которого как «жадноватого», она погрешила бы против истины. Он был не то чтобы прижимистым, расчетливым и бережливым, он был именно алчным, ибо в обычное скопидомство и скупердяйство вкладывал экспансивную страсть и экспрессивную энергию завоевателя и первопроходца, истекающего слюной при виде новых земель и сокровищ.