355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Наталья Никольская » Последняя жертва » Текст книги (страница 1)
Последняя жертва
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 01:13

Текст книги "Последняя жертва"


Автор книги: Наталья Никольская



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Наталья Никольская
Последняя жертва

Глава первая

Валера Толкушкин повернулся на дерматиновом диване и посмотрел на часы, висевшие над пультом. «Четвертый час. Похоже, сегодняшнее дежурство будет спокойным», – подумал он и сел, опершись руками о стол. Он пододвинул к себе пачку сигарет, закурил и посмотрел на свое искаженное отражение в натертом до блеска боку электросамовара.

На другом таком же диване дремал Маркелов. Валера посмотрел на него. В это время на пульте замигала красная лампа, и помещение дежурки наполнилось резким пульсирующим звуком. «Ну вот, сглазил», – подумал Толкушкин, быстро сунул ноги в кроссовки и, подбежав к пульту, открыл регистрационный журнал.

– Вадик, – повернув голову, крикнул он Маркелову, – подъем.

– Не глухой, слышу, – отозвался Маркелов, опуская ноги на пол, и поморщился, – да выключи ты эту сирену.

Толкушкин щелкнул тумблером на панели пульта, и в комнате воцарилась тишина.

– Далеко ехать? – Маркелов подошел и тоже склонился над журналом.

– Да нет, рядом совсем – на Шевченко. Трауберг Маргарита Львовна.

– Я буду ждать в машине, – Вадик повернулся и пошел к выходу.

– Я уже иду, – Валера сделал в журнале последние отметки и тронулся следом.

Серая майская ночь встретила их прохладой и сыростью. Как говорили синоптики, такого холодного мая не было с тысяча девятьсот восемнадцатого года. Сев в «Ниву», полученную два дня назад из ремонта, Маркелов вставил ключ в замок зажигания.

Мамедов, сидевший в ту злополучную ночь, когда на него был совершен наезд, за рулем, чудом остался жив. Он успел в последнее мгновение свернуть на тротуар, спасаясь от мчавшегося прямо на него ЗИЛа-самосвала, и теперь находился в больнице с сотрясением мозга и переломом плеча.

Маркелов повернул ключ и, не давая двигателю прогреться, плавно выехал со двора. Мокрая после дождя дорога отражала свет фонарей и огни рекламы. По Рабочей «Нива» доехала до Вольской, потом свернула на Шевченко. У поворота к дому их нагнал милицейский УАЗик, озаряя пространство синими всполохами. Водитель УАЗика, узнав «кайзеровскую» «Ниву», несколько раз мигнул фарами.

– Хорошо хоть сирену не врубили, – подковырнул ментов Толкушкин.

Обе машины почти одновременно въехали во двор дома сталинской постройки и остановились у углового подъезда. Двери УАЗика распахнулись, и с заднего сиденья выпрыгнули два автоматчика в шлемах и бронежилетах. С переднего сиденья вышел старший лейтенант Силантьев и, указал пистолетом, который держал в руке, в сторону подъезда.

– Третий этаж, квартира двадцать два.

Автоматчики бросились в подъезд. Толкушкин с Маркеловым, поприветствовав лейтенанта, двинулись следом за ним. Силантьев остановился не доходя несколько ступеней до лестничной площадки третьего этажа, а автоматчики – перед металлической дверью, оклеенной пленкой под красное дерево. Один из них, который был повыше, взялся за ручку и, повернув ее, потянул дверь на себя. Другой, выставив вперед оружие, ринулся внутрь.

Подождав, когда оба автоматчика скроются за дверью, лейтенант тоже вошел в квартиру. Толкушкин с Маркеловым, стоя на лестничной площадке между вторым и третьим этажами, наблюдали за действиями тревожной группы.

– Ну что, пошли? – Толкушкин посмотрел на Маркелова и начал неторопливо подниматься.

Просторная вытянутая прихожая до потолка была отделана узкими панелями под бук и освещалась мягким рассеянным светом, льющимся из галогенных светильников, направленных в потолок. По обе стороны высокого зеркала в старинной резной раме висели бра в виде газовых фонарей девятнадцатого века.

– Руками ничего не трогать, – лейтенант выглянул в прихожую.

– Не первый год замужем, – буркнул Маркелов.

У одной стены большой, почти квадратной гостиной, служившей одновременно и спальней, стоял разложенный диван-экспресс. Рядом с новеньким «сони-тринитроном» – пара кресел с причудливо изогнутыми подлокотниками. Встроенный шкаф-купе. Старинный – громоздкий и немного аляпистый – сервант, на полках за узорчатым стеклом – слабо поблескивающий фарфор и хрусталь. Чуть поодаль – книжный шкаф…

Стены гостиной до уровня подоконника были отделаны темно-коричневым деревом, а выше – зелеными, цвета майской травы, шелковыми обоями. Освещала комнату бронзовая люстра с хрустальными подвесками.

Силантьев с автоматчиками стояли на светло-бежевом ковровом покрытии и смотрели на обнаженное тело молодой женщины, лежавшей на полу. Ее руки и ноги были связаны прозрачным скотчем, полоской такого же скотча был заклеен рот. На месте глаз зияли кровавые провалы.

Все вокруг было забрызгано кровью. Толкушкин, выглянувший из-за спины Маркелова, отпрянул, усиленно борясь с подступившей к горлу тошнотой.

– Валера, – повернулся к нему Маркелов, – сгоняй в ларек, купи чего-нибудь попить.

В другой раз Толкушкин бы начал сопротивляться приказанию старшего товарища, но сейчас безропотно повернулся и вышел.

Лейтенант сел на диван и снял трубку телефона, висевшего на стене.

– Алло, Горохов? Это Силантьев. У меня здесь труп на Шевченко. Я пришлю машину, отправь мне кинолога с собачкой, срочно. И бригаду криминалистов.

Он повесил трубку и снял с пояса рацию.

– Олег, дуй живо в отдел, заберешь там дежурного кинолога и мигом обратно, понял?

– Понял, – прохрипел в ответ голос водителя.

– Снова этот маньяк объявился, – ни к кому конкретно не обращаясь произнес Силантьев, – уже пятое убийство… И везде этот дурацкий знак оставляет.

Маркелов посмотрел на тело, куда указывал палец лейтенанта, и заметил, что на груди у жертвы было вырезано что-то вроде яблока, внутри которого была сделана надпись латинскими буквами.

– Скорее всего, жертва его знала, и в квартиру они вошли вместе, – продолжал лейтенант, – а сигнализация сработала, когда он уходил.

Маркелов подавил приступ зевоты и отвернулся.

– Значит, к нам претензий не будет. Тогда я пойду.

– Иди, – Силантьев посмотрел на высокого автоматчика, – Вова, сходи, разбуди соседей – нам понадобятся понятые.

Попрощавшись с лейтенантом, Вадим направился к выходу и в дверях столкнулся с Толкушкиным, державшим под мышкой двухлитровую бутыль спрайта.

– Пойдем, нам здесь больше делать нечего. К нам претензий быть не может, – добавил он, видя, что Толкушкин удивленно вращает глазами.

Они спустились вниз и сели в машину. Развернувшись на пятачке у подъезда, Маркелов вырулил на дорогу.

* * *

30. месяц – неразборчиво, 1999.

Черт бы побрал эти ремонтные работы! Выключают воду – ни умыться, как говорится, ни подмыться… Что хотят – то и творят! Совдеп хренов!

Но самое главное – нельзя инструменты вымыть… Сполоснул, конечно, из чайника, но разве это дело? Что же мне теперь с собой бидончик прихватывать? Смех – смехом, а придется… Или это предупреждение?

Может, не угоден тебе труд мой, Господи? Или это случайность? Ох, верно, бес меня попутал, если я заговорил о превратностях судьбы, о нечаянностях всяких, забывая о промысле твоем, Господи!

Накажи раба твоего, подай знак… Или это и был знак, только я из-за своей гордыни все еще мню себя твоим избранником?

Нет уж… Просчитывать все надо тщательнее, чтобы не оказаться в дураках даже перед Господом. Учитывать все возможные и невозможные нюансы, вносить в стратегию и прожекты прихотливую динамику жизни… Тактика, тактика…

Жизнь… Разве справедливо, Господи, что даешь ты ее и дурным, и правым равной чашей? Нет, я не встаю с колен, не смотрю на тебя как равный, просто понять силюсь: какой же смысл вкладываешь ты в эту уравниловку?

Ужели дурные, оборотни, волхвы черные достойны видеть творение рук твоих, Боже? А сколько нечисти нынче развелось, сколько кривды и гордыни? И ты спокойно взираешь на это, не поразишь молнией эти Содом и Гоморру?

Знаю, знаю – ты меня призвал к этому, дал мне в надел этот край неправедный, чтобы я очистил его от всякой мрази и гнили!

И она, эта стерва с рыжим лобком и наглыми глазами, – одна из многих, коим еще предстоит суд твой строгий и непредвзятый…

Ух, падла, сопротивляться задумала! Но я-то ей быстренько рот скотчем залепил… В следующий раз осмотрительнее надо быть. А то поиграть задумал…

Тело… Мерзость, непристойность, грех. Дух, дух и еще раз дух! Что тело? – гниющая оболочка… Я освободил ее – выпустил на свободу душу. И полетела она, полетела… Попробуй догони, поймай! А темница – в другой темнице, в крови и пыли.

Наследил, конечно…

Или ты осуждаешь меня, Господи? Вина моя – в истовом служении тебе! Дым стелется над вотчиной твоей, паства твоя – лишившееся пастуха стадо.

Но у тебя есть я, Господи, слуга твой вечный, преданный и терпеливый!

Доллары, Господи?

Ты же знаешь, как слаба плоть человеческая… Нет, не воля, а именно – плоть! Ведь ее питать нужно…

Ты же сам такими создал нас, грешных, но ищущих света!

И я указываю его ближним моим, закрываю им глаза в этой жизни, чтобы они смогли распахнуть их в иной, праведной, вечной…

А для этого мне нужно поддерживать в себе эту проклятую бренную жизнь, дабы не споткнуться, не упасть, не выронить из рук меча, карающего неправых…

* * *

Итак, давайте знакомиться: меня зовут Вершинина Валентина Андреевна. Мои подчиненные, сотрудники отдела безопасности фирмы «Кайзер», которую я возглавляю вот уже три года, между собой называют меня Валандрой. Меня это не только не задевает, но даже нравится.

Составленное из имени и отчества, звучащих довольно банально, это прозвище, как мне кажется, таит в себе некую загадку, аллюзию и намек.

На что?

Для начала скажем, что Валандра запросто рифмуется с «саламандрой». Не слышится ли вам что-то ускользающе-волшебное и сказочное в этом прозвище?

И потом, оно созвучно с именем одного из самых обаятельных героев Булгакова – Воландом.

Только попрошу не путать его с разными там вульгарными «шлендрами», «шлындрами» и более нейтрально-корабельной «полундрой»!

Наша фирма занимается не только производством стальных дверей, установкой сигнализации и контролем за объектами, на которых данная сигнализация установлена. Служба безопасности фирмы «Кайзер» проводит также всякого рода расследования. Таким образом, сотрудники отдела безопасности «Кайзера» осмеливаются полагать себя детективами, каждый раз на практике доказывая себе и окружающим правомочность подобного полагания.

К нам обращаются как простые смертные, так и высокопоставленные чиновники, когда заходит речь о необходимости сохранить их репутацию в неподмоченном состоянии. Видели бы вы, как они тушуются, в какое замешательство, а порой и агрессию впадают, когда в интересах дела приходится расспрашивать их на предмет каких-нибудь деликатных подробностей биографии или отношений с ближними!

За баранкой «Кайзера», погремывая рюмочным хрусталем и утопая в мягких подушках собственных ягодиц, сидит Мещеряков Михаил Анатольевич – мой непосредственный начальник, с которым я на протяжении трех лет веду один и тот же напряженный словесный поединок и который упорно твердит, что это именно он нас кормит.

Он, естественно, возглавляет список сотрудников «Кайзера», с которыми на манер драматурга я и хочу вас познакомить.

Итак, Мещеряков Михаил Анатольевич – бывший сотрудник органов, отдавший не один год своей бурной жизни оперативно-следственному отделу. Умен, хороший организатор, пройдоха, тертый калач. Жадноват, трусоват, фатоват. Основное хобби – вмешиваться в мою личную жизнь, изображая умудренного опытом, заботливого отца.

Деловит, плодовит (в смысле идей), полиглот (в смысле количества спиртного, проглатываемого за единицу времени), чадолюбив, зануден, иногда назойлив до умопомрачения.

Работать с ним можно, особенно когда он сидит у себя в кабинете на втором этаже и не сует свой сизый нос в мои дела. Но такое бывает крайне редко, обычно он всем и вся интересуется, не давая ступить и шагу, чтобы не погрозить своим толстым пальцем из-за угла и не разразиться какой-нибудь «притчей во языцех».

Мамедов Алискер – секретарь-референт, моя правая рука, который сейчас валяется на больничной койке. Дело в том, что пару недель назад Алискер попал в дорожно-транспортное происшествие. Через полтора-два месяца он вернется «в строй», а пока я терпеливо и артистично должна разыгрывать из себя левшу.

Мамедов деловит, подтянут, сообразителен, всегда гладко выбрит, красив, умен, темпераментен на восточный манер, впечатлителен, любвеобилен – ох уж эти женщины, вечно он попадает в какие-то истории из-за них и с ними.

Парень хваткий, настоящий универсал!

Маркелов Вадим – компьютерный маньяк-виртуоз, сосредоточенный на процессорах, мониторах, сайтах, файлах и прочей ерунде и потому рассеянный в обычной жизни. Но это – недостаток всех людей, занимающихся усиленной мозговой деятельностью и в силу природных характеристик склонных к интроверсии.

Приветлив, ироничен, исполнителен, спокоен – иногда до индифферентности.

Толкушкин Валера – писатель-одиночка, маргинал, вольная птичка, настолько вольная, что за те неполных три месяца, которые он трудится в «Кайзере», успел схлопотать выговор. Мой сотоварищ по литературе, первый читатель и критик детективного чтива, выходящего из-под моего пера. Советчик, оппонент и в чем-то – культурный наставник. Зубоскал и насмешник.

Универсал, как и все прочие. Даже его эпизодическое разгильдяйство не может заставить меня расстаться с ним. Ребята считают его моим любимчиком… Конечно, я – за равноправие, но…

Ганке Валентин Валентинович – старший из сотрудников. В прошлом – виртуоз-медвежатник, в настоящем – специалист по замкам, простым и сейфным. Сановит, осанист, пунктуален, обходителен, неизменно корректен и невозмутим. Отличное чувство юмора и такта. Всегда безукоризненно одет, подстрижен и выбрит. предмет его особой гордости – густые холеные усы, которые от тщательно расчесывает специальной расчесочкой.

Практически никогда не расстается со своим дипломатом, в регулярно аэрируемых отсеках которого покоятся его аккуратно разложенные «хирургические» инструменты. Выходец из семьи поволжских немцев, ведущих свой род из северной Вестфалии, в свою работу он привык вкладывать неспешную основательность и филигранную скрупулезность своего народа.

Чета братцев Антоновых – Александр и Николай.

Сыщики-водолазы, скалолазы. Основное их занятие – добыча информации. Оба прекрасно водят машину, стреляют, препираются с Толкушкиным, который высмеивает их невежественно-прохладное отношение к символико-мистической системе знаний и ассоциаций, за период своего существования в избытке накопленных восточной и западной культурной традицией.

Александр старше брата всего на полчаса, но ужасно горд этим обстоятельством.

Болдырев Сергей – в прошлом – автогонщик, а ныне – водитель кайзеровской «Волги», на которой разъезжает безрукая в данный момент кайзерша, то бишь – я. Крепкий парень, с крестьянской жилкой и трезвым взглядом на жизнь. Прекрасный семьянин. Исполнителен, теплолюбив, обидчив.

Кажется, все. Вообще-то я рада, что мне удалось сколотить такую команду. Каково это – руководить мужчинами? – спросите вы. Пока справляюсь, а там…

Телефонный звонок оторвал Вершинину от записей, она отодвинула тетрадь и поднесла трубку к уху.

– Валентина Андреевна, доброе утро. Это Маркелов. Я не слишком рано?

– Нет, Вадим, я уже давно не сплю. Что-нибудь случилось?

– Нет, то есть да, случилось. У нас дежурство кончается…

– Вадим, что ты мнешься как кисейная барышня, выражайся яснее.

– Сегодня ночью был вызов на Шевченко. С сигнализацией все в порядке, только вот в квартире обнаружили труп. Ну, я и хотел у вас узнать, будем снимать с пульта?

– Оставь пока. В понедельник посмотрим, когда кончается срок действия договора, а там, может, объявятся родственники или наследники. Как фамилия владельца квартиры?

– Маргарита Львовна Трауберг.

– Хорошо, Вадим, до понедельника.

– Всего хорошего, Валентина Андреевна.

Вершинина положила трубку и пошла будить Максима. Подойдя к сыну, она потрепала его по стриженому затылку.

– Макс, вставай, завтрак готов.

– Ну, мам, – недовольно пробормотал Максим, – ты даже в каникулы не даешь выспаться.

– Вот отправлю тебя к бабушке с дедушкой, у них отоспишься.

– Я к ним не поеду, – твердо заявил Максим, сев на постели.

– Это еще почему? – удивилась Вершинина.

– А компьютер…

– О, Господи, – успокоилась она, – я уж подумала, и вправду что-то случилось. Ну, какие проблемы? И железо твое отправим.

– Тогда другое дело, – тут же повеселел Макс.

– Ну, иди умываться. Нам сегодня еще в больницу надо заехать – Алискера проведать.

* * *

Утром в понедельник, как обычно по будням, за Вершининой заехал Болдырев. Он позвонил из машины.

– Жди, Сергей, я скоро, – ответила она и, положив трубку, направилась в ванную.

Вечером приезжал Виктор Ромашов. Привез несколько бутылок красного вина, мяса, фруктов, зелени. Конечно, сегодня она проспала. «Перекушу на работе», – подумала Вершинина. Выйдя из ванной, она выглянула в окно. День обещал быть теплым, поэтому плащ она брать не стала.

Надев туфли, взглянула на свое отражение в зеркале: на нее смотрела высокая эффектная блондинка, короткое каре обрамляло лицо с крупными правильными чертами. «Надо не забыть отправить компьютер Максу», – она улыбнулась зеркалу и вышла из квартиры, заперев за собой дверь.

Болдырев ждал в черной кайзеровской «Волге». Доехали они быстро, но когда Вершинина вошла в свой кабинет, располагавшийся на первом этаже двухэтажного здания, где размещалась администрация фирмы «Кайзер», часы на стене показывали девять тридцать.

Она шагнула было к своему рабочему столу, но увидев, что ее кресло занято, остановилась. В нем, откинувшись на спинку, сидел ее шеф. Его жирные ляжки-окорока с трудом помещались в кресле. Он перевел свой взгляд с часов на Вершинину.

– Да, Валентина. Ты опоздала на полчаса, – укоризненно произнес он, держа в руках полуистлевшую сигарету.

– Могу я раз в году немного задержаться? – с раздражением сказала она. – Между прочим, я еще не завтракала.

Видя, что Мещеряков не собирается освобождать ее место, она подошла к столику с электрочайником и, посмотрев на красный поплавок, щелкнула рычажком.

– Вот если бы ты была замужем, Валентина…

Она не дала ему закончить.

– Если бы я была замужем, я бы опаздывала гораздо чаще: кроме себя и сына мне пришлось бы собирать на работу еще и мужа. И вообще, Миша, когда ты перестанешь читать мне нотации?…

– Не раньше, чем ты выйдешь замуж.

Почему-то он считал себя обязанным устроить личную жизнь Вершининой и постоянно пытался ее знакомить со своими не обремененными узами Гименея друзьями и с друзьями своих друзей, ну и так далее.

– Миша, роль свахи тебе совершенно не идет, – Вершинина достала из холодильника батон и кусок сыра и принялась делать бутерброды.

– Валентина, – Мещеряков вдруг резко сменил тему, – мы потеряли перспективного клиента.

Он имел в виду одного банкира, который трясся над каждой копейкой.

– Твой перспективный клиент зануда и скупердяй, – бросила Вершинина. – Он хочет, чтобы мы работали на него задаром. Я объяснила, что по соотношению цена-качество наши услуги выгоднее, чем у конкурентов, но он и слушать ничего не хотел.

– Не умеем мы работать с клиентом, – гнул свое Мещеряков, – надо учиться.

– Подхалимничать я никогда не научусь, – Вершинина зло посмотрела на шефа.

На эту ее реплику он прореагировал на удивление спокойно.

– Ну зачем же утрировать, я просто говорю, что нужно быть терпимее и мягче, может быть.

– Я была бы терпимее, если бы один зануда не капал мне ежедневно на мозги.

– Что ты имеешь в виду? – и без того красное лицо Мещерякова побагровело.

Чайник закипел и отключился. Вершинина разорвала пакетик с кофе «три в одном» и высыпала его содержимое в чашку.

– Ты мне составишь компанию? – она проигнорировала вопрос шефа.

– Нет! – заорал Мещеряков. – И вообще, какого черта ты так со мной разговариваешь?

– Ну как я с тобой разговариваю, Миша? – Вершинина добавила в чашку воды и начала размешивать дымящийся напиток.

– В общем, так, Валентина, – Мещеряков немного отошел, но дышал все еще тяжело, – или ты перестраиваешься и начинаешь работать по-новому, или…

– Что или? – прервала его Вершинина, – уволишь меня?

– Работай пока, – Мещеряков тяжело поднялся с кресла. – Кстати, что у вас произошло вчера ночью?

Вершинина всегда удивлялась его осведомленности: он мог целыми днями сидеть в своем кабинете или «принимать на грудь», как он выражался, или бродить вроде бы безо всякого дела по коридорам, но всегда был в курсе всего происходящего в «Кайзере» и, в частности, в службе безопасности.

– В квартире на Шевченко обнаружили труп хозяйки, – она откусила кусок бутерброда и сделала маленький глоток кофе, – я сама еще толком не выяснила.

– К нам претензий не будет? – хмуро поинтересовался Мещеряков.

– Нет, с сигнализацией все в порядке, так что не переживай.

– Что значит «не переживай», – снова начал распаляться шеф, меряя кабинет своими большими шагами, – кто же за вас еще будет переживать, если не я, а? Вы, понимаешь, можете себе позволить опоздать на работу, уйти раньше времени домой или по своим делам, попасть в больницу, а я должен все контролировать, учитывать каждую мелочь, следить, чтобы вы не натворили каких-нибудь глупостей. Знаешь, Валентина, каково в наше время руководить такой организацией, как наша? – Мещеряков уставился на Вершинину своими водянистыми глазками.

– Миш, – Вершинина допила остатки кофе и начала убирать со стола, – у меня коньяк есть, не хочешь попробовать?

– Какой еще коньяк? – оторопел Мещеряков, – опять твои грязные намеки?

– Ну какие могут быть намеки? – она направилась к сейфу и, отперев его, достала бутылку «Дербента», – просто мне подарили, а я в коньяках ничего не понимаю.

– Ну-ка дай сюда, – Мещеряков потянулся за бутылкой, – надо попробовать. У тебя рюмки-то есть?

– Рюмки есть, – она заперла сейф и села на свое кресло, которое еще сохранило тепло мещеряковских ягодиц, – только мне еще договора посмотреть надо, вдруг родственники этой Трауберг объявятся.

– А, ну ладно, работай, – Мещеряков направился к двери.

Когда он вышел, Вершинина с облегчением вздохнула. «Хоть покурю спокойно». Из пачки «Кэмела» она достала сигарету, прикурила от «дракоши», из пасти которого вырвалось пламя, и пододвинула к себе «Московский комсомолец», который лежал на столе рядом с телефоном.

На последней странице был напечатан астрологический прогноз на неделю.

«Астрологическое небо конца мая – одно из самых тяжелых за весь год. Тридцатого мая состоится лунное затмение, влияние которого уже ощущалось на протяжении прошедшей недели. Давно замечено, что в период лунного затмения возрастает эмоциональная чувствительность, повышается обидчивость и внушаемость, люди становятся более нервными и раздражительными».

Вершинина не стала читать дальше, а перевела взгляд вправо, где был дан прогноз по знакам зодиака, и нашла Козерога:

«КОЗЕРОГ запросто может лишиться работы, а заодно и хорошей репутации на этой неделе. Об этом вы узнаете уже в первый день недели. Однако все может ограничиться только крупным разговором с начальником».

«Вот и не верь после этого звездам и предсказателям», – подумала Вершинина и, стряхнув пепел с сигареты, стала читать дальше.

«Удержаться на рабочем месте помогут коллеги, которые болеют за вас. Мужчины не должны сейчас слушать советов жены. В отношения с любимым человеком могут вмешаться родители».

Она отложила газету и задумалась. Она уже собиралась встать, чтобы найти на полке договор, как дверь в кабинет приоткрылась, и в образовавшуюся щель заглянул Толкушкин.

– Валентина Андреевна, к вам пришли.

– Кто?

– Лев Трауберг, – таинственно произнес Валера.

– Что ж, зови, – она вздохнула и затушила окурок в пепельнице.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю