Текст книги "Убей меня нежно"

Автор книги: Наталья Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Сдали мы сессию, а после каникул в марте поехали они в Чехословакию, тогда это еще была одна страна. Андрей туда по комсомольской линии попал, а Ольга как лучшая, студентка. Ну и вернулись они оттуда уже парой, стали всюду вместе ходить. А потом первого мая она слетала домой на годовщину смерти того парня, и стали они совсем вдвоем всюду бывать, и вроде бы разговор шел, что к осени они собирались пожениться. Не знаю, может быть, вы скажете, что легкомысленная она была, так быстро все забыла, но мы ее не осуждали. Мне теперь кажется, что она просто не могла уже больше горевать, сил уже не было, ведь должен же быть в организме какой-то предел.

Открылась дверь сектора, прибыли Полякова с Пелагеей. Полякова смотрела хмуро и подозрительно. Она совершенно не выносила, когда заставала кого-то за приватной беседой. Ее раздражало, что люди сплетничают, а она не знает о чем. К тому же на улице пошел жуткий дождь со снегом, который за пять минут превратил ее новую песцовую шапку в драного зайца, поэтому Полякова была в отвратительном настроении и посмела что-то буркнуть, что обед уже кончился, а в комнате посторонние.

Надежда не хотела с ней препираться, но спуску тоже нельзя было давать, поэтому она подмигнула Лене, и они вдвоем дружно принялись жалеть шапку и убедили Полякову, что песец не выносит воды, где же ты видела в тундре дождь, когда там всегда мороз пятьдесят градусов?

– А летом? – спросила изумленная Полякова.

– Так он же тогда линяет! – хором закричали Надежда с Леной, а Полякова помчалась в туалет срочно сушить шапку под электросушилкой, пока у нее, у шапки, не началась весенняя линька.

Получив таким образом еще минут двадцать свободного времени, Лена продолжала рассказ:

– В общем, летом Ольга с Андреем не поехали ни к ее родителям, ни к его, а поехали на юг, ну а там, сами понимаете, залетела она. Вернулись осенью, девчонки ее сразу рассекретили, она чувствовала себя неважно вначале. А мы-то ждем, когда же скажут нам, что свадьба будет. Подарок уж пока не покупаем, чтоб не сглазить. А время идет, Ольга молчит, Андрей опять стал в своем комитете пропадать. Мы в догадках теряемся.

К Ольге с расспросами не подступишься, спрашивали у девчонок в общежитии – те тоже ничего не знают. Сейчас-то я думаю, что Андрей, в общем-то, не собирался Олю бросать, просто, когда узнал, что она беременна, решил, что теперь она никуда не денется, знаете, какая у мужиков психология?

У него характер-то противный, он хотел, чтобы Ольга за ним побегала, поунижалась, а она все молчала, как будто так и надо.

А потом на седьмое ноября закатились наши комсомольцы за город на базу с финской баней, и Андрей с ними. А там, конечно, перепились все, девицы у них там и все такое прочее, до Ольги дошло, какая-то сволочь рассказала в подробностях. Поговорили они, а он еще стал хамить, мол, никуда не денешься, ну и все, Ольга как отрезала: знать тебя не желаю. Мне девчонки рассказывали из общежития, что она даже когда в коридоре с ним случайно встретится, не кивнет. Он сначала-то ушел, дверью хлопнул, а когда дошло до него, что Ольга не уступит, то он всполошился. Все по вечерам к ним в комнату ломился. А ребята когда все узнали, то как-то собрались и побили его там, в общежитии. И даже комендант сказал, что за дело, и шум поднимать не стал. В общем, когда Андрей понял, что с Ольгой все кончено и в общаге ему житья не дадут, то и перевелся в ЛИТМО на третий курс с потерей года, поэтому он позже меня сюда пришел.

А Ольга так всю беременность отучилась, потом в апреле к матери уехала, там родила девочку, оставила маме с бабушкой, а сама осенью к нам вернулась, хвосты все сдала и вся ушла в учебу. Училась на «отлично» и параллельно с этим занималась в каком-то центре научно-технического творчества молодежи, изучила там маркетинг и какие-то исследования проводила на эту тему. И совершенно случайно заинтересовался ее работой директор комбината хлебопродуктов в Новгороде. Там директор молодой, оборудование на фабрике современное импортное, он и пригласил Ольгу работать после окончания института к себе в отдел маркетинга.

Она и уехала, комнату ей там дали. Потом мы с ней связь потеряли, а вчера утром звонит мне подруга и говорит: Оля Кузнецова объявилась и хочет нас всех собрать. Мы с ней всех обзвонили, нашли у кого встретиться, собрались, ждем. В окно выглянули, подъезжает иномарка и выходит из нее наша Ольга. Шофер дверцу открыл, симпатичный, между прочим, до подъезда ее проводил и уехал. Поднялась она к нам, выглядит потрясающе, шмотки на ней – отпад, косметика – высший класс. В общем, мы все рты поразинули и весь вечер ее расспрашивали. Тут еще удачно получилось, что из ребят никто не пришел, так у нас получился девичник, душевно так посидели. Ольга смеется, совсем другая стала, веселая, в себе уверенная. Рассказала нам, что дела у нее на работе сразу пошли хорошо, скоро она стала начальником отдела маркетинга, комбинат этот расширился, стало у них какое-то объединение, и Ольга наша теперь – коммерческий директор. Сюда они приехали вместе с директором рынок завоевывать и филиал открывать совместно с итальянцами, представляете?

– Не представляю, – честно ответила Надежда.

– Квартира у нее там, в Новгороде, трехкомнатная, вся семья с ней: мама и дочка, а бабушки не стало; она их к себе перевезла, сами знаете, что сейчас на Северном Кавказе творится. Такая вот история, как в кино.

– Лена, ты не завидуй.

– Что вы, мы ей не завидуем, уж она-то это все заслужила. Да, еще когда о дочке она рассказывала, упомянула, что отчество ей дала Вячеславовна, как того ее парня звали, первого.

– Да, все у нее хорошо, а ребенок все-таки без отца. А про личную жизнь свою она не говорила, никого у нее нет?

– Про это не говорила, а я ей не сказала, что с Рубцовым работаю, как-то неудобно мне было, если бы она сама спросила, а так, при всех…

– Так по твоим рассказам выходит, что он ей не нужен, так зачем про это говорить?

Да-а, – протянула Надежда, – вот как человек раскрывается, недаром он мне не нравился.

Тут она решила сменить тему:

– А что это ты такая, не в себе немножко, из-за этой истории? А я думала, у тебя какая-нибудь романтическая встреча вчера произошла?

Леночка Костикова была из интеллигентной семьи, поэтому Надежде в разговоре не надо было подстраиваться под нее, спокойно можно было употреблять выражения «молодой человек», а не «хахаль», «родители», а не «предки», и так далее, в этих случаях Лена не глядела на Надежду как на ископаемое. Сейчас Лена смущенно улыбнулась.

– Ну не знаю, можно ли это назвать романтической встречей, только вчера, когда засиделись мы все допоздна, выпили там, конечно, приехал за Ольгой этот парень, Юра, шофер. Мы все в машину набились, он по очереди всех развез по домам, а меня самую последнюю. А мне что-то в машине нехорошо стало, пить надо меньше, это точно, что-то я так расстроилась, у всех жизнь какая-то интересная. У Ольги – работа, деньги опять же, в Италию она собирается, девчонки почти все замужем, дети у них, а тут сидишь и никакой перспективы.

– У тебя что, никого нет?

– Да есть у меня, – с досадой ответила Лена, – из института еще, из параллельной группы, четыре года уже встречаемся, в отпуск вместе ездим, но какой-то он… Я все думаю, бросить его, что ли.

– Бросать не надо, а замуж ни за что не выходи. Лучше заведи себе кого-нибудь другого. Что ты про шофера Юру там рассказывала?

– Вы, Надежда Николаевна, прямо как Полякова, все знаете. В общем, расстроилась я, сижу в машине и плачу, как дура.

Слово за слово, разговорились мы с ним, я все ему и рассказала, как мне невесело.

Домой приехали, я по дороге протрезвела, стало так стыдно, скорей бы он уехал, думаю. Простились так холодно, я скорей домой, от родителей влетело, что так поздно.

Тоже еще проблема, я уже взрослая, а они все как с маленькой со мной обращаются.

Наутро выхожу я из дома, на работу уже опаздываю, смотрю – иномарка стоит, и Юра этот выскакивает, мне, как Ольге, дверцу открывает, садись, мол. Я рассердилась, говорю, я тебе не коммерческий директор, перед ней расшаркивайся, а я и на метро доеду. И главное, плохо помню, что я ему вчера наболтала, и от этого еще больше злюсь. А он так посмотрел на меня, обиделся, наверное, и говорит: я, говорит, ночь не спал, все про тебя думал, какая красивая девушка и так в жизни не везет, я с тобой хотел по-хорошему поговорить, а ты грубишь. Ну мне тут стыдно стало, я извинилась, а он говорит, садись быстро в машину, я и так уже из-за тебя на работу опаздываю. Вот и довез меня лихо на иномарке-то, телефон записал и умчался, так что какая там романтика!

– Ну ладно, поживем – увидим!

Обед кончился, Полякова вернулась с просушенной шапкой на голове. От горячего воздуха песец встал дыбом, как будто встретил там у себя в тундре полярного медведя.

Увидев Полякову в таком виде, дамы онемели, вошедший Сан Саныч успел скрыть улыбку и проскользнуть в кабинет, зато неделикатный Валя Голубев, забежавший на минутку стрельнуть у Надежды деньжат до получки, так и покатился со смеху.

– Ну, Татьяна, теперь тебе в этой шапке в общественный транспорт нипочем не влезть. Тебе надо только в такси ездить, и не в простом, а как в Лондоне, в специальном, там все рассчитано, чтобы мужской цилиндр влезал, как раз вчера по телевизору показывали.

Представив Полякову в этой шапке, садящуюся в лондонское такси, все откровенно заржали, даже из кабинета послышались подозрительные звуки, там Сан Саныч боролся с хохотом в одиночку. При всем своем отношении к Поляковой, Надежда с детства не терпела, когда все на одного, поэтому она пригрозила Вальке, что не даст денег, он сразу угомонился, а за ним и остальные. Песца причесали железной расческой, и он успокоился.

После работы Сан Саныч поехал домой, а Надежда, неожиданно получив свободный вечер, решила пройтись по Суворовскому и буквально на углу ее окликнули. Оглянувшись, она едва узнала школьную не то чтобы приятельницу, а так, соученицу, Люсю Поливанову. Их школа, вот она, рядом, считалась англо-математической. В те давние времена еще не было никаких гимназий, а престижными считались языковые школы. И в этой школе, расположенной в таком месте, прямо у Смольного, училось много детей высокопоставленных чиновников. В старшие, математические классы детей набирали по способностям, а в английские, в основном, по блату. Надежда, как дочь обычных родителей, училась, естественно, в математическом классе. А Люся была дочерью зампредгорисполкома, который в те времена шел в гору, был довольно известен и делал большую карьеру. Люська рассказывала, что они собираются переезжать в особняк, а в этом доме на Тверской живут только до лета, пока она не закончит школу. Способностей у Люськи было немного, она ленилась, заканчивала школу на «тройки», но тем не менее собиралась поступать в университет на шведское отделение филфака. Надежда вспомнила, как девчонки из английского класса сплетничали, что на шведское обычному человеку невозможно поступить, учись он хоть на шестерки, а Люську вот берут с «тройками» из-за папы. И Люся поступила бы в университет, если бы не случилось несчастье: ее отец попал в автокатастрофу и умер в больнице через три дня, как раз в мае месяце.

Тогда говорили всякое об этой катастрофе: что будто бы она не случайна, что все подстроено и так далее. Надежда по молодости лет в то время политикой не интересовалась, да и теперь не очень-то интересуется. А у Люси жизнь круто изменилась.

В первое время после шока от внезапной смерти отца она заболела, и ни о каком поступлении в университет не могло быть и речи. А через год все связи были утеряны, немолодая вдова с некрасивой дочерью уже никому не были нужны, и Люся смогла поступить только не то в библиотечный, не то в текстильный, Надежда точно не помнила.

Конечно, квартиру в престижном доме на углу Тверской им оставили и от спецмагазинов не открепили, и даже нашли вдове работу в Смольном, где-то в секторе учета, конечно, простым сотрудником, потому что специальности у нее не было никакой, но тем не менее и Люся, и ее мать считали себя незаслуженно обойденными судьбой. Действительно, и удобная трехкомнатная квартира с высокими потолками и огромной кухней; и возможность посещать два раза в месяц специальные магазины, где покупать вещи и продукты хорошего качества и недорого; и возможность не толкаться целый час в душном общественном транспорте, а ходить на работу пешком, да не в какую-то задрипанную жилконтору, а в Смольный, все, что простой, обычный человек считал бы наивысшей удачей, – все это не приносило Люсиной матери никакой радости, потому что в мыслях своих она видела себя въезжающей на ЗИЛе в ворота собственного особняка и охранника, склоняющегося в почтительном поклоне. Поэтому и на работе в секторе учета, где ожидали увидеть безутешную вдову, благодарную за каждую оказываемую милость, а видели каждый день царственно вплывающую начальственную даму, глядящую свысока на всех и вся, долго не стали ее терпеть и уволили, придравшись к пустяку. Пришлось Люсиной матери устраиваться на работу как все, и она после долгих поисков и опять-таки по знакомству поступила в Надеждин институт секретаршей. Надежда встречала ее в коридоре, передавала привет Люсе и узнавала новости. В эти годы Люся ненадолго вышла замуж, но неудачно, потом вернулась к матери, и они так и жили вдвоем в той же квартире в доме на Тверской.

Теперь Люська жутко растолстела, одета была в пальто на синтепоне того серо-буророзового цвета, который приобретают фламинго в зоопарке, когда у них в организме начинает не хватать розового пигмента, но глядела приветливо и, похоже. Надежде очень обрадовалась.

– Надя, давай зайдем в «Шоколадницу» тут рядом и поболтаем.

Надежда согласилась просто так, не хотелось обижать Люську. Они зашли, взяли кофе и пирожные, причем Надежда одно, а Люська – два. Надежда не стала задавать провокационные вопросы о работе и личной жизни, по Люськиному виду было ясно, что она не процветает, а спросила о маме.

– А что мама? Она вышла на пенсию давно, больше не работает, сидит целыми днями на лавочке во дворе и все про всех знает.

– Ну и какие новости в вашем дворе?

– Ой, Надя, ты не представляешь, вот недавно в семнадцатой квартире случай произошел. Там двое сейчас живут, муж и жена, сын у них в отъезде, сам-то начальник там, – Люська мотнула головой в сторону Смольного, – а она не работает. Вот как-то днем звонок в квартиру, стоят грузчики. Ваш муж, говорят, такой-то, фамилию я уж тебе не буду называть, над ними и так весь дом смеется, ваш муж, говорят, велел гарнитур забрать из гостиной, через час новую мебель привезут. А мебель они недавно купили, но она, жена-то, чем-то там недовольна была и соседкам жаловалась. Так она, ни слова не говоря, даже мужу на работу не позвонила, всю мебель освободила и отдала. Так и увезли. Часа через три она мужу звонит на работу: «Где мебель?» – «Какая мебель?» Муж как услышал, так и сел на месте. Шуму было! Так все соседи и узнали.

– Так у вас же во дворе милицейский пост?

– А что милиционер? Он видит, стоит фургон, написано «Мебель», хозяйка сама с ними вышла, он и не подумал ничего. Попало ему, конечно, а я считаю: зря.

– Но неужели никаких подозрений у нее не возникло?

– Что ты, Надя! Они же привыкли, что все на дом привозят, вот ничему и не удивляются.

– Ну а мама-то твоя куда смотрела, раз она все время на лавочке сидит?

– А она как раз тогда на почту ушла, потом очень расстраивалась, что такой случай упустила. Надь, давай еще вон тот десерт попробуем?

– Спасибо, Люся, мне лучше просто кофе.

Люська вернулась с десертом и накинулась на взбитые сливки.

– Значит, все в вашем доме по-прежнему, перестройка никак не повлияла.

– Ой, что ты, Надя, конечно, повлияла!

Раньше соседка наша Нина Ивановна, ну, Купцова жена, ты знаешь, про него в газетах часто пишут, так вот, когда она сама работала там, тоже где-то в Смольном, так ее днем обедать домой на черной «Волге» привозили.

Представляешь, от Смольного до нашего дома пешком не дойти! А потом, когда на пенсию она вышла, то каждое утро часов в одиннадцать, мать видела, машина приезжает, шофер поднимается, она выходит, садится – и по магазинам. Конечно, всякие тяжелые вещи, овощи там, картошку, капусту – это он ей сам привозил. А теперь у них там какое-то распоряжение вышло, что нельзя служебную машину для личных целей использовать. Так теперь ее зять, Андрюша, по магазинам возит. Да кстати, он же в вашем НИИ работает.

Надежда насторожилась.

– Это Рубцов, Андрей Рубцов?

– Ну да, Ленка вроде говорила, что она теперь Рубцова. Ленка – это их дочка, Купцовых. Сам-то Николай Степанович весь из себя большой начальник, жена при нем, а у Ленки жизнь не очень-то сложилась. Сначала вышла она замуж за какого-то своего, там у них дачи рядом. Он в Москве учился в МГИМО, а летом на родительской даче отдыхал, там они и… В общем, залетела она, родители их и поженили, чтобы скандала не было, потому что Ленке тогда еще семнадцать лет было. Ну, родила, пока то-се, учиться поступила, потом он свой МГИМО закончил, устроил его отец в Венгрию в торгпредстве работать. Прошло два года, они вернулись раньше срока, вытурили его из торгпредства, пил очень сильно и по пьяному делу что-то там не то сделал, международные осложнения могли быть. Опять его отец устроил на работу, но уже здесь, попроще, потому что отец у него хоть и большая шишка был, но послужной список у сыночка того, не очень. Я про то время не очень хорошо знаю, потому что жили они с Ленкой не здесь, а у тех родителей, там квартира пятикомнатная пустая, потому что отец его, Ленкиного мужа, уехал от греха подальше работать за границу на несколько лет, чтобы здесь с пьяницей-сыночком не возиться. Тут и пошло еще хуже, Ленка потом сама рассказывала. Стал ее муж пить уже совсем по-черному, ничего не могли сделать, а потом и наркотики пошли. Она сначала скрывала, боялась, что его с работы выгонят, а потом уже поздно было. В общем, лет пять тому, как-то летом загулял он на даче, она за ним поехала на машине, повезла его обратно тепленького, и там где-то за городом на перекрестке врезался в их машину молоковоз.

Муж сразу на месте умер, а ее в тяжелом состоянии в больницу, хорошо, что ребенка с ними не было.

Долго она по больницам была, год, наверное, сначала думали, калекой останется," ходить не сможет, все кости у нее переломаны были. Нина Ивановна так плакала, матери жаловалась. А потом ничего, отошла, ходить стала, только бегать не может, ну и конечно, по женской части, детей у нее теперь не может быть, там все перерезано, столько операций человек перенес!

После больницы она дома немножко побыла, а потом устроил ее отец в санаторий какой-то крутой в Ялту. И привезла она из Ялты вот этого Андрюшу.

– Как же отец ей позволил? Без роду, без племени…

– Ой, он очень был недоволен. Но как-то его уговорили. А вообще-то Нина Ивановна ничего не рассказывала, что там у них. Сама знаешь, когда все плохо, то и простые соседи подойдут, чтобы поплакать, а когда все хорошо, то мы им не компания.

А этого Андрюшу они сразу в оборот взяли, да он и сам, видно, старается. Теперь как суббота, так он с утра машину подгонит, машина Ленке куплена, только она теперь после аварии за руль ни в жизнь не сядет.

Он у них теперь и за шофера, и за носильщика, и тещу по магазинам, а они на него только знай покрикивают: Андрей, туда, Андрей, сюда! После работы Ленку то на массаж, то в солярий, у нее процедур много.

Или сына ее, Ленкиного, куда-нибудь везет.

– А как у него с сыном-то отношения?

– Да как тебе сказать? Сама знаешь, какие теперь подростки, а этот еще балованный страшно, дед с бабкой души в нем не чают. Одним словом, золотая молодежь!

Разные слухи по дому ходят. Этот Колька еще все-таки маленький, пятнадцатый год пошел, а про старших рассказывают, что и наркотики у них вовсю в ходу, и оргии они на дачах устраивают, но про это я точно ничего не знаю, врать не буду.

– А на работе Андрей говорит, что машина эта его и так высоко себя ставит.

– Да что ты! У него своего только то, что на нем, да и то в спецмагазине куплено по тещиному пропуску. Да если что случись, он им не угодит, так они его вышвырнут под зад коленом. Ленка это хорошо понимает и помыкает им по-страшному. У нее вообще характер испортился после больницы, да после жизни с тем пьяницей нервы никуда не годятся. Она иногда так кричит, даже у нас через стенку слышно, а у нас стены-то толстые, сама знаешь.

Надежда поднялась со стула, стала прощаться. Они расцеловались с Люськой как задушевные подруги и обещали друг другу не пропадать, а то время идет, все стареют и не надо забывать школьных друзей.

"Да, – думала Надежда, стоя в набитом вагоне метро, – вот и понятно теперь все про тебя, Андрюшенька. Захотелось сладкой безбедной жизни, чтобы все сразу и самого лучшего качества. Наверное, нетрудно было уговорить женщину больную, некрасивую, да уже и не очень молодую, ведь ты вон какой красавец. Однако в постели уж пришлось постараться, чтобы она за тебя замуж захотела. А вот с родителями все не так просто, родители ее тебя насквозь видят. Вот ты и расшибаешься теперь в лепешку, чтобы заслужить милости. Днем перед тещей выслуживаешься, ночью перед женой, да еще пасынок тут, тоже не сахар. И от такой жизни, где ты кругом шестерка, хочется тебе себя почувствовать человеком и с нормальными женщинами пообщаться после твоей-то мымры. Вот и врешь ты на работе девицам, что машина твоя и сам ты весь из себя крутой и богатый, и так далее. Однако женщины не все такие дуры, какими ты их считаешь, не все верят, а вот одна, Марина Киселева, поверила даже не от глупости, а от самонадеянности. Девчонка молодая, опыта жизненного никакого, а гонору – ох! Решила, что сама во всем разберется, ей бы поспрашивать у людей, поинтересоваться, бабы бы ей все быстренько рассказали про его амурные похождения, мы же в НИИ живем, как в большой деревне, ничего не скроешь, одна большая дружная семья, если можно Так выразиться, все про всех все знают. Так нет, она решила, что Рубцов – это ее шанс, и никак нельзя его упустить. Тут случайно ребенок получился, она и решила этим Рубцова подстегнуть. Что уж она ему наговорила? Девица отчаянная, может, грозила, что сама к его жене пойдет и все расскажет.

А для него это было бы полным крахом, понятно, чем это все закончилось. И как же это ты так прокололся, Андрюша? Ну крутил бы романы с замужними женщинами, они сами огласки боятся и никаких претензий к тебе не имеют. Вон из медпункта была у него какая-то, у конструкторов про новую девицу что-то болтают. Нет, бес его попутал, связался с молоденькой девчонкой, ей-то бояться нечего, вот и нашла коса на камень, и теперь уж ничего не изменишь".

Еще на лестнице, стоя перед дверью с ключом в руках, Надежда услышала телефонные звонки. Забыв закрыть входную дверь, она схватила трубку. Сан Саныч говорил недовольным голосом.

– И где же ты была? Я целый вечер звоню, звоню, уже волноваться начал.

«Вот оно, – подумала Надежда, – вот оно, начинается. Где была, куда ходила, почему задержалась, изволь предоставить полный отчет по минутам, как Штирлиц Мюллеру. С кем говорила, о чем думала, что читала – ему все надо знать. Скоро начнет проверять, что я ела и наоборот. Домой вернешься на час позже – пиши объяснительную записку. Это называется семья».

Она задержалась с ответом на какую-то долю секунды, но он все понял. Господи, мысли он ее читает, что ли?

– Послушай, я и вправду волновался.

На улицах темно, по телевизору тут всякую жуть показывают, а ты ходишь одна.

Надежда мгновенно оттаяла и заворковала.

– Сашенька, милый, что ты, ничего же не случилось. Встретила подругу школьную, поболтали с ней немного в кафе. Я тебе при встрече расскажу, много интересного узнала, сама не ожидала, какая полезная получится встреча. А как у тебя, получше внуку?

– Внуку получше, температура спала, но сын звонил и сказал, что только в пятницу утром вернется, а я уже скучаю.

– Завтра мы с тобой увидимся.

– А я по-другому скучаю.

– Ну, не капризничай. В пятницу ты у меня будешь.

– Скажи еще что-нибудь хорошее – А про нас с тобой уже на работе все знают, видел кто-то нас вместе, мне Лена Костикова сказала.

– Ты считаешь, это хорошее? А вообще-то теперь, значит, можно вместе обедать ходить?

– Да ни за что я в нашей столовой обедать не буду, лучше с голоду помру!

– Ну ладно, разберемся. Коту большой привет, поцелуй его за меня.

Надежда повесила трубку, подхватила Бейсика и попыталась его поцеловать. Бейсик не был сторонником поцелуев на голодный желудок, и дело кончилось несколькими царапинами.

* * *

В среду Надежда встретила на работе Элку и выслушала подробный рассказ о похоронах Володи Тихонова По иронии судьбы хоронили опять на Северном. У одинокого Володи оказалась куча каких-то дальних родственников, двоюродные тетки, дядья, племянники – все те родственники, которые приходят только на свадьбы и похороны, а в обычной жизни человек о них и представления не имеет «Так что, – сказала Элка, – квартира без хозяина не останется».

Элка еще страшно возмущалась, что не только на поминки не позвали, а даже на кладбище не дали помянуть; поскорее затолкали всех в автобус, а сами на двух машинах поехали к Володе домой разбираться с вещами, как будто там в квартире, кроме книг, есть что брать, тем более, глядя на этих родственников, смело можно было предположить, что единственная книга, которую они уважают, – это сберегательная. От этих рассказов у Надежды опять защемило сердце. Чувство вины не покидало ее до вечера, и она понуро сидела за столом, глядя поверх приборов в окно Окна их комнаты выходили на Смольный собор, вид из окна не раз выручал Надежду в трудную минуту, стоило ей посмотреть на это голубое великолепие, на душе сразу становилось легче. Ни одно здание в городе не вызывало у нее таких сильных чувств, очевидно это было что-то личное.

Однако в этот раз верное средство не помогало, она продолжала тосковать, не замечая, что дамское общество бурлит и переливается через край по поводу ее отношений с начальником. Когда до Надежды наконец дошло, что за спиной происходит что-то неладное, она несколько пришла в себя и от злости обрела способность мыслить здраво.

Выбрав момент, когда Сан Саныча и остальных мужчин не было в комнате, она подошла к Поляковой и спросила, в чем, собственно, дело? Видя перед собой прежнюю Надежду, которая никогда и никому не позволяла себя обижать, Полякова несколько присмирела, не посмела пойти на открытый конфликт и инцидент был исчерпан.

А Надежда опять принялась размышлять.

Элка сказала, что милиция дело закрыла.

Никто никого у Володиной двери не видел, свет в окнах не горел, ни верхние, ни нижние соседи ночью не слышали никакого шума, так что посчитали эту смерть несчастным случаем. Парень был тихий, поведения трезвого, личности подозрительные к нему не ходили, ни мужского, ни женского пола, так что жаль, конечно, человека, но будьте осторожны, товарищи, в ванной ночью, а то можно заснуть и не проснуться, и сами будете во всем виноваты. Но Надежда на сто, нет на двести процентов уверена, что это тщательно спланированное убийство, только доказать ничего нельзя. В милиции подумают, что рехнулась тетка, а когда узнают, что она у Володи вечером была, то вообще могут так прицепиться, что ой-ой-ой!

Еще раз подумаем, вот соседка снизу в пять утра проснулась и обнаружила, что с потолка уже вовсю льет, а не то что три капли капнули. Сколько нужно времени, чтобы так протекло? В ванной все-таки пол довольно прочный, щелей меньше, значит, часа три должно пройти, пока весь потолок пропитается. Пять минус три, получается два часа ночи. Да еще пока вода нальется, Надежда, когда там в ванной руки мыла, заметила, что напор воды небольшой, еле течет. Да еще надо было – о Господи! – человека убить, раздеть, в ванну притащить, потом следы убрать, считай, еще час. Значит, приблизительно в час ночи убийца туда пришел. А добирался он как от своей Тверской до Охты – через мост? Трамваи не ходят уже, такси – боязно, запомнить могут, таксисты народ тертый. Свою, то есть тестя машину брать? Куда там! Небось в специальный гараж ставят, а там охрана, сразу заметят и настучат. Значит, пешком он шел, а это, считай, еще полчаса хорошего хода.

Итого, вышел он из дома в полпервого, а вернулся где-нибудь в два или в полтретьего.

Вот и думай, Надежда, каким образом женатый мужчина, да еще такой кругом женой и тещей повязанный, как Рубцов, может глубокой ночью на два часа из дома уйти. Какое он придумал объяснение своему отсутствию?

Мать заболела? Нет у него здесь матери.

С собакой гулять? Нет у них никакой собаки, да и чего с ней ночью гулять, можно и пораньше. Ну не представляю. Ох и хитер ты, Андрюша, ох и не глуп! Такую бы энергию да в мирных целях использовать!

* * *

Женщина собралась уходить, застегнула дубленку, взяла сумочку, перчатки, крикнула мужу: «Илья, закрой за мной!» – и вышла. На дворе темень, вечер, десятый час уже, боятся люди так поздно ходить. Ничего, сейчас она на улицу выйдет, а там фонари горят, не так страшно, а то шпаны развелось теперь, никто их не ловит. Зря она характер сегодня мужу показала, надо было смолчать, а потом попросить проводить. А теперь опять они поцапались, он не предложил проводить ее на дежурство, а она просить сама ни за что не будет, такой уж у нее характер. Из-за угла дома показалась тень, кто-то схватил ее за руку. Она отшатнулась, сердце ухнуло вниз, но потом она увидела знакомое лицо.

– О Господи, это ты! Напугал как! Ты зачем здесь? Мы же договаривались, что ты в поликлинику придешь, ночью, попозже, как в прошлый раз, да не на двадцать минут, как тогда, а подольше.

– Извини, милая, не могу я ночью, ну никак сегодня не могу. Вот зашел предупредить, чтобы ты не ждала.

– С чего ты взял, что я тебя буду ждать?

Я, между прочим, работаю, дежурство у меня. А тебя опять твоя выдра стережет? Уже и к зубному не пускает?

– Ну, не сердись, дорогая, в другой раз, у тебя ведь не последнее дежурство, я придумаю что-нибудь.

Что-то в его голосе подсказало ей, что он врет, и она ускорила шаг, пренебрежительно фыркнув.

– Куда ты так торопишься?

Муж может из окна увидеть, что я не одна, а мне неприятности ни к чему, и так уже сегодня поскандалили.

– А давай вот тут дворами пройдем, я хоть тебя поцелую на прощание.

– Вот еще, стану я с тобой по помойкам целоваться!

Тем не менее она свернула за ним в абсолютно темный проходной двор.