Текст книги "Убей меня нежно"

Автор книги: Наталья Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Андрей не спеша брел по Невскому, потом свернул к площади Искусств и, проходя мимо «Европейской», вдруг остановился.

Из подъехавшей иномарки выскочил шофер, открыл дверцу и подал руку выходящей женщине. Андрей пошел было дальше, но застыл на месте, не веря своим глазам.

Эти волосы, поворот головы, походка.., неужели это Ольга? Женщина уже подходила ко входу, он не выдержал, рванулся следом, крикнул:

– Оля!

В этот момент неизвестно откуда взявшийся шофер Ольгиной машины встал на его пути, перехватил поднятую руку и так и стоял, стараясь закрыть собой обзор. Наклонившись вправо, Андрей увидел, что Ольга уже в дверях и швейцар почтительно ее приветствует.

– Оля! – Он крикнул без надежды на успех, но она услышала, оглянулась, увидела эту нелепую картину, как шофер его не пускает, а он пытается вырваться, и слегка поморщилась.

Она быстро подошла к ним, сказала:

– Все в порядке, Юра, мы знакомы.

Юра, не произнесший за это время ни одного слова, исчез. Андрей, слегка ошеломленный, глядел на нее в упор и удивлялся, как он смог ее узнать. Неужели это та девочка, с которой он, с которой они.., нет, это не представить. Перед ним стояла, вежливо улыбаясь, потрясающей красоты женщина и смотрела на него так спокойно, что он растерялся.

– Здравствуй, Андрей!

– Здравствуй, – он очнулся, – а что же все это значит? Шикарная машина, телохранитель, «Европейская», откуда же это?

Он увидел, как по лицу Ольги пробежала тень, потом она посмотрела на часы и сказала:

– У меня есть полчаса времени, если хочешь, мы можем выпить кофе здесь в баре. – Она немного помедлила. – Я тебя приглашаю.

Андрей вспыхнул, но промолчал, черт их знает, может, у них там на валюту. Они прошли мимо швейцара, свернули в бар, сели за столик. По дороге Андрей подумал, что Ольга, наверное, замужем за иностранцем, отсюда и «Европейская», и иномарка с шофером. Однако, когда она сняла перчатку, он не заметил обручального кольца.

– Как ты живешь? Ты замужем?

– Нет, Андрей, я не замужем.

– А откуда все это? – Она так его поразила, что он позабыл о приличиях.

– Машина и шофер – это от фирмы, я работаю в довольно крупной фирме.

– Что же это за фирма?

– Это в Новгороде, а здесь мы открываем филиал, а потом будет СП с итальянцами.

– И кто же ты в этой фирме?

– Я коммерческий директор, – она взглянула на часы, – живу я, конечно, не в «Европейской», но здесь у нас обед с итальянским представителем, так что, если у тебя есть еще вопросы, ты поторопись.

– Значит, после института ты уехала в Новгород?

– Да, так получилось, вот работаю не по специальности и живу там с мамой и дочкой.

Вот оно, надо поговорить о дочке, выяснить все. Почему-то при встрече с Ольгой он совершенно забыл о ребенке, если бы она сама не завела этот разговор, он бы и не спросил, потому что она абсолютно не походила на мать-одиночку.

– Сколько же лет твоей дочке?

– Скоро шесть.

Так и есть, это его ребенок, он так и знал, он в глубине души не сомневался, что она оставит ребенка. Он лихорадочно соображал, что бы еще спросить, как бы вызвать у нее интерес.

– А у тебя есть фотография дочки?

– Нет, ты знаешь, не захватила с собой.

Он готов был поклясться, что она сказала не правду, но ее намек он понял: не лезь не в свое дело, не навязывайся в папаши. Она отодвинула чашку, поднялась.

– Извини, у них не принято опаздывать. До свидания.

Не оглядываясь, она быстро пошла к выходу и исчезла в холле.

Он посидел чуть-чуть, раздумывая, не приснилось ли ему все. Но нет, она была здесь, говорила с ним, но ничего не спросила, как он живет, что с ним. И он вдруг ясно понял, что ее это абсолютно не интересует.

Он машинально взглянул на часы: Ленка уже закончила свои процедуры, мерзнет небось у машины и ругается. Он назло пошел пешком, не спеша, очень хотелось, чтобы Ленка устроила скандал, а уж он бы ей тогда ответил. Действительно, вон стоит у машины и головой вертит во все стороны. Увидев его, она уже открыла рот, чтобы заорать, но почему-то раздумала.

– Где ты был? – все-таки спросила она, с кряхтеньем усаживаясь в машину.

– Гулял, – ответил он с вызовом.

– Я тут жду, жду, возле машины бегаю, замерзла совсем.

– Ничего, тебе полезно, жиры свои растрясешь, а то скоро станешь, как мамаша, ни в одну дверь не пролезешь.

На такую откровенную грубость она сразу не нашлась, что ответить. Он рывком тронул машину с места, хотя знал, что у Ленки это отзовется в переломанных, плохо сросшихся костях. Про тещу он зря, конечно, сказал, ссориться с тещей не входило в его планы. В молчании они доехали до дома, он не вышел и не открыл дверцы перед женой, пускай сама выползает, охая, из машины, он ей не лакей. Поставив машину в гараж, он еще долго сидел в ней, курил и думал. Как она сказала? Коммерческий директор в крупной фирме? В его представлении порядочная женщина могла хорошо устроиться в жизни только одним способом: удачно выйти замуж. Или если родители какие-нибудь крупные начальники, пристроят на хорошее место. Хотя это не всегда, взять хоть вот Ленку, куда ж ее пристраивать? Даже если бы не та авария, все равно у нее мозгов не хватит, чтобы на приличной работе удержаться, никакой папочка не спасет. Но чтобы так, как Ольга, быстро выдвинуться, без всякой поддержки… За что, каким образом? Спала она там со всеми, что ли? Но он знал, что это не так, она никогда бы не стала этого делать. Еще из школы он твердо усвоил урок: будь ты хоть семи пядей во лбу, ты ничего не достигнешь, если они там, наверху, не дадут тебе хода. У них там свое государство в государстве, они избранные. И вот теперь оказалось, что все может быть по-другому, что есть люди, которым не нужно одобрение всех этих партийных боссов, они умеют работать, зарабатывать деньги и плюют на все это начальство. И выходит, что он, Андрей, ошибся, не правильно рассчитал всю свою жизнь? Как же он так прокололся? Но нет, не может быть, это случайность, а его расчеты верны. Не зря же он потратил столько сил и так рисковал. С тяжелым сердцем он пошел домой.

* * *

Кастет заставил себя ждать, приехал на час позже условленного времени. В ожидании Николай Степанович не находил себе места, ходил по квартире, как тигр по клетке, нашел пачку сигарет и выкурил штуки четыре – а ведь уже пять лет не курил, врачи запретили, когда попал с сердечным приступом в больницу. Увидев четыре окурка в пепельнице, он тихо чертыхнулся – вот ведь до чего нервы расшалились, пятую сигарету положил на место, взял себя в руки.

Наконец появился Кастет. Приехал не один, с Пантелеем. Пантелей был его старым телохранителем и, можно сказать, духовником: Кастет одному ему доверял, как самому себе, советовался в трудных случаях, ничего от него не скрывал. Пантелей был, пожалуй, даже старше самого Кастета, но в нем чувствовалась такая звериная сила, что молодые накачанные ребята не рисковали сцепляться с ним даже по ерунде. Он был худ, широкоплеч и жилист; на его темном морщинистом лице бледно-голубые глаза горели таким холодным огнем, что Николая Степановича невольно передернуло.

Пантелей молча сел в уголке, а Кастет подошел к Купцову.

– Ну, что случилось? Чего звал?

– Матвей, такое дело… Останови своих орлов. Нельзя эту бабу убивать, Ольгу эту.

– Что так? – Кастет смотрел на него явно насмешливо.

– Прихватили меня. Если ее убьют, мне хана. А киллера твоего, которого ты послал, замели сразу же, у нее на квартире.

Николаю Степановичу казалось: что если он будет разговаривать с Кастетом на его языке, то так они скорее договорятся, так Кастет скорее его поймет и послушает, но, похоже, у Кастета свое мнение на этот счет.

– Ты что же думаешь, Кастет – сявка мелкий? Сегодня – Кастет, помоги, – а завтра – ах, извиняй, человек хороший, мы это пошутили! Если бы я так свое слово менял, я бы до таких лет среди волчар своих не выжил.

– Матвей, говорю, за горло меня взяли, если с ней что случится, мне – гроб.

Кастет уставился на него долгим тяжелым взглядом.

– Ну. Что ж… Гроб, говоришь… Гроб – дело обязательное. Каждого раньше или позже ожидает. А кого раньше, кого позже – это уж как повезет. Ну ты не пугайся попусту-то. Что-нибудь придумаем. Ты вот что… Есть у тебя картинка одна.

– Какая еще картинка?

– Да небольшая такая, лошади на ней нарисованы и два мужика… Так ты мне ее принеси.

Николай Степанович похолодел. Откуда Кастет знает про картину? Дело было давнее, директор большого, знаменитого музея проворовался, дело уже было в прокуратуре. И тогда, через очень надежного человека, Николаю Степановичу передали небольшую картину Филонова. Купцов сам в живописи не разбирался, картина ему не понравилась, но от верных людей он узнал, что стоит она огромных денег, настоящих денег. Картину он спрятал в надежном месте, а директора музея вытащил, нажал, где надо, и дело прекратили.

Так эту картину и не продал, все берег на черный день, думал, мало ли как жизнь повернется – и вот вдруг… Откуда же Кастет пронюхал?

– Что за картина, не знаю я, про какую картину ты говоришь… – забубнил он, отводя глаза и явно теряя лицо.

– Ну, не знаешь – как знаешь, я же говорю – кто раньше, кто – позже… Пошли, Пантелей!

– Нет, стой, Матвей! Будет тебе картина.

– А, вспомнил, значит? Видишь, какая у тебя память-то плохая стала. Куришь, наверное, много. – Кастет с усмешкой покосился на полную окурков пепельницу. – Так ведь и до греха недалеко!

– Ну ладно, принесу я тебе картину.

А ты своих архаровцев останови.

– Остановлю, остановлю, не беспокойся.

Они распрощались, Кастет с Пантелеем ушли первыми. Спускаясь в лифте, Кастет перехватил вопросительный взгляд телохранителя.

– Что, старый пес, думаешь, правда, стану я по первому слову как сявка бегать?

Если Кастет кого приговорил – значит, это уже покойник. Это должно быть свято. На этом моя сила держится. Если я эту бабу подписал, а она живая бегает – сразу базар пойдет: Кастет уже не тот, Кастет состарился… А сам ведь знаешь, сколько вокруг волчья молодого шныряет, им только слабину покажи – в момент на куски разорвут. Раз я ее приговорил, значит, ее, считай, уже нет на свете. Жалко, конечно, что этого Чифа менты взяли, тоже говорили про него, что особенный, удачливый, а вот и кончилась его удача, но нет худа без добра, так ему и надо, хотел все один да умнее всех быть.

Придется теперь свои силы на это дело бросить. А картину эту Купцов мне все одно отдаст, мне о ней верный человек говорил, огромных денег она стоит, нечего ей у этого козла партийного делать.

Пантелей так и не проронил не слова, но в его холодных выцветших глазах исчезли сомнения и осталась только уверенность в старом друге и готовность голыми руками разорвать на куски любого его врага.

* * *

Ольга Кузнецова вернулась домой около десяти вечера. Что-то сегодня она устала, хотя жить в таком темпе ей нравилось. Она разделась, прошла в комнату, огляделась по сторонам. Какая неуютная квартира! Если она и дальше будет жить здесь, надо заняться квартирой вплотную, но времени совсем нет. А может быть, потом купить большую квартиру и перевезти сюда маму с Наташкой? Посмотрим, как дальше дела пойдут, а пока Георгий, директор, доволен. Переговоры с итальянцами проходят успешно, скоро Георгий полетит в Италию. Вспомнив сегодняшний обед, Ольга не выдержала и засмеялась вслух. Как смотрел на нее этот итальянец, Луиджи! Да, южные народы – это что-то особенное. И выпили-то немного, но итальянец весь вечер прямо пожирал ее горящими глазами. У самого переводчица – красотка, а он на Ольгу уставился. Но не посмел пойти дальше страстных взглядов. Ольга подошла к зеркалу, взяла расческу. Все говорят: безупречная красота, безукоризненный вкус, при этом неженский ум и деловая хватка. Георгий сказал, что после Нового года они будут участвовать в популярной телевизионной передаче, он уже договорился. Интересно все-таки, почему этот Луиджи не решился перейти к более смелому ухаживанию? Итальянец как мужчина Ольге совсем не нравился, так-то он был забавный, и она уже подыскивала в уме вежливые фразы, чтобы мягко, без конфликта с ним распрощаться после обеда, но они не понадобились. Интересно, почему?

И Георгий когда-то давно, она же видела, что в какой-то момент он ей увлекся, даже начал ухаживать. Она тогда переживала, все думала, как бы ему объяснить поделикатнее, но он сам через некоторое время понял, что девиц для развлечения он найдет вокруг сколько угодно, а с ней лучше сотрудничать.

Она улыбнулась своему отражению. Бизнес-вумен! А интересно, какие мужья бывают у деловых женщин? У нее еще мало знакомых в мире бизнеса, да и женщин в бизнесе пока немного. И все-таки почему же никто, никто из всех этих окружавших ее мужчин ей не нравится? Очевидно, дело в ней, а не в них. Что-то случилось с ней после Славкиной смерти. Она порылась в ящике стола и достала фотографии. У нее осталось два его портрета: фотография из выпускного альбома, после школы, а вторую он прислал ей незадолго до смерти, эта была с Доски почета его летного училища, он на ней в форме, и брови нахмурил для солидности. Как она жила бы сейчас, если бы не разбился его самолет? Сидела бы в каком-нибудь летном городке, привычно прислушиваясь к реву самолетов над головой, пытаясь на слух определить, который самолет – его, как делают все жены летчиков, вязала бы свитера детям и мужу, сплетничала с подругами, может быть, устроилась бы работать в школу.

И, скорей всего, была бы счастливее, чем теперь. Подумав так, она даже испугалась. Что это с ней? Ведь она так довольна своей работой, ей многие завидуют, девчонки из ее бывшей институтской группы прямо обалдели и так порадовались за нее. Она просто расстроена сегодняшней встречей с Андреем. Да, все понятно, это ее беспокоит. Андрей Рубцов… Перед ее мысленным взором промелькнул весь тот год, с того времени, как она вернулась в институт осенью после Славкиной смерти и до следующей осени, когда она в коридоре общежития сказала Андрею: «Знать тебя больше не хочу!» Почему так случилось? Почему в мае после годовщины Славкиной смерти она увлеклась Андреем, позволила ему себя любить? Она не может объяснить это даже себе. Горе опустошило ее всю, а потом весной показалось, что жизнь начинается заново. Но где-то в глубине души она знала, что Андрей не тот, что-то было с ним не так. Поэтому она никому, даже маме не рассказывала, что после разговора с Андреем тогда, на лестнице общежития, она испытала огромное облегчение, просто камень свалился с души. И все эти годы в ее душе жила уверенность: она тогда поступила правильно, не к чему было связывать с ним свою жизнь. А ребенок?

Мать была очень против, она сама вырастила Ольгу без отца и никак не могла понять, почему же нельзя, как все, пожениться и чтобы у девочки был отец? Они тогда даже поссорились, но бабушка еще была жива, она Ольгу поняла и маме все разъяснила.

Плохо, что Наташка без отца, но это единственное, чего у нее не будет, об остальном Ольга позаботится. Она дала Наташке отчество Вячеславовна и рассказала, что ее папа был летчиком и разбился на самолете. Мать опять была против, но Ольга настояла на своем.

Ольга опять вспомнила сегодняшнюю встречу. Нет, она правильно поступила тогда, шесть лет назад, теперь она это точно знает. А он? А он бы не подошел к ней, если бы не Юрка с иномаркой, не «Европейская» и не дорогие шмотки. Взглянув на себя в зеркало, она вдруг заметила, что плачет. Ольга подбежала к телефону и набрала код Новгорода. Ответил детский голосок.

– Зайка, ты что, еще не спишь?

– Мама, ты приедешь к нам на Новый год, мы елку купили, а завтра ко мне Дед Мороз придет!

– Приеду, солнышко, завтра приеду, – неожиданно для себя ответила Ольга.

Она вытащила из стенною шкафа дорожную сумку и стала быстро кидать туда вещи, одежду, подарки для мамы и Наташки. Потом оделась попроще, заколола волосы, схватила сумку, погасила везде свет и выбежала на лестницу, захлопнув двери.

Было пол-одиннадцатого, поезд в Новгород уходил в двенадцать ночи. Надо было спешить.

Убийца, посланный Кастетом, не спешил. Пускай она ляжет спать, тогда он спокойно откроет дверь и сделает свое дело ножом или руками, как получится. Он постоял у окна между этажами, покурил, но бдительная бабуля из соседней квартиры уже три раза открывала дверь и проверяла, так что пришлось ретироваться. Он спустился, прогулялся вдоль дома, посмотрел на окна. У нее в квартире горел свет. Он не видел, что свет погас, когда повернул назад к парадной. Когда он вошел в подъезд, наверху хлопнула дверь, и он услышал быстрые шаги. Внизу было полутемно, он не сразу узнал Ольгу в худенькой девчонке в джинсах и кроссовках, а когда узнал, вдруг открылась дверь и в парадную ворвался с лаем здоровенный ротвейлер. Он с ходу налетел на Кастетова посланца и загнал его в угол. На другом конце поводка ротвейлер вел за собой хиленького мужичка в очках и клетчатой кепочке. Пока собака захлебывалась лаем, Ольга тихонько проскользнула на улицу. Убийца сделал было шаг за ней, но пес злобно зарычал.

– Гектор, фу! – надрывался хозяин, но Гектор не реагировал.

Справиться с агрессивной собакой было потруднее, чем со спящей беззащитной женщиной: у убийцы не было с собой никакого оружия, кроме ножа, хозяин поднимет крик, если увидит нож, на шум выскочат соседи, а время уже упущено.

– Почему собака без намордника? – крикнул в отчаянии Кастетов посланец, видя, что дело сорвалось.

– На себя намордник надень, козел, – неожиданно басом ответил мужичонка и пошел вверх по лестнице.

Несмотря на натянутый поводок, Гектор еще постоял немного, порычал для порядка и ушел. Убийца выскочил на улицу, но Ольги и след простыл. Она поймала машину и уже ехала на вокзал, не зная, что судьба в виде ротвейлера во второй раз спасла ее от смерти. На вокзале Ольга купила билет, позвонила Георгию из автомата, сказала, что уезжает на Новый год домой и, не слушая возражений, повесила трубку. Когда она выскочила на перрон, поезд уже подали.

Анатолий Петрович Чистяков велел привести к себе захваченного киллера. Мужик держался спокойно, в камере сидел тихо, ни с кем не ссорился.

– Садись, – Чистяков кивнул на стул, – кури.

– Я не курю, спасибо.

– Хорошо, здоровью польза. Ну ладно, Олег Николаич Бережков, по кличке Чиф.

Сидишь ты сейчас у нас, поймали мы тебя с поличным, и есть у тебя из этого положения два выхода. Первый: ты от всего отказываешься, а мы начинаем тебя раскручивать.

Здесь мы тебя взяли за покушение на убийство, дел за тобой много числится, где-нибудь да найдем доказательства. Ты, со своей стороны, конечно, можешь адвоката найти, но хорошего – вряд ли, потому что один ты, на воле за тебя никто не волнуется и передачи носить не станет. А если есть у тебя какие-то денежки, то запрятаны они далеко и знаешь это ты один, и незнакомому человеку ни за что не доверишься, кинуть может. Скажу тебе, чем меня этот вариант не устраивает: нет у меня сейчас ни времени, ни людей, чтобы твоими художествами заниматься, это дело долгое. Теперь второй вариант. Сдаю я тебя в прокуратуру следовательше Громовой, и ты берешь на себя одно дело.

– Что за дело? – Бережков откровенно удивился.

– Еще шестого ноября в одном доме на Сенной девушку с седьмого этажа выбросили. Дело глухое. Дом заброшенный, бывшее общежитие студенческое.

– Это что, убийство на себя брать?

– Ты слушай. Никто ее не видел, как она туда попала, с кем пошла, никто не знает. А ты скажешь, что шестого вечером был пьяный, увидел: девушка идет одна, хотел познакомиться, то, се, а она испугалась, побежала от тебя в этот дом, ты за ней, но ничего такого не хотел, а потом она случайно поскользнулась там и выпала из окна. —А ты, конечно, испугался, протрезвел со страху и убежал. А когда мы тебя взяли по своему делу, как свидетеля, допустим, то по пути и это дело раскрыли. Получается не убийство, а несчастный случай, ты на этом и стой. А я с Громовой договорюсь, чтобы она на тебя не очень наседала.

– Ну и какой же мне резон чужое дело на себя брать?

– А такой, что дадут тебе по этому делу немного, не докажут, что убийство, а если мы будем тебя по всем твоим делам раскручивать, то это ой как на много потянет!

– Сами же говорили, у вас на меня сейчас времени нет.

– Ну так и будешь сидеть, ждать, отощаешь, у нас кормят плохо, а передачи тебе носить некому. Так, Бережков Олег Николаич, 1958 года рождения, русский, жена погибла в 1988 году, сыну десять лет. Сын-то где у тебя теперь живет? В твоей квартире ты один прописан.

– У тещи, – неохотно ответил Бережков.

– Вот, и ребенка надо поднимать. А тут мы быстро управимся. Ты там, в прокуратуре, признание подпишешь, а мы тебя будем к себе изредка брать для дачи свидетельских показаний, понял?

– Понял.

– Ну как, согласен?

– Думаю пока.

– А чтоб тебе легче думалось, я тебе еще кое-что скажу. Думаешь, мы сами такие умные: тебя вычислили, когда именно ты на дело пойдешь? Баба эта невелика птица, чтобы возле нее круглосуточная охрана была из нашей организации, не президент все-таки. А был к нам звоночек сам знаешь от кого. Так, мол, и так, такой-то будет там-то в такое-то время.

Только они так рассчитали, чтобы мы тебя уже после взяли, чтобы ты успел дело сделать. Но мы тут тоже не лаптем щи хлебаем, успели пораньше. Не веришь мне, а зря. Кастету прямо нож острый, что кто-то сам по себе работает, никого не боится и от него не зависит. Вот он и решил одним разом двух зайцев убить: и дело сделать, и тебя убрать.

Чистяков заметил, как киллер сжал кулаки под столом. Ага, завелся, все-таки!

– Ну что, Бережков, подумал?

– Завтра скажу.

– Ну иди, посиди в камере до утра.

* * *

Вот и наступил Новый год. И хотя следующий, 92-й, не сулил ничего хорошего – официально было объявлено о повышении цен на все, и астрологи по телевизору кричали, что будет голод, – настроение в институте 31 числа было веселое. В секторе накрыли на стол, выпили шампанского, приободрились. Владлен Иванович ходил по отделам, всех поздравлял. Где-то посоветовали ему одеться Дедом Морозом, где-то обсыпали конфетти, а в одном секторе не в меру развеселившиеся дамы оставили на его щеке несмываемый отпечаток губной помады. После двух прошел слух, что в проходной выпускают, и к трем часам всех сотрудников как ветром сдуло. Остались горемыки-начальники, которые должны были опечатать комнаты и сдать ключи под расписку.

Надежда поехала домой одна, по дороге заехала к матери, они посидели, поздравили друг друга, и она клятвенно пообещала привести все-таки Сан Саныча первого числа на обед. Алене они послали посылку уже давно, за три недели, чтобы все подарки дошли к празднику. Сан Саныч пришел из дому с большим чемоданом, сказал, что ему надоело бегать домой за каждой ерундой.

Пока готовили стол, отвечали на телефонные звонки, время пролетело незаметно, и они сели за стол только в полдвенадцатого.

Еле-еле успели проводить старый год, откупорить шампанское. Куранты пробили, все желания были загаданы, шампанское выпито. После этого Сан Саныч выключил телевизор и посмотрел на Надежду так значительно, что у нее мурашки пробежали по коже.

– Я принес тебе подарок.

Он достал из кармана пиджака коробочку и протянул ей. Коробочка была старая, кожа местами порвалась. Она открыла коробочку и ахнула. На выцветшем голубом атласе лежало кольцо светло-желтого металла, три камушка в оправе в виде веточки светились голубоватым светом. Надежда мало видела в своей жизни бриллиантов, но узнала их сразу. Не удержавшись, она достала кольцо и поднесла поближе к свету.

– Боже, какая красота! Но ведь это…

– Это кольцо моей матери, – твердо ответил он. – И если тебя интересует, носила ли его моя жена, то я отвечу: нет. – Он добавил тихо:

– Мама умерла в прошлом году.

Кольцо очень старое, до этого его носила бабушка, а вообще оно уже очень давно в нашей семье.

– Но, Саша, разве можно забирать такую дорогую вещь из семьи, ведь это же фамильная вещь!

– Так повелось, что кольцо должно принадлежать женщине. Если бы у меня была внучка… А так кольцо будет носить моя жена.

Он взял кольцо и надел ей на палец.

– Вот видишь, и размер твой.

– Что-то я не поняла, что ты там сказал про жену?

– Что тут непонятного? Выходи за меня замуж, вот и все. После праздников пойдем в загс и подадим заявление.

– Что-что? В загс? Что, может, и платье шить белое?

– Белое не надо, а новое обязательно купим.

– Ой, Саша, ну неудобно прямо, там все молодые, а мы туда же, жениться. У меня от первой моей свадьбы воспоминания жуткие остались. Родственники мужа напились, в конце «горько» все время кричали, свекровь всю свадьбу просидела с поджатыми губами, как будто уксуса напилась. Слушай, ну зачем нам это нужно, а? Живи у меня просто так, сколько хочешь.

– Нет, я так не согласен. Что я у тебя неизвестно кто. Соседей стыдно и родственников. Так что давай официально поженимся. У меня, конечно, недостатков много, но я исправлюсь. И на жилплощадь эту я претендовать не буду.

– Господи, да про жилплощадь я меньше всего думаю! А недостатков у меня больше, чем у тебя, но зато я тебя люблю. И Бейсик тоже, слушай, ты что делаешь, икра же соленая, ты зачем коту бутерброд даешь?

– Должен же у кота быть праздник, а то у всех Новый год, а у кота что? Ну ладно, договорились, завтра твоим родственникам скажем, послезавтра – моим, а после праздников загс откроется, сразу заявление подадим.

– Саша, можно тебя одну вещь попросить?

– Для тебя, любимая, все, что хочешь, сделаю.

– Включи, пожалуйста, телевизор, там Пугачева петь будет.

* * *

В первую неделю после Нового года в отделе активно обсуждались три новости. Первая – это предстоящий визит старшего следователя прокуратуры Громовой. Оказывается, еще давно, месяц назад, коллектив всего отделения послал официальный запрос в прокуратуру, когда же наконец дело о гибели Марины Киселевой сдвинется с мертвой точки. И вот наконец следователь Громова решила почтить институт своим присутствием. Вторая обсуждаемая новость – это увольнение Андрея Рубцова. Об этом первой, естественно, узнала Полякова.

– Да, подал заявление по собственному желанию в связи с переходом на другую работу, и начальник ему сразу подписал, потому что оттуда, – она закатила глаза к небу, – был звонок. И велели, чтобы увольняли его сразу, без двухмесячной отработки, а у него срок молодого специалиста только в марте кончается, так и это уладили.

Надежда не смогла скрыть свою заинтересованность.

– А куда же он увольняется?

– Да так туманно намекает, что в Смольный тесть его пристроил, а кем уж – не знаю.

И так быстро собрался, за два дня все службы обегал с обходным. А своим в сектор даже торт не принес, скупердяй.

Третьей новостью, активно обсуждаемой в отделе, было предстоящее замужество Надежды.

– Ты понимаешь, Саша, – смеясь, говорила Надежда в кабинете, – я ведь не пьяница и не склеротик, я же точно помню, что никому здесь на работе не говорила, ты тоже, так откуда же они все узнали?

– Да у тебя на лице все написано, сияешь, как медный самовар.

– Что, так и написано: уважаемые Александр Александрович и Надежда Николаевна! Приглашаем вас пятнадцатого февраля в загс Выборгского района на торжественную регистрацию вашего брака? Меня тетки из соседних отделов поздравляют, я спрашиваю, кто вам сказал? Они говорят:

Полякова. Саша, ну откуда она узнала?

– Ну, наверное, у нее во всех загсах свои осведомители.

– Ты все шутишь, а я голову ломаю.

Саша, а ты знаешь, что Рубцов увольняется?

– Знаю, только это ничего не значит, может, просто тесть решил убрать его из института с наших глаз, от греха подальше.

* * *

Один из чистяковских мальчиков вернулся из прокуратуры после беседы с Громовой.

– Ну, Анатолий Петрович, там с Бережковым прямо цирк получается. Оформили там на него дело вроде как несчастный случай, так этой Громовой все неймется, чует, что что-то не так. Стала она Бережкова проверять, всю его биографию подняла. А у него жена в восемьдесят восьмом погибла.

Следствие там было, да дело так и не раскрыли. Убили ее ножом в собственном подъезде то ли хулиганы, то ли маньяк какой-то, так и не нашли никого. А там в деле фигурировал сосед с первого этажа, вроде не то он кого-то видел, не то с кем-то разговаривал, но он что-то темнил. А мужичок-то был так себе, шестерка, и вдруг месяца через три приоделся, машину даже купил, подержанную, правда. И через полгода находят его в этой машине еще тепленького, но уже мертвого. Задохнулся от выхлопа и помер! Так этой Громовой показалось дело подозрительным, и она теперь копает вовсю! Бережков пока молчит, но как бы чего не вышло.

– Да, подумать надо. Ты достань это дело мне поскорее, там вперед Громовой успеть надо.

Через два дня оперативник докладывал Чистякову.

– Да, интересно там получается. Мужичок этот, сосед-то, когда жену Бережкова убили, слышал на лестнице какой-то шум и даже выскочить успел и того маньяка в лицо мельком увидеть. Но милиции рассказывать ничего не стал, а решил на этом деле подзаработать. Он сам-то электриком в РСУ работал и вспомнил после долгих мучений, где он этого маньяка видел, но даже жене не сказал, кто такой. Видно, нашел он того мужика и стал его шантажировать, деньги тянуть. Машину даже купил, а потом, верно, тому маньяку надоело деньги платить, он и устроил ему смерть в собственной машине.

– А ты откуда это все узнал?

– А мне жена его бывшая рассказала, того соседа-то. Время прошло, она опять замуж вышла за приличного человека, то все прошлое ей до фени, она говорит, в милицию ни за что не пойду, а мне в приватной беседе рассказала, что знала.

– Ну да, ты ведь у нас обаятельный.

– За то и держите. А я еще по дому поспрашивал, где этот Бережков раньше-то жил, где жену его убили, так соседи рассказывают, что он прямо невменяемый стал после ее гибели, очень переживал.

– Теперь вот что скажи мне, у жены этой бывшей хоть какие-то мысли есть по поводу этого маньяка, кем он может быть?

– Она говорила, смутные у нее какие-то подозрения, что он с медициной связан каким-то образом, то ли в больнице работал, то ли в поликлинике.

– А, так ты вот что… Этот сосед-то когда погиб?

– Зимой восемьдесят девятого.

– Если он этого маньяка узнал, значит, тот в том же районе работал, где это РСУ находится. Так что проверьте примерно вокруг даты его смерти плюс минус три месяца, не погиб ли в это время кто-нибудь из медработников. Что там у них в районе есть: поликлиники, травмпункт?

– Больница есть большая.

– Это плохо, но попробуй. Да не среди врачей больше ищите, а шоферы там, электрики, завхоз, может быть. Да побыстрее там старайтесь, Громова на пятки наступает.

– Слушаюсь.

И оказалось, что примерно в интересующее их время некий шофер больничной машины был убит в собственном подъезде ножом в сердце. Убийцу не нашли. Чистяков, выслушав обстоятельный доклад, помрачнел.