Текст книги "Танго втроем"

Автор книги: Наталья Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

– Маринка, не сыпь мне соль на рану. Это платье – мне острый нож. То, что я его надела, – недопустимая уступка моей женской слабости. Запомни навсегда: носить свободное платье – значит махнуть на себя рукой. Каждый встречный видит – если на женщине свободное платье, значит, ей есть что скрывать от общественности.

– Ну, тебе-то уж грех жаловаться. Ты в прекрасной форме.

– Не утешай. Я точно знаю, сколько у меня лишних килограммов, каждый лишний килограмм знаю в лицо и ненавижу лютой ненавистью. Но сколько их – ни одной душе не скажу под самой страшной пыткой.

– Да, после такого разговора я уж и не знаю, как мы обедать пойдем.

– Ничего, глядишь, на сто грамм меньше отложится. Это, что ли, кафе?

В кафе было тихо и довольно уютно.

– У вас всегда так тихо? – спросила тетя Надя у краснощекого толстячка за стойкой.

– Нет, что вы, – тот вежливо улыбнулся, – то есть смотря как понимать ваш вопрос. Если понимать его буквально – да, у нас всегда тихо, потому что, мне кажется, что мои посетители любят и ценят тишину. Я – владелец этого заведения, – пояснил он, – мои посетители называют меня просто Гурген, а вас я хотел бы видеть в числе моих постоянных посетителей.

– Благодарю вас, Гурген, – улыбнулась Надежда.

– А если понимать ваш вопрос в том смысле, что всегда ли у нас малолюдно, то я отвечу, что не всегда. Просто сейчас именно такой момент, когда посетители, которые у меня обедают, уже разошлись, а те, кто ужинает – еще не пришли. Но я хочу вам сказать, что основные мои клиенты – те, что обедают. Я создал свой маленький ресторан именно для того, чтобы люди могли вне дома нормально, по-человечески пообедать. А то развели, понимаешь, – Гурген разгорячился, повысил голос и начал артистично жестикулировать, – развели всякие «Макдональдсы», «Грильмастеры», понимаешь! Да туда нормальному человеку и заходить нельзя! Дадут тебе, понимаешь, булку с котлетой, – да такую котлету моя собака есть не станет! Этим деятелям, понимаешь, которые так людей кормят, с позволения сказать, надо руки вот так, – и Гурген красивым плавным жестом показал, как надо отрубить руки этим деятелям. – А что там пьют, во всех этих «фастфудах» – это же просто серная кислота! В эту пепси-коку гвоздь, понимаешь, опусти, – она его без остатка растворить может! Это гвоздь! А желудок у меня, что, железный, понимаешь! Вот поэтому я свой ресторан и открыл, чтобы человек мог ко мне прийти и так поесть, как его родная мама или там, понимаешь, любимая жена дома не всегда накормит. И чтобы человек поел, посидел, спасибо мне сказал и опять ко мне пришел, и чтобы человек забыл, где лекарства покупают и на какой улице, понимаешь, доктор живет. Я потому свое заведение и называю «ресторан», хоть он и маленький, и без танцев-шманцев, потому что если называть «кафе», – так это, значит, здесь только кофе пьют, пахлавой заедают или там каким-нибудь эклером; я кофе сам люблю, сам варю. Вы, понимаешь, мой кофе еще попробуете, – но здесь у меня не только кофе, понимаешь, здесь у меня поесть можно! – Гурген так произнес слово «Поесть», что мы поняли, что пишет он это слово с большой буквы. – А если «бистро» назвать, то это значит опять «быстро-быстро», опять как в этих «Макдональдсах» – тьфу!

Тетя Надя сочувственно выслушала речь энтузиаста общественного питания и попыталась вклиниться:

– Гурген, мне одна знакомая говорила, что ела у вас что-то очень вкусное, названия она не запомнила, но с томатном соусом. Так вот, мы тоже хотели бы попробовать…

Гурген при этих словах подпрыгнул чуть не до потолка.

– Томатный соус? Сегодня, понимаешь, понедельник!

– Ну и что, что понедельник?

– Понедельник и пятница – у меня работает сам Джузеппе Строцци! Великий Джузеппе Стродци! Его все рвут на части. Ему «Белла Леоне» говорит: «Джузеппе, приходи!» Ему «Доменикос» говорит: «Джузеппе, только к нам!» А Джузеппе в понедельник и в пятницу вытирает руки, надевает фартук и приходит к Гургену готовить лазанью. И какую лазанью! Даже в Милане, понимаешь, такую не подадут. А почему? Потому что он меня уважает. А они говорят – томатный соус!

Слегка пристыженная, но не сдавшаяся тетя Надя продолжала гнуть свою линию:

– А моя знакомая у вас как раз в понедельник была и ела что-то в томатном соусе.

– Не что-то, а спагетти Булоньезе или Молинаре, я сам их готовлю по другим дням. Очень, между прочим, неплохо готовлю, сам Джузеппе, – при этом Гурген завел глаза к потолку, – сам Джузеппе ел и хвалил! Хотел поехать в Италию повысить, понимаешь, квалификацию, но разве можно ресторан на женщину оставить! Боже меня упаси! Но в понедельник и пятницу – я пас! Если у плиты стоит Джузеппе Строцци, я умолкаю. Так что спасибо вашей знакомой за то, что похвалила мои спагетти, и за то, что посоветовала вам посетить мой ресторан, – Гурген галантно поклонился нам с тетей Надей, – но она, понимаешь, ошиблась. Она была здесь во вторник или, понимаешь, в среду, может быть, даже, извините, в четверг, но никак не в понедельник. Это вам говорит Гурген, и на эти слова можете положиться.

Мы заказали знаменитую лазанью и кофе по-турецки. Лазанья действительно была сказочной.

– Как бы рецепт узнать? – прошептала мне тетя Надя. – Так ведь ни за что не скажут, да и дело тут не в рецепте. Ну как, Маринка, ты все слышала?

– Еще бы, его и на улице все слышали.

– Чувствовала я, что в этой истории с алиби что-то не так.

– И получается, что они здесь были в другой день, и у Алика нет алиби. Но почему же его бывшая сначала ни в какую, а потом сломалась и подтвердила? Что же, она не помнит, в какой день сюда с ним приходила? Не похоже это на нее. И уж если бы она могла ему жизнь испортить, она бы это сделала.

– Видимо, у нее в этом деле есть свой интерес, а всю эту комедию «отказалась-сломалась» они разыграли с Аликом как по нотам. Понимаешь, если бы она сразу подтвердила: да, были вместе, там-то и там-то, от сих до сих, это стали бы проверять, не поверили бы сразу – все-таки жена, хоть и бывшая. А так – явно она хочет бывшему мужу подгадить, алиби не подтверждает и только под грузом неопровержимых улик сдается. Все очень достоверно. Следователь все-таки женщина, проявила смекалку, профессиональное чутье – в буквальном смысле! Унюхала она пятновыводитель и так собой довольна, что в этой версии ни за что не усомнится. Вроде бы по всему следователь и неглупая женщина, а попалась на художественной литературе.

– Это еще при чем!

– А при том, что я вспомнила, где аналогичный случай описан – у Агаты Кристи. Там прямо сказано: хорошей жене вряд ли поверят, а плохой – всегда. Такова человеческая природа. И если плохую жену вовремя разоблачить, то все будет тип-топ. Да, ничего не скажешь, умен твой Алик, и старуху Агату небось в подлиннике читал, а все равно мы его на чистую воду вывели.

Гурген тем временем колдовал над кофе. Ловко захватив каждой рукой по четыре небольших джезвы, каждая на одну маленькую чашечку, – он круговыми плавными движениями перемещал их в горячем песке. Я подумала, как приятно смотреть на человека, который хорошо и с удовольствием делает свое дело. Любое самое незначительное событие он превращает в искусство.

Гурген собственноручно принес нам кофе, скромно дождался порции заслуженных похвал и долго повторял, что человек, зашедший к нему в ресторан хотя бы один раз, не может не стать его постоянным посетителем.

По дороге к метро я хотела поговорить с тетей Надей о том, что мы выяснили, но она, взглянув на часы и сообразив, что может опоздать к приходу Сан Саныча с работы, пришла в невменяемое состояние, и говорить с ней стало невозможно.

– И почему это все замужние женщины, кроме моей сестрицы, разумеется, так бояться опоздать к приходу мужа?

Как ни спешила тетя Надя, она все же задержалась на минутку.

– А потому, Маринка, что, вот как ты думаешь, для чего мужчины женятся? Чтобы каждую ночь было с кем постель делить? Это он и так может получить, жениться необязательно.

– Чтобы детей иметь?

– Ой, ну брось ты, это только особам королевского происхождения наследники нужны, к тому же у нас с Сашей этот вопрос уже не стоит. Так вот, женятся мужчины для того, чтобы в пустой дом не приходить, это самое главное. И если вдуматься, то это такая малость, чего они от нас требуют – просто пораньше прийти, чтобы когда он в дверь звонит, ему открыли, улыбнулись, сказали, что давно ждут и соскучились ужасно. Так что не удерживай меня, – крикнула тетя Надя на бегу и взлетела по ступенькам перехода, как будто ей семнадцать.

Моя тетка умеет по-новому осветить вопрос, за это ее и люблю.

Дома я думала об Алике. Его алиби оказалось не просто фальшивым – оно было ловко, хитро сфальсифицировано. При этой мысли у меня холодок пробежал по спине. Что же это за человек? Каждый день он казался мне другим, не таким, как вчера. Я то верила ему, то начинала подозревать во всех смертных грехах. Кто же он на самом деле – добродушный неуклюжий неудачник или хитрый расчетливый интриган, или даже убийца? Где его настоящее лицо, а где маска? Какой Алик настоящий, а какой поддельный? Я не могла найти себе места. Что же теперь делать? Не пойду же я в милицию и не стану все это рассказывать? В конце концов, могли и сами все проверить в ресторане у Гургена.

– Маринка, тебя к телефону, – позвала матушка.

– Здравствуй, Марина, это я, Алик. – И замолчал надолго.

Вот, что называется, не ждали.

– Ты жив? – холодно поинтересовалась я. – Руки-ноги целы? А голова?

– Да, все в порядке.

– Уж в порядке? Это у вас с супругой такой способ развлекаться?

– Да нет. Я хотел извиниться за испорченный вечер.

– Ну, почему же, мне все очень понравилось, особенно мороженое.

Он расстроено замолчал, а мне вдруг безумно захотелось сказать ему, что я знаю про фальшивое алиби и что напрасно он строит из себя беспомощного страдальца, похоже, он здорово умеет мстить своим обидчикам.

– Ладно, извинения приняты. Это все, что ты хотел мне сказать?

– Если ты не сердишься, то я хотел тебя пригласить…

– Домой к тебе ни за что не пойду!

– Да нет, понимаешь, наша фирма расширяется, теперь будет не «Алтер Эго», а другое название. Еще один этаж берем в аренду, там уже ремонт. И послезавтра будут презентация и маскарад.

– Что?

– Ну, теперь это модно, кое-кто из сотрудников в костюмах, а гости как обычно. А в остальном обыкновенная вечеринка.

Если бы я была нормальным человеком, я бы вежливо отказалась и все. Но, как я не раз говорила, я ужасно упряма. Мне захотелось посмотреть Алику в глаза, когда я скажу ему, что вычислила его фальшивое алиби, пусть не думает, что он умнее других. В общем, я согласилась пойти с ним в среду на маскарад.

Алик поговорил с Мариной и сел за работу. Так или иначе, с работы его пока еще никто не увольнял, так что перевод должен быть сдан в срок. Он не хотел подходить к телефону, но тот звонил и звонил.

Это была приятельница бывшей жены. У Ольги, при ее характере, подруг не было, но остались одна-две еще со школьных времен.

– Алик, я хотела тебе сказать… Ольга умерла.

– О чем ты?

– Да сегодня звонила ее мать. Ее позавчера утром нашли убитой, случайно.

– Убитой – случайно?

– Нет, нашли случайно, а ее убили… ножом, несколько ран.

– Ограбили?

– Да какая разница! Кажется, нет. Ты хоть понимаешь, о чем я говорю? Твою жену нашли убитой, судя по всему, это произошло в пятницу вечером.

– Мою бывшую жену!

– Да, конечно, наверное, мне не надо было звонить.

– Ну почему же, спасибо за информацию.

В трубке раздались гудки.

Он походил по комнате, прислушался к себе, вытянул вперед руки. Они не дрожали. Он был абсолютно спокоен. Что ж, несомненно, она этого заслуживала. И что это дает лично ему?

Во-первых, он свободен. Можно не бояться, что она явится сюда или на работу, устроит скандал, будет оскорблять его и его знакомых, а он потом будет мучиться, оправдываться и извиняться.

Все кончено, он наконец-то от нее освободился.

Во-вторых, эта квартира, квартира его деда, квартира, где умерла его мать, останется ему. Никуда не придется переезжать, все будет, как раньше. Конечно, могут быть проблемы. Его будут допрашивать, требовать алиби, но с этим все в порядке.

Она довела его до предела. Сначала он хотел умереть сам, потом молил Бога о ее смерти. И вот, свершилось! Пусть его накажут за такие мысли, но ему зачтутся три года адовых мучений при жизни. Если освободиться от нее можно было только таким способом, то он рад, что она умерла. Он не будет ее оплакивать. Он будет жить, он и так потерял уже слишком много времени.

Опять Алик сидел в кабинете следователя Громовой и смотрел, как она пишет. Наконец она подняла голову.

– Вам не кажется, Альберт Александрович, что мы с вами встречаемся слишком часто?

– Кажется, но я в этом не виноват. «Это мы еше посмотрим», – подумала.

Громова.

– Итак, вашу бывшую жену в субботу утром нашли в своей квартире мертвой. Как написано в заключении врача, умерла она от ран. Всего ей нанесли пять ножевых ранений, два из них оказались смертельными. Что вы можете мне сказать по этому поводу?

– Абсолютно ничего. Я не знаю, кто ее убил.

– Гм, она вам хоть и бывшая жена, но, насколько я понимаю, вы довольно часто общались. Она никогда не жаловалась, что ей кто-то угрожает или преследует?

– Видите ли, я не очень интересовался ее делами и личной жизнью, больше она интересовалась моими.

– М-да, я заметила, отношения у вас были не очень.

– Не буду с вами спорить.

– А когда вы видели вашу жену в последний раз?

– В пятницу вечером, но не поздно.

В глазах Громовой зажегся хищный огонек:

– Подробнее, пожалуйста.

– Она заходила ко мне в районе шести часов вечера, посидела до семи, потом ушла, и больше я ее не видел.

– А о чем у вас шел разговор?

– Она была недовольна, что я впутал ее в дело об убийстве, выставил в невыгодном свете.

– Ну, по-моему, это она сама выставила себя в невыгодном свете.

– Я сказал ей то же самое.

– Значит, вы ссорились?

– Да, немножко, но ушла она от меня в семь часов живая и здоровая.

– Понимаете, Альберт Александрович, в заключении написано, что смерть могла наступить до одиннадцати часов вечера, но не позже. В районе восьми вашу жену видела соседка, она заметила, как та вошла в свою квартиру. Значит, смерть наступила с 20.00 до 23.00.

– И вы хотите знать, где я находился с восьми до одиннадцати?

– Естественно. Только не вздумайте меня уверять, что вы гуляли по улицам и не помните, где это было.

– Я не гулял по улицам. Я был в Доме ученых. Там проводилась встреча со шведскими и норвежскими археологами. Меня пригласил туда мой отец профессор Румянцев, я ведь владею шведским.

– Вы знали об этом заранее?

– Нет, Ольга ушла от меня в семь, в полвосьмого я вышел на улицу, позвонил отцу, он пригласил меня. Я подъехал туда в районе восьми, вечер продолжался до одиннадцати, и все это время меня видело много людей. Там даже телевидение снимало, я потом в воскресных новостях тоже мелькнул. Можете проверить.

– Обязательно проверю, – пообещала Громова, но вид у нее был довольно разочарованный.

– Но, – продолжал Алик, – может быть, вы, Анна Николаевна, просветите меня, зачем же мне нужно было убивать мою бывшую жену Ольгу Головко? После того как мы с вами пришли, так сказать, к консенсусу в том, что я не убивал свою начальницу Ларису Гребенюк, зачем же я буду разрушать свое с трудом полученное алиби? Выражаясь проще, какой у меня может быть мотив?

«Что-то уж очень он разговорился, – подумала Громова, – и вообще на себя не похож – не мямлит, глаза не прячет, по сторонам не озирается. Слишком уж осмелел!»

– Вы не волнуйтесь, если был у вас мотив, я его найду.

– Ищите, Анна Николаевна, только вряд ли найдете. Не буду вас уверять, что я очень расстроен, но жену свою бывшую я не убивал.

Я собиралась на этот чертов маскарад с тяжелым сердцем. Позвонила тете Наде, но они с Сан Санычем взяли неделю отгулов и поехали на дачу – кота повезли. Тетя Надя говорила мне в прошлую встречу, что муж не может так просто взять и бросить кота на даче у бабушки, он должен понаблюдать, как у животного прошла акклиматизация.

Ближе к пяти позвонила моя подруга Ирка. Голос у нее был ужасно расстроенный.

– Ирка, случилось что? Все здоровы? Как муж? – спросила я, втайне желая, чтобы у них случилось что-нибудь не очень плохое, но из ряда вон выходящее, и тогда я смогу со спокойным сердцем поехать утешать Ирку и не пойду на маскарад, пропади он пропадом.

– Все здоровы, но все равно случилось. Муж роман закончил, уже одно издательство берет печатать, а он не хочет его мне посвящать.

– А чем мотивирует?

– Говорит, что это несерьезно. Роман солидный, эпопея целая, и вдруг – «моей дорогой жене с любовью посвящаю».

– Ну и что здесь такого несерьезного?

– Вот и я говорю, а он, – Ирка всхлипнула, но потом взяла себя в руки: – Нет, ты подумай! Люди женам монографии из жизни глистов посвящают! Я сама видела! А тут все-таки художественный роман. А он ни в какую, прямо до развода.

– Мне бы твои заботы! – от души пожелала я и повесила трубку.

Я уже давно опаздывала. Надо было позвонить вчера Алику и отказаться, а сегодня я уже не успею предупредить. А может, просто не ходить? Будет потом звонить, узнавать…

– Маринка, тебя спрашивают! – крикнула Зойка с абонемента.

Ой, он сам за мной пришел. Но возле Зойки стоял мой давешний знакомый опер Дима. Вот уж некстати, я и так опаздываю!

– Здравствуйте, Марина, мне нужно с вами побеседовать.

– А в другое время никак нельзя? У меня рабочий день кончается, а у вас разве нет?

– У нас рабочий день ненормированный, и я имею право задерживать вас для беседы в любое время до 11.00,– важно ответил он.

Смотри, как он серьезно настроен! Дима словно угадал мои мысли:

– Дело очень серьезное. Вопрос пойдет об убийстве.

– Опять? Но ведь, по-моему, там уже все выяснилось, – запротестовала я, а сама подумала, что вдруг они проверили итальянский ресторан и выяснили, что алиби фальшивое, но тогда я-то здесь при чем?

Мы вышли с Димой на улицу и потихоньку пошли в сторону метро.

– Вы говорите о деле Ларисы Гребенюк, но и там еще ничего не выяснилось, убийца-то не найден. Но сейчас речь пойдет о другом убийстве. Вам знакомо такое имя – Ольга Головко?

Мне показалось, что майский вечер померк у меня перед глазами, и мир вокруг стал как в черно-белом телевизоре. Фамилии женщины я не знала, но имя…

– Это… бывшая жена Алика?

– Да, Ольга Головко – бывшая жена вашего знакомого Альберта Румянцева. Вы были с ней знакомы?

– Ее что – убили?

– Убили в пятницу вечером. Так вы были с ней знакомы? – Дима говорил со мной очень строго, никаких смущений и шуточек.

– Не совсем чтобы знакомы… – промямлила я. – Сами посудите, зачем мне с ней было знакомиться?

– Но вы с ней виделись?

– Виделись, – кивнула я.

– А при каких обстоятельствах? Когда это было?

– В пятницу вечером, – запинаясь, пробормотала я.

Я была в полном шоке и не могла сообразить, как правильно отвечать на Димины вопросы, а он, услышав про вечер пятницы, прямо чуть не подпрыгнул на месте.

– И где же вы с ней встретились? – давил на меня Дима.

Я взяла себя в руки и быстро просчитала в уме. Если Ольгу убил Алик, то не у себя дома, потому что тогда его бы сразу поймали, и он не успел бы пригласить меня на этот дурацкий маскарад. А, провались все! Ничего не буду скрывать. Когда я ушла, она была жива.

– Мы встретились у Румянцева дома. Он пригласил меня в гости, а зачем она туда пришла, я понятия не имею.

– Ах, вот как! – воскликнул Дима, и я поняла, что Алик говорил им совершенно другое. Но мне уже было все равно.

– Она пришла и начала скандалить.

– А вы?

– А я послушала-послушала и собралась домой. Когда уходила, они ссорились, – про мороженое я решила пока Диме не говорить.

– А потом куда вы пошли?

– Домой, вышла от Алика в полседьмого и через час уже была дома, мама может подтвердить.

– Проверим! – строго сказал Дима, вообще он был ужасно важный.

– Дима, но вы хоть можете мне сказать, как ее убили?

– Вопросы здесь задаю я, – начал было он, но, взглянув на мое лицо, смягчился: – Ее нашли у себя дома в субботу утром, на теле пять ножевых ран.

– Господи! А почему вы ко мне-то?

– Румянцев на допросе не сказал про вас ничего, но вас видели соседи там, у него, так что хорошо, что вы сами признались, что у него были.

– А вы его… арестовали?

– У него стопроцентное алиби на весь вечер пятницы.

«Опять алиби!» – пронеслось у меня в голове.

– Ну ладно, я пойду, вас еще следователь на допрос вызовет. – Дима побежал докладывать начальству, а я присела на скамеечку на детской площадке, мне было плохо.

Все ясно, это Алик убил их всех! Не может быть такого совпадения, не может. Но тогда, значит, он ненормальный? Шизофреник или кто там еще? И опять у него алиби! Но что же мне-то делать, мне же никто не поверит, подумают, что я сама ненормальная. Я вскочила с лавочки и побежала, сама не зная куда.

– Марина! – окликнул меня незнакомый голос.

Это был Алик. Стоит веселый и довольный, улыбается даже.

– Мы с тобой, наверное, разминулись, я уж и к институту бегал. Пойдем скорее, там уже все началось, а то шампанского не хватит, – сказал он, смеясь.

В полной прострации я почему-то позволила ему взять себя за руку и отвести к зданию его фирмы. Еще внизу у входа нас приветствовал кто-то в костюме невообразимом, состоящем из надутых зеленых шаров. У входа я немного опомнилась и попыталась уйти, но Алик меня не пустил. Мы поднялись на пятый этаж, там уже шел дым коромыслом, костюмы были самые разные, вот медведь, вот петух с огненным гребнем.

Все помещения фирмы были разукрашены разноцветными гирляндами, лампочками и чем-то блестящим. Сотрудники вырядились, кто во что горазд – двое шотландцев в клетчатых юбках, индеец в боевой раскраске и головном уборе из перьев, девушки – вообще в немыслимых костюмах, одна оделась папуаской, вернее, не оделась, а разделась и намазалась чем-то коричневым. Играла зажигательная музыка. Я прислонилась к стене в изнеможении. Алик на минутку отлучился и вернулся с двумя бокалами шампанского.

– За что выпьем, Мариша? Поскольку я молчала, он добавил:

– За твое здоровье!

– А ты не хочешь выпить за упокой своей жены? – медленно произнесла я, наблюдая, как меняется его лицо, как исчезает улыбка и гаснет веселье.

Однако мой обличающий взгляд он встретил твердо и сказал:

– Я не хотел тебе говорить сейчас, чтобы не испортить настроение.

– Спасибо, мне уже сообщили. Опер приходил и все мне рассказал.

– Я не говорил им, что ты была у меня в пятницу, чтобы у тебя не было неприятностей.

– А, может быть, чтобы у тебя не было неприятностей?

– О чем ты, Марина? – Он смотрел на меня, искренне недоумевая, так что я просто озверела.

– Зачем ты ее убил? – проговорила я слишком громко, так что он поморщился.

– Тише, Марина, тише. С чего ты решила, что я ее убил? Разве я похож на убийцу?

– Ты не похож на убийцу. Ты похож на толстого закомплексованного ненормального психа, ты он и есть.

– Что с тобой? – спросил он с испугом, но меня уже понесло.

– Ах, бедный мальчик, он такой ранимый! Его все обижают, а он не может за себя постоять. А бедный мальчик весом сто килограмм молчит, бледнеет, потеет, а потом – раз! – и выбрасывает свою стерву-начальницу из окна. А потом этот парень из гаража, Иван. Подумаешь, гараж не поделили, тот, конечно, тебе нахамил, ты опять молчишь, потеешь и тем же вечером режешь его ножом в подъезде! И с Лифаревым такая же история!

– Но, послушай, что ты говоришь! – Он схватил меня за руку.

– Не прикасайся ко мне! – взвизгнула я и выбежала на лестницу.

Алик бросился за мной.

– Марина, при чем тут Лифарев, я даже не знал, что он убит!

– Я тебе не верю! И то же самое с твоей женой! Она, конечно, стерва, но почему ты не боролся с ней в открытую? Почему ты всегда только молчишь, а потом убиваешь людей из-за угла?

В его глазах метались изумление и боль. Мне захотелось сделать ему еще больнее, чтобы он испытал еще и страх.

– Но послушай, – в смятении бормотал он, – ты не можешь так обо мне думать, я не убивал Ольгу, я весь вечер был с отцом, у меня алиби…

– Алиби? – чуть не заорала я в полный голос. – Грош цена твоему алиби! Я все знаю, твое алиби в прошлый раз было фальшивым. Я была в итальянском ресторане, там в понедельник была лазанья!

– Какая лазанья? – проговорил он, но быстро сообразил в чем дело, а я решила добить его окончательно.

– И не могло быть никакого томатного соуса, ты был там с Ольгой в другой день! Значит, это ты убил Ларису!

Алик побледнел и отступил от меня на шаг.

– Марина, клянусь тебе, это не я выбросил ее из окна, я уходил тогда и долго бродил по улице, мне надо было успокоиться. А следователь Громова так на меня насела, что я очень испугался и попросил Ольгу мне помочь. Не задаром, конечно, даром она ничего не делала. Я выбрал ее потому, что она была лживой, жадной и беспринципной. И за деньги готова была на что угодно. Но даже она верила, что я не убивал Ларису, она слишком хорошо меня знала.

– И сколько же ты ей заплатил?

– Она… она потребовала квартиру, ту, где я живу, она хотела, чтобы я с ней поменялся.

– Понятно! Сначала она подтвердила твое алиби, потом, чтобы не отдавать квартиру, ты решил ее убить. И что ты наплел своему папочке, чтобы он подтвердил твое алиби на этот раз? Или, мучимый комплексом вины за твое тяжелое безотцовское детство, он сам согласился помочь?

– Перестань! Ты не соображаешь, что говоришь. Послушай, ты должна успокоиться. Я уверен, все разъяснится, и мы с тобой поймем друг друга. Это какая-то ошибка.

Он взял меня за руку и заглянул в глаза.

– Мне показалось тогда в пятницу, что мы с тобой, что у нас…

– Ты что? Ты ненормальный! Говорить сейчас об этом! – Меня начала бить крупная дрожь.

Но он как-то настойчиво притянул меня к себе и попытался поцеловать. Тогда, больше не владея собой, я резко оттолкнула его и выкрикнула:

– Ты – чудовище! Монстр! Жалкий ничтожный безумец! Не смей меня трогать, меня трясет от твоего вида, жирный слизняк!

Он стоял напротив меня, застыв как изваяние. Глаза его невидяще смотрели в одну точку. Он был мертвенно бледен, только на щеках и шее проступали яркие малиновые пятна. Пот тек градом по щекам и стекал за воротник рубашки. Внезапно осознав, что я делаю, я похолодела. Ведь я же его провоцирую, он же теперь и меня может убить! Наверное, у него все же раздвоение личности, и он не помнит о некоторых моментах своей жизни. Доктор Крылов оказался плохим специалистом в своей области. Поменьше бы думал о котах и побольше о работе!

Я повернулась и побежала к лифту, но дверь наружу оказалась заперта, и лифт стоял внизу. Все приглашенные были уже здесь, и дверь закрыли, чтобы не проскочил никто посторонний. Что же делать? Я оглянулась, Алика нигде не было. Мне обязательно надо выбраться отсюда, но нет возможности. С изумлением я обнаружила у себя в руках забытый бокал с шампанским. Выпив его залпом, я перевела дух и немного успокоилась. Тут множество народу, он не посмеет мне сделать ничего плохого. Напрасно я потеряла голову и наговорила ему всего. Если он появится, я постараюсь говорить с ним спокойно, главное – это выбраться отсюда.

Но выбраться оказалось невозможно. Официальная часть презентации закончилась еще до моего прихода, и теперь народ уже порядочно накачался шампанским. Играла музыка, по всем комнатам были разбросаны огромные воздушные шары, их пинали ногами, они лопались, слышался женский смех. У меня было такое чувство, что все происходит не со мной. Голова кружилась от шума и шампанского. Какой-то тип рванул хлопушку прямо перед моим лицом. Она лопнула с грохотом, потонувшем в общем шуме. Пожалуй, зря я так рассчитываю, что меня здесь никто не тронет. В этом бедламе и десять человек можно перестрелять, а не то что одну слабую женщину тихонько прирезать. И никто не поможет, просто не заметят. Господи, за что мне все это? Почему я не прислушалась к внутреннему голосу и не отказалась от приглашения на этот ведьмин шабаш?

Я протолкалась к столу с напитками. В уголке там одиноко стояли бутылки с невостребованной минеральной водой. Выпив чуть не полбутылки одним глотком, я почувствовала себя лучше. Надо причесаться, привести себя в порядок и осмотреться. Я уселась на подоконник, достала пудреницу и огляделась по сторонам. Это зрелище мне уже давно не нравилось, тем более Алика нигде не было видно. Что он сейчас делает? Выйти он отсюда не мог, как и я. Стало быть, спрятался где-нибудь в уголке и переживает нанесенные ему оскорбления. Какая же я дура! С сумасшедшими надо разговаривать ласково и спокойно. Ведь до этого он не сделал мне ничего плохого. Но я ведь до этого и не обижала его так! Но та, другая, его жена, обижала и оскорбляла его три года подряд. Так, может, у меня есть шанс? Может быть, сегодня он еще не захочет меня убивать?

В конце коридора был маленький тупичок. Узенькое окошко выходило во двор. Алик стоял там, почти невидимый в полумраке и прижимался лбом к холодному стеклу. Голова болела, стучало в висках. В ушах стоял ее крик: «Чудовище! Монстр!» И еще: «Жалкий ничтожный безумец!»

Почему все считают его ненормальным? Что он им всем сделал? А он-то думал, что она не как другие. Что она хорошо к нему относится. Ведь она ему нравилась своей решительностью и независимостью в поступках. Наивный человек, он думал, что со смертью Ольги все изменится, что все неприятности останутся в прошлом. Как бы не так, ему никогда не выбраться из этого ада.

Что еще говорила Марина? Много кошмарных вещей. Ужасная мысль заставила его содрогнуться. Почему все они с такой уверенностью твердят, что он ненормальный? В конце концов, он и сам в это поверит. А может, это так и есть? Ведь замечает же он и сам за собой некоторые странности. Он страдает от одиночества, а сам все время один. И когда его ругают и оскорбляют, он просто не может ответить тем же. Он впадает в какой-то ступор, сердце замирает, он перестает реагировать на внешние раздражители. Это у него после аварии. Доктора говорили, что со временем это пройдет, но время идет, а лучше ему не становится.

Что же еще она говорила? Он не все понял, она была просто вне себя. А он опять среагировал на крик, и суть прошла мимо.

Алик встрепенулся, осторожно потрогал шрам на затылке. От прикосновения к холодному ему стало немного лучше, головная боль отступила. Нет, так не может продолжаться. Он сейчас пойдет туда, разыщет Марину и поставит все точки над i.

Я продолжала сидеть на подоконнике, не зная, что предпринять. Музыка играла еше громче. Тут я заметила, что ко мне вперевалочку идет пингвин. Очень смешной толстый, неуклюжий пингвин с крючковатым носом.