Текст книги "Самое Тихое Время Города"

Автор книги: Наталья Некрасова

Соавторы: Екатерина Кинн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

– Дышать тяжело, – сипло выдавил он. – И ничего не вижу.

– Сивка-бурка, – отчаянно крикнула Анастасия, бросаясь наперерез табуну, – вещая каурка, встаньпередомнойкаклистпередтравой!

Конь резко остановился, повернул гордую шею и искоса глянул на них. Принюхался. Тихо заржал и осторожно подошел.

– Милый, ты нас отвези, а? – жалобно попросила Анастасия, держа обмякшего Игоря под мышки. – Куда-нибудь туда, где помогут, а? А то мы дочку мою не спасем, а она маленькая, ей страшно…

Конь тряхнул гривой. Снова хлестнула молния, рыкнул гром. Дождь поутих, а вскоре и совсем перестал. Ящер лежал серой бесформенной тушей, распоротое серое брюхо едва подрагивало, а глаза уже затянулись белесой пленкой. Трава вокруг пожелтела. Игорь дрожал. Конь опустился на колени, чтобы им было легче вскарабкаться. Точнее, всползти. А потом вдруг рванул вперед, все быстрее и быстрее, пока не стало казаться, что у него не четыре, а восемь ног, и взлетел в небо, а за ним – и весь табун.

– Я не хочу упасть, – пробормотал Игорь, еле держась за гриву. Анастасия сидела, обняв его сзади за пояс. – Не дай мне упасть…

– Не дам, – прошептала она сквозь зубы. – Не падай. Все будет хорошо.

Конь опустился среди леса у небольшого совершенно круглого озерка с темной, неподвижной водой. Игорь сполз на землю и упал на четвереньки. Он ничего не видел, лицо его приобрело зеленоватый оттенок, кровь по-прежнему сочилась, но теперь она была темной и дурно пахла. Конь постоял, посмотрел на него. А потом ткнул его бархатной теплой мордой, словно приказывая идти к озерку. Игорь с трудом поднялся, держась за гриву жеребца, и тот, медленно переступая, чтобы приспособиться к неверному шагу теряющего сознание человека, осторожно повел его в воду. Конь зашел в озеро, погружаясь все глубже и глубже, пока Игорь не оказался в воде по самое горло. Так они и стояли там – белый, как молния, конь и человек, обнимающий его за шею.

Вода была теплой и странно плотной. Утонуть в ней было невозможно. Она чуть пощипывала, и страшно хотелось спать. Тяжелая, темная, сонная вода… Сонная-сонная, темная вода…

– Уже вечер? Сколько же я проспал? – тихо сказал Игорь, открывая глаза.

– Мог и вообще не проснуться, – покачала головой Анастасия. – Есть хочешь?

Игорь прислушался к себе:

– Слона съел бы.

– Слона нет. Есть хлеб и сыр. И квас.

– А ты ела?

– Ела, – кивнула Анастасия. – Пока ты спал.

– А конь ушел?

– Ушел. И табун увел. Ты идти можешь?

Игорь снова прислушался к себе:

– Могу. Только поем. Мне так хорошо, словно я заново родился!

– Да так вроде и вышло, – усмехнулась Анастасия. – Ро-зовенький, как младенец.

Игорь сел. Сабля была тут, брюки сухие – видать, долго провалялся. На траве лежала белая вышитая рубаха.

– Это откуда?

– Да в суме была.

– Не помню, чтобы нам ее давали… да фиг с ней, хорошо, что есть что надеть, моя-то погибла в бою за правое дело. – Игорь влез в рубаху. – Как раз.

Анастасия сидела, обняв колени, и с легкой улыбкой смотрела на него.

– Хорошо, что ты пошел со мной.

Игорь ничего не ответил, только улыбнулся и взял из ее рук хлеб.

– Вот что, – тихо сказала Анастасия. – Что бы между нами ни было, не жди, что я скажу, что люблю тебя. Даже если с ума сходить, умирать буду от любви – никогда не скажу. Никогда!

– И не надо. – У Игоря на душе стало невероятно легко. Сейчас он мог бы одной левой уделать любого инопланетного монстра.

– Тогда больше об этом не будем. – Анастасия обхватила руки коленями и, склонив голову набок, смотрела на него, пока он ел. И Игорю это нравилось.

Он доел, встал, отряхнул руки. Взял саблю, повесил на пояс.

– Ну что же, пошли?

Анастасия положила яйцо на дорогу. Оно немного покружило на месте, словно раздумывая, а потом золотая капелька решительно покатилась в лес.

– Ну идем, – сказал Игорь, беря Анастасию за руку. Рука ее была жесткой и прохладной, и отнимать ее она не стала.

Темнело не так быстро, как должно было бы осенью. Который был час – тоже непонятно, потому как у Анастасии мобильник просто отключился, а у Игоря часы показывали какую-то полную несуразицу. Было совершенно не по-осеннему тепло.

– Да, это не осень, и не весна, и не лето, это просто какое-то время, – задумчиво проговорила Анастасия.

– Самое тихое время года, – ответил Игорь.

Золотое яичко резво катилось вперед, тепло светясь в темноте.

– А сейчас начнется просека, – вдруг почти испуганно проговорила Анастасия.

Просека действительно началась где-то через сотню шагов, когда дорога стала подниматься по склону заросшего лесом холма. Широкая, не очень давняя, поросшая невысокой травой и мелким кустарником. Туман наползал снизу, из темной лощины, а наверху холма ветки деревьев еще были красновато-медными от последних лучей солнца. А потом на вершине холма, в конце просеки, появился всадник на вороном коне. Слишком высокий для обычного человека, он медленно плыл, не касаясь земли. Бледный, черноволосый, в вороненой кольчуге и в медленно колыхавшемся черном плаще, он плыл над тонким туманом, закрыв глаза, и Игорь откуда-то знал, что всадник мертв. Он остановился, стиснув руку Анастасии. Наверное, ей было больно, но она даже не охнула, не сводя взгляда с всадника.

– Не оборачивайся, – шепнул он, когда всадник проплыл мимо них. Черные волосы и хвост и грива коня струились по воздуху, а глаза коня были молочно-голубыми, слепыми.

Плащ всадника тянулся за ним, как тень, до самого леса, до самого неба, ночной темнотой расстилаясь вокруг сколько хватало глаз.

Анастасия и Игорь молча шли следом за золотой каплей яйца.

– Я уже когда-то была здесь, – прошептала Анастасия. – Даже не знаю, как это могло получиться, но я была здесь. Я узнаю места, понимаешь?

– Понимаю. Потому что я тоже узнаю место. Там, наверху, на самом верху, будет камень. Большой белый камень. Теплый.

– И еще он светится в ночи, – посмотрела на Игоря Анастасия. – Ты был в моих снах.

– Или ты в моих. Или мы просто бродили по одной дороге снов.

Дальше шли молча. Игорь после темной воды озера чувствовал себя еще очень бодро, Анастасия тоже не жаловалась, да и понятно – ей скорее хотелось добраться до дочери. Она открыла было рот, как вдруг сзади послышалось:

– Мама?

Анастасия вздрогнула и застыла на месте.

– Мама!

– Не смей оборачиваться! – крикнул Игорь. – Не смей! Видишь – яйцо катится, это не здесь, это не она!

Сзади послышался жалобный плач:

– Мама, мамочка!

Анастасия стояла, трясясь, как осина на ветру. По щекам ее катились слезы, зубы стучали, глаза были полны безумия.

– Я… не могу! Я обернусь!

– Мама! Почему ты не хочешь посмотреть на меня?

– Я…

– А ты выйди перед нами, тогда и посмотрим! – рявкнул Игорь. – Покажись!

– Плохой дядя, – обиженно протянули сзади. – Мама! Он плохой!

– Это не Катя, – одними губами проговорила Анастасия. Сзади послышался хрустящий шорох, холодное дыхание коснулось шеи, кто-то еле слышно хихикнул.

– Вперед. Бегом, – прошептал Игорь. – Раз. Два. Три!

И они дернули бегом вверх по холму, изо всех сил, следом за золотым пятнышком. Сзади послышался обиженный визг, хохот ночной птицы, какой-то хриплый скрежет и звуки больших, мощных прыжков. Игорь бежал, таща за собой Анастасию. Та тяжело дышала, но бежала из последних сил, потому что оба знали – там, у белого камня, все кончится, там будет безопасно, там нет власти тех, кто сейчас дышал в спину, щелкал когтями и визгливо, плотоядно хихикал и верещал позади.

Анастасия буквально рухнула на огромный белый валун, припала к нему, как Кассандра к алтарю, спасаясь от ахейских мечей.

– Ничего… ничего, все уже… мы в безопасности, – рвано выдыхал Игорь.

– Кто… это… был?

Игорь перевел дух, помотал головой:

– Не знаю. И знать не хочу.

А в темноте кто-то обиженно подвывал и скулил, порой скрежеща и щелкая зубами, но не смея выйти на поляну на вершине, освещенную медовой луной и мягким светом белого теплого камня. Белого горючего камня. Золотое яичко, словно почуяв усталость людей, мягко подкатилось к камню и притаилось там. Анастасия сползла по камню в траву, еле живая от усталости. Игорь сел рядом, обняв ее за плечи.

– Тебе не холодно?

– Нет, камень теплый.

– Поешь?

– Да. Еще осталось?

Игорь раскрыл суму.

– Ой, ну ничего себе!

– Что?

– Будто и не ели. И хлеб цел, и сыр, и даже пара яблок есть.

Анастасия слабо улыбнулась:

– Сумка-самобранка. Мне бы сейчас водки – и спать.

– А я не хочу.

Анастасия уже жевала ломоть хлеба с сыром. А потом тихо свернулась, положив голову на колени Игорю, и уснула. А Игорь еще долго сидел у теплого камня и думал о том, что они видели одни сны, что Катя славная девчонка, и что маме понравилась бы такая внучка, и что надо будет посадить на старой родительской даче новые яблони и починить дом, чтобы в нем был камин, и чтобы Анастасия могла там уютно сидеть и вышивать. Или читать. Или просто смотреть в огонь. И чтобы в доме было много котов и собак, и чтобы приходили друзья… Он уснул, когда луна встала прямо над камнем.

Они оба проснулись на рассвете, в белом прозрачном тумане. Как раз когда белый седой всадник на белом коне медленно проплыл на закат, и за спиной его молочно-белое небо стало наливаться яблочно-розовым. А когда рыжий всадник в алом плаще и красной кольчуге, с горящим мечом в руке, радостный и пламенный, промчался над травами на медно-гнедом коне, из-за леса хлынули лучи юного солнца. Золотое яйцо заворочалось, словно торопило в путь. Они умылись росой из выемки в камне, попили и поели и, поклонившись бел-горюч камню, пошли дальше. Туда, где на горизонте в сероватой дымке смутно угадывалось море и откуда летел тугой соленый ветер, неся с собой еле слышные крики чаек. Туда, где бледным смутным силуэтом рисовалось огромное дерево, верхние ветви которого терялись в жемчужном утреннем небе.

– Боже, как красиво, – прошептала Анастасия. – Как же здесь прекрасно. Мне даже не хочется отсюда уходить.

– Конечно, – кивнул Игорь. – Мы ведь всегда мечтали о том, чего не бывает. О том, чтобы солнце где-то сходило на землю. О таком чистом небе и ветре. О местах, где травы не умирают и стоит вечное лето. Может, здесь где-то течет даже молочная река с кисельными берегами. Мы поместили в этот мир все самое прекрасное и несбыточное, так чего же удивляться, что тут так хорошо?

– Я видела все это во сне, – тихо прошептала Анастасия.

Сны. Да, вот что не давало покоя.

– Я видел тебя в снах. Ты искала меня…

– …но никак не могла дойти. Мне все время мешали. Иногда даже…

– …пытались убить. А я просыпался от выстрела или крика, кидался к окну, думал, что это с улицы…

– Она вся в красном.

– Она была у меня наяву. Я очень искал тебя, очень ждал. И она пришла, а я подумал – это ты. И назвал ее Эвтаназия.

– Эвтаназия… Я слышала это имя.

– Да. Я назвал этот призрак именем, и она стала существовать. Тут моя вина. Я придумал ее. И она теперь наяву.

Анастасия покачала головой:

– Все мы много в чем виноваты. И если кто-то мечтал о самом прекрасном, то кто-то мечтал и о… другом. И оно тоже где-то здесь. И Николай где-то здесь. Я знаю. Я видела.

– Это не здесь, – успокоил ее Игорь. – За красной рекой, за черным мостом, – медленно, задумчиво добавил он.

– Что?

– А?

– Ты говорил что-то о реке и мосте.

Игорь нахмурился, потом улыбнулся:

– Да я уж и забыл.

Они шли почти до полудня. Солнце поднялось в зенит и изрядно припекало. Хотелось тени.

Тропа нырнула в низинку, тенистую и сырую. Здесь было прохладно и пахло свежей водой. Жажда становилась все сильнее, и Маренина бутыль постоянно переходила из рук в руки.

– Ох ты! – вдруг воскликнул Игорь.

– Что?

– Посмотри на тропу.

На влажной земле, прямо посреди тропинки, виднелся отпечаток копыта. Размером этак с четыре Игоревых ладони.

– Это кто же такой? – шепотом проговорил Игорь, тревожно озираясь по сторонам.

Анастасия тихонько захихикала.

– Ты что?

– Там на неведомых дорожках, – давясь смехом, говорила она, – следы невиданных… козлов! Это козел!

– Это не козел. Это козлина. Козлище!

– Наверное, – уже икала Анастасия, – из копытца попил!

– Ага, из такого же.

Игорь посмотрел вокруг.

– Слушай, а в этой шуточке есть доля не шутки. Ты вон туда посмотри.

Анастасия, по-прежнему икая, посмотрела туда, где сидел на корточках, разглядывая землю, Игорь. На влажной почве виднелся четкий след сапога с гладкой подошвой. Нога была небольшая. Потом, судя по следам, человек стоял на коленях у здоровенного следа, а потом от следа отходили уже следы козьих копытец.

Оба переглянулись.

– Пошли-ка отсюда, – полушепотом сказала переставшая хихикать и икать Анастасия. – А то что-то страшно водички захотелось.

– И мне тоже. Нехорошее тут место. Давай-ка ходу…

Когда они уже выходили из лощинки, сзади послышалось сердитое хрюканье и фырканье, но ни треска, ни шагов за собой они не услышали и решили, что, наверное, тот, кто там живет, все же опасался Игоревой сабли.

Они стояли на высоком обрыве, полукругом охватывавшем широкую, чуть всхолмленную долину, выходившую к морю. Из оврага по левую руку к морю стремилась белая, как молоко, пенистая река. Справа – желтоватая, словно взбаламученная после дождей. Где-то впереди, в тонком тумане, они сливались у подножия огромного дерева, по ветвям которого, наверное, можно было добраться до самого неба. А за ним шумело море. Здесь прибой слышался как тихий вздох огромного спящего зверя.

– Ну пошли. – Игорь начал спускаться с песчаникового склона в самом пологом месте. – Тут кто-то ходил. Натоптано, – бормотал он, глядя под ноги и подстраховывая Анастасию. Та спускалась довольно умело, как бывалый турист. Золотое яичко, явно не желавшее прыгать с обрыва, лежало у нее в кармане куртки.

– Вот и спустились. – Она спрыгнула с последнего корня. Румяная, запыхавшаяся, очаровательно растрепанная. Достала из кармана золотое яичко. – Ну куда дальше?

Яичко не желало катиться никуда, хотя прямо перед ними тропка расходилась на три стороны.

– Это как понимать? – нахмурился Игорь. – Пришли уже, что ли?

– Куда пришли? – возмутилась Анастасия. – Катя-то где?

– В Лукоморье пришли. Мы так и хотели. А до Дуба и сами дойдем. Что там идти-то?

– Тогда чего мы ждем? Пошли!

Они шли целый день. Шли и шли – но дерево не становилось ближе. Они бежали – но дерево не приближалось. Наконец, сдавшись, оба сели, вернее, плюхнулись на какой-то бугорок, тяжело дыша.

– Нет, так мы не дойдем.

– Чертово яйцо, ты чего не катишься?

Яйцо лежало, застывшее и тяжелое, как литая золотая капля.

– Подожди. Да не пинай ты его!

Анастасия утихомирилась. Всхлипнула.

– Ну-ну. Мы почти у цели.

– Почти. Вот именно «почти»… Мы не туда идем.

– То есть?

– Понимаешь, – возбужденно заговорила Анастасия, – мы идем ПРЯМО. К дереву. А надо ОТ Дерева!

– Мы не можем идти назад. Условие забыла?

– Нет. Но мы можем идти МИМО дерева. И придем К дереву! Давай вставай, пошли! Скорее!

Оно было и дубом, и ясенем, и всеми другими деревьями одновременно, и в то же время каждым – отдельно. Его обвивала золотая цепь, из-под корней бил холодный синий источник, уходящий полноводным потоком к морю. Здесь было удивительно спокойно – но не так спокойно, как бывает, когда читаешь сказку. Не так тепло и беспечно, как у бел-горюча камня. Здесь было тихо, спокойно и… пустынно – как пустынно бывает в мифе творения.

Они увидели, как слева из-за дерева почти бесшумно вышел огромный белый олень, и на тускло-золотых рогах его было по девять отростков. Он склонил гордую шею и сделал несколько глотков из синего источника – и ушел туда же, откуда пришел, в густой туман между деревьями. Анастасия с Игорем переглянулись. Странное место. Какое-то не то тут было Лукоморье.

Игорь медленно подошел к источнику и наклонился над водой. Что-то темное колыхалось там, прямо над ключом. А потом, попав в восходящий поток, оно всплыло. И на Игоря уставился черный бездонный глаз.

– Тьфу ты! – отскочил он.

Глаз покрутился в воде и исчез в глубине.

– Что тут творится? – прошептала Анастасия.

– Не знаю, – шепотом ответил Игорь. – Давай-ка спрячемся…

– Нам нельзя назад, – прошипела Анастасия. – Никуда не пойду. Давай лучше пойдем вокруг дерева.

В ручье мелькнула темная рыбья спина, и огромный не то осетр, не то лосось выпрыгнул, на лету схватив упавший сверху не то орех, не то желудь. В листве послышалось возмущенное стрекотание, и из ветвей выглянула белка. Большая, слишком большая белка, медно-рыжая, изумительно красивая, пламенная на темно-зеленом. Пострекотав, она снова исчезла, и, словно белка спугнула их, с ветвей чуть повыше взмыли вверх два огромных ворона и скрылись в туманном небе, громогласно каркая. И стало тихо-тихо.

– И что еще оттуда вылетит? Или выпадет? – еле слышно прошептал Игорь.

И словно в ответ ему, из гущи ветвей к корням, в источник, упал человек. Точнее, полуразложившийся труп. Нагой, с веревкой на шее, с копьем, покрытым рунами, в груди.

– Ай! – взвизгнула Анастасия.

– Тихо, – прошипел Игорь.

Висельник всплыл из омутка уже целый. Встал. Легко вынул из груди копье и обвел все вокруг себя взглядом. У него был один глаз. Точно такой же, что и тот, в источнике… Висельник словно бы не заметил их. Повернул налево и быстро, чуть ли не прыжком, исчез в тумане.

– Слушай, давай отсюда, а? – прошептала Анастасия. – Идем направо, там, видишь, нет тумана, там солнце сквозь ветви… Скорее только пошли.

Они нырнули под низкие ветви справа, словно в зеленый длинный коридор. С одной стороны был коричневый ствол, который и сто человек не обхватили бы, а справа – зеленая, пронзенная золотыми лучами стена листвы. Они шли, словно по длинному коридору или винтовой лестнице, долго-долго. А потом впереди забрезжил яркий и чистый-чистый солнечный свет, и послышались голоса.

– Нет, – мягко, бархатно басил один. – Вы не понимаете, сударь мой.

– Я не понимаю? – отвечал мелодичный, чуть грассирующий тенорок. – Я, мсье, все понимаю, и даже больше, чем вы говорите!

– Как можно понимать то, чего я еще не сказал? – удивлялся бас. – Вы же не знаете, что я имею в виду.

– В виду мы имеем окружающее, – резонно ответил тенор. – Причем только то, на которое мы смотрим. А иное окружающее мы не имеем в виду. И даже в рассмотрении не имеем. Потому что туда не смотрим! Стало быть, его и нет в нашем рассмотрении! А вот если мы закроем глаза-а-а, – патетическим шепотом продолжал тенор, – то мы вообще ничего не сможем иметь в виду и в рассмотрении. Потому что для нас все перестанет существовать.

– По-вашему, сэ-э-эр, я не существую? – вступил третий голос, интеллигентный баритон.

– В настоящий момент не существуете, поскольку я вас не вижу, – напыщенно ответил тенор.

– А вот та-а-ак? – протянул баритон.

– Не существуете! Существует ваша улыбка, да, но не вы!

И тут послышался четвертый голос. Анастасия открыла рот и беззвучно ахнула.

– Ты суслика видишь? Не видишь. И я не вижу. А он есть! – захихикал детский голос.

– Вот! – торжествующе пророкотал бас. – Устами младенца, как говорится!

– Я не младенец, – обиделся детский голос.

– А я, между прочим, не суслик, – отрезал баритон.

На поляне стоял стол, покрытый белой кружевной скатертью. Огромная ветка дерева давала тень и заодно закрывала поляну от возможного дождя. Сквозь листву весело било солнце, и вся поляна была пятнистой, как шкура зеленого леопарда.

Вокруг стола стояли плетеные кресла, на столе – фарфоровые чашечки, огромный самовар распространял вкусный смолистый запах, в корзиночках красовались фрукты, печенье, конфеты, а на блюде – огромный красивый торт, уже изрядно подъеденный, рядом несколько вазочек с разноцветными вареньями. За столом сидели три кота. Один – классический сибиряк, серый-полосатый, усатый, вальяжный, с прекрасными зелеными глазами, почему-то очень знакомыми Игорю. У кого-то еще были точно такие же глаза. Только он никак не мог вспомнить у кого. Кот сидел, подперев щеку лапой, и помешивал сахар в чашечке. Вид у него был барский. Он как раз и говорил басом.

Тенор был худощав и строен, гладкошерстный, шоколадный, желтоглазый, неимоверно элегантный. Он горделиво подкручивал вибриссы и качал обутой в красный ботфорт лапой. На столе рядом с ним лежала щегольская шляпа с белым пышным пером, а с плеча спадал мушкетерский плащ. В его передней лапе был бокал с красным вином. Бургундским, подумал Игорь.

Третий, баритон, был… не совсем был. То есть он проявлялся прямо на глазах, как фотография в проявителе. И еще он улыбался. Он был какой-то весь как коричневый костюм в крапинку, или елочку, или птичью лапку. То есть он был просто пестрый, но все равно казалось, что он одет в элегантный костюм модной прошловековой расцветки, а на шее у него был черный элегантный галстучек-бабочка.

А в кресле-качалке сидела в обнимку с куклой Катя. И кукла явно была не просто кукла, а вполне себе живая кукла, потому что с удовольствием, очень аккуратно и изящно грызла засахаренное яблочко, надетое на шпажку.

– Ка-а-атя-а-а!!! – завопила Анастасия и бросилась вперед. Игорь даже за руку схватить ее не успел.

Коты мгновенно вскочили, прижали уши к голове и зашипели, Кот в сапогах схватился было за шпагу, но Катя закричала:

– Это моя мама! Мама пришла за мной!

Коты тут же превратились из хищников в уютных и мягких зверей.

– Ну вот, – пробасил сибиряк. – Я же говорил тебе – мама придет.

Кот в сапогах вскочил, схватил шляпу, бурно кланяясь и хватая Анастасию за руку, чтобы лизнуть ее шершавым язычком и щекотнуть вибриссами. Чеширский Кот аристократически поклонился, но с места не двинулся. А сибиряк вытащил из кустов еще пару кресел.

– Добро пожаловать к столу, – подмигнул он. – Разрешите представиться, – поклонился он. – Баюн, Кот Заморский.

– А это моя мама Анастасия! – пищала Катя, которую тискала мама. – А это дядя, у которого одноглазый кот! Я его знаю! Он мне куклу подарил!

– Ну тогда давайте пить чай, – сказал Чеширский Кот. – Как раз время. – Он посмотрел на огромный будильник на столе.

– Да здесь всегда время пить чай, – засмеялся Кот в Сапогах. – Но я предпочту – бургонь!

– Вы, французы, известные алкоголики, – фыркнул Чеширский Кот.

– А вы бы, сэ-э-эр, помолчали! Уж вам-то с вашими виски-бренди-гиннессом, меррррзость!

– «Гиннесс» вполне ничего, – встрял в разговор Игорь.

И тут вдруг раздался пронзительный писк.

Все замолчали. Писк снова повторился – требовательный, голодный и в то же время беспомощный. Откуда он исходил – никто понять не мог.

– Это не русалка, – пробормотал Баюн. – Она так не пищит!

Анастасия вдруг охнула, сунула руку в карман куртки и вытащила оттуда что-то живое, пищащее, золотое.

– Ох ты, малыш, – прошептала она, выпуская на стол из ладони маленькое золотое существо. Мокрое, крылатое, четырехлапое и слепенькое. Маленький золотой крылатый котенок беспомощно упал на животик, лапки его еще не держали, и запищал.

Баюн тут же взял его в огромную лапищу и лизнул пару раз. Рассмотрел, наклонив набок ушастую мохнатую башку.

– Это же Felis Phoenyx! Или котофеникс обыкновенный! Это, спрашивается, кто же с кем согрешил у Марены-то? Неужто кот с Курочкой Рябой, а?

Все три кота с любопытством уставились на золотое существо, которое, вылизанное и согретое в мохнатой лапище, уютно замурлыкало.

Они вышли из леса ночью, хотя на Той Стороне еще стоял светлый солнечный летний вечер, а шли они не более часа. Было прохладно, лес вокруг звонко шелестел сентябрьскими листьями-монетками и был лунно-светел и прозрачен.

– А тут сентябрь, – тихо проговорила Анастасия. Катя молча держалась за ее руку, прижимая к себе куклу.

Они стояли на границе. Игорь стискивал челюсти – знакомая дрожь волнами шла по спине.

– Надо куда-то идти, – сказал наконец он. Невысказанное желание вернуться назад, в чудесное, прекраснейшее на свете и неизведанное Лукоморье висело в воздухе, только никто не осмеливался предложить. – Куда пойдем?

– Туда, – безошибочно показала Катя.

– Туда так туда, – пожал плечами Игорь.

Через полчаса они вышли к обочине дороги возле указателя «дер. Галушкино – дер. Большие Бедуны». Голубая «Волга» с серебряным оленем ждала там, где они оставили ее. Часы на запястье Игоря показывали тот же час, в который они покинули это место. Все было так, словно они только что приехали. Только рубаха Игоря да потемневший после драки с ящером клинок сабли говорили о том, что они действительно были на Той Стороне и вернулись сюда не такими, как прежде.

– Интересно, это мы или не совсем мы? – прошептал Игорь.

– Что? – не расслышала Анастасия.

– Поехали, – ответил Игорь. – Домой.

Анастасия даже не спрашивала – куда домой. У свекрови было опасно, квартира Николая – туда она ни за какие коврижки не сунулась бы. А Игорев дом крепко охранялся.

Приехали они к Игорю глухой ночью. По дороге он позвонил Ли и сказал, что они поехали домой и чтобы военный совет назначали у него.

Игорь взял спящую Катю на руки, и они тихо поднялись к Игорю. Прошли мимо безобидного алкоголика дяди Кости, мирно спящего на коврике у двери собственной квартиры, прошли мимо опять неведомо откуда появившихся граффити. Игорь сказал Анастасии взять ключи у него из куртки. Она отворила дверь. Гигабайт встретил их на пороге, муркнул и пропустил в дом.

– Заходите, – шепотом сказал Игорь.

Катю уложили в бывшей детской. Она даже не проснулась, только что-то сердито пробормотала во сне.

– Тебе тоже сейчас постелю.

– Я спать не хочу, – покачала головой Анастасия. – Не могу.

– Тут безопасно.

– Не в этом дело. Просто не могу спать, и все.

– Да и я тоже, – тихо рассмеялся Игорь. – Тогда пошли кофе пить.

– И что-нибудь есть.

До рассвета было еще долго, но спать совершенно не хотелось. А на кухне так тепло и уютно. Не верится ни в потусторонних злобных гадов, ни в тени за окном, ни в опасность.

– И что же теперь делать? – после долгого молчания проговорила Анастасия. – Что делать? Денег у меня нет, работы тоже. К свекрови я не поеду. Наши адреса они знают, я не дура туда соваться. В Николаеву квартиру тоже не сунусь. – Она шумно вздохнула и отхлебнула кофе решительно, как водки. Посмотрела на Игоря. – Я за себя не боюсь. Я за Катю боюсь. Куда ее спрятать?

Игорь посмотрел на Анастасию, склонив голову набок:

– Лично я бы спрятал вас обеих.

Анастасия вяло улыбнулась и покачала головой:

– По-хорошему нам всем троим надо прятаться.

– Я не буду, – отрезал Игорь. – Надоело. – Он отпил кофе. – Ли говорит, что меня охраняют. Так оно и есть, уже успел убедиться. Мы могли бы отсидеться у меня дома. Но я отсиживаться не хочу. Пусть они меня сами боятся.

Анастасия улыбнулась:

– Ты прямо мушкетер.

– А наша компашка в детстве так и звалась…

«И был в ней некий Николай Ясенцов. Который стал непонятно чем. Который убил своих друзей и хотел убить меня. Которого хочу убить я».

– Ты о чем задумался?

– О ком.

– А-а-а… – протянула Анастасия и помрачнела. – Он… не человек?

– Я не знаю.

Оба помолчали.

– Я останусь, – вдруг сказала Анастасия. – Только спрячем Катю и свекровь.

– Я бы и Гигабайта с ними отправил, – улыбнулся Игорь. – Ли что-то говорил о каком-то убежище…

Анастасия кивнула:

– Да, это было бы лучше всего… но я, честно говоря, не очень представляю, что теперь делать. Даже если я спрячу в безопасном месте Катю и Ольгу Антоновну, я не знаю, как буду дальше жить. – Она помотала головой, усмехнулась. – У меня нет никаких вещей, самого необходимого нет, одни документы.

– Усы и хвост. Да, Гошка? – Игорь посмотрел вниз на втихаря проникшего на кухню Гигабайта. – Ты что, ребенка бросил? Давай иди, стереги!

Игорь посмотрел на Анастасию. Она улыбалась, глядя на котенка. Так хорошо, так славно улыбалась – только недолго. Минута умиления прошла, и она снова стиснула себя в кулаке.

– Я согласна пожить у тебя. Я и вправду боюсь. Мне бы передохнуть немного. Слушай, а что они за тобой охотятся?

– Я, – прикончил кофе Игорь, – наверное, единственный, кто нутром чует, где есть или могут быть переходы. А еще, – он посмотрел в глаза Анастасии, – еще Николай меня не любит. Если это, конечно, можно назвать Николаем.

Анастасия долго молчала. Потом сказала тихонько:

– Давай потом.

– Давай. Иди-ка спать. И я тоже пойду. Надо. Завтра денек будет еще тот.

Анастасия кивнула, встала было, чтобы идти с кухни, затем вдруг быстро шагнула к Игорю и поцеловала его в лоб.

– Про то, что было у Марены, не говорим, – тихо сказала она и исчезла в коридоре.

Внизу, у подъезда, стояла «газель». На бумажке на переднем стекле большими буквами было написано «Рассвет». Водитель был пламенно-рыж, как осенняя листва.

В коридоре стояли чемоданы и два рюкзака.

На кухне за столом сидели Катя с бабушкой, Лана с мамой, Гигабайт, Игорь с Анастасией, Ли, Елена, Агловаль и Джек.

Катя с бабушкой и Ланина мама отправлялись в Убежище. Анастасия понятия не имела, где это место, но, наверное, где-то неподалеку от Лукоморья, где они уже побывали. А раз уж они там побывали, то наверняка снова найдут туда дорогу, в этом она была уверена. И еще была уверена, что там они будут в безопасности. Архетип там несокрушим настолько, что вывернуть его можно лишь с самим человечеством. А это будет еще не сейчас. Не сейчас…

– Вот только хотелось бы видеться, хотя бы известия получать. Ведь непонятно, насколько все это… – печалилась Анастасия.

– Видеться будете. Непременно, – улыбнулся Ли.

– Где?

– Сами узнаете. Не беспокойтесь, Анастасия, все будет хорошо.

«По крайней мере, если с нами что-то произойдет, они не пострадают», – добавил Игорь про себя.

– Ну посидели, и в путь.

Он встал, и все отправились вниз, в «газель». Агловаль оседлал байк, Джек забрался на сиденье рядом с водителем, и фургончик стартовал в «Рассвет». Или в рассвет?

Холодно было в доме без Кати.

Зарядил унылый дождь, ветер безжалостно тряс почти облетевший тополь. Мокрый лист шлепнулся о стекло и прилип, распластавшись, как след ладони.

– Ох, не люблю я этих поздних осенних ночей, – подперев щеку рукой, тоскливо протянул Похмелеон. – И темно, и сыро, и не видать никого, и следов не видно. Самая злодейская погода.

Игорь угрюмо поджал губы, упорно глядя в экран компьютера. Анастасия на кухне варила глинтвейн. Из гостей пока был один Похмелеон, Армагеддон стерег дом на улице. «Промокнет псина», – подумал Игорь.

– Ничто, промокнет – оставит смену да придет, – словно ответил на его мысли Похмелеон.

Игорь нахмурился. Не любил, когда его угадывали.

– Боишься с ней по душам-то поговорить? – угадал Похмелеон.

Игорь скривился. Ну что в душу-то лезет? Неужели и так непонятно?

– Страшная штука любовь, – продолжал Похмелеон. – Человек из-за нее чего только не вытворяет…

Игорь оторвался от работы.

– Она прошлый раз взяла у Кати прядку волос, – вдруг сказал он, – и сплела себе браслетик. – Усмехнулся. – Носит на руке.