Текст книги "Ювелир. Тень Серафима (СИ)"

Автор книги: Наталья Корнева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

– Желаете допросить меня, господин канцлер? – широко улыбнулся маг, внутренне холодея при мысли о гостеприимно распахнутых воротах Рицианума. – Уверяю вас, я с готовностью отвечу на любой вопрос и буду рад хоть как-то помочь следствию. Я говорил с Эдмундом по распоряжению лорда. Я не имел понятия, что тот сам просил об этой встрече. К сожалению, причины таких действий престолонаследника мне неизвестны.

Винсент кивнул, продолжая внимательно разглядывать собеседника. В обществе к премьеру, конечно негласно, предъявлялись повышенные эстетические требования. Кристофер и прежде был безупречен во внешнем виде и манерах, но сегодня превзошел самого себя. Футлярный каркасный камзол значительно отличался от одежды прочих гостей “Шелковой змеи”, словно специально созданной для праздности, и подчеркивал недоступность и недосягаемость названного избранника лорда. Стоячий веероподобный воротник жестко сковывал поворот головы и заставлял ее держаться прямо, придавая изгибу шеи царственность, а всему облику величественность и некоторую надменность. Белоснежная сорочка была почти не видна из-под наглухо закрытого камзола, только высокие манжеты из батиста, отделанные тонким кружевом, почти полностью скрывали кисти рук. Узкие, облегающие ногу штаны довершали совершенную элегантность силуэта.

Красоту премьера нельзя было назвать слащавой, равно как и мужественной. Скорее, это была гармоничная, эстетически выверенная красота античных статуй. Винсент механически отметил её про себя, как особую примету, нуждающуюся в упоминании в личном деле, не более. Кто-то любил мужчин, кто-то женщин, кто-то – и тех, и других. Канцлер же оставался равнодушен ко всем живым существам. Искреннюю привязанность он питал не к людям, этим несовершенным созданиям, а к цифрам и функциям. И к логическим выкладкам, конечно же.

– Ни в коем случае, Кристофер, – впервые улыбнулся Винсент, но улыбка эта вышла недоброй. Канцлер извлек из нагрудного кармана увесистый брегет и вновь уставился на оппонента немигающим птичьим взглядом. – Это всего лишь приватная беседа, а вовсе не допрос. Мы должны работать согласованно и владеть всей полнотой информации, раз уж волею судьбы занимаемся одним делом. Известно ли вам, что после вашего визита к Стефану этот нелегальный ювелир исчез? Между тем, у меня есть веские основания полагать, что именно он изготовил обнаруженную моими людьми подделку. Его коллега Себастьян, более известный как Серафим, также скрывает своё местонахождение, хотя и к нему у меня имеются вопросы. Какие объяснения можете вы мне дать?

– Прошу прощения, господин канцлер, но какое я имею отношение ко всему этому? – с легким недоумением вопросил Кристофер. Он наконец оставил в покое черную ленту и взамен принялся теребить и нервно разглаживать ажурные манжеты.

Щелчок. Резко распахнулась гравированная крышка брегета, обнажив золотой циферблат и хищно заостренные стрелки, показывавшие тридцать восемь минут после полуночи. Кристофер вздрогнул от этого неожиданного звука, а Винсенту он, напротив, только ласкал слух. Глава особой службы питал пристрастие к часовым механизмам. Те позволяли упорядочить и получить контроль над самой таинственной и неуловимой субстанцией, которую до сих пор пытались расшифровать ученые – временем. Правда, несмотря на все изыски часовых мастеров, время так и не удавалось посадить на цепь, пока только на ненадежную цепочку карманных часов…

Эту модель канцлеру сделали на заказ, исполнив все многочисленные, до тошноты подробные указания по поводу декорирования и обработки деталей. Под задней крышкой брегета имелось прозрачное стекло, позволявшее любоваться изящной, строгой красотой рабочего механизма, позолотой, воронением и гравировкой. Разумеется, как видимые, так и скрытые части, в том числе движущиеся, были отшлифованы и тщательно отполированы, причем полировка была “черной”, дающей глубокую блестящую отделку. Заводные и ангренажные колеса имели муаровую поверхность со скошенными зубьями, а сектор подзавода и мосты гильошированы узором “солнце и зерно”.

С чувством глубокого удовлетворения канцлер надавил на бигель, кольцо для крепления цепочки, приводя в действие репетирный механизм. Брегет немедленно отозвался мелодичным боем, по первому требованию сообщая владельцу точное время. Низким тоном репетир неторопливо отбил двенадцать ударов, сдвоенным – два, количество полных четвертей, а затем еще высоким тоном – восемь, количество минут.

Слушая бой часов, эту музыку вечности, заклинатель непроизвольно откинулся в кресле и замер, разом прекратив суетливое шевеление. Тревожный голос репетира рождал ассоциацию с перебором, звоном погребальных колоколов, и после него наступила такая же пронзительная тишина, прервать которую долго никто не решался. Голос репетира погрузил премьера в почти гипнотическое состояние. Винсент тем временем укоризненно разглядывал варварски тревожащую Кристофера деталь одежды, мимоходом отмечая белизну и изнеженность пальцев, очевидно не приученных к рукояти не только меча, но и револьвера. Это была рука подлинного аристократа, удлиненная, грациозная и деликатная, с заостренными кончиками пальцев, с блестящими ногтевыми пластинками. Один взгляд на такую руку говорил о высоком положении в обществе.

– Тоже находите, что накрахмалены недостаточно хорошо? – Доверительно шепнул Винсент, кивая на кружева и неотрывно глядя на мага серьезными честными глазами, в которых было что-то от немигающего взгляда коршуна. – Учитывая ваш нынешний статус, ваши слуги рискуют головой, а это довольно-таки ценный элемент костюма… Подумайте об этом, Кристофер.

Маг вновь побелел, на сей раз от страха, подавляя инстинктивное желание отодвинуться подальше. В обществе этого человека, привыкшего с легкостью распоряжаться чужими жизнями, многие чувствовали себя беспомощно. Но в данную минуту, как ни невероятна была сама эта мысль, Кристоферу почему-то казалось, что ему угрожают. Нейтральные слова и участливый тон Винсента вступали в диссонанс с выразительным взглядом, в котором не было ничего человеческого. Это было дико и… страшно.

– Всё верно, – смирившись, уступил нажиму Кристофер, не имея больше сил противиться несанкционированному допросу, – несколько дней назад я разговаривал с обоими по приказу лорда. Но я руковожу службой ювелиров, а не стражей. У меня нет полномочий никого задерживать, тем более, что указания правителя на этот счет были недвусмысленны. Оба ювелира категорически отрицают какую-либо причастность к похищению камня. Мне показалось, они были правдивы…

– Ясно, – канцлер уже перешел на сухой деловой тон, которым обычно разговаривал с подчиненными. Когда собеседник морально сломлен и готов давать правдивые показания, нет больше нужды упражняться в психологических техниках допроса. Многолетний опыт помогает безошибочно угадать такой момент. – Что ж, я поговорю с ними сам, как только мои люди найдут их, тогда и проверим вашу интуицию. А что вам поведал престолонаследник? Как я слышал, также отрицал свою причастность?

– Да, господин канцлер.

– Значит, со мной он был более искренен, хоть и играл поначалу в молчанку, – Винсент негромко постукивал по столику своей неизменной тростью, выбивая одному ему ведомый ритм. Лицо главного следователя, словно высеченное из могильного камня, поражало своей бесстрастностью. Многие в Ледуме были уверены, что этот расчетливый, ледяной человек вообще не способен на проявление чувств. – Только представьте, Кристофер, ведь он хотел убить своего брата.

– Что-о? – Не сразу сумел произнести глава ювелиров, от изумления потеряв дар речи.

Кто бы мог подумать, что нерешительный инфант отважится на такое. Неужели неприязненные отношения между братьями, вызванные соперничеством за расположение отца, зашли столь далеко? Логично было бы предположить желание младшего брата устранить наследника, но чтобы наоборот?..

– Именно так, – спокойно подтвердил канцлер. – Я выяснил причины, по которым престолонаследник находился в хранилище и восстановил последовательность событий. Если говорить кратко, ранним утром инфант нанес на внутренний обод кольца Эдгара специальный яд, который должен был убить того почти мгновенно. Позднее Эдмунд вторично явился в хранилище, чтобы проверить, надел ли брат кольцо. Обнаружив, что план его не удался, и Эдгар взял шерл отца, инфант схватил подделку и поспешил к брату, чтобы исправить чудовищную ошибку. Но он опоздал. Кажется, у бедного Эдгара совсем не было шансов пережить тот злополучный день.

– Невероятно, – Кристофер покачал головой, удивленно приподняв брови. – Как вообще можно было додуматься использовать шерл для убийства? Разве не ясно, что защитные минералы отводят беды от владельцев? Эдгар не случайно перепутал перстни… “Глаз Дракона” воздействовал на него так. Камень привлек его, чувствуя серьезную угрозу для своего хозяина, лорда Эдварда. И в то же время он спас Эдгара от немедленной неминуемой смерти.

– Возможно, – не стал спорить Винсент, тем более, что его познания в данной области были довольно ограничены. – Как бы то ни было, это означает, что к моменту первого посещения Эдмундом хранилища, то есть около семи часов утра, камень Эдгара уже был похищен и подменен. Что интересно, в промежуток с десяти часов вечера дня накануне, когда Эдгар сдал свой перстень, до семи утра, когда Эдмунд совершил свой преступный замысел, по свидетельству охраны, в хранилище никто не проходил.

– Что же тут удивительного? – равнодушно пожал плечами Кристофер. – Если мы имеем дело с профессионалом, то очевидно, что он не оставил следов.

– То есть вы полагаете, объект охраняется так плохо, что вор может проникнуть туда, не привлекая никакого внимания? – уточнил глава особой службы.

– Я этого не говорил, – вздохнув, пустился в объяснения маг. – Но если уж вы спросили, во дворце имеется не одно хранилище драгоценных камней. То, о котором идет речь, куда был разрешен доступ не только сыновьям лорда, но и практически всем придворным магам и ювелирам, по правде говоря, содержит не самые ценные и редкие образцы. Скорее, наоборот: это хранилище общего пользования. Если быть откровенным до конца, “Глаза Дракона” были там единственными стоящими минералами, и то специализировавшимися на сугубо защитных функциях. Сами понимаете, канцлер, для мастера своего дела проникнуть туда незамеченным будет сложно, но, в принципе, возможно.

– И много вы знаете таких мастеров?

– Не очень много, и почти все они служат под моим началом, – развел руками глава ювелиров. – Такие имена содержатся в секрете. Но у каждого лорда Бреонии найдется хотя бы один настоящий профессионал… Из тех, кто вне закона и не имеет хозяина – конечно же, Серафим. Это легенда криминального мира.

– Ясно. Какое заключение вы можете дать копии? – Винсент неожиданно сменил тему.

– Свежая, возраст не более двадцати дней, отличий от оригинала никаких. Мои ювелиры проанализировали исполнение и предположили, что, несмотря на профессионализм, работа была выполнена без использования специальной сложной оснастки, то есть в подпольных условиях. Таким образом, скорее всего, мы имеем дело с нелегалом, или же подобным осуществлением нас нарочно пытаются ввести в заблуждение… Обо всем этом я уже подробно доложил лорду, – сухо добавил Кристофер, отметив про себя, что и о сегодняшнем затребованном у него отчете стоит не менее подробно известить правителя.

Винсент ведет себя подозрительно, оказывая на него давление и вмешиваясь во внутренние дела службы ювелиров, которые его не касаются. В обязанности канцлера входит поиск организатора, а исполнитель не столь и важен. В конце концов, он мог и не знать имени нанимателя.

Так же, как и изготовитель поддельного “Глаза Дракона”, который так занимает канцлера.

***

Себастьян неожиданно задохнулся, как если бы вместо воды опрокинул кружку обжигающего вина со специями. Сердце заныло, а в глазах потемнело, как бывает перед обмороком… или когда безмятежная мелодия вдруг завершается в нестерпимо горьком миноре, в пронзительном си-бемоль.

Но ведь этого просто не может быть.

Не веря себе, ювелир перевел взгляд на сцену, отыскивая танцовщиков, в которых разгадал оборотней. Мгновенная перемена в их лицах, глазах, движениях, прошедший волной кратковременный сбой в ритме и рисунке танца развеяли последние отчаянные сомнения.

– Пора уходить, – вполголоса обратился он к спутнице. – Немедленно.

– Что случилось? – взглянув в изменившееся лицо Серафима, София вмиг протрезвела.

– Нет времени объяснять, – прозрачные глаза ювелира застыли, заледенели, словно промерзшие до самого дна озёра. – Все вопросы после. Здесь дракон.

– Что?! – Искаженная оторопело обвела взглядом помещение, но так и не обнаружила огромного крылатого ящера, притаившегося где-то под одним из столиков или прикинувшегося органичной деталью интерьера. – Это же невозможно…

– Он здесь, говорю тебе, – поморщился Себастьян, ощущая, как кончики пальцев начинают дрожать. Драгоценные секунды утекали, а девчонка затеяла бессмысленные препирательства, которые могли обойтись им очень дорого. Привлекать внимания было нельзя: зал и без того доверху нашпигован охотниками и агентами, готовыми кинуться на любое, даже самое безобидное, движение, как рыба на блеск приманки в мутной воде… – Я его чувствую.

– А вот я ничего не чувствую, – бойко запротестовала противная девица, не желая никуда уходить. – А уж Искаженным стоит довериться в вопросах интуиции.

– Это не интуиция! – озлился ювелир, незаметно хватая девушку за плечо и вставая. – Это другое. Это… не доступное людям… Проклятье! Уходим, сию же секунду! Но было, как водится, поздно.

Глава 11

Карл беспокойно ерзал на жестком и неудобном ложе, тщетно пытаясь успокоиться. Подстегнутое выбросом адреналина, сердце билось быстрее обычного, дыхание сделалось глубоким и учащенным. Рядом, совсем близко были оборотни – сильные, матерые оборотни, скорее всего вожаки. Карл чуял их присутствие, как хищник чует густо разлитый в воздухе терпкий запах крови, и звериная сущность его остро реагировала на такую опасную близость.

Конечно, умом узник понимал, что находится в полной недосягаемости, а потому в безопасности, но чрезвычайно развитые у всех представителей старших рас инстинкты не давали расслабиться. Общество оборотней было построено по принципу стаи, где сила безоговорочно определяла статус. Своё положение требовалось постоянно подтверждать и доказывать. Малейшее проявление слабости, нерешительности, мягкости – и твоё место немедленно занимал более сильный или умелый. Присутствие чужаков, потенциальных соперников, запускало в крови безотказный первобытный механизм: борись – или беги. Просто сидеть на месте Карл не мог.

За время своего заключения маг неоднократно ощущал приход в его узилище собратьев, но никак не мог примириться с этим. Лорд Эдвард нарушал все мыслимые человеческие законы, встречаясь с оборотнями, да еще и на территории своего города. Пусть даже на самой границе. Бреония официально не признавала право нелюдей на жизнь, призывая граждан к поголовному истреблению последних. Это положение было категорично и непреложно, и не знало исключений, как и тот факт, что и оборотни рассматривали человека лишь в качестве пропитания. И как только правителю Ледума удалось вступить в тайный сговор с извечными врагами людей? Это просто не укладывалось в границы сознания.

Правда, обычно лорд Эдвард встречался только с одним оборотнем. Сегодня же пожаловали несколько: трое, а то и четверо. Они не могли почуять Карла, оглушенные множеством активированных камней и сбитые с толку присутствием друг друга. Однако Карл мог поклясться, что там, наверху, затевается что-то серьезное. Почти наверняка тайная встреча лорда Эдварда с вожаками кланов будет иметь далеко идущие последствия, и это сильно тревожило его.

***

Большая топографическая карта Бреонии безмятежно отдыхала на ровной поверхности стола, и не подозревая, что над ней сейчас будут вершиться судьбы. Лорд Эдвард быстрыми резкими движениями расправил смявшуюся бумагу, еще раз окинув взором плоскую и уменьшенную копию страны. Карты такого рода считались секретными и не подлежали широкому распространению, во избежание утечки сведений, которые могут быть использованы в военных целях. Достаточно крупный масштаб во всех подробностях позволял рассмотреть географические явления и объекты местности: рельеф, гидрографию, растительно-почвенный покров, населённые пункты, границы и коммуникации. Однако в данный момент правителя главным образом интересовали тридцать девять городов-государств конфедерации, напоминавших узелки наброшенной на землю плетеной рыбацкой сети.

Тридцать девять городов. Тридцать девять очагов цивилизации, вырвавших у великой Пустоши своё право на жизнь. Ледум располагался на самой границе обитаемой людьми территории, издавна выполняя функции пограничного города, мощного укрепленного аванпоста, который должен был сдерживать любые посягательства извне. Аманита же занимала удобное теплое местечко в самом сердце Брионии, являясь историческим и культурным центром страны. Географически положение столицы было очень выгодно, однако с точки зрения изменчивой политики картинка вырисовывалась более интересная: зона влияния Аманиты простиралась в основном на близлежащие города, приграничные же территории были лояльны Ледуму. Таким образом, в случае войны, столица неминуемо оказывалась во враждебном кольце окружения, что изначально ставило город в невыгодное положение.

Раскрытыми ладонями упершись в стол, лорд Эдвард мысленно разлиновал карту, радикально деля на своих и чужих. В широкой полосе, находящейся под его контролем, совершенно выбивался из общего дружного строя город Ламиум, престарелый лорд которого цеплялся за прошлое с завидным упорством маразматика. Несколько лет назад, после консультаций с финансистами и дипломатами, лорд Эдвард установил для Ламиума режим полной экономической блокады, характерный больше для военного, нежели для мирного времени. Прекращение торговли и официальное эмбарго на все виды денежных операций должны было выступить средством давления, принуждения к изменению проводимой городом негибкой внешней политики. Однако, несмотря на столь жесткие меры, Ламиум не желал налаживать связи с Ледумом по навязываемой модели “вассал – сюзерен”, рассчитывая на поддержку городов-союзников. Промышленные и продовольственные товары переправлялись из самой Аманиты и стоили баснословно дорого, что привело к обнищанию казны и населения, которое всё сильнее начинало роптать. Тем не менее, стихийно сформировавшаяся и негласно поддержанная Ледумом оппозиция так и не смогла самостоятельно свергнуть строй, хоть и была настроена весьма решительно.

С этим срочно нужно было что-то делать.

Правитель не торопился начинать разговор, нетерпеливо постукивая кончиками пальцев по темной столешнице. На груди его, поверх простого мундира без знаков различия, угрожающе сверкал и переливался узкий боевой лорум – шарф из твердой парчовой ткани, украшенный чеканными пластинами платины и прихотливо ограненными алмазами.

Трое из четверых приглашенных были на месте, последний безнадежно опаздывал. Будь это кто угодно другой, лорд Эдвард давно уже дал выход своему раздражению, но старый волк Арх Рист, вожак самого многочисленного и влиятельного клана оборотней, был слишком давно знаком правителю, чтобы ошибаться на его счет. Проверенный союзник никогда прежде не подводил и не позволял себе такого. Значит, должно было случиться что-то действительно важное.

Лорд Эдвард ждал.

Две тени за его спиной были совершенно недвижны и, казалось, даже не дышали. Заметить их было непросто: фигуры и лица скрывал полумрак, царящий в зале и особенно сгустившийся в углах. Единственным источником света были два низких кованых подсвечника, украшавшие стол правителя. Их черные и красные стеклянные цветы окрашивали пламя свечей в зловещие тона и скорее скрадывали нюансы обстановки, чем позволяли разглядеть что-то. Однако оборотни прекрасно знали, кто перед ними, и зрение, превосходящее человеческое, уж конечно позволяло им разглядеть рукояти изогнутых парных клинков, чуть видневшихся над надплечьями. Разумеется, правитель был и сам в состоянии гарантировать собственную безопасность, но, как говаривали во времена его юности, береженого Изначальный бережет. С этими нелюдями лучше быть начеку – звериные души потемки для человеческого разума. Никому из них доверять нельзя.

Если для лорда вообще приемлемо само понятие доверия.

Три фигуры, полностью задрапированные в плащи, так же недвижимо стояли напротив, две совсем близко друг к другу и одна, повыше и массивнее, особняком. Можно было с уверенностью биться об заклад, что часы, бесстрастный ход которых был единственным нарушавшим тишину звуком, на время завладели всеобщим вниманием.

Лорд Эдвард не любил ждать, однако годы единоличного управления городом научили мага выдержке и несвойственному его характеру спокойствию. Потому-то, когда камни предупредили о приближающемся госте из обратного мира, правитель заставил себя остаться на месте и даже не изменить схемы переплетения пальцев. Оборотни же, напротив, ощутимо напряглись – они чувствовали такие вещи кожей, кровью, нюхом… или черт их там знает чем еще.

Правителю ничего не нужно было делать – минералы в этой башне были подобраны с умом и специализировались на подобных действиях, защищая от всех проявлений примитивной магии этой старшей расы. Неужели чего-то другого стоило ожидать от строения, используемого в качестве постоянного места встреч с оборотнями, где один из них вот уже долгие годы успешно содержится в заточении? Глупо.

Очень глупо.

Ночную тишину прорезал леденящий кровь вой, свидетельствующий о том, что гость снова с ними, по одну сторону границ миров, и уже познакомился с изощренным гостеприимством хозяина. Голос волка был яростным и сильным, но лорд Эдвард с мрачным удовлетворением отметил в нем глубокую, проникновенную ноту боли. Несладко, наверное, когда что-то грубо выдергивает тебя из обратного мира, пережевывает по пути и выплевывает в этот бренный материальный мир? Незабываемые ощущения гарантированы.

Еще до того, как вновь прибывший присоединился к ним, лорд Эдвард с сожалением констатировал, что старый волк больше не придет. Богатый опыт общения с нелюдями помогал разбираться в вещах, темных для простого смертного. Раздавшийся вой не был безликим голосом рядового волка, – это был голос заявлявшего о себе вожака.

Стражам не нужны были слова, они, подобно драгоценным камням, повиновались малейшему движению мысли. Невероятно удобно. Не потребовалось ни единого звука или жеста, чтобы бесшумно метнувшиеся тени оказались у дверей как раз в тот момент, когда те распахнулась перед долгожданным гостем. Реакции стражей и без того примерно соответствуют реакциям оборотней, а уж искусственно ускоренные посредством минералов в десятки раз… Вошедший даже не сумел различить начало их движения, как уже оказался распростерт на полу, с руками, грамотно скрученными за спиной: одно движение – и последует хруст ломающихся костей и сухие, оскорбляющие слух эстета, щелчки выворачиваемых суставов. Однако, лорд Эдвард не причислял себя к богемной эстетской братии, а потому не имел ничего против. Кажется, нелюдь понял это и предусмотрительно не оказывал сопротивления, пока его грубо волокли к ногам правителя.

Лорд вышел из-за стола и подошел почти вплотную, дабы иметь возможность внимательнее разглядеть новоиспеченного вожака, с которым теперь предстояло сотрудничать. И то, что он увидел, совсем не понравилось человеку.

Цвет волос оборотня выдавал наиредчайший, почти не встречающийся теперь окрас. Он отличался от безукоризненного, идеально белого цвета волос лорда Эдварда, оттенком уходя в перламутр и серебро. Бледно-голубой, пронзительный цвет глаз также подтверждал чистоту породы. Перед ними был чистокровный белый волк, и лорд Эдвард готов был поклясться, что, обернувшись, он предстанет сильным и быстрым зверем, на шкуре которого не окажется ни единого постороннего пятнышка.

Хм. А неплохо бы смотрелась такая шкура где-нибудь в Северном крыле его дворца…

Пленник с трудом поднял голову, сопротивляясь жесткому давлению в основание шеи, которое производил клинок одного из стражей. Длинное изогнутое острие, холодно блестевшее у самого лица, похоже, оказывало какое-то гипнотическое воздействие, ибо взгляд нелюдя был неотрывно нацелен на него. Впрочем, это не было лишено смысла: когда для того, чтобы оборвать твою жизнь, достаточно одного-единственного незначительного движения, волей-неволей становишься внимателен и сосредоточен. Смерть была сейчас не дальше, чем расстояние до кончика меча.

Кроме всего прочего, тут действительно было на что посмотреть: боковая поверхность лезвия, готового в любую секунду развернуться и с завораживающим изяществом отделить седьмой шейный позвонок от собратьев, была безоговорочно прекрасна. Приглядевшись, на отполированном металле возможно было обнаружить туманно-белую дымку линии закаливания, самую примечательную часть клинка. Сложный волнистый узор её был комбинированным, искусно перемежавшим рисунки “двойного цветка клевера” и “вздымающихся волн”.

Впрочем, кто разбирался теперь в подобных тонкостях непростого процесса изготовления, закалки, заточки и полировки оружия? Кто мог различить все эти признаки, приметные лишь глазу специалиста? Рафинированную сталь, имеющую семь слоев, дававшую клинку чрезвычайно высокую твердость с одновременной гибкостью и вязкостью удара? Высокую разделительную линию лезвия? Изысканно-узкую верхнюю часть боковой поверхности, низкий скос тыльной стороны? Исключительную остроту режущей кромки, идеальный угол и стабильность заточки? Двойной прерывистый желобок, сходящийся на конце? Да мало ли что еще – вес, центр тяжести, внутреннюю и внешнюю конструкцию, форму искривления… А ведь всё это говорило, – нет, прямо-таки кричало! – о великолепном качестве и совершенной геометрии клинка, не говоря уж о ценности гарды, рукояти и “белых” ножен без декоративной обработки. На самом деле, подобные боевые мечи просто не имели цены.

Лорд Эдвард трепетно любил холодное оружие, хотя сам уже очень давно не использовал его по прямому назначению. Однако, навещая Карла или по иным делам бывая здесь, правитель неизменно заставлял стражей вступать в единоборство, любуясь их зрелищными и динамичными поединками, стремительными и смертоносными скользящими атаками. Мастеров такого уровня, увы, больше не встречалось в их времени. Да и стражам знание досталось от гораздо более древнего источника, чем вымирающее племя нынешних учителей фехтования.

Как ни странно, несмотря на изобретение и развитие смертоносного огнестрельного оружия, спровоцировавшее увядание боевых искусств, мир стал более миролюбив и безопасен. Люди изменились. Те, кто прежде совершал убийства при помощи клинка, способны были убить и без него – дух был их оружием. Физическая подготовка, приемы, защитное снаряжение и вооружение – всё это имеет лишь второстепенное значение, на первом же месте всегда стоял воинский дух, о котором нынешние солдаты не имеют и понятия. Стрелять с безопасного расстояния, не видя и не осознавая вполне последствий простого нажатия на спусковой крючок – вот их основная задача. Убить человека, глядя ему в глаза и одновременно вспарывая живот, а затем, развернувшись, вступить в новую схватку, снова и снова, сохраняя при этом полную внутреннюю тишину и безмятежность… Разве это одно и то же?

Что ни говори, а смерть лишилась красоты и поэтики. И настоящих убийц, подлинных мастеров своего страшного искусства, почти не осталось.

Конечно, магов это вполне устраивало. В случае опасности вывести из строя механизмы, вроде тех же револьверов, для них не составляло труда. Совсем иное дело – разрушить сталь. Считалось, что хорошие клинки имеют душу, которая не может умереть.

Нечисти также стало легче дышать. Небольшие повреждения от пуль доставляли им мало беспокойства, поэтому у современного человека совсем не оставалось шансов победить в схватке с нелюдем один на один. Именно поэтому в своих уединенных, отгороженных от мира монастырях, инквизиторы пытались искусственно остановить маховик прогресса, сохраняя приверженность проверенному веками образу жизни, одежде, оружию.

Несомненно, цивилизация в целом поднялась выше, однако уровень каждого отдельного человека упал. Как правителя, это не могло не радовать лорда Эдварда, ведь управлять мягкотелыми и слабыми людьми не в пример проще. Однако, как человеку порой ему было невыразимо скучно.

Неожиданно оборотень оторвался от созерцания редкостного предмета искусства (или убийства, кому как больше нравится) и перевел взгляд на человека. Лорд Эдвард почувствовал себя странно и неуютно, как если бы грудной клетки, доставая до самого сердца, коснулся смертоносный холод клинка. Глаза волка были как сталь, и взгляд подобен удару – прямой, твердый и решительный. Не каждый умеет так смотреть, – особенно в лицо лорду.

Правитель с недоумением прислушался к себе: что-то не то стало с обычно уверенным сердечным ритмом. Увы, он слишком хорошо знал это горячее, накрывающее с головой чувство, заставляющее необоснованно рисковать и ввязываться в кажущуюся безнадежной партию.

Азарт.

Захотелось ударить в самоуверенное, необоснованно наглое лицо нелюдя острым носком сапога. Опрометчивое желание, учитывая все обстоятельства. Оборотни, примитивные в плане чувств твари, не умели прощать: любая нанесенная им обида должна была смываться кровью. И новоиспеченный вожак наверняка захочет мстить, терзаясь манящей недоступностью обидчика и истекая в полнолуние ядовитой слюной. Опасная, смертельно опасная, но такая увлекательная игра – в противовес сытой, но пресной обыденности. Лорд Эдвард без колебаний сделал свой выбор, привычно не ограничивая себя в желаниях.

В стальных глазах отразилось удивление, даже оторопь, из уголка губ потекла узкая струйка крови.

Правитель удовлетворенно улыбнулся и, отвернувшись, направился было назад к столу. Однако присвист с вызовом сплевываемой на пол крови и приглушенное рычание за спиной заставило его резко остановиться.

Вот, значит, как? Лорд замер, с удовольствием вслушиваясь в переливы этого низкого, утробного звука. Неплохо, конечно, но всё же недостаточно убедительно. И не настолько он впечатлителен, чтобы упасть здесь с сердечным приступом от подобных ребяческих угроз.

И всё-таки придется поучить молодую шпану манерам.