Текст книги "Такой любви не бывает (СИ)"

Автор книги: Наталья Гладышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Глава 11
Приговор

Я мчалась, не разбирая дороги. Но на каблуках далеко убежать не удалось. Быстро устала и остановилась отдышаться. Михаила нигде не было видно. Тогда здравые мысли стали возвращаться в голову.

Зачем я ускакала от него? Испугал амулет и знакомое послевкусие, как у той драгоценности на покойнике? А может Михаил и не подозревает о том, какую опасную вещь на себе носит? Не верю. Просто не верю. Он давно должен был оказаться в мире неживых. Амулет действует быстро. Смогла это оценить на себе. Или его, как и меня, кто-то смог вытащить? Или… Но как? Если, такое послевкусие остается на амулете после того как его используют… То, что делает розовый камешек у него на груди? Как он сказал? Презент. Память. Может эта вещь принадлежала кому-то и потом досталась ему. Уже безвредная. Такая же бесполезная штучка, как амулет в кармане моего плаща. Нет, не сходится…. Мой-то пропал… да еще и таким странным образом.

Голова гудела от переполнявших ее мыслей, ноги же гудели от усталости. Но, поспрошав народ о дороге, я все-таки прибрела к станции метро. Забившись в вагоне в угол, тяжко задумалась. Почему, зачем этот мужчина, явно имеющий отношение к истории с амулетами, ухаживал за мной? Что ему от меня нужно? Только чуть-чуть понравился человек, отвлек от размышлений о муже, и тут такое открытие. Что думать и что делать я не знала. Но, то, что эти встречи у моей работы были не случайными, стало очень даже понятно. Михаил преследует какие-то свои цели. Какие? Я не знаю.

Я так погрузилась в тоскливые мысли обо всем произошедшем, что не смотрела по сторонам, совершенно. Не удивительно, что у подъезда налетела на человека, стоящего у двери.

– Я уж думал, ты совсем не собираешься дома ночевать, – недовольно буркнул Серега, – Еще не успела развестись, а уже допоздна где-то задерживаешься. Ты к врачу-то собираешься? Сегодня ты должна была записаться на прием. Ты это помнишь? Хорошо, я заглянул вечером в диагностический центр, узнал, что ты не записывалась. И сделал все сам. Правда, без направления, это не хотели делать, но я сумел убедить девушку, что так надо. Так что, завтра пойдешь на обследование. И даже не смей увиливать. В десять часов у Мальцова. Пятьсот седьмой кабинет. Перед этим сдашь анализы. Направление заберешь в регистратуре.

– Какое обследование? – с трудом вернулась я в мир реальный из мира грез. – У меня завтра рабочий день.

– Ничего, отпросишься, – невозмутимо заметил мой муженек.

– Тебе-то какое дело до моего обследования? – сил спорить не было.

– Волнуюсь. Как-никак, а пока ты моя жена.

– Да ладно. Волнуйся лучше о здоровье своего будущего ребенка. Хорошо, отпрошусь на завтра. Честно говоря, забыла о направлении. Почему к маман не зашел? Она всегда рада тебя видеть.

– Вряд ли она будет рада, после того как ты рассказала ей о нашем возможном разводе.

– Все равно будет рада. Зайдешь? – не понимаю и что я так настаиваю на том, чтобы он зашел.

– Нет, я только напомнить об обследовании хотел. А так дел много, – отказался Сергей.

– Тогда я пошла? – неуверенно двинулась я в сторону подъезда.

– Пока, – даже не повернулся мне в след, просто махнул рукой и потопал к машине.

– Пока, – надо же, какая я шла задумчивая, умудрилась не заметить форд мужа у подъезда.

Дома меня ждал сюрприз в лице Димы. Мама и друг детства мило беседовали, пили чай и ждали меня:

– Галочка. Посмотри, кто заглянул к нам на огонек, – виновато засуетилась мама, – Димочка хотел с тобой поговорить. Вот мы тебя и ждем.

– Поговорить? Зачем? – с любопытством я посмотрела на Димона.

– Так, знаешь. Все эти годы я чувствовал себя очень виноватым перед тобой. И даже извиниться не получилось. Вот пришел запоздало каяться в собственной глупости и неумении разбираться в людях. Если бы я тогда, пересилил себя… Если бы пошел с тобой.

– Дима, давай договоримся. Я не хочу больше никогда подымать эту тему. Это то, что было и прошло. Так что не было необходимости меня ждать. Я устала и пойду спать. Завтра тяжелый день.

– Да, да, конечно, – смутился светловолосый мужчина и стал сразу же собираться уходить, – Я пойду Екатерина Андреевна. Задержался я что-то.

Мама с укором смотрела на меня все то время, пока Дима прощался. Когда же он ушел, она произнесла:

– Зачем ты так с ним? Он же не виноват в том, что произошло, – упрек прозвучал в маминых словах.

– Мам мне сложно с ним разговаривать. Воспоминания возвращаются, стоит ему появиться передо мной, – медленно стала собирать оставшуюся после гостя грязную посуду, – Ничего не могу с собой сделать. Мне действительно нехорошо. Давай прекратим этот разговор.

– Хорошо. Только понимаешь ли ты, как сильно он тебя любит? – мама расстроено нахмурилась. – Ведь до сих пор не забыл. Он из тех людей, которые готовы ради любимой на все. Он сможет пожертвовать всем, если понадобиться, даже собственной жизнью.

– Готов на все? – собранную посуду отправила в мойку, но вымыть мамуля ее мне не дала, она решительно отодвинула меня и включила воду, – Это значит, и убить и украсть и солгать и поступить подло? Так? А что в таком поведении героического. Да и не верю я в то, что он на это способен. Да и в то, что он меня любит не очень верится. Такой любви, как ты говоришь, просто не бывает.

– Бывает, Галочка, бывает, – сокрушенной покачала головой мама, – Поверь мне, в жизни бывает все.

– Прости мам, но в такую любовь, когда человек готов пожертвовать всем, даже собой не очень верю, – устроилась я на табурете и пальцем брезгливо коснулась крошки на столе. – Если она есть, то почему она мне не встречалась?

– Хочешь все пощупать руками? Но так не бывает. – На секунду оторвалась маман от вытираемого льняным полотенцем чайника. – Возможно, ты просто не заслужила такой любви. Или пока еще не удалось встретить. Тем более что встречается такое в единичных случаях. И Дима, на такое чувство способен.

– А как же твой любимчик Сергей? – этот разговор стал выводить меня из себя.

– Не злись. И Сергей способен. Только ты и половины его достоинств не видишь. Точнее не хочешь видеть, – мама рассерженно со стуком поставила вымытый и вытертый чайник на полку, – Предпочитаешь быть несчастной и не видеть ничего дальше своего носа. А потом жалуешься, что никто не любит и не ценит.

– Мама! – возмущенно открыла рот, такого от родительницы я не ожидала, – Если ты пылаешь такой любовью ко всем этим идеальным мужчинам, то и живи с ними сама. А меня уволь. Как ты можешь такое родной дочери-то говорить?

– А ты как с матерью разговариваешь? – все маман закипела, но как ни странно выдохлась сразу же, вернувшись к помывке посуды – Я же добра тебе желаю. Я же вижу, как Дима мучается, и как мучаешься ты. Говорила, давно следовало сходить к психологу. Легче бы стало.

– Мам, не затевай старый разговор, – железным тоном произнесла я, и поднялась с табурета, потянувшись за тряпкой для смахивания крошек. – Позволь мне решать, что и кто нужен мне в моей жизни. Пока я вижу, что ни психолог, ни Сергей с Димой, не являются теми людьми, кто способен мне помочь. Если и разберусь, то сама.

Надо же маме удалось вывести меня из более-менее стабильного состояния, которого мне удалось достигнуть после разговора с Серегой. Мысль о том, что муж беспокоится о моем здоровье, приятно грела душу.

Позвонив Татьяне Николавне, отпросилась на завтра. Записал меня муженек на утро. Так что на похороны Марины Александровны я не успевала. Не могу сказать, что сильно от этого расстроилась. Пусть за спиной десять лет совместной работы, но подобные мероприятия никогда не вдохновляли меня. Но и простаивание в очередях в центре тоже не радует. Ладно, идти придется. Иначе муженек проверит и проконтролирует. Если за что-то берется, то доводит до конца. Въедливый зараза.

Утром во вторник, не позавтракав, вышла из дому. Вроде как анализы нужно сдавать на голодный желудок. Энтузиазма этот факт мне не добавлял. Когда мне хочется зверски есть, я дурею. В прямом смысле этого слова. Не соображаю совсем. А к обеду, если так и не поем, гарантирована сильнейшая головная боль. Правда головная боль уже сейчас наблюдается. А что будет к обеду, просто не представляю. В унылом настроении добралась до диагностического центра. В столь же унылом состоянии, оформила карточку, потом поднялась на четвертый этаж, достала баночку, зачем объяснять не стану. Одно радовало, не стала баночка подтекать, как это часто бывает по закону подлости. Пристроив свое сокровище на предназначенный для этого поднос (молодец у меня муженек, умудрился не только к врачу записать, но и направление на анализы выбить, хоть что-то положительное в нем есть), и побрела сдавать кровь.

Проделав все необходимые процедуры, сверилась с часами. К десяти успела. Беседа с врачом уложилась в полчаса. Получив на руки, очередную кучу направлений, тяжко вздохнула. Как оказалось, мои мытарства еще не закончились. Предстояла томография. Врач сказал, вроде для того, чтобы исключить малейшие подозрение на что-нибудь серьезное. По-моему он чего-то недоговаривает. Слишком внимательно и задумчиво разглядывал результаты анализов. И здесь муженек подсуетился. Результаты, выдали из-за надписи на направлении «Срочно», практически сразу. И что-то врачу в этих результатах точно не понравилось. Не зря же назначил пробежаться по куче докторов и сделать томографию. И опять направление с надписью «Срочно». К чему такая спешка? Я, конечно, понимаю, что обычно ждать и записываться приходится как минимум за пару месяцев. А тут, все на блюдечке, стоит только пожелать. Только вот не нравится мне такая скорость. Лучше за полгода записываться на прием, чем видеть такое выражение лица у врача.

У кабинета в ожидании своей очереди пришлось постоять. Подождать. Рядом стояла очередь на маммографию из пяти молчаливых женщин. Самая молодая из них привлекала внимание. Очень. Одна грудь у нее была столь непропорционально велика, что хочешь, не хочешь, я все время косилась в ее сторону. Ко всему прочему на руках она держала маленького (около года на вид) спящего ребенка. Да уж. Вот кому не позавидуешь это точно. Некому оставить дитя, чтобы спокойно провести время в центре. Она привлекла мое внимание еще и тем, что следом за ней пришла бабулька. Из разряда тех, кто готов поговорить обо всем и обо всех. Без малейшего присутствия такта, она дернула молодую маму за рукав и поинтересовалась громким шепотом:

– Грудью кормишь да? – получив в ответ подтверждающий кивок, она продолжила. – Знаешь, у моей покойной дочки такая же беда была. Кормила грудью, одна сторона становилась все больше и больше, когда внучке исполнилось два года, она пошла проверилась. Оказался рак. Так и умерла, не смогли спасти. Так что хорошо, что ты вовремя решила показаться. Тебе еще может повезти.

Ответа, кроме испуганного взгляда, от молодой женщины она не получила, и замолкла, не найдя отклика ни в ком больше. Вся очередь после этого разговора стала тайком коситься на молодую маму, кто сочувствующе, кто просто с любопытством. А мне же стало тошно, от тупости людской. Бедная девочка и так, скорее всего ночей не спит, ломая голову над тем, что с ней происходит. А тут ее эта бабуля практически своими словами на том свете прописала. Бедняжка теперь будет волноваться еще больше. Ужас. А если это действительно окажется рак? То, что будет с ребенком? Ей даже некому его оставить, для того чтобы на обследование прийти. А я еще себя несчастной считаю. Мои горести ничто по сравнению с ее проблемами.

За всеми этими событиями незаметно подошел и мой черед заходить. Когда назвали мою фамилию, я вздрогнула и нерешительно прошла в кабинет. Да уж агрегат впечатляет. Сразу возникает ассоциация с каким-нибудь пыточным средневековым прибором. А была не была… Надеюсь живой отсюда выберусь. Авось не съедят.

Забавные вещи происходят со мной. Что ни день, то новость…. Огорошили. Ничего не скажешь. Как не хочется ложиться в больницу. Но раз диагноз столь серьезен, то не стоит рисковать. Задерживаться у диагностического центра не стала. И так целый день убила на него. Еще и голова разламывается, да подташнивает, да головокружение… Ничего чего-нибудь съем и сразу станет легче.

Не знаю почему, но меня потянуло в тот парк, где мы целовались с Михаилом. Головная боль напомнила мне, что нужно поесть, и я купила хот-дог в уличном лотке. Через не хочу, запихала в себя булочку с сосиской. После спустилась в метро и доехала-таки до места работы. Теперь немного пройтись и я окажусь на месте назначения.

Меня одолевали мысли о каких-то мелочах. О тапочках, которые следовало бы купить, потому что мои любимые поистрепались. О том, какую ночную рубашку с собой взять. О том, что следовало бы не забыть зубную пасту и расческу. Да и салфетки влажные пригодятся. И мыло. И упаковку с пакетиками чая. А еще понадобится кружка. Незаметно, за размышлениями я углубилась в парк. Почему-то я не удивилась, когда меня окликнул знакомый голос.

– Галина, постой, – я безразлично наблюдала, как ко мне приближается высокая фигура в серой куртке и серых же джинсах.

Равнодушно отметила про себя, что ему идет этот цвет. Спокойно подняла глаза и столкнулась с серьезным взглядом темных глаз.

– Нам надо кое-что обсудить, – Михаил опять не улыбался.

– Давай обсудим, – равнодушно ответила я, отведя взгляд в сторону.

Как странно. Когда между нами случился романтический момент, шел дождь. Сейчас же, когда романтикой и не пахнет, а пахнет просто объяснениями, светит яркое заходящее солнце. Да и, не смотря на хот-дог, болит голова и наваливается страшная усталость.

А хочу ли я знать? Зачем мне его объяснения? Имеют ли теперь они какое-либо значение?

Как пахнет скошенной травой! В этом парке следят за состоянием газонов. И как же этот запах напоминает о том, что скоро лето. Как впрочем, и жаркие лучи солнца намекают на то же обстоятельство. Зеленые листочки уже достигли необходимых для нормальной жизнедеятельности размеров. Зеленые, еще не успевшие покрыться городской пылью, они пока яркие, живые. Чуть позже, листья станут похожи на своих пластиковых собратьев, которые выглядывают из горшочка, подвешенного к крыше лотка с мороженным. Все превратиться в пластиковую декорацию. Впрочем, окружение разве не декорация к нашей повседневной жизни? Мы рождаемся на фоне декораций под название роддом, скорая помощь, улица, зеленые кусты и далее, можно перечислять до бесконечности. Мы живем на фоне декораций. Лето сменяет весну, зима осень… Декорации живут своей жизнью, а мы зачастую даже не успеваем обратить на них внимания, так мы спешим, так мы заняты. А чем мы заняты? Чем? Наверное, жизнью. Жизнью разной для всех. Жизнью своей и чужой, если с чьей-то нам приходится пересекаться. А вот остановиться и осмотреться мы догадываемся тогда, когда это уже для нас зачастую не имеет больше значения.

Что ж, для нашего с Михаилом разговора, декорации подобрались знатные. Зеленые деревья. Яблони все в цвету. Трава, ровная, скошенная. Без единого одуванчика, или еще какого сорнякового цветочка. Отличный фон для серьезного разговора.

– Я долго размышлял, достойна ли ты того, чтобы знать правду, – с этими произнесенными словами, на нас опустилась неживая тишина.

Исчезли звуки, и парк приобрел еще большее сходство с декорацией. Ни шума машин, ни щебетания птиц, ни лая собак, ни звука шагов. Тихо, как же тихо.

– И как? – в моих словах не было даже намека на иронию, я просто интересовалась.

– Ты имеешь право узнать многое, не все, – уточнил он, – а многое о том, что происходит. Тебя заинтересовал мой амулет? Так?

– Это твое дело какие камни носить какие нет, – задумчиво затеребила я сережку, – Но ты прав, мне интересно, откуда он у тебя.

– История долгая, – задумчиво произнес Михаил, – давай присядем.

Мы устроились на скамейке и замолчали. Каждый ушел в свои мысли. Я все к тем же старым тапочкам и зубной пасте. Мужчина думал о чем-то своем.

– Мне было восемнадцать, когда я решил жениться. Моей будущей жене тогда было всего шестнадцать. Родители были очень против нашего брака, но мы сумели настоять на своем. Через два года появилась на свет Викуля. Очаровательная девчушка. Каштановые волосики и карие глазки, – губы мужчины на секунду горестно сжались, и он замолчал, словно пытаясь справиться с чем-то внутри себя.

– В этот момент, необычно для моего юного возраста, я понял для чего стоит жить. Дочь стала всем. Когда ей исполнилось пять, Света ушла. Она так и не смогла вырасти. Заботы о ребенке тяжелы, и тот, кто не в силах справиться с взрослой ответственностью, вряд ли выдержит их. Она не выдержала. Ей хотелось развлекаться, а не заниматься дочей. Второй матерью для малышки стала моя мама. Внучку она любила до безумия. Где-то года за три до ухода жены от меня, я поменял работу. Кем был до этого не суть важно. Значение имеет то, кем я стал. Как оказалось, у меня имеются определенные способности к сыску. Все это врожденный дар, который, после того как я вступил в ряды Ищеек, полностью развился. Мне всегда удавалось распутать любые дела. Я никогда не ошибался. Карьера шла в гору, скоро я получал достаточно денег, чтобы не бояться за будущее дочки. Она росла, умницей. Очаровательная девчушка, сколько радости она приносила в дом.

Повисло долгое молчание, Михаил ушел с головой в воспоминания, а я решила не тревожить его. Тем более что кое-какие догадки стали прокрадываться в мозг. Неуверенна, что хочу слушать дальше. Но я поплакалась ему в жилетку, теперь моя очередь брать на себя роль принадлежности для сморкания и вытирания чужих слез.

– Прости, задумался, – очнулся мужчина, – Итак, на чем я остановился, – помолчал снова, собираясь с мыслями.

– Ах да, дочь росла, карьера шла в гору. Моей дочери исполнилось одиннадцать, когда я взялся за расследование одного очень непростого дела связанного с амулетами. Очень необычными амулетами. Думаю, нет необходимости объяснять их особенности? – не дождавшись ответа, он продолжил.

– Мне удалось очень много узнать. О вашей фирме. О пути сбыта. Вот только центральная фигура, никак не поддавалась разгадке. Когда я подобрался достаточно близко, стали приходить угрозы. Я не стал обращать на них внимания. Слишком силен охотничий инстинкт в Ищейках. Нас не зря так называют. Если мы выходим на след, нас ничем не сбить, ничем не заставить свернуть с пути. Самое большое наслаждение выследить преступника и вцепиться мертвой хваткой. Так чтобы не смог вырваться. Но прежде чем я добрался до зачинщика, случилось несчастье. Вика пропала. Все управление сбилось с ног в поисках. Но она провалилась как сквозь землю. Два дня мы искали всеми доступными способами. Лучшие маги и ищейки делали все, что в их силах. Но нашлась она только на исходе вторых суток. Именно тогда я смог снова почувствовать своего ребенка. Между нами существовала особая ментальная связь, но в эти два жутких дня она не работала. Когда же я смог ощутить Викулю, я почувствовал ее боль. Ей было плохо, она умирала. Я вытащил ее с того света. Пусть она все равно не выжила, но я смог узнать лица ее мучителей. Ее пытали, насиловали, ломали руки, ноги, прижигали, кромсали ножом и все это время заставляли жить. Когда ее нашли, на ней не было живого места. А на груди, как издевка висел этот амулет, – судорожно коснулся Михаил своей рубашки, – Он должен был убить ее сразу. Но вмешался я и это у них не получилось. Она сгорела за неделю. Переломы, следы пыток, все это можно вылечить… Но воздействие амулета нельзя исправить ничем. Только отсрочить смерть. Опухоль мозга. Чудовищно быстро прогрессирующая. Именно она забрала ее маленькую, так и не успевшую толком начаться жизнь. И самое страшное бессилие. Когда не можешь ничем помочь. Когда можешь только наблюдать за мучением любимого маленького существа. Два года я потратил на то, чтобы разгадать секрет амулета. Два года я следил за всеми, кто имел отношение к ее смерти. Мне удалось найти ответ. Я смог усовершенствовать формулу заклинания. И тогда я понял, что время пришло. Это оказалось просто. Зная каналы сбыта, я скупил всю выброшенную в продажу очередную партию камней. Обработал нужным способом. У меня есть неплохие магические способности. Это помогло в моей задаче.

– Задаче? – стряхнула я с себя оцепенение, навеянное его рассказом, когда он замолчал снова задумавшись.

– Отомстить. Два года назад я ушел из Ищеек. Те люди думали, что избавились от дотошного меня. Но они и не догадывались, что мне удастся использовать их же оружие. Первым был один из тех, кто охранял камеру пыток, в те двое суток, когда мучили мою девочку. Второй, должен был быть один из тех, кто учувствовал непосредственно. Не пытал, но был зрителем. Но карты спутала ты. Зачем-то прихватила амулет с трупа. Пришлось переиграть. Ты тоже в моем списке. Тобой как многими другими я хотел заняться, но не сразу. И был рад, когда случай свел нас. Я хотел посмотреть в глаза человеку, который зная, что перед ним камни способные убить человека, мучительно убить или превратить в наркомана, мог так спокойно жить. Мог ходить по земле, дышать воздухом, улыбаться, когда мой ребенок мертв. Каждому из участников я вынес приговор. Но самым последним умрет главный. И если он думает что в безопасности в своем охраняемом особняке, то он очень ошибается. Но его время пока не пришло. Пока время других.

– Марина Александровна это тоже твоя работа? – похолодевшими губами с трудом сказала я.

– Да, она не имела права на жизнь, прикрывая подобную деятельность преступной организации.

– Как и я, – утвердительно произнесла я, – Не боишься ошибиться?

– Уверен, чутье не подведет, – безапелляционное заявление, ничего не скажешь.

– Убеждать тебя в своей невиновности бесполезно? – я даже не пыталась отодвинуться от своего убийцы.

– Ты права я не поверю. Правда, временами, появлялось странное ощущение, что ты не можешь к этому быть причастна. Иногда я забывал обо всем. Я хотел только одного обладать тобой. Не знаю, какие чары ты применила, но это не поможет тебе сегодня, – Михаил выглядел потерянным и уставшим.

– Решил добить наверняка, – усмехнулась я, – Что ж. Убеждать ни в чем не стану. И убегать с криками ужаса тоже. Один вопрос имеется перед смертью. Неужели ты потерял свои способности Ищейки? Или за жаждой мести не видно ничего вокруг? Забавно, еще вчера наличие у тебя этого амулета вгоняло меня в ужас. Сейчас же я только грустно улыбнусь и скажу. Убивай. Все равно, ты меня уже убил. Только не знаешь об этом. Рада сообщить. Тебе удалась твоя затея в отношении меня. Сегодня я узнала свой диагноз. Жить мне осталось недолго. Пару недель. Операцию делать поздно. Прежде чем сделаешь контрольный выстрел, тебе стоит знать. Я понятия не имела о том, что держу в руках и на что разрешаю ставить клеймо. Получается, меня ты казнил до кучи.

– Не верю, – вскочил мужчина со скамейки и упрямо сжав губы, уставился на меня ненавидящим взглядом, – Как начальник отдела оценки не мог быть в курсе того что происходит в фирме? Как, я спрашиваю? Ты обязана знать, на что разрешаешь ставить метку. Хочешь убедить меня, что это не так? Не верю. Слышишь, не верю.

– За своей ненавистью ты не видишь и не слышишь ничего, – тяжело поднялась и положила ладони ему на плечи и удержала, когда он попытался отшатнуться, – Если ты еще не понял, мне нет необходимости убеждать тебя, в чем либо. Я уже труп. Пусть врачи говорят, что еще что-то можно сделать, но зная правду об амулетах теперь, я понимаю, что шансов у меня нет. Так что, какая разница, что ты будешь думать обо мне, если я уже мертва? Ты можешь добить меня сейчас, можешь подождать, пока я умру в мучениях. Головная боль не зря сегодня не проходит. Завтра я лягу в больницу. Там будут пытаться справиться с приступами, которые обязательно будут, продляя мою агонию… Но… Никогда я так не хотела жить, как сейчас. Эти несколько дней, которые мне остались, они бесценны. Можешь отнять это мое единственное сокровище. Как я уже сказала, можешь подождать. Решать тебе. Я уже решить ничего не могу, кроме того, какие тапочки и ночную рубашку взять для умирания в больницу. Да разве выбрать обивку для гроба.

– Не верю, – стряхнул мои руки Михаил и попятился, глядя мне в лицо, в руке он сжимал розовый, неизвестно откуда взявшийся камень, – Не верю! Слышишь, не верю! Ты виновата! Ты так же виновата как те, кто пытал ребенка. Я не верю тебе. Такие как ты не имеют права на жизнь!

– Какая теперь разница, – сознание в очередной раз решило подвести меня.

Высокий темноволосый мужчина склонился над хрупкой женской фигуркой. Когда она падала, лучи солнца на секунду превратили светлые волосы в золотое пламя. И когда женщина сломанной куклой упала на траву, пламя погасло. И он смог услышать только сказанные шепотом слова:

– Какая теперь разница. Завтра все равно не будет рассвета….

Голубые глаза закатились. Безвольное тело свело судорогой, ноги и руки задергались. Мужчина думал не долго. В сердцах бросив:

– Будь все проклято, – Михаил достал камень голубого цвета из кармана и приложил ко лбу женщины.

Когда судороги прекратились, он подхватил безвольное тело на руки и бегом направился к оставленной на входе в парк машине.

Только примятая трава, сумочка на скамейке и забытый женский шифоновый серо-зеленый шарф, остались как напоминание обо всем произошедшем. Легкая ткань шевелилась на ветру, словно живая. Она как будто говорила. Я живу, и вы ничего с этим не сделаете. Забывайте меня, затаптывайте, а я все равно живая. Все равно…

Безлюдная аллея, все так же оставалась тихой и пустой. А сумочка и шарфик, медленно, очень медленно растворились в воздухе.