Текст книги "Золотая лихорадка"

Автор книги: Наталья Корнилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Мило, – ни к чему не обязывающе отозвалась я. – И что же вы думаете делать по этому поводу?

Я хотел бы встретиться с вами, Мария. Вы уже поняли. Дело важное. Я не могу рассказать всего по телефону. Но, по всей видимости, то, что произошло с Николаем, покушение на вас и… гм… сегодняшние недоразумения – это звенья одной цепи. Я уверен в этом.

– Но я приехала отдыхать, Борис Сергеевич! – еще попыталась похитрить я.

– Да бросьте. Отдыхать!.. Ничего себе. Тем более что я пока и не предлагал вам прервать отдых. Боюсь только, что после того, что я вам сообщу, вы сами сделаете это. Точнее, уже сделали, только не хотите признаваться. По сути, отдых вы еще и не начинали.

– Надо сказать вам, Борис Сергеевич, что вы на редкость удачно выбираете время, чтобы сообщить столь же приятную информацию, – со сдержанной, даже, если можно так выразиться, строгой иронией произнесла я. – Вы в самом деле убеждены в том, что говорите?

– Да. Разве вы можете припомнить случай, когда я говорил вам то, в чем не был уверен?

– Вообще-то мы с вами только сегодня познакомились.

– А, нуда. Извините. Так что насчет встречи?

– Я могу подумать?

– Да, конечно. У вас пять минут. Я перезвоню. Уверен, что вы примете верное решение, Мария. Счастливо.

И я услышала в трубке короткие гудки.

– Ну и ну! – громко сказала я. – На ловца и зверь бежит! Осталось только определиться, кто тут ловец, а кто зверь. Честно говоря, на зверя больше похожа я. На хомячка, а не на пантеру. Но Злов сделал неожиданный шаг, не правда ли, уважаемая Мария Андреевна? – И я глянула в собственное отражение в зеркале, и отражение гулко ответило: – Правда.

«А чем, собственно, я так страшно рискую? – размышляла я. – В конце концов, я так и так собиралась прорабатывать Злова, и мне пришлось бы предпринять шаги, которые, быть может, были бы более опасны, чем милое путешествие в гости к Борису Сергеевичу. Да и меня, честно говоря, голыми руками не возьмешь».

И я посмотрела на титановые накладки на своих пальцах, искусно сымитированные под изящные ногти с макияжем.

Накладки были выполнены из прочнейшего титанового сплава и крепились к кончикам пальцев и ногтям таким хитроумным образом, что ощущались как продолжение руки. Невинное на вид, но страшное оружие. Если бы того типа, который влез ночью в морг, не охранник скальпелем полоснул, а я – вот этим чудным «маникюром», тот далеко не ушел бы. Кроме того, есть такое изделие, как кевларовый жилет, надевающийся на голое тело под одежду и берегущий это самое тело не хуже самого тяжеленного бронежилета с металлическими пластинами.

В сумочке – серебристая «беретта», кроме того, всегда со мной моя скорость, моя реакция, стать пантеры – все выявлено и отточено Акирой. Закреплено прочно, как изображение на пленке. Ничего страшного. Я должна пойти.

Зазвонил телефон. Эти пять минут прошли как один миг. Я сняла трубку.

– Это Борис Сергеевич. Вы подумали?

– Да.

– И?.. – внушительно проговорил он.

– Хорошо, я согласна. Я готова встретиться с вами, господин Злов. Только предупреждаю, что я буду настороже и вооружена, и ваша охрана пусть даже не пытается просить меня сдать оружие. Вас это устраивает?

– Да.

– Отлично. Где и когда?

– Перед вашим домом, то есть перед тем домом, где вы остановились, вас ожидает черная «Ауди». Там сидит мой человек. Он довезет вас до моего дома в Нарецке. Так мы договорились?

– Да.

– Тогда всего наилучшего, Мария. Что же… С удовольствием повидал бы вас при других обстоятельствах, но… пока что не судьба. Впрочем, полагаю, что фортуна не замедлит повернуться к вам тем, чем и должно, к такой очаровательной женщине, как вы.

Верно, Борис Сергеевич Злов всегда мечтал быть джентльменом. Что ж, временами это ему удавалось.

15

Машина в самом деле ждала меня во дворе. Злов прислал ее заранее, не дожидаясь моего согласия. В чем в чем, а в решительности ему не отказать. Молчаливый здоровяк, сидевший за рулем, кивнул мне на заднее сиденье. По дороге оказалось, что он молчит не вследствие врожденной застенчивости, а потому, что практически не говорит по-русски. Чудовищная помесь украинского и изуродованного русского, на коей он пытался изъясняться, была совершенно неудобоварима и на слух воспринималась с трудом. Хорошо еще, что дорога оказалась достаточно короткой.

Нарецкий дом Злова определенно впечатлял. Наверно, это был один из самых роскошных домов в городе. «Ауди» подрулила к трехэтажному особняку, перегруженному всеми атрибутами нехитрого «новорусского», точнее, «новоукраинского» архитектурного стиля: претенциозной парадной лестницей, отделанной гранитом и мрамором, с фонарями на литых фигурных столбиках при наличии непременных декадентского вида безвкусных завитушек под золото; бесчисленными балкончиками, арочными окнами, затянутыми витой чугунной решеткой, и так далее. По всей видимости, он был закончен совсем недавно, потому что тот район, в котором был расположен дом, продолжал интенсивно застраиваться. Неподалеку, буквально через забор, какие-то мрачного вида кавказцы в черных пиджаках – несмотря на тридцатипятиградусную жару – давали указания рабочим, возводившим второй этаж монументального, если судить по фундаменту и первому этажу, домины. И тут кавказцы!.. Еще чуть поодаль, через овраг, виднелись домики частного сектора – маленькие, чуть скосившиеся в сторону оврага, окрашенные в бедненький темно-зеленый цвет.

Я проследовала в дом вслед за моим немногословным водителем.

Злов ждал меня в гостиной. Когда я вошла, он сидел напротив большого зеркала и курил. Еще не видя меня, медленно докурил сигарету и, бросив ее в пепельницу, посмотрел на свое изображение в зеркале. Некоторое время оно показывало облик смуглого мужчины лет сорока, с коротко остриженными волосами и проницательным взглядом из-под красиво изогнутых густых бровей, потом эти брови медленно поднялись, и вслед за ними поднялся и сам Борис Сергеевич: в зеркале он увидел меня.

В целом он производил более приятное впечатление, нежели я того ожидала. Чем-то он напоминал персонажа Абдулова из сериала «Некст» – только разве что не седой.

– Добрый вечер, Мария, – сказал он, приближаясь ко мне. – Рад приветствовать вас в своем скромном жилище. Присаживайтесь, прошу вас. Не отведаете ли вот этого красного вина? Друзья привезли из Франции. Не пожалеете, хорошее вино.

– Нет, благодарю, – отозвалась я.

– А я выпью. Для пищеварения хорошо.

Он пригубил вино, отпил немного, затем, отставив недопитый бокал, заговорил:

– Разговор будет не из приятных. Кто-то очень хочет развалить мое дело. Судя по всему, Шульгин, ваш босс, имел к этому определенное отношение.

– К попыткам развалить ваше дело?

– Не знаю. Но что имел – это определенно. И я хотел бы задать ему ряд вопросов, но для этого его сначала нужно найти. Меня, честно говоря, совершенно не приводит в восторг та мясорубка, которую устроили в офисе моей фирмы какие-то уроды.

– Ну почему же какие-то? Имена всех этих уродов, Борис Сергеевич, установлены. Имя одного из них вы даже назвали мне сегодня. Того Кирилла, которого взорвали на водном мотоцикле.

– Меня смущает также и то, что мы оказались как-то объединены – вы и я. Вас вчера пытались убить, так, и меня тоже. Только сегодня. Другое дело, что и вас, и меня не удалось убить. Что дает нам возможность сегодня беседовать.

– Это не может не радовать.

Да уж. Я понимаю, Мария, вы могли подумать, что это все – я. Что это я главный мерзавец, так? – Он пытливо устремил на меня свой довольно-таки тяжелый взгляд. – Думали, думали. Да вы и сейчас так думаете. Да запросто! Только вот сами судите, какой смысл мне вас убивать? Да я вас вижу-то в первый раз в жизни! И какой смысл мне устраивать бойню в собственном офисе, а? Убивать там киевского бизнесмена, чтобы меня потом мусора по кабинетам затаскали? Да что я, дурак, что ли! Я, быть может, в своей жизни много чего понатворил, но дураком никогда не был, это определенно!

– Борис Сергеевич, я прекрасно понимаю, что вы не дурак, так что переходите прямо к делу.

– Хорошо. Мария, я хотел спросить у вас: вам известен человек по прозвищу Ключ?

– Ключ? – Я моргнула. – Ключ… это, наверно… да, конечно. Это вор в законе, который является положением по здешнему региону.

– Вот-вот, – мрачно изрек Злов. – Только вся эта уголовная иерархия нынче не больно-то в цене. Ключ это прекрасно понимает. Я не знаю, какие у него дела с Родионом, но такие дела имели место быть.

– Что?! – воскликнула я. – У Ключа с Родионом?

– Да, у Ключа с Родионом. Мне тут мои ребята подготовили небольшое досье на Ключа. Чудесная штука. Вот, почитайте.

И он протянул мне довольно-таки тощую папку, которую я открыла тем не менее с нарождающимся трепетом. Уж слишком много было всяких неожиданностей, чтобы переварить еще и эту.

Открыв папку, я начала читать:

«КЛЮЧНИКОВ, Георгий Самуилович. 1952 года рождения, уроженец г. Очакова Николаевской области. – Я пропустила ряд статей, по которым был осужден сей достойный гражданин. Насколько я могла судить, ходки он совершал по чистопородным воровским статьям, плюс одна „бандитская“ статейка за незаконное хранение оружия. – В криминальной среде известен под прозвищами Семафор, Чистый, Ключ.

Имел представительство на юге Украины, некоторое время был положенцем на Дальнем Востоке, где координировал деятельность криминальных структур вместе с вором в законе Джемом. В 1994-1998 годах проживал в Москве. Коротко знаком с влиятельными воровскими авторитетами Дедом Хасаном, Шакро Молодым, Борей Брянским и некоторыми другими. Отслеживались связи Ключа с русской диаспорой в Нью-Йорке, где тот неоднократно бывал. Имеются сведения о имевших место в 1991-1993 годах контактах Ключа с Вячеславом Иваньковым, ныне отбывающим заключение в тюрьме США и более известным как Япончик.

В 2000-х годах стал отходить от дел, не принимал участия в активной криминальной жизни и старался больше держаться в тени. Правоохранительные органы не зафиксировали никаких контактов Ключа с бывшими соратниками. 18 августа 2002 года вор в законе Ключ был убит в Москве…»

– Простите, – переспросила я, поднимая голову от бумаги, – то есть как это – убит? Да еще год назад? Тогда какое отношение он может иметь к нашему делу? Непонятно. Не восстал же он из гроба, в самом деле…

– У нас все может быть, – процедил Борис Сергеевич сквозь зубы. – Вы дальше читайте, читайте. Очень своеобразный документ, знаете ли…

Я продолжила чтение: «Ключ был взорван в собственном автомобиле на улице Юных Ленинцев в микрорайоне Кузьминки. Инцидент получил широкий резонанс, имелась масса свидетелей, поскольку взрыв произошел возле продуктового рынка „Афганец“ и супермаркета „Перекресток“. Отрабатывались различные версии происшедшего, в том числе сведение счетов, теракт и даже несчастный случай. Впоследствии было установлено, что к взрыву имеют отношение бывшие сотрудники специальных служб, имитировавшие гибель Ключа по заказу самого „пострадавшего“. В частности, 27 сентября 2002 года в прокуратуру Центрального округа Москвы был вызван владелец детективного агентства „Частный сыск“ Родион Шульгин…»

– Что? – пробормотала я. – Босс… по делу о взрыве какого-то Ключа, о котором я в первый раз слышу?

Вы читайте дальше, читайте, – сухо кивнул Злов. – И не думайте, что я вам туфту подсовываю. Это абсолютно проверенная информация. У меня в Москве довольно неплохие контакты, а этого вашего Шульгина свои же чуть не сдали.

«…Впоследствии Шульгин вызывался еще дважды, но дело было заморожено по ряду причин, которые не могут быть формализованы однозначно. В настоящее время вор в законе Ключ числится убитым, но есть основания считать, что он все-таки жив, а взрыв в Кузьминках был предпринят с целью спутать следы настоящим недоброжелателям Ключа».

– Там еще всякий бред, но все-таки основное вы уже прочитали, – сказал Злов, споро выхватывая папку из моих рук. – Вот такие дела. А жил этот Ключ до последнего именно здесь, то в Николаеве, то в Очакове, на малой родине то есть, то в Нарецке даже. Приглядывал за всем вполглаза.

– Вы с ним знакомы?

– Конечно, знаком. Невзрачный такой человечек, серенький, лысый совсем.

Мне вдруг вспомнились слова Ани Кудрявцевой: «Потом выяснилось, что он в Нарецке был. Его видели. Стоял с каким-то типом, лысым и блестящим, как шар бильярдный. В укромном месте были, их случайно заметили…»

– Да мало ли лысых! – громко сказала я, и Злов подозрительно посмотрел на меня.

– Ладно, – негромко сказал он сквозь зубы, – прекрасно. Мало ли… Тогда о другом. Вам приходилось когда-нибудь слышать кличку Артист?

– Да, – машинально сказала я.

Где же? – Злов прищурился. Мне ничего не оставалось, кроме как сказать правду. Кроме того, я не видела особого резона ее скрывать. В самом деле, ведь сказал же мне тот бедняга, Киря, которого сегодня взорвали на водном катере: «Это Артист! Артист… Это он все знал, в натуре! Он просто сказал, чтобы мы ехали с ним до офиса, чтобы там, в офисе, забрать какого-то баклана… вот!» Это были подлинные слова Кири, отвечающего на мой вопрос, кто именно устроил налет, этот внешне бессмысленный и дурацкий налет на офис «Суффикса». Я пересказала эти слова Злову. Тот снова прищурился и допил вино.

– Вот теперь правильно, – сказал он. – Да, так оно и есть. Они думали, что легко так спрячут концы в воду, если грохнут этого несчастного Кирю. Не-ет! Еще раньше, чем Кирю к праотцам отправили, я Артиста водворил куда следует. Хочешь посмотреть на него, нет? Он здесь, в этом доме. Он сам на тебя с интересом взглянул бы, если бы мог что-то толком видеть.

Зловещие интонации почудились мне в последней фразе Злова. Я встала с кресла и произнесла:

– Я надеюсь, Борис Сергеевич, что обойдемся без глупостей. Я же вас предупреждала. А на Артиста я взгляну, надо же все-таки понять, кто завалил Колю Кудрявцева.

– А с чего вы решили, что это именно он его убил? – проговорил Злов. – Это еще спорный вопрос, так сказать. В общем, пойдем.

– Куда? – спросила я.

– В подвал. Вы, кажется, дама с крепкими нервами, так что ничего страшного не будет в том, что вы на него взглянете. Он там.

– Там?..

– Там, в подвале. Идемте.

Мы прошли по длинной витой лестнице, являющейся классическим примером дурновкусия, общего, кажется, и для российских, и для украинских нуворишей. Телохранитель Злова распахнул перед нами массивную металлическую дверь. Пахнуло сыростью, хотя, конечно, при желании Злов мог и подвал сделать средоточием здорового микроклимата, поставить кондиционеры, поглотители углекислоты и избыточной влаги, да мало ли что может позволить себе человек, у которого есть деньги? Следовательно, Злов не ставил себе целью создать в подвале комфорт. Это мое впечатление было подтверждено после того, как мы вошли в подвал, а телохранитель прикрыл за нами дверь, оставшись снаружи. Злов щелкнул выключателем, и я увидела тоннель, в конце которого виднелась еще одна металлическая дверь, точно такая же, как мы только что открыли, но тронутая ржавчиной.

– Да у вас тут прямо казематы, – проговорила я.

– Да мало ли… – неопределенно отозвался Злов. – Тут у меня на все случаи жизни. В общем, мы пришли. Прошу вас, – кивнул он, открывая передо мной вторую дверь.

– Нет, спасибо, только после вас. А то вдруг у вас возникнет искушение…

– Захлопнуть дверь за вашей спиной и оставить погостить несколько дольше, чем вы рассчитывали? – откровенно проговорил он. – Да нет, что вы. Вы меня обижаете, Маша. Это уловки для мелких жуликов и злодеев. А я, уж позвольте мне похвастать, жулик и злодей крупный.

– Приятно говорить с человеком, который называет вещи своими именами, – ехидно сказала я.

Впрочем, почву для ехидства из-под моих ног выбили, как только я оказалась в том помещении, в котором и состоялось это своеобразное свидание с человеком по прозвищу Артист.

Он находился в дальнем углу помещения. Там клубился сырой полумрак, который время от времени разрывала и искажала отчаянно мигающая лампочка. Из полумрака выхватывались то рука, то нога, то голова, на которой виднелись какие-то темные пятна. Как у бывшего генсека Горбачева Михал Сергеича. Только у первого и последнего президента СССР пятно занимало незначительную часть лысины, а у этого человека пятна охватывали почти все лицо и большую часть головы. На лоб свешивалась кисточка слипшихся волос.

Злов выхватил откуда-то из кармана маленький фонарик и направил в лицо Артисту:

– Ну что, братец, здорово. Как твое самочувствие?

Самочувствие, Артиста следовало признать ужасающим.

Не знаю, чем его так били, но только едва ли можно нанести руками такие кошмарные увечья. Разве что только мой брат-медведь, обученный Акирой ломать кирпичную кладку одним ударом мощного кулака. Но мой брат просто сразу убил бы. Этот же человек был жив. И только сейчас, когда Борис Сергеевич осветил его фонарем, я поняла происхождение темных пятен на лице узника и на его голове. Такие же пятна встречались на полу, и чем ближе к сидящему в углу человеку, тем чаще. Одно из этих пятен подвернулось мне под ногу, и я отдернула ногу.

Пол был залит кровью. Как будто нерадивая хозяйка, выделывавшая из урожая помидоров томатный сок, поскользнулась и разбила уже закрученную банку, плеснув ее содержимым на обои, на плинтусы, на пол. Несколько капель даже попали на потолок.

Но это все-таки был не томатный сок. Потому что в жилах человека, лежавшего на этом перемазанном полу, были не томатные выжимки, а живая и горячая кровь. Артист был сильно избит. Можно сказать, изуродован. Лицо, перекошенное гримасой боли и ужаса, до того распухло и обезобразилось, что сложно было определить, сколько же, собственно, лет этому человеку. Потому что на висках его, в слипшихся от крови и пота волосах поблескивали седые пряди, в кровавом оскале рта, затянутом мутной кровавой пеленой, не было видно зубов. А из сильно распухших, превращенных в две перекрученные жгутом тряпочки губ сочились беспомощные повизгивающие звуки, срывающиеся в протяжные стоны. Эти стоны перешли в какое-то подобие членораздельной речи, когда Злов задал свой вопрос.

Левая рука Артиста была неестественно повернута, и не оставалось сомнений, что ее вывернули или сломали…

16

– Вы, Маша, не пугайтесь. К тому же я навел справки, оказалось, что вам самой приходилось отделывать людей и почище, чем мы отрихтовали Артиста. Тем более что мы его за дело приплющили, а ваши жертвы, так сказать, они могли попасть и под случайную раздачу.

– Не будем об этом, – сухо сказала я. – Давайте быстрее исполним то, – для чего сюда пришли. Не хотелось бы тут находиться сверх меры.

Я думаю, что Артист с вами согласился бы, если бы мог сразу выговорить эту длинную фразу, – заметил Злов. – В общем, так: это мой бывший помощник и правая рука, гражданин Козлов Иван Алексеевич. Он всегда ходил, облеченный моим доверием, пока не решил повести свою игру. Возомнил о себе, что ли? Наверно, потому, что большая часть принадлежащего мне имущества оформлена на него. Он и юридический представитель моих структур. Вот и подумал: а хорошо, если бы все записанное на него, на самом деле ему принадлежало. Хитрец!

Артист что-то промычал и зашевелился, из его окровавленного рта выцедилось несколько слов, из которых мне удалось состряпать нечто вроде невнятной обрывочной фразы: «Сам… ты… если бы не… все равно в расход… поставил бы…»

– Ну почему же прямо так сразу – поставил бы? Может быть, подумал бы да и помиловал. Только вот ты сам виноват, что зарвался. Пустился во все тяжкие. Не нужно было такого творить, Ваня. Это ты наглухо не прав, что против своего же пошел: Да если просто пошел бы, так это еще полбеды, а вот то, что ты кровь проливать стал, да еще чужими руками, – вот это куда как плохо.

Борис Сергеевич повернулся ко мне и проговорил:

– Я понимаю, что вы меня пока что осуждаете. Дескать, попортил человеку паспорт. Но только я не творю беспредел, а этот сорвался – и натворил. До сих пор не могу понять, из-за чего весь сыр-бор. Но он нам скажет. Он нам непременно скажет, особенно если учесть, что его уже свои же сдали.

– Борис Сергеевич, – жестко сказала я, поворачиваясь на каблуках, – если вы полагаете, что зрелище вашего под орех разделанного подчиненного может меня как-то тронуть или же ужаснуть, то это вряд ли. Специфика профессии, знаете ли. А на мясо я могу и на рынке посмотреть.

Борис Сергеевич хлопнул в ладоши и хитро на меня прищурился.

– Ну хорошо, – сказал он. – Я вам сам поясню, чтобы, значит, не истязать объяснениями этого вот типа. Ивана Алексеевича Козлова, который как нельзя больше своей фамилии соответствует. С его дикцией ему сейчас разве что милостыню просить. Маша, дело в том, что господин Козлов занимался так называемыми «черными археологами». Слыхали о таких? Я думаю, что слыхали. Честно говоря, я и сам контролировал некоторых подобных деятелей. А что же? В любом деле главное – порядок. Еще товарищ Сталин это знал. А «черные археологи» местные, выпусти я их из-под контроля, все разворовали бы, все древности вырыли бы, все курганы могильные растащили. Сволочи некультурные! То ли у меня дело было поставлено: работают одни бывшие историки, консультанты, профессионалы все сплошь. Все добытое отправляется в местные музеи. Не то что «черные»! Мне недавно – вот года полтора назад – даже объявили благодарность за то, что с моего ведома и под моим контролем были найдены княжеские бармы. Бармы – это такие наплечники, драгоценными камнями украшены, золотые… в общем, очень ценные штуки. Теперь они в национальном музее в Киеве.

Я слабо повела плечами, Артист же замычал, и, несмотря на понятную неопределенность этих звуков, мне почудилась в них дряблая, но ощутимая жилка презрения.

– Сами знаете, – продолжал Борис Сергеевич, – что и у вас, в России, и у нас, на Украине, стоит только выпустить людей из-под контроля, как они тут же теряют и ум, и совесть, и честь. Меняют все это на бешеные башли, понимаете? Денег халявно срубить, вот что! Так вот, наш Козлов – недаром его Артистом прозвали – очень ловко пользовался тем, что я вел дела преимущественно в Киеве и Николаеве, а в Нарецк, где всяких раритетов пруд пруди, только бери лопатку да копай! – в общем, редко я сюда наезжал. Козлов наладил свое дело. Свою бригаду создал, которая «черных археологов» воо-от таким колпаком накрыла! Главными в его бригаде были некто Лужин, хитрый тип такой, и – Уваров. Бывший уголовник, вообще преизрядная скотина.

Я взглянула на Бориса Сергеевича.

– Уваров? – переспросила я. – Это тот, кого нашли мертвым, да?

Совершенно точно. Мертвым. Умер, причем явно насильственной смертью. Да. Огнестрельное ранение головы, смерть на месте. Не поделил с кем-то что-то. А вот что и с кем – это самое интересное во всей истории. В общем, не знаю, может, ваш босс мало зарабатывал, да только связался он и с Уваровым, и с Козловым нехилыми такими завязками. Стал в долю.

– Родион Потапович?!

– Ну да. Вы думаете, он зря сюда ездит? Ничуть не бывало. А потом получилось по классической схеме: вор у вора дубинку украл. И вор вора этой самой дубинкой по башке треснул. Один вор, как вы понимаете, это Козлов, а второй – Уваров, которого убили. Уваров обеспечивал безопасность всего предприятия, так сказать. А знаете, кто был в роли дубинки, а? Кто убил Уварова, вы это знаете?

– Нет, – ответила я.

– Ну так на этот вопрос я могу вам ответить. Убил его не кто иной, как ваш московский начальничек!

– Простите, но этого не может быть, – сказала я, стараясь говорить спокойно и равнодушно.

– Отчего же не может? Очень даже может. Я тоже, если говорить откровенно, удивлялся. Конечно, сложно предположить, что важный московский человек, себя считающий пупом земли, приедет убивать украинского бандита за тридевять земель.

– Да что вы из меня дуру-то делаете? – спросила я. – Никогда я не поверю, что босс убил этого вашего Уварова, да еще так, чтобы тому была уйма свидетелей!

– Я тоже сначала не верил, – сказал Злов. – Да только Артист повторял, что Родион убил Уварова. Вышло это, правда, не совсем… м-м-м… корректно, так говорят, да? Оказывается, твоему Родиону всунули в руки пистолет и велели стрелять в Уварова, который Шульгина сильно подвел. Я не знаю, с какого перепугу между всеми этими ребятами пробежала черная кошка, но, видно, причина серьезная была. Артист гаркнул в ухо Родиону, и тот с перепугу нажал на курок. Или от неожиданности.

«С перепугу»! Ну, уж это явная туфта, которую пытался мне вчехлять – непонятно зачем – этот попеременно то очень мягкий и вежливый, с нарочито вкрадчивой речью, то резкий и грубый, прущий напрямик, человек. «С перепугу»! Едва ли Родион мог надавить на курок с перепугу. Да и не было ничего такого. Этот Злов с какими-то пока что непонятными мне целями хочет меня оболванить.

– В общем, – отрывисто проговорил Злов, – пообщайтесь с Артистом сами. Он вам расскажет. Конечно, базар у него теперь невнятный, но ничего, если нужно, поймете, Маша. Тем более есть кое-что, что вам понравится. Например, он знает, кто хотел вас убить. Это он, Козлов, попросил о таком одолжении. И те, кого он просил, охотно согласились. Уж очень много ненужного вы узнали, почтенная.

Вот это было неожиданно. Совсем неожиданно. Я увидела, как сверкнули глаза Бориса Сергеевича, и сообразила, что у него в самом деле нет иного мотива звать меня сюда, к себе, кроме как рассказать что-то важное. Хочет от меня чего-то Борис Сергеевич. Хочет какой-то важной информации или же помощи, мало ли… А быть может, в самом деле полагает, что мне с ним на время по пути. Кто знает.

Я присела на корточки и взглянула в лицо Артиста. Борис Сергеевич откликнулся сбоку:

– Побеседуй с ним, Маша. Давай. Все-таки это его люди завалили Колю Кудрявцева, а зачем и отчего они Колю завалили, а потом хотели его труп забрать из моего собственного офиса – это он не сказал. Хотя, как видишь, спрашивал я у него самым подробным образом.

– Артист, – тихо позвала я, – ну ладно, что уж… в самом деле Родион этого валил… Уварова?

Веко, тяжелое, свинцово-серое, словно металлом закапанное, подпрыгнуло. Второй глаз оставался закрытым. В углу рта Артиста мелькнула полоска распухшего языка, и он выговорил:

– Да. Он. Мы их взяли… они левачили. Родион твой и этот… Уваров. Драго… драгоценности крысили. Высохинский курган выпотрошили. Колька… Колька Кудрявцев с ними в доле был… через Киев продавал… америкаш…

– Коля Кудрявцев продавал американцам раритеты? – воскликнула я.

– В доле был… Да. Кудрявцева никто валить не хотел, он сам… сам напросился.

– Не поняла! Ты говоришь, что Кудрявцев продавал раритеты?

– А он этим давно… Он начальный капитал для своего бизнеса таким манером и накачал. Сначала барыгам толкал, а потом серьезное дело… Вот Родион… у него такой же голос, как у тебя сейчас, был, когда он узнал, что Кудрявцев накопанное золотишко и ценности сбыва…ет. Он меня, гнида, и… сманил. Всех сманил, сволочь короткошерстная. – Произношение Артиста стало более четким, наверно, разбитые губы, язык и поврежденные зубы и десны приноровились уже к изменениям в артикуляции. – Этот Коля… иуда. Всех нас сдать хотел. Да только я раньше… раньше узнал.

– Что узнал? – спросила я. – От кого? Говори, не молчи!

– Коля отрыл… отрыл. Я узнал, позвонил ему, он приехал. Приехал в…

– В «Суффикс»?

– Ну да. Я по-хорошему, никто его убивать и не хотел вовсе. Нет. Крысятничал… я – наказать, а тут… В общем, получилось так, что Родион на очнике завалил Уварова из ствола. А на другой день… с концами пропал он. Это дело рук… дело рук Ключа. Он, падла расписная, хочет все по-старому поставить, только… только власть уже сменилась, поздняк уже метаться. А Колю никто валить не хотел…

В моей голове был полный сумбур, не менее бесформенный и разваливающийся, чем произношение Артиста и соотносимость его слов и фраз между собой. Такое впечатление, что свора псов рвала на клочья мясо. Но, наверное, большой кусок мяса оказался, если устроили такую свару.

– Что за мясо? – машинально воскликнула я.

Он открыл второй глаз – страшный, налитый кровью, невидящий:

– К-какой… какое мясо?

– Я говорю, из-за чего такой сыр-бор? Не могло же быть на пустом месте?

Я слышала, как за моей спиной зашевелился, запыхтел Борис Сергеевич. Наверно, я затронула ту самую тему, из-за которой и поувечили вот так Ваню Артиста, из-за которой и положили столько человек.

– Это… это ты у своего босса спроси, – прохрипел он.

– Я бы спросила, да только не знаю, где он!

– Где-нибудь… недалеко отсюда. Но Колька Кудрявцев… я только потом понял, что… какие мы дураки. Вот то-то он тогда молчал… ни слова. Ни слова. Ска-а…

– Ты убил Кудрявцева? – воскликнула я. – Но… как же…

– Его никто не… не убивал. Я ему просто позвонил… на… на могилу.

– К-куда?!

– То есть – н-на мобилу. Оговорился. Он сам себя убил, жадная сука. Но молчал до последнего. Молчал, молчал… Я только потом понял, понял, почему молчал… но вот я и теперь промолчу. Молчание – зо-ло-то…

– Значит, это ты?.. – воскликнула я, и перед глазами всплыло лицо Ани Кудрявцевой. – Значит, это ты убил Колю?

– Какая ты… дура! – вдруг через силу выкрикнул Артист, и что-то теплое брызнуло мне на лицо. – Я ж тебе говорю, что он… что его… молча…

– Вы у него спросите, зачем он вас хотел убить, – холодно сказал из угла Злов. – Он ведь не сам. Он своими руками никогда ничего не делал. Последний раз, наверно, ему пришлось своими руками работать, когда он в пятнадцать лет в туалете онанизмом занимался. С тех пор все чужими руками…

– Вот уж ты, Боря, точно помолчал бы, – выдавил Артист. – Уж кто паразит… паразитиру… на чужом горбу катается, так это ты. А то, что ты сюда вот ее приволок, то это только ты дурак. Ничего я тебе не скажу.

– А ей?

А с какого перепугу… с какого перепугу я ей должен говорить-то? – отозвался Козлов, закрывая глаза. – Ничего. Те, кого она жалеет, сами виноваты, что долю свою приняли. Добровольно. А доля…

Кольнуло что-то под сердце, когда он выговорил зловещее: «…сами долю свою приняли». Я протянула руку и, с силой тряхнув Артиста за плечо, воскликнула:

– Скажи, он… жив? Родион – жив?

Артист с трудом приоткрыл один глаз, в горле его, как в засорившей раковине, заклокотало, наросло и прорвалось длинное и мучительное усилие. Мне показалось, что он отрицательно мотнул головой. Все сжалось и похолодело внутри.

– Нет?!

– Я не… не знаю, – выбулькнул он.

– Он не знает! – вдруг выкрикнул Злов, подбегая к Артисту и со всего размаху ударяя его ногой в лицо. Несколько капель крови попали мне на одежду. Я отпрянула. – Он не знает! – злобно прокричал Борис Сергеевич, пиная упавшего на пол человека. – Сначала убили Кудрявцева, потом четверо «быков» легли, потом этого Кирю взорвали, Шульгин куда-то исчез, вот на Марию покушение организовали – и он не знает, из-за чего все это! Да никогда не поверю, что… Что не поделили, сволочи?!