Текст книги "Визитная карточка хищницы"

Автор книги: Наталья Борохова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Вы сами ответили на свой вопрос, Александр. Никого к вам не подсовывали. Этот мерзавец – один из вашего близкого окружения. Просто он до поры до времени скрыт под маской Ивановского.

– Вы хотите сказать…

– Совершенно верно. Ивановский – это псевдоним. Лицо, скрывающееся под ним, по разным причинам – а это, как правило, боязнь мести – не хочет до поры обнаруживать себя. Хотя я думаю, что в этом вопросе нет интриги, вы сами его прекрасно знаете.

– Догадываюсь… – Лицо Суворова исказила бешеная злоба, но уже через пару секунд он держал себя в руках. – Насколько опасны для нас эти показания?

– Протокол допроса Ивановского не может быть доказательством до тех пор, пока аноним не обнародует себя и не подтвердит данные им показания уже от своего настоящего имени. Случится это или нет, пока загадывать сложно. Вероятно, обвинение прибережет этот козырь на крайний случай. Тогда все и всплывет. Я думаю, нам рановато задумываться об этом.

– Чем мы будем заниматься сейчас?

– У нас пропасть работы. Продумаем позицию защиты по всем эпизодам предъявленного обвинения. Более того, мы сделаем это и за остальных ваших товарищей. Затем проанализируем свидетельские показания. В некоторые нужно будет внести коррективы. Вы обдумаете, кому из лиц, находящихся на свободе, можно поручить столь щекотливую миссию. Свидетель должен быть готов нам помочь. Работать с ним надо аккуратно, чтобы ни в коем случае не раздавить его. А то, не ровен час, бросится он не к нам в объятия, а в прокуратуру. К каждому нужно подобрать свой ключик.

– Есть у меня тот, кто это возьмет под свой контроль. Да и вам этот человечек уже известен.

«Ольга!» – почему-то мелькнуло в голове Грановского.

– Это женщина, – коротко подтвердил догадку Суворов. – А теперь, Семен Иосифович, вы что-то говорили про сложности, связанные с моим делом, в которых я должен отдавать себе отчет.

– Главная и единственная на этот момент сложность заключается в заказном характере вашего дела. Вас хотят видеть за решеткой. Кому-то вы здорово наступили на лапу, уважаемый Александр Петрович. И бороться с этим будет нелегко.

– Но все-таки возможно, – полувопросительно отметил Суворов.

– Иначе бы меня здесь не было, – твердо заявил Грановский.

Грановский возвращался из СИЗО с тяжелым сердцем. Впервые за долгие годы адвокатской практики он отступил от незыблемого правила – не обещать клиенту благоприятного исхода.

Много лет назад, когда он только встал на адвокатскую стезю и проходил стажировку, эту аксиому ему внушил известный умница адвокат Знаменский.

– Запомни, Семен, мы не страховая компания и не гарантируем положительного результата. Если ты обещаешь клиенту, что через неделю он будет на свободе, ты берешь на себя обязательство, выполнение которого зависит в конечном итоге от суда. А у нашего суда пути так же неисповедимы, как и пути господа. Запомни, клиент твой – враг твой.

Такая позиция Знаменского приводила к тому, что клиенты уходили от него к другим, более пронырливым коллегам. Знаменский терял деньги, но от этого правила не отступал никогда. Молодой стажер решил, что известный адвокат чудит и излишняя чистоплотность в обращении с клиентом ни к чему. Да и вообще, когда берешь гонорар, так и тянет успокоить – деньги заплачены не зря, результат будет!

Согласиться со Знаменским позволил случай, который произошел прямо на глазах Грановского. Как-то утром, как всегда, с радостным ожиданием нового Семен вбежал в полуподвальное помещение, где ютилась юрконсультация. Картина, представшая его глазам, была достойна стать кадром боевика. В углу, вжавшись в стену бледной тенью, сползал вниз один из его будущих коллег. Другие адвокаты суетились в стороне. Над головой бедняги нависал здоровенный мужик, тыча в его картофелеобразный нос двустволкой. Мужик тупо басил одно и то же: «Засажу, засажу!»

Семен, вовсе не думая об этом, разрядил ситуацию. Влетев, он хлопнул дверью так, что стекла в стареньких рамах задрожали. Мужчина на секунду отвлекся, но этого времени хватило, чтобы испуганного адвоката как ветром сдуло из комнаты. Увидев, что жертва улизнула, нападавший всхлипнул и неожиданно тонко, по-бабьи запричитал. И было непонятно, то ли он жалел сына, которому суд отмерил восемь лет, то ли машину, которую продал, чтобы заплатить адвокату, то ли самого адвоката, которого собирался убить или посадить за обещания успеха. Происшествие скрыть не удалось, и уже через неделю защитник лишился работы.

А сегодня Грановский клял себя – «иначе я не взялся бы за дело». Как это вырвалось, ведь за язык не тянули? Он вздохнул. Что сделано, то сделано. План защиты есть. Пора претворять его в жизнь. Тут без помощников не обойтись. Суворов сказал, что передает все полномочия Ольге.

Грановский плохо представлял, каким образом эта пикантная дама сможет помочь в решении столь серьезной проблемы. Набирая ее телефонный номер по бумажке, он неожиданно ощутил холодок в кончиках пальцев. Предстоящая встреча возбуждала.

В тот день Елизавета почувствовала себя хуже. Болела голова, першило в горле, но она мужественно поднялась. В десять часов была назначена встреча у следователя Котеночкина. Не хочется, но идти все-таки придется. Надо же заканчивать ознакомление с этим треклятым делом. Следователь не понравился Елизавете с первого взгляда. Маленький, плюгавый, с бегающими под рыжими кустиками бровей злыми глазками, он пристально рассматривал девушку, как бы определяя на глаз стоимость ее модной одежды. Неприкрытая недоброжелательность уже не коробила Елизавету, она успела к ней привыкнуть за последний месяц. Так что пусть думает о ней что угодно.

В кабинете Котеночкина было накурено, как всегда. Форточка почти не закрывалась, а сквозняк, гулявший по помещению, отнюдь не способствовал созданию рабочей атмосферы. В довершение всех бед на стуле перед следователем развалился рыжий детина совершенно омерзительного вида. Вытянув километровые ноги почти во всю длину прокурорского кабинета, он нахально оглядывал Елизавету и непонятно чему ухмылялся.

– Привет, детка! Не узнаешь?

Лизу передернуло.

– А мы ведь с тобой встречались когда-то. – Рыжий подмигнул ей.

Дубровская совершенно точно знала, что подобную рожу видит в первый раз в своей жизни. Она села на свое привычное место и принялась за работу.

– Милая леди, мы тут проводим небольшое следственное действие, – ввел ее в курс Котеночкин, – поэтому вы нам совершенно не мешаете. Впрочем, если мы вам мешаем, можете удалиться. Работу продолжите после обеда.

Елизавета чувствовала себя скверно. Она не была уверена, что сможет вернуться к любезному следователю, если сейчас сделает хоть малейшую передышку. Чай с малиной и теплая постель – вот все, что ей сейчас было необходимо.

– Вы мне не мешаете, – безразлично ответила она. – Можете проводить здесь все, что захотите.

– От души благодарю вас! – Котеночкин дурашливо изобразил поклон. – Ну-с, приступим. Итак, мы проводим контрольное взвешивание вещества, изъятого при личном досмотре господина Светелкина. Кстати, всей этой ахинеей я занимаюсь исключительно и благодаря дурацкому ходатайству обвиняемого. Видите ли, он полагает, что при первоначальном замере наркотического вещества использовались измерительные приборы, не предназначенные для такого рода целей.

– Верно, начальник! – завопил Светелкин. – Зря шьешь мне это дело. Ничего у тебя не выйдет. Вес марихуаны там пограничный. Нет никакого крупного размера. Усекла, красавица?

Елизавета поморщилась. И вот так каждый день… Можно ли ее упрекать в том, что она медленно читает дело, если каждый посетитель трудоголика Котеночкина завязывает с ней беседу?

Следователь ухмыльнулся. Наркота – это, конечно, не прокурорского полета дело. Но другой такой возможности подтянуть подлеца Светелкина к одной из самых свирепых банд, разоблачением которой Котеночкин в настоящий момент занимался, не было. А в том, что он сумеет проследить эту весьма призрачную с точки зрения закона связь, сыщик не сомневался. Он гордился своим умением выстраивать логические цепочки. Так, по делу о краже нескольких мешков капусты он бы запросто раздул сенсацию всероссийского масштаба с привлечением главных действующих лиц к уголовной ответственности за создание преступного сообщества.

Итак, Котеночкин вынул из верхнего ящика стола пакетик с марихуаной. Следственное действие началось. Светелкин напряженно следил за действиями сыщика. Тот, высунув кончик языка, старательно распределял на весах содержимое пакетика. Работа была достаточно тонкая, и вскоре на прыщавом лбу следователя выступили капельки пота. Наконец он, чрезвычайно довольный собой, откинулся на спинку стула.

– Готово! Ну, убедились? – начал он торжествующим голосом, но осекся.

Лиза, сдерживаясь из последних сил, потянулась за носовым платком, но не успела. Громкий чих словно выстрел пронзил тишину кабинета, сметая в лицо обалдевшему следователю остатки драгоценного вещдока.

Совершенно непостижимым образом, но происшествие в прокуратуре области помогло Елизавете обрести взаимопонимание с коллегами.

Чуть окрепнув после недолгой болезни, девушка вернулась на рабочее место. Едва перешагнув порог юридической консультации, Лиза поняла: что-то изменилось. Коллеги поворачивали к ней головы и приветливо здоровались. Она еще не успела удивиться, как из дальнего кабинета послышался голос начальника:

– Елизавета! Зайди-ка ко мне.

Девушка повиновалась. Пружинин сидел за столом, внимательно просматривая какие-то бумаги.

– Жалоба на тебя, Лизавета, – чуть гнусаво произнес заведующий, помахав перед носом девушки мелко исписанным листком. – Та-ак, что пишет следователь Котеночкин: «Адвокат вашей консультации Дубровская, вступив в предварительный сговор с обвиняемым Светелкиным на уничтожение во время следственного действия вещественного доказательства – наркотического вещества, умышленно произвела громкое чихание, в результате чего наркотическое вещество рассеялось на близлежащие предметы и собрать его не представилось возможным. Следователем вынужденно было вынесено постановление о прекращении уголовного дела в отношении Светелкина. Полагаю, что адвокат действовала из корыстных побуждений, имея целью получение от обвиняемого крупной суммы вознаграждения. Прошу принять конкретные меры в отношении Дубровской вплоть до увольнения. Напоминаю, что она на настоящий момент является защитником по делу преступного сообщества Александра Суворова. Полагаю, что вероломная изворотливость этого адвоката может привести к непредсказуемым последствиям: запугиванию основных свидетелей обвинения, уничтожению материалов дела, а возможно, и к организации побега преступного лидера». А также объявлению третьей мировой войны, – продолжил логическую цепочку Пружинин. – Ну, Елизавета, что это такое? Будем решать вопрос об увольнении?

На глаза Лизы набежали слезы. Она опустила голову.

Кошмар того дня имел продолжение. Тогда в кабинете следователя после пресловутого чихания разразился жуткий скандал. Следователь орал так, что из соседних кабинетов повыскакивали люди, решив, что свершилось нечто ужасное – пожар, побег, покушение на жизнь коллеги. Котеночкин угрожал Елизавете уголовной ответственностью, жалобами во все инстанции, порывался вызвать конвой и упечь «прохвостку-адвокатессу» в клетку. Подоспевшие коллеги едва успокоили свихнувшегося следователя. Светелкин ржал, как обалдевший от счастья мерин. И теперь Елизавете придется расплачиваться за чужое везение! Недолгий же адвокатский век был ей отмерен судьбой. Как существовать дальше без любимой работы? Но она не уйдет покоренной, напоследок она выскажет все, что накипело в ее израненной душе. Подняв глаза на начальника и собираясь выдать гневную тираду, Елизавета вдруг увидела, что Пружинин едва сдерживается, чтобы не рассмеяться.

– Ха-ха-ха! – прорвало его. – Ну ты даешь! М-м-да… Молодой неопытный защитник… Ха-ха!.. Чихала, значит, на наркотики!

– Да какая мне от этого Светелкина корысть! – начала она. – Я его видела впервые в своей жизни.

Пружинин продолжал смеяться. Он был почти на девяносто процентов уверен, что Лиза слегка привирает.

– Ой, уморила… А вот Котеночкин говорит, что вы с обвиняемым вели себя так, будто сто лет знакомы. Да ладно, ладно, это чепуха.

Повеселившись от души, заведующий вытер влажные от слез глаза.

– Иди работай! Не бери в голову. Напишешь мне объяснительную. Ну, мол, болела, не хотела, не специально… Да что мне тебя учить. Вышлем ответ Котеночкину. Справочку из поликлиники подошьем. Пусть читает. А такими находчивыми адвокатами мы не разбрасываемся. Иди! – махнул рукой начальник.

Все адвокаты были в курсе веселого происшествия. Шутили, интересовались деталями, они по достоинству оценили Лизин тактический прием, пообещав ему большое будущее. Робкие объяснения девушки, что это произошло случайно, все проигнорировали, видимо, посчитав, что она лукавит.

А в обеденный перерыв к ней подошел Ромашкин. Порозовев от смущения, он произнес:

– Слушай, Дубровская! Мы пьем на кухне чай, не желаешь ли присоединиться?

Елизавета старалась не паниковать. Она сотни раз прокручивала в голове сценарий первого визита к своему подзащитному. Дал бы бог, чтобы все прошло гладко.

Из одежды она выбрала строгий шерстяной костюм с длинной юбкой. Минимум косметики и украшений. Ее подзащитный должен видеть в ней прежде всего профессионала, умную привлекательную женщину, но не более. Мужчины в неволе становятся падкими до женских прелестей, а искушать загнанного за решетку Зверя она не собиралась.

Зверь… Вот где философское единство формы и содержания… Елизавета внимательно рассмотрела фотографии, имеющиеся в материалах уголовного дела, припомнила фрагменты передач, посвященных предстоящему процессу. Телевидение, газеты, высокие милицейские чины и прокуратура заранее вынесли обвинительный вердикт сообществу Суворова. Местные и общероссийские телеканалы вовсю трубили о величайшем успехе уральских правоохранительных органов – разоблачении крупного преступного синдиката и аресте его лидера. Под шумок вышло несколько книг, авторы которых проявляли завидную осведомленность в темных делишках бывшего депутата Законодательного собрания области.

Физиономия Зверева как лица, приближенного к Суворову, служила живой иллюстрацией к леденящим душу обывателя подробностям. Елизавета невольно вздрогнула. Как знать, может, и неплохо, что суд присяжных пока не действует в их области. Нетрудно представить, что бандитская рожа ее клиента для простого человека выглядит как олицетворение зла, а отнюдь не воплощения кротости и законопослушания. Фотография Зверева с голым торсом, на котором красовался улыбающийся человеческий череп, обошла все газеты и вряд ли кого оставила равнодушным.

Елизавета постаралась унять нервную дрожь и собраться. Итак, какие возможны варианты?..

Она заходит и вежливо приветствует своего клиента: «Здравствуйте! Я ваш адвокат и готова выслушать всю правду, какой бы ужасной она ни была. Начинайте…» Зверев криво усмехнется: «А не пошла бы ты к чертовой матери…» Далее непечатно… Что еще ожидать от бандита?!

Этот вариант не годится. Какое ей дело до правды, она ведь не прокурор! Пожалуй, нужно сознаться, что у нее нет никакого опыта в ведении таких сложных дел. Это будет честно. «Здравствуйте, я ваш адвокат. Хочу признаться, что вы у меня первый подзащитный, и вы вправе отказаться…» Нет, и это не пойдет. Как он ответит, понятно (смотри вариант выше…). Кому нужны неопытные защитники?!

«Здравствуйте! Я ваш адвокат и хочу обсудить с вами линию защиты в суде. Не сомневаюсь, мы найдем с вами общий язык…» Вот так вроде бы неплохо. Простенько, но с достоинством.

Остановившись на третьем варианте, Елизавета решила не ломать себе голову, тем более что перед ней мелькнул дорожный указатель «с. Калач». В этом самом Калаче и находится следственный изолятор, где томится в ожидании суда Иван Зверев.

После оформления всех необходимых документов в административном здании Елизавету сопроводили через территорию с колючей проволокой. Оказавшись в тесной комнатке со стенами, выкрашенными в казенный зеленый цвет, Елизавета наконец пришла в себя. Разложив бумаги на узеньком неудобном столе, она села, по привычке желая пододвинуть стул поближе. Но не тут-то было! Привинченный к полу, он оказался на приличном расстоянии от стола. Так что записи можно было делать разве что на коленях. Напротив оказалась тесная металлическая клетка, в которой, по всей видимости, должен был расположиться ее подзащитный. На столике стояла жестяная баночка – примитивная пепельница. Отворилась дверь с окошечком, зашел конвоир. Проверив, в порядке ли замок на клетке, он подмигнул Елизавете:

– Не волнуйтесь. Запрем его так, что он не дернется.

Елизавета сглотнула:

– А что? Он может?

– А как вы думали? У него на личном деле красная полоса, что означает – «склонен к побегу и насилию». Вот так!

Бросив столь многозначительную фразу, конвоир нахмурился.

– Если что… – тут он перешел на шепот, – звоните. Конечно, если успеете.

Он показал на кнопку с грозной надписью «тревога». У Елизаветы душа ушла в пятки. Мужчина, закончив валять дурака, наконец вышел, оставив перепуганного адвоката наедине с мрачными предчувствиями.

Тишина длилась долго. Елизавета успела прокрутить в голове возможные варианты своего спасения. Дотянулась до тревожной кнопочки. Интересно, сможет ли она достать ее, не привлекая внимания? Наконец залязгали засовы, раздались тяжелые шаги. Она встала. В бокс ввели рослого молодого мужчину, заполнившего, казалось, все свободное пространство крошечной каморки. Его поместили в клетку, закрыли замки. Конвоир вышел. Повисла напряженная тишина.

– Здравствуйте. Я ваш адвокат, – услышала Елизавета собственный робкий голос.

Она замолчала, пытаясь определить реакцию сидящего перед ней человека. Сделать это было нелегко. Он ушел куда-то в свои мысли. Склонив коротко стриженную голову, он, казалось, не замечал Елизаветы. Короткая майка без рукавов обнажала его мощные плечи, на мускулистых буграх которых чернела нацистская свастика. Он молчал.

– Я не сомневаюсь, что мы найдем с вами общий язык. Я хочу обсудить сейчас линию защиты в суде… – еще более неуверенно проговорила Елизавета.

Мужчина дернул плечами. «Все, – пронеслось в голове у Елизаветы. – Сейчас пошлет меня к черту, а потом…» Она смерила глазами расстояние до спасительной кнопки.

Зверев поднял голову. В пустых светлых глазах отсутствовало какое-либо выражение. В них не было мысли. Они смотрели в пустоту, куда-то сквозь Елизавету. Его лицо исказила гримаса.

– У тебя нет ничего вкусненького? Я хочу конфетку! – вдруг жалобно захныкал он.

Оказавшись в салоне своего автомобиля, Елизавета брезгливо потянула носом. Специфический запах тюрьмы – смесь дешевого курева и человеческого горя – крепко въелся в ее волосы, элегантную короткую шубку. Этот запах, знакомый всем, кто когда-нибудь хоть раз посещал подобные заведения, останется в памяти начинающего адвоката надолго. Лиза была выбита из колеи. Нет, такого она не ожидала. Опасаясь встретить откровенно враждебный прием, снисходительную усмешку, в лучшем случае – благосклонное внимание к ее скромной персоне человека, привыкшего повелевать, ни во что не ставившего человеческую жизнь, она столкнулась с первой неожиданностью. Елизавета никогда не забудет прозрачного взгляда светлых глаз, пустых глаз идиота. Не было сомнений – человек, чью судьбу Елизавета Дубровская будет пытаться защитить в суде, является жалкой развалиной прежнего Зверя.

– Ты можешь быть свободна, дорогая, – шлепнув Мариночку по упругой попке, молвил Грановский.

Раскинувшись на кушетке со стаканом свежевыжатого апельсинового сока, приготовленного секретаршей, он удовлетворенно смежил глаза.

Посещая трижды в неделю престижный спортивный клуб, Семен Иосифович имел все основания гордиться своей неплохой спортивной формой. Плавание по голубым дорожкам бассейна, занятия в тренажерном зале, массаж, сауна, маникюр, солярий – вот далеко не полный перечень тех благ, которыми тешил Грановский свое бренное тело. Не только физкультура, но и сбалансированное питание, витамины, а также регулярный секс с молоденькими партнершами позволяли ему ощущать себя намного выше той планки, которая предполагалась для его вообще-то солидного возраста. Вот и сегодня, получив очередную дозу любви на узеньком служебном ложе, он думал о том, насколько прекрасна и занимательна жизнь.

«Боже! Что выделывала со мной эта скромница Марина! Вот уж где в тихом омуте водятся чертенята. Затейница!»

Грановский прекрасно осознавал, что старания Мариночки не столь уж бескорыстны. Получив хорошо оплачиваемое место секретарши, она больше всего боялась его потерять, тем более что желающих занять его было более чем достаточно. Она привлекательна, но есть масса девушек красивее, а главное, моложе ее. Она старательна, но найдется немало претенденток, которые будут вертеться подобно волчку за такие-то деньги. Она изобретательна в постели, и, возможно, это позволит ей продержаться на плаву немного дольше. Но, неглупая от природы, Марина осознавала, что ее положение непрочно и достаточно небольшого промаха, чтобы оказаться в рядах безработных.

Впрочем, она была недалека от истины. Грановский не особенно ценил купленную любовь и понимал, что этого добра за свои деньги он получит всегда и по высшему разряду. Утопая в неге расслабленности, Семен Иосифович предавался неторопливым размышлениям: «Женщины… Все они шлюхи. Только одни продаются открыто и дешево, другие же требуют не только денег, но и внимания, поклонения, жизни, наконец. А если разобраться, то разницы между ними никакой! Взять, к примеру, мою жену. Чем она отличается от этой всегда доступной Марины? Пожалуй, только тем, что цена, которую я когда-то заплатил, оказалась слишком высока. Я посвятил ей большую часть жизни и с течением времени все больше задумываюсь о том, что когда-то переплатил лишнее. Где женщины, о которых слагают стихи, которым посвящают песни? Где загадочность и почему вокруг одна плесень?»

– Добрый вечер, – прервал его размышления редкий по своей мелодичности голос.

Прежде чем Семен Иосифович обнаружил стремительное вторжение этой женщины, он почувствовал знакомый аромат ее дорогих духов. Он неловко вскочил, вылив содержимое стакана себе на брюки. Грановский смешался, а Ольга как ни в чем не бывало уселась напротив, вперив в него насмешливый взгляд карих глаз.

– Может, вам стоит переодеться? Я могу подождать, – сказала она, и Грановский повиновался, удивляясь в душе своей безропотности.

Удалившись в душевую комнату, он захватил с собой джинсовые брюки, случайно оставленные им как-то в шкафу. Оглядев себя в зеркале, Грановский остался недоволен своим, как ему показалось, пижонским видом. Но ничего лучшего у него под рукой не оказалось, и пришлось довольствоваться тем, что есть. Немало раздосадованный своей оплошностью, он попытался придать себе нарочито серьезный вид. Да… Не так он рисовал себе их встречу. Глупое происшествие спутало его планы и выбило из привычной колеи. Выйдя из ванной, Грановский подошел к бару и плеснул себе в бокал немного коньяка. Отхлебнув глоток, он чуть не поперхнулся, натолкнувшись на пристальный взгляд.

Грановский взял себя в руки.

– Признаться, я вас сегодня не ждал. Да и рабочий день у меня уже закончен, – холодным тоном сообщил он.

Ольга изобразила удивление:

– Вот как? Я не думала, что адвокаты придерживаются столь жесткого графика, тем более если речь идет о спасении человеческой жизни.

– Жизни Александра Суворова пока ничего не угрожает. Я работаю и надеюсь, что результаты…

– Семен Иосифович, – прервала его Ольга. – Я вижу, вам неприятен мой неожиданный визит. Но поверьте, я пришла не за тем, чтобы вести светские беседы на отвлеченные темы. Я хочу предложить вам помощь, так как думаю, что без нее не обойтись. Я жду от вас четко поставленной задачи, которую я должна буду решить.

«Вот даже как! Не постараюсь решить, а должна буду решить. Да… Самоуверенности ей не занимать. Не знаю, как мог терпеть Суворов такой стиль общения, но дамочка явно нуждается в том, чтобы ей указали на место».

Грановский не любил решительных женщин и презирал тех мужчин, которые шли у них на поводу. Он уважал сформулированные мудрыми немцами границы женской судьбы, правило трех «К»: «Kirche, Kuche, Kinder» – «церковь, кухня, дети». От себя он добавил бы, пожалуй, еще и постель. Но современная жизнь все поставила с ног на голову, и ему, преуспевающему мужчине, приходилось терпеть и ломать голову, каким образом, не нарушая этикета, дать понять этой нахальной особе, кто здесь главный.

Грановский принял правила игры.

– Ну что же, у меня есть для вас конкретная задача. Кстати, Александр Петрович просил поручить это дело персонально вам…

Он сделал паузу. Ольга терпеливо ждала. Грановский снисходительно улыбнулся:

– Не представляю, как вы с этим справитесь, но увы! Такова воля моего клиента. Он желает, чтобы только вы занимались этим. Короче… Есть люди, которые в ходе следствия дали показания, существенно осложняющие положение Суворова. Не то чтобы они говорили неправду, но…

– Вы хотите получить от них другие показания? – прямо спросила Ольга. – Ну что же, это вполне возможно. Для этого мне потребуется список этих людей и сущность тех показаний, которые они должны будут дать в суде. Вы их сообщите мне в деталях…

– Но я пока не готов. Для этого требуется время, – запротестовал Грановский.

– Сколько?

– Недели, думаю, будет достаточно, – нехотя сдался адвокат.

Ольга, вынув из сумочки записную книжку, сверилась с запланированными на следующую неделю делами.

– Решено. Я буду у вас в следующую пятницу.

Грановский поставил бокал на столик. Он был раздражен. Черт побери, его собственные ноги в неуместных для серьезного разговора джинсах смущали, отвлекали его и не давали возможности перехватить инициативу в разговоре.

– Вы даже не спросили, каким образом лучше склонить интересующих нас людей к даче нужных показаний, – сделал он последнюю попытку наставить ее на путь истинный.

Ольга на сей раз изобразила искреннее удивление:

– Это вас волнует? Не беспокойтесь, я умею разговаривать с людьми. Для спасения Александра Суворова я пойду на все. – Она приблизила к нему лицо. В темных глазах, казалось, мерк свет. Они, как непроницаемая тьма, гасили все живое и таили бог ведает какие сюрпризы.

Грановский вынужден был прикусить язык.

– Ну что же, – поднялась Ольга. – Не смею вас больше задерживать. Извините за беспокойство.

Она произнесла эту фразу столь смиренно и одарила Грановского такой ослепительной улыбкой, что ему почудилось, будто все происшедшее сегодня ему попросту приснилось. Не было дерзкой нахальной особы, была очаровательная молодая женщина с красивым, слегка кукольным личиком.

Ольга уже скрылась за дверью, а Грановский продолжал вдыхать легкий шлейф аромата свежескошенной травы, летящий вслед за женщиной.

Суворов тихо проговорил: «…если я нарушу данную мной клятву, пусть настигнет меня карающая рука моих товарищей. За предательство я отвечу смертью».

Именно так звучали последние слова клятвы, которую «суворовцы» дали в душную августовскую ночь. Это была ночь прощания с усопшими. В четырех дубовых гробах покоились тела близких Суворову людей. Они ушли от него в один день. Их искореженные тела с трудом извлекли из-под серой громады «КамАЗа». Голубую «Хонду» буквально расплющило, превратив автомобиль в общую могилу для матери, брата, тетки и водителя Володи. Это был нелепый в своей банальности несчастный случай.

Дни прощания с близкими, неизбежные хлопоты, связанные с похоронами, прошли для Александра словно в тумане. Он пытался контролировать ситуацию, вникать в происходящее, но разум отказывался принимать реальность. Казалось, весь мир Суворова, покоящийся на тепле домашнего очага, вдруг рухнул и под его руинами остались самые любимые люди – мама и брат. Если бы не поддержка верного Марьина, который взвалил на свои плечи организацию похорон, если бы не любящая Ольга, не оставлявшая Суворова ни на минуту, он не уверен, что смог бы продержаться до конца.

В ту августовскую ночь все, кто знал Александра, пришли на церемонию прощания, чтобы отдать дань памяти его близким. Конечно же, все преданные друзья были рядом. Не было только Лесина…

Игорь не давал клятвы. Он не мог присягнуть на верность Александру. Он отсутствовал на похоронах по вполне уважительной причине. Он был мертв.

Официальный вердикт организации звучал так: Лесин, контролировавший «общак», пустил на ветер общие деньги. Он украл у своих. Он – «крыса»!

Уже за это его стоило наказать. Но он куда-то скрылся, исчез, провалился сквозь землю. Лишь намного позже узнали страшную новость: врезался Игорь на машине в бензовоз где-то под Москвой. Ничего от него не осталось. Не успели родители оплакать сына, пришло новое известие, еще более ужасное. Нашли останки Игоря в районе Домодедова. Убили его и сожгли. На пепелище обнаружили лишь золотую цепочку да останки верхней челюсти с коронками. Игорь это или нет, так и осталось невыясненным. Родители его чуть с ума не сошли, а Суворов все говорил: «Пусть по бабам шляется больше ваш сынуля. Жив он и здоров. Уехал куда-нибудь с очередной пассией». Но упорные слухи продолжали растекаться по городу…

Положа руку на сердце, конечно же, Суворов знал об участи бывшего друга куда больше, чем все досужие сплетники вместе взятые. Лесин был мертв, и приказ о его физическом устранении отдал он, Александр Суворов.

«Крысятничество» Лесина – это, конечно, железный довод. Но это было далеко не все… До Суворова стали доходить слухи о растущем авторитете Лесина среди ребят. А сам он обнаглел до такой степени, что начал раздавать распоряжения, и близко не соответствующие его «скромному рангу». Поговаривали, что, кроме всего прочего, он комментировал действия Суворова и Марьина за глаза, высказывая не самые лестные эпитеты в их адрес. Воспользовавшись длительным отсутствием товарищей, он вершил в городе дела, согласуя свои действия лишь с собственными представлениями о добре, зле и справедливости. Даже Зверев, привыкший, как хороший солдат, только исполнять команды и совсем не думать об их последствиях, понял, что его друг явно свихнулся от бесконтрольности.

Дело было решенным. Лесина необходимо было убирать… Однако Игорь являлся близким другом, неразрывным звеном некогда крепкой четверки. И хотя в конечном счете он оказался неблагодарной сволочью и подлым предателем, брать на себя руководство по физическому устранению близкого товарища Александр не хотел. Умом он понимал, что сделать это должен кто-то из близких. Негоже поручать столь щекотливую миссию посторонним. Во-первых, он должен быть уверен, что все пройдет гладко. Во-вторых, смерть Лесина должна быть скрыта от своих, тем более – от чужих. Устранение можно было замаскировать под безвестное исчезновение расхитителя общей кассы. Простенько, а главное – достоверно. Выполнение неприятной миссии Суворов хотел первоначально поручить Звереву. Тот лишен ненужных сантиментов, выполнит работу чисто и аккуратно. Но совершенно неожиданно проблему с Лесиным вызвался разрешить Марьин. Помнится, Александр даже поперхнулся от неожиданности.