Текст книги "Сердце Анны"
Автор книги: Наталья Бочка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
Глава 5
В первые дни, в пансионе, восьмилетняя Аня сильно тосковала. Если и была в чём самая большая тоска, то в том, что разлучили с Сонечкой. Очень любила Аня сестру, считай, из рук не выпускала. Всегда вместе. Тем более, когда матушка померла. Поначалу плакала Аня, по сестре, да по матери. Шли недели, месяцы и грусть-тоска стала неизменным состоянием девочки. Сначала казалось, тут в пансионе, она временно, так говорили мачеха и отец. Ждала. Думала, однажды кто-то придет и заберёт домой к Сонечке.
Но время шло, а ни кто не приходил. Потом, в одно из посещений, отец уговаривал приникшую к груди дочь, что нужно подождать ещё немного, он сделает все, чтобы они были вместе и никогда не расставались. Но прошло время, а ничего не поменялось. Аня ждала, надеялась. И очень тосковала по дому.
В какой-то момент она перестала жаловаться. Поняла – это совершенно бесполезно. Чем больше она жалуется, тем больнее отцу от того, что он ничего не может изменить. И она перестала. Когда слезами уже нельзя было что-то исправить, она радовалась приездам отца. Не таила в сердце обиды. И не спрашивала, чем она могла помешать там в таком большом доме. Просто не догадывалась о том, что стала помехой. Даже когда подруги говорили, раз она в пансионе, это значит, кому-то не угодна – не верила. Она слишком любила отца и не допускала мысли, что он мог избавиться от неё.
Но печальные глаза отца говорили об обратном. Он смотрел так, будто в чём-то виноват, но не мог исправить этой вины. Он старался не говорить про это, а она не спрашивала. Отец пытался шутить, подбадривал, но у самого в глазах невыразимая тоска.
Прошло несколько лет, прежде чем Анна до конца осознала, что не выйдет из пансиона пока не закончит его. И тогда она поняла, нужно смириться и не ждать. Принимать всё как есть. И просто жить до того дня когда исполниться двадцать. И решила терпеть. Ещё тогда в терзаниях отроческих постигла она всю науку долготерпения. Поняла, что не так бывает, как хочется. Искала хорошее в буднях, не слишком задумывалась о будущем. Смирилась. Стало легче жить и терпеть.
В пребывании в пансионе она даже находила пользу. Научилась получать удовольствие от уроков и правил, подчинятся и не ждать перемен. Так легче. Реже приходило воспоминание о доме, о сестре. Под напором дней бледнело прошлое. Аня жила теперь по-другому. Будто забыла то, что делала раньше. И уже даже редкие визиты отца, не вызывали былых чувств.
В конце концов, те, кого она хотела любить больше, отдалились, а на их место пришли новые люди, что окружали каждый день. Именно они, казались теперь родными и близкими. К ним она привязывалась и тянулась. Несколько подруг и пара наставниц, стали теми людьми, что заменили всех, мать, отца, сестру. Анна углублялась в другие интересы, осваивала науки скрупулезно, насколько позволял её простой, девичий ум. Она старалась достигать совершенства в том, чему её учили.
В синем платье пансионерки с туго заплетённой косой, бледная и очень худая, Анна выглядела нездоровой и слабой, но такое впечатление оставалось лишь до того момента пока она не скажет несколько фраз. И тут, можно было понять глубину ума и благородство мысли.
Возможно, строгое воспитание, спартанские условия, или что-то внутри самой Анны, повернуло её характер в сторону совершенно неожиданную. Это обстоятельство удивляло и озадачивало окружающих. Из простой, вполне своенравной девочки из богатого дома, она превратилась в создание благочестивое, порой даже смиренное. Хотя со временем всякий понимал, что не так проста она и покладиста, ведь в случае несправедливости готова была встать на защиту того чьи интересы попраны.
Она заступалась за тех, кто младше, кого обижают, считают некрасивым, бедным или убогим. Она отдавала все, что привозил отец, тем девочкам, чьи родители не могли позволить себе даже приехать навестить. Она оберегала тех, кто был обижен и порой, ценой собственного спокойствия и безопасности осуждала тех, кто обижал. Кто-то любил её, уважал, кто-то завидовал, но были и те, кто ненавидел.
Сколько раз приходилось ей страдать от старших воспитанниц. Но Анна никогда не жаловалась. Она молчала и прощала. Знала – им тоже нелегко. Оправдывала, не держала зла, а только помогала. Именно тогда в отрочестве, совершенная добродетель, сделалась основной чертой Анны.
Пока, суть да дело, прошло двенадцать лет. За это время много полезных наук усвоилось. Два языка французский и немецкий, литература, письмо. Музицировать и рукоделию научилась. Экономику домашнего хозяйствования прошла. Немного точных наук и географию. Ну и конечно как полагается благородным леди, светский этикет и танцы.
Когда время пришло выпускаться, Анна вернулась домой с полным арсеналом образованной, светской барышни.
Характер Анны, за годы пансиона преобразился не на много. Задумчивость её сменялась добродушной весёлостью. Ласковость и мягкость граничила с твёрдостью и настойчивым упрямством. На первый взгляд ранимая, в некоторых ситуациях оказывалась стойкой, непреклонной. Совершенно ни в чём никогда не перечила, но и не подчинялась слепо. Речи Анны, наполненные справедливой рассудительностью. Она как будто извиняла всех и за всё. В её нраве не было ничего, что можно назвать плохим или отталкивающим, но масса того, что притягивало. Чиста и понятна. Казалось, вот истинно идеальный нрав женщины. Но, так мог сказать только мужчина.
Ведь бесконечное всепрощение, многих раздражало. В окружении Анны находились те, кто не верил, в истинную её добродетель и подозревал в лицемерии и двуличии. Впрочем, таких людей было не много.
Своеобразие внешности Анны выдавало скромность и сдержанность натуры. После пансиона, она выглядела совсем не броско. Несколько простых платьев неприхотливого кроя составляли весь гардероб. Она не стремилась разнообразить его, от того, что ей не казалось важным какое либо украшательство. Тщательно причёсанные волосы в идеальном порядке. Маленькие тонкие пальцы всегда цепко держали томик Байрона или Шекспира. Книга – вечный спутник Анны.
Что же касается черт её лица, темные чуть с прищуром глаза, слегка выдающийся с горбинкой нос, тонкие губы и выражение одухотворённости. Всё – без какого-либо намёка на красоту, делало её лицо интересным для рассматривания. Каждый раз неповторимое. Оно, менялось с поворотом головы и человек, что захочет его рассмотреть, не сможет понять какое на самом деле, это лицо. Красивое или нет. Та глубина, что сквозила в каждом движении, была завораживающей, порой настолько, что любой, кто попадал под это гипнотическое рассматривание Анны, не мог понять, почему невозможно оторвать взгляда. Ничего выдающегося, но так притягательно. Наружность Анны, походила скорее на монашескую. Так же её можно было принять за гувернантку, либо компаньонку, но ни как не за наследницу четверть миллионного состояния.
В то время на руку Анны появилось несколько кандидатов, но отец, из самых добрых побуждений отказал каждому из них, углядев в их порывах не только трепетное отношение, но и плохо замаскированную корысть.
Тогда ещё Анна могла обзавестись семьёй. Но в те времена Михаил Прокофьевич с повышенным вниманием пытался оберегать неискушенную душу дочери от опасностей внешнего мира. Она казалась доверчивой и беззащитной. Именно от этого отец, не верил в искренность женихов. Именно от этого стремился беречь Анну и остерегать. И не допускал даже, чтобы кто-то из соискателей, как ему казалось приданного, возможно, был бы при всём притом хорошим для дочери мужем. Отец видел в них только жажду наживы и ничего больше.
Сначала Михаил Прокофьевич просто ограждал от такого рода опасностей дочь, но потом, видно позабыл совсем, что таким образом Анна и вовсе может остаться не у дел.
Так и вышло. Молва несла далеко вести о непримиримости отца с возможным счастьем дочери.
Глава 6
Когда Аню увезли в пансион, Сонечке только исполнилась два года. Очень быстро, буквально за пару месяцев, девочка уже не вспоминала о сестре. Она была слишком мала, чтобы запомнить тех, кто был с ней в то время. И даже, когда отец говорил про Аню, Сонечка не могла представить её образ. Чуть повзрослев, привыкла к мысли, что имеется сестра, но фактически от этого понимания ничего не испытывала. Только детскую заинтересованность. Отрывки из памяти лишь иногда показывали лицо девочки, что когда-то держала на руках, но не чётко размыто. А маленький портрет, который порой разглядывал отец, чаше раздражал. Если есть сестра, отчего она не приходит? Сонечка не понимала объяснений и оправданий отца. Она была слишком мала.
Мачеха, казалась Сонечке самой красивой женщиной на свете. Яркая и напомаженная Екатерина, разодетая в шелка и кружево. Весёлая, праздничная, чуть не всегда танцующая. Она порхала, словно бабочка и казалась маленькой Соне прекрасной принцессой. Девочка тянулась к ней, считала своей матерью, хотя та никогда не проявляла никакой заботы. Не смотря на холодное отношение мачехи, Сонечка, как-то по-особому её любила, сызмальства старалась во всём на неё походить. В одежде, в манерах и даже интонацию пыталась копировать.
Воспитанием девочки занималась француженка, нанятая мачехой, скорее для того, чтобы малышка не путалась под ногами. Но Сонечка всё равно мешалась и надоедала. Лишь только приезжали гости, она неслась встречать, бегала, радовалась и снова раздражала Екатерину. Малышка смотрела на роскошно одетых женщин и всячески старалась быть там, среди них. Шум гостиной привлекал её даже больше сладостей и игрушек. Полный дом людей, музыка, танцы, вот – что манило Сонечку. Она носилась по гостиной вечерами, трогала платья и волосы дам, кричала и танцевала, старалась привлечь к себе как можно больше внимания, и это не слишком нравилось гостям. Сонечка приставала к мачехе с детскими просьбами, чем неизменно выводила её из терпения.
Екатерина не была так уж сильно строга, возможно, от того чтобы не раздражать отца, остро реагирующего на замечания сделанные дочери, но всякий раз сдержанно приказывала француженке увести девочку. Лицо мачехи всегда при этом выражало натянутую приятность. Сонечку уводили, к большому её неудовольствию. Она начинала кричать и плакать. Падала на пол, била ногами. После нескольких таких истерик, мачеха перестала отправлять девочку и терпела, как могла, детские, не всегда приличные выходки.
Но однажды всё – прекратилось. Исчезло. Тогда Сонечке было около восьми лет. Как-то утром она проснулась и странная, пустая тишина поразила слух. Девочка встала с кровати и выбежала в холл, перегнулась через перила лестницы и прислушалась. Тишина. Босиком спустилась вниз, в гостиную – пусто. В столовой – так же. Поднялась и подошла к кабинету. Сонечка толкнула чуть приоткрытую дверь и увидала отца. Он стоял у окна, скрестив на груди руки. Девочка вошла и он обернулся. Посмотрел невидящим взглядом, какого Сонечка не знала ещё или не помнила. В глазах его горечь, невероятная грусть.
Но в следующий момент, он улыбнулся, раскрыл руки для объятий и приблизился к дочери.
– А где все? Где мама? – Сонечка прижалась лицом к отцовской груди.
– Уехала. И все уехали.
– Но почему они не взяли меня? – слёзы стали набегать на глаза девочки.
– Потому что они, больше сюда не вернутся.
– Ты их прогнал? – девочка вдруг отпряла от отца, – Это ты! Ты прогнал их!
Отец вдруг посмотрел строгим взглядом, хотел сказать что-то, но одумался и не стал. Он отошел к окну и снова сложил руки на груди.
Соня не унималась:
– Я хочу поехать с ними, хочу с мамой. Я сейчас же поеду туда, где они.
– Ты ни куда не поедешь, – тихо сказал отец.
Сонечка понимала, что сделать ни чего не может и от бессилия стала топать ногами.
– Я ненавижу тебя, ненавижу. Это ты виноват, – она выскочила из кабинета и кинулась в свою комнату.
Там, она подбежала к шкафу и стала выкидывать вещи. Открывала новые шкафчики, выбрасывала всё что там есть. Сонечка пришла в состояние ярости, её трясло от громких всхлипываний. Но вдруг, что-то упало, звон стекла остановил резкие движения. Она глянула на пол и увидела маленький портрет. Подняла его. С латунного овала на девочку смотрело родное лицо. Это был портрет матери. Сонечка села на пол среди вещей и заплакала.
К четырнадцати годам Сонечка многое повторяла из поведения мачехи. Импульсивная, резкая, капризная до истерик, она ни с кем не церемонилась ни с отцом, ни тем более со слугами. Пронзительный голос её, часто эхом разлетался по дому. Горничные хитро переглядывались, заслышав крики молодой хозяйки, жалели тех слуг, кому сегодня не повезло прислуживать барышне.
В краю угла интересов Сонечки в то время, стояла её собственная внешность. Очень много времени она проводила возле зеркала. Иногда, искала в отражении сходство с портретом матери. Но, так хотелось хоть чуть-чуть быть похожей на мачеху. Природу не обманешь, а темные тугие пряди невозможно поменять на русые. Традиционный с горбинкой нос, какой от Авдотьи достался обеим дочерям, трудно сравнить с точёным носиком Екатерины.
Сонечка переживала тот страдальческий период, что проживает каждая девушка в четырнадцать лет. Неудовлетворённость собственной внешностью отражалась на окружающих. Она замучивала горничных с причёсками и нарядами, кидала и топтала все, что не нравилась, а потом снова требовала привести в порядок. Сонечку было трудно понять, переменчивость её доходила до того, что горничным доводилось по много раз приносить и уносить вещи. Чистить их, гладить или даже повторно стирать.
Но одно обстоятельство в характере Сонечки, было понятным почти сразу. Любой мог угадать в ней создание довольно слабое, недееспособное. По сути, она не умела ничего сделать без посторонней помощи. Настолько зависима от других, что стоило служанке отлучится, и это уже было сравнимо с катастрофой. Сонечка не могла ни раздеться, ни одеться сама, ни даже умыться. Она вечно жаловалась и кричала. По любому поводу. Это было настолько утомительно, что драгоценные минуты тишины, ценились в доме как дар.
Больше всех доставалось Михаилу Ильичу. Он слишком много потакал капризам маленькой Сонечки, а когда она подросла, с сожалением понял, какую ошибку совершил. Назад уже не было пути, теперь он хотел только лишь одного – покоя. Но покой не приходил и в ближайшем будущем, не ожидался.
От слепой любви и постоянного чувства вины за старшую дочь, он стремился дать младшей всё, что она хотела. Но тем наносил непоправимый вред и ей и себе самому. Что говорить, Михаил Ильич осознал это слишком поздно. Когда он навещал Анну в пансионе, с удивлением замечал, насколько велика разница между дочерьми. Он, конечно, страдал. Осознание того, что одну дочь, он так жестоко отлучил от себя и от дома, а вторую испортил, отравляло его существование. Как ни старался Михаил Ильич всё исправить, но и в том и в другом случае попытки его оказались слишком запоздалыми.
Именно в тот день, когда он вернулся из дальней поездки, и в дом, за ним зашла девушка в сером платье и черной шляпке, жизнь в усадьбе, как будто, сразу стала меняться. Каждый, кто тогда находился в доме, словно задышал по-новому. Приезд Анны можно было сравнить с целительным бальзамом, для долго не заживающей раны. С самых первых дней, дом будто вернулся в те времена любви и благополучия, какие были при Илье Прокофьевиче и Авдотье, когда только взаимопонимание царило здесь.
Встреча сестёр не была бурной. Анна подошла к Сонечке, обняла её и долго не выпускала из объятий. Потом она глянула в её в лицо, положила руки на щёки Сонечки и произнесла:
– Милая моя. Хорошая моя.
Каково же было удивление, когда вместо послушной и ласковой маленькой девочки, когда-то обвивающей ручками шею Анны, перед ней предстала наряженная в яркое платье четырнадцатилетняя кокетка. Младшая сестра, далёкая от пуританства, в поступках, без намёка на дисциплину. Но Анна не смотрела на это, она видела только дочь своей матери, маленькую сестру, свою Сонечку. Любовь, которая в стенах пансиона немного угасла, с новой силой захватила Анну. И тогда, она решила, больше ни когда не расставаться с сестрой, ни при каких обстоятельствах.
Сходство сестёр просто удивительно. Обе похожи на мать. Не будь, между ними разницы в шесть лет можно было бы сделать предположение об одномоментном рождении. Но выражение лиц – Анны, со стойким отпечатком добродетели и Сонечки с шаловливым взглядом юной кокетки, путало и сбивало с толку. А разница в одеянии и причёсках была столь разительна, что на первый взгляд могло показаться, будто рядом стоят барышня и гувернантка.
С уверенностью можно сказать, что ласковое выражение лица и нежные объятья Анны отрезвляюще подействовали на Сонечку. Она словно затаилась и стала наблюдать, хотела узнать, нет ли тут какой хитрости, призванной повлиять на её нрав, но всё чего она добилась, это перемен в собственном поведении. Присутствие Анны как будто сдерживало эмоциональность Сонечки. Любые вспышки гасились добрым отношением сестры. Спустя некоторое время Сонечка уже понимала бесполезность, и даже глупость этих истерик. Порой визгливые нотки, всё же прорывались, но очень быстро затихали. Как будто становилось неловко перед сестрой. Неожиданно для себя Сонечка поняла, что делала всё не правильно и не так. Появление Анны, остудило капризный нрав Сонечки, ведь она получила возможность, как будто посмотреть на себя со стороны, но в другом облике, с иным углом зрения. Нельзя сказать, что ей это понравилось – но это помогло.
Прошло ещё немного времени и Сонечка даже начала стыдиться своего прошлого поведения. Порой проскакивала некоторая импульсивность, но уже с более добрыми намерениями. А те капризы, что ни как не могла сдержать, приводили только к улыбке сестры. Каждый раз, когда Сонечка бежала к Анне пожаловаться на что либо, та доступно объясняла, почему жалобы эти беспочвенны. И Сонечка понимала, да действительно так. Теперь она стремилась всячески показать Анне не бесполезность своего существования. Она старалась, тянулась и подражала сестре. Слабые попытки, сначала неуклюжие и бестолковые, но после смелые и осмысленные довели до того, что перемены стали явными и, казалось, бесповоротными.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
