Текст книги "Сердце Анны"

Автор книги: Наталья Бочка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Наталья Бочка
Сердце Анны

Часть 1

Глава 1

– Федюшка, Федюшка,– матушка высовывалась почти наполовину из окна, – да где ж он озорник запропастился? Семён! Семён!

Из-за угла появился Семён. Невысокий старик с руками почти до колен:

– Чего горлопанишь, вон он в амбаре прячется. Федька итить твою за ногу, ну ка, давай сюда паршивец, нето шас колоду возьму, – прокричал Семён в направлении амбара.

– Я те возьму, – возмутилась матушка, – иш какой.

Семён усмехнулся и что-то проворчал себе поднос, собирался снова за угол зайти, но матушка остановила:

– Да где ж он, Семён, голубчик сходи поклич, щи с пампушками стынут, – и она подмигнула Семёну.

После слов, про щи и пампушки что-то в амбаре заскрипело и свалилось. Широкая бревенчатая дверь с толстыми щелями медленно отворилась, и показался грязный мальчуган лет пяти. Одежда его и волосы все истыканы соломой. Он прищурился на солнце и хитро сказал:

– А что матушка, никак звали к обеду?

– Я вот тебе сейчас такого обеду устрою. Наобедаешся. Вот охайник, где ж ты лазишь полдня? Кричу, кричу не докричишся. Быстро умываться и за стол. Чтобы мигом мне.

Федька стрелой побежал в сени. Там Марфа наскоро почистила ему брюки и рубаху и нещадно умыла лицо. Федька уже привык к такой её ласковости. Поэтому не обижался ничуточки. К столу он пришел уже довольно чистым. Матушка накрывала. Быстрым взглядом окинула мальчишку и улыбнулась.

Матушка, как считал Федька – очень красивая. Он всегда ей любовался. Может от того что мало людей видел Федька, а деревенские женщины все сплошь не такие как матушка. Ни одной женщины красивее он не встречал. Ему казалось, что она и есть все те красавицы, которых описывают сказки. Он каждый раз представлял матушку, когда кто-то рассказывал волшебную историю.

Лицо её даже снилось ему, круглые голубые глаза, алый рот. Тёмные волосы в тугой косе. Когда она расчесывала их гребешком, Федька всегда стоял рядом и иногда засовывал в волосы пятерню. Матушка улыбалась и это нравилось Федьке. Привязанность к матери была очень сильной. Порой ночью, он вставал с кровати и шел к матушке, тихонько ложился рядом и старался не шевелиться, чтобы она не проснулась. Но она не просыпалась, а во сне обнимала его и целовала в макушку или затылок.

Федька знал всегда, что как бы он не шкодил, как бы ни баловался, матушка почти никогда не наказывала его. Обещала взять розги или поставить на горох, но никогда этого не делала. Даже Семён упрекал её за это:

– Смотри Мария, вырастишь шалопутного. Без наказания дитя нельзя оставлять, залезет на голову, не стряхнёшь.

– Да за что ж его наказывать, – смеялась Мария,– это же дитё. Побалует, да перестанет.

Знал Федька эту свою безнаказанность и конечно этим пользовался. Жизнь его протекала в сытости и приволье. Матушка не бедствовала, хозяйство кой-какое имела. Семён и дочка его Марфа вся, считай, семья. Бегал Федька целыми днями с деревенскими мальчишками в игры играл, кур гонял, на ставок порыбачить, да искупаться. Ни забот, ни хлопот.

Но однажды все переменилось.

Что и как получилось, этого не знал Федька, слыхал несколько слов, что Семён в сенях Марфе шептал – “Отравила чертовка – говорил, – со свету сжила”. Что это значит, не понимал Федька, только видел, как его матушка красавица чахнуть, вдруг, стала на глазах.

Так же бегал, хулиганил, но как вечером домой возвращаться к матери в половину порой и не пускают.

Приходил пару раз человек со странным запахом, что-то говорил Марфе. Какое питьё давать.

Ночью уже не мог Федька к матушке пройти, то Марфа, то Семён рядом с ней ночевали. Но однажды удалось, всё же, бесшумно пробраться.

Несколько дней кряду не видел Федька матери, и сильно от того страдал. И вот ночью решил проскользнуть, когда Марфа заснёт. Так и сделал. Встал с кроватки и пошел тихонько в опочивальню. В темноте прислушался, Марфа на лавке похрапывает. Нырнул быстро в кровать к матушке и прижался к ней, сильно соскучился. Почувствовал её дыхание. Шевельнулась Мария и Федьку тихонько притянула, поцеловала его в затылок. И заснул он счастливый и спокойный.

А на утро, проснулся снова в своей кроватке, встал и пошел к матушке, а по избе запах. Да голос, что-то запевает. Подошел к двери, открыл. Лежит матушка недвижно. Лицо бледное, губы синюшные, а над ней священник молитвы поёт.

Помнит ещё Федька и деревянный ящик, какой Семён весь день колотил, помнит, как всхлипывал над бледным лицом матушки.

Потом сказали, будто ушла она, вроде как на небо и когда вернётся неизвестно.

А что ей там, на небе, если здесь, он – Федька.

Глава 2

Всё так же бегал Федька с ребятами, по деревенским улицам. Кур гоняли, собак пугали, свиньям хвосты крутили. Иногда под вечер так замается, что и за столом прямо засыпал. А на утро опять дружки босоногие со двора зовут.

И как будто ничего не менялось, всё так же хорошо и раздольно живётся Федьке, только иногда про матушку вспоминал. У Семёна спрашивал, отчего она так долго не возвращается. Много дней уж пролетело, как ушла. Обратно, когда ждать, не понятно. К Марфе тоже приставал, а она всё отмахивались. Иной раз глянет на Федьку, вздохнёт и слезу уронит. Непонятно, отчего.

Однажды пришел человек. Улыбчивый, добрый. В одежде чистой, не такой как мужики деревенские ходят. Долго Федьку разглядывал. Прищуривался и всё что-то под нос себе приговаривал.

В тот день, гулять не пускали. Разговоры вели, всё про Федьку, больно часто он своё имя слышал.

Потом, Марфа переодела мальчугана в наряд новый, чистый, почти как у того человека. Узел собрала, все, что у Федьки имелось, туда сложила. Вывели мальчишку из дома, Марфа всё его крестила, всё что-то причитала, да плакала. А Семён прижал к себе мальца:

– Ну, – говорит, – смотри, не озорничай там шибко.

А где – там, не сказал.

А потом приезжий посадил Федьку в дрожки, сам рядом сел и спрашивает:

– Ну что Фёдор, поедем учиться?

Молчит Федька глазами лупает, ничего не понимает.

И покатились дрожки по дороге. Деревенские ребята – по заборам стояли, кто рукой махнёт, кто крикнет, что на прощанье. А пёс соседский так на кобылу брехал, что аж до хрипоты.

Впервые в жизни, ехал Федька в настоящих барских дрожках, в каких господа ездят. Пока в дороге были, чуть голову не свертел, хотелось получше окрестности рассмотреть. Ёрзал так, что, вскорости зад заболел.

Ехали долго, даже ночью. Два раза, останавливались в больших дворах, где людей множество. Дрожки, да телеги, лошади, собаки. В таковых местах Федька никогда не бывал. Люди там разные. Есть деревенские, по крестьянскому одеты, а есть и барыни, да такие, что и взгляд не оторвать. Платья что тот – колокол. Отчего они это надевают? Неужто другого ничего нет. Неудобства одни. Как в таком платье по деревне бегать? Враз запутаешься. Видно им не слишком это нужно. Всё ходят, важничают. И сидел Федька с открытым ртом, до того всё в диковинку.

А человек, что с Федькой, за руку крепко держал, вроде как, отпустить боялся. Но всё равно, ни куда бы Федька не делся, страшно в чужих краях, среди чужих людей. Только надеялся, что там, куда едут они, ждёт его матушка. Решил – это она за ним послала. Ведь не может быть, чтобы она совсем за него забыла. Вот и решила человека за Федькой прислать. Только ехать, оказалось, вон как долго.

Но вот, спустя три дня и две ночи подъехала коляска к высоким воротам, тут – путешествие и окончилось. Вышел из дрожек сопровождающий, в калитку стукнул. Открылось оконце. Лязгнул засов и калитка отворилась. Вышел человек весь в черном, верёвкой подпоясан. Глянул на Федьку тёмным взглядом, у того от страха аж в животе заурчало. А приехавший с Федькой подтолкнул мальчонку к калитке и бумаги чёрному протянул. Тем всё и закончилось.

Тогда, возле ворот тех высоких, началась у Федьки новая жизнь.

Если бы мог он, хоть на немного представить себе, в какое место попадёт, то возможно, ещё тогда, в дороге, сбежал бы и не оглядывался. Но, это он уже потом понял, спустя месяцы и даже годы.

Привезли мальчишку в закрытую школу, при мужском монастыре.

В школе этой подавалось довольно серьёзное обучение. Строгая дисциплина и жесткие методы воспитания обламывали все изъявления воли или характера. Многолетняя система наказаний заставляла учеников выполнять все предписания и правила.

Перед страхом остаться без еды или быть жестоко наказанными, стайка полуголодных мальчишек готова была зубрить любые правила и догмы. Но это не спасало младших и слабых. Старшие ученики отбирали еду и поколачивали тех, кто не мог за себя постоять. Несколько лет проведённые здесь, запомнились Фёдору неуёмной тоской, болью и унижениями, бесконечным чувством голода и холода.

В этих условиях Федька вынужден был научиться существовать. Но конечно, это произошло не с самого начала. Не сразу понял он, а только после множества показательных уроков, что выживает тот, кто сильнее. Конечно же, не сразу пятилетний мальчишка, научился выдержке и преодолению. Узнал невозможность терпеть, но и невозможность пожаловаться. Не сразу понял, что если он не возьмёт сам, то ни кто ничего не даст. По крупице, по камешку собиралось и складывалось в его мозгу осмысление этих истин. И так, постепенно не сразу, он стал следовать им.

С самого рождения, каждый человек имеет свой набор качеств, то, что называется – характер. То, что будет с ним всегда, на протяжении всей жизни. Но, в определённых условиях, качества эти способны меняться. Порой невозможность сопротивляться обстоятельствам заставляет, подчиняется им и следовать в том направлении в какое вовсе человек и не стремился.

В детстве, невозможно выбрать окружение. Приходится существовать там, где рождён или куда определяют. Ребёнок не можешь решать, за него это делают другие. А ему приходиться только приспосабливаться к обстоятельствам. И характер его, начинает свой путь в той среде, в какую поместили.

Всякое общество может сломать то положительное, что дано с рождения. Но может, напротив, развить и усовершенствовать. Хорошо если так. Если условия позволяют раскрыться личности, напитываться лучшими качествами. А если нет? Если попасть туда, где само слово существование звучит как насмешка. Где у человека нет голоса, где всё, что он скажет ни кому не нужно, а за инициативу, только наказание. Что тогда? Куда денутся все самые лучшие черты характера. А что будет с худшими? Куда спрячется тот огонь, что не в состоянии вырваться наружу. Уйдет или затухнет навсегда? Что делать, когда свободная душа будет упрятана в узкие тёмные комнаты?

Или напротив, что если пламя всё же вырвется?

Что будет делать маленький Федя, когда обласканного любовью матери и ветром свободы, его приведут в комнаты с серыми стенами и оставят там на много лет? Что случится с его смехом, с бесшабашностью?

Он изменится, покорится и может даже сломается. Что угодно, но – точно станет другим.

Потом уже, он сам, мог обидеть слабого, забрать, побить, оттолкнуть, того кто бросится на него в голодном негодовании. Именно тогда, когда учили его самопожертвованию, он отбирал. Говорили о самобичевании, и он бил.

Тогда, не смотря на святые истины, на праведное учение, выплёскивалась из него неугомонная энергия, словно ветер, что не сдержать.

Глава 3

Когда, вздохнув с облегчением и перекрестившись на ворота монастыря, Фёдор покинул школу, всё, что он знал кроме непреложных истин и дисциплин, отмеченных в дипломе, это неукротимое желание владеть миром.

Очень легко его приняли в университет. В этот момент, почему-то, потянуло в юриспруденцию. На том и встал.

Здесь, в университете, в другом совершенно обществе, он, быть может, только на мгновение смешался. Но тот таран, что сидел в нём и тут пробил стену. Он шел напролом, рисковал. Очень скоро вокруг него собралось общество самых, что ни есть отвязных гуляк и прожигал. Фёдор властвовал и руководил. В компании этой были отпрыски богатых дворян, зажиточных мещан и купцов. Молодчики, что привыкли кидать деньги, не считая. Тут были и прилипалы, что норовили погулять за чужой счёт.

Тогда же, в университете, много времени Фёдор стал посвящать, так сказать, интимному воспитанию. Сначала, грубый опыт борделей и трактиров. Постепенно, по мере того как наука эта осваивалась Фёдором всё глубже, методы его обучения становились всё увереннее и виртуознее. В конце концов, искусство обольщения, стало считаться одним из талантов Фёдора.

Он не относился к этому серьёзно, за несколько лет была пара увлечений, но не таких, чтобы о них вспоминать. Отношения с женщинами не стали для него тем столпом, на который, женившись, опираются мужчины. Он не считал женитьбу важным жизненным моментом, скорее помехой, какую к себе близко не подпускал. Не хватало еще, чтобы над ним потешались, так как он потешался над другими. Вполне естественным выглядело в глазах окружающих то, что он не стремился связывать себя узами брака. Пусть даже с самой богатой и влюблённой барышней.

От того, что общение с женским полом, какое имелось в доступности у Фёдора, оказалось вполне достаточным, то и никакого другого заводить не было срочной необходимости. Ничего в том зазорного, что во время весёлых посиделок с друзьями в окружении мелькали женщины легкого поведения, ведь что ни говори, а без этого ни как не выходит.

Удивительно, но в этом невероятном пылу, за бесконечной чередой веселья, успевал Фёдор учится. Как это у него получалось одному ему известно. Светлый, пронзительный и цепкий ум его, не раз поражал наставников. Было удивительно, как без намёка на утруждение он сдавал сложнейшие работы. Отношение к обучению, граничащее с наплевательским, в то же время поражало исполнительностью и держало наставников в постоянном напряжении. Ни кто не понимал как такое, может быть.

Многие от него страдали, но так же некоторые восхищалась. Странно было наблюдать за человеком, который практически ненавидит учёбу, но так старательно по ней идёт. Как – подневольный. Будто ему дали задачу и он – хочет, не хочет, а исполнить должен. Но ведь не каждый будет выполнять то, что не нравится, если только он подневольный.

Иначе, в силу характера, или ещё по каким импульсивным причинам, если вдруг, Фёдор захотел бы кинуть всё и уйти из университета, кто знает, как отнеслись бы к такому решению, его тайные покровители. Не зная, ни одного человека из своих родственников, Фёдор понимал, что возможно никогда этого и не узнает. Поэтому, осознавая всю тонкость и неопределённость положения, он учился и в этом смысле не рисковал. Хорошо еще, что он хоть сколько-то понимал важность этого намерения. Фёдор чувствовал, сопротивляться бессмысленно, шел вперёд, туда, куда толкали. Он не спрашивал, почему так. Да и спросить то, было не у кого. Раздираемый сомнениями и неизвестностью, он брал всё, что давалось.

Ещё – он знал, что не беден. Хотя, происхождение средств, было ему не ведомо.

Фёдор получал тысячу рублей в год. Плата за обучение всегда была погашена без него. И в этом смысле, Фёдор совершенно не тревожился. Он до того наглел, что уже даже не удивлялся ежемесячным переводам на его имя денежных сумм. Принимал как должное. Ладно бы если средства эти тратились на пропитание и достойное существование, но они полагались на весёлые попойки и досуг. Что-то конечно, уходило на обновление гардероба, на оплату счетов по жилью. Львиная доля всегда шла, на единственный интерес, в каком кто-то, когда-то замечал Фёдора – на трактиры и женщин.

И, без зазрения совести он тратил полученные средства. На то, что считал верным. Тогда он довольно быстро сообразил, что деньги-то ему даются, а вот отчёта о потраченном ни кто не требует.

После университета по рекомендациям, Фёдор нашел неплохое место в суде. Стал зарабатывать, но работа не затянула. Он понял вдруг, что профессия, какую он осваивал, и довольно успешно, несколько лет, оказалась скучнейшим занятием, и наотрез отказался этим заниматься.

Что именно собирался делать Фёдор, он не знал. Надеялся, обстоятельства, в какой-то момент жизни, подбросят достойную идею. Но время шло, а все его занятия заключались в передвижениях из одной гостиной в другую, из одного борделя в другой. А так же в череде ночных приключений, что неизменно заканчивались скандалами и драками.

Но, не смотря на это, его везде принимали. Правда, мало кто представлял точный статус – Фёдора Михайловича Пашина и место, что он занимал в свете. Но, раз человек состоятельный и нрава неординарного, соответственно и интерес к нему вполне понятный. Он был очень известен, тем более среди разгульной молодёжи, а так же барышень на выданье. Хотя и некоторые дамы постарше, нередко проявляли к нему интерес.

Что ещё играло в его пользу так это то, что по слухам, он был непомерно богат. Но сколько на самом деле он имел денег, не знал никто. Лишь только домыслы и предположения слышны в гостиных Петербурга. Многие утверждали, будто денег он не считает, сорит направо и налево. Кто-то говорил, что он тратит тысячи, другие клялись, будто он миллионщик. Но ни то, не другое не было верным. Видимость, какую создавал беспокойный нрав Фёдора, слишком преувеличивала то, что было на самом деле.

Глава 4

Всё это время – годы напряженного ожидания. Он постоянно ощущал, чьё-то незримое участие в своей судьбе. Кто-то, бесконечно делает выбор за него. Двигает вперёд, оберегает. Он хотел знать, что это за человек? В чём причины такого покровительства? Ведь если Фёдор, простой, деревенский мальчуган удостоился этой благодати, на то должны быть веские причины. Что есть в нём, чего нет в других?

Фёдор думал об этом день за днём. И даже ночью. За любым делом, эти мысли не покидали его. Что такого в нём особенного? Кто он?

Он понимал, что никогда уже не увидит свою мать. Всё что мог вспомнить, было не чем иным, а уходом её в другой мир. Он не знал обстоятельств её смерти, но собирался обязательно выяснить это, когда появится возможность. Несколько слов, которые он силился не забыть произнесённые Семеном в тишине сеней – «Отравила чертовка, свела в мир иной”. Не было никаких сомнений, что мать умерла тогда в деревне. С трудом вспоминался человек, который приехал и увёз Фёдора. Кто он? Если отец, почему не признался, отчего не приходил все эти годы?

Раз кто обеспечивает, значит, есть причина. Возможно, и даже, скорее всего, по родству. А раз, так и правильно – пускай платит, тот, кто должен. Пусть отвечает, за него за Фёдора рублём, раз столько лет, не участвует лично.

Пытаясь хоть что-то восстановить в памяти, Фёдор заходил в тот же тупик. И снова вопросы, вопросы. Откуда – то, что он получает? Деньги, оплата счетов, университета, содержания, проживание. Откуда?

Он видел студентов, которые носят до дыр изношенную одежду. Знал тех, кто не может купить даже хлеба, но с голодными глазами зубрит латынь. Он знал тех, что и пальцем не пошевелят для учёбы, что бросают деньгами как бумагой, хотя одна такая бумажка может год кормить целую семью. Он видел и то и другое, только не мог понять, где находится он сам. В каком статусе? В каком измерении?

Всё шло своим чередом. Так как с самого детства Фёдор был обеспечен, то и не знал ничего другого. Вольготное существование его достигло той точки, от которой человек понимает, что не изменится ничего. Привык к постоянству. И совсем не предполагал, что стабильность может закончиться.

В те дни Фёдор шумно отпраздновал с друзьями свой тридцатый день рожденья. Он был полон сил и надежд на будущее, хоть и не слишком его представлял.

И вот, именно тогда, когда не ждал, он, вдруг, не получил полагающихся денег. То, что столько лет казалось привычным, неожиданно перестало быть таковым. В назначенный день перевод не пришел. Не пришёл и через неделю, месяц. Ничего. Вместо этого появился человек и протянул письмо, в котором говорилось, что содержание будет прекращено, до тех пор, пока Фёдор не устроится на работу.

Сначала, злость овладела Фёдором. Почему он должен работать? Но вскоре понял, это не шутки, решил не искушать судьбу и не раздражать людей, что благоволят к нему. Требование их справедливое. Значит нужно выполнить то, что требуют.

Впрочем, здесь он не слишком старался. Место подыскал товарищ по университету, что работал в суде. И снова Фёдор принялся за дело, которое казалось скучным и не интересным. Только теперь он, вроде как, обязан это делать, и от того работа, стала ещё более ненавистной.

Когда дают деньги и не говорят, куда их нужно тратить, а всё, что требуется это получать образование – это одно. С этим ещё можно как-то смириться. Но совсем другое, когда почти заставляют работать. Отбирают то, к чему привык и без чего уже не в состоянии справится. Раньше казалось, что прожить то без этих средств можно, но это только казалось.

Он не был готов прогибаться опять. Но не мог влиять на ситуацию. Как тогда в детстве, в монастырской школе, он не мог повлиять на то, что его побьют или отберут еду. Пережить это чувство вновь? И тогда Фёдор решил сломить то, что ему навязывают. Да, он понимал, что поступает неправильно, что нужно зарабатывать деньги, а не получать их. Но какая-то внутренняя нетерпимость к зависимому своему положению, бунтовала внутри его сознания, и он решил, не противится этому бунту.

Но в то же время Фёдор очень чётко осознавал, что живёт неправильно. Расслабленно. Не так, как если бы чувствовалась в его жизни определённость. Если бы она была, обязательно бы жил по-другому. Более правильно. Более верно. Но определённости ни кто не давал. А значит Фёдор жил, как жил, тревожась лишь о том, сколько ещё это будет продолжаться.

Тогда, в тридцать лет он решил, наконец, всё прояснить. Решил понять, что происходит с его жизнью и где разгадки тайн.

Он решил найти того, кто присылает ему деньги.