Текст книги "Зеленая собака, или Повесть о первоклассниках"

Автор книги: Наталья Хмелик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Наталья Хмелик
Зелёная собака,
или Повесть о первоклассниках

Зелёная собака пока не появилась

Валентин мчится по коридору на велосипеде. Ни о какой зелёной собаке он пока не знает. Пригнулся к рулю, и коридор сейчас вовсе не коридор, а огромное длинное шоссе, которое ведёт в другие города, к синему морю, в тёмный лес, за зелёные горы и вообще далеко. Свист ветра сопровождает отважного путешественника Валентина.

Брат Сашка, конечно, поспешил бы следом на своём синем педальном тракторе, но Сашка ещё спит, посапывает в детской, из-под одеяла высовывается его розовая пятка.

Летит, летит велосипед «Дружок». Эх, нажать бы на звонок, чтобы все вокруг знали: Валентин совершает своё отважное путешествие. Но этого делать не следует. И подъезжать к двери кухни тоже не следует, тогда путешествие может пройти удачно. А иначе оно удачно не пройдёт ни за что. Потому что на кухне сидит папа и пьёт чай. И хотя папа торопится на работу, он обязательно найдёт время, чтобы сказать: «Сколько раз я просил не ездить на велосипеде по квартире?» Много раз просил, очень много. Ну и что?

Задаст папа этот свой усталый вопрос, и придётся Валентину разворачиваться и рулить в детскую.

Считается, что Валентин задаёт много вопросов – всё «почему?» да «отчего?». Без конца. Ну а взрослые, если разобраться, мало вопросов задают своим детям?

«Сколько раз я тебя просил?» «Зачем в твоих карманах столько всякой дряни?» «Будешь ли ты наконец убирать на место свои вещи?» «Неужели так трудно уступить младшему брату?» И это ещё далеко не всё. «Кто за тебя будет умываться?» «Разве нельзя запомнить?»

Отвечать на эти вопросы нечего – надо просто их выслушивать и помалкивать. Потому что когда взрослые отвечают детям на их детские вопросы, это у них называется развивать ребёнка. А когда ребёнок отвечает на такие вопросы взрослых, это называется пререкаться. И мама обязательно скажет: «Не пререкайся. Сколько раз говорить?»

Сегодня Валентину очень хочется нарушить правила движения, прокатиться с ветерком по коридору, заглянуть на кухню, оттуда вкусно пахнет яичницей, и мама с папой разговаривают, а из детской не услышишь, о чём они говорят. Тем более что из кухни доносится его имя: «Валентин».

До шести лет его звали просто Валей и даже иной раз Валькой. Но теперь он уже взрослый парень, ему купили ранец. Осенью он пойдёт в школу. И все, даже маленький брат Сашка, которому и всего-то четыре года, называют его уважительно Валентином.

– Валентин, убирайся с дороги со своим велосипедом, – говорит мама из кухни, – кто за тебя будет умываться, скажи, пожалуйста?

Во вопросик! А ничего было бы, умываться за другого. Сашка, например, моет с мылом и уши, и шею. А он, Валентин, от этого чистый. Неплохо. Только Сашка тоже, между прочим, не дурак, хоть и маленький. С мылом-то и уши, и шею. Жди от него.

Валентин разворачивается, кричит на всю квартиру:

– Красный свет! Кирпич! Нет проезда!

И мчится в детскую.

Раньше он спорил с мамой часто. Доказывал, что в карманах не дрянь, а шурупы и камни-сверкачи, а также кафель немного отколотый. А убирать на место свои вещи нет смысла, если завтра опять будешь играть в эту же игру, и снова придётся вытаскивать из ящика и фишки, и кубик, и карточки. Или послезавтра, в крайнем случае, он снова будет играть в эту игру. Пусть полежит посреди комнаты. И ещё он пытался объяснить маме, что уступить младшему брату вовсе не так уж легко. Иногда легко, а иногда очень и очень трудно.

Тут как раз брат Сашка проснулся, вскочил и помчался – в коридоре звонил телефон. Сашка схватил побыстрее трубку и произнёс, отчеканивая каждый звук:

– Вы ошиблись!

Он тут же положил трубку, а мама ахнула:

– Да ты что? А вдруг это был очень важный звонок? Из худфонда! Или из издательства! Или мало ли откуда!

Но Сашка в своей пижаме с жёлтенькими птичками прошёл в кухню с таким видом, что все должны были понять: у него там совершенно неотложное дело.

Мама – художница, она рисует картинки к детским книгам. Рисует мама дома, на её столе всегда разложены всякие замечательные вещи – краски, кисточки, цветные баночки, тюбики, бутылочки, коробочки. Трогать ничего нельзя, тут уж действительно нельзя. И в мамину комнату входить поэтому лучше не надо. А в те часы, когда мама работает, нельзя даже в дверь заглядывать, чтобы её не отвлекать. И Валентин с Сашкой не отвлекают. Почти никогда.

– Ну что это за выходка с телефоном? – негодует мама. А папа в кухне, кажется, смеётся. Но негромко, так что Валентин не уверен. – Валентин! – Мама смотрит ему в глаза своими ярко-серыми глазами. – Это ты его, конечно, научил?

Валентин пожал плечом и опять ничего не ответил. На такой вопрос отвечать бессмысленно. Разве Сашка такой человек? Разве его надо учить таким вещам? Да он сам до всего додумывается, Сашка-то. Сам учится полезному и вредному. Сашка – самоучка, и очень способный. Так считает его старший брат Валентин.

Сейчас этот способный самоучка шлёпает босыми ногами по кухне, взбирается на стул, смотрит в окно, за которым висит термометр, и объявляет:

– Ноль градусов тепла.

Папа шлёпнул Сашку:

– Эх ты, служба погоды! У нас на Северном флоте тебе бы сразу закатали внеочередной наряд. Сегодня десять градусов тепла. Смотри, какое небо.

Валентин тоже глядит в окно. Чисто в небе, светлые облака летят, как огромные птицы.

– Немного облачковое, немного голубое, – говорит Сашка.

– Марш умываться-одеваться, – входит в кухню мама, – разгуливает, понимаете ли, в пижаме, телефонную трубку хватает, отцу «здравствуй» не сказал, дикое существо.

Мама немного сердится, но до настоящей сердитости ещё далеко – Валентин хорошо различает такие вещи. И Сашка тоже.

– Доброе утро, папа, – примерным голоском говорит Сашка и тащит со стола баранку.

Он хрустит баранкой, мама спрашивает:

– А зубы чистить кто будет, Саша?

– Пахом, – откликается Сашка, не успев проглотить баранку.

– А ты, Валентин, что хихикаешь? Ну что смешного? Взрослый парень. Какой ещё Пахом?

– Он сказал «потом». Правда, Саша? Что бы вы без меня делали? Родного сына понять не можете.

Валентин быстро ныряет в ванную комнату и прячет за полочку зубную пасту. Чтобы было веселее, когда Сашка надумает чистить зубы.

Папа уходит на работу, и сыновья по-взрослому, за руку, прощаются с ним. Сашка к тому времени уже не в пижаме, он в красных шортах и синей майке с зайцем на пузе. Раньше эта майка и эти шорты принадлежали Валентину, теперь Валентин вырос, и они Сашкины. И плюшевый медведь, и педальный трактор. И ещё много разных вещей.

Дверь за папой захлопнулась, тут же завыл пылесос. Мама не теряет времени зря, она хочет рисовать свои картинки, но любит работать в чистоте.

– Мама, я хочу яблоко! – кричит Валентин сквозь вой пылесоса.

– Возьми в кухне. Только вымой как следует, слышишь?

Когда в кухне никого нет, там скучновато. Кипит борщ на плите, бурчит голубь на подоконнике с той стороны. Валентин обводит взглядом стол, открывает и закрывает шкафчик – яблок не видно.

– Мама, я не нашёл!

– Искатель. – Мама убирает прядку со лба и продолжает чистить книги в шкафу. А потом – ковёр.

Выполз из-под стола Сашка.

– Пошли, покажу, где яблоки.

Мама смеётся и тут же напускает на себя строгость:

– Саша! Опять?

– Нет, там ещё осталось, – с достоинством отзывается Сашка.

В кухне он лезет на табуретку, на столе лежит пакет с яблоками. Валентин почему-то не заметил его, хотя пакет лежит на самом видном месте. Рассеянный он, что ли? Сашка умеет всё находить, особенно – вкусное.

Валентин моет яблоки тёплой водой – одно себе, другое Сашке, третье – маме. Сашка вытирает своё о майку и весело отгрызает чуть не половину. Он глубоко зарылся в яблоко, перемазал щёки.

– Умылся бы, Сашка, – сказал Валентин.

– После каждого яблока не наумываешься.

Тоже правда.

За окном в это время закричали истошным голосом:

– Антон! Кусакин! Выходи гулять!

– Иду! Иду! – заорал откуда-то Кусакин. – Без меня не начинайте.

В футбол будут играть, наверное. Валентин укоризненно глядел на маму, она теперь молча моет посуду. Он длинно, протяжно вздохнул – это не помогло нисколько. Да, честно говоря, Валентин знал, что зря старается, – мама не отпустит его во двор. Тем более что двора-то у них никакого нет.

Однажды Валентин вышел в кухню и сказал:

– Мама и папа! Мне надо с вами серьёзно поговорить.

– Давай, – папа отодвинул чашку с чаем. Мама перестала перемешивать винегрет или салат. – Мы тебя внимательно слушаем.

– Мне скоро шесть лет, я большой парень. Хочу гулять во дворе один, без мамы.

Папа вопросительно смотрел на маму. Она сказала:

– Нет. Во дворе стройка, ездят машины. А ты, Валентин, невнимательный.

– Я буду внимательным, – быстро пообещал он.

– Вот когда будешь – тогда и гуляй, – сказал папа.

– А так нечестно, – завёл волынку Валентин, но знал, что напрасно. Это же всегда видно – когда можно добиться чего-то, а когда нельзя. – Нечестно. Если не тренироваться, то и не научишься.

Тут явился Сашка и в поддержку брату завыл:

– Нечестно! Все гуляют! Всем можно!

Папа продолжал пить чай. Мама продолжала большой ложкой размешивать салат или винегрет.

Они тоже умеют не отвечать, эти родители.

Мама наконец сняла передник. Теперь они, наверное, пойдут гулять. И может быть, Валентина тоже примут в футбол.

– Валентин, протри, пожалуйста, пол в детской. Саша тебе поможет.

Спорить бесполезно, и они стали мыть пол. Паркет покрыт лаком, и мыть его совсем нетрудно. Но ведь толку нет в этом мытье – всё равно опять запачкается и замусорится пол. Но спорить Валентин не будет – мамина любовь к чистоте не знает границ.

Валентин возит тряпкой по полу, рядом пыхтит Сашка. Он, конечно, норовит толкнуть брата. И Валентин, разумеется, немного отпихивает Сашку. Руки у них заняты, и они толкаются боками. Круглые щёки Сашки блестят, ямочки на щеках перемазаны яблоками и вареньем, которое Сашка успел разыскать. Опять пихнул.

– Ах, ты так! – Валентин сильно боднул брата. А Сашка – его. Тут они нечаянно налетели на ведро, вода полилась на чистый пол, ведро загремело. В детскую заглянула мама, ничего не сказала, сделала вид, что ничего особенного. Всё-таки мама – замечательный человек.

Когда Валентин с Сашкой вытерли лужу, пол сверкал лучше, чем новый.

– Одеваться и гулять, – сказала мама, застёгивая сапог.

Валентин быстро обул ботинки, надел куртку. Рядом пыхтел, распутывая колготки, Сашка.

– Давай, Сашка, я тебе помогу, – предложил Валентин.

Сашка сказал:

– Помоги.

А мама ничего не сказала, хотя Валентин ждал, что она его похвалит.

Валентин очень любит, чтобы его хвалили. Может быть, это его недостаток? Но ведь все люди, кажется, любят, когда их хвалят. Или не все?

Первое упоминание о зелёной собаке

Во дворе было мало детей – только совсем крошечные копались в песочнице. Остальные – в детском саду.

Валентин и Сашка не ходят в детский сад, потому что их мама работает дома.

На деревьях сидели вороны, и Валентин немного полюбовался этими большими сильными птицами. У каждой крепкий клюв и серая шаль накинута на спину. Вот ворона приметила на земле что-то для себя подходящее, слетела с тополя и схватила корку или селёдочный хвост. Утащила в сторонку и клюёт. Почему именно ей досталась эта еда? Вон их сколько на дереве, точно таких же. Значит, эта лучше смотрела? Или она быстрее соображает? Или ещё почему-нибудь?

Мама села на скамейку и раскрыла книгу. По детской площадке прыгал совсем маленький мальчишка в красном комбинезоне, похожий на помидор.

– Стасик, не прыгай! Играй спокойно, Стасик, – уговаривала его бабушка, она прогуливалась вокруг площадки и вязала на ходу.

Валентин взял в маминой большой сумке лопатку и стал строить канал между двумя лужами.

Ничего, что земля каменистая, Валентин давно приспособился рыть каналы. Даже Сашка умеет. Тут главное – правильно выбрать направление канала, чтобы вода потекла из одной лужи в другую.

– Валентин, я тоже хочу копать канал. – Сашке всегда хочется делать то же самое, что брату.

– Копай навстречу, – ответил Валентин.

Качели, карусель, турник, горка – всё стояло пустое, не хотелось сегодня ни крутиться, ни качаться. Это ведь тоже – как настроение придёт. И больше всего тянет покачаться, когда качели заняты. А покружиться на карусели хорошо тогда, когда там толпа и свалка и вокруг стоят жаждущие.

Мамы и бабушки прохаживались вокруг детской площадки. Время от времени то одна, то другая подходили к своему малышу. Нос вытереть. Или шапку поправить, чтобы не лезла на глаза. А скорее всего – просто чтобы ребёнок не чувствовал себя забытым.

Одна бабушка с сиреневой сединой и в сиреневой кофте сказала:

– Вот я смотрю – у вас двое. Трудно, наверное?

Мама весело посмотрела на неё.

– Ну что вы. С двумя даже легче, чем с одним, уверяю вас. Они же друг дружку занимают, воспитывают.

– Шутите, конечно, – сиреневая бабушка отошла, недовольная. Она хотела маму пожалеть, а мама не позволила. И правильно.

– Сашка, вынь палец изо рта сейчас же, – приказал Валентин.

Пусть они видят, что он воспитывает младшего брата.

Но никто почему-то не обратил на это внимания.

Дело в том, что мамы и бабушки были заняты своими важными разговорами. Одна рассказывала, как вшить рукав. Другая отвечала, что всё это мещанство, а надо бегать трусцой. Это была как раз фиолетовая.

– Моя дорогая, моя дорогая, – сказала она, – сейчас все передовые люди бегают трусцой. Я лично бегаю. И записалась на аэробику, да, да, не собираюсь стареть.

– А я шить люблю, – виноватым голосом отвечала молоденькая мама Помидорчика в красном комбинезоне. – И почему мещанство? Вот комбинезончик Илюшеньке сшила, сама, а как фирменный.

Все обсуждали комбинезон, и аэробику, и рецепт пирога с зелёным луком. Услышав про пирог, Сашка перестал рыть канал и поднял свой короткий нос прямо к той пухленькой маме крошечной девочки в голубой шапке. Как будто пирог лежал у неё в сумке, и Сашка надеялся получить кусочек прямо сейчас.

Все шумели, оживление у взрослых было ничуть не меньше, чем у детей. Только мама сидела молча и перелистывала страницы книги. Только один раз она подняла голову, когда фиолетовая бабушка сказала, что шить мещанство и вязать мещанство тоже. А уж печь – и совсем мещанство, так она сказала. Вот тут мама вставила своё слово:

– По-моему, мещанство – считать нормальные женские дела мещанством. – Вот так сказала мама. И Валентину это понравилось.

Та, за которую мама заступилась, улыбнулась ей и стала вязать быстрее.

А лиловая ответила недовольно:

– Слишком сложно для меня.

И сердито и сильно вытерла нос своему внуку, который запищал и постарался вывернуться у неё из рук.

Валентин копал и всё видел и всё слышал. Так уж были устроены его глаза и уши. Вот канал закончен, и вода перетекла из одной лужи в другую почти вся.

– Теперь там глубина, – сказал Валентин, – можно пускать корабли.

Сашка схватил с земли щепку и кинул в лужу.

– Поплыл мой теплоход!

И тут Валентин услышал:

– Валентин! Привет!

На скамейке в стороне от детской площадки сидела Сонька. Она сидела и раскачивала с большой силой свою ногу, а сама смотрела на Валентина, как будто хотела сказать: смотри, как я умею ногой качать. Тебе так никогда не суметь. Сонька всегда так смотрит, как будто она, Сонька, – большой молодец, а ты – так себе, пустой человек. У Валентина есть на этот случай ответный взгляд, прищуренный и твёрдый. Он означает: «Что ты, Сонька, выставляешься? Совершенно ты не молодец, а так себе девчонка».

Но Соньку не собьёшь. Она насмешливо улыбается, ещё сильнее раскачивает ногу, а потом – раз! – ловит её другой ногой, обвив одну вокруг другой, как удав.

Зелёный помпон на длинном шнурке болтается вокруг Сонькиной головы.

– Гуляешь, Валентин?

Он не отвечает на лишние вопросы. Сама, что ли, не видит?

Сонька берёт со скамейки своё голубое ведро. На нём большими кривыми буквами нацарапано «Соня». И на совке – «Соня», и на лопатке, и на мячике.

Когда Валентин увидел эти надписи в первый раз, он спросил:

– Это зачем?

– Чтобы не перепутать, – ответила тогда Сонька и посмотрела с превосходством. Она и в прошлом году уже умела так смотреть. – А то у всех всё одинаковое. Вон и у тебя такой мячик, и у всех. И совок тоже такой же.

Валентин засмеялся:

– А если перепутаешь, то чем плохо? У всех же всё одинаковое.

– Ладно, ладно, – вступилась тут Сонькина бабушка с длинными серьгами, висящими из-под меховой шапки, – нам чужого не надо. А своё надо беречь. – Тут Сонькина бабушка отряхнула пыль со своих красных кроссовок. Она была одета в спортивную куртку и в светлые вельветовые брюки. – Мало ли что.

Глаза у бабушки справедливые. И Валентин прекратил спор.

Хотя про себя всё равно не согласился: лопатки и мячики, ведёрки и совки и резиновых зайцев покупали в одном и том же магазине «Товары для детей», а перепутать даже интересно.

– Валентин, не мучай людей лишними разговорами, – позвала мама, – пойди сюда. Посмотри, какие синицы прилетели. Вон, вон, на верхушке старой берёзы.

– Мне тоже синиц, – потребовал тут же Сашка. А как же?

– Обязательно. – Мама – молодчина, она никогда не спорит напрасно.

Синицы, действительно, суетились и верещали. Валентин задрал голову и смотрел, и Сашка смотрел. А Сонька не стала, её синицы не интересовали. Соньке всегда было интересно только то, что говорила сама Сонька. Вот и сегодня она заявила, запутав ногу вокруг ноги:

– Эй, Валентин! А я в школу после лета пойду. Ага! Мне уже купили азбуку, и кассу, и ручку, и карандаши, и счётные палочки.

Валентин хочет сказать, что ему тоже купили и кассу, и палочки, и пластилин, и ещё тетрадки, и ещё он хочет сказать этой хвальбушке Соньке, что нормальные люди не говорят «после лета», а говорят «осенью» – вот как называется это прекрасное время, когда все, кому стукнуло шесть, идут в школу. И он, Валентин, именно пойдёт в первый класс. И школьную форму ему скоро купят.

Но она не даёт сказать – такой у Соньки характер.

– Я пойду в школу, а тебя не примут, Валентин!

– Почему это? – Он обижается всерьёз. Почему-то в эти минуты не удаётся ему догадаться, что она болтает нарочно, дразнит его.

– Нос не дорос, – вредничает Сонька и раскачивает, и раскручивает свою ногу.

Бить девочек мама ни за что не разрешает.

– Не, тебя не примут, это же ясно! Хи-хи-хи.

Валентин глянул незаметно в сторону мамы. Нет, он не надеялся на мамину поддержку, он просто так поглядел. Мама отложила книгу и смотрела вверх – не то на облако, не то на верхушки берёз, которые как раз начинали покрываться мелкими новенькими листочками. Мама считает, что её сыновья должны справляться с мелкими жизненными конфликтами сами. Валентин, правда, с этим не согласен: не пускаете гулять одного, тогда хоть заступайтесь, что ли. Но нет – никто заступаться не собирался.

Мамы и бабушки, заинтересованно вытянув вперёд шеи, обсуждали, как варить суп из шпината.

– Я добавляю щавель, чтобы был кисленький. И кладу зелёный лук.

– А мой зять вообще не ест зелень – только мясо. Дикарь.

Молоденькая мама Гульки говорит:

– Из шпината хорошо делать маску на лицо. Очень освежает и питает кожу. Я делала – исключительно действует.

– Вам-то зачем маску? – возмутилась Сонина бабушка и выставила на скамейку ногу в красной кроссовке. – Двадцать лет, и маски какие-то.

– Самое время, – не согласилась Гулькина мама, но продолжать беседу не смогла: заплакала в коляске Гулька.

Сонька доводила Валентина и одновременно прислушивалась к разговору взрослых.

Валентин клокотал от ярости.

– Сейчас ты получишь, Сонька-ехидина! Узнаешь тогда!

– Ольга Алексеевна! – специальным гнусавым голосом затянула Сонька. – Ваш Валентин обзывается и грозится!

Но мама – молодчина. Она продолжает любоваться облаками. Может быть, она собиралась потом нарисовать эти облака, этот двор с качелями и каруселями? Этих детей? Илюшу-помидорчика в красном комбинезоне, краснощёкую Гульку в синей коляске? Или, например, Соньку с зелёным помпоном, болтающимся вокруг головы? Яркая получилась бы картинка.

А пока мама поглядывает на небо, иногда вставляет фразу про шпинат, про щавель или про салат. Она участвует в общем разговоре и не хочет вникать в мелкие споры, возникающие между её старшим сыном Валентином и его знакомой девочкой Соней. Когда Сонька специальным ябедным голосом взывала к Ольге Алексеевне, она её как будто не слышала.

А пока Сонька ждала, что ответит на её жалобу Валина мама, Валентин успел всё-таки сказать:

– Мне скоро шесть! Меня тоже запишут в школу. У меня тоже есть азбука! И ещё есть ранец!

Он спешил всё это выложить. И всё равно чувствовал, что не победил. Сонька смотрела насмешливо, а он оправдывался перед ней, как будто в школу принимает Сонька, а не директор.

– Ха! – Она высоко вздёрнула свой короткий нос. Ровненькая чёлочка нависает над коричневыми глазами. Тощие ноги раскручиваются и закручиваются. – Ты и читать-то не умеешь! И считать не умеешь! А я умею без остановки досчитать до шестнадцати!

– Да ты что? Я могу хоть до миллиона!

– Прямо! До миллиона! А я все буквы знаю! До одной!

– И я все знаю! По-печатному все, а по-письменному не все!

– Врёшь! До миллиона даже мой папа не умеет! Он сказал – некогда до миллиона!

– А мой умеет! У них на Северном флоте все умеют считать до сколько угодно! А твой папа сухопутная… – Валентин хотел сказать «крыса», но тут мама перестала разглядывать облако и позвала:

– Валентин! Не шуми, пожалуйста, приди в себя.

Это означало – перестань хвалиться, перестань ссориться, ну и тому подобные приказы в форме культурной просьбы.

И тут Сонька говорит:

– А если ты такой умный, пойди вот сюда, к столбу. И прочитай вот это объявление. Ага, не можешь? Ну и молчи.

Сонька полетела к фонарному столбу, Валентин бежал за ней и сам не знал, чего он слушается эту Соньку.

На столбе было приклеено объявление. Оно было написано довольно крупно, но по-письменному. Весенний ветер трепал бумажную бахрому, и на каждой бахромке был номер телефона.

– Читай! Ну, читай, если ты такой грамотный!

– «Потерялась собака, – медленно стал читать Валентин, – помесь лайки и болонки. – Он читал с трудом этот взрослый почерк, а Соня слушала. И опять получалось, что она лучше его – слушает, улыбается, голову набок склонила, насмешливо ждёт, что там, в этом объявлении, которое ей, Соньке, ни к чему, а он, этот дурень Валентин, старается, читает. – Помесь, значит, лайки с болонкой. Ноги короткие, уши торчком, на шее ошейник. Шерсть на спине зелёная. – Валентин остановился, поморгал и прочитал снова: – Шерсть зелёная». Честное слово, Сонька, тут так написано! Вот смотри, шерсть зелёная.

Ох, как захохотала Сонька! Она запрыгала вокруг столба! Она захлопала в ладоши! Она стала от безумного веселья хвататься за живот, согнулась от смеха, её повело в сторону, потом – в другую сторону. Она вопила на весь микрорайон:

– Вот это грамотный! Сразу видно! Зелёная собака! Зелёная! Собака! Эх ты! Во даёт!

Валентин от обиды не находил слов. Да что же это такое? Там ясно написано – шерсть зелёная. Ну откуда он знает, почему потерялась именно зелёная собака. И разве он, Валентин, может отвечать за чужую собаку? Да ещё зелёную? И что с ней делается, с этой невозможной, противной девчонкой Сонькой.

– Ну прочитай сама! Вот же, читай!

– И не буду! И так знаю! Не бывает зелёных собак! Не бывает на всём свете!

А ты выдумываешь! И читать не умеешь! Мамочка родная! Держите меня! Падаю! Зелёная собака!

Тут одна догадка мелькнула в голове Валентина. Очень нужная в споре с этой Сонькой догадочка. Может, Сонька-то и читать не умеет? Но не такой человек Сонька, чтобы позволить высказывать Валентину разные там догадки и предположения. Мало ли что ты думаешь. Думай про себя, это Соньку не волнует.

Вот она скачет на одной ноге и считает:

– Один, два, три, четыре, – она захлёбывается от торопливости, но не даёт себя сбить, – одиннадцать, двенадцать. Зелёная собака с малиновым хвостом! Пятнадцать! Шестнадцать!

Так она дразнила его, эта бессовестная ехидина, и смеялась, и дразнилась, и язык высовывала, и песню идиотскую орала:

– Валентин номер один! Валентин номер один!

И вдруг она перестала орать и перестала прыгать. И сказала:

– Ой!

И глаза из нахальных стали вдруг растерянными.

Что же случилось?

А вот что. Рядом с Сонькой оказался маленький Сашка. Долго не раздумывая, он подбежал и стукнул Соньку своей красненькой пластмассовой лопаткой. Он ударил её по спине, эту зарвавшуюся Соньку. И она от неожиданности остановилась. И даже немного растерялась. Но ненадолго. Схватила со скамейки свою меченую лопату с буквами «Соня» и замахнулась на маленького Сашку. Но тут уж Валентин встал между ними, схватил Сонькину руку и опустил лопатку вниз. При этом он глянул на Соньку так, что она замолкла.

– Не посажу её в свой автобус, – объявил Сашка. – Поехали, Валентин! – Сашка зафырчал, объявил громко: – Следующая остановка – школа!

Они помчались вокруг детской площадки на своём автобусе. А Сонька, опомнившись, закричала вслед:

– Зелёных собак не бывает! У кого хочешь спроси!

– Не кричи, Соня, горло простудишь, – сказала её бабушка и увела Соньку домой.

Вечером, когда Валентин доклеивал картонный дом с зелёной крышей, Сашка вдруг спросил:

– Валентин, а бывают зелёные собаки?

– Не знаю, Сашка. Я не встречал. Но там так написано.

– Может, и найдётся она, зелёная эта собака.

– Наверное. Ты, Сашка, давай спи. Лопатой ты её всё-таки зря: девчонок бить нельзя.

– А я маленький, – твёрдо ответил Сашка, совершенно уверенный в своей правоте.